***

О, ИСКУСИТЕЛЬ, ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА!

Мы возвратились на Кипр на третьи сутки. И снова я остался один в знакомой уже комнате. Казалось, вообще никуда отсюда не отлучался, просто приви-делось Мертвое море, Иерусалим, живые Божьи гла-за – звезды. Я сидел на резном, увитом розами бал-коне на вилле адвоката и глядел вдаль, на море. Те-плое Средиземное море! Среди-земное! Какая точ-ность. Если тут рядом зародились три великие рели-гии, значит, это и есть середина нашей земли.
Если бы не лежащая на тумбочке передо мной ру-копись неопубликованного романа о зверобоях, мож-но было бы продолжить рассуждения о чудесном сне, но… кто-то мягко вошел в комнату. Я обернулся, и теплая пелена разом окутала меня с головы до ног. Ольга Михайловна! Медицинская сестра! Мой добрый гений в этом запутанном для меня царстве. Единст-венный симпатичный мне человек.
- Здравствуйте, Алексей! – завораживающим голосом почти Будет вам! – по-простому ответила женщина, осторожно присаживаясь на стул, привычно оправила платье. Выглядела Ольга, как всегда, обворожитель-но – элегантный наряд в нежно-розовых тонах удиви-тельно гармонировал с блеском платиновых волос. – Чем занимаетесь?
- Смешно сказать. С недоумением перечитываю собственную рукопись.
- Зачем? С какой стати? – искренне удивилась Ольга Михайловна. – Если вы считаете, что роман готов, беритесь за следующий. Романы на земле не валяются, особенно хорошие. А правда ли, что когда писатель завершает книгу, она для него как бы уми-рает, становится чужой?
- Истинная правда! – Я был удивлен этими сло-вами. Обыкновенная медсестра, а как тонко разбира-ется в литературе. – Писатели – люди со странно-стями. Например, я, завершаю черновой вариант, прочитываю его по горячим следам и… нет, не бегу в издательство, наоборот, засовываю рукопись в са-мый дальний ящик стола и забываю о романе, хотя поначалу все в новой книге кажется интересным. Но… следует дать рукописи “отлежаться”.
- Первый раз слышу о такой технологии творче-ства.
- Знаете, Ольга Михайловна, как дозревает сыр до нужной кондиции? После варки на него набрасы-ваются мириады микроорганизмов и “доводят” сыр до нормы.
- Фу! Какая мерзость! – притворно поморщилась женщина. – Больше никогда сыр есть не стану, но… романы – не сыр.
- Ах, да! – спохватился я. – Однажды я вспоми-наю о “дозревающем” романе, достаю его из стола и… тут-то и начинается настоящая работа, шлифов-ка, ибо все прежде написанное и казавшееся чудес-ным на поверку оказывается фальшью, бредом, сплошной чепухой. Сначала появляется желание вы-бросить рукопись на помойку или сжечь, как это сде-лал Гоголь с “Мертвыми душами”, но… пересилива-ешь себя, садишься за письменный стол и, как гово-рят скульпторы, начинаешь отсекать от куска гранита все лишнее… Извините, я путано говорю, вы меня смущаете.
- Смущаю? Не ожидала, - Ольга Михайловна одарила меня обволакивающей улыбкой, - кстати, я не писатель, однако и у меня подобное случается. Под вдохновение принимаю, казалось бы, гениальное решение, но когда остыну, вижу: сморозила глупость.
Хорошо, что я вовремя удержался от вопроса, ко-торый мог бы спугнуть, насторожить женщину, мол, какие такие гениальные решения должна принимать обыкновенная медсестра? Дураку понятно: Ольга Михайловна – редкость. Обычно красивая женщина, как правило, не больно умна, и наоборот. А в ней удачно и счастливо сочетались ум и совершенная славянская красота.
- Представляю, как вам здесь тоскливо! – не дождавшись от меня инициативы, сказала Ольга Ми-хайловна.
- И не только здесь, - признался я, - внешне, кажется, моя жизнь наполнена и значительна, а на деле – скучна и малоперспективна. А вы, как живете в этих трижды благословенных краях?
- Главное, свободна, как птица! Только наша бывшая родина придумала паспорта, прописки, тру-додни, жизнь на положении рабов, чудно и страшно, мои бедные родители-крестьяне не имели вообще не только документов, но и права переехать в город по своему желанию. Мы исполнили свою заветную меч-ту. Да и кто это выдумал, будто человек обязан жить там, где родился? Мы – граждане мира, даже птицы перелетают с места на место.
Я слушал ее, затаив дыхание, слабо вникая в смысл сказанного ею. Присутствие этой женщины удивительнейшим образом действовало на меня, прожженного холостяка, успокаивало, даже застав-ляло смущаться, чувствовать себя глуповатым.
- Как поживает ваша дочь?
- О, вы даже про дочь помните? – искренне удивилась Ольга Михайловна. – Я и обмолвилась-то о ней, помнится, одной фразой. Слава Богу, она тоже вполне обеспечена. На родине, на Украине, Полине была уготована участь миллионов ее сверстниц, а тут… полная свобода выбора. Дочери так много хо-телось, но она, гордая, отказалась от материальной помощи, сама вышла замуж, освоила и довольно не-плохо греческий и новогреческий языки. Недавно у Полины родился второй сын. Но… у дочери своя жизнь, у меня своя.
- Судя по вашим рассказам, вы хорошо тут уст-роились? Вы счастливы?
- Говорят, для полного счастья нужны три усло-вия: американское жилище, китайская кухня и… рус-ская женщина, - улыбнулась Ольга Михайловна. – Перефразируя последнюю часть, выходит, кроме кухни и жилища, нужен и русский мужчина. – Женщи-на лукаво взглянула на меня и принялась энергично помешивать серебряной ложкой кофе. – Любой муж-чина был бы безумно счастлив иметь такую женщину, - робко заметил я.
- Слушайте, писатель, - веселые бесенята за-прыгали в глазах Ольги Михайловны. – Вы что, пере-спать со мной хотите, или… всерьез ухаживать соби-раетесь?
Я опешил от столь неожиданной смелости. Фраза была явно не из ее лексикона, но… кто в состоянии заглянуть в душу женщины?
- Зачем вы так? – смущенно спросил я. – Неу-жели богатство – ключ к вседозволенности? Лучше объясните, с какой целью вы так часто появляетесь в доме этого господина… Эдуардаса?
- Может, я его любовница? - Ольга Михайловна явно поддразнивала меня. Это, наверное, забавляло ее. Возможно, и мне не стоило задавать подобные вопросы. - А чему удивляетесь? Думаете, Эдик молод для дамы бальзаковского возраста? Эх, наивный вы человек, писатель.
- Ежели не угодил, извините, только не уходите, пожалуйста.
- Соскучились по разговорам?
- Нет, просто вы – идеальный образ для моего нового романа. Откуда это у вас?
- Что именно?
- Целый арсенал достоинств и недостатков, красота и жесткость в разговоре, обаяние и прямоли-нейность, глубокий ум и, простите, вульгарность?
- Ответ лежит на поверхности: я – богата! Очень богата! И могу себе позволить быть свободной и в словах, и в поступках. А вдруг вы мне понрави-тесь?
- Кто вы, Ольга Михайловна? – вырвалось у ме-ня. – Ангел-хранитель или дьявол-искуситель?
- Я – артистка. Не театральная, не эстрадная, артистка жизни. Иначе бы мне не удалось освоиться в чужом краю, сделать хороший бизнес, изучить язык, обзавестись друзьями, стать своей.
- И что же вам это дает?
- Что я могу себе позволить? – вскинула на ме-ня удивленные глаза женщина. – О, я могу совершить кругосветное путешествие по высшему классу. Могу подняться с проводником-шерпом на вершину Гима-лаев, я все могу! Представляете, ощущение всемо-гущества? Весь мир у твоих ног! – Я не сразу разга-дал: шутит она или говорит вполне серьезно, ибо ка-кая медсестра в состоянии совершить “кругосветку”? – У вас на языке застыл вопрос, кто я? Что я? Зачем это знать? Мы друг другу приятны, и этим все сказа-но.
- Вот это и есть гениальная мысль! – Я посмот-рел прямо в ее глаза, и мне стало неловко - Ольга Михайловна вновь преобразилась, сделалась чопор-ной аристократкой, с брезгливой миной на лице.
- Милый друг! – напыщенным тоном сказала она. – Потяну я роль баронессы де Монсельро?
Я расхохотался. Разулыбалась и Ольга Михай-ловна, продемонстрировав мне свои артистические способности. Я глядел на нее и думал, где же ты бы-ла на заре моей юности, почему мне на долгом жиз-ненном пути не встретилась такая. Чтобы замять пау-зу, я подошел к холодильнику, достал пластиковую бутыль с минеральной водой, налил себе и ей в за-потевшие бокалы. Ольга отказалась, а я стал жадно пить, охлаждая себя. Никогда бы не поверил, что в моей душе с такой силой может вспыхнуть давным-давно забытое чувство любви и восторга.
- Давайте, дорогой, сменим пластинку! – вовре-мя нашлась Ольга Михайловна. – Впервые встречаю “живого” писателя, и, как любитель беллетристики, рада общению, так много хочется узнать. Давайте по-говорим о вашем творчестве, о вас.
- Скучная тема.
- Для кого как. - Ольга Михайловна ловким, за-ученным движением поправила и без того безукориз-ненную прическу, - Задам штамповый вопрос: “Над чем вы сейчас работаете? Новый роман? О чем?”
- Хочу скрупулезно проследить развитие любви в пожилом возрасте, - лихо придумал я, хотелось за-интересовать эту даму, удержать подольше возле себя, - ведь правильно говорят: любви все возрасты покорны.
- Кто по профессии ваши герои?
- Заурядные, но очень красивые душевно люди. Он – журналист, она – врач. – Меня заинтересовало, как отреагирует на эту нехитрую уловку Ольга Ми-хайловна, догадается ли, на что я намекаю?
- Врач у вас, надеюсь, от Бога? Обязательно сделайте его верующим, пусть он знает не только курс медицинских наук.
- Что вы под этим подразумеваете?
- Хотите, расскажу недавний случай, который взбудоражил полгорода?
- С удовольствием послушаю.
- Месяц назад в нашем городе хоронили восем-надцатилетнюю гречанку, дочь известного адвоката. А ровно 18 лет назад в их доме был на постое старый врач. Неожиданно в дом постучали. Хозяйку дома, а она была фельдшерицей, вызывали принять роды. Старый врач сказал: “Сейчас вы примите роды, на свет появится девочка, она несчастна”. “Почему не-счастна?” “Увидите сами,  только… прежде чем идти в дом, выгляните в окно, на кухне первого этажа”. Женщина так и сделала. Заглянула в окно кухни и увидела… девушку в петле. Женщина, конечно, про-молчала. Прошло ровно 18 лет, и предсказание странного врачевателя сбылось. Спросите, зачем я вам это рассказала. Отвечу: краем уха слышала, будто и вы предсказываете судьбу.
- Человеку многое дано, - ушел я от прямого от-вета.
- Попробуйте отгадать мою судьбу? – игриво попросила Ольга Михайловна. И у меня от ее кол-довского голоса, казалось, остановилось сердце. Опоила, видать, меня красотка зельем или сглазила, или я совсем оглупел под этим нежным солнцем.
- Не стану оглашать ваши финансовые возмож-ности, - лихо начал я фантазировать, - остановлюсь на личных проблемах.
- Оно! Уже “тепло”, - заулыбалась Ольга Ми-хайловна. – Это главная моя боль. Продолжайте, ми-лый лжец!
“Милый лжец!” – да что она со мной делает? Сло-во “лжец” я мысленно опустил, а “милый” оставил. И впрямь, когда мы влюблены, мы – глупы.
- В вашей жизни, мадам Ольга, вскоре произой-дут большие перемены. Сначала в лучшую, потом в худшую, а уж потом, окончательно, в самую лучшую сторону. Дайте вашу руку! – Я с трепетом взял ее мягкую ладонь, сделал вид, будто рассматриваю ли-нию жизни. – О, тут есть одна заковырка.
- Выкладывайте! – требовательно проговорила женщина.
- Вряд ли стоит… однако если вы требуете… одна из дальних поездок обернется бедой, а потом счастье воссияет над вашей прекрасной головой. Вы запечалились?
- Сразу все хорошо не бывает, - Ольга Михай-ловна одарила меня загадочной улыбкой. И неожи-данно призналась: - Странные существа, мы, - жен-щины. Когда одиноки, мечтаем о суженом, боготво-рим любую посредственность, убеждаем себя, что будем горячо, страстно любить, угадывать все его желания, а как только ухватим мужчину за штаны, мгновенно улетучиваются из наших ветреных голов мечты и идеалы.
Мы замолчали, подошли к окну, наблюдали, как темнело море, отражая береговые огни. А когда по-дул свежий ветер, я затворил окна. Наверное, со сто-роны мы могли показаться сумасшедшими: сидели напротив друг друга и беспричинно улыбались, попи-вая кофе со сливками. А вскоре гостья покосилась на крохотные золотые часики, встала:
- Ну, провидец, спасибо за беседу. Мне пора! Гора с горой не сходится, а человек с человеком обя-зательно сойдется при одном условии.
- Нельзя ли узнать это условие?
- При остром обоюдном желании, - Ольга Ми-хайловна встала таким образом, что спиной загоро-дила дверной проем, осторожно протянула мне узкую полоску бумаги. И, поправив перед зеркалом, вышла с гордо поднятой головой. Я сразу догадался: жен-щина проделала этот трюк, чтобы закрыть собой “глаз” электронного сторожа, который нагло следил за каждым нашим движением, такой же “глаз” я заме-тил и на балконе.
Держа в ладони клочок бумаги, я вошел в туалет-ную комнату. Прочел записку: “Ночью никому не от-крывайте двери. Вам грозит опасность. Особенно не волнуйтесь, я доложу общему другу. Записку немед-ленно уничтожьте…”

* * *