Жалость

Хельга Мун
Жалость
Как-то раз мама взяла меня с собой на день рождения своей коллеги. Но предупредила:
- У Л.С. есть дочь твоего возраста. К несчастью, она тяжело больна. Плохо говорит, странно выглядит. Постарайся, пожалуйста, не выказывать своего отвращения. И не бойся.
Я поклялась, что ничего подобного не произойдет. Когда мы пришли в гости, никого, кто по-маминому описанию подходил бы под дочь Л.С., я не увидела. После официальной части гости развеселились, посыпались шутки, зазвучал смех. Мне было весело,  тем более принесли огромный торт.  Мое место находилось напротив двери, ведущей в коридор, и, случайно подняв глаза, я так и застыла с чашкой в руке. Из полумрака на меня (или всех нас) смотрела девочка. Я не очень хорошо ее разглядела, но запомнила, что одна рука у нее была как-то странно искривлена. Из-за плеча девочки выглянула старушка, и они обе ушли. Это и была дочь Л.С..
Всю обратную дорогу я выспрашивала у мамы о ней. Почему она такая, да почему не сидела снами, есть ли у нее подруги, ходит ли она в школу и т.д. Мама мне все терпеливо объясняла. Я думала об этой девочке, пока не уснула. А, встав, утром, попросила маму позволить мне  быть подругой этой девочки. Почему-то мама категорически отказалась. Но я была упряма, настаивала, говорила, что это бесчеловечно так относится к хорошему человеку и пр. Наконец, мама сдалась. Под предлогом передачи каких-то документов, мне было разрешено познакомиться с Таней поближе.
Я была безумно рада, приготовила в подарок книгу, и всю дорогу рисовала себе замечательные картинки: как мы будем вместе гулять, я помогу ей в учебе, и у нас даже будут свои тайны.
Позвонив в звонок, страшно волнуясь, ждала я этой встречи. Мне открыли,  и Л.С. предложила войти. В прихожей я передала ей мамины бумаги, услышала короткое «Спасибо», и, решившись, спросила - не могу ли я увидеть Таню:
- У меня для нее небольшой подарок.
Маленькая, хрупкая Л.С. внимательно посмотрела не меня и спокойно сказала:
- Хорошо, - и позвала. -  Таня, выйди!
И Таня вышла. Здесь, в ярко освещенной прихожей, я с ужасом  увидела, что одна нога у нее короче другой, левая рука скрючена разбухшими сухожилиями, а из уголка рта течет слюна.
Я плохо помню, что бормотала, давая ей книгу.  Еще хуже помню, как ушла. Но очень хорошо я запомнила ее глаза и ту радость, с которой она приняла мой подарок.  Позже, на улице, когда шок от пережитого прошел, я испытала такой приступ жалости и сострадания, что мне казалось, я физически чувствую эту боль. И я поняла, что не смогу. Не смогу видеть эти глаза с налетом надежды и смотреть в них честно. Не жалея.
Мне было всего одиннадцать. И мы никогда больше с мамой об этом не говорили.