Рассказ
На низкой лавочке у покосившейся от ветхости фанзы, понурив голову, сидела молодая женщина. Взгляд её застыл на куче золы давно потухшего костра. Его нечем было развести, чтобы приготовить обед. Чашечка риса стояла рядом на лавочке, и женщина изредка брала оттуда, не глядя, рисовые зёрнышки, медленно клала их в рот и также медленно, с полным безразличием, жевала их.
Сильный порыв ветра, взметнувший вверх пепельную пыль, заставил женщину подняться. Прихватив с собой чашечку с рисом, она неторопливо направилась к двери фанзы, если, конечно, куски картона, прибитые к деревянной раме, можно было назвать дверью. Серо-сизая пыль проникла внутрь жилища через проём разбитого окошка, ничем не заставленного. Ветер усиливался, принося в фанзу клубы пыли и золы, так что становилось нечем дышать.
Фанза, - тип традиционного китайского жилища, двухкомнатное строение, с саманными стенами и двускатной крышей, - всё ещё служила людям. Её входная дверь располагалась по направлению на юг. Она вела в кухню, где был расположен очаг, который с помощью дымоходов отапливал комнатные каны (широкие нары). Внутри кана проходил дымоход, сложенный из плоских камней. Вмазанный в очаг железный котел служил обитателям фанзы для приготовления пищи. Горячие угли из очага высыпались на особое возвышение — угольник, — и использовались для раскуривания трубок, подогревания воды и просушки одежды. Огонь разводился на угольнике, при этом дым выходил через открытую дверь. В редких случаях, - как это было и сегодня, - костёр разводили на улице.
Фанза не имела потолка, крыша была поставлена непосредственно на стены, поперек стен были уложены несколько жердей для развешивания одежды. В тёмном углу на куче сухих листьев, накрытых кусками картона, лежал мальчик лет тринадцати. Он безучастно смотрел на всё и даже не прочь был бы заснуть, но его окликнула мать и попросила принести ей сумочку, где хранился рис. Пак Си Юн, - так звали мальчика, - разгрёб листья и достал сумочку, с которой он ещё не так давно ходил в школу. Трясущимися руками женщина взяла сумочку, раскрыла и высыпала в неё остатки рисовых зёрен из своей чашечки. Плотно закрыв сумку, она положила её на старое место со словами:
- Мы ничего не варили вот уже два дня. Сходи в соседнюю деревню, попроси у кого-нибудь спичек. Да не забудь прихватить с собой несколько кусочков картона и старых газет, чтобы закрыть окно и развести костёр. Сам знаешь: у нас нет денег на стёкла. Иди, мой мальчик!
Пак Си Юн, ничего не сказав, кивнул головой и исчез за дверью. В соседней деревне он ничего не добыл и решил идти в город, хотя на улицах его в эти дни появляться было опасно. Больше полугода в городе, находившемся на военном положении, хозяйничала гоминдановская армия. Всё это время тут шли повальные обыски; гоминдановцы тщетно пытались напасть на след партизан, неуловимых «призраков гор», докучавших своими налётами действующей армии.
Шпионы и лазутчики пытались установить местонахождение лагеря «призраков гор», но это им сделать не удалось, так как, собственно, постоянного места у отряда не было. А партизаны продолжали взрывать мосты и склады с боеприпасами, отправляли под откос поезда, выводили из строя военную технику. Особенно активно они действовали в последние дни. С минуты на минуту, - и это знал Пак Си Юн, - они могли нагрянуть в город, так как положение на фронтах становилось напряжённым. На улицах стали появляться листовки и прокламации с призывами: «Крепитесь! Народно-освободительная армия наносит сокрушительные удары гоминдановцам. Мы вернёмся с победой!». Не одна сотня людей погибла в застенках, не одна тысяча патриотов томилась в тюрьмах. Но народ не был сломлен. Народ ждал свою армию, ждал партизан.
Пак Си Юн вернулся к вечеру с двумя обрывками газет, спрятанных в рукаве старенького пиджака. Мать, привыкшая ко всяким случайностям, спокойно встретила сына:
- Ну, как сынок? В городе был? Давай, что принёс. Сейчас я разведу костер, и мы с тобой поужинаем. Ты же проголодался, малыш! Рассказывай, пока я буду готовить, что ты видел, что слышал…
- Наши скоро придут, - сказал он и, вынув из рукава газетные клочки, подал их матери.
- Потом почитаешь. Я не понимаю, что тут написано. А ты рассказывай.
Но Пак Си Юн, уставший с дороги, пошёл к своей постели из картона и листвы, прилёг, закрыл глаза и сразу уснул. Мать прикрыла его циновкой и вышла из фанзы. Она не стала больше тревожить сына, подумав: «Пусть отдохнёт, бедняга устал с дороги». Газетные листки женщина прихватила с собой и закрыла ими проёмы окна: ветер донимал пылью и, видимо, не собирался униматься.
Ужинать не пришлось. Мать вернулась в фанзу, прилегла рядом с сыном и тоже уснула. А утром разбудил их шум у фанзы и стук в дверь. Стучали чем-то твёрдым. Женщина встала и пошла открывать дверь. У фанзы стояли жандармы. Двое из них разгоняли резиновыми дубинками собравшихся у окна людей.
- Кто остался в доме? – спросил жандарм и приставил к голове женщины дуло пистолета.
- Сынишка…
- Выходи! – приказал жандарм.
Пак Си Юн, уже проснувшийся, ступил за порог.
- Признавайтесь, кто из вас заложил в окно эти листовки?
Жандарм указал на обрывки газет, где по-китайски, чёрными большими иероглифами было написано:
«КРЕПИТЕСЬ! НАРОДНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ АРМИЯ НАНОСИТ СОКРУШИТЕЛЬНЫЕ …»
Гоминдановский жандарм, ударив мальчика прикладом в спину, подтолкнул к окну и свистящим шёпотом спросил:
- Это ты сделал?
Пак Си Юн понял, наконец, что произошло. Но он не успел дочитать до конца, что было написано в газете. Второй удар прикладом свалил его с ног. Пак Си Юн упал, уткнувшись носом в золу потухшего костра.
-Вставай, вставай! Последний раз спрашиваю: это ты принёс листовки?
Пак Си Юн молчал. Он начинал понимать, что произошло.
-Ах, ты молчишь? Ну, я заставлю тебя заговорить. Сержант! – он обратился к своему подчиненному: - Обыщи фанзу, нет ли там ещё таких листовок.
Сержант, оттолкнув женщину от двери, вошёл в жилище, а через некоторое время оттуда раздался его голос:
-Тут ничего подозрительного нет.
- Оставайся здесь и следи за фанзой. Не придёт ли ещё кто-либо.
-Слушаюсь, господин капитан.
- А вы пойдёте с нами в город, в комендатуру. И не вздумайте бежать. Получите пулю в затылок…
Шли молча. При каждой попытке заговорить с матерью жандарм кричал диким голосом:
-Молчать!
Но мать уже поняла, и не столько поняла, сколько догадалась, что произошло. Хлебнувшая в прошлом немало горя, она спокойно отнеслась к случившемуся, лишь за сына боялась женщина: расстреляют, ведь, как лазутчика или партизана – вот чего она боялась. Расстреляют парнишку ни за что.
Их привели на допрос в комендатуру города. Гоминдановцам хотелось выведать местоположение партизанского отряда. Но задержанные, не имевшие никакой связи с отрядом, не могли дать следователю нужных показаний, и на вопросы отвечали: «Не знаем». В своё оправдание они говорили, что газету нашли в городе и принесли её домой с тем, чтобы закрыть окно, через которое залетала пыль внутрь жилища из-за разбитых стёкол. Пак Си Юн сбивчиво рассказывал о том, как и где он нашёл листки, исписанные китайскими письменами. При этом он схитрил, что газету не читал из-за неграмотности. Жандармы поверили ему. Но им всё-таки не хотелось терять надежду на то, что операция пройдёт успешно, и к вечеру они доложат в штаб о поимке настоящих лазутчков. Комендант решил ещё раз припугнуть Пак Си Юна и его мать:
-Отведите их в тюрьму. Поговорим после полудня, когда всё прояснится. В случае упорного отрицания связи их с партизанами вывести за город и там расстрелять.
-Будет сделано, господин комендант, - кивнул капитан и дёрнул щекой, что означало: «Я понял, господин комендант. Их надо припугнуть».
Всё как будто обошлось благополучно. И если не считать угроз, задержанных не пытали и не били, а поместили в тюремный барак, в котором уже находилось несколько человек, попавших под подозрение в связях с партизанами.
Мать, убитая горем, молчала, а сын пытался её успокоить словами:
- Ты не волнуйся, мама. Не волнуйся! Мы ведь им ничего не сделали такого, за что нас надо расстреливать.
- Правда, правда, сынок… Это я так. Вспомнила кое-что.
Так прошёл этот тревожный день. Прошла в томительном ожидании и ночь.
Утром, чуть забрезжил рассвет, на улицах города вдруг застрочили пулемёты, стали слышны разрывы гранат, зацокали копыта лошадей, заскрипели тележки из военного обоза. Солдаты, меньше всего ожидавшие в эту минуту неприятеля, в панике выбегали из домов и бараков и с криками «Партизаны!» разбегались в разные стороны, не слушая команд своих командиров. Офицеры, отстреливаясь из пистолетов, старались задержать бегущих в панике солдат, но всё уже было кончено. За какие-то считанные секунды летучий отряд партизан вихрем пролетел по городу, наводя ужас на гоминдановцев. Они бросали оружие и сдавались в плен.
Комендант успел скрыться. Его нигде не обнаружили. Возможно, что он, ещё вечером, чуя угрозу нападения партизанского отряда, предпочёл спрятаться в соседней деревушке. В короткое время город облетела весть: «Свобода! Свобода!». Жители города, выглядывавшие из дверей и окон домов, пытались расспрашивать проходивших мимо узников городской тюрьмы, освобождённых партизанами. «Что? Что происходит?»
А им коротко отвечали:
-Наши пришли!
Вернулись в свою фанзу арестованные - Пак Си Юн и его мать. А через день в город вошли передовые отряды 8-ой Народно-освободительной армии. Народ ликовал. В городе вновь была установлена демократическая, народная власть. Прошло некоторое время. Вечером в дверь старенькой фанзы кто-то тихо постучал. «Отец!» - мелькнуло в голове Пак Си Юна. Такая же мысль пришла в голову сразу и его матери. Но голос был незнакомый, и она негромко сказала:
-Открыто! Входите.
Не входя, тот же незнакомый голос спросил:
-Это вы мать Пак Си Юна?
- Да. А что такое?
- Где он сейчас?
-Спит. Но чем мы вам можем быть полезны?
-Я разыскиваю вас.
И мужчина вошёл в фанзу.
-Крепитесь, женщина! Ваш муж был тяжело ранен при переправе через горную речку и утонул. Мы не смогли его спасти. Последние его слова были «Берегите Пак Си Юна, моего любимого сына». Я принёс вам тяжёлую весть, женщина. Крепитесь! Не вы первая, не вы последняя… На то она и есть – война.
Сердце матери дрогнуло при этих словах. Страшная весть сразила её, и она опустилась на пол, уткнувшись головой в колени. Тело её тихо вздрагивало от беззвучных рыданий.
-Наберитесь мужества, женщина, а мы не забудем вас! – проговорил незнакомец, и решив, что дольше оставаться тут не может, тихо удалился.
Ещё одно горе посетило бедную женщину, тяжело ей было перенести гибель мужа. Но со временем всё постепенно становилось на свои места. Новая власть помогла ей отстроить новое жилище, в котором так резко когда-то ощущалось отсутствие хозяина. К тому же Пак Си Юн рос, набираясь сил и опыта, помогал матери во всём, и вместе с тем учился теперь в городской школе, которой было отведено самое лучшее здание.
Учёба целиком и полностью захватила Пак Си Юна. Мать понимала влечение сына к знаниям и даже сама пыталась в вечернее время с его помощью обучиться грамоте. Но или от житейской усталости и житейских забот, или от недостатка времени она так и не сумела как следует овладеть ни счётом, ни письмом. Однако это её ничуть не огорчало. Ей достаточно было присутствие сына, рядом с которым она чувствовала себя вполне счастливой. Она была рада тем, что сын её получает образование.
Пак Си Юн продолжал работать, продолжал и учиться. Шли годы. Старое забывалось, а новое вступало в свои права. Мать знала, что Пак Си Юн считался в школе лучшим учеником, и вот однажды она спросила его:
-Скажи, мой мальчик, кто придумал такую жизнь?
- Эту жизнь придумал мой старший брат, великий человек великой северной страны. Он сейчас в Москве, в городе, который известен всему миру.
И он подробно рассказал всё, что знал об этой стране. Мать слушала его, затаив дыхание.
Больше шести лет учился Пак Си Юн в этой школе, а когда окончил её, был направлен для дальнейшего обучения в Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова. Никогда Пак Си Юн не был таким радостным, как в этот день, день окончания городской средней школы
В приподнятом настроении он пришёл домой со словами:
-Мама, поздравь меня, я еду в Москву.
Мать слышала эту новость от соседок, но когда об этом сказал её сын, впервые за семь последних лет жизни слёзы радости полились по её иссохшим щекам. Женщина плакала от счастья: её единственный сын едет в ту страну, которую она считала сказкой.
А через месяц счастливый юноша был уже в Москве. Так сложилась судьба этого мальчика в те годы, когда мне приходилось с ним общаться на русском языке, - а он выучил и русский язык! – в студенческом общежитии на Стромынке. Куда он последовал потом, после окончания университета, мне не известно. А хотелось бы узнать…