Первый осенний ветер проник под мою одежду, коснулся груди холодными руками – я вздрогнула и простудилась. Найти бы, пожалуй, этот ветер, поймать в стальной мешок и отправить обратно на остров Эола… Но ветер прикоснулся и улетел, и чёрт его знает, где он летал, когда я легла в постель с простудой.
Я пролежала с ней день, ночь, и еще день. Лекарства не имели на неё действия. Она обнимала намертво, и я задыхалась. Мучительной полночью я из последних сил поднялась, чтобы подойти к телефону и, сквозь пелену головной боли не различая цифры на диске, на ощупь набрать номер скорой помощи. На том конце провода спросили, какая у меня температура.
– Тридцать восемь.
– Мы приезжаем только в экстренной ситуации. Если бы было сорок…
– Если будет сорок, я уже не смогу позвонить. Я одна дома.
– Значит, завтра вызовете участкового врача.
– Но завтра воскресенье!
– Вызовете в понедельник.
Когда ртуть поднялась до отметки сорок градусов, что-то случилось со временем и пространством: потолок моей комнаты стал выше, и прямо под ним неподвижно повисло время. Не знаю, как долго я металась в бреду, то запутываясь в отвратительной сонной паутине, то вырываясь из нее с навязчивым желанием встать и идти – не помню куда, но идти, чтобы не умереть… Быть может, прошло несколько часов, а может – целые сутки, однако болезнь вдруг отпустила. Я смогла приподняться и сесть. Мгновение я сидела на кровати, наслаждаясь неожиданной свободой, еще не веря, что смогу встать и сделать шаг, но встать оказалось вовсе не трудно, а дойти до двери – еще легче. Я открыла дверь и ступила в коридор. «Выздоровела», – усмехнулась я, уже не сомневаясь, что дойду, хотя коридор был пуст и протянулся вперед в бесконечность.
1997