АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Шатёр короля Франции.
(Входят Констанца, Артур и Солсбери.)
КОНСТАНЦА:
Брак!
Клятвы!
Мир!
Кровь лживая со лживою слилась
И в дружбе вечной поклялась!
Выходит, что Людовику - испанка,
А земли получает - Бланка?
Вы, видно, что-то поняли неверно,
Ушам моим негожа эта скверна.
Вы потрудитесь снова рассказать,
И слово в слово новость передать.
И всё же-
Быть того не может!
И даже поклянёшься - отмету,
А клятву оценю за клевету.
На рабство дьявол каждого обрек:
У лжи всегда на службе человек.
Людишки вечно лгут. О, боже!
Ведь слово короля гранита твёрже!
Конечно, вы пугаете меня.
Накажут вас, коль в кривде обвинят.
Больна я: страху быстро поддаюсь,
К тому ж - вдова. Всего теперь боюсь.
И даже, если это просто шутка,
То неспокойно мне и жутко.
От страха вся я трепещу,
Защиты у друзей ищу.
Что вы качаете своею головою?
Что вы на сына смотрите с тоскою?
Что вы на сердце руку положили?
Что вы слезу скупую обронили?
А, может, это знаки чёрной скорби,
Которые меня хотят угробить?
Так говори, но только очень кратко,
Верна ль моя ужасная догадка?
СОЛСБЕРИ:
Я правду слово в слово передал,
А лживы те, кто мне её сказал.
КОНСТАНЦА:
Коль существует горе наяву,
Пусть горе уничтожит и вдову.
Да грянет бой меж верою и долгом
Оставив все надежды за порогом.
Людовик!
Бланка!
Мальчику нет места!
Врагам на троне уступают место!
Где Англия и Франция сдружились, -
Не для меня условия сложились.
Уйти немедленно прошу,
Я вида вашего уже не выношу.
В дерьме известий вы мне неприятны,
Они и вы - до жути неопрятны.
СОЛСБЕРИ:
Обидел вас, обидою снабдив.
Так неужели!
Мою вину вы в этом усмотрели?
КОНСТАНЦА:
Обида и в словесной оболочке,
Воняет, как от сельди мерзкой бочка.
АРТУР:
Имей же, матушка, ты честь,
Довольствуйся, чем есть.
КОНСТАНЦА:
Когда бы ты уродцем народился,
Где нос - крючком, а глаз бельмом закрылся,
Могла бы беспокойство я понять
Как сострадалица, как мать.
Но ты же - с безупречною душою,
С прекрасной внешностью и светлой головою,
Наследник царственный по праву и по роду, -
Не соответствуешь уроду.
Шли обруку фортуна и природа,
Тебе дарили ум и красоту,
Готовя государя для народа,
В ком видели и честь и чистоту.
Но почему ж фортуна отвернулась,
И к дядьке Джону вдруг переметнулась?
А тот, французу руку золотя,
Надул его, моё дитя.
Король французский клятву преступил,
А Джон его за золото купил.
Клятвопреступника помоями облей,
Иначе оставаться здесь не смей.
Иди же вон! И над душой не стой!
Мне горе надо вынести одной.
СОЛСБЕРИ:
Пардон, мадам! Прошу я и молю!
Без вас не смею объявиться королю.
КОНСТАНЦА:
И смеешь, и пойдёшь, но без Констанцы!
В гордыню облеку свои печали.
Она повелевает мне остаться,
Чтоб более меня не поучали.
Моя печаль огромна, как Земля,
Поднять её ни у кого нет силы,
Взвалили на меня два короля
Печаль, которую нести мне до могилы.
(Опускается на землю.)
Здесь тяготы мои и трон
Сюда придут монархи на поклон.
(Входят король Джон, король Филипп, Людовик, Бланка, Элеонора, Нагульный, герцог Австрии и сопровождающие их лица.)
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Да, дочь моя, прекрасен этот день,
Он будет праздником для Франции всегда,
Сияет солнце, изгоняя тень,
Свой задержало бег небесная звезда.
Добром светило землю золотит,
Ему уныние в день праздничный претит.
И будет этот день от года к году
Дарить нам праздник, чудную погоду.
КОНСТАНЦА:
Да, праздник зла! Его ты всем дари!
(Поднимается с земли.)
Вписав сей день во все календари,
Ни золотом надежд, а чёрной краской,
Придав анафеме и совестной огласке.
День унижения, предательства, позора
Возненавидят все, забудут же - не скоро.
Не место дате этой на неделе,
Она - проказа на здоровом теле.
Не дай же бог родить кому-то в день,
Когда на всё ложиться злая тень,
Несчастна мать, а главное - ребёнок
Который обречён уже с пелёнок.
Страшись крушения, моряк,
Страшись купец, страшись скорняк,
Страшись любой, кто б не был.
День это проклят небом!
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Пошто веселью - злые векселя!
Иль не сдержал я слово короля?
КОНСТАНЦА:
Убила фальшь и вас и ваше слово,
Ни чести в нём, ни доблести былого.
Вы, клятву дав, тотчас о ней забыли,
Прикрывшись правдою, во благо зла творили.
Вы с ворогом за правду нашу бились,
А в результате с ним же - породнились.
Забыта кровь, мечи смиренны - в ножнах,
Скажи, король, как это всё возможно?
Ты королей, всевышний, покарай,
И ниспошли им горе и раздрай,
Срази их меж собою до заката:
Должна же быть предательству расплата!
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
Мир нужен миру.
Хватит воевать.
КОНСТАНЦА:
Мой мир - война,
Австрийский Лимогес!
Кровавой выгоде - проклятие небес!
Тебя, подлец, я обвинить берусь:
И раб ты, австрияк, и трус!
В бою - ничто, во зле - велик,
Могуч под сильною рукою,
К фортуне, кровосос, приник,
Тебя ничто не беспокоит.
Почуяв, что фортуна рядом,
От смерти уползаешь гадом.
Не ты ли, ярый мой заступник,
Как и они - клятвопреступник?
Как глупо всё, как непристойно,
Быть дураком, а слыть - достойным!
Слова твои, как гром разили,
Во славу правды и добра,
Но все они - туманом были,
Ему рассеяться пора.
Я клясть тебя не перестану:
Примкнул ты к вражескому стану.
Зачем ты шкуру льва напялил?
Залезь в осла - его ты славил!
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
Когда бы были вы мужчиной,
Немедля стали бы овчиной.
НАГУЛЬНЫЙ:
Осёл упрям и очень туп,
Коль из мадам кроит тулуп.
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
А из таких, как ты, мужчин
Намну я дюжину овчин.
НАГУЛЬНЫЙ:
Осёл упрям и очень туп,
Коль из меня кроит тулуп.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Не к месту это все, признаться.
Прошу тебя не забываться.
(Входит Пандольф.)
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Явился к нам легат от папы.
ПАНДОЛЬФ:
Помазанники неба, вам привет!
Пандольф, миланский кардинал,
Легат от Иннокентия святого,
Здесь с поручением для Джона.
Как ты посмел на церковь замахнуться
Неслыханный поступок совершить:
Кентерберийского епископа епархии лишить.
Я требую ответа и немедля.
Сей муж назначен папою самим
И потрудитесь мне немедленно ответить.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Да где вы право обрели,
Чтоб перед вами трепетали короли?
Вы, кардиналишко несчастный,
Смешны и тешитесь напрасно,
Что я, помазанник небесный,
Блюсти обязан папы интересы.
А кроме этого ты папе передай,
Что Англия не платит Риму дань,
И ни одни священник итальянский,
Не может обирать земли британской.
Всё, что под солнцем Родины моей,
Под властью лишь британских королей.
И пусть об Англии забудет римский папа,
Не то лишим мы самозванца лапы.
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Здесь богохульству, брат, не место.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Монархи-христиане, вас не исключая,
И льстят попу и папство привечают,
Грешат они, конечно, но при этом
От папы откупаются монетой.
Грехов - немеряно,
Немеряны - доходы,
Он спуска не даёт и не даёт прохода,
И на Земле, себя считая богом,
Умножил скаредность - она уж за порогом .
Я папе - не вассал и не поклонник,
Мне - враг любой его сторонник
ПАНДОЛЬФ:
А коли так, то властью данной мне,
Я предаю тебя, безбожник, сатане.
Поступок твой - ужасен, грех - велик.
Да будет проклят всеми еретик!
И будет свят и славен тот,
Кто короля-еретика убьёт.
КОНСТАНЦА:
Его анафеме я с Римом предаю!
Благословите голову мою,
Проклятия мои благословите,
И в завершение "аминь" произнесите.
ПАНДОЛЬФ:
Меня, мадам, вы не ровняйте с вами,
Уполномочен я самими небесами.
КОНСТАНЦА:
Когда закон не защищает право,
И вера рушится и нравы.
Мой сын лишён сегодня трона,
Поставлен он законом вне закона.
Теперь закон под властью короля,
Несчастный сын, несчастная земля.
Такой закон я не могу признать,
Кляла и буду проклинать.
ПАНДОЛЬФ:
Король французский, именем небес
Изыди из тебя поганый бес!
Проклятия желая избежать,
Еретику не можно руку жать.
Коль Риму он не хочет уступить,
Ты силой бунт обязан подавить.
ЭЛЕОНОРА:
Ужели, Франция, боишься и бледнеешь,
Руки пожать под оком Рима не посмеешь?
КОНСТАНЦА:
Француза дьявол, видно, совратил,
Он короля в безумца превратил.
Не руку дьявол взял твою, а душу,
В объятьях лживых он тебя задушит.
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
Филипп, послушай римского посла.
НАГУЛЬНЫЙ:
И в шкуру обрядись осла.
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
Я вынужден пока терпеть...
НАГУЛЬНЫЙ:
Приходится под шкурою потеть.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Что ты, Филипп ответишь кардиналу?
КОНСТАНЦА:
Молчит он - всё молчание сказало.
ЛЮДОВИК:
Ты перед выбором, отец.
Так и решайся, наконец:
Тяжёлое проклятие от Рима
Иль сделка лёгкая с английским побратимом.
Тебе решать,
Где приобресть, где потерять.
БЛАНКА:
Недолго римское проклятье:
Забудется и сносится как платье.
КОНСТАНЦА:
И ты, Людовик, трезвым должен быть:
Кого избрать?
Кого любить?
Девицу или дьяволицу?
БЛАНКА:
Чего не выдумаешь только,
Когда завистливости столько.
КОНСТАНЦА:
Завистливость моя лишь от того,
Что получить не в праве ничего.
Когда же всё, что надо получу
Утешусь я и замолчу.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Король взволнован. Он - в оцепененье.
КОНСТАНЦА:
Так не молчи же. Прочь волненье!
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
Король Филипп, ответа ждёт посол.
НАГУЛЬНЫЙ:
Опять беседе умной помешал осёл.
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
В сомнениях, как в дебрях, я брожу,
И всё никак ответ не нахожу.
ПАНДОЛЬФ:
Тебя проклятья церкви отрезвят,
Когда ты попадешь к кромешный ад.
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Когда бы, кардинал, на этом месте были,
Я уверяю вас: иначе б рассудили.
Две длани королевские сложились,
А две души в одну объединись.
Союз обетами священными скреплён,
Меж нами прочный мир провозглашён.
Пред тем, как руки царские скрепили,
Мы их от скверны воинской отмыли.
Их кровью кисть войны живописала,
Пока меж нами злоба процветала.
Мир оплатив жестокою ценою,
Ужель опять пытать себя войною?
Ужели мы похожи на ребят?
Нам небеса такого не простят.
Мы миру длани отдаём,
Вся суть земного только в нём.
Придётся вам, святой отец,
Всему найти другой конец,
На что, быть может, сир,
Решимся мы, не расторгая мир.
ПАНДОЛЬФ:
Ничто не может вас сегодня оправдать,
Пока Британии творите благодать.
Коль от войны откажетесь, тем паче
Вас церковь проклянёт и не иначе.
Уж лучше тигра за клыки держать,
Льву разъярённому смиренно лапу жать,
Змее трёхглавой вырвать с корнем жало,
Чем пред британцем открывать забрало.
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Пусть даже и разнимем руки,
Но вера скреплена уже порукой.
ПАНДОЛЬФ:
Противу нашей веры ставишь ты свою,
Громишь обет обетом, а в бою
Язык, доселе царский, низвергаешь,
Предательский сегодня насаждаешь.
Не ты ли клялся церковь защищать,
И за святую веру воевать?
Так будь же верен данному обету,
И не срамись пред богом и всесветом.
Все клятвы прочие - занятие пустое,
Они обета первого не стоят.
Когда дурное деешь - это скверно,
Когда же отрекаешься - всё верно.
Приняв же ложь за истинную веру,
Греховному ты следуешь примеру.
Но там, где правде следует служить,
О прочем уже нечего тужить.
Ошибся раз, так ошибись другой,
Не будь ошибке вечною слугой,
Вернись к истокам первого обета,
Отпустит церковь грех любой за это.
А коли ты останешься упрям,
То несть числа тогда твоим грехам,
Ты сгорбишься под спудом, а при этом
Умрешь, забытый господом и светом.
ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
Противу одному - другой!
ГАУЛЬНЫЙ:
Убогий!
Ослы молчат, когда дерутся боги.
ЛЮДОВИК:
К оружию, отец!
БЛАНКА:
Ах, молодец!
На свадьбу даришь славные подарки:
Кровь породнённую, разлитую по чаркам,
А вместо блюд - на свадебных столах
Разложишь наших воинов тела.
Когда бы трубы, бубны не гремели,
Звучали б звуки свадебной свирели.
Супруг!
"Супруг" - как это слово ново!
И дай, прошу я на коленях, слово:
Войною против дяди не пойдёшь
В лице его врага не обретёшь.
КОНСТАНЦА:
Уставшая сгибаться от невзгод,
Молю тебя, упавши на колени,
Ты папу не гневи и небосвод,
Борись во имя веры поколений.
БЛАНКА:
Сейчас твою любовь я испытаю,
И истинную цену ей узнаю.
КОНСТАНЦА:
Цена дороже чести не бывает,
Теряет всё, кто честь свою теряет.
ЛЮДОВИК:
Дивлюсь я, государь, терпенью,
Где место действию и рвенью.
ПАНДОЛЬФ:
Печально это всё. И я не скрою:
Проклятие уже над головою.
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Мне папы глас, как божий, мил и дорог,
А потому король английский - ворог.
КОНСТАНЦА:
Суть королевская очнулась.
Величие к несчастному вернулось.
ЭЛЕОНОРА:
Отсутствуют и совесть здесь и такт:
Француз не постоянен - это факт.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Так быстро Франция взлетала и упала,
Ей для полёта силы недостало.
НАГУЛЬНЫЙ:
Часы у Франции дают сегодня сбой,
Она своею жертвует судьбой.
БЛАНКА:
И солнце будто кровью обагрилось.
В ужасном сне такое мне не снилось:
Я разрываюсь на две стороны,
Моей, поверьте, в этом нет вины:
Я не могу желать виктории супругу,
Как в дяде не могу убить я друга,
И гимн французский я не запою,
Чтоб не позорить бабушку мою.
Но кто бы в сей войне не победил,
Убита радость, не осталось сил.
ЛЮДОВИК:
Иди ко мне, коль я чего-то значу.
В руке моей - и сила и удача.
БЛАНКА:
Там, где моя удача поселилась.
Могила недалече разместилась.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Иди, кузен, войска в дружины строй.
(Нагульный уходит.)
Да, гневен мой сейчас, француз, настрой.
Ты месть воспламенил и я, не двинув бровью,
Залью сей пламень вражескою кровью.
И кровь французская, столь близкая недавно,
Прольётся в битве, но уже не равной.
КОРОЛЬ ФИЛИПП:
Ты гнев свой кровью собственной погасишь.
И собственное знамя ей окрасишь.
КОРОЛЬ ДЖОН:
Итог победа подобьёт.
Вперёд, бойцы мои, вперёд!
(Уходят.)