Одинокая жизнь Полины началась с того, что она никак не могла открыть бутылку вина. Бутылка была аппетитная, пузатая, с красочной глянцевой наклейкой. Она сулила временное забытье и смутные надежды на лучшее. Полина срезала ножом верхнюю полиэтиленовую пробку и с удивлением обнаружила под ней еще одну, воззрившуюся на нее наглым пористым глазом. Полина вспомнила, что в таких случаях ее муж Алеша обычно пользовался штопором. А она, сложив свои изящные руки, с удовольствием наблюдала, как ловко он орудует. Теперь Алеша, наверное, так же ловко орудует штопором в другом месте, и другая женщина наблюдает за ним, сложа руки. У Полины знакомо защипало в носу и заломило в ладонях, а сердце больно и беспомощно забилось о ребра.
Полина открыла ящик стола и, капая в него слезами, стала искать штопор. Алеша был порядочным человеком и вряд ли унес штопор с собой. Хотя она предпочла бы, чтоб он лучше унес его, а не ее, Полинину жизнь. Полина ввинтила штопор в пробку и потянула на себя. Но не тут-то было. Пробка не поддавалась. И пузатость, и глянцевость и прочность – все было на славу! Она тащила сначала одной рукой. Потом двумя, зажав бутылку между коленей. И, наконец, взяв молоток, забила ее вовнутрь. Когда вино было уже в бокале, она рыдала почти навзрыд, клацая зубами о стенку фужера.
Из окна наползали серые сумерки...
Куда определить свою никчемную жизнь? ТУДА? Или оставить здесь? ТУДА – было страшно, а здесь – никому не нужно. Хотя, почему - никому? Каждый кому-то нужен. Вот у Полины, например, была мама и кошка Машка. И даже две замечательные подруги, Римма и Марина. А это уже очень немало. И уходить ТУДА, пока не позвали, было несправедливо по отношению к окружающим. Мама будет плакать по ней и обижаться, что Алеша оказался для нее важнее. А своим поступком она нарушит закономерный ход жизни, и теперь ее похоронит кто попало и кое-как. Кошка Машка будет ошиваться по помойкам, голодать и ее шикарная шерстка обвиснет грязными клочьями. А подругам она испортит пару месяцев жизни, потому что напомнит им о смерти. А вспоминать о ней никому не хочется.
Другое дело, что страшно. Страшно умирать. Хотя современные книжки и сулят сплошное удовольствие. Главное – пролететь сквозь длинный черный коридор, а там – прямиком угодишь в безмятежное счастье, свет и блаженство. Полина, допустим, верила. Ну а дальше-то что? Что делать? Созерцать? И все? Скука-то какая. А руки, ноги, голова? А солнышко, деревья, море? А любовь? Ах, любовь... Боль вернулась и с новой силой стала скручивать в узел. И все сразу стали безразличны. И мама, и кошка Машка и подруги. В конце концов, у каждого своя жизнь. Мама поймет и простит. Машку кто-нибудь подберет. А подруги попереживают и перестанут – жизнь все равно затянет в свои приятно-суетные сети. А что ж ей теперь, жить и мучиться на радость людям? Прервать бы все разом. Но ведь до коридора еще добраться надо. А вдруг будет полоскать и выворачивать как мадам Бовари? И Алеша запомнит ее такой жуткой. И ночами его будут мучить кошмары, а днями напролет – угрызения совести. Бедный Алеша. Нет, она не хотела для него такой участи. За то, что влюбился – нечаянно, оголтело – на пороге подступающей старости? Полина его понимала. Жил, жил себе 20 лет со стареющей женой, смотрелся в нее как в зеркало. Никому не хочется стареть. За сорок – для мужчины тоже критический возраст. С той лишь разницей, что мужчина может начать жизнь заново с молодой женщиной, и за счет ее молодости обмануть себя лет на ...дцать. А женщина за сорок и двадцатилетний юноша – это эпатаж и безобразие. Полина заплакала от обиды. Перед глазами все время стояла та женщина, как насмешка. Над ней, маленькой и невзрачной Полиной. А та – охотница. Артемида. И выглядит так же, как богиня. Рост, грудь, талия, бедра... Зачем ей Алеша? Стареющий и лысеющий? Может не разглядела, заслушавшись умными речами? Они же сейчас книг не читают. Некогда охотницам. Добытчицам. Накрасятся погуще да рыщут, где получше. Да побогаче. А что Алеша? Рано или поздно все умные мысли выскажет, а больше у него ничего и нет. Ум, да порядочность. И ее, Полинина любовь. Негусто, в общем. Вот Полина и надеялась, что Артемида, в конце концов, обнаружит и морщины и лысину, соскучится и заточит стрелы для следующей охоты. И тогда Алеша поймет, что богини принадлежат всем и никому, а Полина - только Алеше.
Но до тех пор, пока он это поймет, надо было как-то жить. Вот она однажды слышала, что в Америке или в какой-то другой прекрасной стране, люди, которые, к примеру, не хотят жить в наше, переполненное катаклизмами, время идут в специальную клинику и добровольно отдают себя в морозильную камеру, чтобы проснуться, например, в двадцать первом веке, когда, по их понятиям, мир и справедливость на земле восстановятся. Полина тоже с удовольствием залегла бы в такую камеру, и чтоб ее разбудили, когда Алеша уже вернется. Она придет домой, такая же молодая ( на морозе хорошо сохранится), а Алеша жарит картошку и нарезает тонкими кружочками соленый огурчик. Или лучше – мечется по квартире, заглядывая во все шкафы и под все диваны и недоумевая, куда же запропастилась его Полина. Может тоже ушла? К молодому симпатичному мальчику – обманывать себя сколько-то лет. Но что толку мечтать? Мечтатели обычно не очень славно заканчивают свою жизнь. Лежа на диване с пролежнями и с тоской по несостоявшейся жизни. Полина так не хотела. Ей важно было сохранить к себе свое, а главное, Алешино уважение. Вернется однажды, а она лежит – некрасивая, опустившаяся, а вокруг грязь, беспорядок, увядшие цветы на пыльных подоконниках... И пахнет плесенью, а не его любимым борщом с лимоном и черносливом. Зачем ему такая Полина и такая жизнь? Повернется и опять уйдет под стрелы Артемид охотниц...
Полина снова заплакала и вдруг вспомнила, что у нее есть подруги.
Она позвонила сначала Марине, потому что та была мягче и деликатнее Риммы и обладала удивительным даром понимания всех и вся и исключительной объективностью.
- Марина, от меня Алеша ушел, - сообщила Полина и стала слушать долгое ответное молчание. Она знала, что Марина молчит не потому, что упала от неожиданной новости, и не отошла на минутку по своим надобностям, а пытается объективно осмыслить ситуацию, чтобы никого напрасно не обидеть.
- Полиночка, ты держишься? – спросила Марина.
- Держусь, - ответила Полина, переводя взгляд на вторую руку с бокалом вина. Получалось, что Полина держалась даже обеими руками – одной за телефонную трубку, другой – за бокал вина. Выходило очень крепко.
- Можно спросить тебя кое о чем? – осторожно поинтересовалась Марина.
- Можно. – Разрешила Полина и на всякий случай села.
- Ты знаешь, к кому он ушел?
- Я ее видела.
- И какая она?
Полине не хотелось расписывать достоинства Артемиды, потому что ей было больно это делать и она обошлась кратким:
- Молодая, лет двадцать.
- Понятно, - резюмировала Марина и снова надолго пропала. Полина попыталась проследить ход ее мыслей. Получалась такая банальная ситуация, что даже становилось скучно. Всем скучно, а у Полины – катаклизм, крушение ее мира.
- Ты здесь? – спросила Полина.
- Конечно, конечно... Милая, даже не знаю, чем тебя успокоить. Это сейчас случается сплошь и рядом, на каждом шагу. Можно, конечно, надеяться на то, что он разочаруется, вернется, но... В общем, есть два варианта разрешения этой ситуации. Первый – он очень скоро обзаведется рогами и вернется к тебе. Потому что лучше жить нерогатым с немолодой женой, чем с молодой, но рогатым. Второй – она успеет родить ему ребенка, и тогда хоть с рогами хоть без рогов – он никуда от нее не денется.
- А рога - обязательно? – пожалела Алешу Полина.
- Когда сорок пять и двадцать – как правило. Вопрос только во времени... А вообще, может быть и третий вариант – Она просто его бросит. А брошенный часто возвращается к тому, кого он бросил.
- А что же делать мне? Ждать?
- Жить.
- А как же жить? И что делать? - Полина заплакала.
- Не плачь только, пожалуйста, - попросила Марина. – Я сейчас приеду, и мы что-нибудь придумаем. А пока... У тебя есть что-нибудь выпить?
- Есть, - сказала Полина и посмотрела на свой пустой бокал. – Нет. Уже нет.
- Тогда ляг, обними Машку и жди. Я – скоро. Или лучше позвони Римме...
Полина отключила телефон и облегченно вздохнула. Ей казалось, вот сейчас примчится Марина и одним махом все уладит. Алеша немедленно вернется и они заживут по-прежнему тихо и счастливо. Так ждут врача скорой помощи. Он посмотрит, постучит, помнет, сделает укол, и болезнь мигом улетучится. Но улетучивается обычно приступ, а болезнь остается, и лечить ее надо долго и тщательно.
Полина подхватила путающуюся под ногами Машку и улеглась в постель. Машка бесцеремонно развалилась у нее на груди, сунула морду к лицу, недовольно повела носом и развернулась к ней задницей. Кошки удивительно эгоистичные и нахальные создания природы. Могла бы и перетерпеть запах вина, раз у хозяйки такое горе. Нет, - запах - это плохо, а сунуть свою задницу под нос – хорошо. Полина столкнула Машку с себя и пошла звонить Римме.
- Римма, от меня Алеша ушел. – Сказала она и приготовилась к неистощимому потоку вопросов и обвинений.
- Когда ушел? Почему? К кому? – сыпала Римма.
- Ушел сегодня, потому что разлюбил, к другой женщине. – Добросовестно ответила Полина на все вопросы.
- К какой другой? Ты ее знаешь? Она молодая? Сколько ей лет? – Полина иногда думала что Римма все же неправильно выбрала себе профессию. Ей больше подошло бы быть судьей или следователем, чем бухгалтером-экономистом.
- Ей двадцать, - ограничилась Полина, устав от вопросов.
- Понятно, - жестко сказала Римма. – Твой Алеша оказался таким же дураком, извини, как и все эти, выжившие из ума, старые пердуны.
«Но Алеша еще не старый и не пердун.» - хотелось возразить Полине, но она не стала этого делать, так как знала, что получит в ответ массу обратных доказательств.
- Какой он подлец, - сыпала новыми обвинениями Римма. Ты отдала ему всю свою молодость, а он выжал тебя как лимон и выбросил на помойку.
- Почему на помойку? – обиделась Полина. – И вообще, я была с ним счастлива, - решила она встать на защиту Алеши.
- Какие все мужики – подлецы, эгоисты и кобели, - не слушала Римма и, похоже, сводила с кем-то свои личные счеты. – Значит так, выброси его из головы, он тебя не стоит.
- А может он все-таки вернется? – робко попытала счастья Полина.
- Поля! – Возмутилась Римма. - Неужели ты сможешь принять обратно такого предателя?! Да ты должна его ненавидеть! Где твое самоуважение?
Полина считала, что ее самоуважение как раз на месте. Просто они с Риммой понимали его по-разному. Полина думала – чтобы сохранить к себе уважение и не потерять лица, надо именно не опуститься до ненависти. И потом, она не могла его ненавидеть. Потому что ПОНИМАЛА. Ей всегда было странно, как можно обвинять человека в том, что он разлюбил. Разве это ему подвластно? Значит, разлюбить, полюбить другую и уйти – нечестно. А остаться – честно? По отношению к кому? И в результате – все несчастны. Полина понимала все это, но объяснять Римме не стала. Потому что та сочла бы ее юродивой и отказалась бы помочь советом. Ну, в лучшем случае – показаться психиатру...
- Что ты молчишь? – спросила Римма. – Ты плачешь?
- Нет, - сказала Полина и подобрала скатившуюся к губе слезинку.
- Не расстраивайся, - ободрила Римма. - мы устроим твою жизнь. На каждый товар найдется свой покупатель. Он еще пожалеет. Она наставит ему рогов, и он, ломая ими двери вернется к тебе, а ты – уже гордая и не одинокая, покажешь ему большую дулю с маслом.
Полина представила себе эту картину в самом живописном виде: как ломаются двери, рога у бедного Алеши, а она стоит неприступная с вытянутой рукой и с фигой, намазанной маслом. А позади маячит какой-то непонятный мужчина-покупатель, который купил свой товар, то есть ее, Полину... У нее вдруг все поплыло перед глазами – мебель, пианино, ваза с подсушенными листьями, Машка с зелеными вытаращенными глазами... Полина успела сказать в трубку: «Извини, я тут...» - и хлопнулась в обморок.
Очнулась она оттого, что в дверь без конца звонили, стучали и тарабанили, похоже, всеми частями тела. А Машка нервно металась от прихожей к Полине и - обратно. Держась за голову, она пошла открывать...
На нее накинулись сразу обе подруги, оттащили ее на кровать, обложили подушками, укутали одеялами и накапали сразу по сорок капель корвалола и валерьянки.
- Маринка привезла тебе водки, - строго сообщила Римма. – Но ты тут, оказывается, уже вылакала целую бутылку вина. Так что пока – хватит.
- А мы думали, что ты отравилась, - призналась Марина. В ее глазах все еще стоял ужас.
- Молчи, - осадила ее Римма. – Ничего мы не думали. Чего ей травиться? Делать ей больше нечего, что ли? Ей надо новую жизнь начинать. Марина, солнце, поставь чайник, у нее совершенно ледяные руки... Скажи честно, - перешла на шепот Римма, когда Марина ушла на кухню. – Ты ни о чем таком не думала?
- Думала, - честно ответила Полина. – Но уже передумала, - поспешила она поправиться.
Римма озадаченно посмотрела на нее и сказав: «Сейчас», вышла следом за Мариной.
- Марина, поговори с Сергеем, может, найдете в вашей клинике свободную койку на недельку? Пока она не придет в себя. Я бы взяла ее домой, но ты же знаешь, у меня только стало что-то получаться с Олегом.
- Я попробую, конечно...
Полина слышала, как подруги негромко переговаривались. Ей было тепло от одеял и подушек и спокойно от капель и осознания, что у нее есть такие подруги. Но, в конце концов, они напоят ее чаем, попытаются успокоить, внедрить надежду... А потом повернутся и уйдут в свою жизнь. И она опять останется с этой невыносимой болью и кошкой Машкой. На Полину снова накатило отчаяние...
Вернулись подруги. Марина держала в руках маленький расписной подносик с чашкой пахучего, дымящегося чаю, а Римма – красивую длинную сигарету. Она щелкнула блестящей зажигалкой и бодро заявила:
- Мы все продумали. У нас есть грандиозный план. Тебе – главное, ни в чем не противиться и не спорить. Сейчас мы отвезем тебя к Марине в больниицу – спокойно! – У нее как раз дежурство. Она договорится с Сергеем, чтобы тебе выделили койку. Не возражай, ради бога, это всего на одну неделю. Необходимая мера, чтобы ты не сдохла тут одна от тоски. Во-первых, Марина всегда будет рядом, и я буду приходить каждый день. А главное, вокруг тебя будут больные люди, а так как известно, что все познается в сравнении, то на их фоне тебе будет гораздо легче. А твою Машку на эти дни я заберу к себе. Договорились?
Полина молча кивнула.
- Вот и прекрасно. Другая сторона дела заключается вот в чем. Знаешь такую поговорку: «Клин клином вышибают»? Так вот на каждый клин нужен другой клин. У меня есть братец троюродный – сногсшибательный красавец!.. Успокойся, это не для тебя клин, а для Алешкиной красотки.
- Я не хочу, - быстро возразила Полина.
- Не хочешь вернуть мужа? – Жестко уточнила Римма.
- Но это нечестно.
- Все-таки ты блаженная. Ее же никто не будет насиловать. Она сама выберет, добровольно. Можно даже считать это проверкой чувства.
- Нет, это ужасно, - упрямо мотала головой Полина.
- Ну да, - со вздохом призналась Римма. – Допустим, игра – краплеными. Но это единственный способ спасти тебя и как можно быстрее. Или ты предпочитаешь на несколько лет остаться на этом диване со своей Машкой и со своими страданиями? – Римма помолчала и сделала пробный ход:
- А давай, я познакомлю тебя... Вот видишь, видишь...
- Я не хочу чтобы ему было плохо, - сказала Полина.
- А, ты хочешь, чтобы ему было хорошо? - начала злиться Римма. – Чтобы он каждую ночь ублажал свою возлюбленную в то время, как ты будешь от боли и ревности грызть подушку?
Полина заплакала.
- Ну не мучь ее, - вмешалась Марина.
- Ладно, - смягчилась Римма. – Но в больницу в любом случае поедешь. В таком состоянии мы тебя одну не оставим. А там видно будет...
В больнице Полине, действительно, стало легче.
Она в халате и шлепанцах ходила на завтраки, обеды и ужины. Смирно стояла в очереди за своей порцией безвкусной похлебки, ела кисловатой алюминиевой ложкой и смотрела на людей. И на фоне их страданий ее боль становилась меньше. Ведь, главное, у нее была надежда и здоровье. А у некоторых уже не было ни здоровья и не оставалось никакой надежды. Ни на что. Марина работала в суровом отделении, и Полина понимала, что они делают ей необходимую «операцию», чтобы она могла жить дальше.
Подруги приносили ей в палату фрукты, соки и пирожные. Она ела с удовольствием, поражаясь возвращающемуся аппетиту, и чувствовала себя преступницей.
- Я ничьего места ни занимаю? – тревожно спрашивала она у Марины. Та ее успокаивала.
Иногда ночью, в свое дежурство она забирала ее в ординаторскую и они там подолгу болтали. Марина рассказывала про свою жизнь, про первый развод...
- Сейчас тебе кажется, что не вытерпишь, не сможешь жить дальше. Не веришь, что все еще будет. А ведь жизнь начнется заново, так или иначе... Понимаешь, когда у женщины уходит молодость, должно что – то оставаться взамен. Какая-то ее внутренняя самоценность, самодостаточность что-ли... Надо научиться жить с самой собой. Знаешь, я однажды услышала или прочла где-то фразу: «В жизни есть единственный человек, с которым тебе предстоит прожить всю свою жизнь. Это ты сам.» Вдумайся, Полина, это ведь правда. Надо полюбить себя, дорожить жизнью как таковой, а не потому, что в ней есть тот или иной человек...
Ночами Полина лежала в кровати, глядя на скучные белые стены, и обдумывала все, сказанное Мариной. Как же ей стать САМОЙ? Обойтись без Алеши? Чем заполнить свою жизнь? У кого-то есть талант, известность, дети... А что у нее? Был один Алеша, а теперь остались одни воспоминания о нем. И надежда. Неистребимая надежда на его возвращение.
Однажды в палату вошла Римма и с порога объявила:
- Все готово!
Больные разом повернули к ней головы и с недоумением и завистью стали рассматривать яркую, благополучную, пышущую здоровьем Римму. Полина вышла с ней в коридор.
- Все. Он соблазнил ее. Теперь требует, чтобы она Алешку бросила.
Полина скрючилась и зарыла лицо в руки. От стыда, от жалости, от осознания своей подлости.
Больные проходили мимо и сочувствовали ей (больные всегда чувствительны к чужой боли). Быть может, они подумали, что ей сообщили страшный диагноз?.. Римма взяла ее за руку и затащила за угол возле лестничного пролета.
- Я не хочу, не хочу, не хочу, - твердила Полина. – Я себе никогда не прощу, он мне никогда не простит.
Римма взяла ее за плечи и крепко встряхнула.
- Прекрати истерику! Ему и необязательно ни о чем знать.
У Полины вдруг высохли глаза.
- А если она от него не уйдет? Не пойдет за твоим красавцем?
- Тогда он позвонит ему и все расскажет.
- Не надо! – громко закричала Полина. И все проходящие остановились в нерешительной готовности вмешаться.
- Ты привлекаешь внимание, - зашипела Римма. – Ведешь себя как истеричная гимназистка! Он тебя сильно пожалел?
- Сильно, сильно, - зачастила Полина. – Ты бы видела, как он вещи собирал, когда уходил. Он чуть не плакал.
- Ты меня растрогала... Слушай, Полина, если бы я наверняка не знала, что ты ни с одним мужчиной в мире больше не сойдешься, будь это даже Брэд Питт или Джордж Клуни, я бы ни за что не взялась за эту авантюру. Но ведь ты будешь одна!..
«Да» - вдруг спокойно подумала Полина. - «Я буду одна. А то вернется однажды, а у меня из-за плеча какая-нибудь рожа выглядывает. Зачем я ему буду нужна – такая неверная? Повернется и уйдет. Под стрелы Артемид - охотниц...»
- Ты меня слушаешь?
- Да.
- Успокоилась?
- Да, - вздохнув, смирилась Полина. И добавила:
- Я домой хочу. Надо же прибраться, продуктами запастись... Придет, а есть нечего.
- Ну вот и молодец, - похвалила Римма.
- Только, пожалуйста, - Полина молитвенно сложила ладони, - пусть он ничего ему не рассказывает. Может само все как-то устроится. Римма долго и изучающе, как врач на странно больного, посмотрела на Полину:
- Ладно, иди, собирай вещи. Я зайду к Марине, пусть оформит выписку.
Полина вернулась домой поздним чудесным утром. В окно светило солнышко, озаряя повсюду вопиющий беспорядок и запустение. Она полила цветы, стерла пыль с мебели, пропылисосила ковер, вымыла полы и окна. Раскрыла все форточки, напустила уйму свежего воздуха и отправилась в магазин. Принесла два огромных пакета с продуктами и наготовила много вкусной всякой всячены.
Полина подошла к зеркалу и подумала: «Завтра пойду в парикмахерскую, сделаю новую стрижку и покрашу корни. И даже поменяю цвет волос. Например, на рыжий, он сейчас в моде. Как там в газете написано?» - Она раскрыла и прочла: «Рыжие пряди могут преобразить даже серую мышку, превратив ее в очень привлекательную женщину», - «Как раз то, что нужно. Стану легкой, независимой, веселой. Буду жить и ждать. А когда он вернется, увидит меня совсем другой и очень удивится. И может, в нем проснется какой-нибудь новый интерес...»
Он пришел через полгода...
Но не с чемоданом, а с бутылкой водки.
- Пустишь? – спросил.
Полина молча отступила от двери, пропуская его на кухню.
Он привычно, по-хозяйски достал нож, рюмки и открыл бутылку.
- Закусить найдется чем-нибудь?
- Конечно, - Полина ждала его каждый день, и холодильник был полон. Она расставила на столе закуски, положила салфетки, достала вилки и даже ножи. На всякий случай.
- Он поднял рюмку, посмотрел на нее и опрокинул в себя. Сразу налил следующую и снова опрокинул...
Полине очень хотелось спросить его о чем-нибудь. Например, где его чемодан. Но она никак не могла пробиться сквозь стену его молчания.
Наконец он сказал:
- Ну как ты?.. Изменилась. Похорошела. И вообще... Другая стала.
Потом встал, подошел к плите и поставил чайник. И так и остался стоять спиной. Полина подошла заглянула ему в лицо. Он плакал. И она заплакала вместе с ним.
Так они стояли, уткнувшись друг в друга, и молча плакали...
А потом он попрощался и ушел.
Назад к своей Артемиде.
Полина смотрела из окна на ссутулившегося уходящего Алешу и думала о том, что даже если Римма и довела свой план до конца, в главном он все же не сработал.
Алеша не бросил свою Артемиду, не вернулся к Полине. Он остался с ней, со своей бедой, со своей любовью...
Это больше не ее Алеша и никогда им уже не будет.
Полина отошла от окна, прошлась по комнатам. Заглянула в платяной шкаф, подумала отрешенно, что надеть на работу. Машка, как всегда, путалась под ногами, вопросительно заглядывая ей в лицо. Полина посмотрела на часы – четверть одиннадцатого. «Завтра рано вставать...», - подумала она и налила Машке молока.
Потом умылась перед сном, намазала лицо кремом, надела ночную сорочку и легла под чистые прохладные простыни. Сверху бросила плед, взяла блокнот с ручкой, поставила дату и записала:
«В жизни есть единственный человек, с которым тебе предстоит прожить всю твою жизнь - это ты сама.»
Погасила свет и сказала:
- Здравствуй, Полина.