В отставку он ушёл с должности генеральской, но без звёзд по золочёным полям.
Однако, походу, – и в оффшорах у него сложилось тип-топ.
И с виллой под пальмами!
А свадебные генеральские знаки всё же вручили ему на прощальной вечере. Вручали, как повелось, в форме чуть балаганной.
– А в чём отличие званий таких пограничных?
Знаешь, служивый! – задрал перст словоблудный сановник. - Полковник – из автомобиля завсегда в окошко помашет – на нём же ПАПАХА!
А генерал? Тот сперва ножку покажет из дверцы своего шевроле.
У него же - ЛА-М-ПАС!
И, вообще, - на пороге дежурных лобзаний, ввернула особа чиновное пожелание, – пехом тебе, ха-ха,генерал, сподобнее!
На природе и лампасы поярче!
Так что - при генеральских делах нашего служивого имели «заурядным» полковником, а, отправляя в туманы, шлёпнули звездой в утешение.
***
Какае-то время затем отставному нехило жилось.
Внуки, брюлики, сейфик с секретом! Контрольное турне по оффшорам!
Потому, с поиском свежего чего-то, не пыльного с приращением следовало не медлить товарищу.
Покуда ещё лампасы не стёрлись.
А вот со свеженьким этим, однако, покуда не выходило никак.
То ли предложения всякий раз с запросами не сростались, то ли из сытого брюха занудстствовало: «И далось тебе это новое дело. Досталь же всего без того!»
В декоративном мундире теперь из дому он выходил чаще по парадным позывам.
На и по бархату газонов дворцовых передвигался он порой в золочёном.
Однажды, подобно прогуливаясь, он и застукал моложавую супругу в позиции, противной его сложившимся милитаристским уставам.
А даму, в аккурат, с чего-то потянуло к былому умению.
Намешала тогда густо она белоснежной маслянистой шпатлёвки и, ступив босоного на безупречную поверхность генеральской столешницы, увлечённо наносила её на едва поблекшие плоскости, опять же, свято-генеральских пространств.
Инспектирующего супруга углядела она лишь, когда тот застыл у подножия её безупречных лодыжек!
– Ну и как Вам модель, в её невыездном варианте? – совсем не растерялась мадам, предвкушая возбуждённое удивление суженого.
Около четверти века назад случился у жизнелюбивого капитана, с этой моделью предсказуемый служебный роман.
С тех самых пор, трепетно оберегая не худшее из своих обретений, лишь изредка служивый позволял ненаглядной своей растрачивать себя понапрасну.
Хватало без неё штукатуров.
То ли парадоксальность инициативы любимой вывела его из себя, то ли святость места, на котором воплощались эти безумные замыслы …
Генерала взорвало скорее, чем его бикфордов шнур заискрил!…
Она так и застыла, держа в одной руке широкий отделочный шпатель, другой – прижав к стенке ковшик с сомлевшим раствором.
Многоопытный доктор-психолог – таила она всё же надежду на плавное затухание волн.
– Довольно уже, – всхлипнула женщина, убедившись в беспочвенности благих ожиданий. – Противно же!
– И хренов ковш убери от стены, – брызнул отравленной слюной генерал, – продавила уже везде, где намазала.
Труженица швырнула вдруг шпатель на изразцы, и хлёстким поворотом кисти выплеснула из ковша белесую вязкую массу.
Персональный пенсионер, оказавшийся в эпицентре адекватного раздражения, возвратился к реалиям со скоростью истерички, выведенной из припадка милосердием хлёсткой пощёчины.
И, пока парадному мундиру возвращали его былую помпезность, его обладатель в молчаливой нервозности вышивал по онемевшим покоям.
***
Помимо этих чуть алогичных событий, всё было замечательно в тот год у отставника.
Когда же, через ни кем не обозначенный срок, покой его потревожили мелодичным трезвоном, наш генерал всё ещё геройски вздымал диафрагму.
- А мы к Вам, друг наш любезный, по объявлению.
С домиком, вот, ознакомимся.
И с прилегающей к ней... - В руках у одного из незваных гостей вызывающе шелестела газетка с рекламными строками.
– Стоп, ребятки, что за липу вы мне тычете!? – возопил генерал, вчитываясь в конкретику, противную его здравому смыслу. - Ни хрен не срастётся вам здесь!
– У Вас же и в переулке Богдана терем за евро забором, и, в Севилье – у доченьки ещё незамужней дворец!
– А тут ещё это всё! – широким разводом обозначил он обозримую благодать без границ.
Наш герой тут же разобрался в акцентах и немедленно обозначил своё отношение к наезду жестом лаконичным! И словом!
С таким трепетом возводилось это гнездовье! Такие схемы, резервы, ресурсы!
А связи! Кровушка ещё и сегодня играет!
- Какая ещё, к чёрту, реклама?! Какая, на хрен, продажа! – Вон, – взревел генерал, ставя точку в совершенно бессмысленным фарсе.
– Смирно! – в ответ, вдруг, донеслись от младших по званию хриплые пожелания об обязательной смене позиции, – мы здесь не в прятки с вами играть!
И мимо ошеломлённых хозяев в дом протиснулся косячок из накачанных хамов.
О, наш, совсем ещё чуть-чуть, генерал наслышан был, что мог в себе таить тот наезд!
В не столь далёкие ещё времена множество в его ведомстве оседало подобных наводчиков.
Автор слегка припозднился поставить в известность читателя, что герой прошёл путь тернистый, но славный – в серьёзной структуре обязательного исполнения наказаний – от розовощёкого дознавателя, до крупного авторитета в департаменте управления громадным сегментом сокрушающей пенитенциарной системы.
Не зря же расставанье устроили с ним столь многосложно. Ещё недавно совсем.
– Мы тут перетёрли с коллегами, – тем временем сворачивая длиннющую ленту рулетки, внес определённость делегат от «экспертов свежей волны», – короче – двадцать штук мы тебе отстегнём. За вот всё это, – скорчив гримасу, обозначил он пространство вокруг знакомым уже широким разлётом. Ведь нормальный же, коллеги, базар?
«Коллеги» солидарно заржали. Что только и могло означать – так ведь нормальный же базар, ясен пень!
Вы бы, мой читатель любезный, себя в подобных обстоятельствах как повели? Вот и Генерал наш едва джином из лампасов не взвился.
Только, когда чуть затухло то пламя, сражён был он, до органических колик знакомым потрясением от, нанесённого им оскорбления «уважаемым гостям».
– А за козлов ты нам ответишь отдельно, папаша, – простенько отозвался обиженный оценщик жилплощади.
И аккуратно прикрыл дверь вслед вывалившимся из покоев «коллегам по оценке недвижимости».
– Такую дырку ты мне в башке просверлил! – Быстро вернувшись, нервно хлопнул по ляжке себя «оценочный бригадир», – главное чуть было не упустил: трое суток даём тебе кумекать, папа-ш-ша!
А дальше – сам понимаешь!
Взбешённый, доселе неслыханным к себе обращением отставник, незамедлительно набрал давнего друга из Управления по борьбе...
– Двадцать штук?! – возмущённо прорычали действующие золотые погоны. – Да я тебе хоть сейчас миллион отвалю!
– Завязывай с шуточками, комиссар! Делай мне охрану по-быстрому!
– Подумать бы надо, – принял гибкую стойку друг-силовик.
«Смежники» же из прокуратуры вылили на него ушат недовольства: «Это же тебе не проклятые девяностые. Сегодня подобное невозможно!
А значит – нет смысла и возбуждать!»
Ох, и быстро же начали смазанные контакты скрипеть.
Джокер всё же оставался в рукаве у бывалого офицера из органов неусыпного реагирования.
Ни единого разу он не обращался по этому адресу. Хотя порой всякие одолевали вопросы. Что-то стопорило, как правило. Пришло время, однако. Пришло.
Губернатор, едва заслышав имя просителя, которое не так что бы и у всех на слуху, хмыкнул как-то двусмысленно по громкой связи и потряс референта, и шеренгу просителей ошеломляющим распоряжением: – Вот этого мне и давай!
– А, лейтенант, – словно сквозь шоры, глядя на важные генеральские знаки, изобразил высокий чиновник готовность к страстным лобзаниям. – Сколько лет!
Вёрткий, невидный, тщедушный – будто бы и не минули те годы. Но, как и в лихие те годы, такие хватка и прыть таились за кажущейся этой невзрачностью.
– Сколько, говоришь, Прокопенко тебе обещал – смахивая слезу, весельем исходил губернатор, – миллион! И чего ж не отдал? Больше двух, говоришь, она тебе обошлась. И вообще не хотел продавать? Чего ж тогда рекламу давал?
- В голову не бери, лейтенант, рассосём! – выслушав все аргументы, продолжал настаивать хозяин кабинета на подзабытом уже звании гостя.
Потом они, словно в те ушедшие годы, пили коньяк (а не гнусную палёную водку), из звонких богемных сосудов (а не из давних гранёных чудовищ)
– Пей, лейтенант, вспоминай. Лихо же мы с тобой вели дружбы в ту пору!
Генерал и не забывал никогда.
Какая уж там была дружба у них?
Шустрый парнишка на исходе восьмидесятых браво двигал перевёрнутыми стаканчиками по мятой скатёрке. И очень скоро решив, что не барское это дело – «мелочь в конце трудной смены слюнявить», сумел рассадить рать из доморощённых факиров и организовать им корпоративную безопасность.
Помнил он и, как однажды был «конторой» прикреплён к распустившему щупальца клану, дабы кто невзначай не сделал неразумного шага для всех.
А ворвавшийся в крупные авторитеты «малец» отстёгивал ему от своего хитрого дела невероятные суммы на пропитание длинной колонны из расплодившихся «маршалов вертикального взлёта».
В начале девяностых годов наш герой эволюционировал очень солидно: Игровые автоматы пошли. Казино. Боевики, зорко хранящие от, набиравших тогда обороты, желаний разбогатеть совсем уже на халяву.
А потом пошли разборки ужасные и бесконтрольные.
Тут уж всё могло пойти вверх тормашками.
Факира наскоро изолировали. Ко всеобщему удовольствию.
Осмысленным правосудием назначили ему шесть лет общего.
Полгода его там – то оберегали, то доили нещадно. И выпустили затем моментально-досрочно за безупречность.
Ответственным за соблюдение того «тюремного этикета», запомнил навсегда, тогда ещё не губернатор совсем, приставлен был к нему всё тот же смешливый куратор в синих погонах.
Не меняли на переправе коней. Соображали. Хоть и временные все были тогда.
Многим тогда удалось подняться и взмыть на этих рекордных удоях. Да и куратору-лейтенанту милостиво позволили тогда чуть вознестись.
А затем всё было, как и у многих людей. Почитаемых – сегодня и ежедневно.
Бизнесмен сомнительных промыслов, следуя велению времени, легализовался, чуть вышел из тени, ещё теснее наладил контакты с разного рода структурами и выкупил себе достойное место в политике. И перспективы!
- Да рассупонь мундир свой, служивый, - захмелевший губернатор и у себя на вороте верхние пуговицы расстегнул.
- У нас же с тобой сегодня встреча без галстуков.
Кстати, мой лейтенант, никогда не задумывался, каким боком ты в своё Главное Управление втиснулся. Без видимых, если ты помнишь, проблем, – Сколько, думал я тогда, нормальному мужику в дремучих начальниках тюрем блудить.
И на счёт лампасов, в которых ты щеголяешь сегодня, я с министром твоим пошептался приватно.
Так что – в памяти моей добрые дела твои. В памяти!
– Так сколько, говоришь, они за твой дворец предлагали? Двадцать штук!?
Это же повернулся язык у ребят?! - джокер приостановил монолог, как бы серьёзно размышляя над сказанным, и затем, как бы уже выходя из раздумий, внятно его завершил. – А ведь не плохие же деньги, мой генерал!
Если мозгою пошевелить.
Себе будет дороже ортачиться!