Я остался там, застрял. Конечно, это не имеет значения. Теперь уже давно все по-другому. Вы здесь, я все еще там, где-то в 67-ом году, например.
Что я там делаю? Не знаю, не знаю, кажется, пилю опилки.
Идиот? Шизофреник, как вы говорите.
Но посмотрите на фото (у вас их полно): как понять тот мир?
Он одновременно цветной и черно-белый (градации серого).
А сколько фильмов мы просмотрели?
Для нас из всех важнейших искусств…
Я смотрел меньше, чем среднестатистический. Меньше смотришь – чаще мыслишь. Не поэтому ли я и понял, что раздвоился?... Из обоймы выпал…
Что смотрите вы теперь? Не противно?
Этот скотский натурализм…
Где искусство? Где образы?
Теперь ваш герой – женщина-следователь. Или другая – та, которую она видит во внутреннем зеркале.
Она в каждом фильме говорит: «Ты знаешь, я…» (в этом месте она всегда делает напряженную паузу)…
«Ты знаешь, я… я должна все рассказать следователю!»
Она сама понимает до чего ж это однообразно, как это невыносимо однообразно (да сколько же можно нагнетать невроз такими напряженными паузами!), поэтому иногда варьирует: «Ты знаешь… у нас будет ребенок».
Впрочем, следователю не помешает знать и это, тем более, что он давно уже что-то подозревает…
Дайте же миру шанс, вовлеченные!
- Мне ли не знать, - отвечаю я, - мне ли, автору, не знать? Я же сам все это придумал.
- Ты знаешь… - мычу я, настраиваясь на требуемую волну, - я бы хотел для него доброй судьбы.
- А ты думаешь, это возможно?
- Ах… да… нет, но… да… Нам мало что светит…
Луч через маленькое отверстие. Стрекот проектора…
Сколько просмотрели. Сколько проворонили… Теперь все то же.
Нет ни луча, ни проектора, только лохматая рвань – клиповое сознание информационного общества.
- Молодой человек, мне надо пройти на улицу Герцена!
- Да с такими ногами, куда хошь, пройти можно.