Глава 4.
“Они плыли и плыли вдоль пустынных, бесприютных берегов, тревожно наблюдая, как мелькают среди валунов силуэты небывалых чудищ. Белфорест. В прежние времена этим словом пугали детей, теперь здесь было последнее убежище для беженцев из погибшей страны.
Проклятый остров на северо-западе, место ссылки и место вечного упокоения. Пока существовала Империя Мизованов — Священная Ардея, - единственными людьми здесь были солдаты в порту Гревель и каторжники-дровосеки в кадоне Аллантэ. Изредка с материка приплывал корабль со жрецами и каким-нибудь уважаемым покойником на борту - древний некрополь Каллимад на юге острова служил гробницей имперской знати. Прибрежные пустоши населяли дикие стаи разумных полузверей, горная гряда на запад через пролив испокон веков принадлежала зловещей и замкнутой расе подземной нелюди. Центральную часть острова Белфорест люди никогда не видели. Эти земли были покрыты тьмой, туманом, вечной загадкой, нездешней стихией, превращающей мир в ничто. Жители острова называли ее Бездной. На самом краю Бездны обитали молчаливые гиганты, а дальше, где густой туман скрывал любые силуэты, должно быть, скрывались ворота в иные пространства, и никто из тех, кто отправился туда, не вернулся обратно. В большом мире о Бездне старались не помнить, и это хорошо получалось.
Но в конце Эпохи Воды все изменилось. Империя, которая казалась непобедимой, исчезла. До сих пор спорят, что сыграло на руку захватчикам — предательство покоренных народов или бездарность имперских чиновников, плохая погода или злое колдовство. Прежний мир сгорел за несколько лет кровопролитной войны. Все эти годы беженцы прибывали на остров Белфорест, и последним из них был сам Император, юный Ларва Мизован.
Новая Империя, которая теперь называлась Млехнас, сделала несколько попыток добить изгнанников на Белфоресте. Но флот завоевателей слишком пострадал в войне, чтобы переправить через море войско, достаточное для осады Гревеля. Ларва Мизован, в свою очередь, никогда не оставлял надежды вернуть себе страну. Дважды он отплывал на юго-восток, дважды возвращался после безуспешного штурма своей бывшей столицы, Ракадуна. В третий раз враги прислали на остров его отрубленную голову. Так закончилась Война.
Говорят, главной целью, ради которой Ларва раз за разом начинал свои безумные походы на Млехнас, было возвращение из плена его жены и сына. После его смерти о них забыли. Может быть, где-то на континенте и жили рабы чистейшей императорской крови, но ни победителям, ни беженцам на Белфоресте не было до них дела. Безутешный народ похоронил своего последнего Императора в Каллимаде, и остров на двадцать лет отошел под власть бывших каторжников и новой понизовой вольницы. Затем...”.
- Затем были и у нас хорошие времена, - сказала Астья, задумчиво глядя в окно, - пока кто-то не захотел сделать еще лучше. Идиоты.
День близился к полудню. Дождь, наконец, перестал, но небо по-прежнему было закрыто тяжелыми тучами. Немощенная деревенская дорога жирно блестела размокшей глиной, а пробитые телегами колеи превратились в ручьи с грязной рыжей водицей. В большом хозяйском доме было холодно, пахло сырыми половицами и вареной бараниной.
Яворг сегодня встал поздно. После спасения чернокнижника с Моста ему надо было хоть сколько-нибудь поспать. Но отдых не принес никакого облегчения – просыпаться в ненастном полумраке было тяжко и тоскливо, а после маговой мелкой нелюди в комнате, похоже, остались паразиты. Запястья и голень зудели так, что хоть вой; кожа на руках покрылась красной сыпью. Сидя на неустойчивой табуретке, Яворг то и дело принимался яростно чесаться, даже не стесняясь хозяйки дома.
- А я и не понял вчера, что это ваш сын, - наемник кивнул на мрачного подростка, съежившегося за книгой. - Умный малец. Я-то сам читать-писать не умею.
- Я тоже не умею, - тихо говорила Астья, - а вот Агдель учится на священника. Я им страшно горжусь. Когда прошу почитать мне в слух, иногда даже не слушаю — просто любуюсь.
Подросток покраснел до корней волос и уязвленно зыркнул на гостя. Про себя Яворг подумал, что Агдель учится куда большему, чем матери хотелось — вспомнить хоть вчерашние цитаты из некромантов. Но злить или огрочать землевладелицу, которой Яворг платил гроши за вполне сносную хибару, было бы неумно. И даже без этого, Астью хотелось оберегать. Это была хрупкая молодая женщина с глазами грустного ребенка. Яворг страшно удивился, узнав, что она уже успела стать вдовой и матерью подростка-сына. Впрочем, чего удивляться — деревенские девушки рано выходят замуж. В свои тридцать, или сколько ей там было, она уже одевалась, как старуха. Будучи хозяйкой небольшого двора в несколько хижин и сараев, работала с утра и допоздна. Все это не красило Астью, однако что-то трогательное и даже смутно волнующее в ней по-прежнему было.
- Я думал, на священника учатся в специальной школе где-нибудь в Ларве.
Астья помолчала и, наконец, осторожно произнесла:
- Кто-то в Ларве, кто-то в лесах. Каждому свое.
Ах, вот оно что.
Яворг неуютно поежился на скрипучей табуретке. Выходит, Астья с сыном принадлежали к староверцам. Различий между новой и старой верой было всего ничего — надо было только признать возвращение Последнего Императора как нового, восьмого божества. Сам Яворг здесь ничего особого не видел. Он и в богов не верил — слишком наивно верить в то, что действительно могущественному существу есть дело до того, что ты одеваешь и что говоришь. Вон, даже мелким лесным духам плевать на вечно ноющих людей, им куда интереснее скакать по мокрому лесу и слушать песни деревьев.
Но какое-то робкое уважение пополам со смущением вызывали в душе Яворга чужие вера и служение. Отказаться от собственного «я» и положить свою жизнь на алтарь даже самой смешной и нелепой идеи — здесь, он чувствовал, проходила граница, за которой обыденность превращалась в трагедию. За эти рубежи его звало всю жизнь, но не нашлось ни бога, ни человека, ни цели, которым он смог бы до конца довериться. Видимо, в этом была его собственная трагедия. Действительно, каждому свое.
Астья поняла его смущение совершенно неправильно.
- А ты веришь в божественность Императора? - с усмешкой спросила она.
- Даже не знаю, - зачем-то соврал Яворг. - Я как-то разговаривал с человеком, который его видел. Тот рассказывал, что у Императора золотое тело и голова, как живая... То есть, она и есть живая. Красота же. Я только не понимаю, зачем нам теперь рваться отвоевывать обратно материк. Полтораста лет прошло. Я родился на Белфоресте, мой отец и дед родились на Белфоресте... Хватает всякого, конечно, но я люблю этот заколдованный остров. Если захотеть, здесь можно жить не хуже, чем в других местах. Пусть Млехнас останется Млехнасом, а Белфорест — Белфорестом... Всем нам лучше забыть старое.
Похоже, Астья его не слышала. Ее не интересовала история, только вера.
- Золотое тело, мертвая голова, - зловеще прошептала она. - В мире достаточно злого колдовства, чтоб еще поиздеваться и над нами, и над этим бедным мальчиком.
Яворгу понадобилось несколько мучительно долгих мгновений, чтобы понять — «бедным мальчиком» Астья называет самого Последнего Императора Ларву Мизована. Наемник опять крутанулся на табуретке да так, что чуть не свалился. Трудно представить, чтоб в этой глуши под окном подслушивали инквизиторы, и все ж таки страшновато... Агдель зарылся в свою книгу так, что видна была только темная макушка.
- Эгхм... - протянул Яворг, с огромным интересом изучая мусор на столе. - Ну, об этом пускай ученые думают. Так я, собственно, что хотел сказать? Выселить даяка в сарай, как предлагает ваша бабушка, вообще никак невозможно. Без него я ваших убийц не поймаю, да и проблем от него нет никаких.
Астья с презрением посмотрела на него:
- Даже говорить боишься?..
- Ничего я не боюсь, - огрызнулся Яворг.
- Тоже мне, мужчины! Мните о себе, а в душе каждый — раб...
- Кому-то уже пора идти, - тихо сказал Агдель своей книге.
- Нет, я хочу ответа!.. - воскликнула Астья.
- Так, мне пора, - сказал Яворг, поднимаясь на ноги. - Охота была связываться с фанатиками.
Гремя половицами, он быстрым шагом пересек сени и, не прощаясь, вышел во двор. Курицы-пеструшки во все стороны брызнули из-под ног, большой пес на сеновале на минуту проснулся и витиевато выругался по-собачьи. В разрыве облаков засияло осеннее солнце. Брызги света от луж били прямо в глаза.
- «Тоже мне мужики», - повторил с досадой Яворг. - Ну как же, побегу теперь, теряя подштанники, всякий бред выполнять... Больная! А казалось — хорошая женщина...
В воротах он столкнулся с тощим стариком, крепко выругался и широкими шагами пошел по главной деревенской улице.
Астья смотрела ему в след из окна с выражением обиды и недоумения на лице. Потом бездумно поглядела на себя в зеркало, поправила ветхий платок на плечах, заметила большую дырку в пестрой ткани, некрасиво выбившуюся наверх. «Не по нраву, видать, пришлась». Будто прочитав ее мысли, ее сын заметил:
- Человек зашел на минутку и по делу, а ты ему сходу в лоб — рраз! - про Веру, - рраз! - про мужиков. Мать, ты так никогда замуж не выйдешь...
- Глупостей не говори, - устало ответила Астья, старательно заправляя платок под воротник телогрейки. - Какой мне муж? Тебя бы вырастить, а там и помереть можно спокойно... Вот, Учитель пришел, подымайся.
Агдель коротко взглянул на мать, и в его обычно холодных глазах промелькнула икренняя жалость. Высокий худой старик с безумными глазами вошел в дом и нехорошо, подозрительно выглянул в окно. Яворга уже не было видно. Старик обнажил гнилые зубы в угрожающем оскале:
- Сдается мне, Астья, ты много болтаешь с чужаками...
- Известно, что прежней веры уже не осталось. Проповедники-самоучки, бабы да юродивые сочиняют кто во что горазд, приструнить их уже некому - старых жрецов нет... Культисты в деревне, значит, - ворчал себе под нос Яворг. - Что от них ждать, спрашивается? Как бы тут связи с убийствами не было. Знал бы я заранее, не согласился бы ни на какие деньги...
И это была чистая правда. Заказ чем-то насторожил наемника с самого начала. На острове, где по лесам бродила озлобленная беглая нелюдь и неупокоенные мертвецы, пять жестоких смертей в глухой деревушке мало кого бы удивили. От гревельского тана и его чиновников ответа ждать долго, нанимать дипломированных бойцов из «Черного Пса» - дорого. И все, вроде бы, ясно и просто, но отчего-то Яворгу не хотелось соглашаться на уговоры якобы беззащитных крестьян. На беду, в то время в карманах было совсем пусто, а других заказов не было. Он думал побыстрей закончить это дело и на первом корабле уплыть в Млехнас за большими деньгами. Куда там...
Трудности начались с того, что жертв правоверные крестьяне уже похоронили и раскапывать наотрез отказались. Оставалось довольствоваться красочными рассказами очевидцев, мол, убитые были “будто ягоды, высосаны”, без внутренних органов, да с поломанными ребрами. Троих из них узнали только по одежде. Это были наемные батраки из соседней деревни, и сожрали их, вестимо, за одну ночь. Двое остались в бараке (причем первый – на собственной лежанке), третий выбежал, но добежать смог только лишь до Моста Некроманта. Четвертой жертвой оказалась жена Старосты. Вместе с пасынком она отправилась к родным в Гревель. Тело ее на следующий вечер оказалось в заводи вниз по течению Айрили. Паренек пропал без следа, но его издранную, окровавленную рубашку нашли собаки возле Свура... Отчаявшийся староста велел насыпать пустую могилу рядом с могилами первой и второй жен.
С тех пор, как начались убийства, прошел уже месяц. Вот уже две недели Яворг торчал в деревне, пытаясь найти хоть каких-то злоумышленников. Безрезультатно. Как будто нужно было только приехать наемнику, чтоб угроза исчезла. Тишина да пенье полевых жаворонков, влюбчивые крестьянки да сказочные руины – ни следа того, что могло бы, как делать нечего, убить пятерых человек. Все это злило Яворга: как-никак, он был воином, а не сыщиком. Но потом он понял – его наняли скорее защищать, чем расследовать. Было даже подозрение, что крестьяне знают больше, чем говорят, и это раздражало Яворга еще сильнее. А после вчерашних приключений в подземельях замка Свур он даже не знал, что и думать.
Нынче утром Яворг задумал отправить Дикого в Гревель с поручением — найти знакомого городского архивариуса и узнать все, что можно, о прошлом замка Свур и о деревне Речная Застава. Сам же он решил приглядеться к местным. Кто-то верит в вурдалаков, а кто-то еще сомневается (кто носу из города в жизни не казывал), но в существовании злого человеческого умысла сомневаться никогда не приходится.
Деревня, пережившая смутные времена, была окружена высоким земляным валом и частоколом. Единственные ворота охранялись сварливым замшелым дедом и двумя мелкими дворнягами. Одним словом, деревня, как дервеня — обычное селение центральной области. И жители были обычные, начиная от Старосты — рослого мужика с окладистой патриархальной бородой, закрывающей лицо до маленьких бегающих глазок, - и заканчивая дворнягами сторожа. Только один человек заинтересовал Яворга, но тот, в отличие от крестьян, не стремился завязать дружбу с воином.
Кузнец Горюн пришел в эти места лет пять назад и построил кузницу у реки, недалеко от Речной Заставы. Поговоаривали, что кузнецом он был отличным. Яворг прекрасно знал, как нужны толковые мастера в любом большом городе, и не мог понять, чем привлек Горюна этот тоскливый край. Ладно бы тот душою влился в жизнь общины — нет, удалился ото всех, друзей не заводил, не женился, с заказчиками был груб и молчалив. И главное, кузница его находилась очень близко от тех мест, где находили тела убитых людей.
Яворг уже не раз пытался завязать с ним разговор, но постоянно натыкался на сдержанную враждебность. Последний раз Горюн вовсе отказался чинить наемнику оружие, чего простые ремесленники в здравом уме обычно не делают. Все это укрепляло подозрения, но прямых доказательств у Яворга не было. Была только одна зацепка — кузнец изредка захаживал к вдове Надас и ее воспитаннице, двум другим местным затворницам. Что, если подружиться с ними, а там и про Горюна расспросить?..
Но у дома вдовы Надас Яворга ждало разочарование. Совершенно напрасно он тряс запертые ворота, едва с ума не сошли от злости собаки во дворе, но никто так и не отворил. Только на секунду померещилось в темном окне бледное иссушенное лицо.
- Они никому не открывают, - сообщил Яворгу тоненький голосок.
Шум привлек целую стаю деревенских детей, из самых маленьких. Они пугливо толпились вокруг Яворга, в восторженном благоговении рассматривая его меч на поясе, кованые сапоги и плащ на волчьем меху.
- А где твой даяк? - решился спросить какой-то малютка.
- Дом сторожит, - недружелюбно отозвался Яворг, осматривая запущенный молчащий дом.
- А можно меч посмотреть?
- Нельзя.
Встретиться с вдовой Надас надо было обязательно, но вот каким образом? Не в окно же к ним лезть? Впрочем, и этой идеи Яворг не боялся. Но голову пришло кое-что получше. Женщинам надо было покупать еду в деревенской таверне. Трактирщика Яворг знал неплохо - первое время снимал у него комнату рядом с каким-то спесивым торгашом, которого местные называли «господином из города».
Удовлетворенно кивнув своим мыслям, Яворг направился к таверне. Ребятишки, разумеется, отправились следом за ним, громким шепотом обсуждая его вещи.
- Дяденька -дяденька...
- Чего? - резко спросил Яворг.
- А ты настоящий генерал?
Я ворг расхохотался и ничего не ответил. Впереди слышался гомон множества голосов; с трактирного двора на улицу вытекала толпа народу, взбудораженная, как осинный улей. Какой-то парнишка побежал по деревне, выкрикивая:
- Поймали! Некроманта поймали! Он убил господина из города! Мы поймали некроманта!
- Что за …? - выругался Яворг, ускоряя шаг.
- Дяденька, пойдемте посмотрим на некроманта!!!
Все шли посмотреть на некроманта. Выбегали из домов хозяйки с руками по локоть в муке, спешили главы семейств, переваливаясь, как встревоженные индюки, а уж детей и вовсе нельзя было оторвать от зрелища. Только увидев кровожадное любопытство на лицах мирных хлебопашцев, Яворг понял – сейчас будет самосуд, бессмысленный и жестокий. Ему стоило большого труда протиснуться через толпу к центру, где четверо рослых парней держали помятую, легкую, будто бумажную, фигурку.
Знакомую фигурку.
Руан, не знавший, куда деться посреди этого кошмара, поднял голову и встретился взглядом с остолбеневшим Яворгом. В следующий миг ученый оккультист каким-то образом вывернулся из крепкой хватки своих конвоиров, - кажется, туповатые батраки просто не ожидали от безропотного “некроманта” такой прыти, - и вместо того, чтобы бежать, куда глаза глядят, бросился к Яворгу. Вокруг закричали:
- Держи злодея!
Кто-то размахнулся вилами, с нескольких сторон полетели камни, люди двинулись, грозя затоптать, и Яворг, не раздумывая, выхватил меч, чтобы защититься от обезумевшей толпы. Мгновенно вокруг них с Руаном образовалось пустое пространство. Воцарилась тишина, недобрая, выжидающая. Мирные равнинные крестьяне воинов побаивались, но даже сквозь этот вечный страх мутным огоньком просвечивала мысль, что такой толпой они справятся и с “некромантом”, и с “генералом”.
На груди, вцепившись в рубашку, повис Руан, и Яворг чувствовал, как дрожат руки оккультиста. “Так, вот сейчас надо просто оттолкнуть его обратно, пусть делают, что хотят, - подумал Яворг, - мне с ними не справиться. Даже будь со мной сейчас Дикий. Нельзя так подставляться ради какого-то дурачка”. Но где-то в глубине души он знал – не оттолкнет, подставится. И не в полузнакомом маге была причина. Просто внутри Яворга что-то протестовало против самой возможности такого поступка.
- Я видел ЭТО, - прошептал Руан, затравленно озираясь. - Ты был прав. Оно убило торгового посредника... Спаси меня, Яворг, спаси меня!