Раньше, ещё в советские времена, о которых вам, не сомневаюсь, много рассказывали ваши бабушки, наш человек, отправляясь за границу, обязательно надевал тёмный костюм, белую рубашку с галстуком и шляпу, то есть, одевался точь-в-точь, как персонажи фильма «Люди в чёрном». Такие требования тогда исходили от партии и правительства, чтобы наш человек ни в коем случае не ударил там в грязь лицом и, во всех отношениях, не подкачал, а напротив, показал себя культурным и всесторонне образованным. Шляпа и костюм тому весьма способствовали, сдерживая всякие дурные наклонности. Захочет, к примеру, человек по привычке швырнуть окурок, куда ни попадя, да вовремя вспомнит, что он нынче в галстуке. От этого станет ему как-то не по себе, и он этот окурочек потихоньку себе куда-нибудь за обшлаг и запрячет до лучших времён.
Ну, а позже, когда всё изменилось, и нашему человеку разрешили одеваться, как Бог на душу положит, он уже мог себе кое-что позволить и стал, собираясь за границу, облачаться в красный с золотыми позументами пиджак и голубые спортивные штаны, и обуваться в туфли из страусиной кожи. А на пузо вешать большущий золотой крест на пудовой, золотой же, цепи. И по этим приметам все его там безошибочно узнавали.
Единственное, к чему он так и на смог приноровиться, так это к их, тамошних жителей, поведению. Ведь, чем, скажем, от нас отличается тот же, прошу извинить за выражение, француз? Если раздеть его в бане и рассмотреть повнимательнее – то, с виду обыкновенный человек, с головой и ногами, как и мы все. Но, вместе с тем, на нас не совсем похож. Не похож своей просто-таки остервенелой галантностью и, поистине доходящей до омерзения, куртуазностью. Он настолько любезен, учтив и улыбчив, что на голодный желудок его выдержать непросто.
Предположим, наш человек помогает даме сесть в трамвай или другой общественный транспорт. Как он это делает? Сурово, в соответствии с моментом. Дама, конечно же, в транспорт бывает посажена в достаточной степени ловко, но потом на светлом пальто у неё сзади, как правило, обнаруживается след мужского сапога, что не каждой даме приходится по вкусу.
Француз же много куртуазней. Он не только поможет даме занять место, но и подарит розу, обменяется с ней номерами телефонов, выяснит, в какое время её муж отсутствует дома, поправит ей бретельку лифчика и возьмёт на память о встрече её подвязку. Всё это время не переставая улыбаться и сыпать комплиментами. Так уж они воспитаны и такие у них поведенческие правила.
Наблюдали, как тот же француз норовит зайти в кондитерскую, либо в булочную? Непременно с улыбкой! С порога со всеми присутствующими учтиво поздоровается, с каждым отдельно раскланяется, заглянет в глазки, расспросит о семье, делах на службе, о здоровье детей, обсудит подробности вчерашнего футбольного матча, дамам непременно поцелует ручку и поправит бретельку, не забыв взять номер телефона и уточнить насчёт мужа. И уж потом только подойдёт к стойке и заведёт с кондитером или булочником галантный разговор с тысячами взаимных любезностей.
А наш человек как заходит? Бух-бух-бух своими сапожищами! Ни тебе – здравствуйте, ни пардон, месье! Насупит брови, в глаза никому не смотрит и требует, чтобы его за такие вот деньги обслужили, как следует. Какие уж там улыбки и бретельки! Спасибо, хоть по морде никому не съездил.
А как француз посещает ресторан? Опять-таки, с присущей ему галантной манерой. Изящно войдёт, немного переговорит со швейцаром, преподнесет ему коробку душистых сигар, непременно расспросит о здоровье его любимой дочери Мари и учёбе племянника Франсуа, расшаркается, и только потом пройдёт в зал, где обойдёт по кругу все столики, никого не пропустив, со всеми облобызается, всем с улыбкой отпустит комплименты, поправит всем присутствующим дамам бретельки, запишет телефоны, и прочая, и прочая по списку. После обхода зала, сочтёт необходимым заглянуть и на кухню, где, опять же, не преминет перекинуться парой-тройкой слов с каждым из поваров, похвалит десерт и салаты, раздаст сигары и другие мелкие, но такие милые подарки, приподнимет крышки кастрюль, вдохнёт в себя пар и поздоровается с каждым блюдом отдельно. Каждое по вкусу подсолит и поперчит.
Иной раз на всё это уходит такая уйма часу, что на еду уже и времени не остаётся. Приходится французу в обратном порядке, пятясь, обходить все столики, целовать дамам ручки и спешно прощаться, несолоно хлебавши. Из этого ясно, почему все французы, в большинстве своём, такие стройные и подтянутые.
Наш человек из этого непременного ритуала ничего не выполняет, а просто припрётся как свинья, бухнется за стол и ну орать гарсону:
– Человек!.. Щи!..
Вот потому-то наших за границей и не очень любят, в то время, как французам, с их непременной куртуазностью, рады во всех уголках мира.