Караванная дорога

«Кто нашёл богатство – тот потерял совесть,
кто нашёл любовь – тот потерял разум,
кто нашёл истину – тот потерял веру.»
Народная примета

Глава 1. За миражём

Весна пришла неожиданно – весь март морозы, снегопады, а с апреля южный ветер феном осушил город – снега как не бывало. Дни стояли ясные, солнечные и тёплые, а ночи душные, тёмные и бесснонные; воздух был пронизан ожиданием перемен, ожиданием нового, невидимого и загадочного.
Работа не шла на ум. Листы кандидатской в беспорядке валялись на столе и диване. Боев который день не мог заставить себя привести бумаги в порядок – пропал интерес и возникли сомнения в нужности его диссертации, в нужности отрешения от радостей жизни ради какого-то светлого будущего – будущего которого может быть и не будет.
Он стал разочаровываться во всём и главное – в себе. Три года как окончил аспирантуру и всё ещё не кандидат, семьи нет, спорт забросил, друзей растерял, любимую упустил.
Упустил, а может ещё не упустил, может ещё не поздно, ведь прошло всего-то полгода как они расстались, может она правильно его поняла и ждёт, - ждёт там в забытом богом селе Заозёрном, где она второй год после окончания университета учительствует.
Он приезжал к ней перед началом учебного года, он убеждал её переехать в город, выйти за него замуж, пожить пока в общежитии, а там видно будет, но она чего-то опасаясь, не согласилась.
Весенние ночи дразнили, колдовали, пьянили – утром на работе он оформил отпуск за свой счёт, ссылаясь на переутомление, что явно просматривалось по его внешнему виду и разговору.
Реки ещё не вошли в берега – сообщения с Заозёрным не было.
Дальше Отрадного ехать никто не соглашался, а от него если напрямую по караванной дороге, километров пятьдесят до места. А караванная дорога вовсе не дорога, а верблюжьи тропы, по которым когда-то, во времена стародавние, из Бухары шли товары в Булгарское Царство и Древнюю Русь.
Выехали в шесть утра; часа через четыре были в Отрадном, оставив позади триста километров, а впереди всего пятьдесят и почти целый день, и не теряя времени он решил идти пешком, рассчитывая до ночи одолеть это расстояние.
Весна бушевала, до мая оставалось три дня и степь уже была покрыта травой – свежей, изумрудно-зелёной. Светило солнце, в небе пели невидимые глазу жаворонки, причудливыми разливами иногда пугали миражи, но не давая к себе приблизиться, внезапно исчезали и появлялись вновь в дали, маня и маня за собой.
Боев спортсмен-разрядник по лёгкой атлетике, по лыжам, по плаванию – чувствовал себя уверенно, быстро шагая и делая частые пробежки – ритм 7-8 километров в час – нормальная нагрузка с учётом дистанции. Но ближе к цели подвели солончаки: грунт смолою налипал на подошву ботинок, с каждым шагом нарастая и нарастая превращал обувь в котурны – делая рост выше сантиметров на десять, - приходилось останавливаться, снимать налипшее руками – терять время.
Речушку у села он переходил в брод по тёмному и представлял себе как Галина подойдёт в темноте к калитке и не узнает его и как будет удивлена и обрадована, когда он назовёт себя.
В доме был свет и лампочка у входа тускло освещала двор, калитка была на защёлке и он попытался, шаря ладонью, открыть её. Залаяла собака. Ноги едва держали, он отступил от калитки к старому карагачу, вековечному сторожу улицы, взялся за него обеими руками и почти повис на нём, отдыхая и ожидая появления хозяйки. Но из двери дома на звонкий лай вышла не она, а он. Боев его сразу узнал – это был Олег, его соперник. Она их когда-то даже знакомила – он был с ней. Боев почувствовал как волна ревности, обиды и унижения покрыла его, как кровь ударила в голову, как огнём запылали щёки, он онемел и продолжал ещё крепче держаться за ствол дерева.
Едва разглядев в темноте, как ему показалось, фигуру пьяного, Олег не подходя близко, что-то буркнул.
Со двора донёсся мягкий грудной голос Галины:
- Что там, Олег?
И заходя во двор Олег ответил, что всё нормально, просто народ гуляет и кое-кому трудно дойти до дома.
Свет в доме погас, улица не освещалась, плотная тьма поглотила все предметы. Боев щекой прижался к карагачу и стал мысленно разговаривать с ним, прося совета и помощи.
Звёздный бал на небе подходил к концу – опускался занавес – облака гасили свечи.
По приметам Боев отыскал брод, как Леший в ночи перешел речку, разделся и искупался в ледяной воде, из ладоней напился, ничего не опасаясь – стало немного легче.
Обратный путь был сложнее: темнота, солончаки, заморосил дождик и никаких ориентиров – главное не сбиться с направления.
Бесконечная дорога, бесконечная ночь – хотелось остановиться, отдохнуть, но места нет для отдыха и он продолжал идти и идти. Наконец-то стало рассветать, облака расходиться, небо светлеть и заревом на горизонте вспыхнуло солнце, а под ногами вместо солончаков был молодой ковыль, идти стало легко. Часа через два он увидел долину, покрытую, насколько захватывает взор, тьльпанами – красными, жёлтыми, белыми тюльпанами – и это не было миражём – картина завораживающая, но Боев понял, что он отклонился от маршрута – тюльпанов на его пути не должно было быть. Взяв левее, Боев зашагал дальше, но вскоре земля стала уходить у него из-под ног.
Земля как палуба в бурю стала наклоняться то туда, то сюда, и вот она стала перед ним стеной – он не мог сделать шага, земля не пускала и он вплотную подошёл к ней, прижался всем телом и полетел с ней куда-то в бездну.
К вечеру цыганский табор набрёл на лежащего грудью на земле Боева – у него был жар, он был без сознания. Немного пошумев, поспорив цыгане погрузили больного в арбу и обоз из пяти повозок двинулся своей дорогой в даль.
Сколько дней, сколько ночей они ехали Боев не знал, он только иногда приходил в себя, чувствовал, что его куда-то везут, слышал незнакомую речь и снова погружался в пропасть безумного бреда.
Через несколько дней табор остановился у пустой кошары – стадо ушло на отгонные пастбища, - здесь был колодец с водой, видимо цыганам место было это известное. Заночевали, а утром перенесли Боева в кошару, уложили на подстилку из травы, оставили вопреки здравому смыслу, а может веря в чудеса, немного еды – шоколад, печенье, изюм, банку воды и складной ножик.
Когда Боев пришёл в себя, его поразила абсолютная тишина – ни скрипа колёс, ни разговоров на чужом языке, ни однообразного гитарного перезвона. Жив – не жив? - думал он пока не почувствовал боль в груди – он не мог дышать – каждый вдох сопровождался резкой режущей болью лёгких – тяжёлая форма воспаления. Он вспомнил всё – вспомнил караванную дорогу, брод, купание – понял, что его оставили здесь умирать. Стало жалко себя. Почему? Почему ему так не везёт? Чем он провинил Бога?
Он плакал, просил прощения за то что жил неправедно, он обещал Богу служить ему, если останется жив. Дыхания редкие короткие вызывали удушье, тело горело огнём и появилось безразличие к себе, появилось смирение. Неожиданно он увидел как к нему подошла женщина – нет, это была не смерть, это была красивая женщина – смерть такой не бывает – она наклонилась над ним, он явственно увидел её очаровательное лицо, - посмотрела внимательно на него и как будто бы убедившись что с ним всё хорошо, неслышно отошла и скрылась в темноте.
Успокоенный видением он заснул; сон длился больше суток, боль отступила, он мог дышать почти полной грудью, а через три дня покинул кошару и зашагал на север в поисках пути домой.

Глава 2. Белый песок

Степь покорила безмолвием, но она жила, она пела свои древние песни, она радовалась солнцу и ветру, она помогала своим – сурки, ящерицы, орлы, коршуны, корсаки и сайгаки, стада овец – всё это степь кормила и оберегала.
И когда Боев увидел в дали юрту, услышал лай собак, то он почти не удивился. Семья овцеводов встретила радушно, правда по-русски никто не говорил – они были казахи, но это не помешало им обильно угощать, что-то рассказывать и показывать на пальцах.
В знак благодарности он оставил им складной ножик, а они дали ему в дорогу мешочек с тесёмкой через плечо, наполненный лепёшками, брынзой и айраном.
Он шёл по ночам – ночи были лунные, светлые – днём отдыхал, засыпая под случайным кустом полыни или багульника.
Хотелось пить, - вода закончилась, айран тоже. Казахстан – вспоминал он географию – сорок тысяч озёр, а ему за четыре дня не попалось ни одного. А может он неправильно понял чабанов, может это и не Казахстан? Было уже не до сна – смутная тревога подгоняла – теперь он шёл и днём.
И вот как-то в раскалённый полдень в бескрайней степи перед ним открылась долина, внизу которой серебрилась река, и по берегу лежал белее белого снег – видимо мираж, подумал Боев, но мираж не исчезал. Снег оказался белоснежным песком, а река – рекой.
Кара-кум, Кызыл, Кызыл-кум - чёрный песок, красный песок, а это Ак–Кум – белый песок.
Какое колдовство, какая живопись – задыхался от восторга Боев. Вода придала силы, река повела за собой.
На другой день его подобрал старенький ГАЗ-63 с пассажирами в кузове. Они ехали на прииск и его приняли за старателя – кому ещё в одиночку бродить по степи.
Шахты прииска были закрыты, посёлок с глинобитными хатками, в основном брошенными, производил удручающее впечатление. Терриконы как гигантские горбы верблюдов или как Египетские пирамиды грозно возвышались среди степи, давили на неё своим величием.
Но жизнь в посёлке как-то ещё теплилась – работала какая-то контора, столовая и был открыт магазин «Золотой рог», где за золотой песок отпускали всевозможные товары и продукты.
Не задерживаясь на прииске Боев поспешил дальше.
Через день он набрёл на участок старателя, который встретил его недружелюбно – с ружьём наперевес – недоверчиво посмотрел паспорт, прописку и выслушав историю его путешествия неожиданно предложил поработать с ним в паре.
Среди степи безбрежной колодец с воротом. А точнее яма без признаков воды, ведро, лопата и всё глубже, глубже в  поисках заветных крупиц, которых к сожалению совсем не много.
Костя – как велел называть себя старатель, - упорно верил в удачу и даже когда от него ушёл напарник ни за что не хотел бросать начатую работу.
Раз в неделю их навещал спиртоносец – коробейник с товаром на телеге на резиновом ходу с будкой, запряжённой резвой лошадкой. Этот день у Кости был козырным – праздником – он покупал продукты и спиртное и пил весь день то ли с радости, то ли с горя.
В один из таких дней Боев от нечего делать бродил по степи и увидел русло пересохшего ручейка – неглубокое русло меньше метра глубиной и шириной, из дали вовсе не заметное.
Боева интересовала вода – может здесь родник – и он руками стал делать в песке углубление. Песок был сухой, но ладони рук покрылись золотой пылью как мукой или цементом.
Копая дальше ему стали попадаться кусочку чистого золота весом по 10-20 граммов.
Увидев пригоршню золота, Костя протрезвел и почти обезумел от счастья, у него началась золотая лихорадка.
Боев же к находке оставался равнодушным, она его мало интересовала. Служить одновременно Богу и Мамоне недопустимо и он собрался покинуть эти места. Торговец по заказу привёз ему велосипед, палатку, рюкзак, рыбацкие принадлежности – одним словом экипировка была выполнена на высоком уровне.
Костя не удерживал, правда ради приличия предлагал остаться до конца сезона, но предлагал не очень настойчиво.
В последнюю ночь Боев с трудом заснул – одолевали мысли – и ему приснилось, что он ведёт занятия, а в окно аудитории заглядывает мать, которую он похоронил пять лет назад и машет ему рукой и как будто зовёт за собой, повторяя – Дима, Дима.
А он думает, как же это она в её то возрасте по лестнице поднялась до окна второго этажа и не боится упасть. Надо ей быстрее помочь и он не просыпаясь поднялся с постели. В ту же минуту прогремел выстрел, за ним второй и наступила зловещая тишина, нарушенная вскоре то ли плачем, то ли воем.
Стреляли ему в голову и если бы он не поднялся, его уже бы не было.
Боев выскочил из палатки, увидел брошенное ружьё и лежащего на земле кающегося Костю.
Увидев Боева живым, Костя в ужасе отпрянул от него и потом стал просить пощады.
Стал объяснять, что боялся того, что Боев его убьёт и заберёт всё золото. Люди гибнут за металл – всё было как в плохом кино. Уважение, дружеское отношение к человеку в один момент улетучилось.
Костя уже не был Костей – жадное и жалкое существо было перед Боевым.
Золото Боеву было не нужно, но Костя всё же навязал ему, умоляя взять с собой баночку из-под кофе, совсем небольшую баночку с золотыми самородками и такую тяжёлую килограмма на два – два с половиной.
Судя по этой баночке Костин клад должен был тянуть килограммов на двадцать – как тут не сойти с ума.

Глава 3. Золото

На велосипеде Боев мчался как на крыльях, иногда так быстро, что ветер свистел в ушах – за день километров сто не меньше и никакой перегрузки.
Через несколько дней волны ковыля и сверкающие на солнце колёса прикатили его к берегу такого же необъятного как и степь водохранилища. Точнее, берега как такового вообще-то не было, вода и степь были на одном уровне – граница между ними сливалась в одной плоскости, но под водой берег был – метра два от суши и уже глубина. Вода тёплая и прозрачная – заходишь по грудь, смотришь вниз и видишь пальцы ног и стаи рыбёшек, с любопытством окружающих пришельца.
Выбрав место поближе к воде Боев устроил привал – здесь можно пожить: село – он его проезжал – недалеко километрах в тридцати-сорока, можно съездить за продуктами. Палатка с собой – вода, солнце – чем не отдых.
Когда он, разобрав вещи и разложив на расстеленном полотенце нехитрый обед, сел лицом к воде, то за спиной услышал какие-то шаги и обернувшись, увидел над собой двух всадников на крупных, как ему показалось, конях, одетых, несмотря на жаркую погоду в брезентовые плащи с капюшоном. Они сверху молча смотрели на него и не знали с чего начать разговор. Он предложил им отобедать с ним чем бог послал. Пожилой всадник спешился, выпил стаканчик лимонада, спросил, нет ли чего покрепче и поняв что покрепче ничего нет, взял пирожок, запрыгнул в седло и не спеша поскакал от берега в степь. Теперь спешился молодой, скинул плащ и оказался молоденькой девушкой.
Познакомились, поговорили – они пасут овец. Она в этом году окончила школу и подрабатывает на дальнейшую учёбу. Разговор продолжили на другой и на следующие дни – напарник часа на два в день позволял ей отлучаться.
Звали её Венера. Мать у неё немка, отец – казах. Семью матери в войну из Поволжья вместе с другими немецкими семьями выселили в эти места –на рудники Хромтау, Никельтау и прочие горы и не горы. Отец почти абориген, но ни дедушек, ни бабушек у неё нет, а мать умерла десять лет назад.
Отец женился второй раз, она живёт с мачехой, у которой своих двое дочерей и ещё одна дочка от её отца.
Живут не богато, на учительскую зарплату, а мачеха – есть мачеха – не позавидуешь.
Венера рассказала, что в подмосковных Мытищах живёт её тётя Эльза и она соберёт деньги и уедет к ней.
Боев видел что девушка с интересом расспрашивает его обо всём, что она начитана, способна, не говоря о том, что идеально красива, что она заслуживает лучшей доли. Отдых закончился, надо было отправляться в путь. Прощаясь, Боев подарил баночку с золотыми самородками Венере. Она испугалась, не хотела брать, но он всё объяснил, сказал, что в баночке есть записка с адресом, по которому его без разговоров примут по хорошей цене – это золото заработано честно. Оно должно принести удачу. Прощаясь Венера впервые протянула Боеву руку – ладошка была маленькая, хрупкая –ладошка девочки-ребёнка и такой она осталась в его памяти.

Глава 4. Секта

Педали заработали, закрутились колёса и снова степь побежала ему навстречу. Километров через пятьдесят была переправа. Ходил паром – перевозили с берега на берег людей, машины, коров, овец –после безлюдной степи это был другой мир, другая цивилизация, другое измерение. Здесь Боев почувствовал себя чужим – не дома. Дороги пыльные, машины – хоть и редко, но куда-то спешат, линии электропередач и связи – и всё чужое, не знакомое. Места для ночлега не попадалось и к вечеру он заехал в село Привольное, у магазина спросил женщину где можно переночевать и та сказала что это надо ехать в конец улицы к Капитану. Там у него на воротах увидишь морской флаг – Андреевский называется, там он и живёт, он всех на ночлег пускает и даже денег ни с кого не берёт – верующий он какой-то.
Женщина ни в чём не ошиблась, Капитан был действительно капитан второго ранга в отставке бывший подводник, командир подлодки.
С Капитаном пили чай, долго беседовали, Боев признался, что хочет служить Богу, что жизнь его вся за короткое время перевернулась, что у него произошла переоценка ценностей, что он сейчас как лодка без паруса, как слепец без поводыря, как стадо без пастуха, как грешник Агасфер неприкаянный.
Капитан поселил Боева у себя во дворе в пустующей времянке, а вскоре предложил работу  сторожа–смотрителя молебного дома – церкви в селе не было, были только поросшие бурьяном остатки от неё.
Боев принялся за новое для себя дело: пилил и колол дрова, красил окна и двери, ремонтировал ступени крыльца и покосившуюся изгородь.
Капитан часто навещал – говорили о жизни, о вере, о любви.
- Если ты потерял деньги – ты не потерял ничего, если ты потерял имущество – ты не потерял ничего, если ты потерял любовь – ты потерял всё. – Приводил слова апостола Петра Боев и спрашивал Капитана, а что это такое всё у человека? Видимо апостол имеет в виду жизнь человека, а что больше? И значит потерять любовь значит потерять жизнь, но человечество не вымирает, а наоборот множится.
- Пётр не о той любви говорил – возражал Боеву Капитан,
- не о земной – о любви божественной, возвышенной, которая доступна единицам и только среди думающих существ, созданных по образу и подобию божьему. Остальное Фрейд – инстинкты.
- Выходит истинная любовь приводит к гибели?
- Нет, я бы так не сказал,- убеждал Боева Капитан.
- Это не гибель, это переход материи в другую форму, в духовную.
Это как, например, в мирском многообразии сталкиваются, касаются друг друга кусочки различных предметов- они соседствуют, они не мешают друг другу, они образуют земную жизнь, а вот кусочки урана и то только в одном единственном сочетании, соприкоснувшись друг с другом вступают в ядерную реакцию – образуют взрыв, после которого от них не остаётся и следа.
Так и настоящая библейская любовь – это взрыв, это воспарение в небеса, это торжество творца и творец такую любовь оберегает от земных страданий.
Что-то не нравилось Боеву в рассуждениях Капитана, он не совсем соглашался и диалоги откладывались до новой встречи.
Капитан рассказал Боеву как он будучи капитаном подлодки допустил грубую ошибку, которая могла стоить жизни экипажа, какой он пережил страх – страх не за себя, -за матросов и офицеров; сам он если бы была такая амбразура как у Александра Матросова, не раздумывая бросился бы грудью на неё первым, чтобы спасти остальных, но такой амбразуры не было, надо было искать способ как подняться со дна, надо было  сохранять спокойствие, делая вид что ничего не случилось.  И он был спокоен все шесть часов борьбы за жизнь, но в душе он молил Бога, просил у него прощения и помощи. Они всплыли, никто кроме помощников ни о чём не догадался, а Капитан за это время стал полностью седым и больше не выходил в море.
После увольнения в запас встретился случайно с верующим – как оказалось с сектантом – пятидесятником, но к сожалению, о сути веры встреченного он узнал, когда уже было поздно и теперь окрестную общину секты он недавно возглавил сам – люди избрали, стыдно было людям отказать – разрушить их призрачные надежды на спасение душ грешных.
Боев жил как послушник в монастыре, но устав этого монастыря ему не нравился, он хотел найти истину, найти причину раскола между ветвями единой веры Христовой.
Он не мог понять, почему есть католики и есть православные, есть протестанты и есть староверы – почему не объединиться, почему не созвать Вселенский собор и не установить единые каноны для воинства Христова.
От много мудрости много печали, - Боев в сомнениях и исканиях всё дальше уходил от той прошлой его жизни.

Глава 5. Любовь

От Капитана Боев был наслышан о ней: она не очень верующая и не очень светская; она сама не знает чего хочет – уехала из Москвы. Купила здесь в Привольном дом, машину, ходит на собрания к Капитану, помогает секте, но о себе ничего рассказывать не хочет – ходят слухи, что была замужем за генералом – развелась. На днях приехала из Израиля, где была целый месяц с группой паломников.
Встретились они случайно всё у того же магазина – он подъехал на велосипеде, а она подошла к автомашине, собираясь отъезжать – они посмотрели друг на друга только одно мгновение – он понял что это она, она поняла что это он, хотя увидели друг друга впервые. Она о нём тоже была наслышана – учёный, философ, холостяк с потерянным смыслом жизни.
В тот же вечер к нему в «скит» – как он называл молебный дом, она приехала вместе с Капитаном.
Познакомились, увидели друг друга поближе и он узнал её - да, да это была она, та самая неописуемо красивая женщина, которая наклонялась над ним, умирающим там в заброшенной кошаре. Может это была мистика, но он узнал её. Он мог поклясться в этом чем угодно, но – не клянись, - она то не узнавала его, она то ведь там не была.
Полина Александровна или просто Полина, как она просила себя называть, оказалась и владелицей «скита», в котором хозяйничал Боев и она, наверное на правах хозяйки стала часто туда наведываться.
Полина была старше него на четыре года, с большим багажом жизненного опыта, начитанности, культуры, в своё время окончила лучший ВУЗ страны, в совершенстве владела английским и испанским языками и в разговоре она иногда допускала нотки снисходительности, а может просто материнской, женской любви – Боев ей нравился и она, впрочем, этого и не скрывала.
Как-то они втроём выезжали на пикник на чистую степную речку Илия. Полина резвилась, шутила над Боевым, над Капитаном, немного кокетничала – она знала, что оба они её любят. Правда Капитан любил её по-своему, - он не считал себя ровней ей – он был далеко не молод, - он всей душой желал ей личного счастья, настоящей взаимной любви с молодым, полным энергии и сил человеком. Он не мог понять как может такая красивая женщина обкрадывать себя – жить в одиночестве – это его мучило, не давало покоя.
Когда он увидел Боева впервые, он сразу подумал, что это подарок её судьбы, подарок небес, что они созданы друг для друга и с тех пор с нетерпением ждал, когда же они объяснятся, когда же они поймут, что секта это не для них, что им нужна другая жизнь – жизнь полная, созидательная, творческая. Он ждал когда же они бросят этот придуманный аскетизм, этот неустрой, это жалкое существование, когда же они как птицы вольные покинут эти места.
А Боев уже влюбился без памяти – он потерял аппетит и сон, стал рассеянным – кроме как о ней, он уже ни о чём не мог думать – он уже дня не мог прожить, чтобы не видеть её.
Тем временем яблоко в райском саду созревало и пробил час.
В это утро Полина подъехала к его «скиту» на машине, одета она была празднично – хоть сейчас под венец – такой красивой Боев её ещё не видел, и подумал, какой генерал, какой маршал мог бы устоять перед такой красотой – ведь это не королева, - это богиня.
Она пригласила его прокатиться – он не спрашивал куда – да хоть куда, лишь бы с ней и сидя в машине боялся пошевелиться, боялся заговорить, чтобы не нарушать очарование этим видением.
Молча они выехали за село на грунтовую дорогу – остановились, она с минуту о чём-то думала, затем посмотрела обжигающим взглядом на него и произнесла:
- Сегодня я хочу быть твоей.
У Боева закружилась от этих слов голова, он потерял дар речи, он не смог ничего сказать, да и говорить ничего не надо было.
Полина включила скорость и они полетели радостной судьбе навстречу.
Они заехали далеко в степь, в степь, где только один ковыль и ветер – сказочное ложе - и здесь они отдавались и отдавались любви, они не могли разнять объятья, они захлёбывались от поцелуев – они пили друг друга и не напивались. День догорал и они поехали к реке – купались, развели костёр, наслаждались сухим вином, бутербродами и фруктами – у неё всё было в машине. И здесь он то и дело обнимал её, прижимал к себе, и здесь она была только его.
Это было настоящее безумие, это был омут, бездна или наоборот высота, рай которого на земле не бывает.
Они были в другом мире, в другом измерении.
Костёр догорел, от реки подступила прохлада и они в машине устроили себе ложе, включили отопление на малые обороты и снова сплелись в одно целое в крепких объятьях.
Морфей и двигатель машины убаюкивали, стёкла машины изнутри запотели, в салоне воцарилась тишина, сладкий сон сулил покой и светлую радость…
Первыми о трагедии весть по степи разнесли вороны, уже с утра с криками кружась над безжизненной машиной.
Они, конечно, не знали о неплотно закрытом багажнике, о ядовитых выхлопных газах, проникших в салон, но они безошибочно чуяли добычу – явную добычу, хотя и не доступную им.
Раньше воронов неладное сердцем почувствовал Капитан.
Но они с участковым отыскали машину Полины только к полудню. Душа главы общины окаменела – здесь на берегу Илии он потерял веру. После этой трагедии Капитана в селе больше никто не видел.