Мы, прожившие большую часть жизни на просторах Советского Союзы, быстро избаловались, попробовав благ рыночной экономики, в том смысле, что утратили универсальную бытовую неприхотливость строителей коммунизма. Помню, как в семидесятые годы однажды улетал из Домодедово, нагруженный двумя тяжеленными сумками с дефицитными продуктами, от банок со сгущенным молоком до венгерского гуся.
Что-то случилось в плановой экономике, то ли с погодой, то ли с запасами керосина, но задержали много рейсов с формулировкой: «откладывается, информация через три часа». И так восемь раз подряд, каждые три часа. Что творилось в аэропорту! Гражданская война. Не было только тифа, да спекулянтов с излишками продуктов не расстреливали у шасси Антея – самолета установленного на площади Домодедово в качестве памятника надежности социалистического аэрофлота.
И что? Да ничего. Улетел, в конце - концов. Гусь, правда, слегка позеленел и запах, но матушка промыла его марганцовкой, разрубила на куски, отварила до полуготовности, а потом две недели готовила: лапшу, тушеную картошку и даже «курник» … Про жирного гуся я вспоминаю без всякого энтузиазма. Кто из нормальных людей сегодня питается гусятиной? А вот сутки сидения и даже валяния на каменном полу под лестницей зала ожидания, и вояжи в загаженный и подтопленный туалет, с обрывающей руки кладью, вспоминаются почему-то как забавное приключение в пути. Чтобы уяснить парадоксальность этого факта читателю нужно попробовать справить малую нужду, стоя в луже мочи с полными дорожными сумками в руках… У меня же подобные вынужденные экзерсисы не отбили охоты к перемене мест, что не мешает, однако, выговаривать портье в гостинице за недостатки в уборке номера.
В Шереметьево, откуда мы улетали в Китай, теперь ходит электричка-экспресс. С Белорусского вокзала. Часто. Стоит это много меньше такси, и вероятность опоздать, попав в пробку, минимальная. Это нанесло таксомоторной мафии смертельный удар. Добраться до аэропорта теперь можно быстро, удобно и недорого. Тем не менее, перед отъездом в аэропорт у меня стало портиться настроение. Хотя видимых причин для этого не было. Шли вторые сутки, как мы с женой находились в Москве. А всё, что происходило вокруг нас, не очень-то подходило, к моему стереотипу восприятия Москвы. В гостинице, ресторанах, магазинах и транспорте было точно так же, словно это в Барселона, Прага или Нью-Йорк. То есть всё было хорошо. А настроение стало портиться. Теперь я могу это объяснить тем, что называю «феноменом недополучения отрицательных эмоций».
***
Впервые случилось это в пионерлагере. Там был один гад, старше меня годами, который, когда нас приводили в столовую, т.е. четыре раза в день, подкрадывался ко мне и давал подзатыльник. Бил не сильно. Но видимо, из-за унижения у меня перед едой стала болеть голова…
Через несколько лет, я, ставший уже высоким и сильным парнем, снова приехал в тот же лагерь работать вожатым, но в столовой ел плохо. Как только приходил туда, появлялась головная боль и даже тошнота….
Проблема решилась неожиданно. Однажды я сидел за обедом , вяло ковыряясь в тарелке, как вдруг получил подзатыльник. Меня словно подбросило пружиной. Вскакиваю, чувствуя какую-то необузданную, яростную силу во всем теле. Передо мной стоял старый обидчик, превратившийся в плюгавого парня лет восемнадцати - двадцати.
-Здорово, Барабан,- радостно «лыбясь» хохотнул он,- узнаешь, мы с тобой здесь в детстве дурили.. Куришь? Пошли у меня «БТ»* есть.
- Пошли, пошли,- каким-то странно хриплым голосом ответил я.
Парень был ниже меня на голову, вид имел чахотчный… Ах, сколько раз, занимаясь боксом , я представлял, как после полученного подзатыльника, обидчику прилетает мой дробящий прямой правой в переносицу или апперкот в солнечное сплетение…
-А у меня мать здесь работает, приехал с ночевьём. А ты, чо здесь делаешь? Меня, кстати, Женька зовут. А тебя как? Тогда все Барабаном звали - продолжал частить Женька, протягивая мне раскрытую пачку дорогих сигарет.
Я смотрел ему в переносицу и понимал, что не смогу вот так просто его ударить, хилого и, в общем-то, беззащитного против моих тренированных кулаков. Ни злости, ни желания избить у меня не было….
Этот эпизод мне вспомнился в Шаолине. Когда я наблюдал тренировки сотен китайских разновозрастных мальчишек. Подумалось: «Интересно, обижают ли у них сильные слабых»?
-Слушай, а зачем ты меня лупил по голове?- спросил я парня, выходя из задумчивости.
-Да ты чо? Я ж тихонько. У нас игра была, кто больше подзатыльников пацанам даст в тихую… Вы что ли потом так не играли?
-Нет, не играли. Но у нас в секции у некоторых гадов другая забава была. Удар отрабатывали. Выбирает на пустынной улице здорового мужика, обычно пьяного, и сбивает одним ударом. Когда удар точный, человек падает не согнувшись, как столб. Я этого никогда не делал, но на тебе хотел попробовать…
-Да ты чо? Чо сравнивать? Мы ж дети были? А ты ж вон, лось какой вымахал,- в глазах у парня был не страх, а что-то похожее на тоску… Ему бы мою силу… Но сильные никогда не бьют просто так. Голова у меня больше не болела. Я вернулся в столовую и съел четыре тарелки пшенной каши. Благо на нее в пионерлагере никаких ограничений.
Вот нечто подобное подзатыльнику я подсознательно ждал от московской сферы услуг. Безрезультатно. Хороший сервис, ломая стереотипы, грозил мне головной болью. Нужен был подзатыльник…
***
На Белорусский приехали рановато. Посадка еще не началась. Пошли бродить по вокзалу. Наткнулись на магазинчик с ретро названием «Красный октябрь». Там продавали знаменитые московские конфеты. Когда-то, они являли собой вершину советского кондитерского искусства. У меня и сегодня, самые любимые конфеты «Столичные», у жены - «Шоколадный крем». Купили и тех и других, чтобы на чужбине было чем напомнить о родине. Жена, попробовав, сказала, что «Шоколадный крем» стал хуже, его сделали более сладким, в угоду массовому вкусу, и в ущерб тонкой горчинке, которой конфета и славилась у ценителей. А вот Столичные были хороши. Свежие, с полужидкой начинкой. У этих конфет маленький срок хранения. И я не в первый раз уже рассказываю жене, а она терпеливо слушает, утверждая, что рассказа не помнит:
«Много лет назад, живя в Москве я как-то купил гостинец матери. Редкие и дорогие конфеты «Столичные». Послав конфеты и зная манеру матушки, все припрятывать на всякий случай, строго – настрого приказал съесть конфеты быстро, т.к. начинка у них засыхает. Та обещала. Потом даже сказала, что конфеты ей понравились, только больно дорогие. А где-то, через полгода или даже больше я приехал к ней в Магнитогорск. Как-то вечером сели пить чай.
-Ой, у меня же твои конфеты есть!- радостно воскликнула мама.
-Какие мои?- удивился я.
-Ну эти редкие. Дорогие.
И она высыпала на тарелку изрядное количество конфет в оранжевых фантиках с изображением сталинской высотки. Конфеты покрылись белым налетом, отдавали пылью, и хрустели на зубах засахарившейся начинкой. Но мама лакомилась ими с видимым удовольствием.
-Мам, что же ты не съела их свежими? Старые они не хороши!- посетовал я.
Матушка ничего не ответила. Но чуть позже, положив в рот последний кусочек конфеты и запив его чаем, сказала:
-Всё равно вкусно…»
Объявили посадку. Конфеты и воспоминания не улучшили моего настроения, начинала болеть голова. Сунув билеты в турникет, мы вышли на перрон. И тут я получил подзатыльник….
Весь наш багаж жена складывает в одну большую сумку фирмы Samsonite. Сумка выходит тяжеленной, но она на колесиках, да и носить нынче в поездках мне ее почти не приходится. Гладкие полы, провожающие, таксисты и коридорные облегчают дело. На перроне мы обнаружили, что электричка стоит не там, куда нас выпустили. И чтобы до нее добраться нужно дойти до высоченного мостового перехода, и по нему перебраться на соседний перрон. Пассажиров было много, причем иностранцев, они, как и я, не могли понять, зачем нас выпустили на одну платформу, а вагоны поставили у другой. Но разбираться было некогда, щербатый, как после минометного обстрела асфальт привел толпу к лестнице. Я наивно полагал, что в центре Москвы такого уже нет, или где-то сохранено только в качестве артобъектов. На высоту трехэтажного дома, сваренная из мощного горячекатаного уголка, высоченными ступенями вела в небо лестница. Железобетонные ступени потрескались от старости, светили сквозными дырами и держались только за счет уголка. Подъем по такой требует, если не мужества, то специальных усилий. Впереди меня шла молодка в миниюбке и кислотно-зеленых туфлях на шпильках с платформами. Стандартный подъем по лестнице у нее сразу не заладился, не хватало амплитуды выноса бедра. Тогда она резко поддернула юбку и заковыляла вверх, демонстрируя всем кто ниже стринги под цвет туфель. Рядом под бременем непосильной ноши медленно ползла молодая немецкая мать, у которой в одной руке была складная детская коляска, за другую - цеплялся четырехлетний малец, а на спине висела объемистая сумка - рюкзак. Забавно, что на лестнице был съезд для колясок, но ни одно колёсное устройство, что было у пассажиров туда не подходило, да и съезд был настолько крут, что и на инвалидной коляске по нему не то что подняться, но и спуститься можно было бы, только серьезно рискуя раскроить череп. Ко всему прочему внезапно пошел довольно сильный дождь…
В общем, с двухпудовой сумкой я двинулся на лестницу, ощущая себя солдатом, поднимающимся на бруствер окопа для штыковой контратаки. А это вам не подзатыльник, а даже нечто более грубое и зримое…
В электричке, утирая пот и капли дождя с разгоряченного лица, я почувствовал, что голова моя прошла, хочется выпить и закусить. Но выпивки у меня с собой не было. Тогда, я попросил жену дать мне еще одну «Столичную», там, в начинке есть алкоголь. Его я и принял на посошок, мурлыча из Утесова:
«До свидания, москвичи, до свиданья…»
(продолжение следует)
*БТ – Болгарский Табак, популярные, дорогие и дефицитные сигареты советского времени.