С доктором Грином мы не друзья, хоть нам и приходится периодически встречаться. Просто у нас разные весовые категории и нет одинаковых интересов по жизни. Он не сочиняет стихи и не издаёт книжки, как я, а мне совершенно непонятен кайф, который он испытывает, дрейфуя по выходным по Средиземному морю на собственной яхте. Хотя стихи он наверняка в молодости писал, как и любой нормальный сексуально озабоченный юнец, а вот я никогда не имел да и вряд ли в обозримом будущем заимею собственную яхту. Если только тот же доктор Грин пригласит меня покататься. Впрочем, это никак не изменит моего отношения к морским развлечениям.
После того, как я попал в автоаварию, доктор Грин несколько раз оперировал меня, и с каждой новой операцией мы узнавали друг о друге всё больше и больше. Уж, не знаю, насколько интересен был я для него, ведь мои внутренности он изучил достаточно основательно, а о чём-то не связанном с болячками в начале нашего знакомства я говорить просто не мог. А вот он заинтересовал меня тем, что, едва глянув в мою сторону, сразу заговорил на ломаном русском, объяснив, что его родители уехали перед самой войной в Аргентину, где он впоследствии и родился. Русский язык, а вернее, даже не русский, а какой-то местечковый западно-украинский суржик в смеси с идишем долгое время был языком их домашнего общения, но до переезда в Израиль молодой Грин им не пользовался, пока не стал общаться по работе с русскоязычной публикой. Притом это были не коллеги-врачи, которые бегло болтали на иврите, соблюдая корпоративный этикет, а такие бедолаги, как я, попадавшие на операционный стол в критической ситуации и выдавливающие сквозь боль лишь какие-то обрывочные фразы на языке страны исхода.
Сегодняшняя наша встреча с доктором Грином была незапланированной, и, хоть она не была связанна с моими болячками, но от того была ничуть не радостней. Встретились мы на похоронах нашего общего знакомого Фимы Шульмана.
Какое-то время назад Фима, так же как и я, попал в автомобильную аварию и с того времени стал пациентом Грина. Правда, познакомились мы с Фимой не на соседних больничных койках, но это сути дела не меняло. А вот то, что доктор Грин провожает своих пациентов в последний путь, меня несколько удивило и даже озадачило.
- Лев? Как себя чувствуешь? – спросил он во время чтения раввином кадеша у могилы и тут же поднёс палец к губам. – Потом поговорим…
Всё время панихиды я мельком поглядывал на него, а когда всё закончилось и присутствующие отправились к автобусу, чтобы ехать с кладбища, доктор Грин поманил меня рукой:
- Поехали со мной. Подброшу тебя до дома.
Пятнадцать минут, которые мы добирались от кладбища до города, он молчал, лишь старательно крутил баранку своего новенького «ситроена» и вглядывался в дорогу, а когда мы уже стали петлять по городским улицам, неожиданно сказал:
- Домой не торопишься? Давай, если хочешь, в каком-нибудь кафе помянем Фиму. Так у вас, кажется, принято?
- Вы же за рулём, доктор, - усмехнулся я.
- Ничего страшного. Как-нибудь доберусь до дома. А водки… - при слове «водка» он покосился на меня, - выпить сейчас и в самом деле не помешает. Тем более, у меня есть к тебе пара вопросов. По теме. Ты дружил с Фимой?
- Мы с ним не были друзьями, - ответил я, - просто знакомыми. Да и сказать о нём я практически ничего не могу. «Здравствуй и до свидания» - вот и все наши разговоры.
Но доктор Грин ничего не ответил, лишь поискал взглядом место для парковки, потому что мы подъехали к пешеходной улочке, где было полно всяких кафе и ресторанчиков.
- Тебе, наверное, интересно, почему я именно с тобой захотел поговорить о Фиме, - неторопливо начал он, едва мы сели за свободный столик в маленьком румынском ресторанчике и заказали бутылку водки под овощные салатики.
- Да и не только это, - вздохнул я. – Как вы, такой занятый и серьёзный врач, нашли время пойти на эти похороны? Только потому, что покойный Фима был вашим пациентом?
- Конечно, нет! Если бы я ходил на похороны ко всем своим умершим пациентам, - доктор Грин невесело усмехнулся, - мне бы, наверное, не осталось времени на живых. Вышел бы какой-то старый пошлый анекдот… Дело в том, что покойный Фима заинтересовал меня некоторыми странными вещами, разъяснить которые я себе до сих пор не могу. Но… давай сначала выпьем по рюмке.
Не чокаясь, мы выпили, доктор потянулся к кувшину с напитком, но, так и не запив, продолжал:
- Первый раз я увидел Фиму, когда его привезли на «скорой помощи» сразу после аварии. Положение его было практически безнадёжное. Он должен был умереть. Многочисленные травмы, большая потеря крови, повреждённый позвоночник, обширное кровоизлияние в мозг. Но я обязан был бороться за его жизнь. И я сделал всё, что смог. Когда после операции его отвезли в палату и подключили к аппаратам жизнеобеспечения, я последний раз навестил его и мысленно уже попрощался с ним. Я же не волшебник и не могу делать чудеса. Максимум, подумал я, он дотянет до утра, не более того. Но он, к счастью, выжил… Давай ещё по одной, что ли.
После второй рюмки щёки у Грина порозовели, а глаза заблестели. Чувствовалось, что выпивает он нечасто, но разговаривал по-прежнему чётко и без запинок.
- На следующий день после операции я был выходной и в больнице не появлялся. А ещё через день, когда пришёл на работу, мне сообщили при утреннем обходе, что произошло удивительное: Фима жив и состоянию его уже ничто не угрожает, хоть он и находится в бессознательном состоянии. Что ж, решил я про себя, такое в принципе не редкость. У человека очень сильный организм, он сумел самостоятельно выкарабкаться и, слава Б-гу, теперь будет жить… А потом я занялся другими больными и на время забыл о Фиме. Пока моего участия не требовалось – за ним ухаживали медсёстры, и моего присутствия достаточно было лишь на утренних обходах… А теперь ответь мне на один вопрос, который я хотел тебе задать с самого начала. Ты знал, что Фима пишет стихи?
Честно признаться, вопрос доктора Грина, меня озадачил. Какое отношение имеют увлечения Фимы к медицине? Какая связь между его стихами и работой нашего хирурга?
- Конечно, знал, - ответил я, - я помню Фиму по литературной студии, куда он ходил одно время. Даже помню его стихи – откровенно графоманские, читать которые было скучно и неинтересно. Потом я перестал ходить в студию и, насколько знаю, Фима тоже там надолго не задержался.
- Графоманские? – переспросил доктор. – Это только твоё личное мнение?
- Почему только моё? Многие участники студии ругали их при обсуждении. Но… зачем об этом вспоминать сейчас? Всё уже в прошлом, и не стоит говорить о покойнике плохо. Писал себе стихи, находил в том удовольствие – и славно. Хоть какая-то память родственникам останется.
- А он печатался в каких-нибудь журналах? – не обращая внимания на мои слова, продолжал доктор. – Или, может, даже книжку выпускал?
- О чём вы! Какая книжка! – отмахнулся я. – Его стихи даже местные русскоязычные газетки не печатали. С их-то уровнем…
- Так вот. – Доктор Грин помотал головой и поднял кверху указательный палец. – Спустя пару дней одна из медсестёр, работавшая в их отделении, сказала мне, что Фима пришёл в себя и очень просил, чтобы я его навестил. Я по привычке отмахнулся и велел передать, что обязательно зайду к нему, но не сегодня, а когда будет плановый обход. Тогда и побеседуем. В принципе, в этом опять же не было ничего необычного. Пациента что-то беспокоит, и он хочет пожаловаться лечащему врачу. Одни больные мужественно переносят свою боль, другие требуют повышенного внимания. Единственное, что немного настораживало, это то, что он после таких серьёзных травм быстро пришёл в себя и находит силы что-то просить… Впрочем, я появился у него уже через день, находясь в их отделении по каким-то другим делам. Очень уж интересно было посмотреть на пациента, который всего день назад находился на грани жизни и смерти, а сегодня, судя по словам медсестёр, выглядел очень даже ничего… Кстати, посмотри, Лев, на человека за соседним столиком. Он тебе не знаком?
Я ещё не привык к резким скачкам в разговоре с доктором Грином, поэтому даже вздрогнул от неожиданности. Взглядом он показывал на сидящего неподалеку от нас мужчину, этакого постаревшего хиппи с седой косичкой за спиной, ухоженной бородкой и благообразным профессорским личиком. Одет он был в старомодную джинсовую куртку с закатанными рукавами, и перед ним стояла чашечка кофе, из которой он изредка отхлёбывал, едва касаясь края чашки губами. На нас он внимания, казалось, не обращал и был занят чтением газеты, которую прихватил с соседнего столика.
- Почему вы о нём спрашиваете? – удивился я. – Такой же, как все, посетитель ресторанчика…
Доктор Грин задумчиво покачал головой и вздохнул:
- Пускай будет так… Так вот, когда я пришёл в палату к Фиме, я его просто не узнал. Когда он поступил к нам в больницу это был… это был просто кусок кровоточащей плоти, из которой мне предстояло лепить человека! Ты себе можешь такое представить?
- Наверное, смогу, - пожал я плечами, - я и сам в свой время…
- Нет! У тебя было иначе. Ты был живым человеком – изуродованным, с переломами и ушибами, но – живым! А Фима… Я его даже жалеть тогда не мог! Представляешь, когда врач говорит такие слова?! Не жалеют лишь полностью обречённых и неизлечимо больных. Им желают поскорее избавиться от страданий… - Доктор Грин зажмурился и потёр виски. – Нельзя говорить такие вещи, но так оно и было. Шанс у человека, конечно, есть всегда, но если после долгого лечения в лучшем случае останешься беспомощным инвалидом, стоит ли цепляться за жизнь?.. Однако с Фимой, повторяю, произошло невероятное. Он был пока в гипсе, на растяжках, голова его была забинтована, однако глаза – его глаза были глазами абсолютно здорового и энергичного человека! Создавалось впечатление, что ещё день-два, и с него нужно будет снимать гипс и отпускать домой… Мне приходилось за свою практику встречать быстрые излечения после тяжёлых болезней, но случай с Фимой ни в какую статистику не вписывался… Ну, не могут так быстро срастаться переломы и налаживаться нормальная работа мозга в расплющенной черепной коробке!
Краем глаза я заметил, как престарелый хиппи с косичкой, на которого мне показывал Грин, оторвался от своей газеты и стал напряжённо вслушиваться в слова доктора. А тот, казалось, возбудился от собственных слов и говорил громко, никого не стесняясь и размахивая руками.
- Я многого насмотрелся и со многими людьми говорил, едва они выходили из комы, однако тут опешил. Да ещё Фима подбросил загадок своими вопросами. Говорит: «Доктор, скажите, что за мужчина постоянно стоял во время операции за вашей спиной?» Отвечаю ему, мол, мне всегда помогают ассистенты, медсёстры, анестезиолог, но как ты мог кого-то видеть, если находился под наркозом? Видел, говорит, и не только видел, а даже общался с ним. Галлюцинации у пациента, решил я про себя, такое тоже бывает, ничего в этом сверхъестественного. Мы, говорю, общаемся друг с другом во время операции, но… как ты мог нас слышать? Нет, отвечает, этот человек был вовсе не из ваших, да и никакого халата на нём не было. Тут я даже рассмеялся: кто же пустит в операционную постороннего человека, когда у нас такая высокая стерильность? Что-то ты, Фима, путаешь… С другой стороны, беседую я с ним, а про себя размышляю: человек отходит от наркоза добрых пару дней, а потом начинаются боли, которые, конечно, снимаем обезболивающими препаратами, но больной вряд ли способен на такие складные речи – он всё ещё в себе, в своём страхе, в боли, в наркотической прострации!
- Если бы мы были верующими людьми, - грустно усмехнулся я, - можно было бы подумать, что произошло чудо. Рановато ещё было Фиминой душе покидать тело. А вот сейчас… видимо, самое время пришло. И она отлетела.
Краем глаза я заметил, как хиппи за соседним столиком, чутко вслушивающийся в каждое слово доктора Грина, усмехнулся и поёрзал на своём стуле. Чувствовалось, что ему очень хочется принять участие в нашем разговоре, но он пока сдерживается.
- Не надо о религии и чудесах, - недовольно покачал головой доктор Грин, - я говорю лишь о том, в чём разбираюсь… Но самое удивительное произошло потом, когда Фима заметил, что я воспринимаю его слова с недоверием. Он принялся рассказывать, что человек, стоявший за моей спиной во время операции, наклонился над ним и стал шептать в ухо. И никто, кроме самого Фимы, его не видел и не слышал! А сказал он, что жизнь Фимы уже на исходе и в любую секунду может прерваться. Решение в высших мирах уже принято, и никто из простых смертных ничего не сможет изменить. Врачи, что сейчас его оперируют? Да ничего они не сумеют сделать, если один единственный человек этого не пожелает! И кто этот человек? – Тут доктор Грин в упор посмотрел на меня и переспросил: - Как вы думаете, кто этот человек?
- Ну, наверное, какой-нибудь мифический Мефистофель! – снова усмехнулся я. – Фима, как человек, всё-таки почитывавший книжки, наверняка был знаком с Гёте и его «Фаустом». А себя вообразил этим самым пресловутым Фаустом. После таких страшных аварий крыша ещё не так поедет!
- Вот и я про то подумал! – кивнул доктор Грин. – А ещё подумал, что не мешало бы отправить его на дополнительные анализы – всё-таки травмы серьёзные. Да и психиатру будет с чем поработать… Но самое интересное произошло в конце нашего разговора. Фима сказал, что этот невидимый человек предложил ему выбор: или он спокойно умирает, как ему и назначено свыше, или подписывает с ним контракт о продаже души и получает взамен выздоровление, а в виде бонуса некоторый талант в сочинительстве. Ну и конечно, десяток-другой дополнительных лет жизни, чтобы реализовать свой открывшийся талант. Ни больше, ни меньше. Фима, естественно, согласился подписать контракт, и вот результат – он быстро пошёл на поправку, и как только освободит руку от гипса и сможет водить пером, то непременно проверит, как обстоит дело с сочинительством…
Доктор Грин рассеянно посмотрел вокруг себя и снова наткнулся взглядом на человека за соседним столиком. Тот сразу же отвернулся, но было видно, как он хитро посмеивается. Над нами ли? Или чему-то своему? Доктор поморщился, но наполнил рюмку водкой и, не дожидаясь меня, выпил.
- Так вот, объясню, для чего я это рассказываю. – Он подцепил вилкой с тарелки солёный огурчик и бросил в рот. – Может, при других обстоятельствах, я об этом эпизоде и не вспомнил бы – мало ли что говорят послеоперационные больные! – но вскоре мне стало известно, что Фима выпустил два сборника стихов и, по словам моих русскоязычных друзей, очень неплохих. Ты об этом что-нибудь знаешь?
Я отрицательно покачал головой.
- Жаль. Мне хотелось услышать твоё мнение о стихах.
- И что это изменит?
Доктор Грин пожал плечами и впервые в его глазах я увидел неуверенность:
- Уж, больно меня заинтересовал этот случай. Мои-то знакомые к литературе никакого отношения не имеют, а тебе, как мне кажется, можно доверять.
- Ну, спасибо! – Я усмехнулся и тоже выпил рюмку. – Беда лишь в том, доктор, что этих сборников у нас с вами нет. А где их достать, ума не приложу. Не просить же почитать у вдовы!
На некоторое время за нашим столиком наступила тишина. Доктор Грин посмотрел на часы и вздохнул:
- Ничего не поделаешь. Видимо, эту загадку уже никогда не решить. А жалко – интересный случай в моей практике… Ну, будем заканчивать?
Я молча кивнул и полез за кошельком.
- Извините, уважаемые, что вмешиваюсь в ваш разговор, - вдруг послышался голос человека из-за соседнего столика. – Вы, я вижу, собрались уходить, но можно мне напоследок сказать вам пару вещей?
Доктор Грин удивлённо скользнул по нему взглядом и сухо поинтересовался:
- Вы подслушивали наш разговор? Ай-яй-яй, как некрасиво!
- Извините… Но я именно тот человек, который стоял над изголовьем Ефима Шульмана во время операции.
От неожиданности доктор Грин даже отступил на шаг назад и замахал руками:
- Всё, господа! У меня больше времени нет, я тороплюсь… - Он кивнул мне: – Ты со мной?
- Да, - замялся я, - но…
- Всё, ухожу! – Доктор Грин презрительно глянул на незнакомца и снова обратился ко мне: - Ты собираешься разговаривать с этим… сумасшедшим?
Это было уже явной бестактностью, и если бы до этих слов я, не задумываясь, ушёл с ним, то теперь мне захотелось остаться хотя бы на минуту и извиниться перед незнакомцем.
- До свидания, доктор, - ласково пропел вслед ему мой новый собеседник. – Думаю, что мы с вами ещё побеседуем когда-нибудь. Обязательно побеседуем! Даже если вы этого и не захотите…
Тут уже я посмотрел на него с удивлением:
- Извините, ничего не понимаю… Кто вы?
Незнакомец, не обращая внимания на мои слова, обвёл взглядом зал ресторанчика и деловито поинтересовался:
- Вам тут не надоело? Может, прогуляемся по свежему воздуху?
Со свежим воздухом он очень сильно погорячился, потому что температура на солнце зашкаливала за тридцать градусов, но я послушно кивнул и следом за ним вышел на улицу. «Ситроена» доктора Грина на стоянке уже не было, но моему новому собеседнику, видимо, и не нужна была машина. Он уверенно направился вперёд по улице, даже не оглядываясь на меня, будто был уверен, что я никуда не денусь.
- Так вот, - неожиданно начал он. – Я и в самом деле был во время операции рядом с Ефимом Шульманом. Вы не ослышались, и он говорил обо мне доктору Грину чистую правду.
- А как произошло, - ухмыльнулся я, - что только Фима видел вас и никто больше?
- Потому что так было задумано изначально.
- Кем?
Но мужчина оставил мой вопрос без ответа и продолжал, будто диктовал урок нерадивому ученику:
- Меня послали за его душой, но, чтобы получить её, нужно согласие…
- Гётевского «Фауста» начитались? И вообразили себя Мефистофелем?
- Называйте, как хотите. – Мужчина оглянулся на меня и усмехнулся. – Пускай я буду Мефистофелем. А ваш Фима - Фаустом. Или, как говорят здесь в Израиле, адоном Фаустом.
Вероятно, доктор Грин был совсем недалёк от истины, подумал я, этот «Мефистофель» наверняка не совсем нормальный, если пытается втащить германскую чертовщину в наши израильские реалии. У нас тут и своих чертей хватает.
- Считаете меня сумасшедшим? – уже в полный голос рассмеялся незнакомец. – А не показалось ли вам странным кое-что из того, о чём вам рассказывал сегодня доктор Грин?
- Что, например?
- Хотя бы то, что ваш Фима был практически при смерти, но буквально назавтра начал стремительно выздоравливать, и, вдобавок ко всему, у него после выздоровления открылись необычные поэтические таланты?
- Ну, и как вы это объясните?
Мой собеседник, похоже, развеселился ещё больше:
- Ваш Фима отлично вжился в свою роль. Помимо выздоровления, в обмен на бессмертную душу, он выторговал ещё и поэтический талант. Видите ли, он всегда втайне завидовал великим поэтам и очень хотел стать одним из них. Кстати, про сборник стихов, выпущенный Фимой после своего выздоровления, доктор Грин вам тоже обмолвился. Новые Фимины стихи весьма недурственны…
Тут уже пришёл черёд развеселиться и мне:
- Вы рассуждаете о стихах, будто профессиональный критик. Это ваше личное мнение или…?
- Да мне, извините, все эти стихи… до одного места! – жизнерадостно подтвердил мои сомнения этот странный хиппи. – Я всего лишь, как говорят у вас, исполнитель, и моё мнение никого не интересует. Сказали сделать клиента новым Пушкиным – пожалуйста. Захотел бы ваш Фима стать новым Джоном Ленноном или Эйнштейном – опять без проблем. – Он замолк, видимо, давая мне время осмыслить его слова. Но молчал недолго и снова заговорил: - Чувствую, какой вы собираетесь мне задать вопрос: для чего я вам всё это рассказываю? Ведь так?
- В принципе, так, но… не совсем я понимаю одну вещь. Если, конечно, всё происходило именно так, как вы рассказываете, хотя у меня очень большие сомнения…
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался хиппи, - и на чём же вы меня «подловили»? Только в психи меня не рядите, это за вас уже сделал доктор Грин!
- И он оказался неправ?
- Абсолютно! - Хиппи нахмурился и вдруг предложил: - А хотите я докажу вам достоверность всего, о чём я говорил, говорю и ещё скажу? Хотите?
- Попробуйте, - ухмыльнулся я.
Мой собеседник задумчиво почесал затылок и стрельнул по мне взглядом:
- Сегодня вечером вы узнаете, что доктор Грин разбился на своей машине. Насмерть. Вас это устроит?
- Ну, и шуточки у вас! – Я даже замахал руками. – И мыслей таких не держите!
- Ага! – захлопал в ладоши хиппи. – Значит, поверили мне! Я не сомневался… Ну, продолжим про вашего Фиму. Итак, что вы хотели ещё узнать?
- Вы говорили, что взамен на душу сохранили ему жизнь и вернули здоровье. Так?
- Так.
- Сделали гениальным поэтом?
- Сделал.
- Но в итоге срок действия вашего договора с ним оказался временным?
- Почему вы решили?
- Но ведь его сегодня похоронили. Как вы позволили ему умереть? Всё же в ваших силах!
- Ах, вот вы о чём! – Мой собеседник даже потёр руки от удовольствия. - Вот мы и подошли к самой интересной части нашего разговора… Давайте где-нибудь присядем, - он огляделся по сторонам, - ну, хотя бы в этом скверике.
В тени на лавке беседовать было куда комфортней, нежели на ходу да ещё под солнцем.
- Самое интересное состояло в том, - начал хиппи, едва вольготно расположился на лавке и вытянул свои длинные ноги, - что и в самом деле ваш Фима стал совершенно здоровым человеком и, если бы того пожелал, то смог бы жить столько, сколько захотел бы. Этакий современный вариант Агасфера. Но он не захотел. У нас есть сегодня всяческие предположения, почему он поступил так, но это только предположения… Не прошло и полгода, как он позвал меня и попросил отменить наш договор. Ему даже не захотелось упрочить свою набирающую силу поэтическую славу, он предпочёл умереть именно тем, кем был раньше…
- И попросил вернуть свою бессмертную душу?
- Да. - Впервые за время нашего разговора незнакомец выглядел несколько растерянным, и на его лице больше не было высокомерной ухмылки.
- И вы вернули?
- У нас солидная фирма, - развёл он руками, - мы клиентов не обманываем и ничего против воли не делаем.
- Прямо-таки ангелы небесные! –поддел я его.
- Ангелы не ангелы, - откликнулся хиппи, - но понятия о совести нам не чужды…
- А вообще-то, - вдруг заинтересовало меня, - как можно узнать, со мною моя душа или нет? Это же вещь нематериальная, её руками не пощупаешь… Вы не гипнотизёр, случайно?
Мужчина ничего не ответил, лишь глянул на меня и перевёл взгляд на собственные ногти на холёных пальцах. Мне почему-то очень захотелось подловить его на какой-нибудь неправде или, по крайней мере, куснуть побольнее, только я пока не знал, к чему прицепиться. А он, видимо, почувствовав что-то, вздохнул и встал со скамейки:
- В принципе, всё, что я собирался сказать вам сегодня, уже сказал. Продолжим разговор завтра.
- Вы уверены? – удивился я его нахальству. – Нам есть о чём говорить? Почему вы решили, что завтра я захочу с вами встречаться? Думаете, у меня нет более важных дел?
- Утром вы позвоните мне, - не обращая внимания на мои слова, почти надменно сказал хиппи, - и мы договоримся о встрече…
Я невольно усмехнулся и пропел в тон ему:
- А позвоню я по телефону номер 666, не так ли?
- Нахватались каких-то дурацких стереотипов! Вы ещё у меня хвост и рога поищите! – Хиппи подмигнул мне и напомнил: - Завтра, с утра. А номер раз вы уже выбрали, то по нему и звоните…
Что сказать наглецу на прощание? Если поначалу он был мне хоть как-то интересен, то последние его слова напрочь отбили желание не только встречаться с ним, но и вообще раздумывать о нём. И он, словно почувствовав моё раздражение, подхватился и быстрыми шагами ушёл по аллее из скверика, оставив меня в одиночестве.
Домой в тот день я добрался без происшествий и, как ни старался не вспоминать о странном незнакомце, его невзрачная и слащаво-приторная физиономия то и дело вставала в глазах. Я даже выпил пару рюмок виски перед тем, как лечь спать, лишь бы мне не снилась эта чертовщина.
Как ни странно, выспался я неплохо, но первой моей мыслью после пробуждения было желание не вспоминать о вчерашним разговоре, а кроме того, плюнуть на всё, прыгнуть вместе с женой в машину и укатить куда-нибудь подальше. А что – вполне можно податься на море. Тем более погода стоит замечательная, а с работы меня отпустят без больших уговоров.
Жене неожиданная идея поездки на море понравилась, и она тотчас стала собираться.
- Только посмотри в новостях по телевизору, какая сегодня температура воды в море, - напомнила она, - и нет ли медуз. Об этом всегда говорят в новостях…
Настроение заметно улучшилось, потому что я уже был почти уверен, что никому звонить не буду, как предрекал вчерашний незнакомец, да и по какому номеру звонить? 666? Это как письмо на деревню дедушке…
Поначалу в теленовостях шла обыкновенная рутина – политические дрязги накануне выборов, сплетни из муниципалитетов, перемежающиеся с рекламой косметики и дорогих автомобилей, - всё это я не слушал, отхлёбывая кофе из чашки и лениво размышляя о том, как бы проскочить пробку на приморском шоссе, задержись мы с выездом ещё на час-полтора. Но когда началась криминальная хроника и сводка происшествий, меня словно окатило ледяной водой. Диктор бесстрастным голосом сообщил, что сегодня около семи часов утра погиб в автомобильной аварии известный в стране хирург и заведующий крупным ортопедическим отделением доктор Амир Грин.
Об этом мне вчера говорил незнакомец, разыгрывавший из себя Мефистофеля. Значит, выходило, что это никакой не розыгрыш… А что тогда?! Я сидел, бессмысленно уставившись взглядом в экран телевизора, и не видел ничего из того, что показывали. Голова моментально начала гудеть, но все мысли куда-то испарились, лишь каким-то злым телетайпом стучали по маковке надоевшие слова «А что тогда?!»
- Ну, поехали? Я готова, - раздался за спиной голос жены. – Что с тобой? На тебе лица нет!
- Подожди секунду! – буркнул я и подхватился с дивана. – Я сейчас…
Нужно было срочно звонить этому загадочному типу. Но при жене разговаривать с ним не хотелось. Подхватив сотовик, я выскочил на балкон, привычно сунул сигарету в зубы, прикурил и вдруг замер: а по какому номеру звонить?! И тут же память услужливо выдала фрагмент вчерашнего разговора – сам же я и выбрал дьявольский номер 666, против которого он нисколько не возражал. Дрожащими пальцами я трижды ткнул шестёрку и поднёс трубку к уху. Длинный прерывистый зуммер продолжался несколько секунд и, что самое фантастическое, трубка на том конце ответила!
- Адон Фауст? – раздался нежный девичий голосок, - Подождите минутку, сейчас переведу вас к самому…
- Что?! – опешил я. – Какой адон Фауст? Вы что-то путаете…
- Если не хотите уважительного обращения на иврите, - тотчас поправилась девушка, - могу на любом знакомом вам языке – синьор, мсье, пан, мистер, господин… Только ведь вы эти языки не знаете, не так ли?
- Я вам не Фауст! – заупрямился я.
- Это вам только так кажется! Впрочем, сейчас с вами будут разговаривать…
В трубке что-то щёлкнуло, и я услышал слегка глуховатый голос вчерашнего своего собеседника. Это было настолько неожиданно и совершенно нереально, что я покачнулся и чуть не упал.
- Как вам спалось в эту ночь, уважаемый? – весело спросил меня престарелый хиппи. – Вы готовы продолжить наш вчерашний разговор?
- Какой разговор! – возмутился я. – Я хочу спросить лишь одно: откуда вам стало известно, что доктор Грин сегодня утром… погибнет?
- Ах, вы про это! А что в этом сложного – предугадать события чьей-то жизни на день-два вперёд? Никакой мистики, голый расчёт. А ваш доктор Грин вёл такую жизнь, что немудрено… К тому же, он выпил вчера с вами, а его вечером срочно вызвали консультировать сложную операцию. Три часа сна – и вот вам результат!
- Но он же такую жизнь вёл наверняка не первый год. Как вы догадались, что это случится именно сегодня утром?
Мой собеседник слегка помедлил и выдал:
- А нам не нужно ни о чём догадываться! Мы просто выполняем обещания, я же вам уже говорил об этом. А вчера я пообещал…
Стоило бы на этом, наверное, и закончить разговор, ведь, ясное дело, ничем хорошим завершиться он не мог, но что-то мешало мне это сделать. А собеседник, имени которого я так до сих пор не узнал, без остановки продолжал, будто был рекламным агентом, стремящимся поскорее заложить свою информацию в уши потенциальному клиенту, пока тот не потерял к нему интерес.
- Ваш знакомый Фима после излечения с нашей помощью прожил не такой плохой остаток жизни. С детства он хотел стать хорошим поэтом и прославиться, и мы предоставили ему такую возможность. Жаль, что он не воспользовался ею в полной мере… Кстати, вы, кажется, говорили доктору Грину, что не читали его новых стихов, потому что негде взять книжку. Так вот, если захотите, мы раздобудем для вас её. Хотите?
- Не хочу! – оборвал я в его плавную речь. – Одно хочу знать: для чего вы мне это всё впариваете?
В трубке послышался довольный смешок, и мой собеседник выдал центральную мысль, ради которой, вероятно, затевался наш разговор:
- Признайтесь откровенно, вам тоже хочется стать известным и, главное, читаемым писателем? Да, чего-то вы уже добились, издали несколько книжек, кто-то вас прочёл и даже похвалил в каком-то журнале, но… вас устраивает такое положение дел? Вам достаточно такой убогой «славы»?
- Какой вы ответ хотите услышать? – сразу насупился я. – Вы, между прочим, ещё на мой вопрос не ответили. Про доктора Грина.
Ответ этого новоявленного Мефистофеля озадачил меня ещё больше:
- Вы, уважаемый, сами и виноваты в его гибели! Вам же потребовалось убедиться, что нет для нас ничего невозможного… К тому же, вам наверняка известно, что каждое наше слово материально – сказал что-то злое, значит, зла стало больше в мире, сказал доброе…
- Ну, проповеди мне читать не надо! – оборвал я его. – Это мы проходили. Но… чтобы так запросто убивать человека, ради доказательства…
- Желание клиента – закон. Пообещал - сделай, а с другой стороны, и в самом деле банальное стечение обстоятельств…
Я и сам не заметил, как сигарета догорела до фильтра и обожгла мне пальцы.
- Короче, - решительно сказал я и бросил сигарету вниз с балкона, - что вам от меня нужно? Но учтите, что никаких договоров у нас не будет.
- Как хотите, - захихикал хиппи, - но учтите, что свято место пусто не бывает!
- О чём вы?! – разозлился я. – Небось, решили, что я повторю судьбу Фимы?!
- Но вы же атеист, и ни в какие души не верите! Как и в прочую чертовщину. Я даже не спрашиваю об этом у вас, потому что знаю. И гибель доктора Грина для вас случайность, а не вполне закономерное событие, вызванное объективными причинами… Или я не прав?
- Не знаю. – Слушая его плавную речь, я начал потихоньку успокаиваться.
- Так почему бы вам, спрашивается, не расстаться с тем, во что всё равно не верите?.. Ведь, по- вашему, никакой души не существует. То есть и расставаться с ней не жалко и не убыточно…
Некоторое время он молчал, выжидая мою реакцию, но сказать мне ему было нечего. И тут это исчадие ада нанесло свой самый мощный и неотразимый удар, устоять против которого я не мог:
- Насколько я знаю, в вашем компьютере есть несколько файлов практически готовых книг, и что с ними делать вы не знаете. Нам известно, что все издательства, в которые вы обращались, завернули их, даже не читая. Не по причине бездарности, а только потому, что автор этих неизданных шедевров пока не раскручен. Надо всего лишь малого, чтобы дело сдвинуть с мёртвой точки, – пиара. А это деньги. Хорошие деньги. Ведь так?.. Реклама, проплаченные телеинтервью, дорогие кабаки и тусовки с шоу-звёздочками – вот что необходимо. Но как этого добиться? Как вынырнуть из болота? Где взять денег?.. Варианты есть?
Я молча вытянул из пачки новую сигарету и прикурил. Самое обидное состояло в том, что всё им сказанное было правдой. Возразить мне было нечем.
- Что вам от меня нужно? – Голос мой отчего-то срывался, а сигарета казалась горькой и дымной. – Вам хочется надо мной поиздеваться?
- Ни в коем случае! Только помочь вам. Расстаньтесь с пустяком, в существование которого вы даже не верите, и всё в вашей жизни изменится. Мы вам поможем избавиться от этого якоря.
- Так же, как помогли Фиме? А после этого он решил, что лучше помереть, чем продолжать пользоваться вашими услугами?
- Ну, знаете ли, за всё нужно платить! У нас был контракт – обоюдовыгодный, между прочим. Со своими плюсами и минусами.
- Но ведь он всё-таки в итоге отказался от него! Почему, спрашивается?
Уж, и сам не понимаю, зачем я так настойчиво выспрашивал своего собеседника о вещах, которые меня не интересовали, а если я когда-то и задумывался о душе, то никак не применительно к себе. И эти расспросы, чувствовалось, поначалу напрягали моего оппонента, а теперь откровенно раздражали.
- Не много ли вопросов задаём, милейший? – проскрипел он. – Что вас не устраивает в моём предложении?
- Я ещё никаких конкретных предложений не услышал! – Я чувствовал себя почти победителем, только – чего или кого? Где-то я слышал, что в споре побеждает тот, кому удаётся сохранять спокойствие. Только был ли это спор, да и нужна ли мне какая-то победа над этим человеком?
- Короче, обмен прост: мы получаем вашу душу и взамен на это делаем вас известным и издаваемым писателем. Думаю, обмен не просто равноценный, но и очень для вас выгодный.
Всё, решил я про себя, хватит валять дурака, этот человек просто неадекватен, и нужно сворачивать разговор с ним. Но как бы сделать так, чтобы ни мне его больше никогда не видеть и не слышать, да и он больше ни разу не обратился ко мне?
- Хорошо, согласен. Но у меня есть ещё одно условие, - вдруг осенило меня. – Если уж я явился косвенным виновником гибели доктора Грина, то верните его к жизни. Если я вас правильно понимаю, вам это ничего не стоит. И тогда по рукам.
- Договорились. – Голос моего собеседника заметно подобрел. – Значит, так. Договор наш вступает в силу, ну, скажем, через минуту…
- А как я смогу убедиться, что доктор Грин жив? Без этого я свою душу не отдам!
- Послушайте ещё раз новости… - И в трубке тотчас раздались короткие гудки.
…А через полчаса мы уже ехали вместе с женой по приморскому шоссе. Приёмник тихо бормотал что-то, но я почти не слушал, всё ещё раздумывая о разговоре с новоявленным Мефистофелем. Всё это очень походило на розыгрыш. Ну, подслушал ненароком наш разговор с доктором Грином случайный незнакомец, и тут же у него в голове созрел этакий план современного гётевского «Фауста», а тут ещё подфартило с гибелью бедняги доктора! Честное слово, как сейчас принято выражаться у молодёжи – ролевая игра с реальными ужастиками и выбыванием персонажей…
И тут по радио сообщили такое, что я чуть не съехал в кювет от изумления. Оказывалось, что разбившийся в утреннем дорожно-транспортном происшествии доктор Грин не умер, а находился в состоянии комы. И вот, врачам удалось его вывести из этого состояния. Иными словами, сообщения о гибели доктора Грина оказались преждевременными.
- Что с тобой? – озабоченно спросила жена. – Ты себя плохо чувствуешь?
- Нет, - неуверенно выдавил я, - просто мне нужно… мне нужно на воздух…
Мы остановились, и я, схватив сотовик, выскочил из машины. Набрав уже знакомый номер 666, я поднёс телефон к уху, ещё не зная, о чём стану говорить с этим загадочным хиппи.
- Слушаю вас, - тотчас послышался знакомый голос, - вы что-то хотите мне сказать?
- Да, очень хочу! Как у вас всё получается?! – быстро заговорил я. – Откуда вам стало известно, что доктор Грин сперва попал в аварию, потом чудом выжил? У вас что, есть дар предвидения?
На том конце раздался лёгкий смешок, и я услышал:
- Не понимаю, о чём вы? Какой дар предвидения, если ты сам волен повелевать происходящими событиями?.. Кстати, неприятная новость для вас: я отменяю наш договор. Считайте, что никакого разговора между нами не было.
- Как? Почему?! – опешил я. – Вы хотите сказать, что всё, о чём вы мне говорили, было только розыгрышем? И вам совершенно не нужна… - тут я слегка запнулся, - моя бессмертная душа?
- Не нужна. Вакантное место уже занято. Есть люди проворней вас. И славы им хочется больше, чем вам…
- И кто же этот человек?
- Не догадываетесь?
- Доктор Грин?
- Он самый… Есть ещё вопросы?
- Нет…
- Будьте здоровы. Ведите машину аккуратно и не попадайте в аварии. Вряд ли вам повезёт так же, как вашему приятелю Фиме или доктору Грину. Лимит на ближайшее столетие исчерпан…
Некоторое время я неподвижно стоял на обочине, комкая сигаретную пачку, из которой так и не вытащил сигарету. Потом молча сел за руль и включил зажигание.
- Может, вернёмся домой, - напомнила жена, - а то на тебе лица нет. У тебя какие-то неприятности? Тебе сказали какую-то гадость по телефону?
- Нет-нет, всё в порядке, - сквозь зубы процедил я и вдруг почувствовал себя безумно одиноким и самым обиженным на свете человеком, - всё у меня в порядке, едем на море. Нет у меня больше никаких проблем…