Постмодерн, как и всякий релятивизм (в сфере общественной жизни) и плюрализм (это слово ныне почти забыто), в России обречены потерпеть поражение, в отличие от универсализма и интернационализма. Причина этого в том, что существуют неизгладимые события-катаклизмы в Российской истории, которые имеют характер абсолюта и неизгладимы из интернациональной памяти народов бывшей Российской империи, и, особенно, бывшего СССР.
Проще говоря, память о Великой Отечественной войне оказалась сильнее чем постмодернистская уравниловка мнений и суждений о том или ином событии. Бессилен тут и иронический взгляд, и артефактизация, и игра-подмена в понятиях. Память о В.О.В. стала архетипом, генетической памятью, против которой бессильна, пытающаяся разъять и умертвить все смыслы, оставив только мертвые формы, софистика постмодерна.
Ведь постмодерн, который провозглашает торжество "как" над "что", занимается именно убиением живого наполнения форм, чтобы играть ими без проблем, как лишенными индивидуальной воли. Постмодернизм ненавидит вещи в себе, он пытается превратить их, если можно так выразиться, в "вещи для себя", мертвые тела без внутреннего наполнения.
Тем не менее, постмодерн - это санитар культуры. Он уничтожает, умертвляет то, что носило фальшивый, временный характер и встало на пути живой жизни. И в этом великое очистительное значение культуры постмодерна в России. Просто оно не могло быть тотальным - выполнив свою задачу в 1990-е годы по уничтожению фальшивой и прогнившей идеологии, постмодернистское течение обнажило то настоящее, что было у нас, но в занесенном идеологическим мусором виде, что дало нам надежду и опору в настоящем и будущем.
Но теперь, постмодерн, выполнивший свою задачу, но не желающий уходить и дать дорогу новому конструктивному периоду, стал реакционен и будет ограничен самой жизнью, которая, отбраковывая то, что мешает живому развитию, дает дорогу тому, что обрело корни в новой жизни. Парадокс в том, что обнаружить живые корни помог именно постмодерн, с которым мы боремся. И не раз еще мы восхитимся прозрачным стилем Набокова, но пожурим его персонажа за нападки на страстотерпца Чернышевского.
Я думаю, что другая культура, естественно не приемлющая постмодерн, это культура Великобритании. Викторианская эпоха, память о которой жива в англичанах, слишком ностальгична, слишком прельстительна, чтобы какие-либо постмодернистские насмешки над ней были по-настоящему уместны. И наш Российский Серебряный век, в сущности, призывает нас к тому же самому.