В сказки, Алексей Михайлович не верил с детства. Он никак не мог поверить в летящую ступу с бабой Ягой или избушку на курьих ножках. Не верил Алексей Михайлович и в Бога - по той же самой причине. А когда пошел в школу, то трудно было поверить в такую форму общества, как коммунизм. Уж очень ему казался неосуществимым принцип "от каждого по возможности – каждому по потребности"!
– А, если у кого-то потребности окажутся слишком большими, кто-то захочет больше? Как быть?- спрашивали учителя одноклассники.
– А, если этого все захотят? Где на всех запастись товаром? – задавали они вопросы учителю, который успокаивал их:
– товаров будет столько, что хватит на всех!
И, тем не менее, в это мало верилось. Однако, проходивший в то время судьбоносный ХХII съезд партии торжественно провозгласил: «Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!». Для этого отводился срок в течение 20 лет с перспективой окончания строительства в начале 80-х годов прошлого столетия. И критерий коммунистического общества определялся достаточно просто - к ленинскому определению: «Коммунизм – это Советская власть плюс электрификация всей страны» добавилось еще одно требование: «химизация всей страны». А Первый секретарь партии, побывав с визитом в США, привез много новшеств, которые безотлагательно начал внедрять в жизнь. Одно из них касалось системы централизованного питания, за счет расширения сети общественного питания, чтобы разгрузить советскую семью, а прежде всего женщину, от забот на кухне, сведя назначение последней только для быстрого приготовления выпускаемых пищевой промышленностью полуфабрикатов, ограничив соответственно размеры кухонных помещений, что до сих пор "икается" их владельцам. Идея, в принципе, не плохая, но в стране с патриархальными традициями она «не хотела» приживаться!
Еще в школьные годы он познакомился с работами Ленина, даже конспектировал их. Этого требовала преподаватель по обществоведению. "Очередные задачи Советской власти", "О кооперации", "Как нам реорганизовать Рабкрин" - в этих работах он открыл для себя много нового. Так сообщение учителя, что Архангельская область приносит 25% валютных поступлений страны, он воспринял с недоверием, но когда прочитал ленинский тезис о том, что если наладить в Архангельской области производство и экспорт древесины, то за год можно удвоить золотой запас страны, он уже не сомневался в этом. В вопросах создания кооперации он увидел искусственность системы и усомнился в её "живучести".
Уже позже, во время учебы в институте, ему снова пришлось столкнуться с ленинскими работами, рассчитанными на массового читателя: "О национальном вопросе", "Империализм и эмпириокритицизм " и работами по вопросам нравственности. Из них следовало, что идея Соединенных Штатов Европы существовала еще за сто лет до образования Евросоюза, а в области нравственности подвергалась критике теория "стакана воды".
Он никогда "слепо" не преклонялся перед гением Ленина, но отдавал должное его эрудиции, аналитическому мышлению, политической и человеческой смелости взять на себя ответственность, пусть даже моральную, за судьбы миллионов людей. И, когда сотрудница на работе, дочь фронтового генерала, задала ему по тем временам провокационный вопрос:
- А, Ленин, ошибался?
- Несомненно! - не колеблясь ответил он.
- Его гений заключался в том, что он своевременно исправлял их - добавил Алексей Михайлович , имея в виду тот факт, что на другой день после подавления мятежа, возникшего в колыбели революции - Кронштадте, продразверстка была заменена продналогом и провозглашена новая экономическая политика. Причем этот план, дескать, созрел у него за ночь. Уже позже, умудренный жизненным опытом, Алексей Михайлович понял, что этот план Ильич вынашивал давно, но не внедрял в жизнь, в виду тяжелой ситуации с продовольствием, несмотря на недовольство крестьян. То есть тянул до последнего, до критической черты.
Однажды, на семинаре по философии, его внимание привлек плакат, принесенный преподавателем. На плакате была изображена спираль, отображавшая развитие общества. На её витках, последовательно снизу вверх, было написано: феодализм, капитализм, социализм и завершающая надпись – коммунизм. Далее спираль оканчивалась, как и плакат. Это заставило Алексея Михайловича задуматься: «С одной стороны, коммунизм – это наивысшая ступень развития общества! То есть, конечная станция! А, с другой стороны – заканчивается развитие общества, что противоречит законам диалектики!». С этими вопросами он обратился к преподавателю после окончания семинара, чем поставил его в неловкое положение. Выход из создавшейся ситуации нашел сам Алексей Михайлович, высказав следующее:
– Раз достигнута последняя инстанция, то и развиваться, вроде бы, некуда!
Преподаватель быстро согласился со сказанным и покинул аудиторию. Однако, неопределенность данного положения долгие годы не давала Алексею Михайловичу покоя!
И только в пост-перестроечное время, когда наяву проявились законы диалектики, с их отрицаниями отрицаний, Алексей Михайлович понял то, чего не мог понять всю предыдущую жизнь! Он вдруг осознал, что коммунизм – это не что иное, как идеализированная и недосягаемая форма общества, к которой человечество будет бесконечно стремиться, совершенствуя общество. Теперь все сходилось и спираль диалектического развития уже ничто не ограничивало. От осознания этого прояснения, на душе Алексея Михайловича стало легко и спокойно. Вооруженный этой теорией, которая относится и к другим идеализированным моделям общества, Алексей Михайлович, на вопрос девушки, в поучительно-назидательной форме: "Вы, знаете, что такое правовое государство?" - без раздумий ответил:
–Такая же недосягаемая форма общества, как и коммунизм!
И, тем не менее, у Алексея Михайловича оставался невыясненным вопрос: «Понимал ли Ленин недостижимость коммунизма?» И он сходился к мнению, что понимал! Не мог один из основоположников диалектического материализма не понимать этого. Почему же он определил коммунизм просто, как Советскую власть плюс электрификацию всей страны? И сам себе отвечал:" Потому что это было основой быстрого повышения эффективности производства и обеспечения более высокого уровня жизни населения страны. А, как иначе, в забитой, неграмотной стране, в короткий срок, он мог убедить её население в преимуществах этого строя? На это ушли бы годы, десятилетия, а может быть и века!»