В конце марта, когда вовсю цвели подснежники, Миле вдруг приснился удивительный красочный сон. В старом яблоневом саду мамы, где ветви яблонь склонялись почти до земли, увешанные зрелыми плодами, на вспаханной земле, где не было ни травинки, цвели оранжевые, пылающие огнем, хризантемы… Во сне Мила стояла и любовалась осенним садом, боясь нарушить его сказочную красоту…
Не хотелось рассказывать маме о вспаханной земле во сне, она старалась вообще не упоминать о виденном. К тому же маме только что исполнилось восемьдесят лет. Мила так бы и забыла этот странный сон, если бы он не повторился еще дважды за лето. Странное, нехорошее предчувствие не покидало ее, но жизнь шла своим чередом и заставляла думать о будущем.
На первый звонок для первоклассников в новое здание средней школы, куда ее пригласили накануне, Эмилия отправилась с удовольствием. «Увижу этих маленьких галчат…
А то все старшие, да старшие…», - думала она, входя в светлый, школьный зал. Учителя радушно встретили бывшего завуча. После школы она, как обычно, зашла к маме.
Мама, отряхнув атласный халат, протянула к ней руки: «А я пирогов напекла, дочура. Хотела к тебе идти. А ты вон какая нарядная… Выступала где - то?»
«Знаешь, мама, в следующий раз возьму и тебя с собой. А то я все стихи, да стихи… Конечно, мне приятно, что мое творчество любят, но твой голос их всех сразит наповал… Договорились?» - Милка весело обняла худенькие мамины плечи…
Потом они сидели в садовой беседке за столом и пили чай с пирогами. Миле с детства нравились мамины пироги с яблоками, на которые та была большой искусницей.
В середине теплого октября Милу вновь пригласили выступить со своими стихами в родную школу.
На встречу с десятиклассниками она пошла со своей маленькой восьмидесятилетней мамой. Мама тогда надела свой розовый вечерний костюм и взяла в руки лаковую маленькую изящную сумочку, которая дополняла лаковые черные туфельки на небольшом каблучке. С прической, которую ей постаралась сделать дочка, она выглядела очень молодо…
В новом большом актовом зале собралось много народа. Пришли на встречу с поэтессой не только школьники, но и их родители, многих из которых Эмилия когда-то учила. Мама сидела сразу за ней. После чтения нескольких своих стихов Мила повернулась к ней: «А теперь я хочу представить Вам мою маму - бывшую солистку Черноморского ансамбля. За ее плечами тысячи концертов разного уровня. Это она пела в госпиталях, это ее голос не раз звучал со сцены и по радио. Давайте все вместе попросим неоднократного лауреата спеть Вам несколько песен…».
Под бурные аплодисменты мама Эмилии начала петь… Аккомпанировал ей известный баянист страны, заранее приглашенный на эту встречу…
Седая женщина вновь расцветала на школьной сцене. Казалось, что за ее плечами никогда не было восьми десятков лет…
Высоким сопрано она исполнила «Школьный вальс», «Синенький скромный платочек», «Дочери, дочери», «Оренбургский пуховый платок» и многие другие замечательные песни.
Зрители не хотели отпускать ее со сцены. А она все парила и парила, будто заново возрождаясь белой птицей, несущейся к облакам…
Эмилии не хотелось прерывать пение мамы, потому что такого успеха она еще не видела…
Домой в тот вечер мама не попала… Окруженная букетами подаренных цветов, она с удовольствием отведала торт, приняла у Милы душ и хорошо выспалась. «Спасибо, Милочка, мне теперь и умирать-то не страшно… Такси мне не нужно. Хочу пройтись по знакомым мне улицам в этом костюме и с твоей прической, благо она не распалась. Кто знает, может быть, в последний раз… Завтра не приду. Не жди. У меня пенсия. Потом позвоню…», - она шагнула в широко распахнутую дверь квартиры Милки.
Вечером Милу вызвали взволнованные соседи. Мама упала навзничь рядом с почтальонкой, получив деньги. Ее чудом отходили. Милка целовала мамины руки и не хотела оставлять одну. «Мне теперь, Милочка, ничего не страшно.
Я знаю, что еще могу петь и иметь своих зрителей. Ты умница, что подарила мне этот вечер. Это настоящий прощальный бал осени. И ты со мною рядом. О чем я могу мечтать еще?» - шептала мама пересохшими губами.
Восемнадцать осенних дней она улыбалась дочери и восходящему солнцу, радуясь осенним цветам и родной кровиночке. Последнюю неделю она только пила воду… Ясные, голубые мамины глаза в глубине комнаты видели давно ушедших в мир иной своих родителей и человека в темном капюшоне…
Тридцатого октября, когда роскошный яблоневый сад клонился до земли и желто-оранжевые хризантемы пылали огнем, мамы не стало. Она вдохнула последний раз в пятнадцать часов, когда Мила держала ее руку в своей…
Не помня себя от горя, Эмилия вышла во двор и посмотрела на мир невидящим взглядом.
Кленовые желтые и красные осенние листья, молча, ложились к ее ногам. Пахучие гроздья несобранного винограда утопали в зеленых ветвях. Ком в горле не давал вымолвить ни слова. По щекам Милы нескончаемым потоком текли горькие слезы…
Вещий сон повторялся наяву…
И только в белых облаках, несущихся по голубому бескрайнему небу, она поймала нежный мамин взгляд с небес. Ей казалось, что мама все еще поет высоким сопрано на своем прощальном осеннем бале: «Дочери, дочери, взрослые дочери, любим мы Вас, как детей…».
А хризантемы все цвели и полыхали ярким оранжевым огнем в старом яблоневом мамином саду, и нестерпимая боль души Эмилии топила их красоту в солнечном дне октября…
26.06.13