Жалостливая Муха 11

Антонина Романова -Осипович
Поглаживая Муху по голове, дед пытался отвлечь нечастную:
- Внуча, смерти-то нет. Совсем нет. Сейчас летит наш герой в белом небе к солнцу, без забот и страхов, налегке. Прозрачный…
- Сам ты прозрачный, - заговорил умерший Мух, переворачиваясь на лапки и потирая ушибленные места. – Ну и удары у них! Полный нокаут.
- Тьфу ты, прости Господи, второй раз тебя хороним. Долго жить будешь, - не скрывал радости дед.
А уж Муха, в испуге отлетевшая подальше, улыбалась так, будто наелась малинового варенья.
Хозяева засобирались. Все недоеденные продукты, вперемешку с бумагой и обрывками упаковок, они выбросили под куст, без зазрения совести.
Другой раз Муха бы даже обрадовалась такому подарку, но сейчас ей стало обидно. Весь прибрежный пейзаж испорчен! К тому же колёса автомобиля сильно примяли траву, а вода, после мытья машины, сильно помутнела.
- Не полетишь домой, как я понял? Зачем я всё это таскал? – откровенно злился кузен.
- Пардоньте, родственник, дама вас не выбрала. Могёт, меня заберёшь? – язвил дед.
- Зачем ты мне сдался! Прекрасно, будешь всю жизнь об этом жалеть, жалостливая моя!
Кузен влетел в багажник в самый последний момент, перед тем, как хозяин захлопнул дверцу.
Тишина, нарушаемая только щебетом птиц, показалась Мухе божественной. Запах и вид свежих арбузных корок вскружил голодной Мухе голову, а возможно, и не арбуз был виной такого состояния. Довольный и очень развеселившийся Мух подкладывал деду лучшие кусочки арбуза, принёс Мухе лепесток желтого цветка, в качестве салфетки. Но Мухе положила его в «доме», скромно улыбаясь. Мух много разговаривал, обещая завтра же поискать белую глину, чтобы сделать рисунки на каменных стенах.
Ночью дед прилёг рядом с внучкой.
- Пусть ещо побегает, - шепнул он Мухе, - Ты мужиков-то не жалей. Мы быстро забываем, что обещали. Память короткая. Пусть глину ищет, поглядим какой из него живописец.
Через несколько дней Муха, умываясь озёрной водой, заметила в себе изменения: тело переливалось  зелёным оттенками, ресницы распушились, а лапки стали изящней и длиннее.
- Волшебная вода! Деда, ты заметил, как я похорошела?
Сидевший рядом дед, опустив лапки в воду озера, ехидно улыбался:
- Хорошеем не от праздности, а от любви и радости. Внуча, нравится тебе Мух?
- Заладила сорока Якова, одно, про всякого. Причём тут Мух, природа!
- Так и я говорю, что от природы не уйти. Еды у нас теперь до конца жизни хватит.
- А какой он конец жизни, деда? Страшный?
Дед удивлённо уставился на Муху.
- Тебе ещо рановато об этом думать.
- Расскажи, если знаешь.
- Мудрено всё задумано с этой жизнью. Жизнь – это тепло, солнце, длинный день, короткая ночь, любовь.
- А не жизнь, дед?
- Холод…Пока листва зелёная или чуть желтоватая, ничего не бойся…
Сильный грохот прервал разговор.
…кроме грозы! – уже кричал дед. – Накликал, старый дурак.
Иногда нам кажется, что, сболтнув что-то лишнее, мы притягиваем беду. Да, бед от радостных слов меньше, но и гроза – явление природы, а не наказание. Просто посудачить  нам никто не запретит, потому, как это одно из больших удовольствий жизни. Природе тоже хочется разговаривать, хотя она нечаянно может этим и убить.
Дождь пережидали под коркой от арбуза. В «дом» из камней вода затекала, у него не было крыши. Без крыши видно небо, но любая капля может попасть прямо по голове.
Мелкие букашки, муравей и даже Кузнечик сидели рядом с мухами, спасаясь от разболтавшегося неба.
- Мадам, месье, простите, под крышу запустите..
По сравнению с Кузнечиком, Муха чувствовала себя миниатюрной и ладной. Длинные ножки, согнутые и несуразные на вид, удивили домашних насекомых. Но после пяти минут беседы, всё отчуждение пропало.
- Вы, мусье, стишки сочиняете? – поинтересовался дед.
- Да, я поэт!
- Ого, и что вы напоэтили?
- Я мыслю и говорю образами. Для меня мир эмоций более живой, чем материальный. Я сочиняю и пою, пою и сочиняю одновременно.
- Нужная работа, - весело ехидничал дед.
Но Кузнечик не обижался. Он продолжал рассказывать домашним мухам как пахнет медуница, как невообразимо прекрасна бабочка, сидящая на цветке, как волшебно маленькая травинка превращается в высокую траву, тянущуюся к солнцу.

Посвящается Лине Галиан.