Прощаться нет смысла. Зачем? Говорить? Тоже глупо. Не надо. Все давно понято, переварено и практически съедено. Люлька цела, в ней неискромсанный мной ребенок. Запущенный, утробно надрывный, недоразвитый. Доразвитость дело тонкое, интимное, практически неосуществимое. Он орет свое – сокровенное! Баюкаешь его, нежишь, отрывая от себя плоть, драишь иллюминаторы в надежде увидеть суть, а ее нет. Пустота! Дразнилка!