Мы в ответе за тех, кого приручили.
Антуан де Сент-Экзюпери
- Ты идешь спать?
- Ложись, я позже приду.
Лариса недовольно фыркнула. Резко развернулась, отчего распахнулись полы сиреневого пеньюара, и, не скрывая своего недовольства, удалилась в спальню. Борис погасил в зале свет и поплелся на кухню. За окном неистовствовал ветер. Периодически он швырял горсти снега в стекло и злобно выл. Борис распечатал пачку сигарет, уже третью за день. Жадно затягиваясь, прислонился к косяку. Справа на стене выключатель. Несколько секунд в душе Бориса боролись два чувства. Страх одиночества и страх темноты.
В доме напротив, как на мертвом "Титанике", ни единого огонька. Темные пустые глазницы окон пристально следят за Борисом. Ненасытный, как беззубый рот старухи, дверной проем за спиной замер в ожидании. Можно зажечь лампу, но тогда темнота уступит место одиночеству. Нет ничего глупее, чем торчать в прокуренной кухне, когда мир погружен в сон. Для кого-то сон - искупление, для кого-то - наказание. Для некоторых - прибежище надежд и фантазий. Для других - возможность ускользнуть от надоевшей повседневности. Для Бориса сон - ответственность.
Его отяжелевшие веки медленно закрылись. Секунду спустя догоревший окурок коснулся пальцев. Борис чертыхнулся, тряхнул рукой и выронил окурок на пол. Не раздумывая больше ни мгновения, щелкнул выключателем. Внимание привлекла стоящая на столе банка кофе. Он ощущал во рту противный привкус никотина и огромное желание немедленно избавиться от него. В банке оказалось лишь несколько крупинок широко разрекламированного "Нескафе". Пошли седьмые сутки противостояния, и домашние запасы кофе оказались небеспредельны. Борис распахнул холодильник, достал пакет молока. Холодный пластик затрепыхался в руках, как живой. Борис оторвал зубами уголок пакета и, как всегда, пролил на себя часть содержимого. Честно говоря, порой ему хотелось взглянуть в глаза тому идиоту, кто выдумал такой способ фасовки молока, не говоря уже о сметане.
Магический звук открываемого холодильника привлек внимание четвероногих обитателей квартиры номер восемьдесят восемь. Вначале, цокая коготками по линолеуму, появилась маленькая криволапая, как бассет, остромордая, как колли, и бородатая, как ризеншнауцер, пепельно-серая дворняжка по кличке Люся Моя. Именно так, из двух слов. На сюсюкающие призывы "Люся-Люся-Люся..." она принципиально не откликалась. Большие карие глазки вопросительно уставились на Бориса. Точнее, требовательно. Делать было нечего. Он достал пиалу, налил молока и поставил под раковиной. Вообще-то вымогательница рассчитывала на компот из груш или, на худой конец, чай с малиной, но из принципа окунула морду в пиалу. Заслышав приближающиеся шаги, она быстро заняла угрожающую позу. Оскалилась. С бороды на пол капало молоко, не ее не волновали такие мелочи. В дверях, не решаясь вторгнуться на территорию Люси Моей, топтался огромный черный пес Рамзес. Если в крови Люси Моей можно было отыскать присутствие доброго десятка всевозможных пород, то Рамзес был просто догом. Правда, и у него наличествовали свои особенности. Как то: один глаз поражал антрацитовым блеском, а другой небесной голубизной, одно ухо гордо торчало, а другое после долгой и небезуспешной борьбы с хозяевами отвоевало право болтаться, как у завзятого спаниеля.
Рамзес уважал Люсю Мою. И немного побаивался, как любой настоящий мужчина побаивается суку. Между тем, за кончиком его хвоста охотился еще один обитатель квартиры - Томас. Бело-рыжий полугодовалый котенок, одинаково пренебрежительно относившийся к обеим собакам.
Борис попытался сделать глоток из пакета, вновь облился и, проклиная все на свете, достал из шкафа высокий стакан. Наслаждаясь холодным молоком, он с умилением поглядывал на домашний зверинец. Было нечто объединяющее всех обитателей квартиры - они все попали сюда с улицы. Как говорится, "мы тебя на помойке подобрали". И опять неточность. Рамзес копался возле мусорный баков, когда Борис его впервые заметил. С неделю пес и близко не подпускал человека к себе. Наконец Борис уговорами и жареным куриным окорочком привлек внимание гордого пса. Общий язык они нашли сразу. Каждый сам за себя и вместе против всего мира. Люся Моя восприняла появление Рамзеса болезненно. Она уже с год жила в квартире Бориса и считала себя полноправной хозяйкой. Ее Борис подобрал на лестнице. В пластиковом пакете было завязано два щенка - сука и кобель. Кобелька Борис быстро пристроил к одной сердобольной старушке. С Люсей Моей вышло все гораздо сложнее. Ее тоже взяла одна семья. Но по прошествии пары дней вернула. Дескать, щенок все время воет и вдобавок гадит в квартире. Полгода спустя провалилась вторая попытка пристроить ее в шиномонтажную мастерскую. Оттуда она сбежала в первый же день. Через неделю ее принесли друзья дочери Бориса. Щенок носился по проспекту и пытливо заглядывал в лица проходящих людей. Так Люся Моя вернулась домой во второй раз. И, похоже, навсегда.
С маленьким Томасом и вовсе вышла банальная история. Рыжего взяла одна молодая пара, но спустя полмесяца решила, что это слишком большая обуза. Так он оказался под Новый год в промерзшем подъезде на бетонном полу. Понадобилось двое суток, чтобы отпоить и отогреть угасающего котенка. Но потом...
Был еще ворон. Он уже улетел. С подбитым крылом его принесла дочь. Маленький садист лет восьми-девяти расстреливал его из рогатки на глазах у своих родителей. Они смеялись.
Борис не умел лечить птиц. Он вообще не знал, что нужно делать. Звонок к ветеринару лишь усугубил отчаянье. Ему посоветовали свернуть птице голову. ... бесполезной, обреченной на провал сентиментальной возне. В наше время, люди, дескать, нуждаются в помощи, а ты тут пристаешь с какой-то вороной.
Да мало ли за эти годы побывало животных в этой квартире.
С тяжким вздохом Рамзес улегся в проходе, напрочь перекрыв коридор. В два прыжка Томас преодолел препятствие и с ходу повис на джинсах Бориса. Острые коготочки впились в ногу. Борис вздрогнул. Он никогда не думал, что сможет продержаться столько суток без сна, но похоже силы были на исходе. Томас вскарабкался на колени и свернулся клубком. Жар крошечного тельца неожиданно подтолкнул Бориса к решению. Сдернув с руки часы, он высвободил кожаный ремешок. Переложил пушистый рыжий комочек на кресло. Где к нему тут же присоединилась Люся Моя. По собственной инициативе.
Борис зажег газ и сунул в огонь кухонный нож. Через несколько секунд лезвие покраснело. Расправив на столе ремешок, Борис вывел кончиком ножа несколько знаков. Руны освобождения. Им его обучила соседка, ныне покойная бабка Анфиса. Вот уж кто не мог спокойно пройти на улице мимо бездомных зверушек. За несколько дней до кончины она неожиданно вторглась в сон Бориса. Даже во сне он перепугался так, что на утро встал с поседевшими висками. Дух бабки Анфисы передал Борису тайные знания вулколаков.
Борис осмотрел ремешок, достал любимую фарфоровую кружку. Налил в нее остатки воды из чайника. Размешал в кружке щепотку соли. Люсе Моей чем-то не понравились происходящие манипуляции. Она ощерилась и негромко зарычала.
- А то я это для себя делаю, - огрызнулся Борис. Он вытащил из тумбочки огарок свечи. Установил его на блюдце. Теперь уже и Томас проявил беспокойство. Вздыбил шерсть и выдал такой протяжный вой, что у Бориса мурашки по спине побежали. И все же он зажег свечу, погасил свет. Отступать было поздно. Ножом сделал небольшой надрез на пальце. Кровь нехотя потекла в кружку с соляным раствором.
- Как думаешь, хватит? - спросил он у Рамзеса.
Дог открыл один глаз, антрацитовый... и промолчал.
- Думаю, довольно.
Сунул палец в рот. Перемешиваясь со слюной, солоноватая жидкость наполнила рот. Борис взял ремешок с рунами и опустил в чашку. Проглотил слюну и начал читать заклинание:
- Ты Великая Родительница Всего,
Ты верный защитник всего живого,
Когда наши души уходят, они летят к тебе,
Чтобы вернуться снова.
Ты побеждаешь только одним своим именем.
Источник силы для всех людей и богов,
Без тебя ничего не родится и не развивается.
Я вызываю тебя, повелительница живого,
Я называю тебя божественным именем...
Пламя свечи затрепетало, как птица запутавшаяся в силках. Едва Борис произнес имя Прародительницы, за окном грянул ужасающей силы раскат грома. Пламя взметнулось, и кухня погрузилась во мрак. Борис вынул ремешок. Помещение озарилось голубым мерцающим светом. Они исходил от рунических знаков.
- Я сделал все, как меня учила бабка Анфиса, Повелительница, но пока не чувствую никаких изменений. Она говорила, что я стану духом-покровителем животных. Что мне теперь делать?
Тишина была ему ответом. Борис выплеснул в раковину соляной раствор, сполоснул чашку. На большее сил не хватило. Он устал и более всего на свете хотел спать. Протиснувшись меж стеной и Рамзесом, Борис на ощупь побрел в спальню. Жена, как повелось в последнее время, лежала отвернувшись к стене. Но сегодня это не имело значения. Даже при огромном желании Борис не смог бы пошевелить и пальцем. Покидав одежду на пол, он буквально рухнул на кровать. Не прошло и минуты, как на груди устроился Томас, а в ногах Люся Моя. Спасибо хоть Рамзес не любил тесноты и предпочитал спать на полу возле балкона.
Стоило Борису окунуться в волны сна, как новорожденный Здухач покинул бренное тело. Бледная тень духа медленно проплыла по квартире, просочилась через замочную скважину. Если бы жена случайно взглянула сейчас на Бориса, то с удивлением обнаружила бы, что он улыбается.
Старая Анфиса может покоиться в мире. Она правильно сделала выбор. Ее преемник, юный Здухач сделал первый шаг. Ему еще предстоит многому научиться, во многом разобраться, но на то он и Защитник.
Январь, 1998 г.