Игры аристократов

ИГРЫ АРИСТОКРАТОВ
Ирина Зарецкая
fhr¬_irina@mail.ru










Они не созданы для мира,
И мир не создан был для них….

Часть 1. Хилари.

Поздней ночью Шон возвращался домой. День выдался неудачным, Шон злился – клиент не появился в условленном месте, пришлось ждать его под противным моросящим дождем около шести часов, пока наниматель не скомандовал отбой.
Рядовое дело, к таким Шон был почти равнодушен. Приехал, дождался, сделал, что требовалось, отвалил. Платили неплохо…. Но отчего-то сегодня было тошно.
«Неужели пора завязывать?» - подумал он, почувствовав, как болезненно сжался желудок.
Действительно, с утра ни крошки…. Перекусить не мешало бы, до дома далеко.
Впереди замаячили огни бара. Свернув переулок, Шон припарковал свой грузовичок неподалеку от входа. Район пользовался дурной славой из-за облюбовавших его латиносов, поэтому оставлять машину надолго было рискованно. Снимут колеса – полбеды. А если внутрь заберутся в поисках наживы….
«Чувствуют себя, как дома», - зло подумал он, оглядываясь по сторонам.
Вроде, тихо. Ни единой души. Пока. Но поторопиться все же надо.
В баре было накурено и грязно. Посетителей в этот час было немного – в глубине зала играли в карты четверо бродяг, да на барной стойке прикорнула уставшая от жизни всклокоченная девица неопределенного возраста, зато вполне определенной профессии. Она с трудом оторвала голову от стойки и несколько секунд бессмысленно таращилась на Шона, пытаясь улыбнуться. Не получилось. Она медленно опустила тяжелую голову на руки и, вздохнув, снова забылась сном.
Бармен с угрюмым взглядом и солидным брюшком устало кивнул новому клиенту, заказавшему кофе и бутерброды.
Расплатившись, Шон взял бумажный пакет с едой и направился к выходу. На секунду встретился взглядом с высокой темноволосой девушкой, нерешительно топтавшейся у двери. Девушка тотчас отвела взгляд и, опустив глаза, заспешила к стойке. Шону почему-то стало не по себе. Еще раз окинул взглядом незнакомку, робко разговаривающую с барменом.
Девица как девица. Белая. Лет… двадцати пяти, наверное, хотя, черт их знает, женщин…. Обычная, ничем не примечательная внешность….
Застиранная клетчатая рубашка, явно с чужого плеча, синие вытертые джинсы, старенькие стоптанные туфли. Длинные темные волосы аккуратно зачесаны назад и скручены жгутом на затылке. Голос тихий, неуверенный. Нормально – понимает, в каком она месте….
Чувство беспокойства не оставляло.
«Просто дрянной день», - решил он, выходя на улицу.
Сидя за рулем, Шон медленно разжевывал невкусные бутерброды. Неприятное чувство не покидало. Ему пришло в голову, что подобное он уже испытывал. В его первой засаде. Ожидание крови и смерти. Страх и возбуждение.
Обычно Шон не позволял себе предаваться воспоминаниям о войне, но эта ночь была настолько паршивой….
Как тогда, во Вьетнаме. Тогда тоже была весна.
Весна в джунглях…. Совсем не то, что здесь.
Дверь бара открылась, на пороге показалась девушка. Оглядевшись по сторонам, она медленно пошла по улице в сторону причала. Выглядела она жалко – расстроенное лицо, поникшие плечи ….
Проводив ее взглядом, Шон неторопливо доел свои бутерброды и медленно выехал из переулка.
Улица была плохо освещена, но Шон заметил какую-то возню возле одной из припаркованных на ночь машин. Приглядевшись, он понял, что двое мужчин пытаются затолкать в машину упирающуюся девушку, ту самую, из бара. Она не звала на помощь, но сопротивлялась отчаянно.
Такого рода происшествия были здесь нередки, и не вызывали в Шоне ни малейшего сочувствия.
Он лишь равнодушно подумал:
«Нечего шляться по ночам».
То, что произошло дальше, его не удивило – раздался громкий хлопок, и голова одного из мужчин лопнула и разлетелась на куски, окрасив рубашку девушки и лицо второго насильника брызгами крови и мозга. Еще хлопок – и обезглавленное тело второго рухнуло на землю рядом с первым. Девушка медленно сползла спиной по машине, села на землю и обхватила голову руками, словно ей было очень больно. Или страшно.
«Хороший глушитель, - мысленно одобрил Шон, - Чего уселась? Сматывайся, пока копы не наехали».

Хилари снился веселенький белый домик с красной черепичной крышей, сочная зелень лужайки, и цветущая сирень в палисаднике. Она шла по дорожке с большой лейкой, собираясь набрать из колонки воду и полить цветы. Чарующий запах сирени приятно кружил голову. Тишина и покой. И прекрасное синее небо над головой. Весеннее небо….
В следующий миг над домиком с ужасающей быстротой собрались черные тучи, не оставив даже маленького просвета для небесной сини. Загремел гром, содрогнулась земля, страшную черноту прорезали десятки ослепительных молний.
Хилари зачарованно смотрит на небо, в душу закрадывается страх, ее бросает в дрожь, рубашка намокает от липкого холодного пота. Она понимает, что Тот, кого она прогневила, хочет ее смерти.
Одна из молний попадает в дом, он вспыхивает, как спичка.
Хилари бежит так быстро, как только может, но молнии преследуют ее, глухо ударяясь в землю за ее спиной. Все ближе, ближе…. Молния настигает ее, страшной болью взрывая голову….
Хилари проснулась от собственного крика и визга тормозов. Подавшись по инерции вперед, она ткнулась лбом в предупредительно подставленную теплую ладонь.
Дождь барабанил по крыше, дворники с противным скрипом размазывали грязь по стеклу.
Мучительно болела голова. Девушка долго соображала, как очутилась в машине, и что за человек сидит за рулем.
Незнакомец смотрел спокойно и молчал. Она его где-то видела, но где? И куда он ее везет? Она попыталась возмутиться, но усталость была столь велика, что она подумала:
«А, все равно….», - и снова закрыла глаза.
- Что, впервые? – снисходительно спросил мужчина.
И она вспомнила.
- Боже…. Неужели опять…. – в ужасе прошептала она, сжав пальцами виски.
Боль постепенно отступала, забираясь куда-то вглубь, и ее место заполнялось тупой тяжестью.
- Я не нашел пистолет, - спокойно сказал незнакомец, выжидательно глядя в лицо Хилари.
Нет, это не он тащил ее к машине….
- Пистолет? – устало повторила она, - Какой пистолет?
И снова провалилась в тяжелый беспокойный сон, полный призраков прошлого и настоящего.

Хилари проснулась от громкого стука, доносящегося с улицы. Она лежала на огромной деревянной кровати в небольшой неубранной комнате, заваленной всяким хламом. Тут было много коробок, валялась какая-то одежда, стоял линзовый (надо же!) телевизор и такое же древнее радио.
В открытое окно врывался теплый ветер, дурманящий запахом сирени, склонившей тяжелые фиолетовые и белые соцветия к самому окну.
«Сирень…. Ну, конечно, весна ведь…. Голова больше не болит, - отметила она, и в ту же минуту снова покрылась липким потом, - Я опять это сделала! Хоть меня убеждали…. Они говорили, что это фантазии, реакция на пережитый ужас. Я знала, что не больна…. Или ЭТО и есть болезнь? Неужели это теперь всегда будет со мной? И как с этим жить?»
Она откинула одеяло и увидела, что лежит в одной рубашке. Не в своей. Нет, белье на ней осталось.
Кто ее раздел и уложил в постель? Ах, да, незнакомец из бара. Он все видел. Не сбежал, не вызвал полицию. Спас? Или замыслил что-то, поняв, на что она способна. 
Мрачные мысли спугнула птичка, вспорхнувшая с ветки. Ветка тяжело закачалась.
«Цветы…. Как близко. Даже сорвать можно», - подумала Хилари, вставая с постели.
Тело болело так, словно она без привычки весь вчерашний день провела в тренажерном зале.
В тренажерном зале? Откуда эта мысль?
Хилари сорвала белое соцветие и уткнулась лицом в прохладные нежные цветки. Запах действовал успокаивающе.
«Если найду цветок с шестью лепестками, все будет хорошо, - по-детски подумала она и грустно улыбнулась, - Что будет хорошо? Может ли быть хорошо после всего, что произошло?»
Стук за окном не давал сосредоточиться. Заинтересовавшись, Хилари перегнулась через подоконник и осторожно раздвинула ветви. Возле деревянного сарая мужчина рубил дрова.
Он был без рубашки, загорелое тело бугрилось тугими мышцами, блестело от пота. Лицо закрывали растрепанные светлые с рыжинкой пряди волос.
Незнакомец из бара, кто же еще? Интересно, есть в доме кто-нибудь еще?
Должно быть, почувствовав ее взгляд, он остановился и, отбросив мокрые волосы с лица, посмотрел в ее сторону. Девушка испуганно отпрянула вглубь комнаты.
«Он все видел. Ужасно…. Ужасно!!! Зачем он притащил меня сюда? Тоже мне, спаситель нашелся. Сидел бы в своем грузовике, а, лучше, уехал бы сразу…. И что он обо всем этом думает?»
Она почувствовала сильный приступ голода, но долго не решалась спуститься вниз, размышляя, как себя вести в присутствии незнакомца. Может, было бы лучше убраться отсюда как можно скорее, и не встречаться с ним? Как?
Зачем он привез ее сюда? Зачем???
Она не помнила, как оказалась в этом доме. Помнила только, что он спрашивал ее о чем-то в машине, но о чем?
«Я должна чувствовать благодарность? Ну, нет. Я его ни о чем не просила. Или просила? Очень хочется есть. Очень.»
Уложивший ее в постель незнакомец распустил ее волосы, положив шпильки на соседнюю подушку. Зеркала тут не было. Скрутив волосы жгутом, она кое-как закрепила их на затылке шпильками, надеясь, что выглядит прилично.
Спустившись по крутой деревянной лестнице, она попала в большую комнату, служившую сразу кухней, столовой и гостиной. Мебель была старой, но здесь было довольно уютно. Посреди комнаты, напротив большого кирпичного камина, стоял вытертый серый диван, подлокотники которого были разодраны, видимо, кошкой. Диван разделял кухню от столовой или гостиной, как посмотреть. Перед ним стоял низкий маленький столик, на котором лежал бумажный пакет, из которого высыпались крошки хлеба. В кухне был большой обшарпанный холодильник, газовая плита с двумя конфорками, большой газовый баллон, несколько простых деревянных шкафчиков с глухими дверцами, мойка с горой грязной посуды. На стене у мойки висело полотенце,  рядом с плитой висели разделочные доски, половник, ножи и сковороды. Под лестницей была дверь. Напротив входа, у холодильника, еще одна.
Женщины тут, по всему, не было. Или неряха она была, каких поискать.
Осмотревшись, Хилари долго принимала решение, посмотреть ли самой содержимое холодильника, позвать ли хозяина, дождаться ли его или убраться отсюда.
Пока думала, мужчина вошел в дом, неся перед собой дрова.
Хилари замерла на месте, сжавшись от растерянности и страха, а он, едва не задев ее плечом, прошел мимо и свалил дрова у камина. Даже взглядом не удостоил, словно ее тут не было.
«Наверное, сам не знает, зачем меня сюда притащил», - подумала она, исподлобья рассматривая его ладную сухощавую фигуру.
Он был молод, лет тридцати, не больше, он не утратил еще юношеской стройности, не заматерел. Он был высокого роста, отросшие волосы падали спутанными влажными прядями на лицо, покрытое светлой щетиной. Загорелые руки и спину покрывали капельки терпкого пота.
Незнакомец подошел к холодильнику, достал оттуда тарелку с яйцами и кусок бекона.
- Проголодалась? – не оборачиваясь, спросил он, зажигая конфорку.
Голос у него был глубоким и низким. И спокойным. Очень спокойным.
- Да, - выдавила она, отвернувшись, чтобы не встречаться с ним взглядом.
- Что стоишь? Кофе свари. Умеешь, я надеюсь?
Она вздрогнула и нерешительно подошла к плите. Незнакомец протянул ей турку и банку с молотым кофе.
- Сахар не добавляй, не люблю, - невозмутимо сказал он, укладывая на сковороду куски бекона.
Зашкворчало, зашипело, вкусный аромат наполнил комнату.
Завтракали молча. Хилари старалась не поднимать глаз от тарелки, и все время чувствовала его взгляд.
Шон все утро злился на себя за то, что, поддавшись импульсу, привез эту странную девицу в свой дом. Она помалкивала, затравленно вздрагивала каждый раз, когда он случайно касался ее локтем или громко стукал вилкой о тарелку.
Он отложил вилку и снова посмотрел на нее.
- Я не знал, куда тебя везти, - начал он.
Она подняла глаза и виновато улыбнулась:
- Мне жаль, что я доставила тебе столько хлопот. Наверное, мне нужно тебя поблагодарить, но я не знаю, что для меня лучше – остаться там или оказаться здесь….
- Отдохнешь, и я отвезу тебя, куда скажешь, - удивляясь своему великодушию, сказал Шон, - Надеюсь, тебя не уволят за прогул?
Она кивнула, рассеяно уставившись в чашку с кофе, которую обнимала обеими ладонями.
«Ну и глазищи…. – подумал он, - Девочка ничего, симпатичная, хоть и не совсем в моем вкусе. Слишком робкая. А глаза…. Мэтт бы сказал, ведьмины».
Воспоминание о Мэтте окончательно вывело Шона из себя. Два раза за сутки вспоминать о Вьетнаме – это уже слишком. И все из-за какой-то девчонки.
Он бросил на нее косой взгляд, и возникшая, было, неприязнь мгновенно улетучилась.
- Еще кофе? – спросил он.
- Да, пожалуйста, - пробормотала она, протягивая чашку.
Почему он не задает вопросов?
- Твои вещи… грязные. Приехали поздно, поэтому я не стал включать стиральную машину. Это под лестницей. Я включу, а ты проследишь, чтобы шланг с ванны не соскользнул, хорошо?
Она снова кивнула, избегая встречаться с ним взглядом.
Он поднялся с дивана и пошел в ванную, ругая себя за то, что утром не подумал о том, что надо постирать ее вещи. Теперь долго сохнуть будет. Скорее всего, придется оставить девицу в доме до следующего утра.
Что ж. Он потерпит.  До утра.
После завтрака Хилари скользнула к мойке и стала мыть посуду. Вода была холодной, жир никак не хотел смываться.
- Подогрей воду в кастрюле, - посоветовал Шон, удивляясь, что она не догадалась об этом сама, - и надень перчатки – пожалей свои руки.
То, что она решила помыть посуду, Шон воспринял как должное.
«Хоть какой-то толк», - подумал он, с интересом рассматривая ее ноги.
«В самый раз, - не люблю худышек».
Девушка заметила его взгляд и покраснела.
Шон тихо рассмеялся:
- Прекрасно выглядишь, но насиловать тебя я не собираюсь, извини.
Хилари покраснела до корней волос, но ничего не ответила.
- Я в гараж пойду. Осваивайся пока.
Додж барахлил, по дороге даже заглох, и Шон собирался подремонтировать его перед следующей поездкой.
Оставшись одна, Хилари вымыла посуду, прибрала в комнате и принялась отмывать пол в доме, которому явно не хватало женских рук.

«Можно еще вымыть окна, и наверху прибраться, - подумала она и поняла, что тянет время, - Я не хочу возвращаться. Там ничего нет.»
Она подошла к окну и, отодвинув несвежую занавеску, увидела, как хозяин вышел из ворот гаража, где стоял грузовичок, и стал умываться из колонки.
«Вода, наверное, ледяная, - подумала она, наблюдая, с каким удовольствием он плескался под плотной струей воды, смывая пот и грязь, - Я тоже очень грязная…. Мне просто необходима ванна. Если я сейчас же в нее не залезу, я умру».
Шон поднял голову и опять встретился с ней глазами. И опять девушка шарахнулась от окна.
«Боится? Ну, убила…. Защищалась ведь. Интересно, пойдет ли в полицию? Когда в город повезу, надо будет попетлять, чтобы дорогу потеряла. Странная. Глазищами так и сверлит. Может, не в себе? Нет, просто новичок. Переживает».
Ванна в доме была. Помещение выглядело на удивление чистым. Правда, саму ванну не мешало бы вымыть, но это мелочи. Тут даже стиральная машина была и гладильная доска с тяжелым электрическим утюгом и ворохом чистого белья, которое нужно было погладить. Возле стиральной машины стоял большой плетеный короб с грязной одеждой хозяина. Барабан вертел ее джинсы и майку, окрашивая мыльную пену в грязно-бурый цвет. «Надо будет еще раз перестирать», - подумала она, радуясь, что не придется стирать руками.
Над ванной висел круглый бак для электрического подогрева воды. Она откуда-то знала, как пользоваться такой техникой, хотя за последние полгода ни разу подобное не видела. 
Отмыв ванну и наполнив ее горячей водой, Хилари с наслаждением погрузилась в мыльную пену. Она не помнила, когда в последний раз испытывала такую радость. Душ в меблированных комнатах, где она жила в последнее время, находился в маленькой отсыревшей комнате с коричневым грибком на стенах и потолке. Там всегда было темно, вода, если давали, была холодной, в большом количестве водились мокрицы и другая неприятная мелочь, имевшая обыкновение сыпаться на голову с потолка. Дом, где жила Хилари, можно было назвать тараканьим раем. Мерзкие насекомые беззастенчиво заползали по ночам в ее постель и больно кусались.
Накупавшись вдоволь, Хилари вытерлась большим махровым полотенцем, на удивление чистым и мягким, почти новым, и снова надела рубаху хозяина. Расчески в ванной не оказалось. В комнате с камином ее тоже не было. Судя по волосам хозяина, он игнорировал этот предмет, но ей-то как быть? Кое-как расчесав длинные волосы пальцами, она присела на диван в гостиной, и тотчас к ней на колени грациозно запрыгнул огромный пушистый кот, появившийся неизвестно откуда.
- Какая большая ласковая киска, - тихо сказала она, погладив мягкую шерсть.
Кот заурчал, переминаясь на ее коленях лапами, прежде чем удобно устроиться.
- А какой у киски голос… - прошептала Хилари.
Кот заурчал громче и, неожиданно уцепившись сильными лапами за ее руку, стал лизать пальцы девушки.
Шон наблюдал эту сцену, стоя в дверях.
«Наконец-то расслабилась», - подумал он, удивляясь возникшему теплому чувству.
Почувствовав его взгляд, Хилари вздрогнула и снова сжалась, а потом неловко вскочила, сбросив кота с колен.
- Включи, пожалуйста, стиральную машину еще раз, а то там грязная вода, - смущенно забормотала она, потупив глаза.
Кот недовольно дернул хвостом и важно прошествовал к лестнице на второй этаж.
- Что, расческу не нашла? – спросил он, кивнув на ее всклокоченные волосы, которые она безуспешно пыталась расчесать пальцами.
Она подняла голову и язвительно ответила:
- Откуда здесь расческа? Разве в этом доме ей кто-нибудь пользуется?
Он парировал довольно резко:
- Я держу расчески и зубные щетки для гостей, - и, невольно улыбнувшись, добавил, - Скорее всего, она в моей комнате наверху. Сейчас сам схожу…. Как тебя зовут, может, скажешь?
- Хилари, - настороженно глядя на него, ответила она.
- Шон, - назвался он, тут же пожалев об этом.
Ни к чему ей было знать его имя! Если попадет в полицию и проболтается, что он был свидетелем….
Что-то он слишком расслабился. Не к добру.
«Ирландец, ну, конечно же», - подумала она.
Он вернулся быстро, протянул ей щетку, забитую рыжеватыми волосами, и спросил:
- Ты готовить умеешь?
Она подняла на него свои огромные карие глазищи и растеряно ответила:
- А что?
- Сообрази что-нибудь на ужин. Сейчас курицу принесу. Ощипать и выпотрошить сможешь?
Она отрицательно покачала головой.
Он вздохнул, понимающе кивнул и вышел в дверь напротив входной. Там был задний двор, поняла она.
Шон вернулся довольно быстро, неся за лапы ободранную птицу. Хилари передернуло от отвращения, но она приняла это голое чудовище из его рук, не совсем понимая, что от нее требуется.
- Пожаришь? И картошку свари, - пояснил Шон.
Она уставилась на труп птицы, не решаясь признаться, что никогда в жизни не готовила еду сама. Ну, разве что, бутерброды и кофе.
Он понял все без слов и молча пошел на кухню. Вынул из шкафчика кастрюлю, налил в нее воды, поставил на огонь. Отмыл птицу от крови и прилипших перьев, и положил ее в кастрюлю.
- Как закипит, сделай огонь потише, но не слишком, чтобы пламя не погасло. Поняла?
Она кивнула.
- Через полтора часа выключишь. Да, воду посолить не забудь. Соль в том шкафу, в банке из-под какао. Попробуй сначала, чтобы с содой не перепутать. Мне в гараж надо. Грузовичок совсем зачах, не знаю, справлюсь ли до вечера.
Шон ушел.
Хилари облегченно вздохнула.
«Кажется, он не повезет меня сегодня… туда.»
Весь день, копаясь в моторе, Шон не мог отделаться от мыслей об этой странной девице.
Кто она? Чем на хлеб зарабатывает? Судя по одежде – бедна, как церковная мышь. Но следит за собой, сразу видно – волосы аккуратно подстрижены, брови густые, но ровные, не придерешься, сразу видно, часами торчит у зеркала. Косметикой не пользуется, он вчера хорошо разглядел, но ей это ни к чему, право слово. Украшений не носит. Даже дешевых. Лаком для ногтей не пользуется. Руки ухожены, словно она никогда в жизни не занималась черной работой. Нежные такие, кожа почти прозрачная…. Судя по тому, как она вымыла посуду и пол…. Кажется, это для нее непривычно. И руки…. Может, в парикмахерской работает, ну, скажем, маникюршей? Тогда про руки и волосы понятно. Готовить не умеет. Хотя…. Может, вегетарианка, поэтому так на курицу смотрела? Интересно, каким ветром ее занесло в тот бар, да еще и в такое позднее время?
Пока варилась курица, Хилари прибрала в своей спальне, даже окно вымыла.  В комнату хозяина зайти без разрешения не решилась. Пока убиралась и отмывала лестницу, прошло не меньше двух часов. Про курицу она давно забыла, а когда вспомнила, оказалось, что вода почти выкипела, а курица разварилась настолько, что мясо отвалилось от костей и лежало в мутном бульоне неаппетитной серой массой.
Горестно вздохнув, Хилари, как смогла, почистила картошку и поставила ее на огонь, намереваясь проследить, чтоб хоть она удалась. Стоять над кастрюлей было скучно, поэтому девушка занялась мытьем шкафчиков, висящих на стене кухни.  И снова не уследила. Картошка развалилась, точнее, раскиселилась. Посолить ее Хилари, конечно, не догадалась.
Шон явился, когда она уже заканчивала уборку в гостиной. Осмотревшись, он хмыкнул, ничем больше не выразив свои мысли по поводу ее стараний, и спросил:
- Ну что, ужинать будем?
Она кивнула и, не поднимая глаз, поставила перед ним тарелку с грудой куриного мяса и нечто, похожее на картофельное пюре.
Давясь безвкусной картошкой и пересоленной курицей, Шон подумал, что утром обязательно отвезет девушку в город.

На следующее утро Хилари проснулась очень рано и, тихонько прошмыгнув мимо соседней комнаты, где спал хозяин, спустилась в ванную.
Ее одежда уже высохла. Подумав, Хилари напихала в стиральную машину грязную одежду Шона, включила  подогрев воды и принялась за глажку. 
Шон проснулся от шума в ванной и немедленно спустился вниз, опасаясь, что «хозяйственная» Хилари опять что-нибудь испортит. После того, как она давеча умудрилась смешать рис с перловкой и скрутить ручку одной из конфорок газовой плиты, от нее всего можно было ожидать.
Нет, он не ругался, даже не сказал ничего по этому поводу, понимая, что она старается угодить. Вот только для чего? Хотела выразить ему благодарность или на что-то рассчитывала? Судя по всему, она не слишком торопилась возвращаться в город. Во всяком случае, ни разу не высказала эту мысль, не спросила, удалось ли ему починить машину. Впрочем, она вообще не разговаривала. И выглядела, как побитая кошка, исподтишка наблюдая, как он ест напрочь испорченную еду.
Тихо напевая, Хилари гладила простыню. Ее руки двигались в такт французской детской песенке, исполняемой с большим вдохновением. Голос у нее был приятный, ничего не скажешь. Она пока не видела хозяина, замершего в дверях, и вела себя естественно, даже чуть пританцовывала у гладильной доски.
Прямые лучи утреннего солнца, заключив Хилари в свои объятья, делали картину сказочно нереальной. Длинные темные волосы тяжелыми волнами ниспадали на плечи и спину. В чудесном белом свете, падающем из окна, нежное лицо, тонкие руки и босые ноги с красивыми щиколотками и икрами казались почти прозрачными.
На виске девушки блестели капельки пота. Потихоньку увеличиваясь, одна из них медленно ползла по смуглой щеке, пока она не смахнула ее мокрой ладонью.
«У меня уже месяц не было женщины», - неожиданно подумал Шон и, чтобы стряхнуть наваждение, сухо спросил:
- Ты перемоешь полы, перестираешь и перегладишь все белье, вымоешь окна…. А потом что? Ты не хочешь возвращаться домой?
Она вздрогнула и сжалась, и, осторожно поставив утюг, села на край ванны.
Не поднимая глаз, она сказала с легким укором:
- Ты меня напугал. Я чуть утюг не уронила.
- Ты не ответила, - напомнил он.
Ответила она не сразу.
- Мне некуда возвращаться, - пробормотала она.
- Что значит «некуда»? – грубо спросил он, - Ты же жила где-то до вчерашнего дня?
Она медленно подняла голову и посмотрела на него с тоской:
- Думаешь, после того, что произошло, мне можно туда вернуться?
- Почему бы и нет? – пожал плечами он, - Тебя, кроме меня, никто не видел. Окна в этом квартале выходят исключительно во двор. Было очень поздно и темно. На улице никого не было. Двойное убийство, скорее, на меня спишут – наверняка запомнили в баре. Кто про тебя подумает?
При слове «убийство» она задрожала так, что он всерьез забеспокоился, как бы она не свалилась в ванную.
- Пистолет я не нашел – рядом не оказалось, а искать времени не было. Да и не видел я его в твоих руках….
Ну, не идиот? И как он раньше не догадался? Девчонку выручил какой-то Зорро, и, наверняка, воспользовался глупостью Шона, решив свалить на него это дельце.
- Не ты стреляла, что ли?
Хилари молчала и, кажется, была близка к обмороку.
«В таком состоянии ей лучше не попадаться на глаза копам – мигом расколют», - подумал он.
И зачем он влез в это дело?
- Слушай, ты с кем живешь? – спросил он.
- Ни с кем, - прошептала она, пытаясь сдержать слезы.
- Как это? Можешь толком рассказать о себе? Только не ной, терпеть не могу! – начиная злиться, спросил он, - Как ты вообще оказалась на улице в такой час?
- Я одна жила…. Комнату снимала, - подрагивающим голосом ответила она, пряча взгляд, - Хозяин выгнал меня. Я пыталась найти ночлег….
- В баре? – холодно уточнил он.
- Я не знала, что там … так будет…. Там свет был, вот я и вошла…. Я никогда раньше не бывала на этой улице…. И город почти не знаю.
Да, проблема оказалась круче, чем можно было себе представить. Теперь что, придется оставить ее здесь?
- Выключи утюг и иди в комнату, - сказал он, - Завтракать пора.
В полном молчании выпили кофе и съели приготовленные Шоном бутерброды. Он ждал, когда она заговорит, но она упорно отмалчивалась.
Наконец, он не выдержал:
- У тебя родные есть?
Она покачала головой.
- То есть, ты хочешь сказать, что одна в целом свете?
Она кивнула, уставившись в чашку.
Ну, и что с ней делать?
- А где твои вещи? Есть у тебя хоть какие-то вещи?
- Хозяин квартиры сказал, что оставит их у себя, пока я ему долг за неделю не отдам.
 «Какие глаза…. С ума сойти….» - подумал он и снова разозлился.
На себя.
Она смотрела с недоверием и надеждой. Шон не смог выдержать этот взгляд. Отвернувшись, он неожиданно для себя сказал:
- Ты мне не мешаешь. Только не надо отрабатывать. Считай, что можешь немного передохнуть. Да не бойся, я тебя не сдам.
Идиот! Разве можно оставлять ее здесь?
Но слово было сказано.
- Адрес говори, ну, где жила до сих пор, - хмуро потребовал он.
- Зачем? – насторожилась она, вскинув на него длинные черные ресницы.
- Привезу твои вещи. Новую одежду купить не проблема, но, наверное, там есть что-то ценное?
- Да. Черная папка…. – пробормотала она.
Она все еще не верила.
- Я могу остаться??? – выдохнула она.
- Да, - отрезал Шон, - Только не вздумай больше проявлять самостоятельность.
После завтрака он уехал в город, предупредив, чтобы она не смела ходить в ангар за домом и в его комнату. Хилари молча кивнула в ответ.
Пока он отсутствовал, она прогулялась вокруг дома, надеясь, что хозяин не стал бы против этого возражать.
Дом стоял на зеленом холме, и вокруг него не было видно больше ни одного жилья. Уединенное место, ничего не скажешь. С холма открывался прекрасный вид на луга и перелески. А небо…. Небо было просто бесконечным. Когда-то здесь была ферма. Должно быть, выращивали овец. Или лошадей. Неподалеку находились все необходимые для этого постройки. Шон явно не испытывал тяги к животноводству, хоть в его хозяйстве была лошадь и куры с утками. Скорее всего, это жилище нравилось ему своей уединенностью.
Увидев дом снаружи, Хилари испытала сильное потрясение.
Оказалось, что она уже видела этот дом. Во сне. В том самом, с молниями.
Белый дом с красной черепичной крышей. Вокруг дома росли кусты сирени, за домом стоял большой деревянный ангар и несколько невысоких построек, возле одной из которых, за железной сеткой, важно вышагивали куры и гуси. Неподалеку паслась лошадь.
Подумав, она решила сорвать несколько веток сирени. За этим занятием ее застала большая коричневая овчарка, выскочившая из-за угла дома. Хилари чуть не закричала, увидев, как прямо на нее несется здоровенная зверюга с вполне определенными намерениями. Хилари застыла, схватившись за ветку, и зажмурилась, готовясь почувствовать острые зубы, но собака неожиданно остановилась и, обнюхав ноги девушки, завиляла хвостом.
Хилари отпустила ветку и облегченно пробормотала:
- Ну и напугала же ты меня….
Погладить собаку все же пришлось – та так и напрашивалась на ласку, тычась мокрым носом в колени девушки. В общем, подружились. Но Хилари передумала рвать цветы.

Шон нашел дом, где Хилари снимала жилье, довольно быстро. Он находился довольно далеко от причала, не меньше часа езды на машине. Далеко же забрела несчастная девица в ту ночь….
Предусмотрительно оставил додж в двух кварталах от дома, надеясь, что никто не запомнит номер, и неторопливо пошел к обшарпанному дому.
С хозяином, тучным латиносом лет пятидесяти, он разобрался быстро. Дядька был неприятный – потный, вонючий, с острым взглядом и сизым крючковатым носом. Обозвав Хилари шлюхой и получив в глаз, он быстро принес старенький прохудившийся саквояж, какую-то большую папку, перевязанную веревкой и, заискивающе улыбаясь, сказал:
- Это все. Честное слово, все.
Сунув ему полтинник, Шон забрал у него вещи и быстро ушел.
На одном из поворотов саквояж развалился, представив взору Шона нехитрые пожитки Хилари – две старые вязаные кофты, застиранное белье, клетчатую рубашку, линялую юбку и коробку цветных пастельных мелков.
Пока собирал вещи с земли, случайно задел папку. Тесемка соскользнула, и из нее  вывалились листы с рисунками. Ругая себя за неосторожность, он поднял рисунки и, заинтересовавшись, стал их рассматривать.
Он не был знатоком, но рисунки, как ему показалось, были сделаны профессионально. Во всяком случае, дома, лица людей и уголки аристократического сада смотрелись вполне натурально. И цвета были реальными. Художница рисовала исключительно мелками и простым карандашом. Скорее всего, на краски у нее просто не было денег.
Особенно часто попадались портреты какой-то девочки лет трех-четырех. Она была курносой и очень миленькой. И чем-то напоминала Хилари.
Сложив рисунки в папку, Шон закрепил веревку, замотав папку и саквояж, чтобы снова не развалились, и поехал на рынок за свежей зеленью и овощами.
Там и узнал, что хотел, о происшествии возле причала. Собственно, на рынке только об этом и говорили. Убитые оказались известными в городе мерзавцами, промышляющими грабежом и насилием. Никто не мог сказать точно, кто их убил. Большинство склонялось к тому, что им отомстил кто-то из родственников обесчещенных ими девушек. Об их проделках знали все, как знали и то, что заявлять на них в полицию бессмысленно – они были дальними родственниками местного шерифа, нечистого на руку, наглого и бесцеремонного. А по поводу того, КАК их убили, мнения разделялись. Выдвигались самые нелепые и неправдоподобные версии, чаще всего связанные с чертовщиной. Никто не мог объяснить, каким образом были обезглавлены оба насильника. Черепа разлетелись на столь мелкие куски, что опознать их по лицам было просто невозможно. Лишь разглядев татуировки, полицейские поняли, кому не повезло той ночью. Ни гильз от патронов, ни оружия, полиция на месте происшествия не обнаружила.
Шон-то видел, как они погибли. В принципе, такой результат был возможен, если убийца стрелял разрывными пулями с довольно близкого расстояния. Все-таки, Хилари? Но куда делись гильзы и пистолет? Не она? Вряд ли убийца смог бы найти гильзы в кромешной тьме. Может, полицейские постарались. Или тот, кто обнаружил трупы. Если кто-то видел, как все произошло, не запомнил ли он машину Шона? Не пора ли ждать гостей?
Эх, чувствовал же, что нарывается на неприятности….
Поддашься импульсу, хлопот не оберешься. Но дело сделано. А жалеть о чем-то – последнее дело.
Уехав с рынка, он остановился у магазина, и, показав продавщице вещи Хилари, чтобы она определила размер, купил девушке новые джинсы, мокасины, пару маек, теплый свитер и несколько пар белья. Продавщица, перебирая старые вещи, брезгливо морщилась, но три сотни, которые Шон выложил на прилавок и невозмутимо-холодное выражение его лица не позволили ей высказаться по поводу этого старья.
Хилари ждала его возле дома. Деззи с довольным видом крутилась у ее ног.
Вот, значит, как? Заводил охранницу, надеясь, что она не подпустит чужих, а истосковавшаяся от одиночества собака была рада каждому новому человеку. Не с котом же ей дружить, право слово!
Остановив машину, Шон кивнул Хилари на ее саквояж и папку, а сам занес в дом бумажные пакеты с провизией и новыми вещами.
- Разбери тут, а я машину в гараж поставлю, - сухо сказал он и вышел.
Когда он вернулся, Хилари стояла над грудой новых вещей и нервно теребила подол рубашки.
- Прекрати, - устало сказал он, - Неси вещи в свою комнату. Если твое старье тебе дорого, тоже можешь отнести, но, на твоем месте, я бы это сжег.
Она не стала спорить. Просто сгребла вещи в охапку и быстро ушла наверх.
Нельзя сказать, что Шон так уж любил одиночество. Просто так сложилось. Ну, и работа требовала некоторой отдаленности от любопытных глаз. Вместе с ним на бывшей ферме, кроме лошади Молли, кур и гусей, жили еще кот и овчарка Деззи. У кота имени не было. Он появлялся всегда неожиданно, отсыпался у камина и опять исчезал на несколько дней. Шон ценил его независимость.
Появление Хилари почти не изменило тихую жизнь в доме. Она хлопотала по хозяйству и не задавала лишних вопросов. Немногословный, он редко обращался к ней. А она отмалчивалась. Шона это вполне устраивало. Правда, хозяйка она была никудышная, но к взятым на себя обязанностям относилась очень ответственно. Особенно ему нравилось, что она не проявляет видимого интереса к тому, чем он ежедневно занимается в огромном ангаре за домом. Это было странно для женщины, считал он. Но больше всего его удивляло собственное поведение и реакция на события. Ему и раньше приходилось полагаться на интуицию, но он всегда мог дать логичное объяснение своим поступкам. То, как он вел себя сейчас, сильно раздражало. Он не раз спрашивал себя, к чему все эти проявления великодушия. Не находя ответа, он успокаивал себя тем, что Хилари скоро исчезнет из его жизни. Ни одна женщина не сможет долго торчать в такой глуши.
Странно, но общение с ней оказалось неожиданно приятным. Днем они почти не виделись, встречаясь только за обеденным столом. Они почти не разговаривали, ограничиваясь односложными фразами по хозяйству. Шон старался убедить себя, что его совершенно не интересует, кто эта странная девушка, и когда уйдет, а Хилари была благодарна его молчанию.
Убирая в комнатах (он позволил, наконец, заходить в его спальню), она была удивлена отсутствию фотографий и каких-либо документов. Дом был обжит, но не производил впечатления постоянного жилища. Было странно, что Шон живет тут совсем один. До ближайшего жилья нужно было добираться пару часов на машине, а до города – и того дольше. Готовил Шон сам, больше не доверяя Хилари даже почистить картошку. Она целыми днями сидела дома, мучаясь от скуки и одиночества. Мыла полы, убирала в доме, стирала, гладила. Но много ли надо двоим? Дела заканчивались быстро, и ей совершенно не чем было себя занять. Иногда она выходила на улицу, поиграть с Деззи. Иногда приходил кот и часами слушал Хилари, которой так нужно было хоть с кем-нибудь поговорить.
Прошла неделя, началась другая. За это время Шон ни разу не съездил в город. Чем занимался хозяин, кем работал, да и работал ли вообще, оставалось загадкой. Он целыми днями пропадал в гараже и ангаре, куда по-прежнему не разрешал приходить.
Однажды Шон застал Хилари за рисованием. Она сидела на траве возле дома и рисовала сирень. Пастель заканчивалась. И бумага тоже. Приходилось рисовать на оборотной стороне.
Он подошел тихо, увлеченная своим занятием девушка поняла, что он стоит сзади, только услышав его голос:
- Похоже…. Можно, я посмотрю и другие рисунки?
Она кивнула и протянула ему папку.
Перелистав рисунки, он нашел около семи новых – с изображением дома изнутри и снаружи, и пару набросков с его лицом. Очень похоже…. Очень опасно….
- Я прошу тебя больше никогда меня не рисовать, - сердито сказал он и протянул ей портреты, - Сама порви.
Она покраснела и немедленно выполнила его просьбу. Вид у нее был такой несчастный, что ему стало ее жаль.
- Очень похоже, правда. Ты хороший художник, но я не хочу, чтобы ты меня рисовала, - не очень понятно объяснил он, пытаясь сгладить ситуацию.
Она сложила рисунки в папку и поплелась в дом.
Честно говоря, ее покорность уже стала его раздражать. Должна же быть гордость, в конце концов! Почему она никогда не перечит? Почему не проявляет характер? Потерянная какая-то. Неужели из-за того убийства? Может, попытаться поговорить, успокоить? Но это значит, сделать шаг к сближению, чего Шону совсем не хотелось. Подумав, он решил, что оставит все, как есть.
Может, придет в себя со временем…. Жаль, занять ее нечем. Странная. Очень странная. Как будто, не от мира сего. Не свихнулась бы от одиночества. Во всяком случае, надо понаблюдать за ней.
Обновки она не надела ни разу, предпочитая ходить по дому и двору в его рубашке или своей старой одежде. Шона немного смущало, что по его дому разгуливает девица с симпатичными обнаженными ножками, поэтому он старался встречаться с ней как можно реже, упорно убеждая себя в том, что она не в его вкусе. Действительно, ему всегда нравились бойкие девицы, тихонь он никогда не замечал, да и некогда ему было с ними возиться. Женитьба не входила в его планы. Портить кому-то жизнь он не собирался. А те, с кем он встречался, обычно были понятливы и не требовали особого к себе отношения. Встретились, провели время, расстались на неопределенное время…. Все предельно просто.

На двенадцатый день к вечеру испортилась погода. Небо затянули тучи, собирался дождь. Шон пришел из ангара, включил свет и увидел Хилари, сидевшую на диване с поджатыми к подбородку коленями.
- Чего это ты в темноте сидишь? – спросил он, направляясь к холодильнику.
Небо за окном рассекла первая молния. Через пару секунд от удара грома содрогнулась земля. В шкафчике зазвенели стаканы.
Хилари тихо вскрикнула и сжала виски пальцами.
Шон обернулся на нее и подумал:
«Ненормальная. Точно.»
Спросил с иронией:
- Что, грозы боишься? Не маленькая уже….
Она не ответила. Просто смотрела в окно, вздрагивая всем телом от новых громовых раскатов.
Шон вынул из холодильника вчерашнее мясо и бутылку виски.
- Выпить хочешь?
- Да, - слабо откликнулась она, опуская ноги на пол.
Шон поставил на столик бутылку и разлил виски по стаканам.
- Есть хочешь?
- Не знаю…. – пробормотала она, вцепившись в протянутый им стакан.
Даже пальцы побелели, отметил он.
Отхлебнула, зашлась кашлем….
- Ну, даже пить не умеешь! И откуда ты свалилась на мою голову, - ворчливо начал он, но, заметив ее затравленный взгляд, добавил, удивляясь мягкости собственного голоса, - Хилари, прекрати! Я не упрекаю тебя. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь и делать все, что тебе заблагорассудится. Ну, за исключением приготовления пищи и прогулок в ангар….
Хилари вскинула на него глаза и нервно сказала:
- Как ты можешь так говорить, ты же совсем меня не знаешь!
«Начинается….», - с тоской подумал он.
Но когда-нибудь надо все выяснить….
- Ну, так расскажи, - спокойно ответил он, откидываясь на спинку дивана.
Помолчав, она спросила:
- Тебе интересно, как я делаю ЭТО?
Она выжидательно смотрела в его глаза.
«Чокнутая…. Нет сомнений….»
Он не ответил, надеясь, что она сама все расскажет.
Хилари допила виски и, крутя стакан в пальцах, тихо заговорила:
- Я не помню, как жила и кем была до того, как ЭТО произошло впервые…. Я даже имени своего не знаю…. Мне говорили, что я сумасшедшая, но меня можно вылечить, точнее, все само пройдет… когда-нибудь…. Но я ничего не помню. Только последние одиннадцать месяцев…. Да, почти год прошел….
Оказаться в доме один на один с сумасшедшей – перспектива не из веселых…. Но, может, все не так плохо? Шон слышал много историй о людях, потерявших память, даже был знаком с одним из таких….
- Начни с начала, Хилари, - невозмутимо предложил он, отхлебнув виски.
- Очень трудно подобрать слова, - нервно призналась она, - Я боюсь, ты меня не поймешь….
Она на секунду вскинула виноватые глаза и снова опустила их в пол.
«Глаза… необыкновенные. Цвета…. – подумал Шон и удивился, что его это интересует, - Шоколад. Очень темный шоколад».
- Год назад я попала в скверную историю, - тихо-тихо начала она, - Такую же, как тем вечером…. Только тогда им удалось…. Я помню ужас и ненависть, которые испытала. Они держали меня в сарае, избитую, измученную, без еды и воды. Не помню, как я туда попала. Помню, как они приходили…. Помню их лица, их запахи…. Была гроза, как сегодня. Они пришли снова. Двое. Я почти ничего не соображала…. Я не знаю, как ЭТО делаю!
Рассказывая, она постепенно повышала голос, последнюю фразу она почти выкрикнула.
«Психопатка. Надо будет запереть на ночь….»
- Что? – как можно спокойнее спросил Шон, - Что ты сделала, Хилари?
- Я убила их обоих, - обессилено пробормотала она, - Я так ненавидела и боялась….
- Как ты их убила? Чем?
- Не знаю, - прошептала она, - Я просто смотрела…. А их головы лопались, как пузыри с бычьей кровью….
Новый громовой раскат потряс землю. Хилари вздрогнула и снова поджала колени к лицу.
Шон молчал, забыв о виски.
Чертовщина…. Но это не может быть правдой! Чушь!
Хилари посмотрела ему в лицо и обреченно констатировала:
- Ты мне не веришь. Никто мне не верит. Я и сама не верила до той ночи… когда ты привез меня сюда….
«Завтра же отвезу ее в город. Это уже слишком…. Жаль, конечно, девчонку….»
Он допил виски и поставил стакан на стол.
- Не веришь, - повторила Хилари со слезами в голосе и снова посмотрела в его невозмутимое лицо.
 Шон взял бутылку, чтобы налить снова.
- А так поверишь? – шипящим шепотом спросила она, уставившись на бутылку, которую он держал в руке.
Стекло хрустнуло и развалилось на осколки, порезав ладонь. Шон вскочил, чертыхаясь, тряся окровавленной рукой и одновременно стряхивая разлитый виски с джинсов. Такого удивления он не испытывал никогда в жизни.
Хилари кинулась к нему:
- Ты порезался! Прости, я не хотела!
Шон с досады толкнул ее обратно на диван и пошел к мойке промыть рану, бросая на испуганно притихшую девушку косые взгляды.
Хилари снова подтянула колени к лицу и обхватила их подрагивающими руками.
Боль в руке немного утихла. Замотав ладонь полотенцем, Шон долго стоял, глядя на ее бессильно опущенные плечи и склоненную на колени голову. Она казалась такой хрупкой и беззащитной….
Она, умевшая силой взгляда убивать людей….
Чушь! Он не мог в это поверить, хоть боль в порезанной ладони была реальной.
Но должно же быть разумное объяснение!
«Случайное совпадение. Такое бывает. Стекло перекалили. Я слишком сильно сжал бутылку.»
Он подошел к ней со спины и положил здоровую руку на ее плечо.
- Этого не может быть… - начал он.
- Может! – возбужденно перебила она, вскакивая с места и поворачиваясь к нему, - Я сама не верила! Но пару дней попробовала поймать кастрюлю…. Вернее, я не пробовала, само получилось…. Понимаешь, она падала, а я… задержала ее взглядом. Не веришь?
Он медленно покачал головой, уже начиная сомневаться….
Она посмотрела на лежащий на столе стакан, сбитый осколками бутылки. Пара томительных секунд, и он, тихо звякнув, медленно взмыл в воздух, перевернулся и так же медленно опустился, вставая донышком на стол.
Шон зажмурился и потряс головой.
Хилари смотрела на него со смесью отчаянья и надежды. Он понял, что ей очень нужно, чтобы он поверил и подтвердил, что она не сумасшедшая. Или это он сошел с ума? Может, она владеет гипнозом?
Словно прочитав его мысли, она спросила:
- Шон, ты видел это? Или я действительно больна, и мне это только кажется?
Он шумно вздохнул и покачал головой, признавая:
- Не может же казаться обоим….
Он указал ей на диван и сел напротив нее, скрестив ноги, прямо на пол.
- И как это? Трудно? – спросил он.
- Нет. Просто представляю, что хочу сделать…. – смутившись, ответила она.
- Ладно, об этом потом…. Рассказывай, что было дальше. Ну, год назад.
Она снова занервничала, затеребила подол рубашки и продолжила:
- Потом я попала в больницу. В сумасшедший дом. Я полицейскому рассказала….
- Зачем полицейскому? – удивился он.
- Но ведь я не знала, куда мне идти. Я все забыла…. И в шоке была. Я после того убийства выбралась из сарая, пошла по городу. Голая. Вся в крови…. Задержали меня. Лечили, расспрашивали…. Я тогда не знала, что умею так, как с бутылкой. Теперь уверена, что это к лучшему – они бы ни за что меня не отпустили, да?
Шон кивнул. Он и сам не знал, что теперь с ней делать. Ничего себе, способности….
- Врач убеждал меня, что я стала свидетелем жестокого убийства. Что я испытала шок и все такое…. Прошло немало времени, пока я поняла, что лучше с ним согласиться. Они держали меня там долго…. Я чуть больше месяца, как на свободе. Признали меня здоровой, обещали, что память со временем вернется. Дали документы на имя Хилари Клейтон. Нашла жилье и работу.
- В парикмахерской? – уточнил он, надеясь, что хоть это его предположение об этой странной девушке окажется верным.
- Да. Откуда ты знаешь?
- Руки и волосы. А кем ты там работала?
- Полы мыла. Но за неделю до… того дня… меня уволили.
Как она мыла полы, он знал, поэтому не удивился.
- Постой-ка. А ты в нашем городе в лечебнице лечилась? – спросил он.
Если копы вспомнят случай годовой давности и начнут искать серийного убийцу….
- Нет. Это возле Сан-Диего было.
- А как сюда попала? – удивился он.
- На автобусе, - пожала плечами она, - Там жизнь дорогая, мне посоветовали…. Я уже подумывала, не вернуться ли в больницу, хотела попроситься обратно, но меня бы там не приняли, наверное. Разве что, полы мыть….
Не приняли бы. Никто никому не нужен.
- Деньги закончились быстро. Я даже еды не могла купить, не то, что за квартиру платить. Работу искала, но никто не хотел брать. Хозяин вломился ко мне в комнату глубокой ночью. Пьяный. Стал приставать. Я убежала…. Потом долго ходила по городу. Страшно было. Потом увидела светящуюся вывеску. Попросилась переночевать. Меня выгнали. Вышла на улицу, а там эти двое…. Я не хотела, как-то само вышло….
Она чуть не плакала.
- Ну, не переживай так, - усмехнулся Шон, - насколько я знаю, весь город тебе благодарен за то, что ты их грохнула.
Она посмотрела с удивлением.
- Я на рынке слышал. Мерзавцы те еще…. ладно, забудь.
- Ты правда так думаешь? – с надеждой спросила она.
- Определенно, - успокоил он.
А сам подумал:
«Надо держать ухо востро. А то пересолю яичницу, и она меня взорвет.»
- Почему ты улыбаешься? – насторожилась она.
Он громко вздохнул и встал.
- Если честно, мне твоя история очень не нравится. Пойми, очень трудно поверить.
- Чтобы ты поверил, мне надо разнести здесь все? – устало спросила она, глядя в его глаза.
Шон выдержал этот взгляд с большим трудом.
- Если бы ты знала обо мне чуть больше, ты бы сама не захотела здесь оставаться. Но могу заверить, что ты здесь в безопасности. Пока.
- Даже после того, что я о себе рассказала? Неужели ты разрешишь мне здесь остаться?
Шон улыбнулся и, оглядев комнату и стол с разлитым виски, ответил:
- С тобой этот дом стал намного уютнее. К тому же до сегодняшнего вечера ты была немногословна, а это большой плюс. Если обещаешь, что не будешь ломать мебель и при этом трещать без умолку, живи, сколько посчитаешь нужным.
«Если не возникнут сложности с моей работой», - мысленно добавил он.
- Ты рассказала все?
- Да, - вопросительно посмотрела она.
- Тогда давай ужинать…. Но сначала, прошу тебя, надень джинсы. Я, все-таки, мужчина, а ножки у тебя….
Она вспыхнула и кинулась наверх.
Посмеиваясь, Шон занялся приготовлением ужина.
«И чего это я веселюсь? Проблем с девчонкой будет гораздо больше, чем можно было предположить….»
Ужинали, как всегда, молча.
Хилари вымыла посуду и, подойдя к Шону, потягивающему виски из новой бутылки, нерешительно остановилась.
- Ну, что еще? – спросил он, улыбаясь, - Гроза давно закончилась. Если приснится что-то страшное, постучи мне в стенку. Сказку не обещаю. Но посижу с тобой немного.
Хилари молчала. Он неожиданно понял, ЧТО она сейчас спросит.
- Хилари, - мягко остановил он слова, готовые сорваться с ее губ, - Не задавай мне никаких вопросов. Если будет нужно, я сам тебе все расскажу. Договорились? Все. Иди спать. Мне нужно подумать.
Она кивнула и пошла наверх. Он провожал ее взглядом и думал, что сам заснет не скоро.
- Спокойной ночи, Шон, - обернувшись, тихо сказала она.
- Спокойной ночи, Хилари, - усмехнулся он.
Укладываясь спать далеко заполночь, Шон слышал, как она ворочается в своей постели и тихо всхлипывает.
Жалко было очень. Он даже встал, намереваясь зайти к ней, но вовремя одумался. Достаточно было представить ее в постели, чтобы тело отреагировало самым естественным образом. Этого еще не хватало!
С девчонкой надо было что-то делать. Даже нормальный человек от одиночества и скуки начинает медленно сходить с ума. Чем же ее занять?

На следующий день он уехал в город. Первым делом, чтобы сбросить напряжение,  навестил одну из своих подружек, потом накупил книг, пастельных мелков, бумаги для рисования и карандашей. По дороге попался магазин техники. Подумав, купил телевизор. Сам смотреть его не любил, но, как-никак, развлечение. 
Хилари подаркам обрадовалась. Особенно мелкам и бумаге. Книга с кулинарными рецептами, было видно, привела ее в состояние шока, но она приняла ее с благодарностью.
Они ужинали, когда Шон спросил:
- А что ты вообще умеешь делать? Ну, кроме рисования? То, что ты не привыкла к домашней работе, я вижу.
Она задумалась.
- Не знаю. В больнице было радио. Оказалось, я знаю четыре языка. Или больше.
- Вот как? – удивился он, - И какие же?
- Русский, французский, испанский и итальянский. Ну, и некоторые родственные понимаю. Я … не уверена, что английский – мой родной язык. Понимаешь, я иногда думаю по-французски и по-русски.
Во, дела…. Аристократка? Не может быть! Почему не может? Тогда многое понятно – походка, плавные движения, поворот головы, аккуратность за столом…. Чего стоит только то, как она раскладывает вилки и тарелки на его старом столике у дивана, прежде, чем сесть ужинать. Неизменно пользуется вилкой и ножом, даже когда они едят курицу…. А он вынуждает ее мыть посуду и убирать в доме…. Впрочем, она сама все это делает, он ни разу ее не просил.
- Еще что? – спросил он по-испански.
Кроме английского, сам он неплохо знал французский и несколько фраз по-испански и итальянски – нахватался за время службы во французском легионе.
Она пожала плечами и смущенно ответила:
- Танцую. Немного. Классика, степ. Наверное, умею ездить на лошади. Во всяком случае, знаю, как с ними обращаться. Кажется….
- Машину водить умеешь? – спросил он на французском.
- А дашь? – у нее даже глаза загорелись.
- Посмотрим, - уклончиво ответил он, - Ты куда журналы положила? Ну, те, которые я привез?
- А что?
- Неси сюда. Там есть фотографии разных городов. Может, что-нибудь вспомнишь.
Журналы смотрели почти до полуночи. Оказалось, что ей отлично знакомы многие города. Например, она могла многое рассказать о Вене, Париже, Лондоне, Риме и, даже, Москве. Называла улицы, которые видела на фотографиях, знала, где находятся музеи, местные достопримечательности и очень дорогие рестораны. Но это совершенно ничего не значило. Может быть, в ТОЙ жизни она много путешествовала, а, может, просто получила отличное образование.
- Хилари, я давно хотел спросить, что это за девочка на рисунках? Мне показалось, вы похожи.
Она вздохнула:
- Не знаю. Но иногда она мне снится. Может, это я сама, или моя сестра, - и, понизив голос, добавила, - или дочь.
Он с сомнением посмотрел на нее. Впрочем, ей было не меньше двадцати трех. Вполне вероятно, что она была замужем.
Хилари заправила за ухо прядь, выбившуюся из скрученных на затылке волос. Даже это простое движение выглядело… соблазнительным….
- У нее твои глаза, - сказал Шон.
«… и губы»….
Озвучить последнее он не смог, принявшись перелистывать следующий журнал.
Встреча с Кармен не принесла желаемого результата. Сидя рядом с Хилари на диване, касаясь ее плечом или, нечаянно, рукой, чувствуя ее запах, он пытался отделаться от определенных мыслей, но что поделать с тяжестью внизу живота? Хорошо еще, на коленях лежали журналы….
Хилари выдернула шпильки и, держа их во рту, принялась закручивать волосы в жгут.
- Почему ты никогда не ходишь с распущенными волосами? – спросил он.
Она замерла, растерялась, но быстро взяла себя в руки и снова принялась за дело. Шон задержал ее руку и невозмутимо сказал:
- Оставь. Учти, я ни на что не намекаю. Но дай ты, наконец, себе отдых. И им тоже, - он кивнул на ее голову, - У тебя прекрасные волосы.
Она смутилась, хоть ему казалось, что он неплохо изобразил равнодушие.
- Так удобно, - тихо пояснила она, закрепив шпильки, - Они мешают….
«Завтра опять поеду в город, - решил Шон, - И не вернусь, пока девочки Кармен меня не успокоят».
Она поднялась с дивана и сказала, по обыкновению пряча глаза:
- Поздно уже. Пойду спать. Спасибо за журналы. За все….
Он кивнул, раздраженно думая, что напугал ее.
Хилари поднялась к себе и улеглась в постель.
Спать, если честно, не хотелось. Он смутил ее. Он снова ее смутил.
 Она жила в его доме уже две недели. Они все это время старались не касаться личных тем, даже сегодня он ни разу не обмолвился о ее странном даре и вел себя так, словно она вчера ничего особенно интересного ему не показала.
Хилари не могла уснуть. Лежала, глядя в темное окно, и думала.
Тут было… спокойно. Если не считать того, что она чувствовала в присутствии хозяина.
Видя его, она волновалась. Очень. И совсем не потому, что он знал, что она убийца. Совсем не потому, что она была благодарна ему за то, что он приютил ее у себя. Ее очень интересовало все, что было с ним связано. Она совсем ничего о нем не знала. Даже о том, чем он занимается целыми днями в своем ангаре.
Она подходила к ангару всякий раз, когда он уезжал, но на воротах неизменно висел огромный замок. Каждый раз, проводив глазами его грузовичок до дальнего перелеска, она отправлялась к ангару, но Шон был аккуратен, и замок по-прежнему внушал уважение. И каждый раз при виде этого замка Хилари вспоминала детскую сказку о Синей Бороде. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, она отправлялась играть с Деззи. И навещала Молли, апатично жующую молодую травку.
Шон ей нравился. Очень. А он относился к ней, как к Деззи, например. Или к Коту. Он просто не замечал ее. Или был снисходителен. Одно воспоминание о том, как он попросил ее носить джинсы, бросало ее в пот. Действительно, как она могла быть такой… бестактной? Ну, в первый день, понятно – не в себе была, да и надеть-то было нечего. Но потом? Кажется, она не хотела смущать его…. Или хотела?
Он купил ей одежду и пастель, привез журналы…. Предупредительность или…. Вполне возможно, что он жалел после вчерашнего о том, что предоставил ей кров. Зачем она ему все рассказала?
 Журналы…. Он надеется, что она вспомнит что-то и уедет?
Уезжать не хотелось. Хотелось видеть его как можно чаще, разговаривать с ним, смотреть, как он ест, как готовит им еду…. Зачем она ушла к себе в комнату? Вечер был таким чудесным! Они сидели рядом, она чувствовала его тепло, слушала его голос и была почти счастлива…. Ей показалось, что он посматривал на нее… с симпатией. Наверное, ей хотелось так думать.
А про волосы ее он зачем сказал? Да что тут такого? У нее действительно красивые волосы. И они действительно мешают, когда она убирается в доме.

Хилари проснулась от страшного шума, доносящегося с улицы. Она вскочила и кинулась к окну. Отодвинув ветку сирени, она увидела, как на лужайку перед домом садится небольшой вертолет.
- Шон! – закричала она, бросаясь к двери.
Он уже спускался по лестнице. Обернувшись, он приказал:
- Марш в комнату! Они не должны тебя видеть!
Она кивнула и юркнула обратно.
Он не сказал, что ей нельзя подсматривать и подслушивать. Впрочем, она бы все равно его не послушала.
Наверное, Шон не хотел, чтобы она слышала, о чем он говорит с нежданным гостем, высоким мужчиной медвежьего телосложения и светлой шевелюрой. Они были знакомы, хоть и отношения нельзя было назвать дружескими. Во всяком случае, Шон не пригласил его в дом. Они ушли в сторону ангара и оставались там довольно долго. Потом Шон и незнакомец погрузили в вертолет несколько ящиков разного размера, в основном, длинных, метра по два.
Мужчина, сидевший за штурвалом, безучастно наблюдал за происходящим, не сделав ни одной попытки им помочь, хоть было видно, что вдвоем справиться с такой тяжестью непросто. Когда все, что нужно, погрузили, вертолетчик спрыгнул на землю и сказал, обращаясь к Шону:
- Может, кофе предложишь? Дорога-то дальняя, сам знаешь.
- Ну, пошли, - пожал плечами Шон.
Хилари тихонько приоткрыла дверь, прислушиваясь к голосам внизу. Слышно было плохо. Пришлось выйти и спрятаться у спуска с лестницы. Здесь было темно, и она надеялась, что ее не видно.
- Остальное заберем через неделю. Максимум через десять дней, - говорил человек, похожий на медведя.
Она почти угадала – вертолетчик и Шон называли его Гризли.
- Слушай, а ты не один, что ли? – неожиданно спросил вертолетчик.
Шон буркнул в ответ:
- Один. Не знаешь что ли, не люблю компанию.
- А это чье? – вертолетчик поднял с пола шпильку.
- Что, думаешь, он и без баб обходится? – усмехнулся Гризли, - Разве не помнишь, как мы в Атланте развлекались?
- Но сейчас в доме мы одни? – уточнил вертолетчик, - Или мы тебя отвлекли? Что-то ты не рад….
- Одни, - невозмутимо ответил Шон, разливая кофе по кружкам.
- Так, может, выпьем? Чего не предлагаешь?
- Макс, отстань. Тебе еще три часа в небе болтаться, - сухо ответил Шон.
- Перебрал я вчера, - признался вертолетчик.
- Совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Гризли и полез во внутренний карман куртки, - Шеф сказал, клиент прежний.
Он протянул Шону конверт и свернутые рулончиком деньги.
- Понятно, - ответил Шон, засовывая деньги и конверт в карманы брюк, - Ну что, закончили? У меня дел немеряно.
- Странный ты сегодня, - задумчиво сказал вертолетчик, - Тоже перебрал вчера, что ли? Бледный какой-то.
- Есть немного, - признался Шон, - Засиделся.... Ладно, бывайте. Жду через неделю. А шефу передайте, что больше сюда товар возить не нужно – опасно стало. Кажется, назревает конфликт с местной полицией.
- Ну, мы это еще посмотрим, - усмехнулся Гризли, - с местными разберемся, не впервой. А что случилось?
Шон пожал плечами.
- Надеюсь, обойдется. Пока ничего рассказывать не буду.
Они помолчали.
- Слушай, Шон, а ты, часом, не собираешься свалить? – прищурясь, спросил Макс, - Что-то мне подсказывает….
- У тебя отличная интуиция, дружище, но тут мимо. Я не бросаю неоконченных дел, - проворчал Шон.
- Ну-ну…. – вступил в разговор Гризли, - Я слышал, шеф хочет тебе жалование повысить. Ценит…. И ты цени.
- Ценю, - буркнул Шон.
- Ну-ну, - снова протянул Гризли и добавил, - Ладно, до связи. Поехали, Макс. У нас с тобой дел не меньше, чем у нашего фермера.
Шон проводил их, вернувшись в дом только после того, как вертолет исчез из видимости.
- Хилари! – громко позвал он, - Спускайся. Все равно, ведь, не спишь.
Она покинула наблюдательный пункт у окна спальни и спустилась вниз.
- Подслушивала? – спросил он, пристально глядя в ее глаза.
Гости не ошиблись – вид у него был, прямо сказать, неважный. Под глазами набухли мешки, лицо было бледным. Действительно, перебрал вчера?
- Подслушивала, - призналась она, - Даже если бы не подслушивала…. Они громко говорили.
- О чем? – почти равнодушно спросил он.
Почти.
- Не знаю, - развела руками она.
- Ну и хорошо, - ответил он, не слишком-то веря.
Но она и правда ничего не поняла. Ящики. Клиент какой-то. Деньги, свернутые рулончиком. Много денег. Что за работа такая? Версий было немного, но одна неприятнее другой. Спросить прямо она не решилась. Да и к чему? Все равно не ответит.
Позавтракав, Шон опять ушел в ангар. Вернулся только к ужину. Хилари успела изучить несколько страниц поваренной книги и могла теперь самостоятельно приготовить яичницу и сделать несколько салатов. Если бы были подходящие продукты.
От яичницы Шон отказался. Он пожарил утку и сварил картошку.
После отъезда гостей он был сам не свой, Хилари это видела. Хотелось поговорить об этом, но она переборола свое любопытство.
- Я уеду на пару дней, - сказал Шон, - дела. Найдешь, чем себя занять?
Она, в принципе, была к этому готова – слышала же все.
- Да. Не беспокойся обо мне.
- Дом не спалишь? – улыбнулся он, - Научилась уже плитой и газовым баллоном пользоваться? Пойдем, покажешь, чтобы я был спокоен.
Вечер провели у телевизора. Точнее, Шон изображал, что увлечен просмотром фильма с Великим Немым, а Хилари, уткнувшись в журнал, читала, не совсем понимая, о чем.
Хилари проснулась от звука работающего двигателя. Быстро одевшись, она вышла на задний двор. Шон готовился к отъезду.
- Чего так рано встала? – хмуро спросил он, - Я записку тебе написал. Вернусь послезавтра. Приготовь что-нибудь по книжке, ладно? Если кто-то приедет, скажи, что ты моя домработница, а, лучше, не попадайся никому на глаза. Сама понимаешь – вокруг ни единой живой души. Деззи не поможет.
Она кивнула.
Шон залез в кабину и укатил.
Хилари вернулась в дом и обнаружила на столе записку:
«Вернусь через день. Не скучай. Попытайся приготовить рагу. Я заложил страницу в книге».
Замок висел на прежнем месте. Вздохнув, Хилари пошла к загону Молли.
Молли позволила Хилари надеть на себя седло. Кажется, она этому даже рада была. Предположение о том, что Хилари обучена верховой езде, подтвердилось. Не было проблем даже с взятием небольших барьеров. Правда, Молли это не нравилось, но Хилари умела уговаривать.
Деззи, радуясь возможности пробежаться во всю прыть, не отставала ни на шаг.
Удаляться далеко от дома Хилари не решилась - боялась заблудиться. Настроение было отвратительным. Даже конная прогулка не помогла. Не оставляло предчувствие надвигающейся беды….
Поэтому она нисколько не удивилась, услышав яростный лай Деззи.

Хилари осторожно выглянула из окна. На холм поднималась красная спортивная машина с открытым верхом. За рулем сидела длинноволосая блондинка в больших темных очках, закрывающих половину лица. Оттого, что в машине больше никого не было, Хилари стало чуть легче, и она, набравшись храбрости, вышла встречать нежданную гостью.
Деззи захлебывалась лаем и металась под ногами, пока Хилари не прикрикнула:
- Фу! Успокойся и уходи!
Собака поджала хвост и немедленно выполнила приказание. Надо же….
- О, - насмешливо начала незнакомка, заглушив мотор, сняв очки и любуясь собой в зеркале заднего вида, - Шон, наконец, завел себе домработницу? Ты с ним спишь?
Вопросы остались без ответа.
Девушка вышла из машины и остановилась, облокотившись на переднее стекло. Они с равным интересом несколько секунд рассматривали друг друга.
- Нет, он с тобой не спит, - наконец, поняла незнакомка, - чего спрашиваю? Ведь сама видела его у Кармен….
Хилари молчала. Кто была эта девица, можно было догадаться по яркой косметике и вульгарно расстегнутому лифу обтягивающей блузки, из-под которой виднелся слишком открытый бюстгальтер.
Глаза гостьи вдруг расширились от удивления:
- Так это Шон был….
Хилари молчала. О чем сейчас говорила эта девица, можно было только догадываться. Хилари нервничала все сильнее, но старалась держать себя в руках.
На лице блондинки появилась досада.
- Где Шон? - резко спросила она.
- В городе, - невозмутимо ответила Хилари.
- Да? Ну, так я подожду его, - девица отстранила Хилари и  зашла в дом.
Хилари никогда не умела давать отпор грубиянам. Затевать ссору не хотелось. Но пришлось.
- Кофе свари! – развалившись на диване и взяв журналы, лежащие на столике, приказала незнакомка.
- Шон не давал указаний, как вести себя с его гостями, потому что явно вас не ждал, - тщательно подбирая слова, сухо ответила Хилари, - Поэтому я не намерена выполнять ваши требования. Я думаю, что вам нужно уехать. Если что-то хотите передать ему, напишите записку.
Она положила перед девицей блокнот и ручку:
- Вы умеете писать, … леди?
Блондинка не оскорбилась. Ну, почти.
- И что ты тут делаешь? – высокомерно спросила она, постукивая длинными ногтями по столику.
- Я здесь живу, - с вызовом ответила Хилари, открыв дверь и давая понять, что разговор окончен.
- Ты не ответила, кто ты, - напомнила незнакомка, с брезгливостью рассматривая старенькие джинсы Хилари.
- Хилари. Поскольку мы настолько подружились, что перешли на ты, не назовешь ли свое имя? А то я не знаю, перед кем должна отчитываться.
- Я Маргарет, - ответила незнакомка, словно этим должно было быть все сказано, - Передай Шону, мне очень не нравится то, что он умолчал о тебе, когда приезжал в прошлый раз. Впрочем, я сама ему скажу. А тебе, дорогуша, хороший совет - убирайся восвояси. Как можно скорее.
Хилари чувствовала в ее словах угрозу, но страха не испытывала. Скорее, неприязнь. Хоть ей и показалось,  что Маргарет руководит не только возможная ревность, но и какая-то неукротимая злоба, которой жило все ее существо.
Блондинка резко встала, подошла к холодильнику и, брезгливо стряхнув воду из стакана прямо на пол, налила себе виски и вернулась на диван.
На пороге появился Кот. Не спеша, он подошел к Хилари и громко заурчал, обтираясь о ее ноги. 
- Нет, полюбуйтесь! Чем ты их всех приворожила?
- Кажется, теперь я понимаю, что имел в виду Шон, употребляя выражение «трещать без умолку», - ехидно заметила Хилари.
Маргарет со стуком поставила стакан на столик, расплескав часть его содержимого на журналы. Хилари отреагировала незамедлительно – твердо ставший стакан неожиданно закачался и опрокинулся на стол так, что остатки виски выплеснулись на светлую юбку неприятной гостьи.
Блондинка вскочила и, отряхивая юбку, выругалась.
- Какая ты неуклюжая…. Нервничаешь? – с участием поинтересовалась Хилари, протягивая ей полотенце, висящее за дверью.
Маргарет выхватила его из рук Хилари, но вовремя заметила, что оно испачкано в машинном масле.
Такая досада….
Поток отборной брани немедленно обрушился на довольную своей выходкой Хилари.
- Милая моя, да вы талантливы! – восхищенно сказала Хилари, - Я бы ни в жизнь не запомнила такое количество речевых оборотов! Не могли бы вы все это повторить, а, лучше, записать для меня? – продолжала издеваться Хилари, находя в этом удовольствие.
Девица кинулась на нее с явным намерением ударить. Но ей помешал Кот. Дико заорав, он бросился на оторопевшую Маргарет и вцепился когтями в ее юбку. Она завизжала и, отбросив Кота в сторону, выскочила за дверь.
Кот, с воем добежав до двери, остановился, пару раз недовольно дернул хвостом и, вдруг успокоившись, повернулся к Хилари, сел, не сводя огромных черных глаз с ее лица, и стал вылизывать переднюю лапу.
- Спасибо, киска, - весело сказала она.
Чертыхающаяся Маргарет завела мотор и уехала.
- Вот и вся любовь, - пожала плечами Хилари и пошла за тряпкой, чтобы вытереть разлитый виски.
Отчего-то было стыдно, что она так вела себя с этой наглой девицей. Но разве та поняла бы, если бы Хилари разговаривала по-другому? Скорее всего, пришлось бы терпеть присутствие Маргарет еще долго, а это было выше ее сил.

Шон приехал, как и обещал, в сумерки следующего дня. Он был небрит, лицо осунулось и побледнело, над левой бровью красовался багровый рубец. Еще по звуку захлопывающейся двери кабины Хилари поняла, что он не в духе, и решила не приставать к нему с рассказом о вчерашнем происшествии.
- Ужинать будешь? – тихо спросила она, включая конфорку.
Шон посмотрел ей в глаза, и его взгляд потеплел.
- Устал, - признался он, потирая виски, - трудный был день. Приготовь мне, пожалуйста, ванну.
Она кивнула и, поставив подогревать то, что в кулинарной книге называлось «рагу», пошла под лестницу.
Шон тяжело опустился на диван и откинулся на спинку, прикрыв глаза. Вроде бы, все решил…. Но как трудно начать….
Возвращаясь домой, он нервничал, ожидая застать дома полицию – в городе почти на каждом столбе появились листки с изображениями их лиц. Под портретами Хилари даже имя ее было написано. Судя по всему, их запомнили в баре, а дальше понятно.
Пару часов назад состоялся весьма неприятный разговор с Маргарет, одной из девушек Кармен, которая имела наглость заявиться к нему домой. Познакомившись с Хилари, она догадалась, кого так упорно разыскивает полиция, прочесывая городские кварталы, и предложила Шону заплатить за молчание. Он мог бы подкараулить ее в темном переулке, и заставить замолчать, но…. Но.
«Одно дело – клиенты. Другое…. Обманываю сам себя. Я – убийца. Наемник. Женщин пока не заказывали, но это лишь вопрос времени…. Убивать не хочется. Сломалось что-то…. Может, действительно пора завязывать?... Сколько? Шесть лет уже. Скопил кое-что…. Хватит на небольшой домик… на собственном острове…. Хилари? Вот она, головная боль. Можно, конечно, забрать ее… в другую жизнь. Она возражать не станет. Ей попросту некуда деваться. Но отношения у нас, мягко говоря, не складываются. Что, черт возьми, происходит? Почему я не смею сказать ей? Боюсь спугнуть? Но и не предпринимаю никаких шагов к сближению. Выжидаю, пока успокоится и привыкнет? Разве отношения строятся на привычке? Ей некуда деваться. Она сейчас полностью от меня зависит…. Не хочу принуждать ее. Не хочу, чтобы она сдалась из благодарности или из страха снова оказаться на улице. Да что это со мной? Неужели Я думаю о серьезных отношениях с женщиной? Что, созрел для семейной жизни? Смешно! Я не имею права на привязанности, пока не завяжу с этой чертовой работой. А завязать вряд ли удастся. Кто ж меня отпустит?.... Хилари – тема особая. Когда-нибудь она вспомнит, кто она. И уедет к своей семье. Ведь, наверняка, у нее кто-то есть. Девочка та, опять же. Сестра или дочь? Хилари, или как там ее зовут на самом деле, не из простых, сразу видно. Память-то она потеряла, не гнушается грязной работы, носит тряпье, но воспитание никуда не денешь. Вспомнит. И я рядом? Чушь. Нет, все правильно. Надо держаться на расстоянии, не расслабляться…. Ее способности…. Может, все пройдет со временем? Чудеса. До сих пор не верю…, - он посмотрел на заживающую ладонь, - Не нужны ей новые стрессы. Или нужны, чтобы быстрее вспомнила? Может, отправить ее к Клариссе? А что, тетка будет рада компании. Она всегда подбирала увечных собачек и кошечек…. Выходит и Хилари. Оттает девчонка…. А я буду иногда их навещать. Нет. Лучше больше не встречаться. Наваждение какое-то…. Она улыбаться только вчера стала, когда мы журналы смотрели. Такие губы…. Нет, все. Не думать о ней…. Шефу передам через Гризли, что этот клиент был последним. Чревато последствиями. Надо успеть вывезти Хилари….»
Отмокнув в ванной и побрившись, он вышел в гостиную, где Хилари уже накрыла стол. Рагу немного пригорело, но огорчать девушку он не стал. Ничего, научится….
Хилари долго не решалась рассказать о Маргарет, но, все же, подавая ему чашку чая, обронила:
- Тут девушка одна приезжала….
- Я знаю, - немедленно ответил он, - Виделись сегодня.
И замолчал снова.
Хилари хотелось, чтобы он хоть что-то пояснил. Она два дня ломала голову, какие отношения связывают Шона и эту вульгарную девицу, и не слишком ли она перестаралась, выпроваживая Маргарет за дверь.
Он понял, но ограничился словами:
- Ничего, все нормально. Маргарет – вздорная девчонка. Не расстраивайся. Больше ты ее не увидишь.
После ужина он ненадолго ушел в ангар. Хилари ждала его у телевизора, пытаясь читать модный детектив, который он для нее привез.
Шон сел рядом.
- Я должен уехать. Надолго…. – сказал он, уставившись в телевизор.
Хилари отложила книжку, ожидая продолжения.
- Тебе придется пожить у моей тетки в Кентукки, - сухо сказал он.
Она молчала долго.
- А как же дом? А как же твои куры, Деззи, Молли, Кот, наконец? – тихо спросила она, - Кто за ними присмотрит?
- Я их пристрою, не впервые….
- Но я могла бы….
- Нет, ты поедешь к Клариссе. Я уже отправил ей телеграмму.
- Ты не хочешь, чтобы я оставалась с тобой, - поняла она.
У Шона сжалось сердце.
Но он уже все решил. Он не мог поступить иначе. Надо было рвать, пока рвется.
- Когда ты уезжаешь? – спросила она.
- Завтра. Думал, у меня есть еще пара недель, но обстоятельства переменились.
- Я не хочу ехать к твоей тетке, - неожиданно выдала она.
Он не позволил ей продолжать.
- Не глупи. Ты прекрасно все понимаешь. В городе появились твои фотографии. Маргарет тебя узнала. Собирай вещи. Надеюсь, ты понимаешь, что Клариссе не нужно знать о твоих… особенностях?
Сухо говорил, жестко.
Не передумает, поняла она.
- Это мое окончательное решение, - добавил он, твердо глядя в ее глаза.
Она не выдержала его взгляд, отвернулась и сказала:
- Я не хочу быть обузой ни тебе, ни твоей тетке. Уеду в Сан-Диего. Город большой. Найдется место и для меня.
Бунта он не ожидал. Готовился к слезам, к молчаливой покорности…. Но в ее голосе звучала решимость. И гордость.
Глупец, он не нашел ничего лучше, чем сказать:
- Я не хочу с тобой спорить. И не хочу, чтобы ты мыкалась по вонючим меблировкам, соглашаясь на любую работу, чтобы не подохнуть с голоду. С Клариссой тебе будет хорошо. Она добрая старая женщина. Ей нужны компания и помощь. Она будет рада тебе, я знаю. Захочешь – останешься у нее навсегда.
Она смотрела на него так, что он еле сдерживал рвущиеся наружу эмоции. Но он позволил себе сказать только одно:
- Мы… неплохо ладим. Я приеду вас навестить, как только освобожусь. И ты сможешь поехать со мной, если захочешь.
Она молчала.
- Не смотри на меня так, - покачал головой Шон, - я не могу объяснить всего, детка. Ты была умницей все это время, не спрашивай ни о чем и сейчас.
Она встала и медленно пошла к лестнице.
- Ты куда? – удивился он.
Она пожала плечами и, не оборачиваясь, чтобы он не увидел ее слезы, ответила:
- Вещи собирать.
- Да. Поедем рано, надо выспаться….
Ночью она снова плакала. Он грыз подушку, но не позволил себе войти в ее комнату.

Предрассветную тишину нарушил отчаянный лай Деззи и далекий звук мотора. Нет, двух….
Шон подскочил к окну. На холм поднимались две полицейские машины.
Натягивая штаны, он крикнул:
- Хилари, быстро вставай! К нам гости!
Не надеясь, что она поймет его правильно, он вбежал в ее комнату и, увидев испуганные заспанные глаза Хилари, сидевшей на кровати в одном белье, быстро заговорил:
- Одевайся. Прошу тебя, будь спокойна. И делай так, как я скажу. От этого зависит наша жизнь.
Хилари оказалась сообразительнее, чем он думал. Вскочив, она быстро надела рубашку и потянулась за джинсами, но Шон ее остановил.
- Потом! Возьми их с собой! И обувь!
Они выбежали через кухню на задний двор и побежали к ангару.
Хилари бежала за Шоном, не пытаясь понять, что происходит. Она и без слов понимала, что у них большие неприятности.
Деззи просто захлебывалась лаем.
В ангаре оказалось два помещения. В первом стоял небольшой самолет, похожий на почтовый. Во втором, гораздо меньшем, находился склад оружия.
Шон помог Хилари забраться в кабину и занял место пилота.
Мотор не заводился.
На улице раздался выстрел. Деззи взвизгнула, завыла, но следующий выстрел заставил ее замолкнуть.
Выругавшись, Шон быстро сказал:
- Ничему не удивляйся. И ничего не бойся. Жди меня здесь. Что бы ни случилось, отсюда не выходи.
Он выпрыгнул из кабины и, прихватив на складе автомат, несколько запасных рожков и гранат, бросился к выходу.
На улице началась беспорядочная стрельба.
Хилари тряслась от страха, боясь за Шона и с ужасом представляя, что будет, если шальная пуля попадет в бензобак самолета или ящики с патронами и гранатами, которых тут было довольно много.
Сидеть в самолете было так же опасно, как выходить на улицу. Но она решила, что будет лучше перебраться поближе к выходу из ангара. Решившись, она спрыгнула на землю и, пригибаясь и вздрагивая при каждом выстреле, доносящемся с улицы, подбежала к дверям.
 Полицейских было около шести человек. Беспорядочно стреляя, они залегли у изгороди и под кустом сирени возле дома. Один из них, раскинув руки, лежал около машины и не подавал признаков жизни.
Шона видно не было. Полицейские его не видели – они оглядывались по сторонам и на всякий случай палили, куда попало.
Было понятно, что они не арестовывать Шона приехали.
В какой-то момент стрельба стихла. Один из полицейских осторожно выглянул из-за изгороди, и тут же получил пулю в лоб. Хилари успела разглядеть маленькую черную дырочку над его переносицей и удивление в широко открытых глазах.
Остальные полицейские заметили укрытие Шона и начали расползаться в стороны. Действовали они очень тихо и уверенно.
Один из полицейских, оставшись за изгородью, открыл стрельбу из автомата по кустам, где залег Шон, остальные, под прикрытием изгороди, стали его окружать.
Шон отвечал на выстрелы короткими очередями.
«Он их не видит!» – пронеслось в голове Хилари.
В тот же миг в дверях ангара показался здоровенный негр с бритой головой, одетый в штатское. Заметив Хилари, он страшно оскалился и, опустив пистолет, пошел на нее. Хилари вскочила и побежала внутрь ангара в поисках второго выхода, но уткнулась в глухую стену оружейного склада. Не хватало еще, чтобы этот негр смог воспользоваться хранящимся здесь оружием!
Она сумела взять себя в руки и, уставившись на пистолет в руке нехорошо улыбающегося негра, неторопливо приближающегося к ней, сосредоточилась.
Разорвать пистолет не хватило сил. Но выбить его из руки верзилы оказалось нетрудно. Пока он соображал, что произошло, Хилари огляделась в поисках подходящего оружия и, заметив на стене вилы, без раздумий метнула их в нападавшего. Нет, не руками, конечно. Руками она бы так не смогла.
Вилы пробили правую руку и грудь негра. Он заорал, упал, уцепившись левой рукой за древко, но вытащить вилы было непросто даже для такого верзилы. Кашляя кровью, он катался по земле, воя от боли.
На улице гремели взрывы.
Хилари не стала ждать, когда он справится с вилами и попытается ее убить. Прихватив автомат, она подбежала к негру и изо всех сил ударила его по голове.
Один раз.
Негр дернулся и затих.
Трясясь от страха, она нерешительно стояла рядом, не в силах оторвать глаз от его разбитой головы и окровавленного лица. Он истекал кровью, но был еще жив, хоть и, кажется, потерял сознание. Добить его она не решилась. Хотелось убежать, спрятаться, но куда? На улице продолжали стрелять.
Это значило, что Шон еще жив….
Она подбежала к выходу из ангара и, упав на землю, осторожно выглянула на улицу.
Шон отстреливался из-за угла дома. В нескольких шагах от своего убежища она заметила лысого полицейского, стрелявшего по Шону из-за ящиков. Хилари хорошо разглядела его лицо с грязными разводами на лбу и щеках. Она подтянула автомат, но выстрелить не смогла. Она ясно представляла, как пуля разнесет его череп, и от этих мыслей ее мутило.
Она бы еще долго не решалась выдать своего присутствия, если бы не заметила движение в дровяном сарае. Шон был совершенно открыт для этого убийцы. Не успела Хилари об этом подумать, как полицейский выстрелил. Хилари слышала, как Шон зарычал и выругался.
- Попал! Я в него попал! – возбужденно выкрикнул полицейский.
Хилари разозлилась. Усилие – и деревянная крыша рухнула на закричавшего от ужаса и боли полицейского.
Раздались две короткие очереди. Кто-то закричал. Кажется, не Шон.
Снова выстрел.
И тишина.
Страшная тишина.
Лысый быстро пополз к машинам. Его нужно было остановить.
Поднять ящики, за которыми он прятался, оказалось делом сложным, но она смогла. Обрушив их на голову полицейского, она увидела, как из-за угла высунулась растрепанная голова Шона. Увидев груду ящиков и выбирающегося из-под них лысого, он выстрелил. Пуля попала полицейскому в шею. Страшно забулькав, он зажал рану, из которой хлестала кровь и, медленно поднял на Шона руку с пистолетом.
Шон не медлил.
Выстрел – и лысый завалился на спину, раскинув в стороны руки и неуклюже вывернув ноги.
Больше не стреляли.
Пригибаясь, Шон побежал к ангару. Девушка видела черную дырочку на его правом плече. На белой майке расплывалось кровавое пятно.
Увидев Хилари с автоматом в руке, он шепнул:
- Лежи тихо! Тут еще один где-то….
Белая от страха Хилари ткнула пальцем в сторону раненого негра, лежащего возле самолета.
Негр зашевелился. Шон выстрелил ему в голову, подошел, пнул его ногой….
- Все. 
Несколько секунд Хилари приходила в себя, стараясь не смотреть на негра, уставившегося в потолок ангара потухшими глазами. Она судорожно сжимала автомат и крупно дрожала. В воздухе пахло дымом, и было очень тихо. Настолько тихо, что она даже подумала, что оглохла.
Играя желваками на щеках, Шон подошел к ней, забрал автомат и бросил его на землю.
- В нем нет рожка, - тихо сказал он.
Она не сразу поняла, о чем он говорит.
- Ты ранен…. – пробормотала она, делая к нему шаг.
- Я же просил тебя, - осуждающе начал он, но, увидев выражение ее лица, отвел глаза и хрипло выговорил, - Ты очень помогла…. Подожди здесь. Я должен проверить… тех.
- Я пойду с тобой! – вскинулась она.
Он вздохнул и неожиданно зло сказал, сплюнув под ноги:
- Хочешь посмотреть, как я буду добивать раненых?
Она отпрянула в сторону, и прошептала:
- А нельзя не убивать их?
Он недобро усмехнулся.
- Жди здесь!
И, пригибаясь, выбежал на улицу, неся автомат в левой руке.
Пока Шон обходил дом, Хилари слушала тишину и стук собственного сердца.
За домом раздался одиночный выстрел.
Пока Хилари бежала к дому, ей казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди.
Шон стоял над трупом полицейского. Он поднял тяжелый взгляд на Хилари и, бросив автомат на землю, хрипло сказал:
- Я же просил…. – и тихо добавил, - Нельзя было его оставлять. Нельзя.
Хилари разревелась. Она стояла над трупом незнакомого мужчины, размазывала слезы по грязному лицу и не могла остановиться. Шон перешагнул убитого, протянул к ней руку, потревожив рану, и не сдержав короткий стон.
У Хилари моментально высохли слезы. Ее рука метнулась к его плечу, но Шон перехватил ее здоровой рукой.
Их взгляды встретились, и Хилари почувствовала в нем столько неистовой мужской силы, что на мгновение оцепенела.
Не в силах выдержать его взгляд, она отвернулась и робко сказала:
- Надо перевязать….
- Пойдем в дом, - устало ответил он, выпустив, наконец, ее руку.

Пока Хилари копалась в коробке с медикаментами и наливала воду в кастрюлю, чтобы обмыть рану, Шон, морщась от боли и стиснув зубы, снял окровавленную майку, бросил ее на пол и сел на диван.
- Пуля прошла навылет, - стараясь не глядеть на ее ноги, сказал он, - надо обработать и перевязать.
Хилари склонилась над ним и осторожно приложила мокрое полотенце к окровавленному плечу. Руки подрагивали от волнения, распущенные волосы мешали, постоянно закрывая лицо. Она старалась дышать как можно реже, старалась не встречаться с ним взглядом, но успокоиться не могла, тем более, что он смотрел в ее лицо, не отрываясь.
- Кровь не останавливается…. – пробормотала она и закусила нижнюю губу.
- Нормально, - тихо подбодрил он, - виски принеси.
Она посмотрела с удивлением.
- Рану обработать, - пояснил он.
Бинт уже два раза выпадал из дрожащих пальцев.
- Не смотри на меня, пожалуйста, - прошептала она, краснея.
Шон вздохнул, но вместо того, чтобы выполнить ее просьбу, положил руку на ее талию и слегка сжал пальцы.
Хилари вздрогнула и снова выронила бинт. Она распрямила спину, судорожным движением поправила волосы, встретилась с ним глазами, да так и замерла с поднятой рукой….
Горячая ладонь медленно погладила ее бедро и, скользнув за спину, слегка надавила, притягивая девушку.
Она не сопротивлялась.
Забыв о боли, Шон обнял Хилари обеими руками и, не отпуская ее взгляд, притянул к себе мягкое податливое тело, увлек на диван, бережно уложил на спину и навис над ней, все еще пытаясь бороться со своим желанием.  Девушка вздохнула и выгнулась навстречу его губам.
Поцелуй. Жадный и обжигающий….
Это было сумасшествие, он понимал, но справиться с бушевавшей в нем страстью уже не мог. Раздеть ее не хватило терпения. Задыхаясь от возбуждения, он лишь расстегнул ее рубашку, вырвав несколько пуговиц, и стянул с нее трусики.
Хилари обнимала его за шею и, прикрыв глаза, отвечала на его горячие поцелуи, прижимаясь к нему всем телом.
Его губы заскользили по нежной шее и груди и сомкнулись на розовом соске. Девушка тихо ахнула, снова выгнулась навстречу его нетерпеливым рукам и губам и что-то прошептала на незнакомом языке, назвав его по имени.
Он не мог больше ждать. Прикусив ее теплые губы, он резко раздвинул ее ноги коленом и соединился с ней, чувствуя, что не может ни предотвратить, ни задержать приближающийся оргазм. Ее руки скользнули по его спине, бедра задвигались, отвечая его сильным движениям, пальцы сжали его ягодицы, прижимая его к себе, заставляя проникать в нее еще сильнее, еще глубже. Он уже не владел собой….
Он давно не владел собой. Она принадлежала ему. Только ему….
Очнувшись, он приподнялся над Хилари и посмотрел ей в глаза.
Она улыбалась….
Смутившись, он встал, застегивая штаны, и тихо сказал, стоя к ней спиной:
- Переоденься. Ты вся в крови. Нужно уезжать. Поторопись.
Она села, пытаясь прикрыться разорванной рубашкой, и сказала:
- Надо перевязать….
- Оставь. Я сам, - холодно ответил он.
Она вскочила и быстро пошла наверх.
Он мысленно назвал себя идиотом, но так и не смог ничего сказать, чтобы объяснить….
«В конце концов, ничего особенного не случилось. Я не принуждал ее. Я видел, она сама хотела….»
От этих мыслей стало жарко. Шон почувствовал новый прилив желания и, чтобы сбросить напряжение, заходил по комнате, быстро заматывая плечо новым бинтом.
Переодевшись, Хилари спустилась вниз, захватив майку и для Шона. Он уже закончил перевязку. Получилось неаккуратно, зато надежно.
- Готова? Идем.
Она молча последовала за ним, пряча глаза, будто совершила что-то нехорошее.
- Хилари, - решившись, он остановил ее в дверях и повернул к себе, но она не дала ему продолжить.
- Я все понимаю, - неожиданно твердо сказала она, глядя ему прямо в глаза, - Был бой. Ты был возбужден. А тут я, со своими голыми ногами. Нет проблем.
Она стряхнула с плеча его руку и вышла.
Он хотел возразить…. Но, в сущности, она была права.
Пусть думает, что он подонок. Так лучше.
Шон видел, как Хилари болезненно морщилась, обходя трупы, лежавшие на улице. Объяснить ей…. Зачем? Она и так все понимает.
- Нужно погрузить в самолет кое-какие вещи, - сказал он, - один я не справлюсь.
- Он же не заводится….
- Заведется.
Они носили в самолет какие-то коробки и мешки. Шон едва сдерживал ярость.
«Я не имею права… на слабость».
И гнал от себя назойливые образы, где она была под ним, на диване в его гостиной.
Даже боль в руке не давала отвлечься.
А она, такая близкая, такая расстроенная….
Хилари, конечно, пыталась казаться невозмутимой, но он-то видел….
- Почему они хотели нас убить? – неожиданно спросила она, кивнув на окровавленный труп негра, лежащий в нескольких шагах от самолета.
Шон ответил не сразу.
- Те парни, ну, которые пристали к тебе у бара, были родственниками местного шерифа. Наверное, бармен нас с тобой запомнил, или посетители. По городу были расклеены наши фотографии.
- Да, та девушка говорила…. – вспомнила Хилари.
- Ну, и кто-то, наверное, проследил за мной, - закончил он.
- Но ведь они сразу стали стрелять…. Они ведь не хотели нас арестовывать, да?
Он кивнул.
- Ты продаешь оружие? – спросила она.
Это было самым легким объяснением. И пусть это было неправдой.
- Да, - ответил он.
- И что ты собираешься делать дальше?
- В каком смысле?
Она пожала плечами.
- Насколько я понимаю, скоро сюда приедут другие. Ну, полиция. Ты бросишь тут все? А как же Молли и птица?
Надо же, она переживала за них….
- Сходи, открой их, пусть поживут на вольных хлебах. Это все, что мы можем для них сделать. Только поторопись.
Она кивнула и побежала к курятнику.
Шон забрался в самолет и снова попытался завести мотор. Безуспешно.
Хилари вернулась довольно быстро и заняла соседнее кресло.
- Больно? – спросила она, дотронувшись до пропитавшейся кровью повязки.
Шон судорожно сглотнул и выпрыгнул из самолета. Не глядя на Хилари, он ткнул в панель и сказал:
- Я крутану лопасть, а ты нажми тут, поняла?
Она кивнула, случайно коснувшись ладони Шона. Он вздрогнул и быстро убрал руку.
Чертовщина.
Мотор, наконец, завелся.
Самолет медленно вырулил из ангара.
Шон надел наушники и протянул вторые Хилари, снова встретившись с ней глазами.
- Так сложилось, Хилари. Ты должна пожить у моей тетки, - уставившись перед собой, сказал он.
- А ты? – снова спросила она.
- Не знаю. Пока не знаю.
«Он не приедет за мной», - обреченно подумала она.

«Он не приедет за мной», - обреченно подумала она и испуганно вскрикнула, показывая Шону рукой в сторону приближающегося вертолета.
- Это Макс, наверное, - спокойно ответил Шон, настраивая рацию на прием.
Это был не Макс. Но Шон понял это слишком поздно. Пассажирская кабина открылась, и из нее высунулось дуло автомата. Выстрелов Хилари не слышала, зато увидела, как автомат задергался, и в их сторону полетели пули. В обшивке появились ровные круглые дырочки, сквозь которые внутрь самолета проникали лучи восходящего солнца.
- На пол! – заорал Шон, делая вираж.
- У нас преимущество в скорости! – попытался успокоить он, и Хилари, сползшая почти под кресло, заставила себя улыбнуться в ответ.
Вертолет обстреливал их из автоматов, дула которых торчали теперь и из грузового отсека.
Самолет сильно трясло. Хилари вжалась в пол и зажмурилась.
В какой-то момент самолет потряс страшный удар, он накренился и стал падать.
«Все», - подумала Хилари, но каким-то чудом Шону удалось выровнять самолет. Далеко внизу раздался взрыв, и самолет снова тряхнуло.
- Можешь подняться, - сказал Шон, поглядев вниз, - Он напоролся на нас винтом.
Хилари вылезла из-под кресла, посмотрела в окно, но ничего не увидела.
- Но мы-то целы? – спросила она.
- Повезло, - не сразу ответил Шон.
Хилари посмотрела на него и ужаснулась – его хмурое лицо было совершенно серым, капли пота застыли на лбу и висках. Страх ледяными пальцами сжал ее сердце.
Шон поймал ее взгляд и, сделав над собой усилие, улыбнулся:
- Полет в Кентукки отменяется, дорогая. Мы летим на юг.
- Почему? – выдавила она, сомневаясь, можно ли радоваться.
- Там, в коробке, виски. Принеси побольше. Надо отметить наше спасение.
- Ты будешь пить здесь? – ужаснулась она.
Он повернул к ней серое лицо с потемневшими до черноты глазами и сухо сказал:
- Делай, что говорю.
Она не осмелилась возражать.
Шон отхлебнул прямо из горлышка и сказал:
- Ты будешь делать все, что я скажу. Иначе мы разобьемся.
- Веселое начало…. – проворчала она, поежившись.
Шон протянул ей бутылку. Не поняв его жеста, она приложила, было, бутылку к губам, но он покачал головой и поднял куртку, лежащую у него на коленях, открывая кровоточащие раны на бедре. Вид был настолько ужасен, что Хилари непроизвольно зажала рот, пытаясь остановить приступ тошноты.
Если бы она не лежала на полу в момент атаки….
- Я не в состоянии довезти тебя ни до Кентукки, ни до ближайшего города.
Хилари, догадываясь, затрясла головой, но он отмел ее возражения:
- Пока я могу двигаться, перебирайся на мое место. Ты справишься. Я научу….
Через два часа они уже летели над горами. Хилари немного успокоилась и перестала бояться. Более того, она ЧУВСТВОВАЛА самолет и была бы, даже, счастлива от этого, если бы не ситуация.
Шон допивал уже вторую бутылку. Виски не помогал. Пот градом катился по его осунувшемуся лицу, рыжеватые волосы прилипли ко лбу. И за последние полчаса он уже два раза терял сознание. Он перевязал бедро, но это не помогло. Куртка, которой он продолжал зажимать рану, вся пропиталась кровью. Запах в кабине стоял просто невыносимый. Хилари мутило. Она очень переживала. Очень.
- Кто это был, Шон?  - спросила она, когда он, как ей показалось, уже изрядно набрался.
- Те, в вертолете? Наверное, люди шерифа, - ответил он, потягивая виски.
Она покачала головой.
- Полицейский вертолет выглядит по-другому, я знаю.
- Это – полиция, поняла? – зло спросил он, посмотрев на нее, - И у нас, девочка, большие проблемы.
«Из-за меня. Это все из-за меня», - подумала она.
- Ты тут не причем, - словно прочитав ее мысли, сказал он, - Да, нас выследили. Но убийство племянников шерифа просто приблизило то, что должно было произойти. Я давно стоял им поперек горла.
- Почему? – спросила она.
- Потом расскажу. Если захочешь….
Они помолчали.
- Но тебе пришлось бросить дом…. – не унималась она.
- Это не мой дом. Все нормально.
- А убитые полицейские? Сколько их было?
- Ого, кровожадная моя девочка, да ты начинаешь вести счет убитым врагам? – усмехнулся он.
- Ты пьян, Шон! – в сердцах, сказала она, - А нам еще самолет сажать!
- Вот именно. Пока не напоролся окончательно, я тебе все расскажу.
Хилари заплакала. Как ей хотелось кинуться к нему и хоть чем-нибудь помочь….
Она будет сажать самолет????
- Шон, я не смогу!!!
- Сможешь. Нет проблем…. – пробормотал он, - Ты точно ведьма…. Ты плачешь – и весь мир плачет вместе с тобой. Улыбнись, пожалуйста. Мне не хватает солнца.
Он снова забылся, но, уронив бутылку на колени, глухо застонал и открыл глаза.
Она коснулась рукой его щеки:
- Плохо, да? Очень больно?
Он досадливо отмахнулся:
- Не бросай штурвал, дурочка, иначе твои ласки больше никому не понадобятся.
«Пьян! Совершенно!!!»
Она ревела от отчаянья и просила объяснить, как сажать самолет, но он, снова провалившись в забытье, ее не слышал.
Горы кончились. Землю внизу покрывали тропические заросли.
- Я подержу штурвал, так и быть, - сказал он, - А ты поищи сигары. Ну?
- С ума сошел? Тебе только курить сейчас….
Он посмотрел так нехорошо, что она вжалась в сиденье:
- Не смей перечить мне!
Пришлось снова лезть в багажный отсек, беспокоясь, что он отключится и выпустит штурвал.
Шон затянулся и, выпустив дым, сказал:
- Я пьян.
- Я вижу, - буркнула она и напомнила, - И ты все еще не рассказал, как сажать самолет.
-  Да. Но всему свое время. Сначала ответь, ты боишься меня?
Она бросила него короткий взгляд и спросила в ответ:
- А почему я должна тебя бояться?
- Разве ты не поняла, кто я?
Она задумалась. Наверное, ей не стоило этого знать.
- Поняла, - брякнула она, чтобы избежать его пояснений.
- И что? Не боишься? – снова спросил он, открывая третью бутылку.
- Компенсируешь алкоголем потерю крови? – взорвалась она, - А ты меня не боишься, Шон? Я ведь тоже убиваю людей!
И поняла, что попала в точку. Ну, или ошиблась…. Лучше бы ошиблась.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Ты сможешь посадить самолет. Если будет что-то не так, постарайся удержать нас в воздухе… своими способностями….
Пьян, безбожно пьян!
- Шон, быстро рассказывай, как его сажать! У нас бензин почти на нуле!
- Керосин… - пробормотал он, роняя бутылку.
- Какой керосин? Что надо делать???
- Этот самолет летает на керосине, - пробормотал он и отключился.

Ей удалось посадить самолет на брюхо на берегу какой-то реки. Она боялась, что зеленая лужайка окажется болотом, но все обошлось. Правда, когда самолет стукнулся о землю, Хилари ударилась головой о потолок и ненадолго потеряла сознание, но… они были живы. Надолго ли? До дороги – Бог весть, сколько.  И есть ли тут вообще дорога?
Шон был без сознания. Или спал. Какая разница. Будить его не имело смысла.
Перетащив его безвольное и, оттого, очень тяжелое тело в грузовой отсек, Хилари размотала повязку, которую он наложил, и, обработав рану, наложила новую повязку. Она понимала, что, если не вынуть застрявшую пулю, последствия будут необратимы, но заставить себя ковырять в кровавом месиве живого человеческого тела она не могла.
В разбитые иллюминаторы и дырки от выстрелов влетали и вползали крупные насекомые, привлеченные запахом крови и пота.
В мешках и ящиках, которые Шон погрузил в самолет перед отъездом, она обнаружила все необходимое – консервы, воду, медикаменты, одеяла, рулон ткани, виски, винтовку, несколько гранат, патроны и многое другое. В отдельном мешке лежали деньги. Много. Хилари даже плохо стало, когда она представила, сколько тут может быть.
Оставалось лишь восхищаться предусмотрительностью Шона и гадать, откуда он знал, что все это может понадобиться.
Кое-как заткнула и завесила прорехи в стенах. Расстелив на полу одеяла, она перевалила на них бесчувственного Шона, начинавшего бредить.
Он стонал, ругался, катался по полу, приводя в ужас Хилари, звал какого-то Мэтта и скрипел зубами. От собственной беспомощности у девушки опускались руки. Она пыталась вызвать по рации хоть кого-нибудь, но не могла справиться с незнакомым прибором,  сколько не старалась.
Кровь не останавливалась. Хилари откуда-то знала, что в организме человека ее всего пять литров. Нужно было решиться. Хилари приготовила все необходимое для предстоящей операции – нож, воду, антисептик, большую иглу и нитки. Спирт не нашла. Зато виски был целый ящик.
Распяв Шона на одеялах при помощи веревок, она облила пальцы, нож и рану виски, не обращая внимания на громкие стоны. Холодея от страха и брезгливости, она легла на колени Шона, чтобы он не мог ими дергать, и погрузила пальцы в кровавое месиво, ощупывая ткани. Даже глаза закрыла, чтобы лучше чувствовать. И зубы стиснула.
Она вытащила три пули. И еще раз проверила раны. Кажется, больше ничего не было. Засыпав в рану истолченные таблетки, она, упорно не замечая стонов, зашила раны толстой иглой.
Потом ее вырвало. Но потом.
И она позволила себе разреветься.
Плача, она отвязала его руки и ноги, чтобы он мог расслабиться….
Обшивка самолета быстро накалялась. Стало очень жарко. О том, чтобы выбраться наружу, не могло быть и речи – москиты летали тучами. Теперь она знала, как выглядит это насекомое.
Решившись, Хилари совершила четвертый подвиг за этот день – она выбралась наружу и, нарубив пальмовых веток, прикрыла ими серебристую обшивку, чтобы она не накалялась так быстро.
Очень хотелось проветрить самолет, но, едва она приоткрывала дверь или иллюминатор, в помещение врывались полчища мерзких насекомых, которые охотились на Шона и Хилари.
Ну, и она на них охотилась, конечно.
Хилари то и дело обтирала горячее тело Шона, не зная, как сбить температуру. Мокрые примочки не помогали. Не помогали и таблетки, которые она перетирала в порошок и, смешивая с водой, вливала в его рот.
Она старалась не вникать в то, о чем он говорил. А говорил он страшные вещи. Очень страшные. В основном, он разговаривал с каким-то Мэттом, своим погибшим другом. Хорошо еще, что его реплики оставались без ответа….
- Я не выполнил то, что обещал перед твоей смертью.
- Я не мог остановиться.
- Черт бы побрал Нортона. Я верил ему.
- Убил всех…. Нортон щедро платил, ничего не скажешь. Ты бы смеялся, но он теперь политик….
- Когда я пригрозил ему пистолетом, он по-настоящему испугался. Умолял меня. Говорил о жене и детях…. А в джунглях никто не считал его трусом. Это из-за привязанностей, да? Из-за жены и детей?
- Зря ты думал, что был изгоем. Изгои – это я и Хилари. Таким, как мы, нет места…. Она чудесная…. И жалкая…. Она не знает, кто она. И я не знаю, кто я….
Услышав свое имя, Хилари вздрогнула и заплакала снова. Слезы капали на грудь Шона, но он их не чувствовал. Хилари стирала их и плакала, плакала без конца, понимая свое бессилие, жалея его, готовясь к тому, что он умрет, а потом умрет и она….
Вечером, обрабатывая его раны в свете довольно мощного фонаря, она заметила, что ткани приобрели неприятный сероватый оттенок. Это было началом конца. Нужно было решиться. Нужно было преодолеть себя снова. Чтобы он жил.
Она снова приготовила все, что, по ее мнению, было нужно для операции. Медленно и тщательно обработала инструменты….
Обернулась, услышав шипение за спиной….
И встретилась глазами с  огромной змеей, вползающей через дыру в обшивке.
Парализованная страхом девушка тонула в немигающих глазах гадины. Змея вползла полностью и, шипя и играя язычком, стала складываться в кольца. Хилари пыталась, но не могла стряхнуть смертельно опасного оцепенения.
Извиваясь, змея свернулась в клубок и приготовилась к атаке. Девушка поняла, что эта секунда, может быть, последняя в ее жизни, но не смогла пошевелиться.
Перед Хилари возник образ неизвестной, очень далекой и очень дорогой девочки со светлыми волосами.
- Соня…. – выговорила она, еще раз пытаясь вырваться из оцепенения, из безумия….
Но змеиный язычок притягивал взгляд, как магнит, и она подчинилась.
Змея метнулась к девушке.
«Вечность….», - успела подумать она….
Раздался выстрел, и обезглавленная змея рухнула на пол, страшно извиваясь в паре дюймов от ног девушки.
Теперь она не казалась такой огромной….
Выстрел сорвал оцепенение. Хилари обернулась и увидела на изможденном лице Шона слабую улыбку.
- Попал, надо же, - едва слышно пробормотал он, роняя руку с пистолетом.
Хилари похвалила себя за то, что привязывала его во время операции. Пристрелил бы, не поморщившись….
- Наконец-то…. – прошептала она, склоняясь над его лицом, - Шон, все очень плохо. Мы в джунглях, или как тут лес называется…. Ты потерял много крови.
Он попытался сесть. Не вышло.
- Здорово же я напоролся. Сколько я спал?
- Вряд ли ты спал….
Он поморщился.
- Черт. Нога болит. Ты смотрела, кость задета? Пули вынула?
- Вынула. Но рана очень плохо выглядит. Я зашила, но, кажется, снова придется вскрывать….
- Зашила? – поразился он, - Помоги сесть.
Хилари обняла его и с трудом усадила.
- Да. Выглядит хреново…. Заражение, что ли?... – рассматривая рану, абсолютно равнодушно сказал он, - Что же ты, девочка, не воспользовалась своими способностями?
Хилари потрясенно смотрела на рану.
- Я про змею, - пояснил Шон, стараясь скрыть беспокойство.
Он-то понимал, чем грозит этот цвет. Видел не раз….
А Хилари лихорадочно обдумывала мысль, вначале показавшуюся безумной.
- Подай мне нож и газовую горелку, - приказал Шон.
- Зачем? – слабо удивилась она.
- Ужасно хочется курить и кого-нибудь прирезать.
Она кивнула, не соображая, что он имеет в виду, и принесла, что он просил.
- Сходи, подыши свежим воздухом. В этой вони задохнуться можно…
Занятая своими мыслями Хилари повиновалась. Она всегда выполняла то, о чем он просил. Безоговорочно. И сейчас тоже.
Выйдя на улицу, она стала затыкать за собой щели, пытаясь предотвратить новый налет москитов, и тут, наконец, сообразила, зачем Шону понадобился нож.
- Не смей! – закричала она, влезая обратно и кое-как прикрывая за собой образовавшуюся дыру, - Даже не вздумай!
- Заткнись, - бросил Шон, - не мешай.
Он накаливал нож на горелке, чтобы приступить к операции.
- Отвернись, девочка. Это неприятно….
- Не надо! – взмолилась она, падая перед ним на колени.
- Это единственное, что может спасти мою ногу и нас обоих, кстати! – зло сказал он, отпихивая ее локтем.
Хилари не стала возражать – все рано бесполезно…. Сосредоточившись, она мысленно толкнула Шона в лоб.
Он охнул и завалился назад. Она метнулась к нему, приподняла веки, прижала пальцы к сонной артерии.
Жив! Слава тебе, Господи!
- Я не знаю, как это делается, - пробормотала она, - но я это сделаю!!!
Ее взгляд скользнул к повязке на плече.
- Да, я попробую здесь. Вроде, заживает неплохо…. Помоги мне, Господи!!!!
Размотав бинт, она уставилась на рану, представив, как срастаются поврежденные мышцы, как их пронизывают капилляры, как заживает кожа, образуя аккуратный розовый шрам.
Ее изумлению не было предела, когда она увидела, что все получилось, как она задумала. Прямо на глазах стягивались мышцы, выдавливая сгустки крови, затягивалась кожа, образовывая маленький «пупочек»….
Это было невероятно, но это было!!!
Не отдавая себе отчета, она зажала руками рот, чтобы не закричать от радости….
Придя в себя, Хилари легонько похлопала Шона по щеке:
- Просыпайся, соня….
«Соня? Я сказала по-русски…. Соня…. Девочка со светлыми волосами….»
Думать об этом было некогда – Шон открыл глаза.
- Я опять заснул, что ли? – спросил он, пытаясь сесть.
Хилари снова помогла ему.
- Чему радуешься?
Хилари не просто радовалась. Она ликовала!
- Есть хорошие новости, - возбужденно выговорила она.
- Ты нашла кого-то по рации? – недоверчиво спросил он.
- Нет! Я в этой штуке совсем ничего не понимаю – пыталась….
- Значит, рехнулась окончательно, - констатировал Шон, - дай-ка мне виски….
- Обойдешься! Посмотри на свою руку!
Он мельком глянул на руку.
- Дорогая, меня больше интересует…. – и осекся, снова посмотрев на аккуратный розовый пупочек и сгустки крови вокруг него.
Он осторожно ощупал шрамик.
- Это сделала ты???
Она кивнула,  радуясь, что он оценил. Или просто радуясь, какая разница?
- Абсолютно не болит, - пробормотал он, напрягая мышцу, - Не перестаю тебе удивляться, дорогая.
- Мне нравится, когда ты меня так называешь, - расхрабрившись, заявила она.
Он бросил на нее странный взгляд, снова посмотрел на шрам.
- И ты позволяешь мне умирать от потери крови, когда могла «починить» меня еще в полете? – съязвил он, еще не веря.
А как поверишь?
- Я пользовалась случаем, чтобы побыть с тобой наедине, - не стесняясь слез, засмеялась Хилари, - ведь ты сразу отвез бы меня к своей тетке….
Шон подумал, что впервые слышит ее смех. Пусть, сквозь слезы, но это был смех….
- Я тебя сейчас снова… усыплю… и вылечу твою ногу, - запинаясь, заявила Хилари, пытаясь его уложить.
- Нет, - решительно сказал он,- Я хочу это видеть.
Хилари недовольно тряхнула волосами:
- Во-первых, это больно….
- Не больнее, чем ковырять раскаленным ножом.
- Но ты помешаешь мне сосредоточиться. Я на публику еще ни разу не работала, - не сдавалась она.
- Все когда-нибудь происходит впервые. Хватит болтать. Действуй. Да, я не хотел говорить, но, думаю, задета кость.
Улыбка немедленно слетела с ее губ.
- Не думаю, что с этим будут сложности, - обнадежил ее Шон, хоть и сам все еще не верил в то, что видел.
Он все еще не верил. Не верил.
Она посмотрела на кровоточащую рану. Надо ничего не упустить. Она все прощупала пальцами, но не была уверена, что почувствовала все….
Хилари начала с того, что заставила кровь в этом месте остановиться и представила себе поврежденную пулей кость.
- Сделаю, как смогу, но обещай, что позволишь все исправить, когда мы отсюда выберемся.
«Если выберемся», - мысленно поправил ее Шон.
- Выберемся…. – пробормотала Хилари, уставившись на рану, - И ты купишь мне учебник по анатомии. Желательно на русском. Или французском.
Отбросив сомнения, она «выровняла» кость, «выдавливая» наружу гной и кровь.
Вместе с ними из раны вылез… кусочек ткани.
Глазам Хилари и Шона открылась абсолютно бескровная и чистая рана, которая затянулась в считанные секунды.
Шон не мог оторвать взгляд от шрамов, понимая, что боли больше не чувствует.
А Хилари сидела и ждала, когда заболит голова. Почему-то она была уверена, что боль обязательно придет. Когда она убивала, боль обрушивалась почти сразу.
Сегодня ее не было.
Об этом можно было подумать. Позже.
 Сейчас Хилари чувствовала небывалый подъем сил. Это была не просто радость оттого, что ей удалось спасти человека. Это была огромная радость.
Шон осторожно ощупывал ногу.
- Ну, дорогая моя, ты просто…. – восхищенно начал он, но не нашел слов, - А встать можно?
- Нет, - отрезала Хилари, - ты потерял слишком много крови. Я, кстати, еще не закончила, так что лежите, больной.
Неужели она может ВСЕ??? Прости, Господи…. И помоги снова….
Боясь перестараться, она «нескольку усилила» деление клеток крови в его теле.
Кончилось все тем, что Шон беспечно заснул на окровавленном одеяле.
Возбужденная осознанием того, что она способна на большее, Хилари уснула не скоро, продолжая экспериментировать.
Ей удавалось почти все, о чем она думала. Например, ей удалось быстро понизить температуру внутри самолета и без труда поддерживать ее еще целые сутки, пока Шон искал по рации людей, которые согласились вывезти их из джунглей.

Она так сладко спала, уткнувшись носом в его плечо….
Шон не хотел будить ее. Он долго рассматривал ее лицо, думая о том, сколько она пережила за прошедший день. Он чувствовал себя прекрасно. Шрамы на плече и бедре выглядели так, словно прошел не день, а, по меньшей мере, полгода с тех пор, как они появились.
«Такая… милая, нежная…. Но как она вчера со мной разговаривала…. И смеялась…. Я все еще хочу от нее отделаться? Нет. Я никогда не хотел от нее отделаться. Но как себя с ней вести? Хилари….»
Неожиданно она открыла сонные глаза и, увидев его, смущенно улыбнулась.
- Доброе утро, девочка, - пробормотал он, удивляясь нежности, прозвучавшей в собственном голосе.
- Как ты? – сонно спросила она.
- Великолепно. А ты?
Она прикрыла глаза и, продолжая улыбаться, попросила:
- Поцелуй меня…. Пожалуйста….
Он вздрогнул, она почувствовала это и, потушив улыбку, пробормотала:
- Прости….
И отвернулась.
Он повернул к себе ее смущенное лицо и осторожно коснулся губами ее губ.
Поцелуй. Еще один, более дерзкий.
Она ответила.
- Хилари…. - выдохнул он в ее губы....
Она взмахнула ресницами и сказала:
- Еще….
Он снова не владел собой. Нет, он не торопился…. Он был сдержан, насколько мог.
Он целовал ее тело, упиваясь его вкусом и запахом, он был счастлив только от  того, что эта странная девушка, та некстати появившаяся в его жизни, ждет его поцелуев и позволяет делать с ней то, что он делал….
- Это было тоже «после боя»? - лукаво спросила Хилари, когда обрела, наконец, способность мыслить.
- Нет, это из чувства благодарности, - счастливо рассмеялся он.
- Надеюсь, твоя благодарность не ограничится тем, что сейчас произошло? – улыбнулась она.
В шутке есть только доля шутки….
Шон понял. Он снова накрыл ее своим телом и, глядя в ее серьезные глаза, спросил:
- Ты ведьма?
Она отрицательно покачала головой.
- Жаль, - сказал он, - Я так надеялся….
- Ты  разочарован?
- Скорее, возбужден. Не возражаешь, если мы продолжим?
- Нет….
Из джунглей выбрались через два дня. Шон к тому времени чувствовал себя настолько хорошо, что сам прогрузил в прилетевший за ними самолет их вещи. Жаль, но их самолет пришлось бросить.
Но об этом, кажется, жалела только Хилари. Она жалела о том, что они уезжают, боясь, что в том месте, куда они едут, Шон снова станет с ней холодным и невозмутимым, как прежде.
Она не замечала, как напряжен Шон, ожидавший нападения со стороны людей, которые вызвались их спасти. А что, могли бы постараться от них избавиться, чтобы прикарманить деньги, набитые в простой мешок. К счастью, все обошлось.
Ей было так хорошо с ним. Он был ласковым и нежным, он шутил и все время улыбался, а секс с ним был просто восхитительным. Честно говоря, за эти два дня, проведенные посреди тропического леса, они только им и занимались, и все никак не могли насытиться.
Около двух недель они жили в гостинице в центре Лорето. Они подолгу бродили по городу, рассматривая местные достопримечательности, купались в море, обедали в маленьких ресторанчиках. Шон несколько раз оставлял ее одну, отправляясь по каким-то делам.
Однажды днем он вернулся в их номер после довольно длительной отлучки и сказал, что завтра они едут кататься на катере.
Долго плыли по морю, любуясь маленькими островами с чудесными пляжами. Наконец, катер остановился у небольшого причала, к которому были пришвартованы маленький катер и моторная лодка. Они спустились на песок и пошли по берегу, пока не нашли небольшое бунгало, одиноко стоящее в окружении тропических зарослей, радовавших глаз своим многоцветьем. Домик утопал в них, почти сливаясь с природой.
Хилари не сразу его разглядела. А, когда увидела, ахнула от восхищения и прошептала:
- Как в раю….
- Нравится? – спросил Шон, загадочно улыбаясь.
- Конечно!  - у нее не было слов, чтобы выразить свой восторг.
- Ты согласилась бы пожить здесь немного?
- Разве это возможно? Неужели он сдается? – удивилась она.
- Нет, он не сдается. Он продан.
И, не в силах больше испытывать ее любопытство, добавил:
- Нам. Это наш дом, Хилари. И катер, и лодка. Поживем здесь некоторое время. Не понравится – уедем.
- Как это не понравится? – удивилась она, - Да как здесь может не понравиться???

- Анечка??? Боже, это ты! – возглас на русском языке заставил Хилари обернуться.
К ней быстро шла незнакомая темноволосая женщина, одетая в дорогой синий атласный костюм, белые туфли на высоком каблуке и огромную белую шляпу. В затянутых в перчатки руках она сжимала маленькую белую сумочку.
- Анечка, неужели ты??? – со слезами в голосе выговорила она, бесцеремонно хватая  Хилари за руку, - Мы столько времени потратили на поиски…. А ты… здесь?
- Простите…. Вы, наверное, ошиблись, - пробормотала не готовая к возвращению прошлого Хилари, не замечая, что машинально ответила по-русски, - Я не Анна.
Хилари договорилась встретиться с Шоном именно в этом зале музея. Она спокойно сидела на диване в его ожидании, когда эта женщина обратила на нее внимание.
Она так много об этом думала, так надеялась, что кто-то ее узнает…. Но сейчас? И так? Она так хотела вспомнить, но эта встреча скорее напугала, чем обрадовала.
- Не Анна? – незнакомка растерялась, на мгновение выпустив ее руку, но тут же снова схватила и затормошила, - Да не может этого быть!... Анечка! Неужели ты меня не узнаешь? Я – Лиза, твоя сестра!
Посетители галереи, охочие до скандалов, с интересом разглядывали эту более чем странную пару – богатую элегантную женщину и девушку в джинсах и вязаной блузе.
- Аня, ты не узнаешь меня, - с болью повторила незнакомка, вглядываясь в лицо Хилари, - Но я уверена…. Так не бывает…
Она снова выпустила руку Хилари и тихо сказала, все еще не веря:
- Но ведь вы – русская…., - и, уже взяв себя в руки, добавила, - Простите. Вы очень похожи на мою сестру. Она пропала два года назад…. Мы до сих пор ищем ее. Вы похожи на нее, как две капли воды. И глаза, и волосы….
Она замолчала, жадно рассматривая лицо Хилари, и вдруг тихо сказала:
-  Аня, зачем ты так? Я уверена, что не ошиблась. И эта родинка на запястье…. Ты что, ничего не помнишь?  - и, понизив голос до шепота, добавила, - Или скрываешься?
Уйти, сделав вид, что незнакомка ошиблась, и, может быть, навсегда потерять возможность вернуть свое прошлое, чтобы не потерять Шона?
- Нам нужно поговорить, - запинаясь, выговорила Хилари, - пойдемте, я только оставлю сообщение мужу.
- Мужу? – женщина была потрясена, - А как же Арчи?
- Прошу вас, помолчите минутку, на нас все смотрят! - с легким раздражением ответила Хилари, направляясь к смотрителю.
- Пожалуйста, передайте мистеру Шону Патрику, что жена ждет его в кафе напротив галереи.
Они были так счастливы…. Эта поездка в Европу была его подарком к годовщине их знакомства. После года, прожитого почти в полной изоляции в бунгало на острове, Хилари так радовалась возможности увидеть мир! Откуда ей было знать….
Женщины уселись за столик в глубине увитой плющом веранды, и некоторое время молчали, разглядывая друг друга.
Хилари заговорила первая:
- Почему вы называете меня Анной?
Незнакомка поправила выбившуюся из аккуратной прически прядь темных волос, точно таких же, как у Хилари, и, нервничая, ответила вопросом на вопрос:
- Если вы – не она, то зачем вы привели меня сюда? Вы – копия моей сестры. И говорите по-русски.
- А еще я говорю по-английски, французски, испански и итальянски, – пробормотала Хилари, - Что произошло с вашей сестрой?
- Аня, ты не можешь быть так жестока! – нервничая все больше, сказала Лиза, - Я никогда не желала тебе зла! Если ты желаешь, что бы никто, кроме меня, не знал, что ты жива, я тебя не выдам. Ты же знаешь! Но почему ты так поступила? Почему не попыталась связаться со мной? Тебя даже Сонечка больше не интересует? А мама…. Ты знаешь, что мама умерла?
Хилари покачала головой. Она не помнила ни мать, ни Сонечку. Но имя Соня ей было знакомо. Она была уверена, что это та девочка, которая ей часто снилась.
- Соня моя дочь?
К ним подошел официант и положил на столик папку с меню.
- Воды. Принесите воды, - не глядя на него, потребовала незнакомка, жестом отправляя его прочь.
Официант, с восхищением глядя на кольцо с большим бриллиантом на руке Лизы, повернулся к Хилари и, сменив выражение лица на равнодушное, спросил:
- А вам?
- Тоже, - холодно бросила Хилари.
- Да, Соня твоя дочь, - подтвердила Лиза, кажется, начиная понимать, - Ты не помнишь??? Что с тобой случилось? Как ты здесь оказалась? И откуда у тебя взялся муж?
- Расскажите мне, как пропала Анна, - тихо попросила Хилари, не в силах выдержать ее взгляд.
Кажется, Лиза уже не сомневалась. Она снова схватила Хилари за руку и, не обращая внимания на посетителей, нервно стиснула ее в тонких влажных пальцах.
- Анечка…. Ты нашлась…. Боже, какое счастье! – она почти плакала от радости и отчаянья, понимая, что сестра ее не узнает.
Хилари была потрясена не меньше, но поведение и горячность женщины, которая называла себя ее сестрой, ее смущали.
- Два года назад, когда папа умер, Арчибальд, твой настоящий муж, повез тебя в Штаты, чтобы ты немного отдохнула и пришла в себя. Он потерял тебя в Сан-Диего. Ты так любила пляжи…. Он говорит, что оставил тебя всего на два часа…. Мы тебя так долго искали…. Сонечка до сих пор ждет тебя, мы все ждем…. Сонечка часто плачет. Она так тоскует…. Мама умерла…. О, Господи, Анечка, что с тобой случилось? Ты хоть как-то можешь объяснить? Где ты была все это время? Что означает твой наряд?
Хилари молчала. От волнения у нее шумело в ушах, и кружилась голова. Она с трудом понимала, что говорит Лиза.
Официант принес, наконец, воду. Хилари взяла бокал, но не смогла поднести его ко рту – рука тряслась, расплескивая воду, пришлось поставить бокал обратно. В ушах шумело все сильнее, свет казался нестерпимо ярким, она уже не различала слов испуганной Лизы….

Она очнулась через пару минут, показавшихся Лизе и Шону целой вечностью.
- Нечего, сейчас все пройдет…. – прошептала она, увидев над собой их озабоченные лица.
- Я вызвала скорую, тебе нужно в больницу, - быстро сказала Лиза.
- Нет, не надо в больницу, я не хочу! - взмолилась Хилари, приподнимаясь на стуле, и посмотрела на Шона, - Отвези меня в гостиницу.
- У меня есть машина, - быстро сказала Лиза, - Но, может, поедем ко мне?
Шон и Лиза переглянулись, скрестив враждебные взгляды.
- Не надо ссориться. Увезите меня отсюда, поговорим в спокойном месте. Лучше, к нам….
Шон кивнул, поднял ее на руки и пошел к выходу.
Лиза, сунув купюру в руки любопытного официанта, быстро пошла за ними.
- Шон, она узнала меня…. – прошептала Хилари, глядя в его озабоченное лицо.
- Ты уверена?
- Она называет меня Анной и про Сан-Диего знает.
- Что именно?
- Ну, что я там пропала….
- Разберемся.
Они сели в машину Лизы, шофер, удивленно поглядывая на Шона и Хилари в зеркальце заднего вида, молча погнал машину по указанной дороге.
Когда подъехали к гостинице, Хилари уже чувствовала себя хорошо, во всяком случае, могла идти сама.
В номере Лиза снова повторила все, что знала об исчезновении Анны, точнее, Энн Данилевской, ее сестры.
- Вы уверены, что Хилари – именно та, о ком вы говорите?  - сухо спросил Шон.
Он стоял у окна, скрестив на груди руки. Хилари и Элижбет Брион, как, судя по документам, на самом деле звали незнакомку, сидели на диване.
- Уверена, - кивнула Элижбет, - Я бы не ошиблась – сестра моя родная…. И родинка на запястье. У Ани еще шрам был после операции по удалению аппендикса.
Хилари кивнула, переглянувшись с Шоном.
- И чего вы от нас хотите? – спросил он.
- Как чего? – удивилась Элижбет, - Анна должна вернуться к семье. Вы, конечно, не знаете, но у нее есть муж и дочь. Они тут, в Риме. Я понимаю, вам неприятно это слышать. Насколько я понимаю, вас связывают… отношения, но теперь, когда вы все узнали…. Аня, ты должна вернуться домой.
- А почему мы должны вам верить? – спросил Шон, - Ну, допустим, Хилари – действительно Энн Данилевская, но чем вы докажете, что ее … проблемы в Калифорнии  не было подстроены вашей семьей? Пока она не вспомнит, что произошло, я не могу быть уверен, что она в безопасности.
- О чем вы говорите? – ужаснулась Элижбет, - Да вы понимаете, с кем разговариваете? Вы….
- Не надо ссориться, - повторила Хилари, - Поймите, эта ситуация болезненна для всех нас….
- Ты должна вернуться домой! Тебе нужна медицинская помощь!
- Я не помню дома, о котором вы говорите! Я ничего не помню! – выкрикнула Хилари, - И медицинской помощи мне было оказано больше, чем достаточно! Я почти год провела в психиатрической больнице!
- Элижбет, вы же видите, в каком она состоянии…. – сказал Шон, - Мы свяжемся с вами, но сейчас….
- Я не могу ее оставить… здесь!  - возмутилась Элижбет, разводя руками, - Вы, Шон, должно быть, газет не читаете, поэтому не понимаете, кто такая Энн Данилевская. Это вам лучше уйти! Все, я вызываю полицию!
- Не надо! – взмолилась Хилари, - Элижбет, прошу вас, оставьте нас.  Оставьте свой номер телефона. И, прошу вас, не говорите пока Соне и … Арчибальду, что нашли меня. Я должна подумать….
- Подумать??? О чем? Аня, тебя дочь ждет! И муж!
- Вы что, не понимаете, уважаемая, что у вашей сестры амнезия? – взорвался обычно сдержанный Шон, - Вы что, не понимаете, что она вас не узнала? Неужели вы думаете, что я позволю ей уйти отсюда к людям, которых она не помнит?
- Да что же за это такое? Боже, что же делать?
- Ничего, - ответил Шон, - пока ничего. Уходите, пожалуйста. Мы встретимся  с вами позже…. Если Хилари пожелает.
- Ее зовут Анна!
- Хорошо. Анна, - согласился Шон, - Это ничего не меняет. Она вас не помнит. И собственное имя для нее – пустой звук. Дайте ей возможность подумать, хочет ли она возвращаться.
Элижбет хотела возразить, но Хилари тихо сказала по-русски, глядя в ее расстроенное лицо:
- Лиза, я позвоню вам. Простите, но я вас действительно не помню.
- Хорошо, - Элижбет резко встала с дивана, - Я пришлю вам вырезки из газет и отчеты детективов. Но как я могу быть уверена, что вы не уедете из Рима, как только за мной зароется дверь?
- Вы хотите вернуть ее домой СИЛОЙ? – уточнил Шон, бесстрастно глядя в ее глаза.
Она выдержала его взгляд. Помолчав, покачала головой:
- Нет, решать, конечно, ей…. Но я тоже не уверена, что это не вы все подстроили… чтобы заполучить ее деньги!
Шон и Хилари переглянулись.
- Я пришлю вам газеты, - повторила Элижбет.
Она назвала свой адрес, повторив его дважды. Шон кивнул, пояснив, что запомнил.
Элижбет повернулась к двери, взялась за ручку и, обернувшись, тихо сказала:
- Анечка, у Арчи … денежные затруднения. А Сонечка стала часто болеть, если тебя это интересует. Сейчас она на обследовании…. Ты, должно быть, не помнишь, но Арчи без тебя не способен оплатить даже чашку кофе….
Когда за ней зарылась дверь, Шон присел на диван рядом с Хилари и тихо спросил:
- Как себя чувствуешь? Может, все-таки, вызвать врача?
Хилари потерла лоб ладонью и ответила:
- Не надо. Все нормально. Если не считать, что у меня, оказывается, есть муж и пятилетняя дочь. И мама, которой я не помню, умерла….
- Мы знали, что память вернется….
- Память не вернулась…. Что мне делать???
Он помолчал.
- Я не знаю. Мне не нравится, что все так получилось….
- Я думала, что сначала все вспомню. А так….
- Мне казалось, что тебе повезло, что ты не помнишь своего прошлого, - сказал он, уставившись в пол, -  Ты словно заново родилась…. Я постарался изменить свою жизнь, но страх перед такими «гостями» остался. Если бы не появилась ты, я бы думал, что самая большая радость – покой и одиночество. Никто не треплет нервы, никто не указывает, что делать, не стоит над душой.
- Я была лишь гостьей в твоем мире?
- Понятно. Все уже решила.
- Да. Вернемся на остров?

Через пару часов им доставили большую коробку с газетами, журналами, фотографиями и отчетами полиции и детективов. Шон поставил коробку на пол у журнального столика, сел на диван и достал из коробки несколько журналов с заложенными закладками страницами.
- Садись, - сказал он, не глядя на Хилари, - будем смотреть вместе.
- Я не хочу, - ответила Хилари, с опаской поглядывая на листы, которые начал перебирать Шон.
- Придется.
- Шон, ты хочешь от меня отделаться?
- Глупости говоришь.
- Тогда почему мы не говорим о самом главном?
- Мы оба знали, что рано или поздно это случится. И тебе придется выбирать.
- Я не могу выбирать. Не из чего. Я люблю тебя, а их не знаю.
- Вот поэтому тебе придется все это просмотреть, - он кивнул на коробку, - Ты должна понять, кто ты. Это нужно для тебя, для нас….
Подумав, Хилари села рядом.
- Обними меня, Шон, - тихо попросила она, - Мне страшно….
Фотографии и статьи в дорогих глянцевых журналах и самых известных газетах всего мира…. Их было так много…. Шон читал многие из них, но почему-то никогда не обращал внимания на статьи светской хроники. А ведь догадывался…. Может, поэтому и не хотел их просматривать?
Цеплялся за свое одиночество, потому что так – надежней, оно не предаст, не нарушит планов. Не надо ни за кого отвечать. Что-то не удалось – сам виноват. Некого винить. А теперь что???
Он и она. Она и он. Невозможно…. И как он смел думать, что она принадлежит ему? Он украл этот год для себя. Вырвал запретное счастье. А теперь? Что будет теперь? Как себя вести? Что сказать ей? Имеет ли он право просить ее остаться с ним? Он, сын дублинской шлюхи…. Надо рассказать ей. Надо, чтобы она знала. Сейчас? На нее, бедную, столько сейчас свалилось…. А когда? Дождаться, когда она сделает выбор? Тогда будет поздно. Надо рассказать сейчас. Больше никаких недомолвок. Ну, кроме работы. Иначе…. Иначе она уйдет. А, может, так и надо? Как жаль, что она была с ним так мало…. Что за чушь? А сколько ему надо времени, чтобы она ему… надоела? Это невозможно. Она – все, что у него есть. Его уже нет. Есть они. С той минуты, как он понял, что любит ее. А когда она уйдет…. Ничего не останется. Ничего.
Шон посмотрел на Хилари. Прикусив нижнюю губку, как всегда делала, когда нервничала, она внимательно читала статью в журнале пятилетней давности. Она выглядела подавленной и растерянной. Даже больше, чем в тот день, когда она проснулась в его доме. Бедная девочка….
Она пыталась выглядеть невозмутимой, чтобы не огорчать его, он это видел, но с каждой минутой ее напряжение возрастало. Надо было как-то разрядить обстановку. Надо было поговорить с ней, как-то успокоить….
- Да ты, оказывается, миллионерша…. – протянул он.
- Это что-то меняет? – с опаской спросила она.
- Нет. Но теперь я понимаю, о каких обязательствах перед твоей семьей говорила эта Элижбет.
- Мне не нужны эти деньги, - пробормотала она.
- Но они принадлежат твоей семье. И только ты вправе ими распоряжаться.
Хилари снова погрузилась в чтение. Шон решил ей не мешать, готовясь к разговору. Если бы знать, как преподнести….
Он отложил журналы на столик и встал. Подумав, взял куртку.
Хилари подняла голову.
- Ты куда?
- Спущусь вниз, закажу ужин. И за сигаретами схожу. Я скоро.
- Хорошо. Только недолго, ладно? Мне не хочется оставаться одной.
Одной. Даже рядом с ним она будет теперь чувствовать себя одинокой. Она потерялась. Она совсем потерялась.
- Я не задержусь.
Что еще он мог сказать?
Когда он вернулся, Хилари заканчивала читать последнюю статью. Отложив журнал, она посмотрела на Шона и спросила:
- И как мне быть?
Если бы он знал….
Он подошел и сел рядом. Хилари обняла его, прижавшись щекой к его плечу.
Молчали долго.
- Понимаю, тебе и так много всего обдумать надо…. Но, видимо, пришло время узнать еще кое-что.
Она испугалась. Что ж, другого он и не ожидал. Он чувствовал, как бьется ее сердечко, и готов был душу отдать, чтобы она упокоилась и улыбнулась. Успокоить ее сейчас было нереально. Невозможно. Не сейчас.
- Что еще? – прошептала она.
- Надо, чтобы ты знала обо мне. Мы никогда не говорили об этом…. Но ты должна знать, кто я.
Хилари отодвинулась и повернулась к нему.
- Говори. Только…. Я знаю о тебе все, что мне нужно знать.
- Нет. Ты не знаешь ничего.
- Я знаю, кто ты, Шон, - избегая его взгляда, сказала она, - ты бредил в самолете, разговаривая с Мэттом.
Шон стиснул зубы.
Неужели? Все выболтал? Или не все? Нет, надо рассказать. Обязательно. Чего бы это ни стоило.
- Тебе придется выслушать меня, Хилари, - упрямо сказал он, - боюсь, что в бреду я сказал не все. Это будет… очень неприятно для нас обоих. Но ты должна знать.
- Зачем? – спросила она.
Неужели не понимает? Зачем она мучает его?
- Чтобы ты смогла сделать выбор. Сейчас. Или никогда.
- Я не готова….
- Я знаю. Но время пришло. От нас это не зависит.
- Хорошо, - согласилась она.
Он начал рассказ, тщательно избегая ее взгляда. Он не смел смотреть на нее, боясь, что не сможет закончить, видя, что расстраивает ее еще больше. Да куда уж больше?
Шон родился на окраине Дублина, его мать была проституткой, отца он не знал. Когда ему исполнилось шесть, мать привезла его в Чикаго, надеясь, что с заработками там будет получше. Кое-как закончив семь классов, он не захотел продолжить учебу – нужно было помогать матери, которая к тому времени сильно сдала. Младшая сестра матери, Кларисса, предлагала ему переехать к ней в Кентукки, где она, после смерти мужа жила совершено одна в большом доме, преподавая французский язык. Шон часто гостил у нее в летние месяцы, пока учился в школе, и очень ее любил. Но мать любил больше. Или жалел….
Бросив школу, он брался за любую работу, но подростка часто обманывали, платили ничтожно мало. Связался с уличной бандой. Стал частым гостем в полицейском участке. Везло – серьезных преступлений за ним не было. Пока. В семнадцать он убил своего первого. Получил за это неплохие деньги. Но они не спасли мать, умершую через неделю от воспаления легких.
Шона вычислили. Пришлось уехать из города. Подался в Калифорнию. Кое-как прожил там год. Познакомился с парнем, мечтавшем попасть во французский легион. Но сначала нужно было отслужить в армии. Отслужил. Во Вьетнаме. После службы поехал в Африку. В легион зачислили не сразу, только со второй попытки. Служил там три года. Его нашли армейские друзья, предложили работу. Подумав, согласился. И понеслось….
Стараясь скрыть волнение, Шон потянулся за сигаретой.
- У меня был друг, Мэтт. Мы служили с ним во Вьетнаме. Он был геем. О, не удивляйся…. Ребята презирали его, хотя некоторые ходили в его палатку, надеясь что никто не узнает. Одна из сторон жизни армии, ничего не поделаешь…. Я презирал его, как другие. Однажды мы оказались в джунглях один на один. Восемнадцать суток делили хлеб и воду. Первые дни я считал ниже своего достоинства даже разговаривать с ним.  Я считал его ничтожеством…. Он вырвал меня из пасти крокодила. Я потерял много крови. Раны гноились. Идти я не мог. Он нес меня на себе целых пять дней. Он научил меня уважать людей такими, какие они есть. Он ненавидел убийство, но убивал наравне со всеми. Я думал, что он пошел в армию из-за секса, ведь он уже отслужил к тому времени, имел свой бизнес…. Оказалось, во Вьетнаме погиб его младший брат. Нет, он не мстить пошел. Он сказал, что лучше погибнуть ему, чем какому-нибудь полноценному желторотику. Он считал себя неполноценным…. Мэтт научил меня относиться к убийству, как к работе. Он говорил, что если смотреть в глаза жертве, как я, можно свихнуться, стать маньяком или самоубийцей. Черт, не думал, что когда-нибудь скажу тебе это…. Впервые я задумался над словом «изгой», когда Мэтт назвал себя так. Я понял, что это и про меня тоже. Когда я встретил тебя…. Я не знаю, почему забрал тебя с собой. Я позволил тебе остаться и проклинал себя за слабость, но не мог просто вычеркнуть тебя из своей жизни, потому что понял, что могу перестать быть изгоем. Из-за тебя. Впервые кому-то нужна была моя помощь и защита. И я мог защитить тебя. Думал, что мог.
Шон потушил сигарету и впервые за свой рассказ посмотрел на нее.
- Прости меня. Если можешь, прости. У тебя такие проблемы, а я лезу со своими откровениями….
Хилари рванулась к нему, обняла, прижалась к его плечу.
- Шон! Увези меня отсюда, пожалуйста! Уедем сейчас же!
Он обнял ее, прижал к себе, задыхаясь от боли и жалости к ней и самому себе….
- А как же твоя семья? – пробормотал он в ее волосы.
- Ты моя семья. Только ты. И неважно, кем ты был до меня. Главное, какой ты со мной. Ведь это и есть – ты….
Она не поняла…. Он не сказал всего. Не смог. Она все еще думает, что он зарабатывает, торгуя оружием…. Сказать? Нет, это выше его сил….
- От себя не убежишь, девочка моя…. Если будет нужно, я уйду из твоей жизни, но никогда не брошу тебя. Никогда.
Она подняла голову и спросила, глядя в его глаза:
- Шон, МЫ есть?
Он молчал.
- Это конец, да?
- Бывают минуты, когда никто не поможет, кроме самого себя. Человек сам рождается, и сам умирает…. От себя не убежишь. Тебе придется сделать выбор. Это трудно, но придется….

Наутро Шон заставил ее поехать к Элижбет. Одной.  Это было нелегко, но он был обязан это сделать. Для нее. Особенно после этой ночи, когда ни он, ни она не смогли заснуть. Он делал вид, что спит. Она старалась не плакать.
Он знал, что может потерять ее, но хотел, чтобы она сделала этот выбор. Сама.
Хилари вернулась в отель только к вечеру. Она была очень расстроена. Другого он и не ожидал.
- Мы уезжаем, - сказала она, - надеюсь, ты собрал наши вещи? В Париж поедем? Или ты передумал?
Настроена она была решительно. Это пугало. Но спорить он не стал. И спрашивать ни о чем не стал – захочет, сама расскажет. Она не рассказала. Они ни словом не обмолвились о том, что произошло и на следующий день.
Через день произошло событие, которое наглядно доказало обоим, что их союз опасен для них обоих.
Возле Собора Парижской Богоматери их заметил некий фотограф. Скорее всего, он не знал, кого фотографирует, надеясь немного заработать, предложив им моментальные снимки. Шон просто взбесился. Кинувшись к фотографу, он ударил его, сбив с ног, и, вынув пленку, разбил его фотоаппарат. Оставив неподвижного мужчину на тротуаре, Шон схватил перепуганную Хилари за руку и быстро увел с площади. Хорошо, хоть, полицейских рядом не оказалось….
- Я не мог рисковать!!!! – в сердцах оправдывался он, таща ее по улице, - Прости, я не должен был так при тебе…. Ты слишком популярна… для меня.
Хилари испуганно молчала. Это было выше его сил.
Он поймал такси, и они уехали в Сад Тюильри. Сидя за столиком в уличном кафе, он, наконец, справился с эмоциями, и смог заговорить с ней спокойно.
- Ну, прости меня…. Прости…. Но ведь нам не нужны фотографии в газетах? Я не должен был так…. Я просто рассвирепел….
Она все еще не могла успокоиться. Происшествие потрясло ее гораздо больше, чем он надеялся. Конечно, после встречи с Элижбет ее нервы надо было поберечь….
- Да, я понимаю, но я никогда не видела тебя… таким… таким… жестоким. Даже тогда, на ферме….
- Прости…. Ты боишься меня, да?
- А ты не боишься меня? – неожиданно спокойно спросила она, - Разве ты не понимаешь, что я могу остановить твое сердце одним усилием воли?
- Нет, ты не понимаешь. Жить рядом со мной опасно. Могут появиться люди, которые захотят воспользоваться моей слабостью к тебе. Или отомстить.
- А со мной рядом, значит, не опасно? Кто-нибудь обязательно пронюхает, что у меня есть деньги…. И заинтересуется твоей персоной.
- Вот и я говорю – вместе нельзя.
- Глупости. По-моему, нам как раз вместе и надо держаться. Или ты просто этого не хочешь? Отвечай, ты хочешь, чтобы мы были вместе?
- Я знал…. Я чувствовал, что ты не простая девушка. Я знал, что украл кусочек счастья, но хозяин обязательно его отыщет, и ты уйдешь навсегда. Я никогда не говорил, что люблю тебя. Это не любовь. Это мука. Ты в этом не виновата, даже не думай…. Но, просыпаясь утром, я смотрел, не исчезла ли ты из моей жизни. Когда ты улыбаешься, я чувствую, что умираю от счастья. Когда ты расстроена – сердце разрывается от боли. Черт, зачем я это говорю???
Хилари смотрела на Шона в немом изумлении. Она знала, что он ее любит, но что это чувство может нести боль?...
- Одного твоего взгляда, одного движения бровей достаточно, чтобы я понял, что ты чувствуешь. Поверь, я мог бы понять тебя без слов. Я не могу насмотреться на тебя. Я не знаю, смогу ли жить без тебя…. Черт! Конечно, смогу, куда я денусь. Но это будет не жизнь…. Прости, что говорю об этом, в моей жизни было много женщин, но когда я понял, что люблю тебя, я не смог вспомнить ни одного женского лица. Всегда была только ты.
Она простила его, он это видел. Но он должен был поговорить с ней. О них.
- Я не спрашивал тебя ни разу…. Мы целый год прожили на острове в полной изоляции. Ты ни разу не пожаловалась на скуку и одиночество, но, может, тебе не хватало городского шума и суеты, может, тебе было трудно жить в тех условиях, и ты лишь терпела, потому что деваться было некуда?
- Ты знаешь, что это неправда. Во-первых, я не помню, как жила раньше. Сравнивать не с чем. Да, мне бывало тоскливо, когда ты отлучался, но, когда ты был со мной….
- Я привык к уединению.
- Я тебе мешала?
Он обнял ее.
- Да я никогда в жизни не связался бы с женщиной, если бы не ты…. И ты никогда в жизни не обратила бы на меня внимания. Просто так сложилось.
- Не просто. Это Бог. Или, как ты выражаешься, судьба.
Он кивнул. Она была права.
- Ну, что ж, - подумав, сказала она, - значит, не судьба продолжить наше путешествие. Вернемся на остров. Ты не возражаешь?
Он кивнул. Что он мог сказать?
Не смотря на их желание остаться вместе, для их отношений начались тяжелые дни. Вернувшись на остров, они некоторое время упорно делали вид, что жизнь вернулась в прежнее русло, но трещина, разбившая их счастье, с каждым днем увеличивалась. Оба искали уединения и почти не разговаривали, стараясь не касаться больной темы. Но больных тем оказалось гораздо больше, чем они предполагали. Шон понимал, что должен поддержать ее, но чувствовал, что она отдаляется, и это было выше его сил. Все чаще он уезжал с острова и пропадал по нескольку дней, а когда бывал дома, почти всегда был пьян. В такие дни Хилари старалась уходить подальше, забирая с собой папку с рисунками и вырезками из журналов. Она часами смотрела фотографии своей семьи и мучилась, что ничего не может вспомнить.
Если в первый год их жизни вместе они ни разу не поссорились, то сейчас скандалы стали обычным явлением и происходили, как только они встречались. Самое противное, что начинал их неизменно Шон. Хилари его просто не узнавала. Он стал совершенно другим человеком, неуравновешенным и неуправляемым.
Телефонный разговор с Элижбет стал последней каплей. В тот день Хилари упросила Шона отвезти ее в город, чтобы немного развеяться. Выйдя из кинотеатра, они немного погуляли по улицам, пообедали в ресторане и вернулись к причалу, где стоял их катер. На беду, Хилари заметила вывеску телеграфного отделения и решилась позвонить сестре, чтобы узнать, как у нее дела. И зачем она это сделала? Она же решила разорвать эту ниточку…. Она же решила….
Оставив Шона у катера, Хилари сходила на телеграф. Шону она, конечно, об этом не сказала, солгав, что должна зайти в галантерейную лавочку.
Плача, Элижбет сообщила, что Соне поставили страшный диагноз. Дочь Хилари умирала.
Вернувшись к катеру, Хилари не смогла сдержать эмоций. На вопросы встревоженного Шона она не отвечала, только тихо плакала, отвернувшись от него, и стряхивала его руки, когда он пытался ее обнять. Он понял все без слов. И не смог пожалеть ее.
Высадив ее на острове, он снова завел катер и, не сказав ни слова, уехал.
Он вернулся поздно вечером пьяный и довольно равнодушно воспринял сообщение доведенной до истерики Хилари о ее решении ехать к дочери. Но глубокой ночью он выбил дверь ее спальни и, сверкая безумными глазами, направил на нее пистолет.
- Я убью тебя! – заорал он, сдирая с нее простыню.
В этот миг Хилари подумала, что это было бы самым простым решением ее проблем.
Но Шон внезапно успокоился, бросил пистолет на кровать и сказал, безвольно опустив руки:
- Ты убила меня. Я был сильным. Я прекрасно владел своими чувствами и телом. Ты сломала меня. Ты отняла меня у меня. Ты должна уйти.
И, как робот, вышел из комнаты.
- Это не я! – застонала она в подушки, - Эта та самая жизнь, о которой ты говорил.
Сев на кровати, она закричала:
- Шон!!! Даже если у нас есть только этот  вечер, останься со мной….
Он не ответил. И не вернулся.

Элижбет приняла его в небольшой комнате с камином, двумя белыми креслами и огромными старинными картинами, занимающими три стены. Четвертая от пола до потолка была окном, прикрытым полупрозрачной белой тканью, нежной, как кожа ребенка.
Она сидела в кресле и, он видел, очень нервничала.
- Присядьте, господин Патрик, - грациозным движением она указала ему на кресло напротив нее.
- Шон, меня зовут Шон, оставьте эти церемонии, - сухо ответил он, садясь.
Она склонила голову, принимая его слова к сведению.
Королева, да и только. Неужели и Хилари раньше вела себя так?
Прошел месяц с тех пор, как Хилари уехала с острова. Все эти дни он беспробудно пил, мучая себя мыслями о том, что сделал ее несчастной. Проснувшись вчерашней ночью, он понял, что должен поговорить с ней. Он должен был сказать ей, что по-прежнему любит ее и готов ждать, сколько будет нужно…. Он должен был попросить прощения. Он знал, что нужен ей сейчас, как никогда. Он не мог поверить, что больше не увидит ее….
Он купил билет на первый же рейс в Европу, целые сутки провел в самолетах и аэропортах, а теперь не знал, как быть дальше. Поэтому и пришел к Элижбет, а не к Хилари.
В гостиной Элижбет он чувствовал себя неловко, хоть и умело это скрывал. В этом доме, доверху набитым антиквариатом и изысканными вещицами, рядом с элегантной хозяйкой, его кожаная куртка и вытертые джинсы выглядели по меньшей мере нелепо.
- Признаюсь, я не хотела встречаться с вами снова, но вы были очень настойчивы, – без тени раздражения сказала она, - Чего вы хотите, Шон?
- Я прошу вас устроить мне встречу с Хилари…. Энн, - поправился он, - Я не хочу беспокоить ее домашних, я знаю о состоянии ее дочери, но мне очень нужно с ней поговорить.
Она встала, подошла к камину, зачем-то коснулась тонкой рукой старинных часов…. Обернулась и тихо ответила:
- Я не могу на это пойти. Я не хочу.
Помолчав, она заговорила снова. Голос был мягким, без прежней официальности, и очень грустным.
- Шон, я очень благодарна вам за Аню, - на русский манер назвала ее Элижбет, - Она стала такой…. Вы очень помогли ей…. Но вы должны понимать – у нее есть семья и обязательства. Вы же не успели пожениться, насколько я знаю?
Он сдержанно кивнул.
- Значит, вы не хотели серьезных отношений.
Он удивился такой постановке вопроса. Он никогда не задумывался о том, что нужно зарегистрировать брак. Почему? Он, правда, ни разу об этом не подумал. Она была рядом. Это было так естественно….
- Вы догадывались, я думаю, что она не останется с вами навсегда, - помогла ему Элижбет, - Амнезия. Вы знаете, чем это чревато. Когда-нибудь она бы все вспомнила. Вы расстались бы. Это было неизбежно.
Он молчал.
- Я не думаю, что вам нужно встречаться, - продолжала она, - Поймите, бедняжка вся на нервах. Сонечка очень больна, очень. Врачи считают, что только чудо…. Сонечка так обрадовалась маме. Может, чудо случится?... Энн все еще не может нас вспомнить, даже Сонечку…. Но она должна привыкнуть к нам, поэтому что мы – ее семья, понимаете, о чем я говорю?
Он снова не ответил, бесстрастно глядя на женщину, так похожую на его Хилари. Те же плавные движения, тот же тихий голос….
- Анечку каждый день возят к докторам, нужно признать ее дееспособность, знаете ли. То, что она – наша Анна, ни у кого не вызывает сомнений. Это даже врачи подтвердили. Ей уже восстановили документы. Поймите, у нее есть долг перед семьей. Она не простая девушка…. Она – графиня Анна Данилевская, наследница огромного состояния, одна из самых богатых женщин Европы….
- Зачем вы мне об этом говорите? – наконец, подал голос Шон, - Я прекрасно знаю, кто она, но это ничего не меняет. Я хочу ее видеть.
- Может, это умерит вашу… настойчивость? – мягко спросила она, протягивая ему длинный белый конверт, который все это время лежал на каминной полке.
Наверное, это было невежливо, но Шон не собирался церемониться, ведь, несмотря на мягкость и обходительность, Элижбет его не уважала.
Не поднявшись с кресла, он кивнул на конверт и спросил:
- Что там? Неужели то, о чем я подумал?
Она покраснела совсем как Хилари, и ответила, делая пару шагов навстречу:
- Чек. Вы можете вписать любую сумму….
Он медленно покачал головой. Элижбет стояла рядом, протягивая конверт, который он не взял бы никогда в жизни.
- Я не стану изображать оскорбленное достоинство, - усмехнулся он, вставая и отходя к окну, - Я сделаю вид, что вы мне ничего не предлагали.
Он отодвинул занавеску, глядя на красивую клумбу и беленькую скамейку в тени больших кустов сирени.
- Она рисовала эту скамейку, - тихо сказал он, обернувшись к растерянной Элижбет.
Опустив занавесь, он повернулся к женщине и попросил:
- Расскажите мне о ней, прошу вас.
Элижбет взмахнула длинными ресницами и, вернувшись к своему креслу, устало опустилась в него, аккуратно разгладив длинную юбку.
- Что вам рассказать? Что вы вообще знаете о ней?
Он сел напротив и ответил:
- Почти ничего. Или все. Как посмотреть. О ее прошлой жизни знаю только то, что она замужем, имеет ребенка и очень, как вы выразились, богата. И еще то, что она, к моему несчастью, аристократка.
Элижбет снова залилась румянцем и, посмотрев на картину, висящую напротив, сказала:
- Это наш прадед, граф Семен Алексеевич Данилевский. Русский. Уроженец Тверской губернии, если вам это о чем-нибудь говорит.
- Рассказывайте, - попросил он, сам не зная, зачем ему это нужно, ведь наводил уже справки….
Нужно было встать и уйти, нужно было найти возможность встретиться с Хилари, но он сидел и молча слушал историю семьи Данилевских, семьи, в которой выросла его Хилари.
- Наш дед, граф Виктор Семенович Данилевский, эмигрировал во Францию еще в 1900г. Купил старые конюшни в Провансе, землю и дом в викторианском стиле. Женился на француженке Мадлен, родившей ему двух дочерей, Екатерину и Елизавету. Елизавета и дед погибли в концлагере во время войны с Германией, Мадлен умерла еще до войны от скоротечной чахотки. Екатерину успел вывезти из оккупированной Франции муж, Анри Брион. После войны мама и папа вернулись в имение и продолжили дело дедушки, знаменитого на всю Европу конезаводчика. Когда мне было семь, а Анечке три, отыскалось завещание деда, пожелавшего оставить все свое состояние первому внуку, рожденному в Провансе и носящему фамилию Данилевских. Пол ребенка в завещании указан не был. Говорилось лишь, что наследник, рожденный в Провансе, получит наследство в день бракосочетания, и то, если не посмеет изменить фамилию. Поскольку мама рожать больше не могла, а я родилась в Нью-Йорке, выходило, что единственной наследницей огромного состояния является Анна. О наследстве мы с Аней не знали до ее замужества. Родители дали нам превосходное образование, мы окончили университет в Сорбонне. Отец после войны занялся банковским делом, и был весьма успешен, бизнес процветал, наследство деда преумножалось. Мы много путешествовали в каникулы, пару лет жили в Лондоне, год – в Париже. К тому времени, как Анечка вышла замуж, я уже была замужем и неплохо обеспечена. Если вас интересуют подробности, отец дал мне приличное приданое, муж был успешным финансистом. Детей у меня нет. Анечка вышла замуж за испанского аристократа Арчибальда Де Ла Кортеса, через три года у них родилась Сонечка. Два года назад Анечка и Арчи поехали посмотреть Штаты. Дальше вы, кажется, знаете….
- Знаю, - подтвердил он, - А теперь, прежде, чем уйти, я прошу вас ответить на один вопрос, точнее, на два. Энн любила мужа? И второй – он ее любил?
Элижбет нахмурилась.
- Я постараюсь ответить как можно понятнее, - с легким раздражением начала она, - Семьи, подобные нашей, строят свои отношения на иной основе.
Он кивнул и резко спросил:
- То есть, вы следите за тем, чтобы голубая кровь не смешалась с красной?
Она вспыхнула, но сдержанно ответила:
- Почему вы не спросили прямо, спариваем ли мы своих дочерей, словно породистых кобыл, с такими же породистыми жеребцами? Вы же имели в виду именно это?
Шон хмыкнул. Нет, он ошибался. Дамочка умеет за себя постоять.
- Хотите коньяку? – неожиданно предложила Элижбет.
Он опешил. Надо же….
И ответил:
- А вы?
- Хочу, - призналась она, - Думаю, сейчас он просто жизненно необходим.
Она снова поднялась и позвонила в колокольчик, стоящий на каминной полке рядом с часами.
Лакей в красной ЛИВРЕЕ с позументами явился немедленно, словно ждал за дверью. Может, так оно и было?
Элижбет обратилась к нему по-русски. Шон не знал этого языка, но иногда слышал, как на нем разговаривала Хилари. Лакей церемонно поклонился и бесшумно вышел за дверь.
Через минуту лакей появился снова. Он поставил между креслами Элижбет и Шона маленький круглый столик из лакированного красного и белого дерева, который мог, если бы понадобилось, служить шахматной доской, и поставил на него вазу с фруктами, хрустальный  графин, наполненный коньяком и две рюмки на высоких тонких ножках. Наполнив рюмки, лакей так же бесшумно вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Элижбет подняла рюмку и, чуть склонив голову в приветствии, отпила глоток.
Шон кивнул и, не церемонясь, выпил коньяк до дна.
- Теперь, если не возражаете, - сказал он, зачем-то заговорив по-французски, - Я расскажу вам, что узнал самостоятельно.
Элижбет подняла тонкую бровь, как это делала Хилари, удивляясь, и ответила:
- Говорите.
- Хилари…. Энн вышла замуж за человека весьма амбициозного, но нищего. Не имея за душой ничего, кроме титула, он усиленно подыскивал богатую невесту. С Энн он познакомился не случайно. Он давно приглядывался к вашему семейству, зная о вашем  богатстве и происхождении, но не догадывался, насколько богата ваша сестра, пока в одном из казино Монте-Карло не стал невольным свидетелем ссоры между Екатериной и Анри. Екатерина была недовольна, что Анри подарил вам на свадьбу всего одно имение в итальянской провинции, когда младшая дочь должна была получить богатство, достойное королевы. Арчибальд приложил все усилия, чтобы войти в доверие ко всем представителям семейства. Правда, самой Энн он не нравился, но кто спрашивал ее мнение? Ей в то время было всего шестнадцать, она училась в университете и о замужестве даже думать не желала. И все-таки, свадьба состоялась. Энн, послушная дочь, уступила настойчивым уговорам родственников, и в день ее совершеннолетия сыграли скромную свадьбу. Обошлась она, если мне не изменяет память, в шестьдесят тысяч фунтов стерлингов, взятых вашим отцом в долг. Лишь наутро Хилари узнала, что стала чуть ли не самой богатой женщиной Европы. Да, еще она узнала, что отец за последние два года спустил почти все свое состояние в казино, и теперь она, как преданная дочь, обязана оплачивать его долги.
- Почему вы не хотите брать деньги, Шон? – спросила Элижбет, отпив еще один глоток из рюмки, - Вы хотите получить все?
- Да, - ответил он, - Я хочу получить мою Хилари обратно. Только и всего.
- Это невозможно, - спокойно ответила она, делая очередной глоток.
- Это лишь дело времени, - пожал плечами Шон, - Арчибальд никогда не любил  Энн. Я думаю, что и Энн….
- Аня и Арчи очень подходят друг другу, - перебила она, - Он отлично воспитан и образован. А образование, простите, заключается не только в неплохом знании иностранных языков. Но, даже если забыть о голубой, как вы выражаетесь, крови, есть еще одно обстоятельство…. Я повторюсь, сейчас Анечку возят по докторам и, наверняка, признают вменяемой, но, если она пожелает уйти от Арчи, ни один суд не отдаст ей Сонечку по той причине, что Анечка, в силу своей амнезии, просто не может испытывать к девочке материнских чувств. Открою все карты. Мы с Анечкой уже советовались по этому поводу с нашим семейным адвокатом. Его мнение таково, что девочке лучше оставаться с отцом. Аня не бросит девочку - несмотря на свою болезнь, она знает, что такое долг.
Они ненадолго замолчали.
- Позвать лакея, или сами нальете? – с легкой иронией спросила она.
Шон молча наполнил рюмки.
- Сейчас Анечка и Арчи заново привыкают друг другу. Понимаете, мы почти потеряли надежду…. Но все образуется, если вы не станете ее тревожить. Она привыкнет. Я знаю, вы любите ее. Это значит, вы хотите ей добра. Я не думаю, что вы настолько эгоистичны….
- Я хочу, чтобы она была счастлива, - перебил ее Шон.
- Мы тоже этого хотим, - кивнула она, - Поверьте, я люблю ее всей душой. Мы приложим все усилия, чтобы ей было хорошо. Собственное имя для нее пока пустой звук, но она по-прежнему Анна Данилевская. Мы устроили прием по случаю ее возвращения, и, поверьте, она вела себя так, будто не было этих двух лет, проведенных в меблированных комнатах с тараканами и на пляже…. Да, она мне все рассказала. Именно поэтому мы с вами сейчас и разговариваем…. Так мы говорили о нашем с Анной отце. Действительно, за несколько лет перед смертью он спустил все свое состояние. Анечка оплатила его долги, но он продолжал играть, наверное, вы и это знаете. Это все знают – о нас часто пишут. Плебеи любят обсуждать наши дела в душных прокуренных барах и ободранных кухнях. Вы, вероятно, знаете, что пару лет назад папа застрелился.
- Да, - кивнул он, - Ваш отец имел неосторожность истратить деньги, доверенные ему другими людьми.
Она склонила голову в знак согласия и тонким наманикюренным пальчиком указала ему на графин.
Шону ничего не оставалось делать, как наполнить ее рюмку, отметив, что это уже третья.
- Анечка расплатилась с папиными долгами. Поверьте, ее состояние от этого почти не пострадало. Но она была очень расстроена смертью папы. Очень. Мы все были расстроены. Арчи решил, что будет лучше, если они отправятся путешествовать. И они поехали в Штаты.
- Понятно.
- Да что вам понятно, господин Патрик?  - нетерпеливо сказала она, опорожнив рюмку, - Вы думаете, что мы не интересовались, с кем провела наша Анечка целый год?
Она сменила тему довольно бойко, отметил Шон. Впрочем, глаза ее уже поблескивали соответственно количеству выпитого коньяка.
- Мы знаем, кто вы, Шон, - облокотившись на подлокотник кресла и подперев щеку ручкой, сказала Элижбет, пристально глядя ему в глаза, - И мы не хотим, чтобы в газетах рядом с именем Анечки стояло ваше имя. И подробный рассказ о вашем прошлом.
Он не сомневался, что эта семья постарается докопаться до истины – и связи, и средства, судя по всему, у них были. Но знать ВСЕ они не могли.
- И что же вам не нравится в моей биографии? – насмешливо спросил он.
- Нет, очень похвально, что вы защищали интересы вашей страны во Вьетнаме, и служили во Французском легионе. Но ваше, простите, происхождение, и грехи молодости, так сказать…. И потом, скажите, если считаете нужным, чем вы зарабатываете себе на жизнь? Анечка рассказала, что вы жили в бунгало на пляже, иногда уезжая по делам. Приоткройте завесу тайны, по каким таким делам? Откуда у вас деньги? Вы живете, словно рантье, целыми днями валяясь на песке…. А спортивные машины, катера и, даже, самолеты?…. Нет, Анечка про это не рассказывала. Про самолет и машины я знаю из другого источника. Насколько мне известно,  Патрик - уже третья ваша фамилия за последние пять лет. С чего бы вам скрывать, кто вы?
Шон улыбнулся.
- Если вы знаете такие подробности, то, наверняка, знаете, где я работаю.
Элижбет сдержанно кивнула.
- Я догадываюсь, какие задания вы выполняете для вашей организации, мне известно, что вас с нетерпением ждут судьи в трех американских штатах. Думаю, что если бы ваша организация ценила вас, проблем с полицией у вас бы не было.
Он снова улыбнулся. Она знала многое. Но не все.
- Неужели вы не понимаете, что будет, если о вас пронюхают газетчики? Нам с трудом удалось погасить волну их интереса, когда Анечка вернулась. Вы газеты читаете?
Он кивнул. Да, он читал газеты. И видел фотографии Хилари и Арчибальда на каком-то приеме….
- Вы – темная лошадка, Шон. Я уверена, вам есть, что скрывать. Если вы действительно любите Анечку, вы должны уйти в тень, где и жили последние годы. Общение с вами может принести ей только боль. Я доступно объясняю?
Ответить он не успел.
За дверью послышались тихие голоса, потом раздался стук.
Элижбет что-то властно сказала по-русски.
В комнату вошел лакей и что-то сказал, назвав имя Анны.
Элижбет бросила тревожный взгляд на Шона и быстро ответила по-русски. Лакей, важно поклонившись, вышел.
- Она приехала, да? – понял Шон.
Элижбет подошла к столику, сама налила себе коньяка, и, выдохнув, как заправский пьяница, опрокинула полную рюмку.
- Да. Она приехала, - резко ответила она, со стуком поставив рюмку на столик, - Мне не удалось убедить вас не встречаться с ней?
Поколебавшись, он встал и сухо спросил:
- Могу я выйти из дома, чтобы она меня не увидела?
На мгновение ему показалось, что в глазах Элижбет мелькнуло сочувствие. Женщина кивнула и указала ему рукой на дверь.
- Андре! – позвала она и что-то сказала лакею по-русски.
- Прощайте, Шон. Я никогда не забуду, что вы сделали для нашей семьи, - сказала Элижбет.
Он кивнул и, не прощаясь, вышел.
Лакей проводил его до ворот.
Оставшись один, Шон немного постоял, пытаясь привести в порядок мысли. Не получилось. Сел в машину. Уезжать не хотелось. Он должен был увидеть Хилари, разве не за этим он сюда приехал?
Отъехав немного, он оставил машину у обочины, перемахнул через изгородь и спрятался в кустах напротив парадного крыльца особняка, приготовившись ждать, сколько потребуется.
Но особняк охраняли четыре крапчатых дога, поджарых и сильных.
Пришлось ретироваться – не убивать же собак….
Хилари он увидел только к вечеру. Шон сидел в кустах напротив ворот, до крыльца было довольно далеко, но он все же разглядел ее.
Сначала к крыльцу подъехал огромный черный лимузин, из него вышел важный шофер в черном костюме, белой рубашке с галстуком, лакированных черных ботинках и белых перчатках.
Игры богатых аристократов….
Дверь особняка приоткрылась. Вышли два лакея, церемонно распахнув обе створки.
Шон остолбенел.
Элегантный белый костюм подчеркивал тонкую талию, огромный песцовый воротник открывал нежную шейку, украшенную тонкой ниточкой жемчуга. Изящные белые туфли на шпильке, светлые чулки, лакированная сумка в тон волосам, прозрачные белые перчатки…. Темные волосы, как всегда, зачесаны наверх, собираясь в тугой бант на затылке. Голову венчала маленькая шляпка без полей с короткой вуалью, прикрывавшей прекрасные карие глаза. В ушах сияли маленькие серьги с бриллиантами.
«Это не Хилари…. – подумал Шон, заворожено глядя на женщину, - А была ли Хилари?»
«Она в западне…. Но могу ли я вмешиваться? Что для нее лучше, этот чужой для нее мир, или жизнь со мной? Ну, заберу ее отсюда…. Что я могу предложить ей? Жизнь в бунгало на берегу? А моя работа? Найдут, как только понадоблюсь. Начнутся длительные отлучки…. Находясь со мной, она рискует жизнью. Что, если кто-то решит отомстить, и найдет нас? Всю жизнь скрываться и переезжать с места на место…. Нет, мне нельзя заводить семью…. А через несколько лет или дней, дело времени, она все вспомнит. Но уже не сможет вернуться. Может, она все еще будет любить меня. А если нет? Она уже выбрала. Дочь, которую не помнит. Общество чванливых аристократов. Эта Элижбет изо всех сил демонстрировала отличные манеры, при каждом удобном случае тыкая меня носом…. Вся такая изящная и интеллигентная…. Еще год, не больше, и Хилари начнет пить, как сестра…. Хватит рвать душу.»
А как не рвать, если любовь пустила корни?
Рвать. Немедленно. Навсегда.
Шон не стал возвращаться в гостиницу, сразу поехал в аэропорт и к вечеру следующего дня вернулся на остров….

Соня умирала. Хилари с ужасом следила, как из крохотного тельца дочери, к которой она не чувствовала ничего, кроме жалости, медленно уходила жизнь. Ничто – ни радость Лизы, ни укоры Арчибальда не волновали ее так, как то, что она не чувствовала любви к собственному ребенку. А Сонечка так радовалась ее возвращению!
- Теперь я не умру, - шептала она потрескавшимися губками, - Они говорили, что ты ушла навсегда, а ты здесь, со мной. Я не умру. Ты не плачь, мамочка. Я всегда буду с тобой. И ты всегда будь со мной. Никогда больше не уходи – мне так плохо без тебя….
Хилари содрогалась от ее слов и не могла сдержать слез отчаянья. Страшно, когда так говорит пятилетний ребенок.
Девочка угасала на глазах. Хилари не отходила от ее постели ни днем, ни ночью. Она ничего не могла сделать для своей дочери. Ее дар не помогал. Она даже думала, что лишилась его окончательно.
«Дети часто болеют», - пыталась утешиться она.
Но врачи безнадежно качали головами:
- Лейкоз…. Необратимо…. Готовьтесь…. Крепитесь….
Она крепилась изо всех сил, стараясь при Сонечке не плакать. Она часами рассказывала дочке смешные истории, читала ей книжки, рисовала для нее забавные рожицы, стараясь ее немного развлечь.
Когда Соня засыпала, Хилари оставалась наедине со своим кошмаром. От усталости  и переживаний у нее постоянно болела голова.
Она с тоской думала о своем материнстве, о Шоне, которого она навсегда потеряла, о своем долге перед семьей, об Арчибальде, совершенно чужом для нее и невыносимо чопорном.
Этот высокий черноволосый красавец с холодным презрительным взглядом совершенно с ней не церемонился. Он в первую же ночь заявил на нее свои права, и она, содрогаясь от отвращения к самой себе, уступила. Она пыталась отказаться, мотивируя это своей амнезией и крайней усталость, она пыталась объяснить Арчи, что совершенно его не помнит и не испытывает к нему чувств. На мужа это не произвело никакого впечатления.
- Ты и раньше старалась уклониться от супружеских обязанностей. Тебя и так слишком долго не было рядом. Это чревато для моего здоровья, знаешь ли…. Мой пост слишком затянулся, дорогая, в то время как ты изменяла мне с чертовым ирландцем. Я не упрекаю тебя, заметь, но и ты должна пойти мне на встречу. К тому же мои претензии законны, не так ли? – холодно разложил ситуацию по полочкам тот, кто был ее законным мужем, и стал расстегивать пуговки на ее блузке.
С той ночи она пыталась все время быть рядом с Сонечкой, но Арчи, когда ему приспичивало, уводил ее оттуда в спальню и занимался с ней любовью, если то, что происходило между ними, можно было так назвать. Его ничуть не смущало ее безразличие. Он брал то, что хотел, и, отвернувшись, засыпал, начиная громко храпеть. Хилари осторожно выбиралась из кровати и плелась в комнату дочери, думая, что она больше не вынесет этот кошмар, удивляясь, почему не может ему отказать. Назавтра это повторялось. Снова и снова.
От нервного истощения Хилари уже не раз теряла сознание, но уговоры Лизы и врача отдохнуть на нее не действовали. Однажды Хилари в сердцах призналась сестре, что желает смерти Сонечки, как освобождения из ада. Лиза пришла в ужас, наговорила кучу колкостей, а потом они долго плакали, обнявшись, не в силах ничего изменить и помочь друг другу, пока за Хилари не пришел Арчи.
Сонечка умерла в ту же ночь.
Ее смерть, конечно же, не принесла желанного облегчения. Но и боли не было. Так, пустота. И ни одной мысли в голове.
На похороны Сонечки пришло очень много людей. Изможденная Хилари равнодушно принимала соболезнования друзей семьи, которых она не помнила. У нее с утра сильно болела голова, ее мутило, перед глазами плыли темные круги, лица людей казались бледными пятнами. Она держалась на одной силе воли. Она должна была выдержать до конца. А что будет потом…. Ничего не будет. Ее уже нет. А была ли она?
Элижбет приходилось исполнять обязанности хозяйки. Она злилась на всех этих людей, многие из которых слетелись в скорбный дом, как стервятники, привлеченные скандалом в известном семействе, и теперь шептались, что Энн, действительно не в себе. Ну и, конечно, Лиза злилась на Арчи, который даже в день похорон дочери не оставил жену в покое.
Когда Хилари, Арчи и Элижбет возвращались домой с кладбища, Арчи сдержанно заявил:
- Я думаю, Энн, тебе надо серьезно подумать о завещании. Даже наша малышка умерла, и мы тоже не вечны.
Хилари не отреагировала. Она смотрела в окно, удивляясь, что перестала чувствовать. Никаких эмоций. Совершенно.
Лиза пораженно уставилась в его холеное лицо.
- Арчи… - возмущенно начала Элижбет.
- Это семейный разговор, - отрезал он и, помолчав, добавил, - После случившегося Энн необходимо отдохнуть, чтобы набраться сил. Завтра мы летим на Кипр.
Хилари не ответила. Ей снова стало плохо.
Теряя сознание, она успела подумать:
«Не хочу никуда с тобой ехать. Я хочу к Шону».
Она уже не слышала, как Лиза кричала, совсем как базарная торговка:
- Если бы ты давал ей отсыпаться, а не драл бы ее, как козел, каждую ночь, ей бы не нужен был этот отдых!!!
На следующий день частный самолет доставил совершенно разбитую Хилари на Кипр.
На некоторое время Арчи оставил ее в покое, и она, усилиями домашнего доктора, смогла немного прийти в себя. Целыми днями она лежала, уставившись в потолок или окно, и, вдыхая морской воздух, стараясь ни о чем не думать.
Утром четвертого дня Арчи вошел в ее спальню с какими-то бумагами.
- Мы уже говорили о завещании. Свое я подписал, естественно, в твою пользу. Подпиши и ты. Здесь.
Он положил на кроватный столик несколько листов бумаги и вложил в ее пальцы ручку. Хилари потянулась, было, к бумагам, но остановилась.
- Зачем нужно это завещание? Ты мой муж. После моей смерти все и так достанется тебе.
Арчи был раздосадован.
- Что за новости, дорогая? Адвокат ждет внизу, а ты не можешь поставить закорючку?
- Я подумаю об этом. Позже.
Хилари подняла столик, поставила его рядом, и повернулась к мужу спиной, давая понять, что разговор окончен.
Арчи, едва сдерживая ярость, прошипел:
- Позже? Я и так потерял целых два года! Я был… нищим! Я назанимал столько денег, что приходилось скрываться от друзей! И после этого ты говоришь, что подумаешь позже???
Хилари разозлилась. Повернув голову, она отрезала:
- Это мои деньги, Арчибальд. И я сама буду решать, как ими распорядиться!
Поток нецензурной брани обрушился на ее плечи, едва муж опомнился.
- Ты хочешь оставить все ирландскому подонку? Я ценил твое состояние, я закрывал глаза на твое развратное поведение, хотя мне просто противно заниматься с тобой любовью после того, как ты отдавалась другому! А ты? Неблагодарная тварь! Да ты молиться на меня должна! Я должен был сразу вышвырнуть тебя вон!
Злая улыбка коснулась ее губ. Хилари повернулась на спину и ехидно спросила:
- И кто бы тогда подписал это завещание? Чего ты суетишься? Ведь все и так принадлежит тебе. Или нет? Я была настолько умна, что обошла тебя в завещании в той, прошлой жизни?
Арчи словно ослеп от ярости. Он кинулся к ней, но Хилари, не осознавая, что делает, оттолкнула его взглядом. Да так мощно, что Арчи отлетел к окну, ударился о подоконник и несколько секунд ловил ртом воздух. Кажется, ее удар пришелся ему в солнечное сплетение.
А Хилари…. Хилари с мстительным удовольствием наблюдала за его мучениями.
Поймав себя на этом, она подумала:
«Нельзя так опускаться. Конечно, он скотина, но….»
Странно, но теперь она чувствовала себя настолько хорошо, что смогла даже встать с постели.
Отдышавшись и опомнившись, Арчи пулей выскочил из комнаты.
«Может, это был тот самый случай, когда защита была необходима, - успокоила она себя, - Но почему я не смогла помочь моей девочке? Не хотела? И как теперь Арчи будет себя вести?»
Муж не появлялся целых два дня. Заинтригованная проблемой с завещанием Хилари позвонила сестре.
- Ты всегда была скрытной, Энн, - сказала Лиза, - но мне кажется, что завещание уже существует, иначе с чего бы он так завелся? И, уж точно, оно не в его пользу. Ты ОЧЕНЬ богата. Поскольку ты не помнишь ничего, тебя удивит, что сумма средств, которыми ты владеешь, содержит никак не меньше восьми нулей. В фунтах стерлингов, не в долларах…. Говоришь, Арчи подписал свое завещание в твою пользу? Ха-ха…. Да у него ни гроша за душой. Только долги.
Хилари поинтересовалась:
- Лиза, а какие у нас с Арчи были отношения?
Лиза ответила не сразу.
- Вначале все было чудесно. Ты была в него влюблена. Мужчина он красивый, ничего не скажешь. Потом что-то произошло. Ты никогда не рассказывала…. Не знаю, у меня лишь предположения….
- Не мямли, рассказывай! – потребовала Хилари.
Лиза еще немного помолчала.
- Ну и выражения у тебя… появились…. Мне иногда кажется, что я разговариваю не с моей сестричкой…. В общем, я думаю, что он тебе изменял. Возле него всегда крутились женщины. Думаю, ты его застала. Может быть, не один раз.
- Почему мы не развелись? – удивилась Хилари, - Я что, так любила его?
Лиза хмыкнула в трубку и вздохнула.
- Мда. Совсем ничего не помнишь. В таких семьях, как наша, разводов почти не бывает. Для сравнения – представляешь, если бы королева Англии развелась с мужем?
Хилари задумалась.
- Неужели все действительно так? Как странно….
- Именно так. Потом ты забеременела. Думаю, Арчи специально сделал тебе ребенка, чтобы ты даже думать о разводе не смела. У тебя были трудные роды. Сонечка родилась очень слабенькой. И ты долго болела. Потом я стала замечать, что ты перестала носить открытые платья. Он… бил тебя, Анечка. В последний год перед исчезновением ты, в основном, жила в монастыре. Я даже стала бояться, что ты примешь постриг.
Хилари удивлялась все больше.
- Но почему же ты сказала мне в Риме, что он страдал? – спросила она.
- Он очень долго тебя искал. Объездил все Штаты, потратил кучу денег на детективов, ходил сам не свой. Иногда мне казалось, что он свихнулся. Уж не знаю, из-за того ли, что любит тебя, или из-за денег твоих….
- Все дело в наследстве.
- Возможно. Прошу тебя, не подписывай ничего, пока не посоветуешься с семейным нотариусом. И еще я советую тебе посетить монастырь. Сестры, наверняка, все знают.
На третий день кто-то робко постучал в ее комнату. Хилари в этот момент сидела в кресле на балконе, наслаждаясь видом на море, поэтому не сразу услышала этот стук.
Это был Арчибальд.
Пряча глаза, он тихо сказал:
- Я пришел извиниться. Я вел себя недопустимо. Ты, такая опустошенная, такая больная, а я не проявил к тебе должного сострадания.
- Тебе знакомо это чувство? – съязвила она.
- Дорогая, ты должна меня понять. Я так страдал, я искал тебя, а ты жива - здорова, да еще спуталась…. – Арчи запнулся, заметив зловещий блеск в ее глазах, - прости меня, родная моя, я не хотел тебя обидеть…. Забудем все, ладно? Забудем и начнем все заново…. Я заказал великолепный ужин. Ты любила раньше ужинать на террасе. Не помнишь, да? Бедная моя женушка….
- Трудно поверить, что ты когда-нибудь обращал внимания на мои желания, - грустно ответила она.

Хилари проснулась от жуткого холода, сковавшего ее тело.
Очень болела голова….
Было темно. Хилари огляделась и не сразу поняла, где находится.
«Я в тюрьме?» - ужаснулась она.
Комната напоминала каменный склеп. Обстановка ограничивалась узкой кроватью и ржавым умывальником в углу. Окно под потолком было настолько маленьким, что в решетке не было необходимости.
Сдерживая тошноту и головокружение, Хилари встала, пошатываясь, подошла к двери и подергала за ручку.
Заперто.
«Мерзавец! Он что-то подсыпал мне в вино…. Завещание. Вот, что ему нужно. Подпишу…. А что потом?»
Мысль о том, что будет потом, заставила ее содрогнуться.
Внезапно зажегся свет, нестерпимой болью резанув по глазам. Хилари чуть не упала, снова почувствовав сильное головокружение.
Под потолком что-то зашуршало. Освоившись с ярким светом, Хилари разглядела сеточку, прикрывавшую отдушину.
«Крысы???»
- Доброе утро, дорогая женушка! Как ты себя чувствуешь?
Ехидный голос супруга раздавался именно из отдушины.
- Вчера ты вела себя безобразно – напилась, как портовая шлюха, била посуду…. Пришлось тебя запереть, ведь ты посмела поднять руку на фамильный сервиз.
«Там динамик. И, наверное, камера….» - поняла она, взяв себя в руки.
- А потом ты уснула. Пришлось нести тебя сюда на руках. О, конечно, мне это было приятно. И заниматься с тобой любовью в твоем интересном состоянии…. Надеюсь, тебе нравится мысль, что ты все еще желанна для меня? Но не возьму в толк, зачем ты называла меня Шоном? Я что, не справлялся с супружескими обязанностями?
Не подумав о последствиях, взбешенная Хилари разнесла и сеточку, и динамик с камерой, и саму отдушину.
Теперь надо было открыть эту чертову дверь и убираться отсюда.
Дверь не поддавалась.
Хилари как только не напрягалась, что только не придумывала…. Дверь не шелохнулась. Замок был прочным. И петли. В тот день и следующие за ним два дня она не получила ни крошки хлеба. Из крана текла ржавая вода, испражняться приходилось в ночной горшок без крышки, стоявший под кроватью.
Ночами было холодно, днем - душно. Но Хилари терпела. Арчи не мог позволить ей умереть. Заставить ее помучиться, да. Почувствовать себя униженной, по-настоящему голодной….
Ничего, она потерпит.
Несмотря на свалившиеся на нее неприятности, ей почему-то было весело. Она даже петь пробовала. Голоса у нее не было, но отчего же не спеть, тем более, что ее никто не слышит, а акустика потрясающая.
«Уж не сошла ли я с ума окончательно? Право слово, прекрасное состояние. На все наплевать. Дочь умерла, муж скотина, вот-вот заболею или умру от голода. А, понятно…. Несмотря на эти стены, я – свободна! Можно попробовать разрушить стену, но неизвестно, сколько у меня тюремщиков, кроме Арчибальда. С толпой мне не справиться. Да и не хочется переусердствовать, лишив кого-нибудь жизни. Тогда мне точно снова станет плохо. Кроме того, комната так мала, что я сама могу пострадать. А если я потолок обрушу? Надо ждать. А потом я найду Шона. И выпрошу у него прощение. Только бы он принял меня обратно!»
Утром следующего дня в дыре в стене появились маленькая камера и динамик. Наверное, она очень крепко спала ночью, если не услышала, как прочистили отдушину.
- Доброе утро, дорогая. Это опять твой любящий супруг. Скучаешь по мне?
Хилари ехидно улыбнулась, повернув к камере лицо. Она не хотела вставать с постели, да и сил не было.
- Надеюсь, ты достаточно поумнела, чтобы спокойно меня выслушать?
- Не хочешь ли снова пообедать со мной? – усмехнувшись, спросила она.
- Ты этого не заслужила, - отрезал Арчибальд.
- Ну, как хочешь. Ешь один, - рассмеялась Хилари.
Наверное, ее искренняя веселость поставила его в тупик, потому что ответил он не сразу.
- Меня не проведешь. Мы теперь с тобой будем только так общаться. После того, как я узнал, что ты натворила в Сан-Диего, я вообще не хотел с тобой встречаться. Детективы столько денег из меня выудили, прежде, чем доложили, что ты выписалась из психушки. Если бы чуть раньше…. Они потеряли тебя. Ох, до сих пор мурашки по телу…. А ты, оказывается, ничего не помнишь. Я поначалу думал, ты притворяешься…. Но ведь ты не вернулась бы ко мне, если бы все помнила? 
- Так это был ты?
Пораженная Хилари резко села на кровати. Закружилась голова, снова замутило. Пришлось прилечь.
- С какого момента ты забылась? Я с удовольствием восполню пробелы.
Хилари едва держала себя в руках.
- Не нужно, - проворчала она, - Хватит и того, что я помню. Чего ты хочешь, Арчибальд?
- Денег, милая. Денег. За последнее время я сильно поиздержался. И ты свободна.
- Сомневаюсь.
- Отчего же, родная моя? Всем известно, что ты не в себе. К тому же после смерти Сони тебе стало намного хуже. Это подтвердят специалисты. И никто, даже Элижбет, в этом не усомнится.
- Скотина.
- Ого. В монастыре это слово узнала? Или янки научили тебя? А чему еще они тебя научили? Чем зарабатывала на жизнь, пока, как его, Шона, не встретила? Ладно, не буду об этом спрашивать. Обещал же. А слово я свое держу.
- Как же…. Разве перед алтарем ты не клялся любить меня вечно? – проворчала она.
- Пока смерть не разлучит нас. Ничего, скоро разлучит, если ты не одумаешься.
- Это не в твоих интересах. Тогда мои деньги достанутся… монастырю, я полагаю….
- А ты догадлива…. Или начала вспоминать?
Хилари не ответила.
- Мне любопытно, как ты убила Хьюго и Педро? Молчишь? А, амнезия…. Удобно, ничего не скажешь. Тогда ответь, как ты смогла меня оттолкнуть? Чем ты разбила камеру и динамик? Видимо, не зря тебя держали в психушке. Психушка. Отличное слово. Сочное такое. Вульгарное, но мне нравится. Кажется, ты стала интересным объектом для исследований, дорогая. Ну, об этом я еще подумаю, а пока готовься подписать завещание. Надеюсь, твоя рука удержит ручку? Пришлось попоститься, но у тебя появилась возможность еще чуть-чуть похудеть. Миллионы женщин тратят целые состояния на средства для похудения и опасные операции, а, благодаря моим заботам, ты становишься идеальной совсем бесплатно! Да, совсем забыл. Когда будешь подписывать, не забудь, что тебя зовут Энн Данилевская, а не Хилари Патрик. Боже, какая гадость…. А, ведь, признайся, тебе было приятно, когда ирландский выродок шептал тебе это имя на ушко, когда трахал тебя в каком-нибудь сарае?
- Милый, ты болтлив…. Ты пьян? – догадалась Хилари, которой с большим трудом удавалось держать себя в руках.
- Есть немного. Это я на радостях – снова могу видеть тебя и слышать твой голос.
- Не много же тебе надо….
- Как сказать. Ну что, спускать бумаги? Или будем ждать, пока ты совсем ослабеешь?
Хилари задумалась. Пожалуй….
- Ты дашь мне развод после того, как подпишу? – осторожно спросила она.
- Ты что, с ума сошла? Я же клялся любить тебя, пока смерть не разлучит нас!
- Но тогда…. Не буду я ничего подписывать. Придется продолжить голодовку. Через пару дней я вряд ли смогу написать свое имя.
- Прости. Я не дам тебе этих дней. Ты подпишешь все именно сегодня.
- И как ты рассчитываешь заставить меня это сделать?
- Элементарно. Я приготовил тебе сюрприз. Его уже привезли. Только что доложили. Желаешь побеседовать с сестрицей?
- Лиза??? Что она тут делает? – от изумления Хилари снова села.
На мгновенье ей пришла в голову мысль, что Элижбет тоже замешана в этом деле.
- Энн, я ничего не понимаю, - раздался тревожный голос Лизы, - нас что, похитили?
- Арчи! – взвизгнула Хилари, - Зачем ты втянул ее? Ведь достаточно было только пригрозить, и я бы все подписала! Какая глупость!
- Ничего подобного. Я все продумал. У меня больше нет времени – кредиторы, знаешь ли…. К тому же, твоя сестрица оказалась слишком любопытной. Хочешь, чтобы она умерла быстро – подписывай бумаги. Или я предоставлю тебе возможность наблюдать, как она страдает.
- Спускай свои бумаги, - устало ответила Хилари.

Это был сон, она понимала, но заставить себя проснуться не могла.
Снились трупы. Много. Изодранные, искалеченные, обезглавленные, неприятно синюшные, залитые темной кровью. Она даже запах крови чувствовала, тошнотворно-сладкий. Лиц она не видела, а если видела, то не могла никого узнать. Самым ужасным было то, что она ощущала себя убийцей.
Она ходила по развалинам какого-то дома и разглядывала то, что натворила. Не просто разглядывала. Она искала того, кто заставил ее это совершить. Она его ненавидела. И хотела уничтожить то, что от него осталось. Истерзать, превратить в кашу, в хлам, чтобы никто больше не смог понять, что он был человеком.
Хилари очнулась в большой хорошо освещенной комнате и не сразу смогла понять, почему практически ничего не видит. Какое-то время не могла понять, явь это, или продолжение ее дикого сна.
Было очень тихо. Как в склепе.
Сосредоточилась.
Поняла -  лицо закрывала светлая повязка. Через нее видны были только очертания предметов, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, что она находится в своей спальне. Тело не слушалось. Она едва могла пошевелить пальцами. Она лежала на кровати. Руки и ноги были прикручены к спинкам кровати широкими и прочными ремнями, мягко, но крепко обхватившими запястья и лодыжки.
«Чтобы следов не осталось….» - со злостью подумала она, и ей стало страшно.
Оцепенение потихоньку отпускало, она начала чувствовать холод. Тело снова принадлежало ей, да что толку? Ремни были крепкими. Впрочем, можно постараться….
Она не успела.
В комнату вошел невысокий мужчина. Конечно, она его не разглядела через повязку, но то, что это мужчина, сомнений не вызывало.
Он понял, что она не спит.
- Доброй ночи, мадам, - вежливо сказал он, подойдя к кушетке, - Должно быть, вам неприятно ваше положение, но придется потерпеть. Совсем немного.
«Ночь. Уже хорошо».
- Долго? – выдавила она.
- Не долго, уверяю вас, - ответил он, кажется, улыбаясь.
- Где я?
- Вы дома. Это ваша спальня.
- Арчи где?
- У себя.
- А вы кто?
Он усмехнулся.
- Доктор ваш.
- А где Лиза?
- Лиза? – переспросил он, коснувшись ее лба, -  Как вы себя чувствуете?
- Паршиво, - призналась она, - холодно мне. Так где Элижбет?
- Понятия не имею, о ком вы говорите.
Он что-то вынул из кармана, по его движениям она поняла, что он разматывает какую-то веревку.
И она поняла. И ужаснулась.
Небольшое усилие. Повязка развалилась, словно ее разрезали чем-то очень острым.
Нелепо взмахнув руками, человек, называвший себя доктором, повалился на пол.
Короткие взгляды на запястья.
Ремни, обернутые мягким войлоком, отпустили ее руки. Хилари, поглядывая на распростертое на полу тело, быстро села и стала отстегивать ремни на лодыжках. Затекшие руки слушались плохо. Разозлившись, она без контакта освободилась и от этих пут.
А если «доктор» очнется и поднимет панику до того, как она найдет Элижбет?
Она встала, подошла к человечку, коснулась пальцами его шеи, нащупывая пульс. Он все еще сжимал в руке тонкий жгут, которым хотел удавить ее.
Жив.
Не должен жить.
Вот к чему был ее сон. Что ж, надо действовать.
Пока он не убил Лизу.
Короткий и мощный удар в висок. Мысленно, конечно.
Мужчина дернулся и расслабился. Из волосатого уха потекла густая темная кровь.
Первый.
Осторожно выглянула в коридор. Толстый мужчина спал, сидя у стены рядом с дверью. На его коленях лежал автомат.
Боятся….
Как жаль, что она не знает дома….
Мысленно ударив охранника по голове, она, не дожидаясь, пока он завалится на пол,  подняла его автомат и пошла по коридору.
Пусть живет. Пока.
Дверей тут было немного. Заглянув в каждую комнату, она убедилась, что Лизы там не было.
Вышла на лестницу. Холодея от страха, тихо спустилась на второй этаж, прошла по слабо освещенному коридору, прислушиваясь к каждому шороху.
Было страшно. Очень страшно. Кровь стучала в висках, мешая сосредоточиться и слушать звуки ночного дома.
Она услышала тихие голоса, доносящиеся из гостиной, подошла к двери и прислушалась.
- Элижбет тоже все подписала, - сказал Арчибальд, - Еще чуть-чуть, и я стану одним из самых богатых людей в Европе. До миллиардера мне, конечно, далеко…. Но долги верну, не сомневайтесь.
- Верится с трудом, - ответил незнакомый мужской голос, - А с женщинами что делать будешь?
- Я все продумал. Женушка наложит на себя руки – она не может вынести смерти дочки. А Элижбет укольчик сделаем. Будет выглядеть, будто она умерла от сердечного приступа, узнав о смерти сестры.
У Хилари от страха волосы на голове шевелились.
А он все говорил….
- Никто ничего не заподозрит. Даже следа от укола не найдут – доктор обещал. Он спец….
Что делать дальше, она не знала. Она не была уверена, что сможет опередить собеседника Арчибальда, если он вооружен.
Не можешь наступать – беги.
Она, было, пошла к лестнице, но тут же остановилась.
Она же не может оставить Лизу!!!
«Успокойся. Надо торопиться, а ты от страха шевельнуться не можешь, - сказала себе Хилари, снова начиная злиться, - Так вот что он задумал. Что ж. Теперь можно оставить всякую жалость. Все, кто в этом доме, мои враги. Я убью каждого, кто встанет на моем пути».
Странно, но этот разговор с самой собой помог ей отогнать страх. Его место медленно, но уверенно заполнила злость.
«Что ж, неплохо, - подумала она, - Продолжим».
Откуда-то она знала, как переключить оружие на автоматическую стрельбу.
Распахнув дверь, Хилари нажала на спусковой крючок. Короткая очередь прошила картину над головами Арчи и его собеседника.
Оба немедленно скатились со стульев на пол, закрыв головы руками. Не сомневаясь больше, она выстрелила незнакомцу в голову.
Попала.
С Арчи она тоже не церемонилась.
- Вставай! Веди меня к Лизе!
Он ее боялся, она это видела. Боялся так, что не смел пошевелиться, заворожено уставившись на дуло ее автомата.
Пришлось дать новую очередь.
- Вставай, я сказала!
Арчи вскочил, испуганно поглядывая на Хилари и лежавшего на полу мужчину.
В доме поднялась паника.
Хилари слышала возбужденные голоса наверху и внизу и топот множества ног по лестнице.
Нет, она не справится с таким количеством врагов, если выйдет в коридор.
Усилие, и Арчи, дико завопив, снова рухнул на пол, схватившись за нелепо вывернутые колени.
- Потерпи, голубчик, ты мне еще нужен, - бросила Хилари, прячась за креслом.
Закрыть и заблокировать дверь оказалось делом не простым, но она успела.
Арчи дико выл, прижимая руки к коленям.
Подоспевшие охранники стали палить по двери и замку. Долго так продолжаться не могло.
Короткая очередь прошила дверь. В коридоре раздались вопли.
Убивать не хотелось. Била по ногам.
- Где Лиза? – крикнула она, но Арчи, продолжая выть, ей не ответил.
- Где Лиза? – повторила она, - Говори, или я разнесу тебе башку!
- В подвале! Там, где тебя держали!
Уже проще. Если не врет.
Сколько их там, за дверью?
Эх, будь, что будет!
Закрыв глаза, она стала мысленно качать стену, разделявшую гостиную и коридор.
Стена поддалась почти сразу. Затрещало так, что даже выстрелы не стало слышно. Под потолком и у боковых стен пошли трещины. Поднимая тучу пыли, стена рухнула в коридор, придавив обломками тех, кто там находился.
Стараясь не думать, что она делает, Хилари снова начала стрелять.
Она опомнилась только когда поняла, что выстрелов больше не слышно.
Те, кто был за дверью, стрелять уже не могли, а у нее просто кончились патроны.
Пыль еще не осела, когда она выбралась в коридор и, вырвав автомат из руки мертвого охранника, на всякий случай снова полоснула очередью по заваленным кирпичами и досками телам….

Очнулась она в больнице. В настоящей больнице, с настоящими врачами и медсестрами. 
Чувствовала себя ужасно – голова раскалывалась от боли, ее тошнило, болела сломанная ключица, саднили ободранные руки, все тело было покрыто синяками и ссадинами. Долго не могла вспомнить, что произошло после того, как она нашла Лизу, целых два дня не могла вымолвить ни слова, и не понимала, о чем ее спрашивают.
Врач объяснял ее молчание шоком и просил полицейских не мучить ее вопросами.
Просто лежала, лелея свою боль. И пыталась найти в себе чувство вины. Тщетно.
Два раза в день ее навещали люди из полиции, надеясь узнать, что произошло в доме.
Ей очень повезло. Очень.
Полицейские, вызванные соседями, обнаружили ее на улице под обломками разрушенного до основания дома. Она была без сознания. Автомата при ней не было. Во всяком случае, ее о нем не спрашивали.
В доме больше не выжил никто. Тела погибших несколько дней извлекали из-под обломков.
Ее жалели….
Хилари отмалчивалась, пока все не вспомнила и не придумала свою версию случившегося.
Расправившись с охранниками, Хилари попыталась заставить Арчибальда отвести ее к Лизе. Суставы-то она вправила, но он даже стоять не мог, не то, что идти. Слушая его причитания, Хилари поняла, что придется искать Лизу в одиночку. То, что сестра находится в доме, она не сомневалась. Зато сомневалась в том, что Арчибальд действительно не может идти.
Она его убила.
Лизу это не спасло.
Убив на лестнице еще двух охранников, наверное, последних, Хилари, с трудом соображавшая от терзавшей ее боли, спустилась в подвал и отыскала комнату, где нашла мертвую Лизу.
Наверное, доктор сделал ей смертельную инъекцию еще до того, как пришел убивать Хилари.
То, что происходило дальше, Хилари вспоминала с трудом.
Сколько-то времени она провела у тела Лизы, пытаясь справиться с тупым отчаяньем и болью, разрывавшей голову.
Потом она вышла из дома и направилась к гаражу. На улице услышала крики о помощи, доносящиеся откуда-то сверху.
И вспомнила, что Арчи остался жив.
Дальше она не помнила, но не сомневалась, что дом разрушила она. Как оказалось, до основания. И сама оказалась под обломками, к счастью, не причинившими ей сильного вреда. Сломанная ключица, сотрясение мозга, несколько синяков и ссадин…. Мелочи….
Она заговорила лишь на четвертый день, когда смогла, наконец, избавиться от головной боли и привести свои мысли в порядок.
Она не мудрствовала, честно признавшись, что муж похитил ее и Элижбет, вынудив подписать завещания в его пользу. Потом, как она объяснила, она смогла бежать, спустившись из окна третьего этажа по зарослям старого плюща. Может быть, это было нелепым объяснением, но ничего лучше она придумать не смогла.
В завершение своего рассказа, она сказала, что, спускаясь вниз, услышала в доме стрельбу, а потом … дом рухнул. Это все, что она, якобы, помнила.
Дело казалось полицейским настолько запутанным…. Но Хилари выглядела настолько плохо, что ей почему-то верили. Или делали вид….
Хилари уже выписалась из больницы, и некоторое время жила в гостинице - следствие все продолжалось.
Хилари беспокоилась не о том, что ее обвинят в убийстве и, даже, не том, что убила столько людей. Ее мучило то, что она не испытывает по этому поводу никаких душевных терзаний. Это было неправильно. Она не хотела быть такой. Но у нее уже не было выбора. Как в тот день, когда она обрушила дом, погребая под ним мертвых и живых.
И еще ее очень беспокоил странный человек, неизменно присутствующий на всех ее допросах. Встречаясь с ним взглядом, она цепенела, снова и снова вспоминая глаза змеи, чуть не убившей ее в самолете.
Во время допросов этот сероглазый атлет в темном костюме, как правило, сидел у дальней спины, почти за спиной следователя, и бесстрастно разглядывал ее лицо из-под слегка опущенных век. Иногда ей казалось, что он дремлет. Вопросов он не задавал никогда. Но от его взгляда она всегда чувствовала себя неловко. Он мешал ей сосредоточиться одним своим присутствием. И головную боль, которая появлялась после визита к следователю, она приписывала именно присутствию этого человека.
Следователя его присутствие просто раздражало, он постоянно оглядывался на незнакомца, нервно крутил в руках ручку, комкал какие-то бумаги. Казалось, незнакомец отвлекает и его тоже.
Однажды она поняла, что он … видит ее насквозь.
Следствие закончилось. Дело закрыли. Причину обрушения дома так и не нашли.
Хилари смогла, наконец, уехать в Париж.
Теперь она жила в собственном огромном доме, пустом, несмотря на большой штат прислуги. Целыми днями она гуляла по улицам и паркам, вечерами подолгу рассматривала семейные фотографии, взятые в доме Лизы, уже не надеясь вспомнить….
 Человек, присутствующий на допросах Хилари, появился неожиданно. Лакей сообщил, что с Энн хочет побеседовать полковник ФБР Кевин Николс.  Хилари этот визит совсем не обрадовал, поэтому она сослалась на плохое самочувствие и отказалась принять этого человека.
Отказ Хилари, играющей в аристократизм, не произвел на него никакого впечатления. Он просто оттолкнул лакея и прошел в дом, бесцеремонно заглядывая в комнаты в поисках Хилари, и не обращая внимания на возмущенные вопли оскорбленного лакея. Хилари поняла, что от встречи не отвертеться. Она вышла из спальни в коридор и, узнав человека, сделала лакею знак, чтобы убирался.
Пришлось пригласить незнакомца в гостиную и предложить кофе.
Он сказал, что хочет поговорить с Хилари без свидетелей и не для протокола. Просто поговорить.
- Расскажи, что с тобой произошло два года назад, - предложил он, принимая из рук лакея чашечку кофе.
Хилари невольно вздрогнула и опустила глаза. Его тон и бесцеремонность выводили из себя, но заставить его относиться к ней, как к даме из высшего общества, казалось невозможным.
- Я пытаюсь забыть эту историю…. Я много рассказывала об этом событии полиции Штатов, и не хочу бередить эту рану.
- Придется, - спокойно сказал он, - Или мы разговариваем по душам, или – уже в другой обстановке, официально.
Она занервничала. Почему кипрские полицейские пускали на ее допросы сотрудника ФБР? Почему ФБР интересовалось ею? Может, они что-то знали о ее делах в Штатах? Или тут был замешан Шон? 
- Не надо, - кивнула она, меняя тон, словно, они были друзьями, и закуривая, - Хорошо. Я расскажу все, что тебя интересует. Спрашивай.
Кажется, ее поведение ему понравилось….
- Отлично. Мы с тобой поладим. Пожалуй, не буду терзать тебя вопросами о том дне, когда ты потеряла память. Расскажи о вашей жизни все, что помнишь, начиная с того дня, как покинула психиатрическую лечебницу.
Хилари на мгновение задумалась, набрала побольше воздуха и… начала так искусно сплетать правду с вымыслом, что сама себе удивилась.
Она рассказала о том, как приехала в Тусон, как устроилась на работу в парикмахерскую, как познакомилась с Шоном в небольшом кафе на окраине города и приняла предложение стать его домработницей. Врать о том, что на дом напали бандиты, она не стала.
- Они были в  форме полицейских. Но полицейские не стреляют сразу, правда? А эти начали палить, как только вышли из машины….
Николс слушал внимательно и не задавал вопросов, пока она не запнулась, размышляя, стоит ли говорить, что они жили на острове. Выдавать убежище Шона не хотелось. Но и врать казалось бессмысленным.
- Я помогу, - сказал Николс, - вы с Шоном жили на острове неподалеку от Лорето. Как называется этот остров?
Хилари смотрела на него с удивлением.
- Если ты знаешь такие подробности, то зачем спрашиваешь название острова? Проверяешь, насколько я готова вам помочь?
Николс усмехнулся.
- Именно так, мэм. Именно так. Так как называется этот остров?
Хилари задумалась снова. Честно говоря, она не могла ответить на этот вопрос. Она не знала названия. Остров, и все.
- Пытаешься вспомнить? – улыбнулся Николс, - Оставь. Продолжим. Где сейчас, по твоему мнению, находится Шон Патрик?
Хилари пожала плечами.
- Я и сама хотела бы знать. С тех пор, как мы расстались, я его больше не видела….
- Хорошо. А почему ты не обратилась в полицию после инцидента на ферме? Ведь ты утверждаешь, что на вас напали бандиты.
Хилари снова пожала плечами.
- Странные вопросы, право слово. Ну, сбежали и сбежали. Зачем было трепать себе нервы, выясняя в полиции, кто это был в действительности? А вдруг, и, правда, это были полицейские?
- Вот именно. И тебя не смущало, что ты живешь с убийцей?
Хилари отвела взгляд.
- Это была самооборона. Я могу повторить эти слова, положив руку на Библию. Я не считаю Шона убийцей. Он защищал нас от неминуемой смерти. Можешь не верить….
- Да верю я, - перебил он, - И понимаю, ты не выдашь его, потому что любишь.
Хилари вздрогнула. И медленно склонила голову в знак согласия.
- Тем ни менее, ты стала соучастницей убийства. И скрылась от полиции, сбежав с Шоном в другую страну.
- После того, что произошло, я была немного не в себе. Мне нужно было успокоиться. Вряд ли объяснения с полицией этому бы способствовали.
- И тебя совершенно не смущает, что человек, которого ты любишь, в одиночку без труда расправился с восемью отлично вооруженными людьми?
- Восемь? – удивилась Хилари, - Но на ферме….
- А тех, кто был в вертолете, ты не считаешь?
- Я ничего не знаю. Когда приехали … эти люди, Шон велел мне сидеть в погребе. Да, я слышала стрельбу, а потом видела… пару трупов. Когда нас стал преследовать вертолет, я лежала на полу, и, поверь, никак не могла вести счет тем, кто хотел нас убить и поплатился за это жизнью. Кстати, вертолет напоролся на нас винтом. И еще… они в нас стреляли, могли убить. А это, знаешь ли, страшно. А то, что без труда…. Шон служил во Вьетнаме. Да зачем я это говорю? Ты знаешь его послужной список, наверное, лучше меня.
- Да. Знаю. Я был удивлен, узнав, что вы с ним знакомы. Ты бредила. И без конца звала его.
- По имени и фамилии? – скривилась она, - Не пытайся меня обмануть. Этого не могло быть.
- Да, фамилию ты не называла, - согласился он, - Я узнал ее от прислуги твоей сестры.
Она не помнила, чтобы они с Лизой обсуждали Шона при посторонних. Работники Лизы любопытны….
Хилари нервно посмотрела на дверь. Наверняка, лакей стоял сейчас там и слушал своим большим ухом их разговор.
Николс понял ее взгляд.
- Может, прогуляемся по парку? – неожиданно предложил он.
Она немедленно согласилась, подумав, что на улице присутствие этого человека не будет ощущаться настолько тягостно.

Хилари и Николс медленно шли по дорожке английского парка, разбитого у дома. Хилари нервно теребила перчатки, которые зачем-то захватила с собой. Николс с интересом разглядывал аккуратно и причудливо подстриженные кусты и деревья. Кажется, он давал ей время подумать. О чем? Как себя вести?
Что ему можно сказать, а чего не следует? Наверняка, он знает больше, чем полицейские…. Нельзя, чтобы он подумал, что она нелояльна.
Самое простое – отвечать на вопросы лаконично. Так будет проще. Он станет задавать больше вопросов, и она сможет понять, что он знает сам.
- И ты не навел о Шоне справки? – спросила она, измучившись от затянувшегося молчания, - Зачем ты пытаешься хитрить? Ты прекрасно знаешь, кто он и где находится. Может, и мне скажешь?
Он неожиданно мягко улыбнулся.
- Пожалуй, я зря так напираю. Но в своем рассказе ты упустила очень важный момент. Постарайся рассказать в подробностях, как вы познакомились?
Ее руки стали липкими от пота. Даже перчатки повлажнели.
«Ну, не может он знать всего!»
- Я уже все рассказала. И больше мне сказать нечего, - выдавила она.
- Повтори, пожалуйста, - так же мягко попросил он.
- Мне негде было ночевать. Я полночи бродила по городу. Увидела вывеску, поняла, что бар еще работает. Зашла. Попросила хозяина взять меня на работу, получила отказ. Вышла на улицу. Не знала, куда мне идти. С Шоном мы виделись в баре. Он купил там еду. Он предложил меня подвезти. Я призналась, что мне некуда идти. Он предложил мне стать его домработницей. Я согласилась. Это все.
- Хорошая память – слово в слово повторяешь, - то ли одобрил, то ли поиздевался Николс.
Он остановился, оглядывая фигуру и прическу Хилари.
- И ты, такая… элегантная, такая … ослепительно красивая… согласилась поехать с незнакомцем за город поздней ночью?
Хилари фыркнула, едва сдерживая раздражение.
- Напоминаю, - резко ответила она, -  Я не помнила, что я – Энн Данилевская. В тот момент у меня просто не было другого выхода. Мне негде было ночевать, а район, в котором я оказалась….
- Полицейские Тусона до сих пор ищут тебя и Шона Патрика, - сказал он, - И ты знаешь, почему.
- Да, Шон говорил мне, - набравшись смелости, выпалила она, - К смерти двух подонков ни Энн Данилевская, ни Шон Патрик отношения не имеют. А инцидент на ферме…. Наверное, в Тусоне уже понимают, что убитые не были сотрудниками полиции.
Николс хмыкнул, сверля ее глазами, но тему почему-то сменил.
- Еще вопрос. Ты твердишь, что во время нападения на ферму находилась в погребе. Откуда же тебе известно, что они начали стрелять первыми?
- Они первым делом убили нашу собаку. Это я видела собственными глазами. И залегли у изгороди, стреляя по окнам. Они не пытались войти в дом, не звали хозяев. Что я еще могла подумать?
- Следователя это почему-то не интересовало, но меня мучает еще один вопрос, Хилари…. Можно я буду тебя так называть, ведь имя Энн для тебя пустой звук, да?
Хилари поежилась. Понял, как она выкрутилась…. Понял.
Подумав, кивнула.
- Отчего рухнул дом? Взрывного устройства так и не обнаружили, соседи в один голос твердят, что взрыва не слышали….
Хилари смущенно улыбнулась и ответила:
- Если даже полиция не понимает, с чего ты решил, что я могу ответить?
- Ты знаешь, - неожиданно весело улыбнулся он, - Просто не можешь объяснить.
Хилари подумала и… выдала:
- Это кара Господня….
Николс крякнул и посмотрел на нее с сомнением.
- А что, имеешь право на такое мнение, - подумав, сказал он.
Они немного помолчали.
- Хилари, теперь я обращаюсь к тебе не просто как собеседник, а как представитель власти. Ты должна дать мне слово, что, как только узнаешь что-то о Шоне Патрике, немедленно дашь мне об этом знать. Клянусь Богом, если для тебя что-то значит эта клятва, в полиции об этом не узнают.
- Если для тебя это что-нибудь значит, - поправила она.
Он кивнул.
- Я не дам тебе такого слова, - честно ответила она.
Он снова кивнул. Он совсем не удивился. И не разозлился.
- К твоему сведению, его разыскивают в пяти штатах по обвинению в убийствах. И это только в Штатах. Он опасен. И, насколько я понимаю, завязать не может. В последнее время он стал делать много глупостей. Например, убийство в собственном доме….
- На ферме? – уточнила она.
- Нет, Хилари. В вашем бунгало. На острове.
Хилари снова стало нехорошо.
- Как… в нашем доме?
- А почему тебя не смутила фраза «он убийца, и не может завязать»?
Хилари смолчала.
- Вчера в вашем бунгало был обнаружен труп некоего мужчины со свернутой шеей. Шона там не оказалось, как ты понимаешь.
У Хилари затряслись колени. Еще немного, и она бы упала. Николс поймал ее за локоть и держал, пока она не успокоилась.
- А если это… Шон??? – выдавила она.
- Нет. Это не он, не беспокойся. Шон – ирландец. Убитый был чернокожим. Это все, что я могу сообщить.
- Не все!!! - взорвалась она, - Ты лжешь, а от меня требуешь откровенности. Как вы нашли наше бунгало? Не помню, чтобы говорила кому-то, как его найти! Ты лжешь, что я в бреду называла имя Шона. После того, как очнулась, я ни слова вымолвить не могла! Допустим, про Лорето и Шона вы узнали от слуг Лизы. Но прочесать острова у побережья, не зная, на чье имя куплен именно наш…. И на ферме Шон, насколько я знаю, жил под другим именем! Ты… знаешь его, да?
Николс слушал ее с легкой улыбкой. Хилари это бесило.
- Да. Я знаю его, - согласился он, - Лично. И с другой стороны, нежели ты. Повторяю. Он – убийца. Жестокий и безжалостный. Он опасен. Для него убить человека – что муху прихлопнуть. А вдруг он маньяк, и ему просто нравится убивать?
- Даже думать об этом не хочу! Я просто не верю, - зло ответила она.
- Как хочешь. Теперь скажи, откуда у него деньги на покупку и аренду островов и самолетов? Да и ваша поездка в Европу обошлась в кругленькую сумму. Надеюсь, ты понимаешь?
Можно сказать? Нельзя? Да знает он!
- Он… торговал оружием!
- Нет. Он не торговал оружием. То, что ты видела, просто там хранилось. Попросили его, понимаешь? За вознаграждение, конечно, но за аренду склада столько не платят, поверь. Он – наемный убийца.
Она поняла. Она уже все поняла.
- Он работал на ФБР, да? А потом вышел из-под контроля и пропал?
Николс молчал долго. Просто смотрел на нее и молчал. А Хилари ждала, ругая себя за излишнюю болтливость.
- Ты догадлива, - наконец, ответил он, - Ты умна, Хилари. Именно поэтому я с тобой сейчас разговариваю. И честно скажу – мы не оставим вас в покое. Когда-нибудь ты поможешь нам его найти, даже если сама не будешь его искать. Он придет за тобой. А мы будем его ждать.
- Вы убьете его? – выдохнула она.
- Нет. Он нам нужен живым.
- И вас, конечно, не смущает, что он – жестокий и безжалостный убийца? – снова не сдержалась она, - Ведь именно вы сделали его таким….
- Как посмотреть…. Впрочем, спорить не буду. Надеюсь, ты понимаешь, что наш разговор должен остаться между нами?
Она вздохнула.
- Обещаю – с прислугой я это обсуждать не буду. А больше… не с кем мне говорить. Я осталась одна.
 - Сожалею, - развел руками Кевин, - И соболезную. Потерять разом дочь и сестру….
- Не надо мне соболезновать. Не нуждаюсь. Жалко девочку. И Лизу жалко. Но они не были мне родными. Я их не помню!!! – с горечью призналась она.
- Да, я знаю…. У тебя действительно амнезия. Но придет время….
- Придет и придет. Ты узнал все, что хотел? Еще вопросы есть?
- Мне нравится, как ты реагируешь, - неожиданно признался он, - Во всяком случае, ты не перестаешь меня удивлять. Пожалуй, закончим этот разговор. Мне жаль, что мы не можем стать друзьями, право слово.
Зачем он это сказал?
- С такой работой, сэр, у тебя не может быть друзей. Вряд ли ты лучше Шона, жестокого и безжалостного убийцы.
- Может быть…. Может быть…. – задумчиво ответил он, останавливаясь, - Ну, что ж… прощай.
- Насколько я понимаю, мы еще увидимся, - холодно ответила она.
- Мне бы этого хотелось, - ответил он, пристально глядя в ее глаза.
Она выдержала этот взгляд, высокомерно кивнула и решительно ушла к дому, кожей чувствуя его взгляд, провожающий ее до самых дверей.

Больше Николс не появлялся.
Хилари много думала об их разговоре. Она знала, что своими откровениями не навредила Шону. Знала и то, что не должна заниматься поисками Шона, как бы ей этого ни хотелось.
Хилари могла уехать из Парижа. Вот только куда? И зачем? А если Шон будет искать ее?
От нотариуса она узнала, что у нее действительно есть завещание, по которому все ее деньги, за исключением небольшой доли для дочери, после ее смерти должны достаться монахиням. Хилари помнила, как Элижбет доверяла этому человеку, и хотела посоветоваться с ним о детективе, который помог бы найти Шона, но вовремя одумалась. Оказалось, ему нельзя доверять. Когда она спросила, не навещали ли его сотрудники ФБР, нотариус затрясся, как осиновый лист, и ответил отрицательно. Солгал, решила Хилари.
Подумав, навестила монастырь. Настоятельница приняла ее очень тепло. А как же иначе?
Хилари прожила в монастыре целую неделю и, честно говоря, уезжать ей оттуда совсем не хотелось. Здесь было тихо и спокойно. Тут можно было отдохнуть душой. Наверное, она любила это место, пока была Энн.
Хилари много разговаривала с настоятельницей, пожилой миловидной женщиной, очень душевной, открытой и умной. Настоятельница не скрыла, что ее посещал Кевин Николс, подробно изложив весь их разговор.
Его интересовали подробности прошлой жизни Хилари и ее религиозные переживания. Нормально. Никаких других вопросов он не задавал.
Помучившись в сомнениях, Хилари решилась. Заставив настоятельницу поклясться именем Господа, что никто не узнает об их разговоре, она попросила ее помощи в поисках Шона.
Настоятельница посоветовала обратиться к некоему Дереку Декстеру, владельцу небольшого детективного агентства на окраине Парижа.
Через три месяца Декстер помог ей достать документы на имя Генриетты Гарриет и Хилари Патрик. Хилари купила три билета на самолеты. В Токио под именем Энн полетела отлично загримированная под Хилари подружка Декстера, под именем Хилари в Канберру отправилась его секретарша, а сама Хилари под именем Генриетты полетела в Даллас, где, как сообщил Декстер, Шона несколько раз за последний месяц видели в некоем баре.
Пришлось постричь волосы, надеть светлый парик и большие темные очки. Банальная предосторожность, но не лишняя.
Она поселилась в небольшом отеле неподалеку от бара, где, по словам Декстера, часто появлялся Шон, или человек, очень на него похожий. Место было относительно спокойным, и Хилари не беспокоилась за свою безопасность. Правда, первые дни ее пугали частые встречи с полицейскими, заходившими в бар пропустить стаканчик-другой в конце рабочего дня. Оказалось, участок находится совсем рядом. В этом баре полицейские расслаблялись и относились к остальным посетителям без профессионального интереса.
Прошла неделя. Шон не появлялся. Волей-неволей Хилари перезнакомилась со всеми постоянными посетителями, ведь ей приходилось ежедневно сидеть тут до самого закрытия. Вечерами она неизменно занимала столик в углу напротив входной двери и часами смотрела телевизор, вежливо отшивая тех, кто хотел с ней познакомиться. На всякий случай объяснила бармену, что приехала в Даллас искать работу, а в снятой ею комнате отсутствует телевизор.
В тот день она пришла в бар позже, чем обычно, почти перед закрытием. Задержали дела – нужно было созвониться с Декстером, а он все не брал трубку….
Шон сидел у стойки, внимательно разглядывая содержимое бокала и, кажется, был сильно пьян. Хилари, едва сдерживая волнение, села рядом. Шон не удостоил ее взглядом.
- Как обычно? – весело подмигнув, спросил бармен.
- Да. Мартини, - тихо сказала она.
Шон вздрогнул, но не обернулся, краем глаза заметила Хилари. Она избегала смотреть в его сторону, понимая, что должна скрывать, что они знакомы.
Все ее внимание было направлено на Шона, поэтому она не слишком охотно отвечала на вопросы бармена, давно набивавшегося к ней в приятели.
Поставив перед ней бокал, бармен сказал:
- Что-то ты припозднилась сегодня. Думал, уже не придешь.
Хилари не ответила. Надо было взять бокал, но она боялась, что бармен заметит, как у нее трясутся руки….
- Что, и сегодня неудача? – по-своему понял бармен.
- Да. Опять ничего. Наверное, придется вернуться домой ни с чем….
- Говорю тебе, устраивайся сюда. Мне сменщик нужен.
- Спасибо, но такая работа не по мне….
- Зря. Платят неплохо….
- Понимаю, - вздохнула она, - Наверное, поеду в Кентукки. К тетке. Она будет мне рада.
Она, будто бы невзначай, посмотрела на Шона и на миг встретилась с ним глазами. Этого хватило, чтобы прочитать в его глазах такую бездну чувств, что у нее перехватило дыхание.
Немедленно отвернувшись, Шон залпом выпил свой виски, встал и, пошатываясь, быстро пошел к выходу. На стойке остался его бумажник.
Хилари переглянулась с барменом, схватила бумажник и громко сказала:
- Эй, ты забыл бумажник!
Шон, словно не слыша, вышел и захлопнул за собой дверь.
Хилари сорвалась с места и бросилась за ним.
На улице уже было темно. Слепой фонарь едва освещал угол дома, за который свернул Шон.
- Эй! Подожди! Ты потерял бумажник! – выкрикнула Хилари, срываясь с места.
Мысль о том, что она его не догонит, повергла ее в ужас.
Переулок, в который свернул Шон, был освещен только лунным светом. Хилари пыталась бежать в темноте, но споткнулась и упала, разбив колено. Она встала и, морщась от боли, медленно пошла вперед, прислушиваясь к звукам ночной улицы. Она не слышала ничьих шагов, кроме собственных.
Хилари запаниковала.
Сильные руки зажали ей рот и схватили за руку.
Она пискнула от неожиданности и замерла.
- Это я, - шепнул Шон, - молчи.
Она немедленно расслабилась и кивнула. Он разжал руку, зажимавшую ее рот, и повел ее куда-то в полной темноте.
Ныла ключица, нещадно саднила разбитая коленка, но это было не важно. Хилари была счастлива….
Шон завел ее в какую-то дверь и помог спуститься по крутой лестнице в подвал.
Шон вкрутил лампочку.
Хилари бросилась к нему. Он прижал ее к себе, покрывая ее лицо и шею жадными поцелуями.
- Ты простил меня? – шептала она, прижимаясь к нему всем телом и млея от его страсти, - Я так скучала…. Я так ждала тебя….
- Если бы ты знал, что со мной произошло за эти месяцы…. – пожаловалась она, застегивая блузку.
- Я знал, - невозмутимо ответил он.
Шон сидел на узком деревянном топчане, накрытом старым одеялом.
Узкое помещение, заваленное старой мебелью, ящиками, пустыми банками и другим хламом, наверное, служило кому-то складом.
- Ты знал? – возмутилась она.
Шон встал и нежно привлек ее к себе.
- Я в розыске, ты же знаешь, - тихо сказал он, прижавшись щекой к ее волосам, - Я не мог подать весточку, а за тобой следили. Я был на Кипре после того, как ты попала в больницу. И жил там, пока не закончилось следствие.
Она снова вскинула на него возмущенные глаза.
- Если бы ты не выпуталась сама, я бы обязательно вмешался.
- Если бы я знала, что ты рядом, мне было бы легче…. – обиженно сказала она, - Я столько сил потратила на твои поиски….
- Знаю. Просто я боялся, что ты не сможешь сдержать эмоций, если увидишь меня.
- И сколько ты еще хотел скрываться от меня? Почему ты не пришел, когда закончилось следствие?
- Я же сказал – за тобой следили. Твой лакей, Анри, кажется….
- Андре, - машинально поправила она.
- Да. Андре. Он раз в неделю встречался с одним человеком из ФБР, чтобы доложить о твоих делах, и возле дома постоянно кто-нибудь дежурил.
Они замолчали.
- Хилари, не осуждай меня. Я хотел выждать немного….
- Ладно, - проворчала она, - оставим эту тему. Хорошо, хоть сейчас встретились…. А сейчас за мной следят?
Он пожал плечами:
- Не знаю. Если только бармен….
- Фу. Не ревнуй.
- Не могу….
Она отодвинулась и оглядела помещение. На ящике возле топчана стояли несколько треснувших грязных чашек и банка дрянного кофе.
- Ты здесь живешь? – удивилась она.
- Нет, конечно. Я нашел этот подвал случайно.
- Поедем ко мне? – с надеждой спросила она.
Он медленно покачал головой.
- Ты все еще не понимаешь….
- Шон, мне так много нужно тебе рассказать…. Почему ты вернулся в Штаты? Почему не выбрал какой-нибудь городишко в Европе? Да где угодно! Тебя же ищут здесь!
- В этом штате пока не ищут, - хмуро усмехнулся он, снова садясь на кушетку.
Она села рядом. Очень нужно было спросить.
- Кевин Николс…. Знаешь его?
Шон кивнул.
- Он сказал, что ты убил человека. На нашем острове.
Шон вздохнул. И нехотя кивнул.
- Почему? – спросила она.
- Хилари, я же не мальчишка, - пряча глаза, с досадой сказал он, - Так было нужно. Не надо тебе всего знать. Кевин…. Он рассказал тебе обо мне?
Она кивнула. И обняла его, доверчиво прижавшись щекой к его плечу.
- Мне жаль, - пробормотал Шон, тоже обняв ее.
- Это ничего не меняет, даже не думай…. – прошептала она.
- Спасибо….
Молчали долго, наслаждаясь близостью друг друга и сладкой болью, терзавшей сердца.
- Как же мы будем жить? – спросила она с тоской.
- Я думал об этом…. Полиции и ФБР даже в голову не придет искать нас там, где мы уже отметились. Поедешь на нашу ферму. Я устроил так, что ее купила моя тетка. Она сейчас живет там.
- А ты? – вскинула голову она.
Он нежно поцеловал ее и тихо ответил:
- Поодиночке проскользнуть легче. Я приеду позже. Обещаю. Страшно было, когда Кевин тебя допрашивал?
Хилари кивнула.
- Он… словно смотрел внутрь меня. Странный такой. Он не допрашивал меня. Приехал как-то в особняк, попросил беседы тет-а-тет. И стал задавать такие вопросы, что мне дурно было. О тебе, обо мне…. Он, как будто, все знал, понимаешь?
Шон встрепенулся:
- Ты ему о своем даре….
- Конечно, нет. Я больше не хочу в психушку….
- Боюсь, что психушкой в этот раз ты не отделалась бы, - он взволнованно взъерошил волосы.
- Почему? – встревожилась она.
- Надеюсь, он не разглядел в тебе ничего невероятного…. Наверное, не надо тебя пугать, но боюсь, что он больше заинтересован в тебе, а не во мне. Он увлечен делами, которые попахивают чертовщиной. Он… одержим. И он – профессионал в своем деле.
- Да. Я помню, он как-то странно выражался, спрашивая меня о разрушении дома….- сказала она задумчиво, - Но разве можно поверить, что человек способен на такое? Люди даже в Бога не верят….
- Наивная…. Неужели ты считаешь, что одна в целом мире обладаешь уникальными способностями? Кевин как раз таких людей и изучает. Для него все эти штучки такое же привычное дело, как счета для бухгалтера.
- Мне кажется, я врала правдоподобно…. – промямлила Хилари.
- Его не обманешь. Кажется, он способен читать мысли. Да, не удивляйся…. У тебя совсем нет опыта. И врать ты небольшой мастер. Давай, рассказывай подробно весь ваш разговор. Будем искать выход.

Хилари, оставив сумки на улице, помахала рукой улыбчивому водителю и снова повернулась к дому.
Немного покосилась облезлая крыша, дом обветшал и требовал покраски, изгородь в некоторых местах была сломана. Ничего, это поправимо….
Из дома никто не выходил. Судя по наглухо задернутым новым занавескам, сверкавшим белизной из-за чистых стекол, Клариссы дома не было.
На всякий случай Хилари подергала ручку. Дверь со скрипом отворилась.
Хилари вошла в прохладное помещение, пропахшее тушеной капустой, и огляделась.
Никого.
Дверь за спиной резко захлопнулась. Обернувшись, Хилари с ужасом увидела огромного негра в штатском, закрывшего путь к отступлению, и попятилась назад.
- Добрый день, мадам.
Голос за спиной был знакомым, но это испугало еще больше.
У заднего выхода стоял Кевин Николс собственной персоной.
- Дорога была трудной, я полагаю? Хочешь кофе? – чересчур вежливо спросил он.
Кевин указал ей на кресло Шона. Ей ничего не оставалось делать, как сбросить оцепенение и подчиниться.
- Извини за вторжение, - продолжал Николс, - Но ты так неожиданно пропала из Парижа, я переживал…. Ведь с тобой постоянно случаются неприятности. Кто-то должен всегда быть рядом, чтобы тебя защитить.
- Где Кларисса? – резко спросила Хилари, начиная злиться.
- Она в полном порядке, не сомневайся. И ее кошечка тоже. Кларисса любезно согласилась вернуться домой. Вчера уехала, если интересно.
Кевин сел на диван напротив Хилари, потянулся и спросил:
- Так что на счет кофе?
- Желаешь, чтобы я сама приготовила? – сердито спросила Хилари, - Отвыкла, знаешь ли…. В Риме и Париже для этого была прислуга.
- Что вы, что вы…. Я даже думать не смел…. Сэм, не мог бы ты…. – он даже не взглянул в сторону негра, продолжая сверлить Хилари глазами.
Сэм двинулся к кухонным шкафчикам. Хилари резко поднялась с места.
- Не стоит, Сэм. Лучше стойте, где стоите. С некоторых пор не люблю, когда кто-то крутится за моей спиной. Я сама сварю вам кофе, так уж и быть. Надо привыкать к новой жизни и полной самостоятельности.
Сэм нерешительно остановился. Николс кивнул. Сэм вернулся к двери.
- Да бросьте, Сэм, - улыбаясь, сказала Хилари, - можете сесть на диван. Куда я денусь? Машина уехала. Не стоит меня так явно охранять. Или вы думаете, что я дам стрекача по направлению к городу?
Кевин хмыкнул. Хилари это понравилось. Пожалуй, так себя и надо вести.
Сэм остался стоять у двери.
Пока закипал кофе, Хилари тараторила без умолку, не давая изумленному Николсу вставить ни слова:
- Честно признаюсь, ты, Кевин, последний человек, которого я бы хотела принимать в этом доме, но, так и быть, буду любезна. Кофе со сливками? Стрихнина, прости, не держим…. Вижу, вы неплохо тут себя чувствуете. Ордер имеется? Насколько я знаю, эта ферма – частная собственность. А ты изменился, Кевин. Недосыпаешь? Темные круги под глазами, мешки…. Может, комары достали?
- Надо же, какие перемены…. – наконец, с легкой иронией сказал Николс,  - В Риме ты была больше похожа на Энн, но ты, оказывается, все-таки Хилари….
- Я не знаю, кто я, Кевин. До сих пор не знаю. Зато я знаю, кто ты и догадываюсь, каким ветром вас с Сэмом сюда занесло.
- И каким же? – продолжая улыбаться, поинтересовался он.
Кажется, ее игра ему нравилась.
- Любопытство – это порок, Кевин. Разве тебе мама об этом не говорила?
Она разлила кофе по чашкам, первую подала удивленному Сэму, вторую – Кевину, третью поставила на столик и села рядом с Николсом, забравшись на диван с ногами.
Хулиганка, да и только.
Изображая неподдельный интерес, она спросила:
- Так какого же черта вы сюда приперлись?
Кевин рассмеялся. Сэм поперхнулся горячим кофе.
- Тоже самое хочу спросить у тебя, - посмеиваясь, сказал Кевин.
- Я первая спросила, - капризно заметила она.
- Соскучился. А ты?
- Не могу ответить тем же, извини…. Хотела, знаете ли, навестить дорогие моему сердцу места.
- …где были убиты восемь человек, - добавил Кевин, - Между прочим, сотрудников ФБР.
Она изобразила испуг, закрыв лицо руками.
- Как? Неужели в ФБР работают бандиты???
Николс, продолжая смеяться, переглянулся с Сэмом. Сэм, наконец, откашлялся и тоже хохотнул. Для приличия, наверное.
- Ну, в любом учреждении могут быть случайные люди….
- Надеюсь, это были последние случайные люди в ФБР, - беспечно улыбнулась она, - Думаю, ваше бюро должно выписать нам небольшую премию…. Я от своей части отказываюсь в пользу пресвитерианской церкви. А Шон пусть сам решает.
- Действительно. Спросим у него позже. Когда он намерен приехать? – Николс прищурился.
Хилари под его странным взглядом чувствовала себя неуютно, поэтому обернулась к Сэму.
- Право же, не знаю, когда он приедет. Сэм, может, все же присядете? Вы тут сколько суток стоите? Ноги же не казенные….
- Хилари, а куда, позволь спросить, ты исчезала на целых три недели? Какие еще дорогие вашему сердцу места ты посетила?
- Да так… - неопределенно отвечала она, - Ездила по миру, рассматривала достопримечательности.
- Да, я слышал. В Канберре была и в Токио. Сувениры привезла?
Хилари хихикнула и взяла в руки чашку с немного остывшим кофе.
- Багаж потерялся в аэропорту. Такая досада…. Суши протухнут….
Кевин снова беззаботно рассмеялся.
- Вижу, поездка пошла тебе на пользу. Выглядишь на миллион баксов. Даже в этой кофточке с распродажи в Далласе.
Хилари чуть не выронила чашку.
Откуда???
Ах, да. Мысли читает. Как же закрыться? Или уже поздно?
- Ладно, оставим светскую болтовню, - с иронией сказал Николс.
- Я – вся внимание. Сэм, вы готовы к серьезному разговору?
Сэм, глянув на Николса, нерешительно кивнул.
- Забавляешься, – отметил Кевин.
- Это ты забавляешься. Почему бы не задать свой вопрос прямо? Хотя, знаешь ли, любопытство сгубило кошку.
- Я бы назвал это любознательностью.
- Ты, вроде бы, вырос из детских штанишек, - с недоверием произнесла она, оглядывая его мощную фигуру.
- Работа у меня такая. Интересная, - парировал Кевин, - Вернемся к наболевшему. Где сейчас Шон? В Далласе?
- Не знаю, - честно ответила она, и добавила, заговорщицки снизив голос, - Я недавно поняла, что он – везде.
Кевин хмыкнул и уточнил:
- Везде, где ты?
Хилари огляделась и с испугом посмотрела на Николса.
- Ты его видишь? Ой, что-то я стала переживать за твое здоровье.
- Не стоит. Я сам о себе позабочусь. В прошлый раз, когда мы виделись, ты была умницей, хотя твоя история была правдивой лишь наполовину. Но ты была так красноречива….
- Я и сейчас не молчу, - пожала плечами она, - А с чего ты взял, что я лгала? Ты что, мысли читаешь?
Кевин снова хмыкнул и, поставив пустую чашку на стол, попросил:
- Сэм, сходи за сумками мадам. А то еще сопрут, не дай Бог.
Хилари хихикнула:
- Нет. У нас не воруют. Не беспокойтесь. Сэм, будьте так любезны, принесите мои вещи.
Сэм вышел.
- Хилари, дай мне свою сумочку, пожалуйста, - попросил Кевин.
- Зачем? – удивилась она.
- Хочу посмотреть документы, только и всего.
Хилари поднялась с дивана, принесла ему сумку, брошенную в кресле и, отдавая, предупредила:
- Осторожно. Пистолет заряжен.
Николс открыл замок и вытряхнул на столик содержимое сумки. Развернул паспорт, полистал….
- Документы в полном порядке, как я и думал. Поздравляю. Замуж вышла?
- Это про фамилию? – беспечно уточнила она, - Я решила стать писательницей. Сам знаешь, столько приключений за последние два с половиной года…. Врачи советовали выложить мысли на бумагу….
Вернулся Сэм с дорожными сумками, поставил их рядом с диваном и занял свой пост у двери.
- Шманать будете? – по-русски спросила Хилари.
- Что? – не понял Кевин.
- Ордер есть, я спрашиваю?
- Да брось. Мы же просто беседуем…. Да, Генриетта Гарриет – звучное имя. Запоминаемое такое…. Шон в Далласе, насколько я понимаю.
- Правда? – изумилась она, - Тогда мне нужно немедленно туда вернуться.
- Не умничай, - неожиданно сердито бросил он, - Мне нравится твое настроение, но поговорим о делах. ФБР очень тобой интересуется. Так что решим наши проблемы и можешь продолжить путешествие по дорогим сердцу местам.
Грациозно выгнувшись, Хилари взяла со стола пачку сигарет и, неторопливо закурив и выпустив тонкую струйку дыма, сказала:
- Не лги. Просто так вы от меня не отстанете. Даже если мной владеет неодолимое желание содействовать бюро.
- Рад. Искренне рад такому желанию. Начнем?
- Пожалуй, - согласилась она.
- Расскажи, как  тебе удалось размозжить головы Свенсона и Бертини?
Отпираться не имело смысла.
- Это кто? – уточнила она, прищурившись.
- Это люди, которых нанял твой покойный супруг.
Она посерьезнела и нахмурилась.
- Понятно. Надо же. У подонков такие красивые фамилии…. Зачем спрашиваешь? Неужели не читал записи моего психиатра в Сан-Диего? Там все изложено в мельчайших подробностях, которые я сейчас не вспомню.
- Читал, конечно. Просто зачитывался. Идиот - профессор, который каждый день общается с Наполеонами и Клеопатрами, навязал тебе историю о нервном потрясении, и ты, умница, в конце концов, с ним согласилась, сообразив, что иначе он поможет тебе стать овощем.
- Но мы-то знаем… - загадочно протянула она.
- Да, - согласился он, - мы знаем. Так как тебе это удалось?
- Неужели ты всерьез веришь в сказку, рожденную моим больным воображением? – на всякий случай сказала она.
- Без сказок жизнь скучна. Так что, ответишь?
- Нет, - покачала головой она, не собираясь сдаваться, - Я не знаю, как это вышло.
- А потом это стало происходить с завидной регулярностью. Хуан и Карлос Монтерро…. Логан Берг. Колин Фаргус. Михал Саплиска…. Еще перечислять?
- Не стоит. Я не знаю этих имен, - спокойно ответила она.
- Но людей-то знаешь…. Знала, - поправился он, - Первых двух ты убила у бара в Тусоне, остальных – в доме на Кипре. В том самом доме, где ты устроила настоящую бойню, а потом замела следы, разрушив старинный особняк, который при надлежащем уходе простоял бы еще лет двести. Заметь, я не напоминаю о том, что некоторых ты расстреляла из автомата. Это пусть полицию волнует. А меня волнует другое твое оружие. Ну, что, поговорим об этом?
Может, убить их?
Не успеет. Сэм стоит у двери. И не просто стоит. Он готов к любой ее выходке. Пристрелит – и поминай, как звали.
- Поговорим, - согласилась она.
- Вот и умница. Шрам Шона, конечно, твоих рук дело?
И это знает.
- Такие метки обычно остаются у людей на всю жизнь. Но эти люди не знакомы с тобой, - продолжал он.
- Чепуха какая-то, но интересно. Продолжай, - улыбнувшись, сказала она.
Шон и Хилари валялись тогда на пляже. Шон дремал, лежа на животе, а Хилари с любовью рассматривала его безмятежное лицо и ладное сухощавое тело.
Шрамов на нем было многовато. Особенно портили вид длинные отметины и  глубокие впадины на его голени, оставшиеся после встречи с крокодилом. Казалось невероятным, что кости остались целы, и Шон не хромал.
Она нежно провела пальцами по его голени. Шон улыбнулся во сне.
Хилари улыбнулась в ответ и снова посмотрела на шрам.
«Можно попробовать».
Она сосредоточилась.
- Что ты делаешь? – сонно пробормотал Шон, поглядев на нее из-под опущенных ресниц.
- Спи, милый, спи, - улыбнулась она и снова погладила его по ноге.
Шон приподнялся на локтях и посмотрел на свою ногу. Потом резко сел и, вывернув голень, провел по ней рукой.
Дремоты как не бывало.
- Зачем? Зачем ты лишила меня моей гордости??? – с деланным раздражением спросил он, - Я мечтал, как долгими зимними вечерами, сидя в кресле-качалке под шотландским пледом, буду рассказывать нашим внукам историю о крокодиле и моем бессмертном подвиге….
- О чем задумалась? – прервал ее мысли Кевин.
- О шрамах, - призналась она.
- Вот и я все думаю – как? Как тебе это удается? Представляешь, твоего Шона пару раз задерживали в Штатах. Но визитная карточка, шрам на ноге, куда-то подевалась, и дурни-полицейские, извинившись, его отпустили.
- Наверное, это был не Шон, - пожала плечами она, радуясь, что помогла Шону избежать неприятностей.
- Может быть, может быть. Но я думаю, это был он. Во всяком случае, люди с фотографий из участков похожи на Патрика, как братья-близнецы.
Она вздохнула:
- Может, у него правда братья были? Ты же знаешь, кто был его отцом, не знала даже его мать.
Кевин кивнул:
- Согласен. Ладно, оставим его шрамы в покое.
- А что, в тех полицейских участках работают идиоты? – поинтересовалась она, - существует же база отпечатков пальцев….
- Существует, - снова согласился он, - Но полная информация о Шоне засекречена. Его отпечатки есть только в нашей базе данных. Полицейские знали про шрам. Шрама не оказалось. Его отпустили. Такие дела. Так что с убийствами? Будешь говорить?
- Нет.
- Жаль. Значит, придется сдать тебя в полицию.
- За что? – удивилась она.
- За использование поддельных документов, в том числе, на ношение оружия. Еще можно намекнуть, кому надо, чтобы отпечатки твоих пальцев сверили с теми, что нашли на прикладах автоматов в разрушенном тобой доме. Возможно, что-то совпадет….
Хилари равнодушно пожала плечами.
- Не понимаю, почему ты приписываешь мне все эти убийства на Кипре. Дом рухнул, люди пострадали под обломками.
- Дом-то рухнул. Но головы Берга, Фаргуса и Саплиски нашли целыми. Патологоанатомы выяснили, что они погибли от инсульта. Не слишком ли много инсультов в одном доме? Элижбет, насколько я понимаю, убила не ты. Не успела спасти, да?
Хилари кивнула.
- Так кто тебя интересует больше, Кевин, Шон или я? – спросила она.

- Добрый вечер, Хилари.
- Добрый вечер.
Странно, но Хилари была рада приходу Кевина.
- Садись. Кофе нет, извини.
Хилари сидела в большом уютном кресле в пустынном полутемном фойе закрытой клиники, куда привез ее Кевин, и смотрела телевизор.
Она находилась тут уже два месяца. Ежедневно с самого раннего утра начиналась суета. Ее постоянно тестировали, навешивая на ее тело какие-то датчики, гипнотизировали, брали различные анализы. Результатами исследований с ней не делились. Она понятия не имела, о чем болтает под гипнозом и что значат скачущие линии на дисплее, которые появлялись, как только на нее цепляли датчики. Понимая, что не должна показывать все, на что способна, она пыталась филонить, но ее немедленно вычисляли. Однажды, в наказание за непокорность, даже вкололи что-то ужасно неприятное, отчего она целые сутки не могла пошевелиться, чувствуя себя совершенно беспомощной.
- Понимаешь, дорогая, беспомощность бывает двух видов, - нудел профессор психологии, сидя в тот день у ее постели, - когда не можешь посадить самолет, у которого отказали приборы, или когда начинается паника оттого, что нужно вдеть одеяло в пододеяльник. Пока ты испытываешь беспомощность первого типа. Но в наших силах сделать так, что ты, прекрасно понимая, что происходит, начнешь испражняться в собственные штаны. Не вынуждай нас поступить с тобой настолько жестоко. Мы пока помним, что ты человек, а не подопытная мышь. И стараемся не причинять вреда твоему физическому и психическому здоровью. Твои возможности не исследованы даже на миллионную часть. Но то, что ты делаешь под гипнозом…. Чудеса, да и только. Допускаю, что ты о многих своих способностях и сама не догадываешься. Мы поможем тебе узнать себя получше.  А ты, в свою очередь, должна помочь нам. Поверь, мы не требуем невозможного, но ты должна пытаться выполнять все наши требования. Выбор за тобой. Или ты помогаешь нам, или превращаешься в овощ.
В ответ она не смогла даже кивнуть. Ей было страшно. Настолько страшно, что на следующий день она приняла все их условия.
Профессор лгал, конечно. Она понимала, что, рано или поздно исчерпает свои возможности, и ею займется патологоанатом. Но это – потом. А сейчас, когда ее оставляли, одну, она могла обдумывать планы побега, опасаясь, однако, что рассказывает все, что придумывает, при очередном сеансе гипноза.
Днем всегда было много дел, а вечерами она откровенно скучала – на всем этаже кроме нее и трех неизменно находившихся рядом охранников, которые отказывались разговаривать с ней, никого больше не было.
Двери тут были надежными. Она почему-то не могла справиться ни с одним  запором. Так же, как в подвале дома на Кипре. 
Она мучилась от неизвестности и безысходности. Она понятия не имела, где находится Шон, и знает ли он о ее трудностях.
Увидев Кевина, она обрадовалась редкой возможности поболтать. Только он мог что-то объяснить. Она чувствовала, что он относится к ней с симпатией, и надеялась на его помощь.
- Ну, и что я выболтала под гипнозом?
- Гипноз – тонкая вещь. Похлеще детектора лжи. Теперь мы знаем, в каком состоянии ты должна находиться, чтобы убить человека.
- В злобном, - проворчала она, - Это я и без вас знаю. Я тоже много об этом думала, поверь мне. Со взрывами черепов в Сан-Диего и Тусоне я, конечно, перестаралась. Не умела еще…. В доме на Кипре хватило и инсульта. Я, знаешь ли, на острове не только на пляже валялась. Точнее, валялась. Но с книжечками по анатомии и химии.
- Кстати, о химии.... Представляешь, как только ты собираешься выкинуть что-то из своего арсенала, в твоей крови происходит загадочный химический процесс. В детали вдаваться не буду. Поразительно – одного твоего желания достаточно, чтобы в крови появился неизвестный современной науке элемент. А потом он бесследно исчезает. Вот такие дела.
- Удивляться не буду – я об этом уже думала.
- Ты умница, Хилари. Просто умница, - с неподдельным восхищением сказал он.
Хилари смутилась. Она готова была поклясться, что нравится ему. Она чувствовала, что он интересуется ею не только как лабораторным объектом. Она понимала, что нравится многим мужчинам, но внимание Кевина к ее персоне, его взгляды, его улыбки… радовали и заставляли кровь бежать быстрее, хотя она не испытывала к нему чувств, подобных тем, которые разбудил в ней Шон.
- Со многими тестами ты справляешься великолепно, - продолжал Кевин, - ты обожаешь крушить и ломать. К примеру, ты без труда уничтожила бетонную стену толщиной в двенадцать дюймов. Под гипнозом, правда.
- Теперь понятно, почему на меня злился доктор Паттерсон… - проворчала Хилари.
Этот тест без гипноза она не прошла.
- Не волнуйся, я объяснил ему, что ты просто устала, - улыбнулся Николс.
- Что еще?
- Ключица твоя. На Кипре ее еле собрали, а сейчас она … как новая.
- Смешно, - скривилась Хилари.
- Гениально! Просто гениально. Теперь, после того, что мы знаем, я предлагаю тебе воспользоваться нашей дружбой.
- Дружбой? Ты о чем?
- Заключим сделку. Надеюсь, тебе тут надоело?
- Еще бы…. А что? – оживилась она.
- Если ты примешь мои условия, ФБР предоставит тебе нормальные жизненные условия. В клинику ты будешь приезжать лишь изредка. Это необходимо, чтобы ученые могли следить за твоим здоровьем. Будешь жить, где захочешь – хоть на ферме, хоть на острове….
- А что взамен?  - хмуро спросила она, - Надо разрушить Асуанскую плотину?
Он улыбнулся.
- Нет, оставим эту достопримечательность Египту. Ты будешь выполнять некоторые поручения ФБР.
- А как на счет свободы совести и прав человека? Выбора-то мне не дают.
- А как на счет обвинения в расстреле девяти человек?
- Мерзкая ситуация, - согласилась она.
- Не хочу тебя злить, но выбора у тебя действительно нет. Ты будешь выполнять наши поручения. Добровольно или под гипнозом. Во втором случае жить придется здесь. Если обрисовать перспективу совсем мрачно, медики очень заинтересованы изучением твоего феномена. Понимаешь, о чем я?
Хилари содрогнулась.
- Совсем забыл. Телеграмму в Бостон мы отправили вовремя. Возможно, скоро состоится ваша встреча с Шоном. Естественно, при твоем согласии помогать нам.
Хилари опустила глаза. Гипноз – страшная вещь. Неужели Шона схватили?
- Шантажист.
- Есть такое дело.
- Он в тюрьме?
- Не скажу. Я больше ничего не скажу. Дам тебе пару дней на размышление. Кстати, завтра тебя снова загипнотизируют. Будешь убивать собак, если тебе интересно.
- Ах, Кевин…. Как же мне хочется послать тебя к черту! – призналась Хилари, проникновенно глядя в его глаза.
После этого разговора она долго не могла уснуть. Часы на тумбочке напротив ее кровати показывали 1:40, когда дверь в ее комнату тихонько отворилась, и комнату, заслонив свет в дверном проеме, осторожно вошел огромный мужчина.
Хилари немедленно села на кровати и испуганно спросила:
- Ты кто?
- Тихо. Я Сэм. Помнишь меня? – прошептал он, останавливаясь.
- И чего тебе надо, Сэм? – волнуясь все больше, спросила она.
Он бросил на кровать какие-то вещи.
- Одевайся. Мы уезжаем.
- Я не дала согласия…. – растерянно промямлила она.
- На что? – не понял он, - Я вывезу тебя отсюда. Если поторопишься, успеем до смены караула.
Это вполне могло оказаться ловушкой, подстроенной Кевином или кем-то еще, но упустить такой шанс она не могла.
- Зачем ты это сделал? – спросила она, когда они неслись на машине по ночной дороге.
Сэм бросил на нее короткий взгляд и хмуро ответил:
- Я наблюдал за тобой. Ты не агрессивна и, думаю, не представляешь опасности для людей, если их действия не вынуждают тебя на крайние меры. В общем, я считаю, что ФБР не имеет права распоряжаться твоей жизнью.
- А если нас поймают?
- Не надо об этом думать.
Они замолчали, думая каждый о своем.
- Я видел, им трудно с тобой работать. Ты пытаешься сопротивляться даже под гипнозом.
- Что они заставляли меня делать?
- Не важно. Важно, что тебе не нравится убивать, крушить и ломать. Созидание – твой конек. Однажды я видел, как ты оживила собаку, у которой остановилось сердце. А потом восстановила ей перебитую лапу.
- Куда мы едем?
- Есть одно место, - белозубо улыбнулся Сэм, посмотрев ей в глаза.

Она очнулась в больнице.
Первым, кого она смогла разглядеть, когда разноцветные круги перестали рябить в глазах, был Кевин. Он стоял возле ее кровати и что-то говорил, но в голове шумело и звенело, поэтому она не сразу поняла, о чем.
- … и теперь я ничем не могу помочь….
Она вспомнила.
Лопнуло колесо. Машина стала неуправляемой. Откуда-то из темноты вынырнул телеграфный столб….
- Что с Сэмом? – одними губами прошептала она.
- Мне жаль, - развел руками Кевин, - он умер сразу, не волнуйся. Руль сломал ему ребро. Осколок вонзился в сердце. Удар был такой силы, что у него сломалась шея. Это у него-то…. Помнишь его шею? Сейчас медики разбираются, какое из повреждений вызвало его смерть. Не понимаю, зачем им это….
Она молчала долго, пытаясь проглотить комок, застрявший в горле.
- А что со мной?
- Ничего особенного. Очередное сотрясение мозга. Сломана пара ребер, левая нога сломана в двух местах, ну, лицо немного пострадало – ты вылетела через лобовое стекло. Легко отделалась. К тому же, ты уже практически себя вылечила. Под гипнозом, конечно.
- Повтори то, что ты говорил вначале – в ушах звенело, я не разобрала….
- Я сказал, что тебя передали другому куратору. Жаль. Я искренне хотел помочь.
Он был действительно расстроен, она это видела. 
Кевин повернулся и направился к двери.
- Не уходи, - попросила она.
- Извини, дела. Я вечером зайду. Попрощаться.
Он пришел к ней лишь через три дня.
Хилари все это время думала о нем. Он лишил ее свободы и превратил в подопытное животное. Он вырвал ее из нормальной жизни. С другой стороны, имея практически неограниченную власть над ней, он был неизменно приветлив и относился к ней с участием. На месте Кевина мог оказаться другой специалист по феноменам, который вовсе не стал бы с ней церемониться. Ведь, как не крути, она действительно МОЖЕТ, и вполне справедливо, что после того, что она натворила, люди опасались за свою безопасность. Окажись она в суде, присяжные никогда не позволили бы сохранить ей жизнь….
«Он, конечно, сволочь. Методы те еще…. Эти его предложения, к примеру, от которых просто невозможно отказаться…. Но это его работа. Шон назвал его профессионалом. Разве можно злиться на человека, хорошо делающего свою работу? На палача, к примеру? Ха-ха. Сравнила…. Кевин хотя бы разговаривает со мной по-человечески…. С ним даже весело было…. Временами….»
Кевин принес орхидеи. Увидев их, Хилари чуть не расплакалась, настолько расчувствовалась.
- Добрый вечер, дорогая, - сказал он, протягивая ей букет, - извини, что так задержался. Как ты?
- Нормально, - грустно ответила она, - пытаюсь ходить.
- Нога болит? – с сочувствием спросил он.
- Нет. Голова немного побаливает. С этим я справиться пока не могу.
- Какие твои годы…
Он улыбался, но она понимала, что он расстроен.
- Выкладывай, - потребовала она.
Он вздохнул и сел рядом с ней на кровать.
- Мне не удалось отвоевать тебя. Вероятно, это последняя наша встреча. Мне разрешили прийти, потому что я пообещал, что уговорю тебя сотрудничать с нами.
- Много на себя берешь…. – процедила она, отворачиваясь к стене.
- Прости. Прости, - повторил он, - но другого выхода нет, это правда. Ты не представляешь, как просто управлять тобой под гипнозом. Единственный недостаток – плохая реакция. Ты ведешь себя, как зомби. Ты неповоротлива…. Без твоей помощи у них вряд ли что получится. Они понимают твою уникальность, но после этой выходки с побегом…. Короче, если ты не будешь им помогать, им скоро надоест возиться с тобой. Эксперименты ужесточатся. Они тебя сломают. Они это умеют, поверь мне.
- Добрый полицейский, да? – не поворачиваясь, спросила она.
- Что? А, ты об этом…. Думай, как хочешь. Но ты обречена.
Она повернула к нему лицо и долго смотрела в его глаза.
Потом села на кровати, поджав ноги к подбородку, и спросила:
- Неужели они никогда не оставят меня в покое? Даже, если я соглашусь? Не было прецедентов?
Кевин медленно покачал головой.
- Тебя тоже не отпускают, да? – спросила она.
Он удивился.
А потом кивнул.
Немного подумав, он сказал:
- Ну, не совсем так, признаюсь. Я сам пришел. Понял, что они смогут научить меня пользоваться моими способностями. Но сначала и меня здорово бесило, что я потерял свободу. Потом втянулся в работу. Стало интересно…. А теперь… считаю, что мне очень повезло. Работа стала моим хобби. С такими личностями встречаться приходится….
- И много нас?
- Много.
- А Бог, оказывается, шутник….
Он хмыкнул.
- Точнее не скажешь.
Она ухватилась за последнюю ниточку и сказала прямо:
- Кевин, вытащи меня отсюда. При условии полного доверия друг к другу обещаю помощь в изучении моего феномена. Мы ведь ладим….
Он вздохнул.
- Хилари, Хилари…. Я в восхищении, - мрачно заявил он, - Ты влипла по уши, но не хочешь с этим смириться. При всем желании я помочь уже не могу. Тебе предлагали вполне сносную жизнь, хорошо оплачиваемую работу, практически, свободу, о наказании за твои преступления даже речи не было…. А ты попыталась бежать. Глупейшее поведение. Непростительная ошибка….
Они помолчали.
- Хочешь прогуляться? – неожиданно спросил он.
- По улице? – удивилась она.
- По парку.
- Отпустят? – с сомнением спросила она.
- Да. Я получил разрешение. Идем.
Миновав четыре поста, они вышли на улицу.
- Ты что, не понимаешь, что в твоей палате установлена прослушка? – сердито спросил Кевин, когда они отошли на порядочное расстояние от дома.
Хилари, радовавшаяся свежему воздуху и прекрасному весеннему дню, расстраиваться по этому поводу не стала.
- Понимаю. Но что было делать? Шептаться со мной ты бы не стал. Ладно, не злись. Я не сказала ничего такого. Я теперь скажу. Они знают, что я снова попытаюсь бежать при малейшей возможности?
- Да. Они знают.
Хилари остановилась. Остановился и Кевин.
- Кевин, вытащи меня отсюда. Я знаю, ты это можешь.
- Ну, ты даешь! Конечно, меня отстранили от этого дела, но я все еще работаю в ФБР.
- Ясно. Забудь. Скажи, как я реагирую на гипноз? Я много болтаю?
- Я не могу говорить с тобой об этом.
- Еще как можешь! Отвечай!
Он задумался. Хилари с волнением смотрела в его глаза, ожидая ответа.
- Ты сопротивляешься, - наконец, сказал он, - при тех степенях гипноза, которые к тебе применяли, при всех усилиях медиков, ты почти ничего не говорила сама. Ты лишь отвечала «да» или «нет». Остальное было вытянуть трудно.
Хилари вздохнула с облегчением.
- Ты читал мои мысли, да? А говорил, что я болтаю под гипнозом.
- Не обольщайся. Многое мы узнали от тебя самой. С трудом, правда…. И еще одно неприятное известие – ты не болтлива, но охотно выполняешь приказы к действию. Понимаешь, о чем я?
Она понимала.
- Так ты думаешь, если меня прямо не спросить, я себя не выдам? - спросила она.
- Еще раз повторяю – не обольщайся. Учти, первый вопрос, который тебе задают, вгоняя тебя в транс, всегда таков - не пытаешься ли ты обмануть сотрудников ФБР. Профессионалов обмануть очень сложно. А другие тут не работают. Но если ты захочешь, ты и сама сможешь стать профессионалом.
- Прекрасная перспектива, - проворчала она.
Кевин посмотрел на часы.
- Прости, мне пора. Надо возвращаться.
- Жаль, очень жаль…. Мы почти ничего не обсудили….
Кевин хмыкнул, посмотрев на нее.
- Честно говоря, я надеялся, что ты расстроишься по другому поводу.
- Это по какому же? – делано удивилась она, понимая, о чем он говорит, и добавила, - Мне жаль расставаться с тобой. Правда. Я надеюсь, мы еще увидимся.
- Я постараюсь.
Было в его взгляде что-то, снова заставившее Хилари смутиться. Она отвела глаза.
- Идем, - сказал она.
Он простился с ней у двери ее комнаты и быстро пошел прочь.
Она крикнула вдогонку:
- Спасибо тебе, Кевин!
Он обернулся и внимательно посмотрел в ее глаза.

Новый куратор не понравился Хилари с первого взгляда. Как и она ему. Церемониться с ней он не собирался. Дружеских отношений между ними просто быть не могло – Хилари поняла, что она всегда будет для него лишь частью его работы, причем, весьма неприятной. После разговора с Кевином Хилари решила пойти на уступки, поэтому сразу сообщила Грэнди, как звали куратора, что сожалеет об инциденте с побегом и намерена сотрудничать с ФБР в полном объеме.
На лице Грэнди не отразилось совершенно ничего.
- Я рад, - сухо ответил он, - Чем сговорчивей и удачливей ты будешь, тем больше свободы получишь взамен. Нарушишь это условие или выкинешь что-то… незапланированное мной, отдам тебя в лабораторию. Насовсем.
- Я настроилась на желании стать профессионалом. Думаю, у нас с тобой проблем не возникнет.
- Ты хотела сказать, у меня с тобой?
«Зануда».
Она кивнула.
Последующие пять месяцев Хилари не знала, что такое покой. Тренировки, тесты, занятия, обследования отнимали уйму времени. Но Хилари ясно видела цель и, превозмогая усталость и нервное напряжение, старательно выполняла все указания инструкторов.
Через полтора месяца упорных и добросовестных занятий ее перестали преследовать качки с автоматами. Еще через две недели ей разрешили в сопровождении охранника и инструктора по плаванию сходить на городской пляж. Еще через две – пройтись по магазинам. Грэнди сдерживал свое обещание, но общался с ней с большой неохотой.
О побеге думать пока было рано. Да и учиться было интересно.
Она очень старалась. Она знала, что Грэнди ею доволен, хоть ни разу не услышала от него ни единого слова одобрения.
Насилие над ее личностью возмущало, отсутствие информации о результатах исследований просто приводило в бешенство. Ее мучил вопрос – к чему ее готовят? Не зря же столько средств и усилий тратилось на ее тренировки.
Хилари учили разбираться в оружии и стрелять, управлять автомобилем, мотоциклом и вертолетом, она прыгала с парашютом, лазала по скалам и домам, училась не бояться высоты, ежедневно занималась в тренажерном зале, изучала географию, медицину, политологию и многое другое. Особенно интересны были занятия по изучению и управлению ее собственным феноменом. Она столько узнала о себе, что просто диву давалась…. С другой стороны, она становилась все больше уязвимой для ФБР. Впрочем, они пока не искали предел ее возможностей, бдительно следя за ее состоянием.
Опыты показали, что ее возможности разрушителя не беспредельны. Она разносила любые стены толщиной до пятнадцати дюймов, могла переворачивать и поднимать в воздух любые, даже бронированные, машины, могла остановить или завести винт вертолета, разорвать или согнуть автомат. Но она не смогла справиться с обыкновенной свинцовой пластиной толщиной всего три миллиметра. Благодаря последнему тесту Хилари поняла, что в дверных запорах, которые ей не удавалось открыть, возможно, присутствовал именно этот элемент.
Медики, неизменно находившиеся рядом во время тестов, рекомендовали Грэнди воздерживаться от опытов с убийствами - после того, как ее заставили умертвить собаку, Хилари несколько дней мучилась от головной боли.
- Считаю, что ты готова для настоящего дела, - однажды заявил Грэнди, - с этого дня мы приступаем к подготовке твоего первого задания. Оно будет нетрудным.
- Я должна кого-то убить?  - напрямик спросила она.
- Не в прямом смысле, - неприятно усмехнулся он, - Ты должна будешь обрушить некий балкон. Ты справишься с этим делом без труда.
- А люди?
- После того, как ты хладнокровно убила столько народу, моральная сторона дела уже не должна тебя интересовать. Нам нужно, чтобы покушение сошло за несчастный случай. По оценке специалистов балкон рано или поздно рухнет сам – архитектор и строители позаботились. Так пусть это произойдет в нужный день.
Одно дело – убивать, когда нет другого выхода. Другое – по приказу. И как Шон с этим справлялся?
Ради убийства одного или двух человек нужно было уронить балкон. ФБР, кажется, не волновали люди, которые могли случайно оказаться поблизости.
При удачном исходе операции ей была обещана свобода передвижений в пределах города, в предместье которого находился учебный центр.
Через неделю ее привезли в Вашингтон. Прибытие делегации из Алжира, в которой находился человек, которого нужно было убить, ожидалось через три дня. Хилари предоставили возможность ознакомиться с ситуацией на месте. Ее поселили в дорогом отеле, в смежном номере постоянно находились двое охранников и доктор.
Хилари решила, что не будет выполнять этот приказ. Если несчастному алжирцу и неудачникам, которые могли оказаться рядом, суждено умереть, пусть это произойдет без ее участия. Она знала, что в аэропорту, где должно было произойти это убийство, у нее не будет шанса на побег. Надо было придумать что-то оригинальное.
Хилари с особым рвением изучила аэропорт и его окрестности, и вообще старалась вести себя так, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Каждое утро доктор гипнотизировал ее, видимо, пытаясь узнать, не зреют ли в ее голове крамольные мысли. Но она уже умела вводить его в заблуждение. Она еще месяц назад поняла, что способна сопротивляться гипнозу, удачно имитируя нужное состояние. Возможно, если бы сменили гипнотизера, она бы не справилась. Но с этим самоуверенным докторишкой ее выходки имели неизменный успех.
В ночь перед операцией Хилари легла спать пораньше. Охранники через каждые полчаса входили в ее комнату, проверяя, на месте ли она. В три часа ночи, сразу же после очередной проверки, Хилари осторожно открыла окно и спустилась со второго этажа, цепляясь за кориатиду. Не оригинально, но действенно.
Завести машину без ключа труда не составило.
И все-таки, она переоценила свои способности. Она уже выбралась из города и неслась по трассе на север, когда в голове что-то щелкнуло, наполняя ее пульсирующей болью, и она услышала голос Грэнди:
- Я разочарован в тебе, Энн.

Часть 2. Энн.

Энн снилось, что она борется с огромным спрутом. У нее не было никакого оружия, кроме крепких мышц и желания победить. Страшные щупальца все туже охватывали ее тело и голову, сжимали так, что трещали кости, дышать становилось все труднее. Она сопротивлялась из последних сил, глотая соленые слезы, текущие по щекам. Она должна была выжить. Но силы покидали ее, и настал, наконец, момент, когда она уже не могла справиться с мощной волной боли, прокатившейся по ее телу. Она приготовилась к смерти….
Но спрут вдруг рассыпался, и она оказалась в прекрасном водовороте света и красок. Боль все еще не отступила, но она откуда-то знала, что там, куда ее несет этот водоворот, ее ждет освобождение.
Боль постепенно отпускала. Полет Энн был бесконечно долгим и радостным. Ее кружило так быстро, что она даже думать не могла, просто упивалась состоянием безмерного счастья.
Стремительное круженье стало замедляться, Энн почувствовала непонятную возрастающую тревогу, остановилась и, уже владея своим телом, обернулась назад.
Далеко позади, перед огромным сияющим и пестрящим разноцветьем водоворотом, стояла фигурка маленькой девочки, протягивающей к ней руки.
«Она … висит в воздухе, - почему-то подумала Энн, пытаясь разглядеть лицо девочки, - Соня??? »
Едва она поняла, кто это, на нее навалилась темнота. Через несколько томительных секунд свет появился снова, Энн почувствовала под ногами твердую опору и маленькую ручку, сжавшую ее ладонь.
Энн увидела, что стоит на зеленой лужайке. Рядом с ней, держа ее за руку, стояла Сонечка.
Дочь ласково посмотрела на мать, приложила к губам маленький пальчик и показала на холм, на котором едва виднелся белый домик с красной черепичной крышей.
Соня и повела ее к дому. Энн удивилась – они шли очень медленно, но оказались у домика практически сразу же.
Запах цветущей сирени, растущей у дома, кружил голову.
У зеленой изгороди стоял незнакомый мужчина. Энн ясно видела его лицо. Она ни разу в жизни не видела его наяву, но почему-то чувствовала, что их связывают очень сильные узы. Любовь? Да, именно любовь.
Сонечка молча вложила руку Энн в руку мужчины и исчезла. Энн растерянно оглянулась по сторонам и… проснулась.
Первым, что она увидела, было озабоченное лицо мужчины из ее сна.
- Ты мне приснился, - одними губами сказала она и смутилась, вспомнив чувство, которое она испытала к нему во сне.
Этого человека она не знала. И не понимала, почему он так радуется и волнуется, сжимая ее пальцы в ладонях и зачем-то их целуя.
- Это действительно я, Хилари,– сказал он, - Все кончилось. Все хорошо. Мы снова вместе.
- Я не Хилари. Я Энн.
Мужчина отпрянул. Энн поняла, что ему больно. Но что она такого сказала?
- Я Шон, разве ты не помнишь меня? – пробормотал он, с тревогой вглядываясь в ее лицо.
- Добрый день, Шон, - огорчать его почему-то не хотелось, поэтому она старалась быть вежливой.
Она прикрыла глаза, не в силах выдержать его взгляд.
- Можно я посплю? – прошептала она.
- Да, конечно…. – растеряно выговорил он.

Энн проснулась рано. Сильно кружилась голова, в глазах рябило, мысли путались, тело казалось свинцово-тяжелым. Немного придя в себя, она огляделась. Комната была незнакомой. Теплый ветер шевелил прозрачные занавески, за ними были видны усыпанные цветами ветви акации.
«Наверное, я в больнице», - вяло подумала она, увидев стойку для капельницы, стоящую рядом с ее кроватью.
Тело почти не слушалось, она едва смогла поднять руку и разглядеть свои тонкие, почти синие пальцы. За этим занятием ее и застал человек, который называл себя Шоном. Он принес стакан с чем-то непрозрачно-белым и шприц.
- Отдохнула? – с участием спросил он, подходя к ее кровати.
Он странно на нее смотрел, словно чего-то ждал. Думалось трудно – очень мешало головокружение. Вопросы, конечно, были, но она понимала, что у нее нет сил говорить. Она даже о том, где находится, спросить не могла – построить целое предложение казалось очень сложным делом….
- Есть хочешь? – спросил он.
Она задумалась. Нет. Есть не хотелось. Хотелось закрыть глаза и  перестать бороться с головокружением. Может, тогда станет легче?
Она заставила себя смотреть на него. И едва качнула головой, чтобы он понял, что есть она не хочет.
- Хоть молока выпей.
Он приподнял ее безвольное тело с подушек и поднес стакан к ее губам.
Она подчинилась, попробовала глотнуть. Молоко пролилось на грудь, глотать было трудно, вкуса она не чувствовала.
Она больна. Почему? Кто этот человек? Это не доктор – на нем нет халата.
Шон заботливо вытер ее грудь пушистым полотенцем и снова уложил на подушки.
Он смотрел на нее так, что от жалости к нему сжималось сердце. Почему он так смотрел на нее?
Шон взял ее за руку и тихо сказал:
- Я сделаю тебе укол. Ты снова заснешь, а потом будешь чувствовать себя намного лучше. Ты слышишь меня, да?
Она хотела кивнуть, но сил хватило лишь на то, чтобы прикрыть и открыть глаза.
Он сделал ей укол в вену, отложил шприц и сел рядом с ней на кровать.
Его присутствие тревожило, мешало поддаться сладкой волне дремоты, прокатившейся по ее телу после укола. Она ощутила тепло его ладони, погладившей ее щеку, и заставила себя сказать:
- Уйди. Я хочу спать.
Голоса своего она не услышала. Но он понял ее. И встал. 
- Спи, - тихо сказал он, - Ты скоро поправишься. И все вспомнишь. Спи. Ты в безопасности….

Когда она проснулась, Шон снова оказался рядом. Он сидел в кресле возле ее кровати и читал газету.
Голова все еще кружилась, тело не слушалось. Очень хотелось опорожнить мочевой пузырь…. И пить….
К ее руке прикреплена игла капельницы. Ах, да, она больна. Это больница.
Почему этот человек все еще здесь? Неужели не нашлось женщины-сиделки? Сиделки не делают уколов….
Он заметил, что она не спит и, отложив газету, пересел к ней на кровать.
- Как ты? – спросил он, дотронувшись до ее лба.
Рука была теплой и немного шершавой.
- Я хочу пить, - прошептала она в ответ, - А где сиделка?
- Я и есть твоя сиделка, - грустно улыбнулся он, приподнимая ее с подушек и давая напиться.
Жидкость снова пролилась, но Энн удалось сделать несколько глотков.
- Позови женщину какую-нибудь…. Пожалуйста….
Он грустно улыбнулся.
- Ты меня стесняешься….  Я понимаю, чего ты хочешь. Не смущайся.
Он вынул из-под кровати судно, откинул с нее одеяло и, приподняв ее безвольное тело, установил судно под ее бедрами. Наверное, чтобы она перестала испытывать неловкость, он снова накрыл ее одеялом.
- Расслабься, - тихо сказал он, подходя к окну и раздвигая прозрачные шторы, - Это акация. Чувствуешь запах?
Она не чувствовала никакого запаха. Она все еще не могла расслабиться. Тело не подчинялось.
Да что же с ней произошло? Может, это какое-то редкое вирусное заболевание?
Почувствовав, наконец, долгожданное облегчение, она тихо сказала:
- Пожалуйста, позови какую-нибудь женщину…. Мне неловко… это… унизительно….
Шон повернулся к ней и развел руками.
- Нет тут никого, кроме меня, - ласково сказал он, - разве тебя никогда не осматривали врачи-мужчины?
- Ты не врач.
Шон подошел к кровати, приподняв одеяло, ловко вынул из-под нее судно и поставил его под кровать.
- Я – больше, чем врач. Хочешь искупаться?
Ей очень хотелось принять ванну. Очень. Но делать это с его помощью?
- Энн, я прошу тебя, не волнуйся. Ты привыкнешь. Я … не обижу тебя. Я приготовлю ванну. Отдыхай пока…. Скупаешься, и будем учиться есть.
Он поднял судно и вышел с ним из комнаты.
Энн задумалась.
Почему она не помнит, как тут оказалась? Что она вообще помнит?
Она и Арчибальд приехали на ферму в окрестностях Сан-Диего. Арчи обещал какой-то сюрприз. Она помнит, как он привел ее к большому сараю за домом, они вошли, там были двое незнакомых мужчин…. И все. С этой минуты она больше ничего не помнила.
Где Арчи? Почему он не с ней? Почему Шон сказал, что они здесь одни? Это не больница?
Об этом она и спросила, когда Шон, наконец, появился в дверях.
Почему-то пряча глаза, он ответил:
- Потом. Я расскажу все потом. Прошу тебя, не волнуйся. Ванна готова. Не беспокойся, я не буду на тебя смотреть.
Она не могла не беспокоиться, но этот странный мужчина был с ней очень деликатен.
Он отнес ее в ванную комнату, осторожно уложил в теплую воду с густой пеной и, подсунув под ее голову маленькую подушечку, спросил:
- Вода не слишком холодная?
- Спасибо. Все нормально, - ответила она.
Ну, что ж. Она в его власти. Она беспомощна. Значит, придется терпеть его присутствие и заботу, пока ей не станет лучше…. 
- Ты совсем ничего не помнишь? – спросил он.
Она видела, что это его беспокоит, но отчего, понять не могла.
- Когда придет Арчи? – снова спросила она.
- Он не придет, Энн.
- Почему?
Он не ответил.
- Считаешь, что лучше мучиться в неведении, чем знать правду?
Он задумался. Потом нерешительно ответил:
- Я расскажу сразу после купания. Обещаю.
Он позволил ей немного полежать в теплой воде, потом осторожно обмыл ее тело,  спустил воду и, завернув ее в нагретую простыню, отнес в комнату.
- Расскажи. Пожалуйста, - попросила она, когда он укрывал ее одеялом.
Ему было трудно рассказывать, она видела. Но почему? Он действительно переживал за нее, или … не знал, как выкрутиться?
- Арчибальда больше нет, Энн. Произошел несчастный случай. Дом, в котором вы были, рухнул, - не глядя ей в глаза, ответил он.
Они с Арчибальдом давно стали чужими друг другу. Она не понимала, зачем Арчи затеял эту поездку. Все равно ничего уже нельзя было исправить. Но известие о его смерти потрясло ее настолько, что она не сразу нашлась, что сказать.
- Его уже похоронили?
- Да.
- Здесь? Или отвезли в Рим?
Она видела, что ему трудно отвечать ей.
- Его похоронили на Кипре. Там, где он погиб.
- Ничего не понимаю. Да расскажи все толком.
- Я не знаю подробностей.
- Ты лжешь! – нервничая все больше, сказала она, - Почему я здесь? Что со мной?
- Ты больна. Это все, что тебе нужно знать. Я буду ухаживать за тобой, пока ты не поправишься.
- Лиза знает, где я? Элижбет…. – поправилась она.
Он задумался.
- Нет.
- Почему ты не везешь меня в больницу?
Он немного помолчал.
- Тебя нельзя перевозить. Пока. Я в состоянии позаботиться о тебе, поверь.
- Ты лжешь! Если бы меня нельзя было перевозить, то и носить на руках тоже было бы вредно! Кто ты, Шон? Ты… похитил меня?
Он покачал головой.
- Нет, клянусь, я не враг тебе…. Ты сказала, что я тебе снился. Что тебе снилось, Энн?
Она помнила этот странный сон. Но откровенничать с Шоном не хотелось.
- Скажи, прошу тебя, - снова попросил он.
- Мне приснилось, что я умирала. А потом Сонечка привела меня к дому с красной крышей. Там сирень цвела. И был ты. Это все.
- Сирень…. – повторил он, чему-то радуясь, и продолжил, словно разговаривая сам с собой, - значит, не все потеряно…. Сонечку помнишь…. Скучаешь по ней?
- Да….
Шон погладил ее мокрые волосы.
Жест был настолько интимным, что Хилари смутилась, удивляясь, почему не испытывает страха, ведь она была в его власти….
- Мы поедем к ней, как только ты поправишься, - с ласковой улыбкой сказал он, - Она с Лизой сейчас, да?
- Нет, с мамой.
- Да, наверное. И Лиза часто ее навещает….
Хилари задумалась.
- Какое сейчас число?
- Ты болеешь очень давно. Не пугайся. Сегодня четвертое февраля.
- Что? Почти год?

Воспоминания нахлынули неожиданно. Это произошло утром следующего дня.
Проснувшись, она увидела Шона, устанавливающего стеклянные баночки на стойке для капельницы.
Он улыбнулся и спросил:
- Как спалось? Что-нибудь снилось?
Лучше бы не спрашивал….
Она вспомнила сарай и двух подонков, которые…. И Арчи, отдавшего ее им за то, что она не пожелала подписать завещание….
Увидев выражение ее лица, он понял. И, усевшись рядом, нежно погладил ее руку.
- Уйди! – пробормотала она, отворачиваясь и пытаясь отнять руку.
Она чувствовала себя такой… грязной….
- Ты вспомнила? Что? – спросил он, отпуская ее руку.
- Уйди, - процедила она, не в силах посмотреть в его сторону.
- Это было давно, Энн. Или… Хилари?
Она не понимала, почему он ее так называет. Думать об этом не было сил.
- Энн, все закончилось. Ты выжила, ты свободна от него. Это было давно, - повторил он.
Он не ушел. Просто сел в свое кресло и уставился в окно.
Преодолевая отвращение к самой себе, она сказала:
- Ты с ними заодно. Тебе нужна моя подпись.
Не глядя на нее, он покачал головой.
- Я не с ними. Я с тобой. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты меня боялась.
- Нужно позвонить в полицию! Я должна дать показания!
Он снова покачал головой и повернул к ней лицо.
- Во-первых, ты еще очень слаба. Во-вторых…. Нельзя тебе звонить в полицию. Они обвиняют тебя в убийстве.
- Это была самооборона! – выпалила она и осеклась.
Убийство? Она не убивала…. Она хотела их смерти, это правда. То, что она помнила, казалось невероятным…. Но убила их не она. А кто, если не она?
- Это ты, да? – тихо спросила она.
Встрепенувшись, он снова посмотрел на нее. С надеждой, как показалось ей.
- Ты о чем?
- Это ты убил их, да? Шон, я ничего не понимаю…. Ничего…. Я помню, они … погибли…. Те двое…. При чем тут Кипр? Когда я была на Кипре? Мы сейчас на Кипре?
- Нет. Мы в Африке. Ладно, расскажу. Насколько я понимаю, ты потерялась с того момента, как погибли те двое. Это было в Сан-Диего, помнишь?
Она кивнула. Собственная беспомощность, страшные видения прошлого и невозможность вспомнить, что с ней было до того, как она очнулась в этом доме, приводили ее в ужас. Она понимала, что рассказ Шона может быть неправдой, но это была хоть какая-то информация….
Она узнала,  что с тех пор, как она потеряла память, прошло почти три года. Шон даже газету с датой показал. Но она все равно не поверила.
Оказывается, она встречалась с Арчи, дочкой и Лизой, но тогда она их не помнила и не понимала, какую опасность влечет ее встреча с Арчи. Она узнала, что Арчи снова требовал подписать завещание, а потом погиб под развалинами дома. Она узнала, что, не понимая, кто она на самом деле, жила с Шоном в гражданском браке, и что он вывез ее в безопасное место, чтобы спрятать от полиции и ФБР. Верить в то, что ее разыскивают по подозрению в убийствах, она не хотела. И не понимала, кто на самом деле взорвал дом на Кипре и убил тех двоих, с кого все началось. Шон сказал, что подробностей этих трагедий он не знает. Она ему не поверила. Она не понимала, почему он не хочет, чтобы она общалась с полицией. Она считала, что сможет все объяснить, что сможет оправдаться, он упрямо твердил, что это невозможно. Во всяком случае, сейчас. И просил, чтобы она набралась терпения.
 У нее началась истерика. Она плакала и кричала, требовала отпустить ее к дочери, ужасаясь, что девочке уже шесть, и она, должно быть, почти не помнит свою мать. Энн то гнала Шона прочь, то просила его остаться и повторить свой рассказ, то умоляла разрешить ей позвонить в полицию, то обвиняла его, то себя…. Шон, как мог, пытался ее успокоить.
Наконец, Энн потеряла последние силы и забылась тяжелым сном. Ночью она много раз просыпалась, не понимая, где находится, и что за человек сидит рядом с ней на кровати, а потом снова проваливалась в тяжелый сон, полный ужасных видений и теней прошлого.
Под утро ей приснилась Соня. Дочь шла за руку с Шоном и улыбалась Энн.
Сонечка и Шон подошли к Энн, и девочка сказала:
- Я не могу быть с тобой, мамочка. Не плачь. Отпусти меня.
Она поцеловала Энн и, освободившись из материнских объятий, пошла прочь. Шон попытался задержать Соню, но она сказала, обращаясь к матери, которая почему-то не могла шевелиться и говорить:
- Скажи ему, мамочка, пусть он тоже меня отпустит. Не нужно любить мертвых. Их нужно только помнить.
Наутро Энн потребовала у Шона объяснений. Он долго отпирался, прежде, чем сообщил страшную весть – Сонечка мертва.
Наверное, она ждала именно такого объяснения своего сна, поэтому поверила ему сразу.
И словно окаменела.
Целыми днями она лежала, уставившись пустыми глазами в потолок, растворившись в своем горе. Мысли текли медленно. Она ничего не замечала. Она не слышала Шона, который пытался с ней разговаривать, безучастно позволяя ему делать с ней все, что он считал нужным.
Тупое оцепенение отпустило только через неделю. В тот день она поняла, что с балкона, на который ее вынес Шон, открывается прекрасный вид на океан. Осознание того, что она все еще жива и может чувствовать, удивило. И покоробило.
Депрессия не отпускала. Теперь, когда она обрела способность думать, ей было еще тяжелее.
Шон почти все время находился рядом. Это ее раздражало, но она не могла обходиться без посторонней помощи, поэтому заставляла себя терпеть. Она старалась не обращать на него внимания и не разговаривала с ним. Она ненавидела его за то, что он держал ее здесь, не позволяя позвонить Лизе, за то, что он смел прикасаться к ее телу, за то, что он делал ей какие-то уколы, кормил с ложечки, купал в ванне, выносил на улицу и сажал в кресло. Но больше всего она ненавидела его взгляд, в котором таилась непонятная боль, и ласковый голос, без конца повторяющий, что она должна начать жизнь заново и забыть то, что с ней произошло. Она не понимала, чего он добивается. Она не понимала,  зачем он ухаживает за ней, как за больным животным. Особенно неприятным было то, что он, забывшись, иногда называл ее именем Хилари. Правда, это случилось всего пару раз….
Потом ей стало немного лучше. Она поняла, что должна выздороветь, чтобы уйти от этого мужчины, из этого дома, которых ненавидела всей душой.
Прошел месяц. Энн, не скрывая неприязнь к Шону, помогающему ей, заново училась самостоятельно обслуживать себя и ходить.
Ее успехи его радовали. Она тоже радовалась, но скрывала от него свои эмоции, изо всех сил стараясь не поддаваться на его провокации, чтобы с ним не разговаривать. Она упорно строила между ними стену, отгораживаясь от него молчанием и безразличием. Она понимала, что если вести себя иначе, они станут друзьями, или…. Об этом думать не хотелось, но мысли о Шоне не давали покоя ни днем, ни ночью. Она старалась не давать оценки его поведению и отношению к ней, но это было наваждением. Пожалуй, теперь в жизни Энн были три вещи, о которых она думала постоянно – амнезия, смерть Сонечки и Шон.
Его теплые сильные руки, тихий голос, спокойная уверенность и радость по поводу ее маленьких побед не могли оставить ее равнодушной. Его деликатность, умение обращать внимания на мелочи и житейская мудрость порой удивляли Энн, которой казалось, что человек с улицы, которым она считала Шона, просто не может быть обладать тонкой душевной организацией. Он был для нее загадкой, разгадывать которую не хотелось – она попросту боялась узнать, кто он на самом деле. 
Он был немногословен, это правда. Но он не оставлял надежды, что она вспомнит о том времени, когда она была Хилари, и иногда рассказывал, как они жили на ферме, в бунгало на острове возле Лорето, и путешествовали по Европе. Он не говорил этого открыто, но по всему выходило, что раньше она его любила. Это казалось невероятным. Чтобы она, Энн Данилевская, стирала его одежду или готовила ему еду? Занималась с ним любовью? Невозможно. А если это было, это была не она. Он пользовался ее беззащитностью. В то время, когда она была с ним, она была такой же беспомощной, как сейчас, разве что могла самостоятельно передвигаться. Он пользовался ею так же, как Арчи. Она, должно быть, терпела его присутствие только потому, что у нее просто не было иного выхода. Так же, как и сейчас.
Шон не покидал дом, стоящий на берегу, и почти все дни проводил рядом с Энн, оставляя ее лишь тогда, когда понимал, что упорные попытки начать жить заново выматывают ее до крайности, и ей просто необходимо отдохнуть.
Все необходимое привозил какой-то грузовичок. Поскольку он приезжал без определенной системы, Энн решила, что Шон делает заказы по телефону. Надо было найти этот телефон и позвонить. Может, Шон был прав, убеждая ее отказаться от идеи позвонить в полицию…. Но Лизе-то можно было позвонить. Она хоть что-то объяснила бы….

Наступил, наконец, день, когда Энн смогла самостоятельно спуститься по лестнице.
Точнее, это случилось ночью. Внезапно проснувшись от неожиданно сильного чувства жажды, Энн обнаружила, что на тумбочке возле ее кровати нет привычного стакана с водой. Можно было позвать Шона, который спал в соседней комнате, но Энн посчитала, что сможет справиться сама.
Голова кружилась, ноги и руки дрожали от усилий, которые приходилось прикладывать, чтобы просто спуститься по лестнице на первый этаж, где должна была находиться кухня, но Энн, сжав зубы, упрямо продолжала путь, рискуя оступиться на крутой лестнице и сломать шею.
Пройдя половину пути, Энн поняла по мерцающим бликам на стене, что внизу работает телевизор. Нет, скорее, проектор – было слышно негромкое жужжание.  Преодолев еще пять ступеней, Энн смогла увидеть комнату, в которую вела лестница. Это была небольшая гостиная с диваном, стоящим напротив телевизора. На диване сидел Шон. Он пил виски и крутил ручку старого проектора. На стене над телевизором было натянуто небольшое полотнище, на котором проецировалось странное кино. Сначала она решила, что это какая-то хроника, возможно, со времен, когда Шон служил в армии. Но, приглядевшись внимательней, она почувствовала необходимость присесть прямо на ступеньку. Даже пить расхотелось…..
Молодая женщина, одетая в маечку без рукавов, спортивные штаны и военные ботинки, ловко и уверенно взобралась по стене на третий этаж дома. Обернулась, кивнула мрачному военному, стоявшему внизу с секундомером, что-то ему ответила и быстро спустилась вниз.
Эта же девушка, лежа на спине, поднимает штангу. Рядом стоит инструктор. Он хмурится, ему не нравится, что женщина не справляется с весом. Он что-то говорит, и вдруг в панике отскакивает в сторону - штанга, которую женщина еле отрывает от груди, вдруг взмывает вверх и зависает под потолком. Девушка, отдуваясь, встает, не отпуская штангу взглядом, отходит в сторону и отворачивается. Штанга тяжело падает на скамью, где она только что лежала….
Девушка внимательно смотрит на какую-то стену. Невысокий человек с неприятно-надменным выражением лица что-то ей говорит, она кивает, снова смотрит на стену,  стена взрывается, поднимая тучи пыли.
Ничего особенного…. Если не считать, что у девушки лицо Энн.
Но это не могла быть она….
Следующий кадр. Девушка…. Или Энн?
Девушка смотрит на здание с балконом. В доме лопаются стекла, а потом падает и балкон. Человек с неприятным лицом, улыбаясь, похлопывает Энн по плечу.
Она за рулем автомобиля. Ключа в замке зажигания нет, но приборы, на которые смотрит Энн, показывают, что двигатель работает.
Энн на кушетке, к рукам, ногам и голове прикреплены какие-то датчики. Больница? Похоже…. Вот и доктор. И снова тот человек с неприятным лицом. Человек пристегивает руки Энн широкими кожаными ремнями, дает ей какую-то команду. Энн дергается, но освободиться не может. Потом, странное дело, ремни на ее руках разваливаются, словно их разрезали.
Она стреляет из автомата и пистолета.
Она смотрит, как взрывается какое-то животное, кажется, собака.
У нее на глазах затягивается глубокий порез на руке мужчины в военной форме. Мужчина смотрит на Энн с ужасом и восхищением.
Она снова лежит на кушетке. Снова – ремни и датчики по всему телу. Камера перемещается к ее лицу. На глаза надеты большие прилегающие к лицу очки с металлическими пластинами вместо линз. Врач нажимает кнопки на приборе, установленном у изголовья кушетки, и на лице Энн отражаются страх, ненависть, боль…. Ее тело начинается дергаться от конвульсий….
Шон почувствовал ее присутствие и резко обернулся.
- Ты… здесь???
Он отключил проектор и быстро подошел к ней.
- Энн, ты зачем … сюда? Ты почему не позвала…?
Кажется, он был расстроен не меньше, чем она. Но думать о его чувствах было некогда.
- Что это было? – нервно спросила она, пытаясь подняться на ноги.
Шон помог.
Едва поднявшись, Энн оттолкнула его и сухо спросила снова:
- Что это было?
Он прятал глаза и мялся. Как тогда, когда она догадалась о смерти Сонечки.
- Шон! Отвечай!
- Пойдем, - тихо сказал он, кивнув на диван, - Я покажу тебе…. Ты снова меня опередила….
Она спустилась самостоятельно. И дошла до дивана.
Шон прекрасно понимал ее, поэтому не лез с помощью. Просто шел рядом, готовый подхватить, если она оступится. Но она не собиралась это ценить. Не до этого было.
Усевшись на диван, она кивнула на экран.
- Включи заново.
Шон молча выполнил ее просьбу.
Когда запись кончилась, Энн спросила:
- И что все это значит?
Ей никто не ответил.
Увлеченная зрелищем, она и не заметила, как он вышел из комнаты.
- Шон! – в бешенстве закричала она, забыв о том, что она – графиня Данилевская, одна из последних представителей аристократического рода, - А ну, вернись! И объясни, наконец, что это за чертовщина!
Он вошел в комнату с чашкой в руке.
- Чай будешь? – спокойно спросил он.
Она кивнула, протянув руку.
- Осторожно. Горячо, - как ребенка, предупредил он.
- Ну?
Он смотрел на нее, словно только что увидел.
Это злило еще больше. Хотя… куда уж больше?
- Ну???
- Ты сейчас снова Хилари, Просто ты об этом не знаешь, - негромко сказал он, садясь рядом, - Не злись. Слушай.
Пока Шон говорил, она молчала. Пыталась понять и поверить. Тщетно.
Она имеет феноменальные способности? Бред…. Фантастика….
Шон сошел с ума….
Нет, всему тому, что она видела, должно быть правдоподобное объяснение….
Так вот в чем дело…. Он сошел с ума…. он маньяк. Он решил, что любит ее и должен спасти…. От ФБР…. Безумец…. Это он выкрал ее из учебного центра ФБР, это он довел ее до такого состояния….
- Тебе грозил электрический стул, - говорил Шон, стараясь не смотреть в ее сторону, - Или еще что похуже…. Николс выкрал результаты экспертизы, по которым выходило, что ты расстреляла охранников в доме на Кипре. Он шантажировал тебя, и ты согласилась сотрудничать с ФБР. Судя по всему, ты была хорошей ученицей…. Я пытался тебя найти, я знал, что ты в беде…. Но тебя хорошо охраняли. Ты дважды пыталась бежать. В первый раз тебе помог охранник. Николс знал о твоем желании бежать, но он симпатизировал тебе, поэтому не помешал первому побегу. Произошел несчастный случай, авария, и тебя вернули обратно. Поскольку Николс за тобой не уследил, тебя передали другому куратору. Тебе было сложно его обмануть. В общем, после второй попытки побега они занялись тобой вплотную. Я искал возможность освободить тебя…. Мне помог Николс. Он нашел меня сам. И мы смогли…. Ты не веришь, я знаю, в это действительно трудно поверить….
Но на ленте действительно была она…. Как она попала в этот учебный центр? Что с ней там делали? К чему готовили? Если отбросить половину того, о чем говорил Шон…. Она ни за что добровольно не согласилась бы работать на ФБР…. Но тогда она была Хилари…. И что? Ведь в то время, по рассказам Шона, она уже знала, кто она на самом деле, хоть и не помнила всего до конца. Боже, кто ей объяснит, что произошло на самом деле??? Нет, только не спрашивать Шона. Он – сумасшедший. В этом сомнений нет.
- Они перестали считать тебя человеком. Они просто изучали твои возможности, не переживая, что ты… умираешь. Полтора месяца назад мы выкрали тебя из клиники. Николс и я. Потом я перевез тебя сюда, чтобы даже он не знал, где ты находишься. Я думал, что не довезу тебя живой. А ты выжила. Но ничего не помнишь. И не веришь мне.
- Это все?  - сухо спросила она, поставив пустую чашку на пол возле дивана, - Или ты еще что-то скрываешь?
Он медленно кивнул. Ей показалось, что он солгал. Как всегда.
Она не задала больше ни одного вопроса. Просто встала и побрела к лестнице.
- Энн, не уходи…. – тихо сказал он, идя за ней, - поговори со мной, не замыкайся снова. Я понимаю, все это звучит нелепо…. Но это правда…. Самое паршивое, что я не могу ничего доказать…. Хотя…. Стой!
Последнее слово прозвучало решительно, как приказ. Энн остановилась, как вкопанная. И решила не возражать ему. Спорить с маньяком – последнее дело.
Он нервничал. Это было неприятно. Даже страшно.
- Энн, посмотри на чашку, - он показал на чашку, стоящую на полу у дивана.
Ту самую, из которой Энн только что пила чай.
- И что? – не сдержав сарказма, спросила она.
- Попробуй разбить ее!
Его глаза странно блестели, он был возбужден….
Подумав, Энн протянула руку.
- Подай мне эту чашку, - устало сказала она, - Я разобью ее… на счастье. И пойду спать.
Он покачал головой.
- Нет! Разбей ее взглядом! Ты можешь!
Сумасшедший. Он сумасшедший…. Она в его власти…. Пока….
Она посмотрела на чашку. Изобразила сосредоточенность. Развела руками.
Он казался разочарованным.
- Энн, попробуй снова! – потребовал он.
- Я устала, - тихо сказала она, - давай попробуем это завтра.
- Энн, неужели ты не поняла? – горячо заговорил он, - Ты и сейчас умеешь! Это так просто не уходит! Просто надо постараться!
- Шон, я устала. Прошу тебя, позволь мне лечь….
Помогло. Он успокоился и кивнул. И двинулся к ней, чтобы помочь.
- Не стоит, - отмахнулась она, - Я поднимусь сама. Извини.
Он медленно пошел за ней.
Было неприятно чувствовать его за спиной…. Но она изо всех сил делала вид, что не боится.
Ничего. Она уже ходит. Через пару дней, ну, может, через неделю, она постарается придумать, как уйти отсюда. Она найдет телефон. Или напишет записку водителю грузовика….

Оставшись одна в своей комнате, она долго не могла заснуть.
А если он не лгал? Если он не сумасшедший? Если на минутку допустить, что все, о чем он говорил, правда?
Ерунда.
Итак, что же получается?
Арчи хотел завладеть ее наследством и отдал ее в руки похотливых сволочей…. Где она нахваталась этих слов?... Кто-то убил насильников. Она это видела и от потрясения забыла, кто она на самом деле. Допустим…. Или нет. Она могла и не терять память. Не было никакой лечебницы для сумасшедших, не было нового нападения, не было фермы и нападения бандитов, которые хотели отомстить ей и Шону…. Нет, все было проще. Насильников убил Шон. Наверное, он что-то видел или слышал и решил помочь ей. Она, видимо, боялась идти в полицию, считая себя соучастницей. Или он пригрозил ей… или  она была благодарна Шону…. Пусть последнее. Имя Хилари они придумали вместе…. Допустим, что она поехала с ним в Лорето. Он … заботлив…. Он смотрит на нее такими глазами…. После Арчи и этой истории в сарае она готова допустить, что влюбилась в этого Шона…. Хотя, она и он… неправдоподобно. Если не было амнезии, она не могла полюбить … простолюдина. Да еще и убийцу. Не надо думать о чувствах, которые она к нему испытывала. Может, и не было ничего…. Потом они поехали в Европу, и она встретилась с Лизой. Разыграла перед семьей амнезию, чтобы быть с дочкой…. Сонечка умерла. Это ужасно, но это правда. Газеты не врут. Она хотела отомстить Арчи за все…. Неужели она могла принять помощь этого убийцы, Шона? Верится с трудом, но они с Шоном убили Арчи. Можно поверить. Можно.  Полиция поймала ее. История с амнезией помогла…. С ФБР тоже складно выходит. За исключением одной мелочи. Почему кипрская полиция разрешила ФБР соваться в их дела? Уж, не из-за того ли, что она знала Шона? Возможно, они хотели выйти на него через нее. Дальше. Она согласилась сотрудничать с ФБР. Допустим, ее готовили к какому-то террористическому акту. Верится с трудом, но запись это подтверждает. А как быть с штангой? Ерунда. Не стоит зацикливаться на этом эпизоде. Возможно, она не поладила с ФБР, поэтому они ее «лечили». Или это все-таки была лечебница для душевнобольных? Значит, она тронулась умом после того, как «поработала» на ФБР?  Возможно. А потом Шон выкрал ее.
Вывод напрашивался сам собой. Даже если Шон сумасшедший, или лжет, в полицию лучше не соваться. И пытаться пользоваться счетами в банках тоже…. Но есть Лиза. Лиза объяснит. Хоть что-то.
А почему она решила, что то, что записано на ленте, связано с ФБР? Если отмести этот вариант…. Она что, могла пойти служить в армию? Чушь. Ладно, остается вариант с ФБР. Пусть.
Ничего, она выберется отсюда. И все узнает. И вспомнит. Все.

Весь следующий день они с Шоном не разговаривали. Он не докучал ей своим вниманием, надо отдать ему должное. И выглядел нормальным. И очень опасным. Из-за сна, приснившегося перед самым пробуждением….
Они купались в теплом море возле длинного узкого пляжа. И занимались любовью. Это было прекрасно….
Весь день она ловила себя на том, что рассматривает его. Он, кажется, видел ее интерес, и это его… смущало, что ли…. Так же, как ее. Во всяком случае, случайно встречаясь взглядом, они отводили глаза и старались держаться подальше друг от друга.
Энн словно впервые рассматривала его руки, невозмутимое лицо и ладное тело, удивляясь чувствам, заставлявшим кровь бежать быстрее.
Он был… красив. Это пугало дальше больше того, что он был убийцей.
Наверное, она любила его раньше…. Во всяком случае, она точно помнила, какие чувства испытывала к нему в своем утреннем сне.
Теперь она смотрела на него иными глазами.
Она была уверена, что он – убийца. Да еще и одержимый желанием ей помочь. Любил, что ли? Действительно любил?
От этой мысли делалось нехорошо. Она невольно чувствовала вину. Кем бы он ни был, он… помог ей. И, кажется, не раз. А она замышляла побег.
К вечеру погода испортилась. Собиралась гроза.
Энн чувствовала себя плохо – суставы и мышцы болели, как у древней старухи. Поужинав в комнате у телевизора, Энн сказала Шону, что ляжет пораньше, и самостоятельно поднялась наверх, чувствуя спиной его взгляд, пока он мог ее видеть.
Заснула сразу, едва коснувшись головой подушки….
Она была в небольшом самолете, лежащем на брюхе посреди джунглей. Сквозь разбитые иллюминаторы и трещины в обшивке внутрь душного помещения лезли москиты. Энн затыкала дыры кусками ткани, ее мутило от запаха крови и перегара…. Шон был в самолете вместе с ней. Он был без сознания. Его одежда была пропитана кровью. Он бредил, звал какого-то Мэтта. Энн было его жаль, но она не знала, как ему помочь. Особенно страшно выглядела рана на его бедре…. А потом Энн…. Нет, это была Хилари…. Хилари вылечила его рану взглядом…. А потом была змея…. И выстрел…..
Энн проснулась от собственного крика.
Ужас переполнял ее сердце. Вскочив на кровати, она дрожала всем телом и тупо смотрела в окно, за которым бушевала гроза, еще не понимая, что ей все это приснилось – и самолет, и раны Шона, и змея, и выстрел….
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Шон. Он бросился к ней и крепко прижал ее к себе.
- Это просто гроза, девочка моя, - зашептал он, целуя ее волосы, - Ты всегда боялась грозы, глупенькая….
Еще не понимая, что происходит, еще толком не проснувшись, она забормотала, чувствуя, как по щекам текут слезы:
- Там была змея…. Она хотела меня убить….
Шон замер и отстранился, пытаясь заглянуть в ее глаза.
- Ты помнишь змею?
Энн проснулась окончательно. И нервно отодвинулась, поджав колени к подбородку – Шон сидел рядом с ней в одних трусах и смотрел так, что ей было не по себе….
- Это был только сон, - пробормотала она, пряча глаза.
- Нет, это память возвращается…. – неожиданно буднично ответил он.
Ее всегда поражало, как ему удается так быстро взять себя в руки.
Он отодвинулся на край постели, чтобы ее не смущать, и сказал:
- Это было. В самолете, когда мы улетели с фермы.
- Ты не рассказывал….
Он вздохнул и ответил:
- Всего не расскажешь…. Тем более, ты мне не веришь. Ничего, ты вспомнишь, не расстраивайся. Ложись.
Она нервничала. Его присутствие, пожалуй, нервировало больше, чем удары грома и блеск молний за окном.
Он понял ее взгляд по-своему.
- Не бойся, я не уйду…. Пока гроза не закончится….
Подумав, она легла и, натянув одеяло к подбородку, тихо спросила:
- Ты был ранен, да?
Он поднялся, подошел к окну и, сложив руки на груди, долго смотрел в разрываемое непогодой небо, прежде, чем ответил.
- Да. Я был ранен. Настолько серьезно, что не мог посадить самолет. Ты сделала это сама. Ты спасла нас. Ты этого не помнишь. Жаль….
Энн молчала. Но ей нужно было подтверждение!
- Шон, включи свет, - попросила она.
- Зачем? – удивился он.
- Пожалуйста, - упрямо повторила она.
- Я выключил генератор – гроза…. Ладно, схожу за свечами.
Когда он вернулся с двумя зажженными свечами в руках, Энн села на кровати и попросила его подойти.
Шон поставил свечи на тумбочку у кровати и подошел к Энн.
Он был… так хорош….
- Шон, - пряча глаза, попросила она, - покажи мне шрам.
- Какой?
- Тот, на ноге, который я… в самолете….
Смутившись, он приподнял штанину на бедре и ткнул в шрам пальцем.
Вздохнув, она снова легла на спину, натягивая одеяло к подбородку и зажмуриваясь.
- Помнишь, да? – тихо спросил он.
- Да…. – призналась она.
Он сел рядом и осторожно погладил ее по руке.
- Я понимаю. Это трудно – поверить… - тихо заговорил он, - Я и сам не верил…. Я не буду тебя торопить. Ты все вспомнишь. Об одном прошу – дай нам время, Энн…. Пожалуйста….
Его низкий голос, прикосновение его пальцев сводили ее с ума. Это было настоящим безумием, настоящим….
Чтобы сбросить наваждение, она снова резко села, стряхивая его руку со своей, и холодно сказала:
- Это была не я. Это была Хилари.
По подоконнику и крыше застучали первые капли дождя. Звук был настолько громким, что Энн едва разобрала слова Шона.
- Поговорим об этом позже. Ладно, я пойду. Дождь кончится не скоро, но молний и грома больше будет. Обещаю.
Он встал и пошел к двери.
Она не смогла позволить ему уйти.
- Шон!
Он замер и медленно повернулся.
- Что?
Сгорая от стыда, она ответила:
- Я… не буду тебе мешать…. Кровать большая…. Пожалуйста, не оставляй меня… сегодня….
Она ждала ответа. Ей казалось, что прошла целая вечность….
- Хорошо.
Он прикрыл дверь и, обойдя кровать, молча лег поверх одеяла.
Энн старалась не дышать. Он был рядом…. Она чувствовала его запах, слышала его дыхание, чувствовала тепло, исходившее от его сильного тела….
Как странно…. За этот месяц она ни разу не видела его без одежды…. А он видел ее… всю…. А когда она была Хилари….
Когда она была Хилари, она знала его тело…. Наверное, это было… прекрасно…. Как во сне….
Шон не спал. Конечно, не спал. Наверное, он думал о том же…. Ей достаточно было протянуть руку, или просто назвать его по имени…. Но как преодолеть себя? Разве она посмеет первой…. Она не Хилари. Она – Энн. Энн Данилевская. Девушка из приличной семьи.
- Один мой друг, Мэтт, однажды сказал мне странные слова. Я даже поверить не мог, что мужчина может так выражать свои мысли. Он сказал: «Жизнь коротка. Нарушай правила. Прощай быстро. Смейся неудержимо. Целуй медленно. Танцуй, будто никто не смотрит. Пой, будто никто не слышит. Люби, будто никто не причинял тебе боль. Нужно прожить то, что отмеряно, так, чтобы там наверху одурели и сказали: «Ну-ка, повтори!»».
- А потом? – спросила она.
- Что? – не понял Шон.
- Что было потом с этим Мэттом?
- А потом он умер, - спокойно ответил Шон, отворачиваясь от нее к окну.
Наверное, он тоже строил свою стену….
Но зачем он повторил для нее слова этого Мэтта?...
Он… действительно любил ее. И не торопил. За это Энн была ему благодарна так, что хотелось плакать….
Ей снилось, что они загорают на пляже у бунгало, стоящего в тени огромных пальм. Шон дремал, а она, склонившись над ним, пыталась восстановить кожу на его ноге, изуродованной ужасным шрамом. А потом они снова занимались любовью. Так сладко….
Энн проснулась, еще чувствуя радость наслаждения, тепло его тела и прикосновения нежных рук.
Шон спал рядом, лежа на спине и закинув руки за голову.
Арчи здорово отравил ей жизнь. Она и представить себе не могла, что может так хотеть мужчину, как она хотела Шона. Даже тогда, когда ее семейная жизнь только начиналась, и она думала, что любит Арчи…. Разве можно сравнивать? Арчи – надменный холодный аристократ, пресыщенный женским вниманием, самовлюбленный до крайности…. И Шон, простой парень, но такой нежный, внимательный, чуткий…. Да что она знает о Шоне? Может, и не надо ничего знать? Разве он не доказывает ей ежеминутно, постоянно находясь рядом, ловя каждый ее взгляд, угадывая все ее желания…. Все. Достаточно. От этих мыслей с ума можно сойти.
Просто она выздоравливает. Плоть требует своего. Ничего, Энн справится с непристойными мыслями. Иначе и быть не может.
Шрам….
Стараясь не разбудить Шона, она тихо села, разглядывая его тело.
Шрама не было. А был ли он?
Был. Она уверена.
Память возвращалась. Пусть, в снах….
Он ее любит. Любит.
Нет. Он любит Хилари. А к ней он относится, как к больному ребенку.
Она никогда не замечала желания в его взгляде. Лишь надежду. На то, что к нему вернется Хилари.
 Боже, как же хочется прикоснуться к нему…. Потрогать этот маленький шрам на левой брови, погладить его руки, плечи, ощутить его объятья,  его тяжесть….
Нет!!!
Энн осторожно встала с кровати и, прихватив платье, выскользнула из комнаты.
Было раннее утро. Дом спал. Дождь давно кончился. Тишина и покой, никаких звуков, разве что шум прибоя, доносившийся с улицы.
Опираясь на перила лестницы, Энн добралась до комнаты, находившейся на первом этаже, и попыталась найти телефон. В комнате его не было. На кухне тоже. Значит, аппарат был установлен в комнате Шона. Что ж…. она сходит туда, когда Шон будет готовить еду или выгружать продукты из грузовичка….
Машина во дворе…. Разве она не этого хотела?
Нет, она уже не хочет уезжать…. Но тогда…. Она не сможет справиться с собой. И будет страдать, зная, что он любит не ее, а Хилари….
Она еще слаба, но руль удержит…. Она знает, как управлять автомобилем. Откуда? Ах, да….
Шатаясь от слабости, еле удерживаясь на ногах, превозмогая головокружение, Энн вышла на улицу, немного постояла на крыльце, пытаясь прийти в себя, потом медленно спустилась к машине,  стоявшей неподалеку.
Ключа в замке не было, конечно. Но она знала, что нужно сделать, чтобы машина завелась. Не взглядом, конечно, глупости это…. Наверняка, Шон научил…. А кто же еще?
В ушах шумело так, что она не слышала, завелся ли двигатель. И со зрением были нелады…. Но она должна была это преодолеть….
Машина тронулась с места….
И остановилась.
Шон выскочил на крыльцо и в три прыжка оказался возле машины. Он распахнул дверь и крикнул:
- Энн, ты сумасшедшая!  - и осекся, увидев ее лицо.

- Почему ты не уехала? – спросил Шон.
Они были на балконе. Он сидел в кресле, глядя на весеннее небо, запутавшееся в ветвях акации. Веселый ветер играл в ветвях, гнал на север белые барашки облаков, теребил волосы, путался в юбке Энн, стоявшей у перил, и никак не мог придумать, чего бы выкинуть этакого….
Энн не ответила. Она не могла признаться. Она даже себе признаться не могла….
Шон встал и подошел к ней.
- Энн…. Ответь, - напомнил он.
- Не знаю, - честно ответила она, - Я хотела, это правда…. Но кажется, мне некуда ехать….
Он расстроился? Да разве по его лицу можно было что-то понять? Да, иногда он не сдерживал чувств, но сейчас Шон казался невозмутимым, словно не случилось ничего особенного.
- Ты теперь будешь следить за мной с удвоенной энергией? – скривившись, спросила она.
Отчего-то стало стыдно…. Разве она не права? Разве он не держит ее против ее воли? И пусть она действительно любит его…. Она его любит. Вот в чем дело…. Поэтому и не смогла уехать….
- Нет, Энн, - покачав головой, ответил он, - Я не тюремщик…. Ты свободна…. Но ты все еще не веришь, что ты в опасности…. Я не знаю, как доказать тебе…. Впрочем…. Через неделю, когда ты наберешься сил, мы поедем в Мапуто. Сходим в библиотеку. Почитаешь подшивки за последние годы. Может, тогда поверишь мне.
- Мапуто? – недоверчиво переспросила она, - Мы в Мозамбике?
Он кивнул.
И посмотрел на море.
- Красиво тут, правда? Я таких рассветов и закатов в жизни не видел. А цвет воды….
Она не понимала, о чем он говорит. Он стоял так близко, что она снова чувствовала его запах, все еще пытаясь бороться со своим желанием.
Шон чему-то улыбался, подставляя лицо ветру, трепавшему его волосы. Белая майка обтягивала его грудь, подчеркивая прекрасно развитые мышцы….
Она поняла, что осмелилась коснуться его груди, лишь почувствовав, как на ее запястье сжались его пальцы.
Энн вздрогнула и столкнулась с ним взглядом.
- Не искушай меня, Энн…. Мое терпение имеет предел, - хрипло проговорил он, сжимая ее руку так сильно, что еще чуть-чуть, и захрустели бы кости….
Было больно, но от этого ее желание только возрастало….
Он понял….
- Энн…. – пробормотал он, сжимая ее в объятьях, - Моя Энн….
Поцелуи, жадные и ненасытные, сильные руки, бесстыдно ласкающие ее тело, прижимающие ее бедра к напряженной плоти…. Это было именно то, чего она жаждала. Сейчас. Всегда.
- Шон….
Целуя, он поднял ее на руки и понес в комнату.
Скорее, пожалуйста….
Но он уже очнулся. И взял себя в руки.
Осторожно положив ее на кровать, Шон быстро отошел к окну и, сдерживая дыхание, глухо выговорил:
- Прости.
Это казалось невероятным…. Это было невыносимо….
Энн застонала, зажмуриваясь и закрывая руками лицо.
- Прости, - повторил он, - Ты еще так слаба, а я….
Энн заплакала. Тихо и горько, как ребенок. Она чувствовала себя униженной, уничтоженной….
Шон подошел к кровати и, сев рядом с Энн, попытался отнять руки от ее лица.
- Анечка…. Не плачь….
Он назвал ее так, как называли только два человека в ее жизни – мама и Лиза.
Услышав свое имя, Энн разревелась в голос, пытаясь повернуться к нему спиной. Шон не позволил.
Он улегся рядом, прижал ее к себе и тихо зашептал, поглаживая дрожащими пальцами ее руки, плечи и волосы:
- Не плачь, прошу тебя…. Анечка…. Не плачь…. Ты сама не понимаешь, зачем тебе все это, да? Ты ведь не помнишь меня совсем…. А я…. Я не должен….
- Просто ты не хочешь меня! – не выдержав, выкрикнула она, - Ты сам понимаешь, что я – не Хилари!
Он замер, а потом тихо сказал:
- Я знаю, кто ты, какое имя ты бы не носила.
Пока она пыталась поверить, он привстал на локте, повернул ее к себе и спросил:
- А ты, Энн? Что думаешь ты? Кто я для тебя? Я не понимаю. Я с ума схожу…. Ты то с ненавистью смотришь, то так, что сердце переворачивается….
Она не смогла ответить. Она обняла его лицо ладонями и, прикрыв глаза, потянулась к нему губами….
Боже…. Боже…. Боже….
- Шон….
- Любимая…. Моя…. Энн….

- Почему ты отпустил меня к Арчи? – тихо спросила Энн.
Они лежали, обнявшись, на ее кровати, наслаждаясь близостью друг друга. Голова Энн покоилась на его груди, его рука нежно гладила ее обнаженное плечо и спину.
- Я был… не в себе…. Когда я понял, что могу потерять тебя, я словно умом тронулся. Ты переживала за Сонечку. Ты выбрала ее, а не меня. Так сложно все…. Я был у Элижбет после того, как ты уехала. Я хотел вернуть тебя. Я видел тебя там. Ты выглядела…. В общем, я понял, что мы не пара.  И не стал бороться…. Я уехал. Я уверен, Элижбет так и не сказала тебе, что я приезжал.
- И мы больше не виделись?
- Виделись. Ты нашла меня. Встреча была недолгой – я скрывался, мы договорились о встрече на нашей ферме, но Николс вычислил тебя. И ты оказалась в учебном центре.
- Ты все еще в бегах?
Шон вздохнул:
- Боюсь, что это надолго.
- А тут еще я….
- Да, нам нельзя попадаться на глаза полиции. Скорее всего, придется жить в какой-нибудь глуши…. Так что забудь о Европе и Штатах….
- Так странно….
- Что?
- В Риме ты считал, что мы не пара. А теперь? Разве я не та же Энн, которую ты видел в особняке Лизы?
Он вздохнул.
- Я и сейчас считаю, что краду счастье. Не смотря на то, что ты здесь, со мной, что мы…. Я нужен тебе сейчас. Это… грустно, но в твоей иной жизни, в той, что была до Сан-Диего, у меня шанса не было….
- Теперь та жизнь закончилась. Судя по всему, ее не вернуть. Честно говоря, жаль в ней только одного – Сонечку….
- Скучаешь по ней?
- Конечно….
Они немного помолчали.
- Шон, мне приснилось, что я … убрала шрам на твоей ноге. Он такой ужасный был, рваный….
Он улыбнулся.
- Было дело. Я во Вьетнаме служил…. Ты действительно лишила меня этой моей гордости. А, заодно, и метки для полиции. А что еще тебе снилось?
Энн смутилась.
- Мы… занимались любовью. Рядом с бунгало…. На берегу.
Он перекатился на нее и спросил с нежностью:
- Тебе было хорошо со мной?
На глаза Энн невольно навернулись слезы.
- Что с тобой? – встревожился он, приподнимаясь, - Тебе плохо?
- Нет, - покачала она головой, не в силах сдержать слезы, - Просто… никто еще не был так нежен со мной….
- Бедная моя девочка…. Я всегда любил тебя…. Я не могу иначе….
Шон медленно склонился к ее лицу и обхватил теплыми губами ее губы. Она ответила жадно и пылко, словно это была не она…. Нет, это была она. Просто только сейчас, только с ним она могла не скрывать своих чувств и желаний. Он разбудил ее. И она не хотела сдерживать свою страсть.

Это был прекрасный осенний день,  с прозрачно-синим небом, теплым солнцем и легким ветром, играющим еще не увядшей листвой, окрашенной бронзой, багрянцем и золотом. Прежде, чем умереть маленькой смертью на время недолгой зимы, флора с размахом праздновала свои похороны. Это было грустно, но грусть была светлой. Всем нужен отдых. Даже природе….
Небольшой белый домик с красной черепичной крышей, стоящий на вершине холма, покрытого рыжей травой, радовал глаз веселым блеском чисто вымытых окон. Из каминной трубы поднимался легкий дымок, ветер не позволял ему тянуться ввысь, рассеивая над холмом тепло домашнего очага.
Из дома доносилась негромкая музыка – работало радио.
На заднем дворе в уютном кресле сидела Энн, укрытая клетчатым шотландским пледом. Она вязала, с легкой улыбкой наблюдая за трехлетней Синди, игравшей на расстеленном на земле одеяле.
Шон возился с мотором старенького доджа, изредка посматривая на своих обожаемых девочек.
Синди строила домик из кубиков. Нормальное занятие для ребенка, если не считать, что она при этом обходилась без помощи рук – руки были заняты куклой, которую она пыталась раздеть. Со строительством были проблемы – девочка постоянно отвлекалась, поэтому кубики, взмывая в воздух, лишь изредка попадали на место. Синди злилась и ругала за свои неудачи несчастную Дору, свою куклу. Наконец, Синди отбросила куклу в сторону и всерьез занялась постройкой башни. Кубики бесшумно взлетали вверх, аккуратно вставая один на другой.
Энн переглянулась с Шоном и улыбнулась ему. Вытерев руки, Шон подошел к ней, встал рядом, положив ладони на ее плечи. Энн потерлась о его руку щекой.
- Может, мы зря сюда приехали? – тихо спросила она.
- Тебе тут не нравится?
- Нравится. Очень. Но тут люди совсем рядом…. Я боюсь за нее.
- Мы поможем ей научиться пользоваться этим.
Энн улыбнулась снова:
- Пользоваться она научилась и без нас….
Прожив четыре года в Мозамбике, они вернулись на ферму всего полгода назад в надежде, что ФБР не станет их тут искать. Дом в Мозамбике пришлось бросить – о странностях девочки узнали жители соседнего поселка и стали приходить поглазеть на маленькое чудо. Впервые дар проявился, когда Синди было всего два месяца. Шон установил над ее кроваткой крутящийся круг с подвешенными к нему яркими погремушками. Достаточно было покрутить его всего пару раз, чтобы малышка поняла, насколько это интересно. Она стала крутить его сама. Взглядом.
Тогда-то Энн и поверила в то, что действительно обладала такими же способностями. Это было странно, но как не верить собственным глазам? К самой Энн дар так и не вернулся. Она пыталась, конечно, в тайне от Шона, попробовать сделать что-то необычное, но все ее усилия ни к чему не приводили.
Спешно покинув Мозамбик, они не придумали ничего лучше, чем вернуться на ферму. Шон предлагал поехать в Новую Зеландию, но в ночь перед поездкой Энн приснилась эта ферма, и они решили, что это судьба.
Три года из жизни Энн так и остались потерянными. Теперь это не мучило так, как раньше. Она знала о той своей жизни по рассказам Шона и своим снам. Теперь-то она верила, что Шон ничего не придумал. И была счастлива, что он нашел ее.

Прошлое настигло неожиданно. Иначе и не бывает.
В тот день Энн играла с Синди в мяч на заднем дворе. Шон чинил старое кресло-качалку, купленное несколько дней назад на распродаже.
Первой почувствовала неладное маленькая Синди. Неожиданно замерев на месте, она прикрыла ручкой глаза, напряженно всматриваясь в линию горизонта.
- Что? Что ты видишь? – нервно спросила Энн.
И только теперь заметила маленькую точку, приближающуюся с севера.
- Синди, это птица?
Девочка покачала головой.
- Похожа на птицу. Мы на такой прилетели сюда. Только она без крыльев. И вентилятор на голове.
- Шон!!! – закричала Энн, хватая Синди за руку.
Он выскочил на улицу и сразу все понял.
- Быстро в погреб. Я задвину вас диваном.
- А ты?
Шон быстро поцеловал ее и удивленную дочку.
- Если они никого не найдут, они не уедут. Не волнуйся, я разберусь. Только ничего не бойтесь. И сидите тихо.
- Я хочу увидеть дядю и бабушку! И покататься на птице! – заявила Синди.
На ее слова не обратили никакого внимания.
Уговорить Синди спуститься в погреб оказалось делом нелегким. Пришлось предложить игру в прятки. Помогло.
Ремонтируя дом, Шон как раз на случай таких вторжений оборудовал погреб под довольно сносное жилье. Тут были две комнаты с кроватями, водопровод, туалет и большой запас продуктов. Кроме того, из него можно было выбраться через длинный узкий тоннель, выход из которого был замаскирован в кустах неподалеку от дома. Спуститься в погреб можно было из кухни, потолок и крышка люка были прекрасно звукоизолированы, так что можно было надеяться, что посторонние не услышат воплей Синди, возмущенной обманом родителей.
Энн с большим трудом уговорила Синди не поднимать крышку люка. Пытаясь скрыть нарастающую тревогу, Энн придумывала все новые игры, отвлекая дочку от желания выбраться наружу. Накормив Синди тушенкой с хлебом, Энн уложила ее спать. Заснула Синди не сразу, пришлось рассказывать сказки. Ну, что ж. Ребенок есть ребенок….
Прошло около трех часов с тех пор, как Энн и Синди спрятались в убежище, а Шон все не приходил. Энн совершенно измучилась в неведении. Она уже решилась выйти через тоннель, чтобы посмотреть, что происходит, когда люк, наконец, открылся, и Шон спустился вниз.
И без слов было понятно, что дела плохи.
Шон тяжело опустился на кровать и сказал:
- Это был Николс.
Энн растерялась.
Единственное, что ей удалось выдавить:
- Уехал?
- Да.
- Чего он хотел?
Он ответил не сразу.
- Сядь рядом, Аня.
Он редко называл ее по-русски. Настолько редко, что сомнений не оставалось – все очень плохо.
Она села рядом. Шон обнял ее, прижимая ее голову к своей груди, и шепотом сказал:
- Мне придется уехать.
Энн вскинулась, посмотрев в его глаза.
- А мы???
- Ненадолго. Я думаю, недели на две, не больше. Вы останетесь здесь. Николс привез Клариссу. Она поможет тебе с Синди.
Заботливый какой этот Николс! Значит, не две недели…. Значит, там, куда посылают Шона, опасно….
- Рассказывай! Все! – потребовала она.
Конечно, всего он не сказал. Не мог – связывало обещание, данное Николсу и желание уберечь Энн от неприятных подробностей.
Он должен был вернуться в Африку и найти какого-то человека. Зачем, Шон не сказал. Энн и не спрашивала. Если ФБР понадобились его услуги…. Если они не убили его, а приказали выполнить это задание….
У Энн от неприятных предположений даже голова закружилась. Но расстраивать Шона она не хотела.
- Я не мог отказать ему, - сказал он, снова прижимая ее к себе, - Понимаешь, он оказал мне услугу, когда помог тебя вытащить. Я обязан ему помочь. Кроме того, он обещает, что они нас отпустят. Совсем. Мы будем свободны, Анечка.
- Какой ценой…. – не сдержавшись, пробормотала она.
Цена их свободы должна была быть очень высока. Это было понятно и без его объяснений.
- Ничего, я справлюсь. Я знаю, что делать, верь мне, - сказал он.
- Может, нам снова уехать?
Глупый вопрос, конечно. Это тоже было понятно. Шон не посчитал нужным ответить на него. И так ясно, раз они так легко нашли их…. Какими же нужно было быть глупцами, чтобы приехать сюда….
Словно читая ее мысли, Шон сказал:
- Для Николса нет ничего невозможного. Он знал, что мы жили в Мозамбике. Он дал нам возможность пожить по-человечески, если можно так выразиться…. А теперь я должен сделать то, что должен. Николс обещал включить нас в федеральную программу защиты свидетелей. Знаешь, что это такое?
Она знала, конечно.
- Шон, ты веришь ему?
- Приходится, - вздохнув, ответил он, - Синди спит, да?
- Спит. Шон, ты уезжаешь навсегда?
Как она могла сказать такое? Слово опередило мысль….
- Нет, - ответил он.
Больше он ничего не сказал.
Она и не спрашивала.
- Я уеду завтра утром. Пойдем знакомиться с моей теткой. Вы понравитесь друг другу, я уверен.
- А как же Синди? Разве можно показывать ее….
- Клариссе можно. Она знает о тебе. Я рассказывал. Она не удивится. И с психикой у нее все в порядке, поверь мне.

Он уехал на рассвете.
Пожалуй, было даже хорошо, что Николс не дал им времени на долгие проводы – Энн еле держалась, чтобы не расстраивать Шона своими слезами. Он, конечно, понимал, что ее спокойствие напускное, и был благодарен за ее стойкость. Кто еще мог похвастаться, что настолько знает ее?
Оказалось, что нужно столько сказать друг другу…. Они говорили, словно не виделись несколько лет.
И занимались любовью, и не могли насытиться….
Энн беспокоилась, как он доберется до места - этой ночью оба не сомкнули глаз.
Шон, мягко улыбаясь, успокоил ее:
- Высплюсь в самолете. Перелет долгий. Ну, ты знаешь….
- Шон, скажи честно, на сколько это может затянуться? – не выдержав, спросила она.
Он покачал головой.
- Не знаю, правда, не знаю. Человек, которого мне поручили… найти, скрывается уже много лет. Николс дал мне кое-какие наметки, но я не уверен, что справлюсь быстро. Две недели – чушь, скрывать не буду.
- А сколько? Год? Два???
Он мягко улыбнулся:
- Нет, даже не рассчитывай. Соскучиться, конечно, успеешь…. Энн, я правда не знаю. Давай договоримся. Я не могу звонить тебе – скорее всего, там, где я буду, со связью проблемы. Но при малейшей возможности…. Я пришлю телеграмму. Или открытку. Не смогу написать правду, как у меня дела, сама понимаешь, но ты увидишь мой почерк, и поймешь, что со мной все в порядке. Отвечать не нужно. Николс будет держать меня в курсе ваших дел.
- Он будет приезжать? – испуганно спросила она.
- Не знаю. Но он сказал, что проследит за вами. Приходится верить.
Она не хотела говорить о том, как они с Синди будут жить без него. Перспектива нежданной самостоятельности пугала не так, как разлука с Шоном. Он сам постоянно возвращался к этой теме.
- Если что, Николс поможет тебе. Я оставлю тебе его телефон. Он сейчас в Лондоне живет. Но, сама понимаешь, лучше с ним не связываться.
Она кивнула, не желая думать о том, что стоит за фразой «если что».
- Ты сказал, что для Николса нет ничего невозможного. Что это значит?
- Я рассказывал тебе, забыла? Я не уверен, но он, кажется, телепат.
Телепат??? Разве это не сказки? Наверное, не сказки. Умеет же Синди поднимать предметы, которые тяжелее ее в несколько раз….
- Поэтому он легко находит нас? Ведь мы даже фамилии сменили….
Шон кивнул в ответ.
И снова – поцелуи и ласки. Так сладко. Так больно….
Она готова была сделать все, лишь бы этот рассвет никогда не наступил….
Но утро пришло. Из-за черной полосы леса показался край огненного диска.
- Я думала, что люблю солнце…. – прошептала Энн.
- Ты действительно любишь его. И оно любит тебя. Ну, может быть, чуточку меньше, чем я….

Потянулись дни и ночи бесконечно тягостного ожидания. Приняв совет Клариссы, Энн решила, что беспокоиться начнет только через месяц, если за это время от Шона не будет никаких вестей. Но одно дело – принять решение, другое – следовать ему.
Хуже всего было ночами. В это время суток в голову всегда лезут самые неприятные мысли. Хилари старалась ложиться попозже, но заснуть удавалось только к рассвету. Сны были беспокойны, полны кошмарных видений, которые, проснувшись, она вспомнить не могла, поэтому днями ходила под впечатлением от неясных дурных ощущений.
Кларисса оказалась очень тактичной женщиной. Понимая состояние Энн, она освободила ее от домашних забот и мужественно сносила выходки Синди, которой очень понравилась бабушка.
Энн лишь после отъезда Шона поняла, что Синди еще до того, как увидела Клариссу, знала, что их связывают родственные узы. Девочка умела не только поднимать предметы…. Откуда она знала, что в вертолете были двое, Николс и ее бабушка?
Синди не спрашивала, куда уехал отец, и когда он вернется. Энн и Кларисса удивлялись, что девочке хватило простого объяснения, что папа уехал на работу, ведь до этого он никогда не отлучался из дома более, чем на сутки. Казалось, она забыла о его существовании. Уехал – и уехал. Все.
Кларисса Энн нравилась, если не считать того, что женщина, на взгляд Энн, была через чур болтлива.
- Но это же невыносимо – жить, ни с кем не общаясь! – удивлялась Кларисса, узнав, как они жили последние четыре года, - Чем же вы занимались все это время? Вы не надоели друг другу?
Энн и самой казалось невероятным, что после всей публичной суеты, связанной с жизнью богатой аристократки, она может наслаждаться общением со столь малым количеством людей – Шоном и дочерью. Но это было так. Им никто не был нужен. Они избегали общества, стараясь появляться на людях лишь по крайней необходимости. И дело было даже не в том, что они были беглецами. Просто они были счастливы вместе.
Конечно, девочке возраста Синди была необходима компания. Но разве можно было показывать ее людям? Синди не собиралась скрывать своих возможностей, наоборот, она старалась продемонстрировать их всем новым людям, которые появлялись в ее жизни. Так что по дороге в Штаты пришлось держать ее на снотворном. Это было ужасно, но иного выхода просто не было.
Через неделю Кларисса перестала удивляться странностям Синди. Приняла это, как должное, и старалась ни на минуту не оставлять внучку одну, понимая, что она невольно может навредить себе. Что возьмешь с трехлетнего ребенка?
Через три недели пришла открытка из Анголы. Шон подписался чужим именем, написал какую-то чушь о погоде, о слонах в Кисаме и тропических лесах, и ни слова о том, когда вернется. Но этого было достаточно, чтобы Энн немного успокоилась - он был жив и, кажется, здоров.
Через две недели пришла еще одна открытка, снова из Анголы. И опять – о погоде, о чудесных целебных источниках в Бибале, о прекрасных местных видах. И все.
Прошел месяц, потом второй…. От Шона не было никаких вестей.
Энн сходила с ума от отчаяния, пыталась дозвониться Николсу, но его секретарь неизменно отвечал, что сэр Николс занят и не может ответить.
А сны Энн, между тем, стали запоминаться. Это было даже хуже, чем вначале, когда она их не помнила. Она не знала, обладает ли даром предвиденья, или сны просто отражают ее страхи и отчаянье.
Примерно через полтора месяц после того, как Энн получила вторую открытку, ей приснился первый сон, который она запомнила.
Энн находилась в темном доме, скорее всего, хижине, свитой из ветвей, потому что сквозь щели в стене можно было рассмотреть огромную луну. Энн пыталась разглядеть что-нибудь в доме, но было так темно, что это было невозможно.
Потом она услышала легкий шорох и слабый свет. В дом вошла высокая хрупкая женщина, неся перед собой круглую плошку, в которой горел огрызок свечи. Она была чернокожая и, насколько могла разглядеть Энн, потрясающе красивая и грациозная.
Испугавшись, Энн хотела спрятаться, но обнаружила, что это ни к чему – у нее не было тела.
Пройдя мимо бестелесной Энн, женщина, одетая в свободной платье, поставила плошку со свечой на пол, и Энн увидела Шона, лежавшего с закрытыми глазами на циновке, расстеленной на полу.
Шон был болен. Его лицо осунулось и в слабом свете свечи казалось неживым. Но он был жив – крупные капли пота покрывали его лицо и обнаженную грудь, он тяжело дышал и иногда вздрагивал.
Опустившись рядом с ним на колени, женщина откинула с него одеяло, вытерла его пот тряпицей и, не оборачиваясь, неожиданно спросила:
- Хочешь это видеть? Ну, смотри….
Энн испугалась еще больше. Она поняла, что женщина знает, что Энн находится в этом доме, и обращается именно к ней.
Неторопливо сняв платье, женщина медленно склонилась к Шону и, откинув длинные волосы, чтобы Энн могла видеть все, что происходит, нежно поцеловала Шона в губы.
- Я с тобой, любимый…. Ты так долго ждал этой встречи….
Шон улыбнулся во сне и, не открывая глаз, обнял ее, привлек на себя и ответил на ее поцелуй.
- Не торопись…. – жарко шептала незнакомка, - Ты болен, помни об этом…. Я сама все сделаю.
Страстные поцелуи, объятья, стоны, бесстыдство незнакомки, знающей о присутствии Энн, и возбуждение Шона, жадно ласкавшего чужую женщину, сводили ее с ума, но Энн не могла двинуться! Энн не могла помешать тому, чему была свидетелем! И проснуться не могла, хотя понимала, что это – сон!
Не открывая глаз, Шон прошептал:
- Хилари…. Любимая….
Обернувшись к Энн, незнакомка презрительно усмехнулась и, заставив Шона лечь на спину, с грациозностью дикой кошки, опустилась ему на чресла. Шон тихо ахнул, и, лаская ее высокую грудь, плавно задвигался под ней.
Не отпуская взглядом его лицо, женщина заскользила в такт, и, направляя его руки своими, изгибаясь в истоме, стала ласкать ими свое тело – грудь, живот, бедра….
Видеть это, слышать шепот незнакомки и ответы Шона, называвшего ее именем Хилари, было невыносимо, но Энн ничего не могла сделать. Даже глаза закрыть не получалось.
Когда они закончили, и Шон, обессилев, затих, все еще улыбаясь, незнакомка снова посмотрела на Энн и прошептала:
- Он мой, поняла? Ты его не вернешь. Забудь его.
И Энн проснулась.
А ведь в эту ночь действительно было полнолуние!!!
Энн гнала от себя воспоминания о ночном кошмаре, ведь для нее это действительно был кошмар, но не думать о том, что она видела, она не могла.
Увиденное не могло быть правдой! Сон был навеян ее тревогами и отсутствием всякой информации о Шоне. Она хотела в это верить, но легче не становилось. Она была уверена, что Шон попал в беду. Да, у него могли быть проблемы со связью, но не полтора же месяца!
Наверное, он подцепил какую-нибудь тропическую болезнь…. Может быть, он ранен….
Думать о том, что у него появилась другая, Энн не хотела. Даже если и это было правдой, Шон был не в себе! Он не понимал, что занимается любовью с чужой женщиной! Но почему он называл ее Хилари, а не Энн? Да какая разница? Он же говорил, что имя ничего не значит…. Он любит только ее, Энн…. Почему он не пишет? Почему Николс не звонит, ведь она же постоянно оставляет для него сообщения?
Следующий сон с участием чернокожей красавицы и Шона приснился через две недели.
Был день. Энн оказалась в убогом поселке, расположившемся посреди тропических зарослей. Она снова не чувствовала своего тела, но видела и слышала прекрасно.
Шон, опираясь спиной о стену, сидел на плетеной скамье у входа в туземное жилище, крытое высохшими пальмовыми листьями. Выглядел он плохо, видно было, что он все еще болен. Он смотрел на женщину, идущую к дому с плетеной корзиной на голове, полной тропических фруктов, и улыбался так, как всегда улыбался Энн.
- Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила африканка, с изяществом сняв, наверняка, тяжелую корзину с головы и поставив ее на землю.
- Неплохо…. – ответил он, - совсем неплохо, Роми.
Женщина подошла к Шону и коснулась узкой ладонью его лба. Он прикрыл глаза и, притянув ее к себе за тонкую талию, прижался лицом к ее груди.
- Шон… люди же смотрят…. – отстраняясь, мягко сказала она.
Шон удивленно огляделся. Энн тоже. Вокруг не было ни души.
- Пойдем в дом, - игриво улыбаясь, предложила женщина.
Он кивнул, принимая ее предложение и все, что могло за этим последовать. Незнакомка помогла ему подняться и повела его к входу в жилище. Перед тем, как войти, женщина обернулась и торжествующе посмотрела в глаза Энн.
Энн долго не решалась последовать за ними. Зачем? И так было понятно, чем они там занимались….
Когда она вошла, обнаженные любовники, удовлетворенно улыбаясь, лежали на циновке в объятьях друг друга.
Увидев Энн, женщина повернулась к Шону и, ласково коснувшись его лба, что-то сказала на незнакомом Энн языке. Глаза Шона тотчас закрылись, и по его спокойному дыханию Энн поняла, что он… уснул.
Женщина посмотрела на Энн.
- Все еще не веришь? Или тебе нравится наблюдать за нами? Тогда почему ты не вошла, пока он любил меня?
Энн снова не могла ответить. Она даже приблизиться к ним не могла – мешала невидимая стена.
- Ты не можешь мне помешать, - издевательски улыбаясь, что портило красивое лицо, заявила незнакомка с французским именем Роми, - Он в моей власти. Он уже не понимает, как мог потерять на тебя столько времени. А пройдет еще чуть-чуть, и он возненавидит тебя. За что, я еще не решила. Но так будет. Так что постарайся выкинуть его из головы. Он мой. Не приходи больше. Это не поможет.
Проснувшись, Энн помнила этот сон в мельчайших подробностях. Было больно, но Энн старалась не упустить ни одной детали.
Женщина и Шон разговаривали по-французски. Роми говорила на странном диалекте, совсем не африканском…. Знакомое произношение…. Где Энн  слышала такую речь?
Да с чего она решила, что все, что ей снится, правда? Но, может быть, это даст хоть какую-то ниточку….
Не зря же Энн училась в Сорбонне….
Так. Одежда. Дома. Фрукты…. Ничего странного. Африка….
Растения.
Так. Было там акажу. Тропическое растение. Другое название - каия, или махагониевое дерево. Кажется, произрастает везде, где влажно и тепло – Африка, Антильские острова…. 
Зантоксилум…. Семейство двудольных, рутовые…. Славится тем, что излечивает зубы. Как – не вспомнить, да это и не главное…. Африка, Южная и Северная Америка, Азия, Япония.
Дальбергия была. Коколобой ее еще называют. Ох, там столько видов…. Растет… на Багамских и Бермудских островах, в Вест-Индии, Мексике, Центральной и Южной Америке.
- Мама, мне скучно!
Энн даже не заметила, как в комнату с листом бумаги и карандашом вошла Синди.
- Доченька, иди к бабушке. Прости, мне очень нужно побыть одной.
Синди обиженно надула губки.
- Я рисовать хочу!  А Кларисса не умеет рисовать летающих мышей.
- Летучих, - машинально поправила Энн, - А ты откуда про них знаешь?
- Знаю, - упрямо ответила Синди, - нарисуешь?
- Хорошо.
Энн взяла карандаш и лист бумаги, и стала рисовать, продолжая вспоминать то, что видела во сне.
Гваякум, или бакаут.  Два самых тяжелых дерева в мире - хурма эбеновая и гваякум…. При чем тут хурма?   Гваякум – вечнозеленое, рутовое, шесть видов….
Коколоба и бакаут не растут в Африке!!!
Американские тропики!!!
Доминика, Венесуэла, Гаити, Колумбия….
Шон, где же ты? Что с тобой?
Диалект Роми…. Диалект…. Надо вспомнить. Надо постараться вспомнить….
Это же из той части жизни, которую она помнит…. Да как вспомнить? Столько было людей вокруг, случайных и не очень. Все эти приемы, встречи, поездки….
У нее была очень темная кожа. Просто угольно-черная….
- Мама, а они больно кусаются?
- Кто? – не поняла Энн.
- Летающие мыши. 
- Нет, они не кусаются. Они милые и маленькие. И спят много.
- Неправда. Они кусаются. Я знаю.
- Откуда? Кларисса рассказала?
- Нет. Я знаю. Мышка прилетела, села папе на плечо и укусила его. Он потом заболел.
Энн удивленно слушала дочь. Пожалуй, это было в первый раз за все месяцы разлуки, когда Синди заговорила о нем. Наверняка, она тоже переживала, вот и придумывала правдоподобное объяснение его отсутствия.
- Нет, милая, с ним все в порядке!
Синди снова обиженно надулась.
- Ты же сама теперь знаешь! – выпалила она, топнув ножкой, - Он болеет!
Энн почувствовала, как на голове зашевелились волосы.
- Что? – выдавила она, - О чем ты?
- Я же тебе их специально показала, чтобы ты не боялась. Она хорошая. Она его любит. Не бойся, она его вылечит.
Энн схватилась за голову.
- Синди, девочка, что ты говоришь?
Синди стало ее жаль.
- Мама, ты что, ничего не помнишь? Папа в домике из веток живет. Я же тебе показывала…. И тетя там такая красивая, черная-черная….
- Ты? Ты показывала? Как?
Осмыслить то, что сказала дочь, было трудно.
Но сомнений не было - Синди видела то же самое, что и Энн.
Энн кинулась к дочери и, схватив ее за плечи, с надеждой спросила:
- Ты это придумала? И передала мне во сне? Или ты знаешь что-то? Что ты знаешь?
Синди, потрясенная выходкой и возбужденным блеском глаз Энн, испугалась и заревела. Нужно было успокоиться и успокоить ее. Иначе добиться от нее правды казалось невозможным.
Из путаного рассказа трехлетней дочери Энн узнала, что Шон долгое время ездил по разным селениям, пользуясь машиной, вертолетом и самолетом. Он искал какого-то мужчину со шрамом, но никак не мог найти. Названий мест, где он побывал, Синди не знала. Выходило, что он бывал в тропиках и саванне. Потом его укусила летучая мышь, и он заболел.
Мыши переносят инфекцию? Вполне вероятно….
Болезнь настигла его в автобусе, он потерял сознание, и водитель просто выкинул его из автобуса в каком-то селении. Местные жители отнесли бесчувственного Шона к местной целительнице, у которой гостила ее племянница Роми. Знахарка отказалась его лечить, считая безнадежным, но Роми не поверила ей и сделала все, чтобы поднять Шона на ноги.
Энн боялась спросить о самом главном, боясь травмировать малышку. Синди сама сказала. И ее слова повергли Энн в шок.
- Не знаю, - пожав плечиками, сказала Синди, - может быть, он вернется, когда меня не будет.
- К-как это? – заикаясь, спросила Энн.
- Я не знаю, - беспечно ответила Синди, - Мамочка, можно я пойду играть с бабушкой?
Решив больше не мучить Синди вопросами, Энн отпустила ее.
А потом долго успокаивала себя. Возможно, Шон вернется, когда Синди не будет дома. О другой версии, самой страшной, думать не хотелось….
Шон и Роми больше не снились.
Энн надеялась, что Синди просто придумала эту историю и навязала ее Энн, ведь такое бывает у детей…. Можно поверить, если не думать, что другие дети не могут заставлять родителей видеть эротические сны….
Прождав вестей от Шона еще две недели, Энн собрала дорожную сумку и, оставив Синди на попечение Клариссы, вылетела в Лондон.
Конечно, она очень переживала, оставляя девочку, но взять ее с собой не представлялось возможным, как и бездействовать, догадываясь о проблемах Шона. Чем она могла ему помочь, она не знала, но она должна была убедиться, что он… хотя бы жив….

Измучившись в самолетах и аэропортах, Энн дремала в автобусе, который вез ее из Хитроу в Лондон, когда ее плеча коснулась чья-то ладонь.
- Простите, можно я рядом сяду? – извиняющимся голосом спросила симпатичная темнокожая девушка лет двадцати пяти, - Понимаете, меня сзади укачивает….
Энн молча кивнула и подвинулась – во сне она склонилась на соседнее сиденье, мешая занять это место другому пассажиру.
Хотелось спать, она очень устала, но заснуть не удавалось – она чувствовала, что соседка внимательно рассматривает ее лицо.
Энн открыла глаза и встретилась взглядом с девушкой. Девушка смутилась и отвернулась.
- Простите, мы знакомы? – холодно спросила Энн.
- Не знаю… возможно…. Вас, случайно, не Хилари зовут? – шепотом спросила незнакомка.
Сон как рукой сняло.
Девушка знала ее, сомнений не было. Признаться? Нельзя – в паспорте написано, что ее зовут Кармен Селеста. Шон оставил ей документы на это имя, объяснив, что их привез Николс.
Но отпустить девушку, не узнав, что она знает о жизни, которую Энн не помнила, она не могла.
- Я не Хилари, - пробормотала она, - но мне знакомо это имя. Мне уже говорили, что я на нее похожа, - не придумав ничего лучше, сказала Энн.
Девушка неожиданно улыбнулась и кивнула.
- Так я и думала, - тихо сказала она, - Дерек говорил мне, что у Хилари есть … двойник.
- Кто такой Дерек? – искренне удивилась Энн.
- Это мой шеф. У него детективное агентство в Париже. Дерек Декстер, может, слышали?
Имя детектива ни о чем не говорило, но Энн уцепилась за ниточку.
- А, вы, наверное, выполняли какие-то поручения для этой Хилари? – изображая безразличие, спросила она и быстро добавила, - Простите. Я понимаю, вы должны соблюдать конфиденциальность….
Девушка улыбалась, но Энн видела, что она продолжает внимательно ее рассматривать.
- Конфиденциальность, конечно…. Могу сказать только одно – однажды я ездила в Австралию по поручению этой дамы.
Девушка смотрела так, словно ждала ответа. Энн не знала, что сказать, и как выудить из нее хоть что-то.
- Ой, я же не представилась, - спохватилась девушка, быстро открывая сумочку, - Я  - Дотти Преваль.
Она протянула Энн визитку.
«Детективное агентство «Дерек». Дотти Преваль, секретарь», - прочитала Энн.
- Кармен Селеста, - в ответ представилась Энн.
- Извините, что я так официально…. Наверное, это невежливо, говорить с незнакомым человеком о своей работе, - говорила Дотти, продолжая изучать лицо и руки Энн, - но в последнее время я только о работе и думаю. А вы в Лондон по делам, или отдыхать?
- А с чего вы решили, что я не англичанка? – мягко улыбнувшись, спросила Энн, - Из-за фамилии?
Она была уверена, что говорит на чистейшем лондонском диалекте.
Девушка смутилась:
- Простите, я почему-то об этом не подумала.
Энн была готова поспорить, что она лукавит.
- Вы правы, - сказала Энн, - Я действительно не англичанка.
Она ожидала, что Дотти спросит, откуда Энн прилетела, но этого вопроса не последовало.
- Мне нравится Лондон, - беспечно сказала Дотти, - Хотя, мне больше нравится Даллас.
Энн оторопела. Шон говорил ей, что они встречались в Далласе, когда она стала вдовой….
- Даллас? Почему же именно он? Вам нравятся крупные промышленные центры?
Девушка улыбнулась.
- Я не буду с вами спорить по поводу красот Лондона, извините. Просто мне нравится Даллас. И все. А вы там бывали?
Энн решилась.
- Однажды, - пряча глаза, сказала она, - Я должна была встретиться там с одним человеком…. Очень дорогим мне….
- Понимаю, - спокойно ответила Дотти, - Вы, наверное, любили его.
Энн почувствовала комок, застрявший в горле. Почему Дотти говорит о ее любви в прошлом времени? Если придавать значение таким мелочам, можно сойти с ума.
- Я его и сейчас люблю, - проглотив комок, глухо ответила Энн.
- Простите, я лезу не в свое дело, - снова извинилась Дотти, - Любопытство – мой порок.
- Ничего, - улыбнулась Энн, - но давайте сменим тему.
- Хорошо, - согласилась она и завела пустой, по мнению Энн, разговор о красотах Канберры, которые она имела возможность увидеть пять или шесть лет назад.
Энн только потом поняла, для чего Дотти это рассказывала.
Прощаясь, Дотти сказала:
- Будете в Париже, заходите в наше агентство. Вот Декстер удивится, когда вас увидит – сходство просто поразительное…. Конечно, я понимаю, в наше агентство просто так не приходят. Но, может, у вас есть какое-то проблемы…. Это не реклама, поймите меня правильно. Просто… вы мне понравились, и я не прочь как-нибудь встретиться с вами снова и поболтать о пустяках.
Энн рассеянно кивнула.
- Визитку не потеряйте…. – напомнила Дотти и, махнув на прощание рукой, побежала к стоянке такси.

Через неделю Энн поняла, что обивать пороги офиса Кевина Николса и звонить ему не имеет смысла – он не собирался с ней встречаться. Его секретарь с неизбежной вежливостью отвечал, что Николс занят, отсутствует и вообще находится вне досягаемости.
Подумав, Энн решила рискнуть и позвонила в Париж по телефону, указанному на визитке Дотти Преваль.
Энн понимала, что Дотти узнала ее и наверняка сообщила об этом своему шефу. Помощь детектива могла понадобиться. Она не сомневалась, что Декстер поймет, кто она, даже если она назовется новым именем.
Так и произошло. Декстер не удивился ее звонку. Энн показалось, что он даже обрадовался.
Энн попросила назначить им встречу.
Декстер, подумав, ответил:
- Дело, которое вы хотите со мной обсудить, требует вашего присутствия в Париже?
- А что? – настороженно спросила Энн.
- Понимаете, я как раз собираюсь в Лондон, и мне известно, что в данный момент вы находитесь именно там. Подождете пару дней?
Энн не знала, удача это или провокация. Но ответила:
- Я буду ждать вас здесь.
- Я найду вас.
- Вы узнаете меня, я надеюсь?
Декстер усмехнулся:
- Ну, если вы действительно так похожи на некую особу, не сомневайтесь, я узнаю вас.
Они назначили встречу в скромном кафе, расположенном у Королевской Академии.
Декстер пришел на место раньше Энн, явившейся за целый час до назначенной встречи. Конечно, она его не узнала.
Энн, предупредив метрдотеля, что ждет гостя, заняла место в дальнем углу кафе, сев так, чтобы была возможность видеть всех посетителей. В этот час их было немного. Энн на всякий случай рассматривала всех, ожидая подвоха, но никто не проявлял к ней никакого интереса.
Ровно в назначенное время один из посетителей, сероглазый атлет в дорогом темном костюме, до этого спокойно читавший «Таймс», отложив газету, подошел к ее столику и положил перед ней удостоверение личности.
- Здравствуйте, Кармен, - сказал он, - Я – Дерек Декстер. Позволите присесть?
Обескураженная Энн кивнула, нервно оглядевшись по сторонам.
- Не волнуйтесь. Тут спокойное место. Вас тут никто не знает. Кроме меня.
Энн все это время пыталась придумать схемы разговора, но все немедленно вылетело у нее из головы. Она сидела и молчала, не зная, с чего начать.
Декстер понял ее замешательство.
- Хотите, прогуляемся? Думаю, что дело, которое заставило вас ко мне обратиться, требует большей конфиденциальности. Может быть, на улице вы будете чувствовать себя более уверенно?
Энн кивнула.
Расплатившись за кофе, они вышли на улицу и медленно пошли в сторону Гайд-парка.
Энн собралась с мыслями и начала:
- Мсье Декстер….
- Можете звать меня Дерек, - улыбнувшись, перебил он.
Энн кивнула и продолжила:
- Дело снова крайне сложное. Я снова ищу человека, которого вы нашли для меня в Далласе.
Дерек кивнул, прекрасно понимая, о чем она говорит. Энн вздохнула с облегчением и рассказала все, что, по ее мнению, могло помочь в поисках Шона.
Он слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы. Иногда они ставили ее в тупик. А на некоторые она вообще не могла ответить.
Через полчаса разговора Дерек неожиданно остановился и сказал, глядя в глаза Энн:
- Кармен, вы странно себя ведете. У меня складывается впечатление, что вы совсем не тот человек, с кем я общался около шести лет назад.
- Что вы хотите этим сказать? – пролепетала Энн.
Уж она-то точно не могла знать, действительно ли они встречались.
- Я следил за вами в кафе. Сначала я был потрясен, насколько хорошо вы научились владеть собой, сделав вид, что мы не знакомы. А в процессе нашего разговора я убедился, что вы видите меня впервые в жизни. Что вы можете сказать по этому поводу?
Энн вздохнула.
- Да, я так и думала…. Спасибо, что выслушали меня. Извините….
Она повернулась, чтобы уйти, но Дерек поймал ее за локоть и примирительно сказал:
- Кармен, не надо волноваться. Я готов взяться за ваше дело. Но я хочу получить гарантии, что вы – именно та, за кого я вас принимал. Понимаете, я слишком хорошо запомнил особу, с которой общался в Париже…. У меня есть основания думать, что вы и она – один и тот же человек, и дело не только в  вашем сходстве. Но вы ведете себя странно. Объяснитесь, прошу вас.
- Вы… требуете большей информации, чем я могу предоставить, - бледнея, сказала она.
- И все-таки скажите – вы действительно не узнали меня?
- Знаете, Декстер… я действительно вас не помню. Я тоже не уверена, что вы именно тот человек, за которого себя выдаете. Несмотря на прекрасные документы.
Он вздохнул.
- Что ж…. тогда нам придется расстаться. Жаль. Вы мне симпатичны, Кармен. Как и человек, которого вы ищете.
Энн не знала, как поступить. Уйти? Признаться в том, что у нее была амнезия? Поверит ли? Почему ей ни разу не пришло в голову, что он поймет, что с ней что-то не так?
- Года четыре назад мне на глаза попалась статья в какой-то желтой газетенке… - снова заговорил он, - понимаю, грешно верить сплетням, но работа обязывает обращать внимания на все, что связано с моими клиентами, даже бывшими. Так вот, в этой статье говорилось, что некая представительница аристократической фамилии заработала на нервной почве амнезию. Она на целых два года пропала из поля зрения своей семьи, но они нашли ее…. После череды трагических событий она снова пропала. Автор статьи удивлялся, что женщина, которую признали этой самой особой и семья, и доктора, и юристы, за последнее время ни разу не воспользовалась ни фунтом из своего огромного состояния. Странно, вы не находите?
Энн сдалась. И ее словно прорвало.
- Да, Дерек. Это действительно я. И я вас действительно не помню. Я встретилась с Шоном. Он был в бегах, вы знаете. Мы договорились, что я буду ждать его в условленном месте, но там меня встретили люди из ФБР. Мне многое пришлось пережить…. У меня, судя по всему, слабая психика, потому что ко мне вернулась память Энн Данилевской, но о том, что я была Хилари, я забыла. Божья причуда…. Шон нашел меня. Мы четыре года прожили вместе. У нас есть дочь…. Я не знаю, что я еще могу вам сказать, чтобы вы мне поверили.
К удивлению Энн, Декстер удовлетворенно кивнул.
- Энн, вы сменили фамилию из-за проблем Шона, или это еще с чем-то связано? – прямо спросил он.
- Да. ФБР все еще интересуется моей персоной. И это … не связано с Шоном.
- Понятно. Ну, что ж. Спасибо за откровенность. Если вы не передумали, я готов взяться за поиски Шона.
Энн вздохнула с облегчением.
- Обсудим цену вопроса? – спросила она.
Через пару дней Энн снова обрела возможность обнять дочь.

Прошло две томительных недели, когда Энн, как было условлено с Дереком, получила от него первый отчет. Это была простая открытка, написанная красивым женским почерком:
«Дорогая подруга, все складывается, как нельзя лучше. Позвони мне, как только сможешь. Твоя Дотти»
Нужно ли говорить, что Энн в тот же день съездила Тусон и связалась с Декстером по номеру телефона, который он дал ей, когда они прощались.
Дерек сообщил, что заказал номера в небольшом отеле на окраине Пуэрто Плато и ждет ее через пару дней. Энн была готова вылететь немедленно.
Прощаясь с дочкой, Энн, между прочим, спросила:
- Синди, ты не знаешь, Дерек нашел папу?
- Не знаю я никакого Дерека, хмуро ответила Синди, недовольная тем, что мама снова уезжает, - Вы плохие. Ты, папа и тетя. Особенно папа. Только Кларисса хорошая.
Слова дочери больно резанули по сердцу, но уточнять Энн не стала. Самой было тошно, что уезжает накануне дня рождения дочери.
Энн встретилась с Декстером вечером того же дня прямо в гостинице. Он заказал на эту ночь смежные номера, представив Энн администрации гостиницы, как свою жену. Рассказ Дерека был недолгим, и большей частью иносказательным. Это нервировало, но Энн понимала, что предосторожность необходима.
Энн узнала, что Шон действительно провел пару месяцев в Анголе, но не нашел там того, кого искал. Следы этого некто привели его на Большие Антильские острова. Дерек не был уверен, что проследил весь путь Шона, но он знал, что Шон побывал на Тортуге, а потом приехал на Гаити.
- В Пуэрто Плато он потерялся. Наверное, мне не стоило вызывать вас сюда, но, во-первых, мне было необходимо передать вам эту информацию, а, во-вторых, мне кажется, что вы не будете возражать, если мы продолжим поиски вместе.
Конечно, она не возражала. Бездействовать, ждать новостей и новых снов казалось невыносимым.
- Я расскажу все подробно позже, - сказал он, - утром мы отправимся в путь. Я взял на себя смелость привезти все необходимое для такого путешествия. Вы когда-нибудь бывали в горах? Я имею в виду, есть ли у вас альпинистский опыт?
Энн покачала головой. Но она помнила кадры хроники своих занятий в учебном центре.
- Возможно, тело вспомнит….
- Будем надеяться.
Гаити потряс Энн своей красотой и местным колоритом. Буйство зелени, белые пляжи, экзотические цветы и растения, яркие одежды и смешные косички, в которые были заплетены волосы многих местных жителей – все это было так необычно, так красиво. А цвет их кожи, угольно черный, как нигде в мире…. А культура…. А темперамент жителей…. Несмотря на низкий жизненный уровень, жители Доминиканской Республики никогда не унывали, и при малейшей возможности старалась веселиться, устраивая себе маленькие стихийные праздники. И всего-то нужно было - выйти паре музыкантов с барабанами….
 Они шли уже два дня. Энн не понимала, зачем Дерек повел ее через джунгли, и зачем они вообще туда пошли. Судя ее снам и словам Синди, селение, где находился Шон, располагалось неподалеку от шоссейной дороги. Туда даже автобус ходил. Вот только откуда?
Все объяснил рассказ проводника, которого нанял Декстер. Оказалось, пару месяцев назад Шон, которого проводник узнал по фотографии, ушел в джунгли с его другом. Ни о Шоне, ни о его спутнике в Пуэрто Плато больше не слышали.
- Он хороший следопыт, как меня заверили, - пояснил Декстер, - возможно, нам удастся обнаружить хоть что-то…. Не переживай.
С тех пор, как они покинули город, Декстер стал разговаривать с ней по-свойски. Никакого официоза. Словно, они давно знали друг друга и были друзьями. Энн приняла этот вариант общения, как должное. Четыре года – не шутка. Она привыкла к фамильярности простых людей, и это уже не коробило, как вначале.
- Через столько времени? После всех дождей, землетрясения и так далее? – удивилась Энн, - но почему же никто не искал их? Разве никто не беспокоился? Хотя бы о проводнике?
- У проводника не было семьи. А у его друзей есть более важные дела – тут, сама видишь, проблемы с заработками, а им надо семьи кормить.
- Почему ты решил, что он не лжет? Если человеку нужны деньги, он узнает любого и придумает, как заработать….
- Может, и так. Но поиски все равно зашли в тупик. Ты что, уже хочешь домой? Передумала?
- Нет. Только не домой…. Будем искать. И верить этому пройдохе, - Энн кивнула на шагавшего впереди невысокого мужчину с волосами, заплетенными в ямайские косички, отчего его голова выглядела в сравнении со щуплым телом непропорционально огромной, - До Ямайки никак не меньше двухсот миль. Я думала, что только там носят такие прически.
- Сам удивляюсь. Как тебе их культура?
- Необычно. Экстравагантно. Дух захватывает от их бесшабашности. Повсюду нищета, грязь и вонь, а они танцуют себе и улыбаются.
- Может, так и нужно жить – искать повод для радости во всем, что бы ни случилось.
- Может быть.
Искать повод для радости просто не было времени. Она все время думала о Шоне, беспокоилась, что проводник понятия не имеет, куда они идут, переживала, вспоминая слова Роми о том, что может опоздать, тосковала о дочери, оставленной в день рождения без родителей….
- Дерек, а почему он называет тебя Квини? Ты что, тоже пользуешься поддельными документами? Если так, почему ты меня не предупредил?
Говорить открыто было можно – кто же подслушает в джунглях? Разве что, ветер, птицы и воды реки, по берегу которой они шли…. Проводник шел далеко впереди. К тому же он вряд ли понимал английский.
- Он коверкает мое имя на свой лад. Имя не трудное, думаю, он нарочито произносит его неправильно – скрытая неприязнь у него к нам, белым туристам….
- А если он нас ведет куда-нибудь подальше, чтобы прирезать? – испугалась она.
- Не исключено. Но тогда он не получит обещанного вознаграждения. Я продумал эту возможность, не переживай. Все цивилизованно – мы с ним вчера ходили к нотариусу и договор заключили. Задаток был ничтожно малым. Если он наведет нас на Шона, сможет целый год плясать под барабаны со всем своим семейством, не думая о том, как заработать на хлеб и ром. Так что он постарается.
А потом он неожиданно выдал:
- Так мы не договорили…. Он называет меня Квини, потому что я Кевин.
- Понятно, - все еще не догадываясь, сказала она, снова погрузившись в свои мысли.
- Ничего тебе не понятно, - буркнул он, останавливаясь, и закричал по-испански, - Эй, дружище! Пора передохнуть!
Проводник молча кивнул и стал собирать хворост для костра, предупредив, чтобы они не подходили близко к воде – тут могли быть крокодилы.
Искупаться хотелось….
Но больше всего хотелось узнать, что Дерек имеет в виду.
- Что ты не договариваешь? К чему все эти загадки? – спросила она, плюхаясь на примятую траву и снимая дорожные ботинки.
Если бы мама это увидела, ее хватил бы удар. Но мамы тут нет. Мамы вообще больше нет.
Дерек снял рюкзак и стал вынимать из него консервы.
- Черт, хлеб заплесневел…. Даже сухие лепешки….
- Не темни.
- Ладно, - он посмотрел на Энн и спокойно сказал, - разрешите представиться, Кевин Николс, сотрудник ФБР.
Сказать, что Энн была потрясена, был мало.
Она вскочила, отбросив в сторону ботинок, и зачем-то огляделась по сторонам.
- Да не переживай. Все нормально. Я действительно хочу найти Шона. Не меньше тебя.
Энн разозлилась.
Глядя ему в глаза, она зашипела:
 - К чему была игра? Почему ты просто не встретился со мной, ведь я была настойчива….  Почему ты чуть не довел меня до инфаркта, когда сделал вид, что готов отказаться от дела, которое я предлагаю Декстеру?
- Разве непонятно? Я надеялся, что с Декстером ты будешь более откровенна, чем со мной.
- Это Дотти сдала меня? Как ты узнал, что я встретилась с ней в автобусе? Или… наша встреча была не случайной? А, может, она и не работает на Декстера? Может, этого Декстера не существует вообще?
- Дотти действительно работает на Декстера. Ты видела именно ее.
- Так как же получилось, что вместо него на встречу со мной пришел ты???
- Легко. За тобой следили от самого Тусона. Я узнал Дотти по фотографии, сделанной агентом. Мы с ней… встречались как-то. Сообразил, о чем вы могли договориться. И отобрал у конторы Декстера телефоны, указанные на визитке. На время. Я убедился, что ты не помнишь меня. Так было нужно.
- А зачем сейчас признался? Неужели не понимаешь, что мне будет трудно… доверять тебе?
- Глупости. Джунгли все исправят. У нас будет время познакомиться поближе. А рассказал…. – он пожал плечами, - Да я понятия не имею, зачем. А что тут такого? Зато ты теперь знаешь, как обстоят дела. Да сядь ты! Чего застыла? Устала же.
Подумав, Энн подчинилась. Что поделаешь. Все контролировать невозможно.
Немного отдохнув, они снова двинулись в путь. Кевин вел себя, как ни в чем не бывало. Постепенно Энн расслабилась и стала отвечать на его вопросы и, даже, шутки. Куда деваться – то? Кевина забавило то, что она, как заправская туристка, взяла с собой фотоаппарат – обещала дочери привезти снимки обезьянок и экзотических птиц.
Вечером, когда устраивались на ночлег, Энн снова коснулась больной темы.
- Шон говорил, что ты телепат. Это правда? – выпалила она.
Кевин хмыкнул.
- В общем, да. Я умею читать мысли некоторых людей. Но не всех.
- Меня читаешь? – поеживаясь, спросила она.
- Пока ты была Хилари – мог. Теперь – нет. Закрыта.
- Почему?
- Откуда же мне знать? Возможно, твой дар пропал окончательно. Возможно, он просто затаился и, даже, стал сильнее, но ты об этом сама не догадываешься. Или ты научилась им управлять. Может, сама что-нибудь расскажешь?
Энн пожала плечами.
- Я не могу ничего этакого. Пробовала. Не выходит. Пока не появилась Синди, я не верила, что такое вообще возможно. Даже Шону не верила. А ты что, только особенных людей читаешь?
- Нет. Разных. Может быть, расскажу. Позже. Сейчас даже не спрашивай.
- Жаль….
- Если хочешь, расскажу тебе о Хилари, - предложил он, хитро улыбаясь, - Хочешь?
Она кивнула.
- Мы искали причину загадочной смерти Хьюго Свенсона и Педро Бертини. Примерно через год такой же смертью умерли двое бандитов в Тусоне. В общем, нарыл информацию. Нашел историю твоей болезни в клинике Сан-Диего, свел концы с концами….
Его рассказ был долгим и подробным. Энн узнала то, чего не мог рассказать ей Шон. Николс отвечал почти на все вопросы Энн, даже о работе и проблемах Шона.
- Правда, что ФБР оставит нас в покое, если Шон справится с вашим заданием?  - спросила она.
- Надеяться, конечно, можно, - честно ответил он, - Но я бы на это не рассчитывал. И ты, и Шон, и ваша дочь очень для нас интересны. Возможно, вы получите довольно большую передышку. Но не навсегда, это точно. Мы не уверены, что ты лишилась дара окончательно. Шон нужен, как специалист самого высокого класса. А Синди… сама понимаешь.
- А у Шона какие способности?
Кевин хмыкнул.
- Ну, Шон вообще редкий экземпляр. Для нормального человека. Он – боевая машина, да еще и обладающая выдающимся интеллектом. Не замечала?
Энн хмуро кивнула. В интеллекте Шона она не сомневалась. А в качестве боевой машины, к счастью, она ни разу его не видела, хоть не удивилась словам Кевина. Они с Шоном всегда избегали этой темы, но она всегда знала, что Шон способен на убийство и, даже, сделал это своей работой. Она хотела, чтобы он … сменил род деятельности, и надеялась, что он хочет того же, но за годы, проведенные с Энн, он не пытался искать нормальную работу, мотивируя это тем, что должен постоянно находиться рядом с Энн и Синди, чтобы в случае опасности защитить их. Наверное, он легко смог бы найти работу – он был, что называется, мастер на все руки. Может быть, получал бы немного – такой труд стоит дешево…. Средств на житье им хватало. Откуда брались деньги, она не знала и никогда об этом не спрашивала. Иногда он ненадолго отлучался из дома, на сутки, не больше. После этого материальное положение семьи неизменно улучшалось. Ну, не грабил же он банки, в конце концов….
Может, Кевин что-то прояснит? В конце концов, она должна знать, кто на самом деле тот, от которого она родила ребенка….
- Кевин, ты не в курсе, откуда у Шона деньги? – преодолев смущение, спросила она, - Мы все это время не бедствовали…. Или он все же продолжал выполнять кое-какие поручения для вас?
Николс посмотрел на нее с удивлением.
- Он не сказал?
Она покачала головой.
- Не знаю точно, но почти уверен, что у него достаточно средств, чтобы жить безбедно. Он выполнял для нас кое-какое поручение. Это было еще до того, как он с тобой познакомился. Еще до того, как ты стала Хилари. В общем, он должен был найти одного человека, укравшего огромную сумму денег. Тот паршивец ограбил казну на … неважно. Много там было. Очень много. В слитках, фунтах и так далее. Короче, Шон представил нам доказательства смерти этого человека. Деньги и слитки так и не нашли. Мы долго допрашивали твоего благоверного, даже на детекторе лжи проверяли и гипнотизировали. Тщетно. Короче, пришлось его  отпустить. Конечно, он все еще под подозрением, но он умный, гад…. Прости…. Ни разу не прокололся…. Ну и, конечно, он не шиковал, скопил неплохо за годы службы…. Правда, официальные счета под наблюдением. Он теми деньгами не пользуется пока.
- Понятно. А как с моими деньгами? Я когда-нибудь смогу ими воспользоваться?
- Да, конечно же! Уже сейчас можешь. Ты свободна. Пока. Но твоя свобода, как и свобода Синди, зависят от Шона. Если он задумал обмануть нас…. Если он попробует снова увезти вас, чтобы залечь на дно….
- Понимаю, - вздохнула она, - нам всю жизнь придется жить под колпаком.
- Мне жаль.

Утром следующего дня они пришли к маленькому поселку, стоящему в глубине джунглей в предгорье гряды Де Ла Селль.
Пока Энн отдыхала, Кевин и проводник опрашивали местных, показывая им фотографию Шона. Шона узнали. Он пришел в селение не один. Но с ним был не проводник из Пуэрто Плато. Второй человек был белым. Николс показал вторую фотографию, и попал в точку. Именно этот человек приходил в поселок вместе с Шоном.
Отдохнув, Шон и его спутник уплыли на лодке вверх по течению реки. Один из местных вспомнил, как Шон и его спутник говорили о некой гостинице в Евангелисте. Нашелся и лодочник, отвозивший Шона и его спутника. Немного поторговавшись, он согласился довезти Энн и Кевина до места, где Шон и его спутник сошли на берег.
Энн видела, что Николс злится, но о причине его злости можно было лишь догадываться – все ее вопросы оставались без ответа.
Кевин отправил проводника домой, и они с Энн продолжили свои поиски.
Сплавляться по реке было весьма неприятно. Она не то, чтобы она кишела крокодилами, но Энн раза три-четыре видела их зубчатые спины, неторопливо проплывающие вдоль берега, и этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя … неуютно. Она сидела на носу лодки, до боли в глазах всматриваясь в берега и джунгли вокруг и вздрагивала при каждом всплеске воды.
- Зато тут совсем нет змей, - подбадривал Кевин, которому, кажется, нравилось это путешествие, - И хищников. Ну, кроме крокодилов, конечно. Эти твари по лесам не шастают, так что, в некотором отдалении от водоемов, тут просто рай. 
Он постоянно шутил с проводником и пытался поддеть Энн, которая не разделяла его радостного возбуждения. Он был похож на охотника в предвкушении богатой добычи. Кто был для него добычей? Шон? Или тот, второй?
К полудню третьего дня лодка причалила к берегу.
- Здесь, - уверенно сказал новый проводник, - Они сошли здесь.
Пока Кевин возился с костром, а проводник пытался добыть что-нибудь к ужину, Энн отправилась побродить по джунглям, желая немного размяться после долгого неподвижного сидения в лодке. Стараясь не отходить далеко от берега и держась от реки на приличном расстоянии, она немного прогулялась, фотографируя для Синди стайку любопытных мангустов, которые следовали за ней повсюду.
Это были премилые бурые зверьки, забавные и шустрые. Энн еле сдерживала смех, наблюдая за их движениями, стараясь не напугать их слишком резкими движениями.
Все было замечательно, пока Энн не заметила серая обезьяна, лениво жевавшая пучки листьев. Энн успела сфотографировать ее только один раз. Обезьяна забеспокоилась и вдруг, истошно завопив, бросилась на Энн. Закричав от ужаса, Энн бросилась бежать, но запнулась о корень и, упав на что-то мягкое, сжалась, закрыла голову руками, ожидая нападения.
Подбежавшая обезьяна вырвала у нее из руки фотоаппарат и убежала прочь.
Сообразив, что опасность миновала, Энн подняла голову.
Ломая кусты, к Энн бежали Кевин и проводник.
- Что случилось? – с тревогой спросил Кевин, сжимая в руке пистолет.
Энн поднялась с земли и показала наверх. Обезьяна, сидя на ветке, вертела в руках фотоаппарат.
Кевин выстрелил. Энн не успела его остановить.
Обезьяна, коротко взвизгнув, ломая ветки, упала на землю и закорчилась в конвульсиях.
- Зачем? – выдавила Энн, - Она же не сделала ничего плохого….
- В некоторых случаях любопытство – грех, - невозмутимо ответил Кевин, добив несчастное животное второе выстрелом.
Он поднял фотоаппарат с земли и протянул его Энн.
- Возьми. Распечатаешь фотографии, будет, что дочке показать. И не уходи больше так далеко. Мало ли что….
Брать фотоаппарат было… противно. Как и смотреть в глаза Кевину.
- Это морская обезьяна, - пнув мертвое тело, сказал проводник, - Я слышал, в Эсперансе и других больших городах есть дома, где их учат развлекать белых.
- В смысле? – не сразу поняла Энн.
Неприятно хохотнув, Николс объяснил то, что она и сама уже поняла:
- Обезьяны ублажают посетителей борделей. Мерзость такая….Содомия.
Действительно, мерзко….
Энн пошла к лодке.
- Постой! Что это?
Кевин подошел к месту, где она только что лежала, и носком сапога разворошил примятую траву.
На земле лежала синяя дорожная сумка Шона.
Осмотрев поляну, они обнаружили куски окровавленной одежды и клочок фотографии Синди.
Этого было достаточно, чтобы у Энн началась истерика.
Нет, она не верила, что Шон мертв, но здесь точно произошла какая-то трагедия. Нервы и так были на пределе, а тут такая находка….
- То, что одежда принадлежала Шону – не факт, - пытался успокоить ее Кевин.
Она соглашалась, но остановить слезы не могла долго.
Немного успокоившись, она, отказавшись от ужина, попыталась уснуть, но сон все не приходил.
Кевин и проводник сидели у костра, тихо переговариваясь, и курили какую-то едко пахнущую траву. Энн это не нравилось, но разве она имела право читать им нотации?
- А тело куда делось? Крокодилы сожрали, что ли? – вслух размышлял Николс, думая, что она спит.
- Можно было оттащить к воде, - согласился проводник.
И зачем Кевин сказал ей, что Шон нашел того, кого искал? Если убит не Шон, то…. Чего непонятного?
А если убийства не было? Если оба остались живы? Возможно, Шон был ранен, и его болезнь была связана именно с этим происшествием.
Пожалуй, было бы лучше, если бы она сидела дома с дочкой, и не знала бы этих подробностей, которые давали пищу для больного воображения.
- А что там про обезьян? – спросил Кевин.
Слушать подробности было противно, тем более, что проводник не стеснялся в выражениях, как и Кевин, впрочем. Расслабившись под действием наркотика, они говорили все громче, видимо, совершенно забыв о присутствии Энн.
Наутро Кевин и проводник чувствовали себя отвратительно, хоть и старались это скрыть. Энн ждала, когда они оклемаются, почти до обеда. Но ее терпение не принесло ничего хорошего – Кевин заявил, что они должны прекратить поиски Шона и вернуться по домам до лучших времен, как он выразился.
- Что за ерунда? – взорвалась Энн, - Как это вернуться? Сейчас, когда вопросов стало еще больше? Ты что, вполне удовлетворен видом окровавленной одежды и куском снимка, который, несомненно, принадлежал Шону? И тебе совсем не хочется разобраться, что за трагедия тут произошла?
- Ну и зануда ты, Энн! – разозлился Кевин, - Мы тут все вчера облазили, но никаких следов не нашли. Скорее всего, Шон грохнул своего спутника и скормил его крокодилам.
- Прекрасно! Значит, он выполнил, что от него требовалось. Тогда почему он все еще не дома? А если….
- Даже думать не смей! Жив твой Шон, я уверен!
- Докажи! – из глаз разъяренной Энн брызнули слезы, - Может, ты специально подстроил, чтобы я нашла веши Шона? Но зачем ты меня сюда тащил? Чтобы я прогулялась, развеялась? Скажи, черт возьми, что ты думаешь обо всем этом! Прекрати издеваться!
Кевин даже растерялся от ее напористости.
- Энн, не кипятись, - примирительно сказал он, - мы все немного понервничали. Мы все страдаем от избытка солнца и недостатка душевного тепла, но зачем же так орать?
-  А ты не орал бы на моем месте? – в том же тоне продолжала она, - Я – в безвыходной ситуации. Ты хочешь вернуться, а я не могу продолжить поиски самостоятельно. Говори, что ты знаешь?
- Хорошо. Скажу. Сядь и упокойся, - потирая виски, хмуро ответил он, - Пока мы с тобой рассматривали вещи и горевали у костра, проводник осмотрел все вокруг. Похоже, Шон и… неважно, они были тут примерно десять дней назад. Тут кого-то ранили, возможно, убили.
- Это я и без тебя понимаю! Но кого?
- Не волнуйся. Шон не из тех, кто даст напасть на себя сзади. Наверное, ты слишком плохо его знаешь, точнее, ты знаешь его с иной стороны, чем я.
- Так расскажи! – потребовала она, - Поверь, я не буду закатывать глаза от ужаса. Я в курсе об особенностях его работы. Просто мне нужно убедиться, что пострадавший – не он.
Пока Кевин открывал некоторые страницы послужного списка Шона, Энн думала о дочери.
Синди знала, что Шон убил человека со шрамом, сомнений не было. Поэтому она и сказала, что он плохой. Ужасно. Что маленькая девочка может понимать? Как объяснить, что он ДОЛЖЕН был это сделать? Для нее есть только белое и черное.
Так странно…. Раньше, в том далеком времени, когда она жила с Арчи, для Энн тоже существовало только белое и черное. Это было правильно. Но теперь все так запуталось…. Теперь нужно было искать оправдания убийствам, насилию и самой подстраиваться под такую жизнь, прятаться, вести туманные разговоры, учиться находить истину в словах людей, с которыми в иной своей жизни она бы даже разговаривать не стала.
А как на новую Энн смотрит Господь? Огорчается? Или специально посылает ей испытания, чтобы проверить на прочность? Может, Он надеялся, что ее присутствие в жизни Шона исправит его? О чем она думает? Да она сама стала причиной смерти стольких людей….
В общем, Кевин настаивал на возвращении. Наверное, они бы еще долго спорили, но проводник неожиданно заявил:
- Дальше не пойду – в реке много крокодилов. Женщину слушать нельзя. Опасно. Крокодилы убьют меня, белую женщину и белого мужчину. У меня семья. Я дальше не пойду. Надо назад. В городе нет крокодилов.

Энн вошла в дом и увидела Клариссу, сидящую на диване с чашкой дымящегося кофе в руке.
- Здравствуй, тетушка, - улыбнулась Энн.
Кларисса вскочила, роняя чашку себе на колени, вскрикнула и рухнула на диван.
Энн кинулась к ней.
- Что с тобой? Тебе плохо? Ты не слышала, как я приехала, да? Я коня купила….
- Они забрали Синди, - еле выговорила Кларисса и заплакала.
Внутри у Энн что-то оборвалось….
Из сбивчивого рассказа Клариссы Энн узнала, что в ее отсутствие приезжали какие-то люди из ФБР и забрали Синди с собой.
Энн не хватало воздуха. Кошмар продолжался.
Бросив Клариссу одну, Энн побежала к ограде, за которой паслась лошадь.

Кевин не брал трубку. Связистка набирала поочередно все номера, которые дала ей Энн, но отвечал только один, и то голосом секретаря. 
- Сэра Кевина Николса нет на месте. Оставьте свои данные и он, если посчитает нужным, свяжется с вами.
Сняв немного денег со своего счета, Энн понеслась в аэропорт, бросив коня у почты. До него ли было….
В аэропорту пришлось принимать решение, куда ехать – в Лондон или Париж. Она была почти уверена, что Кевин специально заманил ее в джунгли, чтобы ФБР-овцы смогли беспрепятственно увезти ее дочь. Это значило, что на его помощь рассчитывать не приходится. Пожалуй, только Декстер мог помочь. Но Кевин знал о нем и, возможно, предупредил, чтобы агентство водило Энн за нос или вообще с ней не связывалось. И все-таки она решила рискнуть. Билет до Парижа стоил немалых денег, но ведь Кевин сказал, что она может пользоваться своими счетами…. Кевин. Доверять ему нельзя. Сняв деньги, она дала понять ФБР, что кинется искать дочь. А как еще она могла поступить? Именно такой реакции они от нее и ждали.
Что же придумать? Как думать, когда вся трясешься от страха за четырехлетнюю малышку?
Так. За ней, наверняка, следят. Служащие аэропорта предупреждены…. Купить фальшивый паспорт? Где???
Обратиться в полицию? Объявить о похищении дочери? Может, с журналистами поговорить? Да разве кто-то возьмется за ее дело?
Явиться в штаб-квартиру ФБР и призвать их к ответу? Какие глупости в голову лезут….
Надо вернуться домой и все хорошенько обдумать. Все равно она ничего не может сделать. Пока. Но она найдет решение. Она уже потеряла одну дочь….
«Я потеряла Соню, потом Шона, потом Синди. Господи, что Ты делаешь со мной?»
Дома ждал еще один удар - Кларисса умерла от разрыва сердца.

Она тупо выполнила все, что от нее требовалось – послала водителя такси, с которым приехала, за полицией и доктором, потом что-то говорила полицейским, наблюдая, как Клариссу закрывают в черном мешке для покойников, потом поехала в Тусон, заказала панихиду, купила место на кладбище, пригласила пастора почитать молитвы. Все это было, как во сне.
Даже спустя два дня, во время похорон Клариссы, Энн плохо понимала, что происходит. Мысли текли медленно, она никак не могла сосредоточиться, чтобы вспомнить что-то важное. Нужно было делать какие-то дела, куда-то ехать…. Куда? Зачем?
Из оцепенения вырвал тревожный голос Кевина:
- Энн, успокойся, надо взять себя в руки. Надо уйти отсюда….
К Энн вернулось ощущение времени и пространства.
Оказывается, люди, хоронившие Клариссу, уже разошлись, а она и не заметила…. Она стояла у свежей могилы, и рядом с ней был Кевин. Он держал ее за плечи и заглядывал в ее глаза.
- Энн, да очнись же!!!
- Ты… ты посмел явиться сюда….  – прошипела она вне себя от негодования, - Ты…. Сволочь! Мерзкий ублюдок! Лжец! Где моя дочь?
Он смотрел на нее, не понимая, что она говорит. Энн только сейчас поняла, что говорит по-русски.
Взять себя в руки было нелегко.
- Кевин, ты зачем приехал? – холодно спросила она по-английски, - Хочешь насладиться моим отчаяньем?
Кевин казался растерянным и жалким. Было странно видеть этого огромного мужчину таким подавленным.
- Энн, это… недоразумение…. Поверь, я тут не при чем…. Я был уверен, что они не знают….
К ней уже вернулись самообладание и ясность мыслей.
- Хватит лгать! Чего тебе здесь нужно?
- Энн, поверь, я действительно надеялся, что они не знают о том, где вы скрываетесь…. Я тщательно прятал информацию…. Я даже отпуск взял, чтобы съездить с тобой на Гаити….
- Отдохнул? – скривилась она.
- Прекрати! Я сам себя мерзавцем чувствую, но я не виноват, правда…. Ну, подумай, зачем мне было увозить тебя? Им, скорее всего, ты нужна была. Если бы ты осталась на ферме, они бы получили вас обоих….
- Так ты спас меня, что ли? Спасибо. А я-то думала….
- Энн, прекрати! Выслушай меня, наконец!
- Зачем? Чтобы услышать еще одну ложь? Кевин, ты думаешь, я идиотка? Думаешь, у меня напрочь отсутствует анализ?
- Ничего я не думаю, - буркнул он, - Я сам ничего не понимаю.
- Не понимаешь? – снова скривилась она, - Тогда как ты узнал обо всем?
- Газеты…. Ты же сообщила в полицию о пропаже дочери. Твое лицо на всех первых страницах…. Газетчики сделали из вашей трагедии сенсацию.
- Я сообщила? – удивилась Энн.
Да, она припоминала…. Ее расспрашивали в полиции, а потом, как в былые времена, фоторепортеры щелкали вспышками везде, где бы она не находилась – на улице, в церкви, на кладбище….
- Я прилетел, как только узнал. Доусон сообщил, что ты звонила….
- Почему ты не брал трубку? Я звонила на все номера, которые ты дал.
- Я… был занят, - пряча глаза, ответил он.
- Ясно. А сейчас чего приехал? Соболезновать?
- Я помочь хочу.
Энн пожала плечами. Странный он был. Ни следа былой уверенности в себе.
- И как ты собираешься это сделать? Нападешь на офис ФБР?
- Энн, мы что-нибудь придумаем…. Не из таких передряг выходили….
- Мы? Ты меня с кем-то путаешь…. Я ни на что не способна. Я совершенно беспомощна. Я потеряла Шона и дочь. Вторую, если мне снова не изменяет память. Ты даже Шона не смог найти.
- Да нашел я его, нашел! – выпалил Кевин и осекся.
- Говори!!!
Она так и думала. Сны не лгали. Шон нашел другую женщину. И больше не хотел видеть Энн. Чем ему Энн не угодила, Кевин так и не понял. Шон скучал лишь по дочери, хотел даже забрать ее у Энн.
- Так, может, это и не сотрудники ФБР были? – ухватившись за эту жалкую соломинку, выдохнула Энн.
Если Шон украл у нее дочь… пусть…. Она это … переживет. Если Синди с Шоном, значит, она в безопасности…. В безопасности? Да разве такое бывает? Все равно, лишь бы это был Шон! Он любит дочку, он о ней позаботится…. Только не ФБР!
Кевин не дал ей надежды.
- Она у Грэнди.
Энн не сразу поняла, о ком он говорит – этого человека она не помнила.
Кевин рассказал Энн невероятную историю. Оказалось, что одна из служащих ФБР, женщина - медиум, смогла связаться с малышкой Синди. Это произошло случайно – девочка, чувствуя себя одинокой в отсутствии Энн, сама искала контакта с тем, кто хотел бы ее выслушать.
Медиум поговорила с ней, и Синди выболтала все, что знала о маме и папе. А знала она, оказывается, немало. Медиум доложила о найденном удивительном ребенке своему руководителю, которым оказался Грэнди, и он принял решение забрать Синди. Энн была ему не нужна – медиум через Синди выяснила, что у Энн больше нет ее исключительных способностей.
По странному стечению обстоятельств Кевин и эта женщина были отлично знакомы и имели возможность общаться, не прибегая к услугам телефонной связи. Женщина, которой было жаль малышку Синди, вырванную из привычных условий, рассказала о ней Кевину, а тут еще газетные статьи о пропаже ребенка появились….
В общем, Николс знал, где находится Синди, и его подруга была готова помочь ему вытащить девочку из исследовательского центра. 
Энн уже ничему не удивлялась. Она была готова поверить даже в то, что Кевин – ангел, лишь бы он действительно вернул ее дочь.
Энн заплакала, не скрывая слез. У нее снова появилась надежда.
Кевин обнял ее, притянул к себе и дал ей возможность выплакаться.
Ей нужна была чья-то поддержка. И она приняла ее от того, кого всего несколько минут назад считала своим врагом.
 
Кевин привез в Тусон новые документы для Энн, дал ей немного денег, отправил ее на частном самолете в Атланту и велел ждать вестей. Энн сходила с ума от дурных предчувствий, она постоянно пила успокоительные, но спала мало – опять мучили кошмары.
Она успокоилась, когда однажды ночью ей приснилась Синди.
Синди сидела на скамье в каком-то парке и, размазывая кулачками слезы, говорила:
«Мамочка, прости меня, я все ей рассказала. Я не знала, что они хотят меня забрать. Я не буду больше с чужими разговаривать…. Не бойся, она привезет меня к тебе. Мы скоро встретимся. Она хорошая. Она добрая. Она жалеет, что отдала меня им.»
«Синди, доченька! Они что-то плохое с тобой делают?» - ужаснулась Энн.
«Нет. Тут интересно. Только играть не разрешают. Все время просят что-то делать, и холодные штуки на меня вешают. Мамочка, я к тебе хочу!»
«Синди, не бойся. Ты ничего плохого не сделала. Просто ты не знала, да? Скоро мы будем вместе. Веди себя хорошо. Никто не должен знать о том, что тетя помогает тебе. Даже если они будут спрашивать, даже если будут казаться добрыми, не верь им! Только тете этой верь. И еще дяде, Кевин его зовут. Они привезут тебя ко мне.»
«Да, она мне сказала. Я не могу долго говорить – они пытаются слушать».
«Ты потом поговоришь со мной?»
«Да, когда они не будут слушать».
Еще через неделю Энн получила телеграмму.
«Приеду пятнадцатого в19:00. Скучаю. Ник.»
Это значило, что через три дня она должна была прийти в одну из гостиниц Атланты на встречу в Кевином.
Она приехала в условленное место за час до назначенного времени – не было сил ждать. Она не знала, под каким именем приедет Николс, поэтому решила немного посидеть в ресторане гостиницы.
Кевин встретил ее в холле. Увидев его, Энн кинулась, было, к нему, но быстро взяла себя в руки, понимая, что нужно соблюдать осторожность.
Улыбаясь, Кевин обнял ее и поцеловал в щеку.
- Рад тебя видеть, Энн.
- Где она? – выдохнула Энн, которой было не до сантиментов.
- Все в порядке. Спит в номере – умаялась, маленькая, - с нежностью ответил он.
Энн даже удивилась – не ожидала от него такого проявления чувств.
Очень хотелось разбудить ее немедленно, прижать к себе, расцеловать, но Энн сдержалась. Просто села на пол у огромной кровати, на которой, сладко посапывая, спала Синди, и с обожанием смотрела на нее, пока Кевин не увел ее в соседнюю комнату.
Он не стал рассказывать, как ему удалось вернуть девочку. Энн и сама понимала, что были проблемы – выглядел он неважно.
- Тебе самому нужно поспать, - сказала она.
- Не сейчас…. Я заказал ужин в номер. Встретишь официанта, а? Мне нужно в душ.
Кевин закрылся в ванной на целых два часа. Ужин давно остыл. Энн даже переживать стала, не утонул ли Кевин в ванной. Пришлось постучать в дверь.
Кевин не отвечал. Волнуясь, Энн подергала ручку. Дверь открылась. Смущаясь, Энн вошла в ванную комнату и увидела Кевина, лежащего в наполненной пеной ванной. Он не отреагировал на ее появление. Он смотрел остановившимся взглядом прямо на Энн и не подавал никаких признаков жизни. Энн растерялась.
Умер??? Да что же это???
А как же они с Синди???
Энн коснулась артерии на его щеке. Сердце билось, но очень медленно.
Ему плохо???
- Кевин! – она похлопала его по щеке, - Кевин, тебе плохо?
Он ее не слышал.
Волнуясь, она стала трясти его за мокрые плечи, растирать его уши, бить по щекам…. Она так боялась, что разбудит Синди, и девочка напугается….
Кевин неожиданно очнулся и резко сел, выплеснув немного воды на пол и растерянную Энн.
Придя в себя, он шумно вздохнул и сказал:
- Ты…. Ты чего тут делаешь?
- Кевин, что с тобой? Тебе плохо? Или ты так уснул? Ты тут уже два часа. Я волновалась…. Вхожу, а ты лежишь с открытыми глазами, взгляд стеклянный…. Я думала….
- Что я умер? – улыбнулся он, вставая.
Его совершенно не заботило, что она видит его голым. Кажется, ему это даже нравилось.
- Забавляешься? Да я чуть со страху не умерла! – разозлилась она.
Он обернул бедра полотенцем, подошел к Энн и, взяв ее за плечи, мягко спросил:
- Испугалась, да? Прости. Я… неприятно выгляжу, когда в контакте нахожусь, мне говорили…. Я не думал, что в этот раз так долго будет, - и грустно добавил, - Устал я….
Энн обняла его, жалея, и поцеловала в небритую щеку, забыв о том, что он почти голый.
- Это действительно неприятно было. Я же не знала….
Она отодвинулась, но он задержал ее, пристально глядя в ее глаза.
Энн смутилась.
- Пусти.
Он разжал руки и снова вздохнул.
- Никакой благодарности, - сокрушенно констатировал он, - Так я и знал. Благовоспитанная леди снизошла лишь до поцелуя в щеку. А я, дурак, надеялся….
Энн смутилась еще больше. В каждой шутке есть лишь доля шутки.
- Пойдем ужинать. Твое мясо уже остыло. Как и моя рыба.
- Вот-вот. Ты не обо мне, а своем желудке беспокоилась, - ворча, сказал он, спокойно разматывая полотенце и снимая с вешалки халат.
На что он рассчитывал???
Энн выскользнула из ванной и тихонько прошла в комнату, где спала Синди.
«Маленькая…. Намучилась…. А я все время оставляла ее одну…. Нет, больше никогда…. Пусть Шон сам нас ищет, если хочет. А не хочет – пусть живет с этой Роми….»
Сзади тихо подошел Кевин и осторожно обнял Энн. Это начинало нервировать. Тем более, что она не могла не заметить в ванной, насколько хорошо он сложен.
- Она так похожа на тебя…. – прошептал он, слегка касаясь губами ее щеки, - Такая же миленькая, нежная…. И глаза такие бездонные….
Энн нервно вырвалась из его объятий и быстро ушла в комнату.
Кевин вошел следом и, как ни в чем не бывало, сел в кресло у столика, на котором стоял остывший ужин.
- Ой, как вкусно….
- Остыло уже, - пряча глаза, ответила она и села напротив.
Она всего несколько минут назад чувствовала голодные спазмы в желудке, но сейчас о еде даже думать не могла. Сидела и смотрела, как он ест….
- Энн, ты где будешь спать? – спросил он и уточнил, - С Синди, или тут?
Вопрос застал врасплох.
Чего он задумал???
- Нет, - улыбнулся он, - ты не поняла. Я понимаю, ты устала и сильно понервничала. Хочешь, я с Синди лягу, а ты тут, на диване?
- Нет, я с Синди, - быстро ответила она.
Он кивнул.
- А с кем ты в контакте был? – спросила она.
- Не важно. Энн, давай договоримся. Я иногда буду уединяться, мне необходимо устраивать такие сеансы. Ты не мешай мне, ладно?
- А мы что, не расстанемся завтра? – удивилась она.
- А ты думала, я вас брошу после этой истории? – не менее нее удивился он.
- Кевин, что они с ней делали? – наконец, спросила она о самом главном и внутренне сжалась, ожидая услышать что-то страшное.
- Ничего плохого, поверь. Они просто изучали ее возможности, стараясь … не повредить ее психику. Опыты проводились … да не бойся ты! Это было в форме игры. У нас уже есть опыт общения с такими маленькими детьми. Она у тебя чудо. Да ты и сама об этом знаешь. Остается удивляться, как о ее способностях раньше никто не догадался. В общем, все в порядке. Получи дочку в целости и сохранности….
- А что потом? Опять прятаться? Как же мы без Шона? Я же не смогу ….
- Успокойся. Теперь я возьму это на себя. Прятаться больше не нужно. К тому же это бессмысленно – Синди еще не понимает, что не должна вступать в мысленные контакты со всеми, кто ей это предлагает. Когда-нибудь научится закрываться, но не теперь. В общем, теперь вы переходите на легальное положение. Завтра мы поедем в Прованс, в дом твоего деда, где вы будете жить под моим наблюдением. Опять испугалась. Зря. Пойми, так нужно для вас обеих. Я буду курировать развитие феномена Синди, но вам будет предоставлена свобода. Ты и сама понимаешь, что из-за ее особенностей ваша жизнь не может быть публичной. Но в доме твоего деда у вас будет все, что нужно. И свобода передвижений будет не ограничена, но ты будешь ставить меня в известность о своих планах. Надеюсь, это тебя не затруднит. Есть небольшое условие. С вами будут неотлучно находиться два человека – Мэган и Батлер.
- Охрана? – выдавила она.
- Мэган – медиум. Она поможет Синди развить свои способности и закроет ее от посторонних. Батлер – детский врач. Он будет следить за самочувствием Синди и, заодно, обеспечивать вашу безопасность. Думаю, придется нанять несколько человек для охраны дома. Сама пойми – ты личность известная, папарацци быстро пронюхают, кто поселился в доме русского графа. А если они заметят штучки Синди? Не стоит афишировать ее возможности, и ваши фотографии на первых страницах бульварных газет вам тоже ни к чему. Понимаю, ты злишься на меня, считаешь, что я предлагаю тебе совсем не такую свободу, о которой ты мечтала, но разве есть другой вариант? Короче, это не шантаж, пойми меня правильно, но если ты выкинешь что-нибудь, попытаешься похитить Синди и затеряться – ты ее больше не увидишь. Так где ты будешь спать, Энн?
Она вскочила и, вне себя от ярости, ушла в комнату дочери, чтобы бороться со злыми слезами и пытаться смириться с положением, в котором оказалась.
Утром, расцеловав, наконец, проснувшуюся дочь, Энн поняла, что почти все ее ночные переживания были пустыми. Да, ее свобода была теперь ограничена, и рядом постоянно находились Кевин, Мэган и Батлер, но разве раньше она была свободна? Она жила в постоянном страхе, что их найдут…. А теперь…. Теперь у них с Синди была надежная защита, во всяком случае, хотелось в это верить. Что будет потом, когда Синди подрастет и разовьет свои способности, думать не хотелось. Ничего, время подумать будет….
Но теперь можно было забыть о поисках Шона и своем желании жить с ним одной семьей. Разве она могла выбирать между дочкой и мужчиной, которого так искренне и преданно любила, и который так просто, не потрудившись даже объяснить свой поступок, исчез из ее жизни?

Жизнь в поместье постепенно налаживалась. Кевин нанял новый штат прислуги и охрану. Мэган ходила за Синди по пятам, играя и занимаясь с ней. Батлер, исполнявший одновременно обязанности домашнего доктора и начальника охраны, тоже был занят по горло.
Присутствие в доме такого количества незнакомых людей поначалу нервировало. Энн понимала, что случайных служащих тут нет, все эти люди были связаны с ФБР, но все они относились к ней с большим уважением, тем более, что Кевин предоставил ей возможность выбора прислуги из тех, кого он приводил. Она считалась полноправной хозяйкой, имела право нанимать, увольнять и строго спрашивать со своих работников.
В одиночку она бы не справилась с выходками взрослеющей Синди, не смогла бы ее защитить даже от любопытных глаз. А люди, которые теперь были рядом…. Кевину, кажется, можно было доверять…. Мэган искренне любила ее девочку, стараясь быть полезной Энн. Она многое рассказала о феномене дочери и многое объяснила. Она была идеальной нянькой, Синди ее обожала…. Батлер тоже был добр к Синди и производил хорошее впечатление….
У Энн появилось много свободного времени. Она старалась проводить его с дочерью, но это мешало занятиям Синди и Мэган. Синди нравилась Мэган. Энн даже ревновать стала, но Кевин постарался свести ее переживания на этот счет практически к нулю.
- Синди любит тебя, и будет любить всегда просто потому, что ты ее мать. Она  особенная. Она понимает гораздо больше, чем может выразить словами. С Мэган ей интересно, но девочка не так наивна, как может показаться. Мэган говорит, что Синди научилась закрываться от нее. Это значит, девочка способна анализировать происходящее и не желает открывать свои маленькие тайны всем, кто проявляет к ней дружеское отношение. Понятное дело, Мэган постоянно с ней в контакте. Думаю, ты должна относиться к ней, как к няньке. Ну, подумай, если бы ты жила, как прежде, если бы тебе не пришлось скитаться и прятаться, если бы Синди была, как все, у твоей дочери обязательно была бы нянька, которая проводила бы с Синди гораздо больше времени, чем ты….
Энн соглашалась с ним, но перестать ревновать пока не могла.
- Займись собой. У тебя появилась возможность посещать театры, выставки, приемы…. Общаться со старыми друзьями, наконец. Легенду, почему ты не хочешь показывать людям дочь, мы придумаем, не сомневайся. А охрана проследит, чтобы посторонние не смогли нарушить ваше уединение.
Пожалуй, он был прав. Но Энн не хотела возвращаться к прежней жизни. Она боялась встречаться  со старыми знакомыми, и не хотела снова оказаться в шумном водовороте светской жизни.
Тем ни менее, она стала позволять себе прогулки по городу, посещение театров, салонов красоты, дорогих магазинов и ресторанов. Кевин стал ее неизменным спутником и собеседником. 
 С ним было интересно и весело. Он всегда находил слова, чтобы утешить ее и порадовать, он придумывал все новые развлечения, радуясь ее восторгам и сопереживая ее огорчениям. За месяц, проведенный в поместье, они очень сблизились, стали почти друзьями…. Все было замечательно, если бы не одно «но».
Энн и раньше замечала, еще в Лондоне и на Гаити, что Кевин посматривает на нее с определенным интересом. Его взгляды и раньше тревожили Энн, а теперь, когда они целыми сутками были рядом, это нервировало еще больше. Его взгляды заставляли ее смущенно опускать глаза, его случайные прикосновения вызывали невольную дрожь, а голос, ставший в последние дни необычайно мягким, ласкал ее душу…. Она злилась на себя за излишнее внимание к нему, но справиться с желаниями, которые будило присутствие Кевина, она не могла, хоть и очень старалась. В такие минуты она старалась отвлекаться на дочь, старалась уйти куда-нибудь с ней, чтобы он не понял… что она отчаянно хочет его.
Это злило, это казалось непонятным, ведь она понимала, что не любит его. Для нее существовал только один мужчина. Шон бросил ее, но она все еще не могла поверить, что он ее разлюбил и больше не вернется. Как ей хотелось увидеть его, поговорить с ним, попытаться понять, что же произошло на самом деле…. Теперь это казалось невозможным. Она не могла продолжать его поиски. Она даже думать не хотела о том, что будет, если Шон найдет их с Синди и явится в этот дом….
Он был ей нужен так, как никогда. Она любила его всем сердцем, она не представляла, как будет жить без него, но жила же…. И даже увлеклась другим. Это казалось ужасным.
Однажды Энн не выдержала и спросила Синди, не знает ли она чего об отце.
- Он плохой, мама, - спокойно ответила дочь, - Он убивает зверей и птичек. И людей.
Энн содрогнулась.
- И… много он убил людей? – выдавила она.
- Одного. А птичек много. И большую черную кошку.
- Ты… разговаривала с ним?
- Нет. Я не хочу. Я его боюсь. Он плохой.
Понятно.
- А где он живет? – настойчиво допытывалась Энн.
- В доме, конечно, - пожав плечами, ответила Синди, - В большом белом доме. Там еще большое море есть и маленькое.
Пруд или бассейн, догадалась Энн.
- А тетя? Он с ней живет?
- Да. Она добрая. Она хочет, чтобы он перестал убивать.
- Синди…. А почему он больше меня не любит?
Дочь пожала плечами.
- Так тетя хочет.
Продолжить разговор помешала Мэган, которая принесла новые учебные тесты, и Энн решила отложить его до вечера. Но вечером Синди на отрез отказалась говорить об отце.
- Он больше не хочет жить с нами, - заявила она, - Мне не нравится думать о нем. Больше не спрашивай. Я не буду говорить.
Энн сдалась, хотя вопросов было множество. Присутствие в жизни Шона этой загадочной Роми и его неожиданное решение исчезнуть из поля зрения Энн были, определенно, связаны. И не только тем, что между Шоном и Роми были сексуальные отношения. Энн была уверена, что Роми обладает магическими способностями, ведь не по прихоти же Синди она  разговаривала с Энн, требуя оставить Шона в покое. Как ни нелепо это звучит, Роми, должно быть, околдовала Шона. Ответ на это вопрос мог дать Кевин. Вот только как говорить с ним на эту тему?
Доверив Мэган почитать Синди вечернюю сказку, Энн отправилась в гостиную, где Кевин в это время обычно смотрел новости.
- Кевин, ты знаешь о Роми? – напрямик спросила она, усаживаясь в кресло напротив.
Кевин немедленно оторвал взгляд от экрана и с удивлением посмотрел на Энн.
- Откуда знаешь? Синди рассказала?
- Не только рассказала, но и показала, - сухо ответила она, - Синди мне несколько снов показала…. Еще до нашей с тобой встречи в Лондоне…. Она его любовница, так?
Кевин вздохнул. Было видно, что ему неприятно говорить на эту тему, но Энн была настроена решительно, и он понял, что не отвертится.
- Да. Они живут вместе.
- Синди сказала, что Роми выходила его после укуса летучей мыши. Во сне я видела, что их теперь связывают … определенные отношения. Думаю, так и есть. Но это не повод пропасть без объяснений. Думаю, Шон ни за что не бросил бы дочь. И нашел бы в себе смелость объясниться со мной. Поэтому я спрашиваю, обладает ли Роми некими способностями, которые принято называть … магическими?
Кевин крякнул и встал. Прошелся по комнате, зачем-то выглянул за дверь, подошел к окну и, сложив огромные руки на могучей груди, наконец, ответил:
- И ты молчала? Почему ты, догадываясь об этом, не спросила раньше?
- Да разве дело в этом? Ответь, Роми – ведьма?
Он вздрогнул. Энн испугалась по-настоящему.
- У нее есть определенные способности…. – тихо сказал он.
Энн встала и нервно заходила по комнате.
- Видала я ее способности…. Не раз…. Так как она приворожила Шона? Опоила его чем-то, что ли?
Кевин смотрел на нее с удивлением.
- Сама догадалась, или Синди помогла?
Энн подошла к Кевину.
- Не темни! Отвечай, как ей удается держать его на таком расстоянии от нас? Я не верю, что она держит его только сексом. Я не верю, что он поступал бы так с нами, если бы находился в здравом уме. Что она делает? И, главное, зачем?
Кевин ответил не сразу.
- Если ты думаешь, что это мы постарались, наняв эту Роми, ты ошибаешься.  Она… исключительная.
Энн взбесили его слова:
- Исключительная??? Это Синди - исключительная! Это ты – исключительный! Вы не похожи на других, потому что обладаете даром Божьим! Но вы пленники своих способностей и ФБР. А она?
- Она не работает на ФБР, - ответил он, - Мы пытались завербовать ее, но ничего не вышло. Ты присядь. Я расскажу.
- Хорошо, - Энн была готова на все, лишь бы узнать правду.
Она вернулась в свое кресло, Кевин занял свое.
- Энн, ты, конечно, слышала о культе Вуду?
У Энн волосы на голове зашевелились.
- Это… сказки…. Это….
- Нет. Это не сказки. Шарлатанов много, конечно, но Роми не из их числа. Она всю свою жизнь посвятила изучению этого культа, а если учесть ее природные таланты, доставшиеся по наследству…. Она настоящая ведьма. Потомственная, в четвертом поколении, как нам известно. Энн, у тебя нет шанса. Если она решила, что Шон ей нужен… забудь о нем.
Она не верила…. Это казалось невероятным…. Но ее дочь…. И Кевин….  И Мэган…. И она сама, некогда обладавшая чудовищным даром….
- А почему ваши не смогли ее достать? – выдавила она.
- Бесполезно. Пробовали. Она отлично защищена и не позволяет приближаться к себе. Пробовали, честно. И медиумы работали, и … другие специалисты…. Мы осрамились. Она недоступна. Представляешь, те, кого к ней посылали, либо теряли дорогу, напрочь забывая маршрут и задание, либо вообще сходили с ума. И не единожды. Однажды она сама вышла на связь, при чем вступила в контакт одновременно с несколькими лучшими нашими специалистами. Она заявила, что если мы не оставим ее в покое, все эти люди сойдут с ума, и продемонстрировала кое-что из своего арсенала, чтобы не быть голословной. Мы предприняли еще одну попытку. Один из агентов, с которым она мысленно контактировала, до сих пор находится в больнице. Он стал идиотом, и потерял свои способности. В общем, мы подумали и решили оставить ее в покое – себе дороже. К тому же, наши интересы не сталкиваются.
- Но Шон-то ей зачем? – подавленно промямлила Энн.
Кевин вздохнул.
- А тебе?
- Я люблю его! – возмутилась она.
- Вот и она, наверное, любит…. Я читал ее досье. Ей 32, она не замужем. И мужчин за всю жизнь было раз-два, и обчелся. Возможно, она нашла того, кого искала….
Энн долго молчала, обдумывая слова Кевина. Молчал и он.
- Кевин, - наконец, сказала она, - что-то не сходится. Когда мы нашли место, где Шон убил мужчину со шрамом, проводник сказал, что с той трагедии прошел месяц. А я уверена, что Шон в это время уже несколько месяцев был с Роми. Она что, могла его отпустить для того, чтобы он закончил дело, которое вы ему поручили? Синди говорит, что Роми хочет, чтобы он прекратил убивать….
- Понятно. Это Синди…. Ты осведомлена лучше, чем я предполагал…. Да, история темная. Мы думаем, что она позволила ему выполнить это задание, чтобы он освободился от нас. Она, видимо, не хочет ссориться с нами. Но теперь она считает себя вправе владеть им полностью, ожидая, что мы сдержим свое обещание и оставим его в покое.
Энн заплакала. Было неловко перед Кевином, но она не могла больше держать эти слезы в себе.
Вскочив, она бросилась из комнаты, но Кевин поймал ее у самой двери и прижал к себе.
- Все пройдет, Энни, - шептал он, нежно поглаживая ее спину и руки, - Тебе очень больно, я понимаю, но ты должна отпустить его…. Так будет лучше для вас обоих.
Энн что-то говорила, задыхаясь от рыданий, пыталась вырваться, но он не отпускал.
- Пройдет немного времени, и ты поймешь, что это – лучший выход из этой дрянной ситуации…. Ты не одна, Энни. У тебя есть Синди. Тяжело терять любимых, но ты не первая и, к сожалению, не последняя. Зато ты знаешь, что он жив и … счастлив…. Жизнь всегда подбрасывает сюрпризы. Поверь, скоро ты будешь вспоминать эту историю с чувством светлой грусти, не больше…. Надо немного подождать…. Все будет хорошо….
Энн так нужна была его поддержка….
- Неужели Шону не хочется увидеть дочь? Или он забыл о ее существовании?
- Придется смириться. В конце концов, если отбросить эмоции и твой эгоизм, Шон обрел то, к чему стремился. ФБР оставило его в покое. Он свободен. Он может жить полной жизнью. Он любим. Он … обрел любовь. И пусть его любовь вызвана магией, он же все равно чувствует себя счастливым…. И в вашей жизни с Синди все сложилось более или менее сносно. Во всяком случае, вы получили передышку. Можно тешить себя надеждой, что жизнь не подкинет больше неприятных сюрпризов. Хотя от нее можно ожидать….
Он правильно говорил…. Нужно было научиться именно так относиться к тому, что случилось….
- Кевин, ты еще долго будешь с нами? – всхлипывая, спросила она.
- Устала от моего общества? – грустно улыбнулся он.
Он все еще обнимал ее, ласково перебирая ее длинные волосы, рассыпавшиеся по спине, ей было так спокойно с ним….
А если кто-то войдет?
Энн отстранилась и отступила, вытирая слезы.
- Нет, конечно, нет. Но ведь тебе нужно работать….
- Все нормально. У меня не было отпуска целых четыре года. Надеюсь, ты не возражаешь, что я проведу с вами еще пару недель?
Он смотрел на нее так нежно, что Энн снова почувствовала беспокойство. Она вернулась к креслу и забралась на него с ногами. Наверное, надо было уйти, но оставаться одной… сейчас….
- А потом? – спросила она.
- Энн, а давай выпьем чего-нибудь? – неожиданно предложил он, - Я знаю, ты любишь мартини, но у меня есть ром и кола. Наверное, дикая смесь для аристократки, но я об этом никому не расскажу, - добавил он и подмигнул.
Странно, но перемена в настроении Кевина подействовала на Энн наилучшим образом.
- А давай!  - охотно согласилась она, - Напьюсь до потери пульса. Батлер знает, как выхаживать алкоголиков?
Кевин хохотнул и кивнул.

Они пили ром и разговаривали о всяких пустяках, сидя в маленькой уютной беседке в глубине сада. Вокруг было тихо, сад освещала большая луна, беседку окружали огромные кусты рододендронов, на маленьком столике горели свечи…. Энн, уже изрядно набравшаяся, удивлялась, что Кевин выглядит совершенно трезвым.
- А ты комплекцию сравни, - посмеивался он, - и опыт…. Насколько я знаю, ты не любительница так надираться…. Но надо же когда-нибудь начинать.
Энн смеялась, а на душе кошки скребли. Уходить спать не хотелось, хотя уже поздно было. Она понимала, что нужно уйти, но не могла представить, как окажется одна в ее большой спальне. Она боялась, что снова начнут мучить мысли, за которыми неизбежно придут ночные кошмары.
Становилось свежо.
- Мерзнешь? – мягко спросил Кевин, накрыв ее руку своей ладонью.
Энн судорожно вздохнула и отдернула руку.
- Пора спать, - нервно сказала она, пытаясь встать.
Кевин вскочил, поддержав ее, да так и не отпустил. Он осторожно привлек ее к себе и тихо спросил:
- Избегаешь меня?
В его глазах плясали язычки пламени, руки были такими сильными и нежными, а голос, низкий, глубокий, лишал ее воли….
- Кевин, пусти, - пробормотала она, - Я пьяна….
- Ты этого не хочешь, - сказал он, не отпуская ее взгляд, - Ты хочешь не этого….
Его ладонь скользнула по ее спине, чуть сжала ягодицу, и Энн затрепетала, не в силах противостоять дикому желанию, пронзившему тело.
Поцелуи Кевина были болезненно-сладкими. Он не торопился, боясь спугнуть ее желание, но Энн, у которой от возбуждения подкашивались ноги, продолжала бороться:
- Пусти…. Я не хочу тебя, - бормотала она, тая в его объятьях, - Я люблю Шона….
Кевин отпустил ее так неожиданно, что Энн едва не упала. Он поймал ее за руку, помог обрести равновесие, но больше не делал попыток обнять ее.
- Поздно уже, - неожиданно буднично сказал он, - Тебе действительно пора спать.
Энн не могла поверить, что он так легко оставил свои намерения. Ей было стыдно и горько. Но разве она неправильно поступила?
Пошатываясь, она побрела к дому, пытаясь сдержать горячие слезы. Слава Богу, Кевин не пошел за ней! Если бы он понял ее состояние, если бы увидел ее слезы….
С трудом добравшись до своей спальни, Энн, не раздеваясь, рухнула поверх покрывала и тотчас уснула.

Ей снился домик на ферме. Энн чувствовала сильный сиреневый запах и ощущала дуновение теплого ветра. Миром правила весна, и ее дыхание заставляло сердце Энн трепетать от радости и предвкушения чего-то прекрасного, долгожданного, но пока недоступного.
Дверь домика открылась, и на пороге появился Шон. Увидев Энн, он улыбнулся и пошел ей навстречу.
«Я так соскучился…. Где ты была все это время?» - спросил он, обнимая ее.
Она не ответила, просто потянулась к нему губами.
Задыхаясь от страсти, они упали на траву. Прижав ее руки к земле, Шон покрывал горячими поцелуями ее лицо и шею. Повинуясь страсти, бушевавшей в ее теле, она выгнулась, тихо застонала…. И поняла, что ее целует… Кевин.
Энн вскрикнула, забилась в его руках и… проснулась.
В смятении, она не сразу поняла, что находится в своей спальне. Голова отчаянно болела и кружилась, было трудно дышать, отчаянно колотилось сердце, мысли разбегались, она никак не могла сосредоточиться, чтобы отогнать ночное видение.
«Бежать! Надо бежать отсюда!»
Энн вскочила с кровати, покачнулась, ухватившись за шкаф, обрела, наконец, равновесие и быстро вышла из комнаты.

- Мамочка, но почему сегодня? – тихо бормотала испуганная Синди, поглядывая на Энн, которая все никак не могла вставить ключ в замок зажигания, - Мамочка, ну, пожалуйста, давай останемся. Я так хочу пожить еще немного… здесь….
Энн ее почти не слышала - в ушах шумело и стучало, сердце готово было вырваться из груди. Тревожный голосок Синди раздражал, руки не слушались….
- Помолчи, - жестко оборвала ее Энн, - Наговоришься еще….
Наконец, машина завелась.
Энн помнила, что литые ворота были прочными, но сейчас казалось, что если посильнее разогнаться….
Кто-то выскочил на дорожку перед машиной, что-то крича и размахивая руками.
Кевин?
А, какая разница….
Надо бежать! Бежать!!!
Еще газу….
- Мама, не надо! – взвизгнула Синди, закрывая лицо руками….
Кевин отскочить не успел.
Энн почувствовала сильный удар, увидела, как его тело нелепо подлетело, услышала стук о крышу, но так и не отпустила педаль газа. Ворота были уже близко.
- Синди, открой ворота, - еле шевеля языком, выговорила она.
- Мама!!! – пронзительно закричала Синди….

Энн не могла открыть глаза. Что-то тяжелое давило на веки, голова гудела, и этот тяжелый гул мешал сосредоточиться.
Она заворочалась, пытаясь поднять руки, и не смогла сдержать стона - сильная боль пронзила левую руку чуть ниже локтя, и отчаянно заломило в грудине.
- Введите успокоительное, - услышала она скрипучий женский голос.
И тотчас почувствовала, как в вену впилась острая игла….

Когда она пришла в себя в следующий раз, снова пришлось испытать боль, чтобы понять, что она привязана к кровати, а на лицо одета плотная повязка, закрывавшая глаза.
Что случилось? Где она? Как она сюда попала?
- Эй, есть тут кто-нибудь? – пробормотала она, не узнавая собственный голос.
- Очухалась? – этот мужской голос был странно знаком, но кто это был, Энн не вспомнила.
- Где я? Почему повязка?
- В больнице, где же еще, - сухо ответил голос, - Аварию помнишь?
Аварию? Какую аварию?
Ворота…. Синди….
Боже….
- Что с Синди???
- А ты как думаешь? Врезаться в чугунные ворота на такой скорости…. О чем ты думала? Хоть бы пристегнулись…. – с мстительной злобой говорил голос, - Или ты хотела уйти с ней вместе?
- Что…. Синди…. Она жива???
- Да какое там…. Вылетела, бедняжка, через лобовое, ударилась о ворота…. Бедная девочка….
- Боже….

Прошел месяц. Потом второй. Энн этого не заметила.
Проходили дни и ночи, менялась погода за окном, приходили и уходили какие-то люди, о чем-то спрашивали, осматривали ее, что-то ей кололи, кормили, меняли ее белье, возили ее на каталке по каким-то кабинетам…. Энн перестала чувствовать и понимать происходящее. Обрывки воспоминаний…. Неясные образы…. Кошмарные видения аварии, тело Кевина, взлетевшее после удара о бампер, крик Синди, умоляющей остановиться…. Это было, как во сне….
Она обрела связь с миром только через два с половиной месяца. Очнувшись, она поняла, что рассматривает надоевшую трещину на потолке, и услышала голоса, мужской и женский.
- Так и не приходит в себя?
- Да. Лежит и целыми днями пялится в окно или в потолок. На вопросы не реагирует, даже боль не чувствует.
Энн скосила глаза.
Кевин. И незнакомая женщина.
- Кома?
- Сигналы похожие, но … нет. С ней нельзя быть уверенным…. Сам знаешь. Думаю, после этой травмы у нее могут проявиться старые способности. Может, попробуешь послушать ее?
Кевин??? Откуда??? Он же….
Жив???
- Пробовал уже. Не выходит.
- А ты с ней не….
- Нет! – раздраженно ответил Кевин, - Я с ней не спал!
О чем они?
Если он жив, может, и Синди? Может, ее обманули???
- Кевин….
Голоса не было слышно. Кажется, даже губами пошевелить не смогла….
Энн попыталась пошевелиться. Пальцы реагировали. Только пальцы.
Она попыталась сжать простыню. Рука безвольно свесилась с кровати.
Кевин заметил и подошел ближе. Энн смотрела в его глаза, но показать, что слышит и понимает, не умела.
- Смотрит, - взволнованно сказал он.
- Смотрит, - согласилась женщина, - но не видит.
Энн моргнула и почувствовала, как по щеке скатилась теплая слезинка.
- Она плачет! – выкрикнул Кевин, хватая ее за руку.
Над ней тотчас же склонилось лицо незнакомой женщины в белом халате.
- Энн, ты слышишь?
Энн моргнула.
- Слышишь? – повторила женщина, - Моргни два раза, если слышишь.
Энн сделала, как она требовала.
- Ну, наконец-то! – облегченно выдохнула женщина.
Над Энн склонилось лицо Кевина.
- Энн, все в порядке. Ты жива. Ты скоро поправишься.
Он простил ее? Надо же….
А Синди?
- Синди….
Губы, кажется, шевелились.
Он понял. И отвел глаза.
Энн изо всех сил сжала его пальцы. Так ей казалось.
- Синди….
Кевин смотрел с отчаяньем.
А потом медленно покачал головой.
Энн закрыла глаза и заплакала.

Еще месяц….
Энн в третий раз за свою небольшую жизнь училась самостоятельно есть, ходить и обслуживать себя.
Вот только зачем ей это, Энн понять не могла.
Она не понимала, зачем ее лечили, пытаясь вернуть к нормальной жизни, зачем вынуждали говорить о трагедии, в которой она была виновата, зачем утешали….
Лучше бы она умерла.
Кевин приходил часто и зачем-то оправдывался, что у него много работы. Он подолгу возил ее в кресле-каталке по дорожкам больничного парка, рассказывал всякую ерунду о своих путешествиях, о каких-то людях, которых она не знала, он так много говорил, что у Энн начинала болеть голова, и она просила вернуть ее в палату. Она редко отвечала на его вопросы. Она вообще мало разговаривала….
- Энн, я понимаю, ты винишь себя…. Не надо…. Что сделано, то сделано…. Как ни погано это звучит, но Синди сейчас… хорошо, - однажды сказал он.
Он иногда говорил о дочери, убитой Энн. Как правило, нес чушь. Как и сегодня. Но сегодня….
Почему она не догадалась спросить раньше?
- Откуда ты знаешь? – с надеждой спросила Энн.
Он не понял ее вопроса.
Остановив каталку, он обошел ее и сел на корточки перед Энн, грустно глядя в ее глаза, и взял ее за руку.
- Откуда ты знаешь, что ей хорошо? – повторила она, - Кто-то из ваших говорил с ней?
Он понял, наконец, и медленно покачал головой.
- Кевин, пусть кто-нибудь свяжется с ней! Пусть скажет ей, что я не хотела! Пусть скажет, что я любила ее!
Кевин снова покачал головой.
- Нет, Энн. Это невозможно.
- Ты лжешь! Все знают, медиумы могут вызывать духов мертвых! – воскликнула Энн и заплакала.
Он снова покачал головой.
- Это сказки, Энн. С мертвыми говорить невозможно. Только с живыми.
- Тогда не говори мне, что ей хорошо! И оставь меня, наконец, в покое! Что ты ходишь все? Чего тебе надо? – рыдая, выкрикивала она, - Чтобы я попросила прощения за то, что сбила тебя? Да мне наплевать! Ты что, не понимаешь, я убила родную дочь!!! Из-за тебя! Из-за твоих поцелуев! Из-за того, что не могла справиться с собственным телом! Я ненавижу тебя! Будь ты проклят!
Истерики стали обычным явлением. Энн рыдала и кричала по любому поводу. Раздражало все – сквозняки, уколы, таблетки, присутствие людей, их вопросы, улыбки, горячая или холодная пища….
Боль, разрывавшая душу, рвалась наружу.
Наверное, ее понимали. Но легче от этого не становилось.
Она старалась забыться, старалась не думать о том, что сделала, пыталась переложить свою вину на других – на Шона, на Кевина, на всех, кто ее окружал. Она пыталась простить себя….
Все проходит…. Время загнало боль в отдаленный уголок.
Спустя полгода Энн перестала удивляться, что может жить, зная, что натворила.
Энн уже месяц жила в Лондоне, в пентхаусе, который снимал для нее Кевин. Зачем он возится с ней, она даже думать не хотела. И старалась не раздражаться постоянным присутствием  Маши, русской прислуги, которая жила вместе с ней.
Кевин навещал ее часто, почти через день. Он научился понимать ее настроение, находить нужные слова и темы для разговоров.
- И долго я буду жить под вашим бдительным оком? – однажды спросила она, - В этом нет необходимости. Я не нужна ФБР. Синди больше нет. Может, позволишь мне уехать?
- Куда? – удивился он, - Мне казалось, тебе тут нравится….
- Я бы в Рим поехала. Ты же знаешь, у меня там дом.
- И папарацци, - напомнил он, - Надо тебе это?
- Кевин, я вполне могу жить самостоятельно. Да, я была больна. Но теперь…. Я хочу уехать. Я хочу почувствовать себя свободной.
- Разве ты не свободна? Ты же можешь ходить, куда заблагорассудится….
- С Машей. Она опекает меня, постоянно следит, чтобы я поела, оделась по погоде…. Она все время за мной следит!
- Не брюзжи, - улыбнулся он, - Я не верю, что у тебя мания преследования. Маша относится к тебе, как к дочери. Не нравится Маша – найми другую прислугу. Но не уезжай, прошу тебя.
Он просил….
- Почему? Почему ты помогаешь мне? Я чуть не убила тебя, ты чудом не стал калекой….
Кевин пожал плечами.
- Да какая разница? Энн, не уезжай. Ты не должна оставаться одна, пока снова не научишься смеяться. Я понимаю, что не имею права настаивать, но я прошу – не уезжай. Мне так спокойнее.
Энн подумала… и осталась. Действительно, и чего она в Риме забыла?

Прошло еще два месяца.
Маша по-прежнему жила с ней. По-прежнему ворчала, когда Энн засиживалась с книжкой допоздна, или забывала дома зонтик…. Энн перестала злиться на нее. И вообще, она стала более терпимой.
Кевин хотел бы проводить с ней больше времени, кажется, он все еще на что-то надеялся, но она не позволяла ему даже говорить на эту тему.
- Кевин, оставь эти мысли. Неужели ты не понимаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет? Между нами всегда будут стоять Шон и Синди, - однажды сказала она, когда он попытался ее поцеловать.
Он нахмурился и проворчал:
- Особенно Синди. С ней не потягаешься….
Ночью Энн плакала, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить бдительную Машу.
Кевин ей нравился. Даже очень. В его присутствии она волновалась, как девочка на первом свидании. Он сделал все, чтобы быть нужным ей. Он был так внимателен, так заботлив, он так сильно переживал за нее…. Как Шон когда-то…. Но Энн не могла решиться переступить черту, которую сама начертила в ту ночь, когда погибла Синди.
Чтобы не оставлять времени на неприятные размышления, Энн придумала себе множество занятий, бесполезных, но отнимающих уйму сил и времени. По утрам она бегала в соседнем парке, потом завтракала в небольшом кафе, потом шла в библиотеку, прогуливалась по городу, ходила в магазины, посещала бассейн, каталась на велосипеде, изучала латиноамериканскую литературу, ходила на массаж, занималась ушу. Вечерами она ходила в кино или театр, иногда ужинала с Кевином, по выходным ездила на машине или велосипеде за город.
Жизнь была скучна и совершенно бессмысленна.
Пока ей снова не приснился Шон.
Он сидел за столиком в каком-то ресторане. Она подошла к нему и села напротив.
«Зачем ты пришла, Энн?» – сухо спросил он.
Она очень хорошо знала, что скрывается за этой внешней невозмутимостью.
«Шон, прости хоть ты меня, - сказала она, - Сама себя я простить не могу».
Он покачал головой.
«Уходи. Уходи навсегда. Я устал от тебя, Энн. Ты не нужна мне больше. Ты мучаешь меня. Оставь меня в покое.»
«Если бы я могла! Шон, я знаю, это кощунство, но я даже дочерей не любила так, как тебя», - заплакав, сказала она.
«Это неважно. Теперь это неважно. Я и так столько времени потерял…. Я могу быть счастливым. Но не с тобой. Пойми это.»
К столику подошла Роми. Как всегда, она выглядела прекрасно, только немного нервничала.
Шон улыбнулся Роми и сказал:
«Она сейчас уйдет. Навсегда. Мы прощаемся».
Роми посмотрела на Энн со злорадной улыбкой и процедила:
«Чего ты ждешь? Неужели ты все еще надеешься?»
Энн, осознав, что надеяться не на что, пошла, было, к выходу, по, сделав пару шагов, остановилась и посмотрела на Роми.
«Я проснусь и начну жизнь с чистого листа. А ты до конца дней своих будешь думать, что занимаешь мое место.»
Она попала в точку. В глазах Роми промелькнуло смятение. А Шон…. Кажется, Шон уже не замечал присутствия Энн.
Проснувшись среди ночи, Энн позвонила Кевину.
- Кевин, прости, я знаю, что поздно, но мне надо попросить тебя об одном одолжении.
- До утра не потерпит? – сонно ответил он.
- Нет. Я больше не могу ждать. Скажи мне, где находится Шон. Я должна встретиться с ним.
- Зачем??? Я же говорил, это бессмысленно! – судя по голосу, его сон, как рукой, сняло.
- Я смогу сказать ему, что убила нашу дочь. Я понимаю, что натворила, и понимаю, что мне нет прощения. Не перебивай!... Я должна встретиться с ним, чтобы понять, что все кончено, и мне пора начинать жизнь заново.
- Постой! Дело в том, что Синди…. Она знала, что жить будет недолго. И знала, что погибнет в аварии. Скорее всего, это Роми подстроила….
Энн молчала долго, пытаясь поверить, пытаясь понять….
- Нет. Я была пьяна. Я не отдавала себе отчета….
- Прекрати. Да. Ты была пьяна и не отдавала себе отчета. Но почему, скажи на милость, Синди не открыла ворота?
- Роми? – выдохнула Энн.
Как хотелось поверить, что это не она виновата…. Но это сделала она. Сама. А Роми… Роми, может быть, лишь немного помогла….
- Думаю, да. Это Роми…. Энн, не нужно…. Роми не позволит….
- Позволит. Думаю, ей тоже нужна эта встреча. Я поговорю с Шоном и… отпущу его. Пусть живет, как считает нужным.
- Это мазохизм, дорогая….
- Ничего подобного. Просто если я это не сделаю, я всю жизнь буду думать, что сдалась без борьбы.
- С чего такая решимость? Она что, снова приснилась тебе?
- Да. И Шон.
- Понятно. Синди больше не защищает тебя…. Ладно. Согласен. Давай попробуем. Ты пока не принимай никаких шагов. Я завтра обмозгую кое-что…. Может, удастся тебя защитить и устроить эту встречу.
«Я встречусь с Шоном, и все выясню. Мне это нужно. Я посмотрю на него, и, возможно, оставлю их в покое….»
Если бы Энн знала, какие сны снятся Роми, она бы не была так уверена….

Через день Кевин привел к Энн Дотти.
Отправив Машу к родственникам, живущим в предместье Лондона, Энн и Кевин стали готовиться к обряду, который собиралась провести Дотти.
Оказалось, она гаитянка. Оказалось, она не только способный медиум, но и владеет искусством Вуду.
Дотти была уверена, что сможет прикрыть Энн от Роми, но Энн хотелось совсем иного.
- Я хочу встретиться с Роми до того, как увижу Шона. И меня не устраивает мысленный контакт, - категорично заявила Энн, узнав о цели обряда.
- Но так безопаснее, - попыталась отговорить Дотти, - Я буду следить за ходом вашей беседы и, если Роми попытается навредить тебе, я вмешаюсь….
Энн покачала головой.
- Нет. Меня столько раз обманывали, что я должна быть уверена, что контакт состоялся, а не почудился. Так что или попытайся прикрыть меня, пока я буду ехать на Гаити, или уезжай в Париж. Кевин, я надеюсь, ты дашь мне точный адрес Роми, или снова заставишь меня бродить по джунглям?
- Эх, Энн, ты сама не понимаешь, во что ввязываешься, - проворчал Кевин, - Для начала придется прочитать тебе небольшую лекцию о культе Вуду.
Рассказ был долгим. Кевин и Дотти постоянно перебивали друг друга, ибо он проповедовал научную точку зрения на этот предмет, а Дотти изо всех сил пыталась доказать, что наукой тут и не пахнет. Многое казалось невероятным, и она готова была поверить Кевину, но некоторые доводы Дотти тоже казались весьма правдивыми. Прагматичные высказывания Кевина и праведно-гневные возмущения Дотти, однако, лишний раз доказывали Энн, что борьба с Роми ей не под силу.
- Самое большое несчастье, которое можно призвать с помощью колдовства - болезнь рассудка. Повсюду верят, что эти явления вызываются враждебно настроенными колдунами или одержимыми злыми духами, - говорил Кевин, - сама понимаешь – вранье.
- Гаитянскому колдуну известно много таких вещей, о которых европеец не имеет никакого понятия и никогда за всю свою жизнь не узнает. Есть достаточно указаний на то, что мастера черной магии наносят вред только одним своим желанием, - кипела праведным гневом Дотти.
- Зомби… - размышлял Кевин, - Доказано, что жертву отравляют тетродоксином – ядом, добытым из тела некоторых рыб. Яд парализует, оцепенение принимают за смерть, несчастного хоронят в склепе, а через пару дней колдун возвращает человека к жизни. Правда, он становится наркозависимым идиотом.
- Но зачем? – удивилась Энн.
- Страна бедная, - вздохнула Дотти, - Рабочая сила дорого стоит. А тут – «двуногое животное», согласное на все ради дозы. Платить не надо. Только кормить.
Кевин кивнул, соглашаясь.
- Еще одно объяснение, - продолжал он, - У государства Гаити нет средств, чтобы содержать в больницах психов. Вот они и шатаются по дорогам. Некоторые семьи прибирают их к рукам, объявляя их родственниками, которых некие злые колдуны обратили в зомби. А что, удобно…. Тем более, что на Гаити очень ценят семьи, в которых живут вернувшиеся с того света.
- Низшие духи, особенно Закрывающий Пути, очень опасны, - говорила Дотти, - Если молитвы, обращенные к этому темному богу, достигают цели, жертва может потерять работу, любимых, семью, здоровье и, в конце концов, умереть, обнаружив, что для него "все пути закрыты". Но и в этом случае можно помочь. Правда, не всегда.
- Нет, ты в это веришь? – скривился Кевин, посмотрев на гаитянку.
- Надо провести обряд защиты «большого ангела», - задумчиво сказала Дотти, посмотрев на Энн.
- Это еще что такое? – растерялась Энн.
- Вудуисты верят, что черные маги могут отделить "большого ангела" человека от тела и закрыть в специальный сосуд, а затем использовать для собственных нужд, - занудно затянул Кевин, словно читал статью в научно-популярном журнале, - Ти бон анж, или "малый добрый ангел", - это душа человека, его аура, источник его личности. Именно "малый ангел" совершает путешествия в сновидениях и покидает тело, когда оно одержимо духом лоа. Ти бон анж представляет собой совокупность всего знания и опыта данного человека; эта часть души еще более уязвима для злой магии, чем гро бон анж.
- Прекрати сыпать терминами, - отмахнулась Дотти, - Короче, Энн, готовься. Сделаем все в лучшем виде. Но тебе придется выполнять кое-какие предписания и носить защитные амулеты. Иначе я с тобой на Гаити не поеду.
Кевин хмыкнул, но кивнул.
- Твоего Шона Роми исцелила при помощи обряда, в результате которого болезнь человека переходит в животное. Духи сказали, что прежде, чем он выздоровел, погибло целых четыре коровы, - сказала Дотти.
- Не факт, что именно из-за этого они подохли…. – ответил Кевин.
- Шон выздоровел, это факт, - отрезала Дотти.
- А что, про кукол Вуду правду рассказывают? – спросила Энн.
Дотти кивнула.
- Да. Можно изготовить куклу, приклеить к ней волосы или кусочки ногтей имярека, а потом закопать ее. Она тлеет – человек гибнет.
- А если не нравятся земляные работы, - продолжил Кевин, - можно истыкать куклу иголками.
- А иногда убивают близких родственников или членов враждебной семьи, чтобы из них сделать фетиш, - заговорила Дотти, странно глядя на Энн, -  Когда труп начинает разлагаться, голову отделяют от туловища, вынимают мозг, сердце и глаза. Затем срезают волосы с головы и с тела, брови и ресницы. Все эти составные части, произнося специальные заклинания, смешивают, ждут, когда эта масса высохнет, и натираются ею.
- Прекрати, - неожиданно нервно сказал Кевин.
Дотти посмотрела ему в глаза и жестко ответила:
- Она должна знать, Кевин.
- Что? – встрепенулась Энн, - Что я должна знать?
- Роми пыталась изготовить фетиш из Синди, - сказал Кевин, - Я не хотел говорить….
Энн обомлела и посмотрела на гаитянку. Дотти кивнула.
- Ей… удалось? Осквернить…. Боже….
- Я же сказал, пыталась. Ну, так Дотти думает. Некая женщина бежала с кладбища, когда ее застукали за раскапыванием могилы Синди.
- Я знаю, это была Роми. Я уверена, - возбужденно добавила Дотти.
- Но ей не удалось? – повторила вопрос Энн.
- Не беспокойся. После этого случая мы поставили охрану у могилы твоей девочки и сняли только на десятый день. По их поверьям, после девятого дня….
- Да, ты уже говорил, - пробормотала потрясенная Энн и посмотрела на Дотти, - А ты говорила с ней?
- С кем?
- С Синди…. Кевин считает, что это невозможно, раз она мертва.
- Глупости, - раздраженно пожала плечами Дотти, - Я говорила с ней. Именно она сказала, что на кладбище была Роми. И еще она сказала, что простила тебя.
Энн не верила, но так хотелось….
Обряд состоялся.
Честно говоря, Энн не верила в то, что происходящее в ее гостиной – не фарс, даже когда Дотти стала разговаривать мужским голосом, связавшись с одним из гаитянских колдунов, который разъяснил Энн, как себя вести, чтобы Роми раньше времени не почувствовала ее присутствия. Этот колдун сообщил, что Роми и Шон в данный момент находятся в гостиничном номере Сен-Марко, куда они приехали, чтобы посетить знаменитое Отверстие Зомби, подводное карстовое образование глубиной более двухсот метров. Колдун был уверен, что Роми и Шон пробудут в Сен-Марко еще целую неделю.
- Ну, что ж. Поеду в Сен-Марко, - сказала Энн, когда Дотти вышла из транса, - Сможешь прикрыть меня?
Дотти переглянулась с Кевином и кивнула.
Спорить с Энн было бесполезно.

Уже третью ночь Роми просыпалась в слезах и с тоской смотрела на спящего в ее постели мужчину.
Она чувствовала приближение опасности и знала, что она идет с севера, но не понимала, что ей угрожает, и не представляла, как эту опасность можно предотвратить.
Положа руку на сердце, пугала не эта неясная опасность. С тех пор, как она завладела сознанием Шона, чтобы его контролировать, приходилось тщательно следить за его снами. В последнее время Роми не было там места. Шону снились очень неприятные вещи – война, подробности некоторых его преступлений, Синди и Энн. Особенно тревожными были сны, связанные с Энн. Он все еще любил ее, но помнил об этом только во сне.
Роми ненавидела Энн всей душой. Она понимала, что не сможет вырвать Энн из сердца Шона, а его любовь к Роми была искусственной, навязанной, так что ее нужно было поддерживать магией, а на это уходило так много сил….
Магическое заклинание было мощным, слишком высокую цену назначила гаитянка за сердце мужчины. Роми уже раскаивалась в том, что натворила. Ведь предупреждала же тетка….
И все-таки, Роми была уверена, что Шон справится с чувствами к Энн, даже если с ней встретится. Шон был уверен, что ненавидит Энн за то, что она испортила ему жизнь и убила его дочь. Роми все отлично подстроила с воротами…. И газету о смерти девочки вовремя подсунула. Как это было страшно – видеть, как он переживает. Они даже съездили во Францию, чтобы навестить могилу Синди….
Шон все еще не мог оправиться от печального известия. Это тяготило, но она надеялась, что он со временем привыкнет к мысли, что Синди больше нет, и с Энн его больше ничего не связывает.
Да, Роми отчасти виновата в смерти Синди. Но если бы Энн не напилась, ничего бы такого не случилось. Роми лишь немного помогла ей, отправив ее Ти бон анж, одержимый лоа, куда следовало. Роми даже предположить не могла, что Энн так заведется. А ведь цель Роми была иной, она лишь хотела, чтобы Энн увлеклась англичанином и перестала сопротивляться зову плоти.
Но, с другой стороны, разве она не спасает Шона? Она помогла ему освободиться от ФБР, а это значило, что он больше никогда не поднимет руку на человека. Ему даже не потребовалось убивать мужчину со шрамом. Всю работу за него сделал крокодил, посланный Роми. Шон даже спасти своего врага пытался. Хорошо, сам не пострадал….

Энн позвонила в гостиницу, где жили Шон и Роми, еще из аэропорта. Она так боялась, что трубку возьмет Шон, и она не выдержит… или он узнает ее голос….
- Слушаю, - сказал мелодичный женский голос.
- Мисс Роми Барромео? – пытаясь держать себя в руках, уточнила Энн.
- Да, это я. С кем имею честь?
О какой чести она говорит? Она, укравшая чужого мужчину?
- Анна Данилевская….
Что сказать еще, Энн не знала. Весь тщательно продуманный разговор от волнения вылетел из головы.
На другом конце провода тоже молчали. Долго.
- И что ты хочешь, Энн? – наконец, спросила Роми.
И Энн поняла, что Роми волнуется не меньше ее.
- Нам нужно встретиться, Роми. Я думаю, пора. Бессмысленно откладывать….
- Без Шона?
Кажется, Роми даже обрадовалась.
- Да. Для начала – без него. Надеюсь, ты обойдешься без твоих штучек….
- Признаюсь, я рада, что ты обратилась ко мне, а не к Шону. Признаюсь, я удивлена, что ты искала нас так долго….
Легкость, с которой Роми произносила имя Шона, просто взбесила. Едва сдержавшись, Энн сказала:
- Сегодня в пять в «Лагуне». Надеюсь, ты придумаешь, чем занять Шона, пока будешь отсутствовать.
- О, не беспокойся. В «Лагуне»? Прекрасный выбор, отличная кухня. Но не в пять. В семь. В пять мы с Шоном еще будем заняты.
- Надеюсь, мы узнаем друг друга….
- Не сомневайся.

Роми была ослепительно красива. Она выглядела даже лучше, чем со сне. Длинноногая, с отличной фигурой и грацией дикой кошки, шикарной гривой курчавых волос, она притягивала взгляды окружающих и наслаждалась произведенным впечатлением.
Ожидая Роми, Энн просидела в ресторане около полутора часов. Она старалась выглядеть спокойной, но внутри все кипело.
- А я думала, что вы сейчас мчитесь подальше отсюда, - сказала Энн вместо приветствия, когда гаитянка приблизилась.
- Я не собираюсь прятать его от тебя, - улыбнулась Роми, - Не надейся, ты не представляешь для меня никакой опасности.
Она села за столик, и несколько секунд женщины молча рассматривали друг друга.
- Не ожидала, что женщина, укравшая чужого мужчину с помощью магии, окажется такой… вызывающе красивой, - сказала Энн, сжимая в руке коготь леопарда, которым снабдила ее Дотти.
Роми вздрогнула. И кивнула.
- Я собираюсь вернуть его, - прямо сказала Энн.
- Не советую, - мягко улыбнулась Роми, - Даже встрече с ним ты не обрадуешься. Он ненавидит тебя так же сильно, как любил.
- Я не верю.
- Пожалуйста. Я не буду вам мешать. Но будь осторожна – в ненависти к тебе он так же слеп, как и в любви ко мне.
Энн стиснула зубы, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. В конце концов, она сюда пришла не за скандалом.
- Нам обеим нечего терять, - сказала Энн.
- Ошибаешься…. – ответила Роми, - За сердце этого мужчины любая цена ничтожна. Я отдала все, что у меня было.
- Я не могу бороться с тобой твоими методами, но я не сдамся. Я знаю, что ты ни перед чем не остановишься…. Подумать только…. Ты хотела сделать фетиш из моей дочки….
Энн встала и, не оглядываясь, пошла к выходу.
«Еще как можешь. Только ты об этом пока не догадываешься….»
- И это все, что ты хотела мне сказать? – крикнула ей вдогонку Роми.
Роми еще долго сидела за столиком, пытаясь расслабиться. Она так готовилась к этой встрече…. Она так хотела понять эту Энн….
Но Энн оказалась закрыта. Даже тетка не помогла.
Это было опасно. Тем более, что Энн выглядела весьма решительно.
Так глупо…. Эта женщина совсем некрасива…. Куда ей тягаться с Роми…. Но почему Шон все еще любит Энн? Почему никакая магия не помогает?
А что будет, если Энн снова научится управлять своим даром? Она уже близка к открытию…. Она еще не знает, на что способна, даже ФБР не удалось понять, насколько эта женщина сильна…. Так мало времени…. Так страшно, но надо сделать то, что задумала Роми, пока Энн не стала сильнее ее….
Пусть встретится с Шоном…. Это не страшно. Энн не сможет преодолеть барьер ненависти. Может, это ее оттолкнет, может, она передумает?

Энн выскочила из ресторана и, дернув дверь машины, за рулем которой сидел Кевин, плюхнулась на сиденье. Он молча протянул ей зажженную сигарету. Энн разжала ладонь, выдернула впившийся в нее коготь и, взяв сигарету, нервно закурила.
- Поехали, - бросила она, зашвырнув сумочку на заднее сиденье, где сидела Дотти.
Ни о чем не спрашивая, он завел двигатель.
- Так глупо, - выдавила Энн, - Я не знала, что ей сказать. Только смотрела на нее и сходила с ума от ревности. Она такая красивая….
- Она очень опасна, - резко сказала Дотти, - Но она тебя боится.
- Боится??? Она… такая уверенная в себе…. Еще бы – магия помноженная на красоту…..
- А чего ты ждала от этой встречи? – усмехнулся Кевин, - Думала, она расплачется и станет просить прощения?
- Очень надеялась, - нервно рассмеялась Энн и повернулась назад, - Она сказала, что заплатила за Шона самую высокую цену. Дотти, что это значит?
Гаитянка задумалась.
- Не знаю… пока…. Но попытаюсь узнать.
- Может, не стоит? – скривился Кевин, - Наверное, это было душераздирающее зрелище – встреча двух соперниц.
Энн и Дотти посмотрели на него с негодованием.
- Молчу, - пожал плечами Кевин, - Продолжайте вашу беседу….
- Дотти, чего она боится? Моя встреча с Шоном может что-то изменить?
- Не знаю. Скорее всего, нет. Иначе она бы постаралась увезти его подальше.
- Почему она согласилась встретиться? Любопытство?
- Возможно. И еще она надеялась понять, насколько ты опасна. Когда с Шоном встретиться надумала?
- А что, ты знаешь, где он? – волнуясь все больше, спросила Энн.
- Да. Сейчас он сидит в баре на побережье. Я знаю это место.
- Едем!
- Кевин, налево!
- Может, подумаете еще?
- Да ты что???
Кевин неожиданно свернул к тротуару и остановил машину.
- Вот что, девочки. Вы просто помешались. Энн, надо взять себя в руки и понять, что ваша встреча с Шоном ничего, кроме боли, не принесет. Не знаю, зачем Дотти подогревает твои фантазии на счет вашей с Шоном вечной любви. Все эти черные свечи, бесконечные жертвоприношения, нелепые стишки…. Зачем это? А если он действительно любит Роми? Энн, ты знаешь, он уже бросал тебя однажды. Не помнишь, конечно…. Ты вернула его на какое-то время…. Но за четыре года ты могла ему просто надоесть!
- Что??? Кевин, как ты можешь??? – у Дотти не было слов….
- Кевин, я тебя не понимаю! Почему ты снова стал противиться? Разве не ты познакомил меня с Дотти?
- Я злюсь, что согласился втянуть себя в эту историю.
- Кевин, она должна разобраться…. – пробормотала Дотти.
Он посмотрел на гаитянку и неожиданно сдался:
- Да. Энн, я отвезу тебя к нему. Потому что надеюсь, что ты поймешь….
Энн вздохнула. Только не сейчас. Не надо ей этих угрызений совести.

Шон сидел за барной стойкой и медленно выпускал изо рта сигаретный дым.
Увидев его, Энн замерла. Вцепившись в локоть Кевина, она не могла сделать ни шагу, просто стояла и смотрела на человека, которого так отчаянно любила….
- Еще не поздно, - шепнул Кевин, - уйдем. Он сильно пьян….
Энн покачала головой, отпустила локоть Кевина и заставила себя подойти к Шону.
- Здравствуй, - прошептала она, коснувшись ладонью его плеча.
Шон медленно повернул голову и, прищурясь, уставился в лицо Энн.
О чем он думает? Узнал ли ее?
- Шон, это я, Энн…. – промямлила она.
Брезгливо поморщившись, он стряхнул ее руку.
- Не желаешь оставить меня в покое, да? – с досадой спросил он.
- Шон, уйдем отсюда…. Нам нужно поговорить, - пробормотала Энн.
- Мы уже говорим, - усмехнулся он, отворачиваясь.
Энн мысленно сосчитала до десяти и спокойно сказала:
- Давай выйдем на улицу. Тут так много людей….
- Мне они не мешают.
Он затянулся, выпустил дым и спросил:
- Ты чего приехала, а? Сколько ты еще будешь меня преследовать? Неужели ты не поняла, что все кончено? Я терпел тебя только из-за Синди. А ты…. Это же надо, девочку не пожалела…. Что, надеялась, что я снова примчусь спасать тебя, выводить из нового горя? Ты никогда не была хорошей матерью, Энн. Ты хотела, чтобы я всю жизнь заботился о тебе, используя дочь, как приманку. А теперь ты совершенно свободна. У тебя нет никаких обязательств. Так научись жить! Научись отвечать хотя бы за себя, не рассчитывая ни на кого другого!
- Шон…. Что ты говоришь…. Это не так…. Я никогда не использовала ни тебя, ни Синди…. Да, я виновата…..
Лицо Шона побагровело.
- Уходи! – зарычал он, - Исчезни!!! Проваливай отсюда!
Кевин подскочил к Энн и, схватив ее за руку, попытался увести.
- Ты что, мечтаешь о публичном скандале?
Энн уходить не хотела….
- О, какие люди…. – протянул Шон, узнав Кевина, - Что, теперь ты ее опекаешь? Ну-ну…. Энн, а ты не пропадешь! Всегда отыщется защитничек! Ну, и как тебе моя бывшая, Кевин? Ты ведь спал и видел, не отпирайся! Так забирай ее! Она мне больше не нужна, понял? Пользуйся на здоровье!
- Ты пьян, Шон! – выкрикнула Энн, - Ты не понимаешь, что….
- Не больше, чем ты, когда убила мою дочь! – сатанея, ответил он, вставая.
Кевин схватил Энн за руку и потащил из бара.
- Не завидую тебе, парень! – заорал Шон им вслед, - Убирайтесь с Гаити! Убирайтесь из моей жизни!!!
Кевин вытащил Энн на улицу и только тогда ослабил хватку.
- Я должна поговорить с ним! – истерично выкрикнула Энн.
- Неужели не ясно – он так пьян, что может ударить. Он собой не владеет! – горячо говорил он, пряча взгляд,  - Не сегодня. Мы найдем его завтра, если захочешь. А сейчас поедем ….
Неожиданно громкий треск над головами заставил Кевина рвануть Энн за руку так сильно, что она упала.
На то место, где они только что стояли, обрушилась большая неоновая вывеска.
Кто-то закричал.
Из бара выбежали привлеченные шумом люди.
Кевин поднял Энн с земли и потащил к машине, из которой выскочила перепуганная Дотти.
Энн не сопротивлялась.
- Я чувствовала, но не успела…. – сокрушалась Дотти, прикладывая платок к разбитой коленке Энн.
Давясь от слез и смеха, Энн едва смогла выговорить:
- Ты и сейчас не веришь, что она меня боится?
- Глупости! – Кевин завел машину.
- Постой! – Дотти протянула ему записную книжку с каким-то рисунком.
Несколько секунд Кевин пялился на неумелую мазню Дотти. На листе был нарисован дом, куча какого-то дымящегося хлама, лежащая женская фигурка, мужчина, склонившийся над ней, и огромный глаз в самом верху рисунка.
Энн снова расхохоталась.
- Вы безумны обе…. – пробормотал Кевин, - Дотти, да сделай же что-нибудь! Успокой ее, наконец!

Роми снова видела сон Шона.
«Я не могу спать спокойно, пока эта женщина близко. Связь между ними ослабевает только на большом расстоянии».
Она посмотрела на Шона, безмятежно улыбавшегося во сне. Утром он ничего не вспомнит, и по-прежнему будет верить, что его любовь к Роми – настоящая….
«Уже ничего нельзя изменить…. Ни один колдун не осмелится снять заклятье…. И что? Продолжать поддерживать его чувства, опасаясь за собственную жизнь? Да я не могу спать с ним в одной постели, пока он помнит ее!!!
Он отдал свою душу ей…. я бессильна…. Тетка предупреждала - я обрекла себя на безысходную тоску….
Убить ее! Убить!
Гаитянка установила барьер.
Его может разрушить только Шон….»
Она толкнула Шона в бок и громко сказала:
- Проснись! Да проснись же!
Шон открыл глаза. Лицо Роми было таким взволнованным, что его сон как рукой сняло.
- Что такое? Тебе плохо?
«Это ты с ней разговариваешь…. Знал бы ты, как меня мучают твои сны!»
- Шон! Я умоляю! Поговори с Энн! – неожиданно разревевшись, заговорила Роми, - Пусть она уедет! Я не хочу, чтобы она была между нами!
Шон обнял ее и прижал к себе.
- Девочка, да нет никого между нами! Я… презираю эту женщину! Не думай о ней!
- Умоляю – найди ее! Ты же знаешь, моя интуиция…. Энн что-то замышляет! Поговори  с ней. Пусть она уедет! Или… нет…. Давай сами уедем! Куда-нибудь далеко-далеко…. В Австралию, например….
- Да что это такое! – он вскочил и начал быстро одеваться, - Я найду ее и придушу!
Роми ужаснулась. Мало того, что он мог снова взяться за старое…. А если Энн, не умеющая пользоваться своим даром, невольно….
- Нет, прошу тебя, не надо!
Роми кинулась к Шону и повисла у него на шее.
- Никогда, ты слышишь, никогда не смей даже думать об этом!
Он обнял ее, желая защитить испуганную женщину от ее глупых страхов.
- Роми, милая, успокойся. Я не могу смотреть, как ты плачешь из-за этой… дряни.
- Шон! Я так люблю тебя! Я так боюсь тебя потерять!
Он поднял ее лицо за подбородок и тихо сказал, глядя в ее измученные глаза:
- Ты единственная женщина в моей жизни. Ты никогда не потеряешь меня.
И Роми так захотелось поверить….
Его губы потянулись к ее губам….
Он ласкал ее смуглое гибкое тело, а она, постанывая от страсти, прижималась к нему все крепче….
- Хилари….
Словно гром грянул….
Роми оттолкнула растерявшегося мужчину и, безудержно рыдая, бросилась на кровать.
Постояв у кровати, Шон собрал вещи и решительно вышел из комнаты.
Роми опомнилась, только услышав звук захлопнувшейся двери.
- Нет! – закричала она и помчалась следом, пытаясь справиться с рукавом халата.
Полуодетая Роми догнала Шона на автостоянке. 
- Не встречайся с ней, я прошу!
Она снова повисла на его шее, пытаясь дотянуться до его губ.
- Ты сходишь с ума от ревности, - спокойно сказал он, разжимая ее руки и немного отстраняясь, - Успокойся. Я не убью ее. Я объясню ей, что она должна убраться из нашей жизни навсегда. Только и всего.
- Нет, я прошу, не встречайся с ней! Давай уедем, а? – причитала она, заглядывая в его глаза.
- Прекрати истерику, - холодно сказал он, сжимая ее запястья, - мое прошлое вторглось в нашу жизнь. Позволь мне все уладить самому.
Он отпустил ее руки и сел в машину.
Роми бросилась вперед, загораживая дорогу….
Внезапно ей в голову пришла блестящая мысль.
Закатив глаза, она упала на асфальт.

- Они уехали! – взволнованная Дотти вбежала в комнату Энн.
- Куда? – Энн вскочила с кровати, словно не спала вовсе.
- Не знаю. Мне приснилось. Я всю ночь не спала, а когда уснула….
- Надо поговорить с духами, они-то все знают, - с пафосом произнес Кевин, появившийся в дверях в синей шелковой пижаме.
Дотти одарила его уничтожающим взглядом.
- Ты говоришь так, словно не веришь…. Кевин, да что с тобой? Почему так ведешь себя?
- Да какая разница? Кому до меня есть дело? Давайте, собирайтесь быстрее. Едем догонять и возвращать ненаглядного возлюбленного нашей Энн. Надеюсь, он уже передумал и страстно желает с ней помириться.
Энн и Дотти переглянулись. Дотти поняла. И вышла из комнаты, оставив их одних.
- Кевин…. Не надо так…. – мягко начала Энн, - Я все понимаю. Но и ты пойми….
- Что ты понимаешь? – с болью спросил он, - Я же вижу, ты любишь его, как прежде.
- Да, - помолчав, согласилась она, - И ничего не могу с собой поделать. Прости.
В дверь гостиничного номера кто-то постучал.
- Я открою! – крикнула Дотти.
Кевин бросился в свою комнату.
Энн накинула халат и пошла посмотреть, кто пришел.
Дотти стояла у открытой двери и смотрела  в коридор.
- Кто приходил? – спросила Энн.
Дотти медленно обернулась.
Энн закричала, увидев ее лицо….
- Смерть, - ответила Дотти хриплым мужским голосом, падая навзничь.

Энн и Кевин провели в холле больницы уже несколько часов, но выходящие из операционной медицинские работники пока не могли сказать ничего определенного. Состояние Дотти было очень тяжелым.
Никто не понимал, как могло случиться, что у Дотти разорвалась селезенка, и в нескольких местах прорвало кишечник.
Энн и Кевина пустили к Дотти только к вечеру. Проститься.
Дотти была в сознании, но говорила очень тихо. Ее терзала боль.
- Духи говорят, что ты обретешь чудовищную силу, но эта сила может убить тебя…. Энн, оставь свою затею. Мне страшно, - просительно заглядывая в ее глаза, сказала Дотти.
- Да забудь ты! Дотти, миленькая, все будет хорошо…. – плакала Энн, вцепившись в ее руку, словно пытаясь задержать….
 - Не перебивай…. Они сказали, что две женщины должны стать одной.
Кевин и Энн переглянулись.
- Чепуха, да? – спросила Дотти.
- Нет. Не чепуха, - мрачно ответил Кевин.
- Энн, в твоих силах заглушить твой дар, убить его окончательно. Так будет лучше. Для всех. Прими этот дар и… убей его. Ты несешь смерть всем, кто тебя окружает…. Ты не виновата…. Прошу тебя, используй его только для того, чтобы его уничтожить….

«Дотти была права. Смерть идет со мной рядом. Я не имею права сближаться с людьми. Я опасна. Для всех. И для Шона тоже. Надеюсь, Роми увезла его далеко…. Она его любит. Пора и мне доказать свою любовь», - думала Энн по дороге с кладбища, где похоронили Дотти.
Она сидела рядом с Кевином и тупо смотрела в окно.
Она не заметила, что за рулем обогнавшего их Ситроена сидел Шон.
Шон ее тоже не заметил.
Кевин, столкнувшись взглядом с Роми, снизил скорость и подрулил к обочине, надеясь, что Энн не поймет, как он волнуется. Роми улыбалась так нехорошо….

Шон, с лица которого все утро не сходило хмурое выражение, наконец, заметил перемену настроения Роми. Девушка мечтательно улыбалась, глядя на Шона влюбленными глазами.
- Успокоилась? – улыбнулся он.
- Да. Я снова счастлива…. – прошептала она.
- Вот и славно. Поверь, никто нас не разлучит.
- Не будем говорить о ней, ладно? Никогда, - сказала Роми.
Шон кивнул, погладив ее колено.

Кевин выкурил сигарету и спросил:
- Энн, и что ты решила? Возвращаемся в Лондон?
Она покачала головой.
- Нет, Кевин. Ты поедешь один. Я остаюсь.
- Зачем? – почти застонал он, - Разве смерть Дотти….
- Я знаю, что ты хочешь сказать. Я останусь, но больше не буду пытаться встретиться с Шоном. Не веришь?
Он покачал головой.
- Энн, ты не в себе. Прошу, поедем домой. Ты немного отдохнешь….
- Я не поеду с тобой. Не пытайся отговаривать меня. Я останусь на Карибах. Мне тут нравится. Найду островок какой-нибудь. Поваляюсь на пляже…. Дотти была права. Мне нужно держаться подальше от людей. В том числе от тебя. Почему мы остановились? Поехали. Надо вещи собрать.
- Ох, Энн, не нравится мне твое настроение…. И вообще…. Зря я поддался на твои уговоры…. Я был нормальным человеком, ну, почти…. Если кто узнает, что я лично следил, чтобы в гроб Дотти положили кунжут и чтобы у нее были целы волосы и ногти….
- А если бы оказались отрезаны? – машинально спросила она.
- Пришлось бы отрезать ей голову. Мертвой.
- Но зачем?
- Мы же рассказывали - после смерти "малый ангел" остается возле тела в течение девяти дней, и в это время колдун может поймать его и сделать "астральным зомби", или "зомби души».
 
Кевин долго не соглашался с решением Энн, но она была непреклонна. Проводив его в аэропорт, Энн задумалась, как жить дальше. С деньгами проблем не было. Можно было поехать куда угодно…. И где-нибудь случайно столкнуться с Шоном и его возлюбленной. Нет. Надо отправиться на какой-нибудь остров….
Энн отправилось в агентство, и арендовала на месяц маленький остров в Карибском море. Могла себе позволить. Директор агентства убедил ее, что это самое уединенное место, которое она может себе представить, хотя, на ее взгляд, ей бы даже Луна не подошла. Остров был расположен в стороне от морских путей и, главное, туристических маршрутов. За пять последних лет  его сдавали в аренду всего один раз, и то, измаявшись от одиночества и отсутствия удобств, арендаторы - молодожены уехали оттуда всего через две недели. Ее убеждали отказаться от этой затеи, считая, что подобный остров – не место для одинокой женщины, но Энн настояла на своем. Впрочем, ей казалось, что в агентстве немного лицемерили. Просто хотели, чтобы она оплатила аренду за целый месяц и не настаивала потом на возврате части суммы, если она пожелает вернуться раньше, чем запланировала.
Директор агентства заверил, что раз в неделю Энн будут доставлять свежие продукты и консервы.
Что ж. Это было именно то, о чем она мечтала.
На сборы ушло два дня. Энн купила несколько толстых книжек, удочки, кремы от загара, средства от укусов насекомых и немного посуды. Потом зашла в оружейный магазин и приобрела винтовку, пару пистолетов, несколько ножей, большое количество патронов и другие полезные мелочи, которые могли пригодиться на острове.
Хозяин магазина, заигрывая с Энн, шутливо поинтересовался:
- К третьей мировой готовитесь?
- Нет. На отдых еду, - хмуро ответила она, и потребовала, чтобы он объяснил ей, как держать оружие в боевой готовности.
На острове был довольно приличный домик. Ни электричества, ни водопровода, конечно, не предполагалось. Рядом с домом неспешно несла свои воды к морю узенькая речка. Хищников и змей на острове даже быть не могло. Крокодилов тоже не было.
Остров был действительно уединенным. Обойдя его по берегу всего за день, она убедилась, что тут давно не было ни одной человеческой души.
Неделю она провалялась с книжкой в гамаке, иногда плавая в теплом море, наблюдая за чудесными рыбками, плавающими меж коралловых рифов, любуясь ошеломляюще прекрасными закатами и восходами, потом стало скучно. Прихватив пистолет, ножи, мачете, немного консервов, средства от насекомых и воду, она направилась вглубь острова, не сомневаясь, что не потеряется. Решила идти по берегу реки, чтобы найти ее исток.
Углубившись в тропический лес, Энн скоро пожалела о своей затее – на насекомых, тучами круживших над ее головой, приобретенные в городе средства практически не действовали. На берегу все время дул легкий ветерок, и насекомые почти не мучили.
Но возвращаться не хотелось – заняться тут все равно было нечем. Пришлось бы бежать с острова от скуки, подобно гостившим здесь молодоженам.
Идти было сложно, местами приходилось прорубать себе дорогу сквозь непроходимые заросли. Она шла до самого вечера, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть, но до намеченной цели, кажется, было еще далеко. Казалось странным, что она до сих пор не нашла источник – ведь обошла же весь остров за день по побережью….
В голову лезли странные мысли. Казалось, что остров только кажется таким обычным и маленьким. После всей мистики, с которой она столкнулась, общаясь с Дотти и Роми, казалось, что она попала в иное измерение, может быть, в параллельный мир. Не может же остров быть… надувным вовнутрь.
Ночевать пришлось прямо на голой земле. Змей тут, конечно, не было, но ползучих тварей – громадных пауков, жуков и тараканов было предостаточно. И москиты…. Мерзость летучая. И огромные мухи. Или как это называется…. Таких впору орнитологам изучать….
«Нашла себе приключение, ничего не скажешь, - думала она, сидя у костра, - Зато отвлеклась от душивших мыслей о Шоне и дочках. Лишь бы какая-нибудь ползучая тварь в нос или уши не забралась. И почему я не взяла москитную сетку? В следующий раз буду умнее. Если выживу».
Спалось плохо, хоть она и успела до темноты устроить себе отличное спальное место. Чтобы не спать на земле, она связала несколько кустов, устроив себе нечто, похожее, на гамак. Донимали насекомые, ползающие по телу, крики ночных птиц и животных, что-то постоянно шуршало в траве, кто-то пищал, верещал и ухал.
Но ночь прошла. Все когда-нибудь заканчивается.
Энн с наслаждением искупалась в реке, смыв ночной пот и непонятную слизь, испачкавшую тело, позавтракала тушенкой, поделившись ею с симпатичным мангустом, любопытным, как все его сородичи, отдала кусок лепешки крикливому попугаю, который настолько проникся благодарностью, что не отставал от нее всю дальнейшую дорогу.
Заросли были настолько плотными, что Энн даже неба не видела. Поэтому она весьма удивилась, когда над головой вдруг зашумели от ветра деревья, и начался дождь, да такой….
Пожалуй, нужно было возвращаться, так и не достигнув цели.
Едва Энн приняла это решение, как впереди замаячил просвет. Забыв о том, что она все еще не нашла исток, а, значит, это не мог быть противоположный берег, она обрадовалась, что по песку будет идти намного легче, чем продираться через мокрые джунгли. Она ускорила шаг. Поскольку дождь лил, как в дни библейского потопа, Энн не сразу поняла, что оказалась на довольно большой поляне, будто специально вырубленной посреди тропического леса. Идти по ней было не легче, чем через джунгли – высокие кусты и травы стояли сплошной стеной, но тут не было деревьев, и дождь хлестал по плечам так, что было больно.
Поняв свою ошибку, Энн разозлилась. Повернувшись, она пошла обратно, яростно размахивая мачете, пока оно не вылетело из руки, ударившись обо что-то твердое на уровне груди Энн и выбив при этом ее кисть. Потирая руку и чуть не плача от боли и досады, Энн раздвинула кусты и обомлела, разглядев сквозь пелену дождя фигуру скорбного ангела, вылитую из бронзы. Его крылья были приподняты за спиной так, что можно было спрятаться от бушевавшей стихии, поэтому Энн, не раздумывая, укрылась под ними, сев прямо на мокрую траву. Все равно одежда вымокла до нитки.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, едва Энн успела присесть.
Это казалось странным, и не менее мистическим, чем действия Дотти с черными свечами.
Немного передохнув, Энн встала и, осторожно обойдя ангела, чтобы не наступить на выроненное мачете, внимательно его разглядела.
Статуя была старой, надпись внизу была написана по-испански, датирована 1949 годом и гласила:
«Жди меня, любимый Педро. Разлука будет недолгой».
Странная могила в центре забытого острова потрясла воображение Энн.
Кто установил его? Что за трагедия скрывалась за горькими словами?
Не переставая об этом думать, Энн продолжила поиски мачете, как вдруг наткнулась на новое погребение. Правда, оно было скромным – тут стоял лишь камень, на котором были неумело вытесаны имя и дата – «Рауль. 1950». 
Так тут целое кладбище, что ли? Неприятная находка. Соседство мертвых…. Да, что такого? Бояться надо живых.
Осторожно раздвигая кусты и травы, и помогая себе ножом, Энн двинулась по кругу вокруг ангела, обнаруживая все новые могилы и, заодно, разыскивая мачете.
Женских погребений тут не было. Остальными надгробьями были тесаные камни или валуны с такими же неумело сдаланными надписями: «Франсуа. 1944», «Рене. 1946», «Леонель. 1940», «Ромуло. 1952», «Хоакин. 1953», «Роберто. 1953».   
Больше она ничего не нашла. Впрочем, и так  достаточно.
Кто же были эти мужчины? Как они тут оказались? Почему были похоронены именно здесь? Да еще и в разные годы? Зачем им ставили памятники?
Может быть, тут была когда-то какая-то  мужская община?
Наконец, мачете было найдено. А, заодно, и новая загадка для Энн.
Мачете лежало у стены заросшего лианами деревянного строения, невысокого, но достаточно прочного. По определению Энн, оно было построено из очень редкой породы дерева.
Материал не дешевый, прямо скажем. Железное дерево, реликтовое листопадное дерево семейства гамамелисовых…. Доставить его сюда из лесов Азербайджана или Северного Ирана, да еще и построить такую домину…. Да, постарались люди…. И средств немало вложили….
Что это? Склеп?
Похоже, жить становилось интереснее.
Орудуя мачете и ножом, Энн с трудом обнаружила низкий проем в стене.
Двери не было. Протиснувшись между лианами, Энн вошла внутрь, немного постояла, привыкая к темноте, потом достала непромокаемый пакет, зажгла спичку и, подняв ее над головой, осветила помещение.
И тут же ей в лицо кинулось что-то небольшое, но страшное, полоснуло по щеке влажным бархатным крылом и вылетело наружу. А потом – еще. И еще.
Закричав, Энн выронила спичку и, закрыв голову руками, бросилась наружу.
Оказалось, что она потревожила летучих мышей. Только и всего.
Но в доме было что-то, что напугало ее гораздо больше, чем эти мыши.
Борясь с приступом животного страха, она заставила себя вернуться и зажечь новую спичку, чтобы разглядеть подробнее то, что ее ужаснуло.
За деревянным столом, уткнувшись лицом в раскрытую книгу, сидел скелет женщины, одетой в истлевшие лохмотья. Женщина умерла, читая Библию. На столе перед ней стоял подсвечник и лежал большой нож. То, что это была женщина, сомнений не вызывало – хорошо сохранились длинные черные волосы, украшенные красивыми заколками, и туфли на высоких каблуках.
На широкой кровати, стоящей у стены, лежал еще один скелет, кажется, мужской.
Спички догорали быстро и давали слишком мало света.
Испугавшись, что останется без огня, Энн решила найти что-нибудь подходящее, может, свечу, но ничего похожего в помещении не оказалось. Свечу, которая стояла в подсвечнике на столе, давно сгрызли мыши. И вообще, животные тут постарались….   
Потратив некоторое время на поиски чего-нибудь сухого, что можно было сжечь, чтобы осветить помещение, Энн обнаружила, что в доме имеется небольшое окно, правда, настолько заросшее буйной зеленью и паутиной, что сквозь него не проникает ни единый лучик света.
Торопиться было некуда, а интерес к находке оказался таким, что Энн, потратив почти два часа, пробила, наконец, путь свету в это странное жилище на кладбище.
Она очень устала, но результат того стоил.
Это было жилище, сомнений не оставалось – на полусгнивших полках стояли аккуратно расставленные оловянные тарелки, кружки, кастрюли и чайник.
В помещении кроме стола, кровати и двух стульев были два больших сундука, набитых полусгнившей одеждой и домашней утварью. У стены, на которой висел винчестер, стоял небольшой секретер с прикрепленным над ним тусклым от грязи и старости зеркалом, на секретере лежали расчески и несколько баночек, в которых, должно быть, когда-то хранились мази. У другой стены стоял патефон, на котором все еще лежала пластинка. Название разглядеть было сложно…. Ничего, потом….
Энн рассмотрела скелеты.
Ничего особенного. Скелеты, как скелеты. Жуткие.
Потом попыталась открыть ящики секретера.
Он был набит личными вещами хозяйки – шпильками, украшениями, баночками с высохшими кремами, склянками с лекарствами, полусгнившими лентами и бельем. Из мужских вещей в секретере хранились лишь пара часов, золотая цепочка с медальоном с надписью по-французски: «Люблю» и маленькой фотографией, разглядеть которую при таком освещении было практически невозможно.
Чтобы подтвердить свою догадку, Энн снова открыла сундук с вещами и стала их вынимать, осторожно складывая на крышку второго сундука.
Здесь, в основном, были женские вещи. Исключение составляли лишь маленькие вязаные носочки, некогда принадлежавшие ребенку, и мужской френч, какие носили во время второй мировой войны американские солдаты.
Похоже, Энн была права.
Женщина, скорее всего, жила здесь одна.
Что же тут произошло?
Откуда здесь скелет мужчины? Или это тоже женщина, просто крупная и коротко стриженная?
Энн подошла к кровати, снова оглядела скелет, заглянула под кровать и обнаружила там полусгнившую обувь. Ее было так много, что она стояла в четыре ряда.
Содрогаясь от отвращения, Энн полезла под кровать и стала вынимать женские туфли, мужские ботинки и сапоги.
Мужской обуви она насчитала 10 пар, женской – 12.
Это казалось странным. Зачем хозяйка берегла мужскую обувь?
Между тем, близилась ночь, и нужно было решить, где ее провести. На улице было сыро и душно, от земли поднимались испарения. Спать в луже, да еще и в центре кладбища не хотелось. Провести ночь в соседстве с мертвецами? Да, выбор всегда есть….
Со скелетами надо было управиться как можно скорее. В планы Энн общение с полицией по поводу неприятной находки не входило, поэтому она потратила весь вечер на то, чтобы вырыть две ямы и похоронить скелеты.
Прикасаться к ним не хотелось, но пришлось.
Чтобы не трогать их голыми руками, Энн разделась догола, обмотала руки кусками своей одежды, перетащила мертвецов к ямам и быстренько их закопала.
Подумав, она прочитала над могилами молитву.
Спать на кровати, где несколько лет лежал покойник, было страшно. Впрочем, было страшно даже оставаться тут на ночь, но сил возвращаться уже не было. Подумав, Энн принесла с улицы кучу листьев и соорудила себе спальное место в углу склепа.
Кошмар накрыл тяжелой удушливой волной, едва она уснула.
Энн снилась мертвая женщина, очень страшная, полусгнившая, дурно пахнущая, но … живая. Женщина коснулась Энн рукой и пробормотала:
«Здравствуй, Энн. Я давно жду тебя…. Ты читала мои записки?»
Энн не то, что ответить – пошевелиться от страха не могла.
«Энн, у нас с тобой мало времени. Твоя подружка ищет тебя, а я не в силах этому помешать, - шамкала старуха, - Да не бойся меня, дуреха, я тебе ничего плохого не сделаю! Записки мои найди. Прочитай вслух над моей могилой. Так нужно».
Энн в ужасе проснулась. Была ночь. В склепе было тихо и спокойно. Как в склепе….
Какой тут сон? Разве можно было уснуть после такого? Но и разглядеть что-то в такой темноте тоже не представлялось возможным.
Помучившись от страха, Энн снова погрузилась в сон.
Ей снова приснилась мертвая женщина. Она сидела за столом и что-то писала. Энн хорошо разглядела ее в свете свечи, горевшей на столе. Женщина не была старухой. На вид ей можно было дать лет пятьдесят, не больше. Она казалась очень изможденной, и была просто нереально худой и некрасивой. Единственное, что в ней было прекрасным - густые черные волосы, заколотые двумя золотыми заколками.
Женщина отложила ручку, подняла тетрадь, пробежала глазами написанное, сняла с шеи ключ, висящий на веревке….
Энн видела красивого мужчину, лежавшего на кровати. Он мирно спал, лежа на спине. Пожалуй, он был одного возраста с женщиной.
Женщина подошла к нему и нерешительно остановилась. Посмотрела на свою тетрадь, потом оглянулась на стол, на котором лежал большой нож….
На улице что-то зашуршало, и в помещение вошла… Роми.
Она постояла у входа, оглядывая помещение, потом, нехорошо улыбнувшись, Роми подошла к столу, взяла нож… и медленно пошла на Энн.
Кажется, в тот момент в склепе больше никого не было….
Энн и Роми катались по полу, одна – готовая убить, другая – яростно защищаясь…. Силы были равными, но в руке Роми был нож, и она была ловкой и гибкой, как пантера.
Прижав Энн к земле, Роми занесла нож, но тут снова появилась старуха. Она ударила Роми по голове большим деревянным крестом….
Энн была на кладбище у склепа. Трава и кусты были аккуратно подстрижены, словно тут потрудился садовник из английского сада. Энн медленно шла меж кустов, она кого-то искала. Подойдя к статуе скорбного ангела, Энн увидела красивую женщину, которой можно было дать не больше двадцати пяти.
«Энн, я прошу тебя, найди мои записи. Она вернется. Ты должна быть готова. Поможешь мне – я помогу тебе».
Женщина сняла с шеи веревку, на которой висел маленький ключ, и вложила его в руку Энн.
Энн проснулась, когда было уже светло. Через узкое окно в склеп проникали полосы солнечных лучей. Энн не могла оценить их красоту – ночные кошмары до сих пор заставляли ее содрогаться от страха.
Правая рука страшно затекла и не слушалась. Энн села, потирая ее здоровой рукой, ладонь разжалась, и что-то глухо стукнулось о пол.
Пошарив рукой у своего ложа, Энн вскрикнула и бросилась вон из склепа.
Как попал этот ключ в ее руку?
Энн отлично помнила, что похоронила его вместе с женщиной.
Но факт остается фактом – могила казалась нетронутой, а ключ…. Ключ сейчас лежал на полу в склепе.
Увидев на своих запястьях синяки, оставшиеся от ночного сражения с Роми, Энн сорвалась с места и помчалась на берег, подгоняемая выкриками попугаев и обезьян.
Совершенно обессилев, Энн упала на траву и, пытаясь отдышаться, взяла себя в руки.
Здравый смысл? Как объяснить эти отметины на руках? И ключ?
Надо было вернуться, надо было выполнить просьбу мертвой женщины, но Энн было так страшно….
Ругаясь вслух и пугаясь звуков собственного голоса, Энн до вечера вернулась к домику на берегу, решив уехать с этого острова, как только приедет катер. Ждать оставалось недолго – всего три дня.
Этой ночью кошмары были даже страшнее. Энн снились мертвые мужчины. Насмерть перепуганная Энн не задавалась вопросом, сколько их было, но не меньше десятка, это точно.
Энн снилось, что она стоит одна на пляже, а из леса к ней идут живые мертвецы. Они хотели убить ее. Сомнений не было.
Они тянули к ней свои синие пальцы, разевали черные провалы ртов, смотрели безумными мертвыми глазами….
На этот раз помогли дочери. Они спустились с неба, словно ангелы, и молча встали перед Энн, загородив дорогу мертвецам. Они не отвечали на вопросы Энн, она даже ощутить их тепло не могла – руки проникали в бестелесные создания, не ощущая никакой преграды.
Проснувшись утром, Энн обнаружила, что на гвозде, которым еще вечером был прибит к стене старый деревянный крест, висит ключ на длинном черном шнурке.
Рыдая от страха, Энн сняла ключ с гвоздя, надела его на шею, взяла несколько свечей и пошла к склепу.
Она пришла на кладбище к вечеру. Солнце уже садилось. Было страшно, как никогда в жизни. Нужно было прекратить этот кошмар как можно быстрее, поэтому Энн, падая с ног от усталости и борясь с дремотой, почти всю ночь потратила на поиски тайника, где могли храниться записи мертвой женщины. Она обыскала весь склеп, но так ничего и не нашла.
Совершенно обессиленная Энн забылась сном.
И снова приснилась женщина. Она опять была молодой и красивой.
«Помоги мне уйти. Найди мои записи, - настойчиво повторяла она, - И я помогу тебе вернуть то, что ты потеряла».
Потом старуха пропала. Энн стала звать дочерей, но вместо них пришел… Шон. Он был синий, словно мертвец. Умирая от страха и понимая, что он, может быть, тоже мертв, Энн попросила его показать, где женщина хранила записки. Шон смотрел на нее и молчал. Смотрел долго и с осуждением. А потом показал на секретер.
Она проснулась в липком поту, размазала по щекам ночные слезы и решительно выволокла тяжеленный секретер на улицу. Разбить его мачете труда не составило.
Оказалось, что в днище секретера был потайной ящик, в котором лежала плоская железная коробка, закрытая на ключ.
Ключ подошел.
Энн достала толстую тетрадь, исписанную красивым женским почерком. Некоторые записи, сделанные на английском языке, разобрать было невозможно. Хватило и того, что Энн смогла прочесть.
Прогоняя мысли о Шоне, совсем забыв о том, что она не ела уже двое суток, Энн уселась на могилу женщины и начала читать.
Если бы кто-то видел ее сейчас, он бы точно решил, что она свихнулась….
 
Первая запись в дневнике была датирована 3 декабря 1950г.
«Я стала забывать некоторые подробности своей жизни. Значит, надо вести дневник. Очень хочется с кем-нибудь поговорить, но обет, данный Господу, не позволяет мне уехать с острова. Я даже с Хорхе не разговариваю – просто пишу ему списки и оставляю в ящичке на пристани. Он выгружает ящики и сразу уезжает. Он привык к тому, что я не выхожу. Наверное, считает меня сумасшедшей. Пусть.
Итак, начнем.
Я Мария Дель Торро, урожденная Колумбус, креолка. Мне 27 лет. Я происхожу из знатной семьи, проживающей на Доминике с 1765 года. После заключения Парижского договора 1763 года, который подвел черту Семилетней войне, и Доминика отошла к Великобритании, мой предок, Джеймс Смит, привез на Доминику свою молодую жену.
Джеймс приехал сюда, спасаясь от нищеты. Он угадал. Рабы тут были дешевы, а кофе, который они выращивали, очень ценился в Европе. К концу своей жизни он настолько обогатился, что смог послать правнука учиться в Европу. Состояние семьи то множилось, то уменьшалось. Это неважно. В общем, мы были богаты. Отец владел банком и огромными плантациями кофе. Это официально. Неофициально – у него были большие плантации марихуаны и опия на Гаваях.
Хватит о предках. Впрочем….
Жизнь казалась прекрасной, пока отец не был убит в перестрелке с другим наркобароном. Случается такое….
Мне тогда было тринадцать. Семья наша была небольшой – отец, мать, старшая сестра и я. После смерти отца мать свихнулась. Она всегда была набожной католичкой, но спустя полгода после смерти отца она словно сбесилась – стала пить и проматывать наше состояние на многочисленных молодых любовников, которые жили прямо в нашем доме. Я и моя сестра Кэтрин часто становились свидетелями оргий, происходивших прямо у нас на глазах.
Кэтрин не выдержала первая. И ушла в монастырь. Она умоляла меня последовать ее примеру, но я надеялась, что мать возьмется за ум….
После ухода Кэтрин, стало совсем невыносимо. Я искала убежища в церкви. Я постоянно молилась и разговаривала с викарием Александром. Он был старым и очень мудрым. Он чем-то напоминал дедушку, моего любимого дедушку. Он часто приходил в наш дом, ругался с матерью, пытался ее образумить, но тщетно. Он тоже уговаривал меня уйти в монастырь, но я не соглашалась. Я все еще надеялась.
Потом приехал новый викарий, отец Карлос, а  Александр уехал в Европу.
Карлос был молод. В то время ему было 28, а мне – 14. Я уже понимала, что похожа на женщину. Южанки быстро взрослеют и округляются, а в доме моей матери я видала такое….
С викарием Карлосом сразу сложились странные отношения. Он был так же добр, как Александр, так же внимательно слушал…. Отличие было в одном – он просил меня подробно рассказывать обо всем, что происходило дома, особенно его интересовали оргии. Рассказывать было противно, но он говорил, что это необходимо, чтобы он правильно молился за мою мать. Слушал он всегда молча, я не могла видеть его лица – мы сидели в отдельных кабинках. Когда я заканчивала рассказ, он всегда просил меня сказать, какие чувства я испытывала, наблюдая за моей матерью. Когда я уходила, он еще долго оставался в кабинке, молился, как я думала.
Я стала замечать, что молодой викарий странно посматривает меня, когда я прихожу. Во время служб он искал моего взгляда, иногда глаза его лихорадочно блестели, он краснел и бледнел…. Если я приходила между служениями, и в храме не было людей,  он обнимал меня, прижимая к себе гораздо крепче, чем этого требовали отеческие чувства….
Я чувствовала неладное, но я верила ему. А кому же верить, если не священнику? Кроме того, он казался мне таким красивым, а я взрослела….
Мне стали сниться эротические сны с его участием. Нет, ничего особенного. Мы просто смотрели друг на друга, держались за руки, иногда целовались…. Это было и чудесно, и страшно, ведь я зала, что такое грех, а он был священником.
Как это случилось, я до сих пор понять не могу.
Это было глубокой ночью. Мать напилась и уснула. Я заперлась в комнате, ко мне стал ломиться ее любовник. Было так страшно, что я, рискуя сломать шею, выпрыгнула из окна второго этажа и побежала к церкви.
Двери, конечно, оказались заперты. Но в домике викария горел свет. 
Я постучалась. Он открыл.
Он был в одних штанах, без рубашки. Таким я его ни разу не видела. Красивый он был….
Я кинулась к нему на шею и зарыдала. Помню, что вся дрожала. Помню, как лепетала что-то бессвязное, а он пытался меня успокоить. Он обнимал меня, шептал что-то успокаивающее, а потом…. Кажется, я сама его поцеловала…. А он ответил.
Он целовал меня, как безумный….
Потом оба чувствовали стыд и смятение. Но было уже поздно.
Он оставил меня ночевать у себя, а сам ушел в храм. Я рыдала, просила, чтобы он не оставлял меня одну. Но он ушел. Осознав, что я натворила, я ушла из его дома. Домой возвращаться не хотелось. Я чувствовала себя оскверненной, а дома…. Да я лучше бы сдохла, чем вернулась! 
Я была в таком смятении, что не понимала, куда иду. Помню, что нашла ночлег в каком-то рыбацком сарае.
Утром пришел хозяин и прогнал меня.
И я пошла, куда глаза глядят. Две недели скиталась по побережью, ночевала под лодками, питалась креветками и отбросами…. Мне некуда было идти. Даже в монастырь за помощью боялась обратиться – я еще не умела лгать, а признаться в том, что потеряла девственность в постели викария, просто боялась.
Меня нашел Леонель, сын богатой вдовы, их дом находился неподалеку. Ему в то время было 19.
Я болела – подцепила лихорадку. Он пожалел меня и принес в свой дом. Тереса, его мать, оказалась очень хорошей женщиной, доброй и справедливой, не то, что ее брат Алехандро.
Меня выходили и, не задавая никаких вопросов, оставили жить у себя. Я помогала по хозяйству, стараясь отплатить за хлеб и кров, которые мне предоставили эти добрые люди. Все было хорошо. Я начала оттаивать. Единственное, что отравляло жизнь – бесконечные придирки Алехандро, которому хотелось, чтобы я платила за кров и хлеб собственным телом.
Однажды Тереса услышала наш спор, и приказала брату не трогать меня. Он на время отстал, но затаил злобу.
С Леонелем сложились дружеские отношения. Он жалел меня, так же, как Тереса…. Я была им так благодарна….
Через три месяца я поняла, что беременна. От Карлоса, конечно.
Я долго скрывала свое состояние, но потом все открылось. Тереса не стала спрашивать, кто отец ребенка. Приняла это, как должное, и позволила мне остаться. Я так благодарила Бога за это! Я все время молилась – за мать, за Карлоса, за будущего младенца, за Тересу и Леонеля…. За себя не молилась – страшно было. Я считала себя ничтожеством. Просто просила Господа, чтобы он позволил мне родить здорового ребенка и простил ему мои грехи.
В Европе началась Вторая Мировая война, испанские фашисты захватили Барселону, Венгрия присоединилась к “антикоминтерновскому пакту”, немцы оккупировали Чехию и Моравию, в Мадрид вошли войска Франко…. Кажется, в то время Испания уже вышла из Лиги наций, а Япония напала на Монголию…. Мы читали газеты недельной давности…. Леонель очень переживал по поводу войны. Он просил мать, чтобы она разрешила ему поехать в Европу, чтобы сражаться с испанскими фашистами, но она не разрешала, боялась за единственного сына. Он сбежал. Ему было почти двадцать, и он не мог оставаться в стороне, он боялся, что война закончится без него.
7 апреля 1939 года я родила мальчика и назвала его Хуаном, в честь покойного мужа Тересы. В этот день мы узнали о подписании немецко-итальянского пакта в Берлине, а потом узнали, что в тот день  Италия аннексировала Албанию.
Мы все время говорили о войне. Тереса умоляла Алехандро поехать в Европу и вернуть ее обожаемого Леонеля, но Алехандро только злился.
Мой Хуан родился очень маленьким и слабым. Я так любила его…. Я целовала его маленькие ножки, смотрела в его синие глаза, и он казался мне ангелом…. Он не прожил и двух месяцев. Я до сих пор храню его носочки. Мне кажется, что они все еще пахнут моим мальчиком….
Хорошо, что мы успели его окрестить.
Наверное, с него и начался мой список.
В конце августа Германия пообещала Бельгии, Дании, Голландии, Люксембургу и Швейцарии, что будет соблюдать их нейтралитет, а через пять дней напала на Польшу.
От Леонеля все еще не было ни одного письма. Тереса так волновалась…. У нее было больное сердце.
В октябре мы узнали, что английский линкор «Роял Ок», на котором плыл Леонель, был потоплен немецкой подводной лодкой. Тереса слегла. Я, как могла, поддерживала ее, но мне и самой было несладко – Алехандро, пользуясь ее состоянием и моим страхом за нее, снова не давал мне прохода. Я еще держалась. По ночам приходилось загораживать дверь в мою комнату тяжелым комодом.
Тереса умерла 18 декабря 1939 года. Известие о морском сражении между тремя английскими крейсерами и «Графом Шпее» принес Алехандро….
Алехандро вломился ко мне в спальню в ночь перед похоронами. Я защищалась, как могла, но справиться с ним без помощи Леонеля мне бы ни за что не удалось. Леонель убил Алехандро. Он не был виноват, так получилось. Просто удар оказался слишком сильным….
Оказалось, Леонель выжил. Ему оторвало руку, но он выжил. Молитвы Тересы помогли. Его комиссовали, он боялся сообщить об этом Тересе, а  когда вернулся домой, не смог даже присутствовать на ее похоронах – нам пришлось бежать.
Это Леонель привез меня на остров.
Когда-то этот остров нашел его отец. Он был чудаковатым. Остров настолько ему понравился, что он выстроил на нем этот странный дом из железного дерева, и в своем завещании пожелал, чтобы его похоронили именно здесь. Тереса не выполнила его волю. Наверное, именно с тех пор этот остров проклят.
Мы жили на острове в полной изоляции целых полгода. Как потом выяснилось, полиция подозревала в убийстве только меня – о том, что Леонель вернулся домой, они не догадывались.
Мы стали спать вместе через две недели – дождь шел целых четыре дня, в нашем убежище, защищенном лишь пальмовыми листьями, было действительно холодно, а в склепе жить не хотелось. Как-то само собой получилось, что мы стали жить, как муж и жена. Я не испытывала к нему чувств, которые может испытывать женщина к мужчине – он был некрасив, руки у него не было. Да и в постели он, прости меня, Господи…. Но откуда мне было знать тогда, как это должно быть? С Карлосом было очень быстро, я, кроме боли, совсем ничего не испытала, у Леонеля очень болела рука, точнее, то, что от нее осталось, поэтому тоже все быстро заканчивалось, а я сама…. Мне вообще этот процесс казался грязным и низким. Но тело уже требовало своего, поэтому я спала с Леонелем, получая от секса только раздражение и боль внизу живота.
В июле Леонель погиб. Сейчас я понимаю, что не была виновата в его смерти, но тогда….
Он накурился марихуаны, которой тут вдоволь. Уж не знаю, кто привез на остров семена…. В общем, он был невменяемым, и пошел купаться. Я злилась на него – он приставал ко мне, а мне было противно, тем более, что он требовал, чтобы я сделала с ним мерзкую, как мне казалось тогда, штуку, которой он насладился в каком-то борделе.
Его накрыло волной. Я слышала его крики, но не успела ему помочь.
Не буду описывать, как я пережила его смерть. Просто скажу, что я решила, что виновата в ней.
Я похоронила его возле склепа и поставила в изголовье простой булыжник».

5 декабря 1950 года.
«Не хотелось снова брать ручку. Но, я же решила….
 После смерти Леонеля я прожила на острове еще около трех месяцев. Питалась, как раньше, креветками, травами, кореньями, ловила крабов, ящериц, птиц, мелких животных. Пристрастилась к марихуане…. Оказалось – забавно….
Мне было почти восемнадцать. Я скучала по людям. В один из дней я решилась. Села в лодку и стала грести, куда глаза глядят. Чуть не подохла от жажды и голода. Лучше бы подохла.
Меня подобрали рыбаки. За спасение пришлось ублажать всех четверых черномазых, они были такие грязные и вонючие…. Это продолжалось две недели, ежедневно. Они жалели меня - чтобы мне было легче, они давали мне дрянной ром и наркоту, и учили всяким штучкам…. Странно, но именно тогда я вошла во вкус….
В Розо я от них сбежала.
Надеялась, что смогу найти работу, что выживу как-нибудь, думала, что больше никогда не буду ложиться с мужчиной.
Я выглядела, как оборванка. Кожа была обветренной и загорелой, глаза гноились. Мне нужна была доза. И я ее получила. За секс, конечно. Проснувшись утром, я решила найти какой-нибудь бордель похуже, и попроситься на работу.
Мне повезло, если можно так сказать. Бордель я нашла неплохой. Во всяком случае, девушек там не били особо. Я бросила наркотики, заменив их ромом. Пить старалась поменьше, только, когда совсем невыносимо было….
Понемногу я восстановила прежнюю красоту, а, может быть, стала еще краше.
В борделе я провела целых три года. Чего только там не случалось…. Прости меня, Господи!
К тому времени немцы уже сражались с русскими, японцы захватили Сингапур и Ракгун, а англичане - порт Диего-Суаресна на французском острове Мадагаскар.
Я познакомилась с Франсуа, в день, когда закончилось сражение у атолла Мидуэй.
Он был веселым парнем и очень щедрым. Он стал моим постоянным клиентом. У него были проблемы с полицией. Мне хотелось завязать с проституцией. Мы решили бежать. Я не придумала ничего лучше, чем отправиться на этот остров.
Франсуа построил нам домик на берегу. Он был мастером на все руки. И в постели был неплох, во всяком случае, старался, чтобы я тоже получила удовольствие.
Мы прожили с ним целый год. Иногда мы ездили на Доминику, я даже мать навестила.
Она меня не узнала. Она к тому времени спилась и жила совсем одна. Мне не было жаль ее.
Я не любила Франсуа. Но мне с ним было весело. Жаль, что он погиб. Это вышло случайно – мы напились и охотились на обезьян. Я случайно подстрелила его. Он умер через два дня. Очень страдал, бедный….
Думаю, он любил меня по-настоящему. Он даже не злился на меня за то, что я его подстрелила. Только просил, чтобы я не уходила и держала его за руку, пока он не умрет.
Оставшись одна, я снова стала думать, как жить.
Поехала к сестре в монастырь. Она не дождалась меня. Я видела ее скромную могилу….
Год провела в молитвах. Именно в монастыре я узнала, что меня подозревают в убийстве Алехандро. Сестры не выдали меня. Я могла там оставаться столько, сколько захочу, но плоть требовала своего.
Я сбежала из монастыря с сыном аббатисы. Он не был священником, поэтому тут нет моего греха. Или есть, Господи? Конечно, есть. Мы так и не обвенчались….
Шел 1946год. Война уже закончилась. Япония капитулировала еще в сентябре 1945-го, а Германия – на полгода раньше.
Рене вернулся с войны капитаном. Аббатиса гордилась сыном. А как им было не гордиться – высокий, красивый, бравый…. Грудь в орденах…. Он служил в армии Соединенных Штатов. Он был летчиком. Столько рассказывал всего….
Вынуждена прервать рассказ – скоро начнется дождь, а у меня еще столько дел.»

6 декабря 1950 года.
«Молилась все утро. Господь слышит меня, я уверена. И любит, несмотря ни на что. Он простит меня, я знаю. Он понимает, как нам трудно после того, что натворила Ева. И зачем он нас создал по образу и подобию своему? Зачем дал выбор? Неисповедимы пути Его….
Итак, Рене.
У него была работа, и были деньги. Мы поселились в небольшом домике в Поинт Мишеле. Он работал на американскую грузовую компанию, перевозил на самолетах всякие грузы.
Он научил меня летать.
Я стала уважаемой женщиной, стала ходить с гордо поднятой головой. Я почти забыла о Боге.
Мне казалось, Рене даст мне счастье, о котором я и мечтать не смела…. Я не просила его жениться на мне, а он почему-то не предлагал. Но я не переживала – мне было хорошо с ним, я даже подумывала завести ребенка….
Я гордилась тем, что у меня такой мужчина, и изо всех сил старалась, чтобы он был мной доволен.
Он гулял от меня.
Впервые я об этом узнала от его товарища, тоже летчика.
В тот день у Рене был день рождения, я накрыла стол, пришли гости, его друзья с женами и подругами. Рене задерживался на работе. Мы сидели и ждали его почти до полуночи. Постепенно гости разошлись. Мы с Сэмом, так звали того человека, остались одни. Сэм предложил выпить. Я согласилась. Болтали о всяких пустяках…. Он войну вспоминал, как они с Рене сражались с немцами…. Тогда все о войне говорили….
Потом разговор перешел на иные подвиги Рене. Мне не нравилось это слушать, но разве я могла злиться на то, как он жил до меня? Сама не святая.
А потом Сэм обмолвился, что Рене и сейчас не чурается женщин легкого поведения. Это коробило – мы с Рене жили всего пять месяцев, а он искал приключений на стороне.
Сэм сказал, что знает о том, кем я была до монастыря. Оказывается, все знали. И Рене тоже.
«Мне тебя жаль, Мария. Хорошая ты баба – красивая, умная, сексуальная, - говорил пьяный Сэм, - Рене нам все уши прожужжал, какие штучки ты вытворяешь в постели…. Ты думаешь, почему он на тебе не женится? Говорит, хорошо иметь шлюху под боком. К тому же и сыт, и ухожен…»
Я пыталась выгнать Сэма, но он стал приставать ко мне.
Я убила его кухонным ножом. Не знаю, как этот нож оказался в руке. Так получилось.
Я убила его, а тело утопила в выгребной яме.
Явившийся наутро Рене ничего не заподозрил. Он сказал, что была нелетная погода, и ему пришлось заночевать на чужом аэродроме.
Я не поверила, но смолчала.
Я понимала, что нужно бежать – тело могли обнаружить, но куда? Опять на остров?
Я жутко ревновала Рене, но терпела. Поводов к ревности было больше, чем предостаточно….
Я не хотела уходить от него. Я надеялась, что он привыкнет ко мне, нагуляется и успокоится. Я даже хотела родить, чтобы привязать его к себе. И уговорила его съездить на остров, чтобы пожить недельку в полной изоляции. Расписывала чудесный пляж, и чем мы будем там заниматься целыми днями….
Мы прилетели на остров на почтовом самолете. Там было чудесно. Мы жили в доме, построенном Франсуа, ходили совершенно голые, как Адам и Ева. Валялись на пляже, занимались сексом, купались в море….
Через неделю Рене заскучал. И стал настаивать на том, чтобы мы вернулись.
Сейчас я понимаю, зачем привезла его на остров. Я хотела оставить его себе. Навсегда».

20 декабря 1950 года.
«В этот день, четыре года назад, умер Рене. Сижу в склепе, слушаю песни Эллы, вспоминаю его. Это Рене привез сюда патефон. И откуда эту рухлядь достал…. Жаль, что он ни разу не слышал Эллу. Она бы ему понравилась….
Мы поссорились. Это была не первая наша ссора на острове. Он обозвал меня шлюхой и заявил, что все равно бросит меня. Я плакала, просила его одуматься, напоминала, что ради него ушла из монастыря, нарушив обещание, данное Господу, но он не слушал. Он ненавидел меня за то, что ему пришлось порвать отношения с матерью, и за то, что я оказалась совсем не такой, как он думал вначале.
Да, я не рассказывала ему о прошлом, это правда. И то, что я была шлюхой, тоже правда. Но ведь я так хотела начать новую жизнь! Я делала все, чтобы у нас сложилась семья, вела себя так, чтобы никто не подумал, что я его не достойна….
Он ударил меня. Я ударила его. Мачете.
Плакала недолго.
Помню, когда обмывала его, готовя к похоронам, даже мурлыкала что-то под нос.
Отпуск Рене еще не закончился, искать его могли начать только через две недели.
Я полетела в город, где родилась, продала самолет какому-то прощелыге, заявилась в дом матери, которая доживала последние дни, и стала там жить. Соседи признали меня, я восстановила свои права и документы. Наврала, что жила в Америке, а по дороге домой у меня украли документы. Поверили. Полиция меня не трогала – я принесла начальнику деньги, которые выручила с продажи самолета.
Викарий в нашем приходе был уже другой. Я в храм не ходила. Я к тому времени поняла, что общаться со священниками – последнее дело. Я общалась с Господом напрямую. Он слышал меня и хранил.
Мной заинтересовался один полицейский. Наверное, он не верил в мои байки о пропаже документов, но я тогда очень расстроенная ходила – угнетало то, что судьба снова сыграла со мной злую шутку, да и мать доставала – она все еще меня не признавала.
Я почти все время проводила дома. Много читала, очень много спала и плакала.
Мать мешала – ей надо было пить, а я не давала. Я запирала ее в погребе. Иногда драться приходилось. Соседи меня жалели….
Мы подружились с тем полицейским. Педро его звали. Мы ходили с ним на танцы, слушали патефон, катались на лошадях…. Я с ним не спала. Он и не приставал. Он очень поддержал меня тогда. Он ходил за мной, как приклеенный, старался развеселить, пытался образумить мою мать, даже жениться предлагал.
Я рассказала ему, почему ушла из дома. Рассказала про викария, про ребенка, про то, как жила у Тересы. И про смерть Алехандро тоже. Про то, что было со мной потом, я придумала. Сказала, что бежала в Америку.
Он меня не выдал. Он узнал, что бедная Тереса успела перед смертью написать завещание, по которому все ее состояние переходило ко мне. Это была удача. Конечно, если бы я раньше знала, что богата, моя жизнь, возможно, не была бы такой гадкой, но пути Господни неисповедимы. Он открыл мне путь к богатству именно тогда, когда посчитал, что я его заслужила.
Я вступила в законные права, продала дом Тересы и уехала в Европу.
Полтора года путешествовала, смотрела, что сотворили фашисты, радовалась, что хоть что-то сохранилось, радовалась, что люди хотят забыть войну и возрождают сожженные города. Я хотела, чтобы и я возродилась. Я пыталась излечиться от скорбей, заново научиться смеяться и дышать полной грудью. Это было невозможно, ведь я помнила, скольких людей лишила жизни….
А потом потянуло домой, на Карибы. У островов снова сменилось название. Какая разница - Наветренные острова, Подветренные…. Все равно, колония.
Один господин из Старого Света, умный такой, чопорный, узнав, откуда я родом, расплылся в улыбке и заявил:
«Если и есть рай на земле, то это у вас, на Карибах….»
Не знаю…. Для меня здесь ад. Так было, и так будет. До самой моей смерти.
Я вернулась в дом матери. Она к тому времени уже сдохла.
Педро встречал меня в аэропорту с цветами. Он был такой милый, такой предупредительный….
А я тогда болела – подцепила пневмонию.
Он ходил ко мне в больницу каждый день, ухаживал за мной, приносил цветы и конфеты…. Это трогало до слез, я считала, что не стою такого отношения….
Оказалось, он знает про меня гораздо больше, чем я ему рассказала. Знал про то, что я была проституткой, знал про монастырь и про то, что я сбежала оттуда с Рене. И про Сэма догадывался, но помалкивал. Он делал вид, что верит в мой рассказ о том, что Рене бросил меня, а сам украл самолет и куда-то сбежал. Я думала, что я в его глазах – жертва обстоятельств, во всяком случае, он всегда так говорил и ни словом, ни взглядом меня не осуждал.
Мы обвенчались в протестантской церкви 7 сентября 1949 года.
Это он настоял, чтобы свой медовый месяц мы провели на этом острове».

4 января 1951 года.
«Мы были счастливы с Педро. Мы любили друг друга. Пожалуй, так, как его, я никого не любила.
Мы провели на острове целый месяц. Он носил меня на руках и баловал, как ребенка.
А потом он нашел склеп и кладбище.
Это было почти невозможно – зелень тут разрастается быстро, склепа почти не разглядеть.
В один из дней он ушел на охоту и пропал на целые сутки. Я вся извелась. Я не думала, что он найдет кладбище, я переживала, что его укусил паук, или он, неловко спрыгнув с обрыва, мог повредить ногу. Я нашла его у склепа. Пользуясь мачете, он расчистил территорию моего кладбища, и сидел около могилы Франсуа.
На камнях тогда надписей не было, но он и без них все понял.
Тогда-то он мне и сказал, что все знает, но мое прошлое для него ничего не значит. Сказал, что я должна облегчить душу. Сказал, что я должна доверять ему, что он поможет мне справиться с моей болью и забыть мое прошлое. Рыдая, я рассказала все.
Он казался спокойным. Он говорил, что между нами ничего не изменилось, что он любит меня по-прежнему и благодарен мне за то, что я решилась открыться.
Я ему не поверила. Я не верила, что он может любить меня после того, как убедился в своих догадках. И зачем я призналась?
Все было кончено. Я не могла больше чувствовать себя счастливой. Я считала, что он станет шантажировать меня, или бросит….
Я хотела умереть, но умереть счастливой.
Честно говоря, я приготовила тот напиток для себя, но Господь решил иначе.
В тот вечер мы отмечали мой день рождения. Мне исполнилось 26.
Мы пили ром. Педро обычно пил из бутылки, а я из кружки. Зачем он взял кружку? Я не остановила его.
Я стала вдовой 10 октября 1949 года.
Я знала, что катер приедет за нами только через неделю, поэтому не беспокоилась, что кто-то поймет…. Паучий яд нейтрализуется быстро. Полицейские и врач, который с ними приехал, вскрыли свежую могилу, осмотрели тело бедного Педро, и поверили в мою байку о том, что он умер, обкурившись марихуаны. Везти полуразложившееся тело в госпиталь в течение шести часов для вскрытия не входило в их планы. Я просила не тревожить мертвеца, рыдала и совала им деньги.
Все обошлось.
Теперь-то я понимаю, почему убила его – я боялась разочароваться в нем. Так бывает – жизнь катится под откос, тебя окружают лишь вероломные мерзавцы. Ты учишься рассчитывать только на себя, учишься противостоять всему миру в одиночку. А потом появляется человек, который искренне хочет быть с тобой, верит в тебя несмотря ни на что, а ты поверить ему уже не можешь. И делаешь все, чтобы доказать себе, что он такой же, как все. Я убила Педро, чтобы думать, что он был исключительным.
Через год я привезла на остров бронзового ангела и установила его на могилу несчастного Педро.
В этот день произошла еще одна трагедия.
Рабочий, который помогал устанавливать памятник, Хуан его звали, был очень приятным молодым человеком. У него было такое тело…. Атлет, атлант…. Не знаю, с кем сравнить….
Он был подмастерьем скульптора, говорят, подавал большие надежды…. Он мне очень нравился. От одного его взгляда начинали трястись руки, и я теряла дар речи. Высокий, спортивный, с красивыми плечами, сильными руками, и лицом художника, он сводил меня с ума. Ему было двадцать два, мне – двадцать семь….
Он видел, какое действие оказывает на меня его близость, и беззастенчиво пользовался этим. Я не возражала. Мы занимались сексом везде, где только могли уединиться – за шкафом в мастерской скульптора, в кустах возле городского фонтана, в сквере у городского суда, под мостом, и, конечно, у меня дома.
Хуан и трое других рабочих привезли ангела на остров, с трудом дотащили до кладбища и стали устанавливать на постамент.
В тот день мы с Хуаном поругались. Он проявил неуважение ко мне, рассказывая своим друзьям в моем присутствии, что познакомился с хорошенькой девицей и подумывает, не завести ли семью, а потом позвал меня в трюм и грубо овладел мной. Я не могла противостоять его силе. Его не заботило даже то, что я кричала. Его друзей тоже. Никто не помог мне. Как на рыбачьей лодке, когда со мной забавлялась вся команда….
Я видела, как ангел накренился в его сторону, но не предупредила. Я просто стояла и ждала, когда он умрет, и просила Господа, чтобы смерть Хуана была долгой и мучительной.
Господь сжалился над ним. Хуан умер быстро. Ангел размозжил его красивую бедовую голову своим крылом, да так, что от нее ничего не осталось.
Помню, со мной была истерика. Я кричала и смеялась, сыпала проклятья на головы мужчин, потрясенных этим происшествием. Им ничего не оставалось делать, как забрать то, что осталось от Хуана, и отвезти восвояси.
Я осталась на острове одна. Я сама так захотела. Они хотели забрать меня, но я убежала в джунгли. Я тогда не в себе была….
Через три дня за мной приехал катер  с полицией и санитарами.
Они долго ловили меня, я отчаянно сопротивлялась, но они меня поймали.
Меня положили в больницу.
Не хочется вспоминать о том времени. Меня пичкали лекарствами, кололи какой-то дрянью, отчего я даже под себя ходить стала…. Я и так ненавидела себя, а тут возненавидела еще больше….
Но потом я взяла себя в руки, и заставила себя успокоиться.
Меня выпустили из больницы лишь два месяца назад.
И я сразу вернулась на мой остров.
В больнице я решила, что должна облагородить свое кладбище. У тех, кто тут покоится, должны быть достойные могилы.
Я подняла ангела над могилой Педро сама, без посторонней помощи. Я видела, как это делают рабочие.
Выцарапывать имена на камнях, привезенных с Доминики, очень трудно. Но это – мой долг».

Энн охрипла. Читать было трудно и больно. Сухие подробности жизни несчастной Марии бередили душу, Энн остро воспринимала ее боль, словно знала эту женщину.
Разве жизнь Энн была лучше? Она не помнила, что испытывала, убив столько народу. Те ужасные события оказались вычеркнуты из ее памяти. Но случай с Кевином….  Это было непреднамеренное убийство. Так это называется. И пусть Энн в тот момент была пьяна ромом и адреналином, заглушившими здравый смысл, прощения ей не было. Энн до сих пор не могла прийти в себя от переживаний по этому поводу.
А что стало бы с Энн, если бы ей самой пришлось пройти через то, что пережила несчастная Мария? Не исключено, что она стала бы такой же…. Не исключено.
Бедная Мария…. Спасаясь от взглядов людей, боясь, что кто-нибудь догадается, мучаясь чувством вины, не веря, что кто-то поймет и поможет….
Энн хватило бы и двух недель на рыбацкой лодке, а у Марии были еще бордель, соитие со священнослужителем, все эти несчастные случаи…. А ведь она была глубоко верующим человеком. Она не могла не страдать, чувствуя, что все глубже погружается в черную бездну греха. Она разорвала отношения с Богом, хоть и не переставала молиться. Она не верила, что Он сможет простить ее, она не каялась, чувствуя, что это бесполезно. Бедная Мария….
Ей так нужна была помощь…. Так нужен был человек, который ее поддержал. Она не помешала смерти Педро. Она боялась, что он окажется таким же подлецом, как все, кого она знала, и позволила ему умереть. Бедная Мария….
Отложив записки, Энн встала и медленно обошла кладбище. Взгляд остановился на камне с именем Хуана. Это удивило. Согласно записям, Хуан не был похоронен на этом острове. Зачем же Мария нацарапала его имя? Кто лежит под этим камнем? Год, вроде бы, совпадал…. Если она хотела устроить кладбище всем людям, в смерти которых считала себя виновной, то почему тут нет могилы с именем ее сына Хуана и Сэма? Может быть, она все придумала, свихнувшись от одиночества? Может, все было проще – умер человек, которого она любила, и вся эта страшная история была лишь игрой ее воспаленного воображения?
У разбитого секретера Энн заметила медальон, на который обратила внимание еще в первый день. Открыв его, она обнаружила там светлый завиток. Наверное, волосы принадлежали ребенку Марии….
Очень хотелось убраться с этого места до вечера, поэтому Энн вернулась на могилу Марии и продолжила чтение.

Следующая запись была датирована 30 июля 1952г
«Ха. Они, оказывается, считают меня святой праведницей.
Я, и, правда, часто бываю у пастора, много жертвую на церковь и живу совсем одна….
По-порядку.
Давненько я не писала….
Я привела в порядок кладбище к июлю 1951 года.
Жилось мне тут неплохо. Раз в неделю приезжал катер, привозил все необходимое для жизни и осуществления моей идеи.
Продукты мне не привозили. Мне нужно было только кислое молоко. Остальное давал остров.
Моряк, привозивший мне вещи, был немногословен, это радовало. Я, как правило, встречала его на берегу. Обычно я сидела на песке и молча смотрела, как он выгружает ящики и коробки. Список всего необходимого он брал из жестяной коробочки, прикрепленной к причалу.
Он и не подозревал, что мое молчание и отрешенный вид вызваны травкой, которую я тогда курила почти постоянно.
Он с чего-то решил, что я тут молюсь. И привез ко мне свою дочь с просьбой, чтобы я помолилась над ней. Мне что, жалко, что ли? Я помолилась. А эта дуреха возьми и забеременей…. Короче, эти идиоты стали приезжать ко мне целыми группами.
Пришлось уехать с острова на целых полгода. Просто не хотелось, чтобы кто-нибудь нашел мое кладбище….
Жила в доме матери. Скучно было. Люди доставали…. Любовников не было, честно говорю. Я старалась ни с кем не общаться, разве что, с пастором….
Пишу быстро, потому что некогда. Я тут не одна. Со мной приехал Ромуло, мужчина, приятный во всех отношениях. Даром, что женат. У него большой катер. Я наняла его, чтобы он привез меня сюда, а он возьми да останься.
Он обожает автогонки. Может говорить о них часами. Пока плыли сюда, ни на минуту не умолкал, все рассказывал о Чемпионате Мира по автогонкам. Название у них – «Формула – 1». Мне нравятся мужчины, которые чем-то увлечены. Это так заводит….
В общем, я сама к нему пришла этой ночью. Оказалось, что у него не только катер большой….
Ладно, потом допишу – нельзя надолго оставлять его одного. Не хочется, чтоб уезжал. Соскучилась я по ласке».

12 августа 1952 года.
«Еще один камень на моем кладбище.
Ромул оказался очень любопытным. Я застала его в этом склепе. Он читал мой дневник. И всего-то два дня прожила, купаясь в счастье….
Он был очень напуган. Он кричал, что ничего не расскажет, но я-то видела по его глазам – выдаст. Я застрелила его. Пока он умирал, мне удалось получить наслаждение, совокупившись с ним в последний раз».

Энн отшвырнула дневник в сторону и в омерзении вытерла руки о штаны.
Мария точно свихнулась. Она убила семь человек…. А последнего…. Даже думать не хочется….
Немного успокоившись, Энн снова взяла в руки дневник, подготовившись узнать еще более страшные подробности.

22 октября 1953 года.
«Хоакина я любила. Он любил мои деньги. Я это понимала, как и то, что ничего не могу изменить. Мы жили в доме моей матери, устраивая ежедневные попойки, пока я не поняла, что становлюсь похожа на свою мать.
Попойки я прекратила, друзей Хоакина выгнала на улицу. Он стал ныть, что я лишаю его привычного образа жизни, но не уходил от меня – он был нищим.
Он мне нравился. Он был молод и красив. Ему было 24, он был моложе меня на шесть лет. Это был первый мужчина, который за деньги делал со мной все, чего я желала. Я отыгрывалась на нем за все унижения, которые мне пришлось вытерпеть от мужчин. Пока были деньги.
Но долго так продолжаться не могло. Деньги заканчивались. Я понимала, что если он об этом узнает, мне не видать его, как собственных ушей.
Я боялась, что он уедет на Кубу, где Фидель Кастро так некстати начал эту революционную заварушку. Еле отговорила….
Мы вместе с ним переживали, узнав, что СССР испытывает оружие пострашнее, чем ядерное. Даже не верится, что так бывает.
Хоакин все время подтрунивал, что я старуха. Я узнала, что он ходит в веселые дома и развлекается на мои деньги. Ему что, меня мало было???
Я узнала, что беременна. Я была так счастлива…. Я надеялась, что рожу здоровенького мальчика и все мои несчастья закончатся…. Я хотела быть хорошей матерью…. Вот только отец такой моему ребенку был не нужен.
Я привезла Хоакина на остров, привела на кладбище, велела привести его в порядок.
Может быть, этот проклятый остров управляет мной, заставляя убивать здесь всех, кого я любила?
Я хотела убить Хоакина быстро, но он все понял. Здоровый был парень, сильный. Он избил меня и потащил к домику на берегу. Он хотел сдать меня в полицию.
Он связал меня и привязал на ночь у входа в дом. Ночью у меня случился выкидыш. Было больно, началось сильное кровотечение, я кричала. Хоакин испугался, отвязал меня и принес в дом. Он полночи просидел возле моей постели. Боялся, что я подохну, и этот грех будет на нем.
Я прирезала его на рассвете.
Я отомстила ему за то, что он лишил меня ребенка. Я не считаю себя виноватой, Господи, но прошу Тебя, прости Хоакину его грехи и прими его душу.
И о младенце нерожденном прошу Тебя…. Хотя…. Все в твоих руках, Господи. Если Ты решил, что ребенок не должен родиться у такой, как я, так тому и быть. Принимаю все, что Ты даешь мне, благодарю за то, что Ты у меня забираешь. Значит, ни к чему мне это. Так тому и быть.»

Энн огляделась по сторонам, встала, обошла надгробия. Пятьдесят третьим годом было датировано два камня.
Мария назвала сына Роберто….
Может, и хорошо, что он не родился….
Энн вернулась на могилу Марии и продолжила чтение.

21 мая 1956 года.
«Здравствуй, остров! Я вернулась!!!
Как же я скучала по тебе!
Целых два с половиной года прошло с тех пор, как я уехала отсюда. Надо же…. Пролетели, как пара дней.
Была в Америке. Работала на почте в маленьком городишке во Флориде. Тихий такой городишко. Все люди на виду.
Нашла друзей. Нашла мужчину, который принял меня в свой дом и разрешил воспитывать его дочек.
Все было хорошо, пока я не поняла, что серьезно больна.
Сначала думала, что простудилась на корабле. Лихорадило, болела голова, мутило, я постоянно бегала в туалет. Я приехала в Спринг Хилл совершенно измученная. Даже в больницу попала.
Выписалась, устроилась на работу. Но слабость и недомогание не проходили. Головная боль мучила целыми неделями. Я даже соображать стала туго. И с кишечником проблемы продолжались. Чуть что – и я должна бежать в туалет.
Болеть стала часто. В основном, ангины донимали. Доктор говорил, что мне там не климат. Я ему верила.
Через полгода шишки лимфатических узлов под ключицами и возле ушей стали размером с большой боб. И болезненность ощущалась.
Однако, внешне меня мое состояние не портило. Джек обожал меня. Даже жениться хотел. Я сама не соглашалась.
Я очень похудела. Но мне кажется, от этого я только выигрываю. Талия – как у девочки. Грудь, правда, маленькая стала и немного отвисла. Но ведь мне не семнадцать лет!
У меня совершенно пропал аппетит, ем, только когда вспомню, что надо.
Проблемы с кишечником беспокоили все сильнее. Однажды случилось кровотечение. Джек отвез меня в больницу, отдал кучу денег за обследование. Консилиумы собирались по два-три раза в неделю. Доктора все удивлялись, откуда у меня болячка, которую они подозревали – она, в основном, мужчин убивает…. В общем, поставили мне диагноз – саркома Капоши. Опухоль у меня. Вот такие дела.
А чего я хотела? Разве не пришла пора платить за грехи вольные и невольные?
Джек очень расстраивался. Наверное, он меня любил. Может быть, до сих пор любит и расстраивается – сбежала я от него.
Месяц назад, проснувшись утром, я обнаружила на деснах какие-то странные мешки. Папулы сочного вишневого цвета. Доктор предупреждал, что так будет, если они с диагнозом не ошиблись.
Не ошиблись.
Джек так целоваться любит…. Я, как только увидела эти папулы, сразу о Джеке подумала. В последнее время у меня и так малярия на губах не проходила. Собрала сумку, взяла документы, немного денег – и на корабль.
Как добралась до Доминики, почти не помню – мне очень худо было. Сыпь пошла по всему телу. Особенно по голове и лицу. Да яркая такая…. Меня даже в изолятор закрыли, и с корабля прямо в больницу отвезли.
А там я узнала, что не одна такая. На Доминике есть и похлеще. В последнее время много таких больных стало. Правда, это, в основном, приезжие с Гаити.
Вот тут-то я и сложила концы с концами.
Хоакин, тот самый, от которого я чуть ребеночка не родила, по борделям мотался. Рассказывал однажды по пьяни, что забавлялся с самцом обезьяны с Гаити. Он-то меня и заразил.
Ужас какой! Я, наверное, Джека заразила…. Господи, помоги ему! Впрочем…. Ты знаешь, Господи, кого карать, а кого миловать. Болезнь – это не страшно. Может, это дар Твой, испытание Твое. Пусть будет так, как Ты хочешь.
Из больницы меня выписали. Умирать. Я это знаю. Доктор прямо не сказал, но я видела таких, как я, в больнице. Я готова, я не расстраиваюсь.
Я приехала на остров, чтобы остаться здесь навсегда. Чувствую себя немного лучше. Господь помогает, или родные могилы…. Или сам остров, с его проклятьем….
Как жаль, что пришлось уехать из Америки…. Как жаль, что я не могу показываться на людях. Элвис дал концерт в Лас-Вегасе. Наверное, Джек свозил бы меня туда. Нам обоим нравится этот певец. Хорошенький такой….
Да, у меня появился новый симптом – странная бляшка на языке с какими-то отростками. Больно есть.
Я готовлюсь к собственным похоронам. Хочу умереть в этом склепе. Конечно, не факт, что смерть застанет меня именно здесь, но, может, мне повезет….»

1 июня 1956 года.
«Приятная новость. Ее привез моряк, доставляющий мне лекарства и продукты – самой-то сложно раковины собирать. Честно говоря, есть совсем не хочется и больно. Даже думать о еде противно.
Так я о новости.
На Доминику приехал кардинал Карлос из Рима. Это тот самый викарий, с которого все началось. Я отправила ему с катером письмо. Сама-то поехать не могу – еле хожу, все время гажу. Фу.
Интересно, как отреагирует на мое послание.
Я его преосвященству в ярких красках описала всю свою жизнь. Про убийства, конечно, не обмолвилась – ни к чему сюда полицию пригонять. Я приписала в конце, что хочу увидеть его перед смертью, чтобы плюнуть ему в глаза.
Не приедет, конечно, я уверена, но настроение от пышных торжеств, которые ему устроили, будет подпорчено. Пусть молится за мою душу. И за свою. Работа у него такая.»

7 июня 1956 года.
«Я, как во сне. Я не понимаю, что со мной. Наверное, ангелы стоят за моей спиной, готовые отвести меня на высший суд.
Мне тридцать три. Возраст Иисуса. Мое служение было гораздо более тягостным и долгим, а умирание мое на кресте все не заканчивается…. Может, я умерла в тот день, когда убила Педро?
Если в молодости Карлос был обаятельным парнем, то сейчас, когда ему 47, он очень красив.
Он приехал ко мне инкогнито. Даже в штатское переоделся, чего не делал, по его словам, целых двадцать лет.
С нашей последней встречи прошло восемнадцать лет. Как годы бегут….
Он не узнал меня. Нет, он понял, конечно, что это я. Но теперь я совсем не похожа на пышущую здоровьем четырнадцатилетнюю девчонку, которая смотрела на него преданными глазами и искала его защиты, а получила быстрый секс и позор.
Он плакал. И просил прощения. Он говорил, что не забыл меня, что все эти восемнадцать лет молил Господа простить нам наш грех. Он говорил, что жил праведно, что потрясен тем, что сотворила со мной жизнь.
Он действительно раскаялся. Я простила его.
А ночью прирезала его, как свинью.
Похоронить его у меня нет сил. Ничего, пусть тут лежит. Разве не для того отец Леонеля построил этот дом, чтобы тут кто-нибудь обрел покой?»

Последняя запись была сделана 18 июня 1956 года.
«Здравствуй, Отче! Слава тебе, Создателю всего сущего! Слава тебе и хвала!
Я благодарю Тебя за жизнь, которой Ты дал мне насладиться. За всю любовь, которую я получила и смогла отдать, за каждый свой вздох, каждое пробуждение, за выбор, который Ты всегда мне давал!
Я благодарю Тебя за то, что сейчас, в последние дни моей жизни, Ты дал мне возможность вспомнить все и раскаяться. Благодарю за то, что разум мой снова ясен, и я могу оценить все, что Ты для меня сделал.
Я умираю, Отче. Я знаю это и благодарю Тебя за это. Я умираю молодой и все еще красивой.
Мне 33, как Тому, кто пришел в этот мир, чтобы очистить нас от греха.
Господи! Те, кто распял Твоего сына, должно быть, любили его не меньше, чем я любила Педро.
Господь мой всепрощающий! Прими мою душу, и прости меня.  Все в Твоей власти! Если бы Ты захотел, моя жизнь сложилась бы иначе. Не сама я грешила – Ты посылал мне испытания. Ты даешь каждому не более того, чем он может вынести. Я вынесла. Я справилась. Мой урок в этом мире закончен.
Прими мою душу, Господи!»

Энн долго сидела на могиле Марии, и все думала о судьбе несчастной женщины. История Марии настолько потрясла ее, настолько напоминала о собственном отчаянном положении, что ни о чем другом Энн даже думать не могла. Она не отдыхала уже трое суток, совершенно забыла о еде, нервы были на пределе….
Она помнила, что Мария просила о помощи. Чем Энн могла помочь мертвой, она не знала. Похоронила, прочитала дневник, поняла ее боль…. А что дальше? Отвезти дневник в город и обнародовать его? Наверное, Мария этого не хотела. Уничтожить его?
Наверное, надо было что-то сказать…. Но что?
Энн и сама не святая, сама отправила на тот свет столько народу…. И дочки…. Энн до сих пор считала себя виноватой в смерти дочерей, особенно Синди. Но сделанного не воротишь…. Что сказать? Оправдать многие поступки Марии было просто невозможно. Как и многое из того, что сделала сама Энн.
Итак, на совести Марии девять человек. Сыновей и Алехандро можно не считать, зря она взяла на себя вину за их смерть…. Девять человек. Девять сильных молодых мужчин и одна маленькая женщина, запутавшаяся, отчаявшаяся, потерявшая дорогу, свихнувшаяся от всех этих страстей и переживаний….
- Мария, ты не виновата в смерти сыновей. И Алехандро убила не ты. Мне жаль, что ты не смогла предотвратить смерть Леонеля и Франсуа…. И Педро очень жалко…. Надеюсь, он простил тебя перед смертью…. А остальные…. Мария, ты была больна. Ты была одна. Некому было помочь, некому было поговорить с тобой…. Я не оправдываю тебя, Мария. То, что ты сделала с этими людьми – страшно. Но я понимаю, как было страшно тебе. Я понимаю твое отчаянье и боль. Я прощаю тебя. Покойся с миром. Господь с тобою….

Энн снова приснилась Мария. Она была красивой и молодой. Рядом с ней были ее сыновья, прелестные мальчики, светловолосый и смугленький, и молодой мужчина, мулат, некрасивый, но очень обаятельный. Мертвые улыбались Энн.
«Спасибо», - сказала Мария.
«Это Педро, да?» - спросила Энн.
Мария кивнула. Педро обнял ее, и все четверо пошли к закату прямо по воде.
«Мария! Отведи меня к моим дочерям! Я тоже скучаю!» - закричала Энн, бросаясь за ними.
Мария обернулась и грустно ответила:
«Не время».
«А что с Шоном? Почему он приснился мне мертвым? Он в вашем мире?» - холодея от страха, спросила Энн.
«Нет. Не время. Он… мертв, но иначе, чем мы….»
«Что это значит??? Мария! Что с Шоном?»
«Еще один вопрос. Самый последний. Спроси. Я отвечу»
«Мы будем вместе? Он вернется ко мне?»
«Не время», - грустно ответила Мария, и исчезла.

Энн проснулась. Оказалось, что она находится в домике на берегу. Как она сюда добралась, Энн не помнила. Последнее, что запомнила – она сожгла дневник Марии и развеяла пепел над могилами. Потом Энн, кажется, молилась….
События последних дней подействовали так сильно, что Энн не вставала с постели еще целые сутки. Сны снова были тревожны, но о чем они были – Энн не помнила.
Зато отчетливо помнила, как ужасно выглядел Шон, когда пришел помочь ей найти записи Марии.
Мария сказала что-то странное. Она сказала, что Шон мертв, но иначе, чем они. Что это значило? Только одно - ему было плохо. Роми истерзала его душу, заставила его возненавидеть Энн…. Не время…. Что это значит? Он вернется к ней, или они встретятся так же, как Мария, уже после смерти, встретилась с Педро.
Исполнит ли Мария свое обещание? Что она обещала вернуть? Шона? Память? Способности?
Если бы Шона….
Как же Энн удивилась, увидев утром лодку, причалившую к берегу. За своими переживаниями она и не заметила, что прошла целая неделя.
Она быстро собрала вещи и поднялась на борт. Моряк злорадно посмеивался, напоминая, что предвидел такое скорое окончание отдыха Энн, но она его не слушала. Она спокойно спала, в первый раз за целую неделю.

Роми приснилась через пару дней. Она снова угрожала Энн и снова напала на нее. Энн смогла оттолкнуть ее взглядом. Роми испугалась. Энн это видела. Проклиная Энн, Роми растворилась в утреннем тумане.
Утром Энн проверила, не вернулись ли ее способности. Нет. Пока нет. Зато стали возвращаться подробности жизни из потерянного времени. Это были настоящие воспоминания, правда, пока они были отрывочны.
Память Хилари вернулась утром пятого дня. Энн была ошеломлена. Столько всего нужно было обдумать, понять….
Она не выходила из номера целую неделю. Временами казалось, что она сошла с ума, настолько трудно было поверить в то, какой она была, пока не помнила, что она – Анна Данилевская.
Энн прекрасно помнила слова Дотти и с тревогой ожидала возвращения своего дара, но пока даже стакан сдвинуть не могла.
Энн решила, что ей нужно уехать. Вот только куда? В Лондон? И снова увидеть несчастные глаза Кевина? В Рим? Встретиться со старыми знакомыми, охочими до скандалов? Они, наверняка, знают подробности гибели ее Синди…. На ферму в Тусон? А если Шон решит привезти туда Роми?
Подумав, Энн решила лететь в Париж.
Энн ехала на такси по горной дороге, ведущей к аэропорту. Длинная вереница машин тянулась по серпантину. Было душно. Воздух налился свинцовой тяжестью.
Почувствовав сильную тошноту, Энн попросила водителя притормозить у обочины, и вышла.
Недоумевая по поводу своего недомогания, Энн освободила желудок и, стараясь отдышаться, пошла к машине….
Она… потерялась.
Нет, она все еще была на горной дороге, вокруг по-прежнему было много машин, воздух по-прежнему был вязким от зноя…. Но теперь это было неважно.
То, что происходило с Энн, невозможно объяснить. Новые ощущения ошеломили настолько, что она никак не могла сосредоточиться на чем-то одном.
Энн чувствовала свою связь с миром. С каждой травинкой, с каждым камушком, с каждой птицей…. Она чувствовала все, что происходит вокруг. Даже то, что скрывалось под землей или было высоко в небе.
Она чувствовала, как растут и увядают травы, деревья и цветы, ощущала полет птиц, боль какого-то грызуна, пожираемого змеей, удовлетворение самой змеи, поток теплого воздуха, поднимающий бабочку к небу, борьбу двух потоков воздуха высоко в небе, кипение лавы, поднимающейся к жерлу вулкана, ритмичные удары сердца какого-то человека, шевеление плода в чреве беременной женщины, чью-то ненависть и чью-то радость….
Она стояла, как вкопанная, не слыша криков водителя, требующего, чтобы она заняла свое место  в машине, сердитых сигналов других водителей….
Видения и образы, одно за другим, проносились в ее голове, сливаясь в сплошной калейдоскоп красок и эмоций.
Потом все исчезло, уступая перед новым видением, очень ярким и страшным.
Ей казалось, что огромный камень, отделившись от вершины горы, с ужасным грохотом понесся вниз, увлекая за собой целую лавину камней, погребающих под собой машины и отчаянно кричащих людей. Она чувствовала боль этих людей, чувствовала их смерть….
Видение пропало.
Энн пришла в себя. Оказалось, что она смотрит на гору.
Она понимала, что сейчас произойдет именно то, что ей почудилось. Эта уверенность была такой сильной….
Энн видела, как из-под камня начинают сыпаться мелкие камешки. Еще немного и произойдет катастрофа…. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Энн сосредоточилась на камне, удивляясь яркости образов, возникающих в сознании.
Ее отчаянная попытка была единственным шансом для огромного количества людей, страдающих в душных автомобилях от духоты….
Напряжение росло. Энн смотрела на камень, представляя, как из него растут мощные корни, приникающие в самое сердце горы.
- Эй, дамочка! Мы едем или нет? – недовольно спросил водитель, дернув ее за руку.
Энн даже не заметила, как он вышел из машины и подошел. Посмотрев наверх, на замерший неподвижно камень, Энн улыбнулась и ответила:
- Поехали. Пробка сейчас рассосется.
Он посмотрел на нее, как на ненормальную.
Что ж, в чем-то он прав.
А пробка…. Эй, водители…. Разве у вас нет более важных дел, чем ехать сейчас по этой дороге в одну сторону с Энн? Освободите путь, пожалуйста. Ей нужно успеть на самолет.

Шон проснулся глубокой ночью. Роми снова не было рядом. В последнее время такое случалось все чаще.
Поднявшись, он пошел ее искать.
Обойдя дом и убедившись, что Роми тут нет, он вышел на улицу.
В сарае за домом горел свет. Оттуда слышались странные звуки, похожие на шипение змей. Понятное дело, Роми снова проводила какой-то нелепый ритуал.
Шон знал, что Роми считает себя колдуньей, и снисходительно относился к ее странностям, стараясь уважать ее веру в собственные магические способности, хоть и не слишком верил, что в этом есть капля истины. Он не раз видел, как она бормотала что-то на незнакомом языке, а потом приносила в жертву цыплят и мелких птиц. Наверное, это помогало ей успокоиться….
Шипение становилось все громче. Шон мог поклясться, что слышит тихую барабанную дробь, трещотки и мужские голоса, доносящиеся из сарая.
Подумав, он пошел посмотреть, что Роми придумала на этот раз.
Шон подошел к двери и приник к щели.
То, что он увидел, заставило его отшатнуться.
Обнаженное тело Роми, раскрашенное разноцветными черточками и точками, извивалось на дощатом полу, подобно змеиному. Ее лицо было неузнаваемо-страшным, Роми громко шипела, сворачиваясь вокруг раскрашенного яркими красками деревянного столба, стоявшего в центре сарая. Она изгибалась, словно у нее отсутствовали кости….
Шон заставил себя снова приникнуть к щели.
В сарае, кроме Роми, никого не было, хоть Шон ясно слышал дробь барабанов, трещотки, тихий звон колокольчиков и голоса нескольких мужчин и женщин, заунывно поющих песню или заклинание на непонятном языке.
Помещение было освещено разноцветными свечами, в основном, черными и красными. По стенам были развешаны сплющенные колокола, трещотки и барабаны, которые издавали свойственные им звуки без участия людей.
На полу, неподалеку от входа, зерном был очерчен алтарь, возле которого лежала жертвенная коза, еще живая, но парализованная страхом.
Роми, продолжая извиваться, подобно змее, поползла к жертвеннику. Ее лицо было так искажено, что Шон с трудом узнавал ее. Приблизившись к козе, Роми схватила ее, словно перышко, подняла над головой и, продолжая шипеть, стала медленно подносить ее к своему оскаленному лицу. На губах появилась белая пена….
Надо было остановить это безумие!
Шон распахнул дверь и закричал:
- Роми! Перестань!
Она посмотрела на него безумным взглядом, отбросила козу в сторону и, страшно зашипев, кинулась на него, словно змея в атаке.
Он едва успел увернуться от ее неестественно скрюченных пальцев. Упав на землю, Роми, продолжая шипеть, стала сворачивать тело кольцами, готовясь к новой атаке.
Шон, отбежав на несколько шагов, остановился, сильно ущипнув себя за щеку.
Нет. Это был не сон.
Роми снова кинулась на него, стремительно распрямив тело, но он снова увернулся, ощутив, как ее скрюченные пальцы полоснули по его ноге.
- Роми, не сходи с ума! Это же я, Шон! Роми, приди в себя! – закричал он, но она его не слышала.
Она ползла к нему, чтобы убить.

Энн не поехала в Париж. Просидев в аэропорту пару часов, она сдала билет и поехала в риэлтерское агентство.
Как же там удивились, когда она заявила, что намерена вернуться на остров, да еще и доплатить за следующие три недели.
А что ей было делать? Виденья накрывали одно за другим, она не могла адекватно воспринимать окружающее, и отогнать эти образы тоже не могла. Нужно было спрятаться от людей, чтобы научиться справляться со своим состоянием, чтобы разобраться во всем и… уничтожить дар, как просила Дотти. Гостиничный номер и, даже, собственный дом в Париже, для этого не годились – прислуга могла посчитать ее сумасшедшей и сдать, куда полагалось в таких случаях.
Оставалось надеяться, что она самостоятельно приняла это решение, а не остров завладел ее сознанием, как в свое время думала Мария. Энн теперь была готова поверить даже в это.
Директор агентства, смекнув, что Энн очень нужен именно этот остров, поднял цену на аренду.
- Покажите документы на владение островом, - усмехнулась она, - и тогда мы поговорим о цене.
Документов, ясное дело, не оказалось. Затерялись куда-то….
- Мне ничего не стоит заплатить вам цену, которую вы назначили. Но ваша наглость меня … настораживает, - заявила она, - Так что, оставим прежнюю цену? И я подумаю о покупке острова. Есть знакомый нотариус?
Риэлтер мрачно кивнул.

Шон заметил, что Роми пошевелилась и медленно открыла глаза.
- Как ты? – озабоченно спросил он, склонившись.
Слава Богу, ее глаза выражали мысль.
- Что произошло? – сонно спросила она, - Почему у меня болит спина?
Шон вздохнул, не зная, с чего начать.
Она поняла все сама.
- Ты… помешал мне… закончить обряд? – в ужасе пробормотала она, садясь.
- Это было ужасно…. Роми, если бы ты себя видела….
- Шон, что ты наделал??? Ты помешал мне…. Я успела принести жертву?
Он покачал головой.
Роми закрыла глаза и тихо заплакала.
- Что ты наделал…. Что ты наделал…. Как же исправить? Невозможно…. все в пустую…. Нет, хуже…. Лоа в ярости. Он голоден. Ничто его не остановит…. – бормотала она, как безумная.
- Роми, успокойся.
Шон попытался погладить ее лицо, но она оттолкнула его и неожиданно зло выкрикнула:
- Зачем ты сунулся туда? Кретин! Неужели ты не понимал свой дурной головой, что с такими вещами не шутят?
И зарыдала в голос.
Шон сидел рядом, не зная, что делать. Он понимал, конечно, что во время обряда происходило что-то странное, но в тот момент он не думал, что совершает что-то непоправимое.
И вообще, Шон даже думать не хотел об этом. Ему хватило и Хилари с ее странностями!
Немного успокоившись, Роми потребовала рассказать все, что он видел и делал.
Пришлось рассказать, как он несколько раз стукнул ее палкой, чтобы она перестала бросаться на него, а потом отпустил козу и сжег сарай.
- Ты… сжег алтарь??? – у нее не было слов.
- Роми, это невыносимо! Ты была милой беспечной девушкой, такой нежной и веселой…. А теперь… я тебя не узнаю! Целыми ночами пропадаешь, прячешься на чердаках и в подвалах, жжешь вонючие травы и черные свечи, все время что-то бормочешь, как безумная…. Зачем это тебе?
- Не лезь в мои дела, Шон! – заорала она, - Ты ничего не смыслишь в том, что для меня важно! Ты такое сделал…. Да если бы на моем месте был другой колдун….
- Совсем сдурела…. – пробормотал Шон, - Короче, Роми. Бросай эти свои чертовские занятия! Мне нужна нормальная женщина, мне нужна жена, а не жрица сатанинского культа!
- Кретин! Это не сатанинский культ! Не смей даже говорить о том, в чем ты не смыслишь! Да если бы не мои обряды, ты бы давно умер! Никто не брался лечить тебя! Неужели ты не помнишь, какие обряды я проводила над тобой, пока ты был болен?
Он покачал головой:
- Слава Богу, не помню.
- Какому Богу??? Если бы не лоа, ты бы сейчас гнил в могиле!!!

Роми снова видела сон Шона. Его связь с Энн усиливалась день ото дня. Видимо, Закрывающий Пути сильно злился на Роми, и ее многочисленные жертвы приносились впустую. Долгожданного прощения не было. Оставалось надеяться, что Закрывающий Пути не обозлился настолько, что решил уничтожить дар Роми и ее саму.
Проснувшись, она проверила, насколько глубоко Шон спит, осторожно выбралась из кровати и крадучись поднялась на чердак дома, который они снимали.
Опасаясь, что Шон проснется и снова обнаружит ее отсутствие, Роми быстро зажгла свечи и стала топить воск.
Она понимала, что открыла себе дорогу в бездну, и спускается все ниже и ниже. Если раньше Роми была приверженкой служений Рада, то с той ночи, когда умерла Синди, она практиковала исключительно обряды Петро, акцентирующие насильственные и смертоносные стороны лоа.
Обряд, прерванный Шоном, должен был стать началом конца Энн. Сам того не подозревая, Шон спас Энн от неизбежной гибели и навлек на Роми гнев Закрывающего Пути, самого страшного из лоа. Это было почти непоправимо. Чтобы заслужить прощение, требовалось провести несколько ритуалов, при чем, срочно. Но этому мешал Шон, которого злило любое упоминание о Вуду. Он стал таким раздражительным…. Он отказывался понять, насколько важно для Роми ее служение божествам. Он не хотел ехать к ее родственникам, которые могли бы помочь ей загладить ее вину перед Закрывающим Пути. Даже ее согласие обвенчаться с ним в католическом храме, о чем он так долго просил, не принесло желаемого результата. Он отложил их свадьбу!!! Он стал подозрительным, все чаще она ловила на себе его настороженные взгляды, но проникнуть в их суть не могла. А его сны…. В одном из снов Шон рассказал Энн о том, что видел в сарае, прежде, чем прервал обряд. Он был потрясен видом и действиями Роми. Более того, во сне он знал, что Роми пытается разорвать его связь с Энн и навредить ей. Он умолял Энн освободить его от влияния «чертовой колдуньи»! Оставалось надеяться, что он не вспомнит этот сон никогда….
Роми вылепила из воска женскую фигурку, обмотала ее голову и грудь синей лентой и стала читать заклинание.
Непонятно откуда потянуло сквозняком. Свечи погасли одновременно, погрузив чердачное помещение в полную темноту.
Дрожа от страха, Роми нащупала свечу и снова зажгла ее.
Синяя лента, которой она тщательно обмотала тело куклы, изображавшей Энн, оказалась отброшенной в сторону.
Роми начала ритуал заново, но свечи снова погасли. Нашаривая свечу, Роми почувствовала, как вокруг ее шеи обвилась легкая узкая полоска. Роми схватилась за нее, дернула… и поняла, что не может освободиться. Лента все туже стягивала шею, словно кто-то скручивал ее сзади.
- Шон!!! – закричала Роми, пытаясь просунуть под ленту пальцы второй руки…

Энн училась пользоваться своим даром.
Это было нелегко – видения ошеломляли, лишали способности соображать, вводили в долгое оцепенение. Ее беспокоило, что в такие минуты она может быть уязвима. Нужно было научиться защищать себя от внешнего мира и от возможных козней Роми, которая, правда, пока не давала о себе знать. С чем это связано, Энн не знала, хотя чувствовала иногда ее враждебное присутствие.
Прогресс развития дара был налицо. Энн не только могла передвигать и разрушать предметы и преграды, как это удавалось ей, пока она была Хилари. Теперь, ощущая свою связь с миром, она могла предотвратить некоторые губительные процессы, происходящие вокруг нее.
Самым потрясающим своим достижением Энн считала «рассеивание» страшного урагана, несшего к побережью Гаити чудовищной силы волны. Самым странным казалось то, что ей не пришлось ломать голову, как справиться с этой бедой. Почувствовав приближение волн, Энн представила некое сито, просочившись через которое, волны потеряли свою силу практически полностью. Шторм, конечно, был. Но обошлось без разрушений и человеческих жертв. Синоптики не переставали удивляться, как такое могло произойти.
Эта новость, привезенная человеком, доставлявшим ей продукты, настолько ее обрадовала, что Энн продолжила свои опыты в самом лучшем расположении духа.
Немного посомневавшись, стоит ли тревожить мертвых, Энн решила исполнить завещание мужа Тересы.
Расчистив силой взгляда дорогу к кладбищу Марии, Энн извела там всю растительность, поправила камни на могилах, заложила окно в склепе, уничтожила в нем все следы пребывания людей, соорудила в нем небольшой постамент, и в одну из ночей перенесла туда кости мужа Тересы. Закрыв склеп огромным камнем, Энн вырастила несколько лиан, полностью скрывших вход склеп. Внешне могила мужа Тересы, в которой он лежал до этого, должна была казаться нетронутой. Процедура была настолько тщательно продумана, что у Энн не оставалось сомнений, что кто-то заметил, что произошло.
Ночью после этого действия ей приснился пожилой мужчина, играющий с детьми Марии и сама Мария, с улыбкой наблюдавшая за ними.
Энн продолжала испытывать свои возможности.
Оказалось, она способна принимать мысли некоторых людей, находившихся далеко от нее. Первый опыт удался, когда она думала о Кевине.
Она попробовала представить себе его лицо. Через пару минут ей удалось создать довольно четкий образ. Ей казалось, что он сидит за столом в комнате для переговоров и беседует с двумя мужчинами в военной форме.
- Кевин….   Кевин, ты слышишь меня?
Ей пришлось задать этот вопрос раз пять, прежде, чем она услышала четкий ответ и почувствовала его раздражение:
«Энн, не мешай! Вызови меня минут через двадцать. «Я могу все», - язвительно повторил он последнюю мысль ошалевшей от удивления Энн.
Выждав время, Энн возобновила контакт.
Впрочем, она не просто ждала, когда это можно будет сделать. За эти двадцать минут она попыталась стереть информацию о себе из документов и файлов ФБР.
- Кевин….
На этот раз он откликнулся немедленно.
«Ну, ты даешь, дорогая…. Что-то случилось?»
Всплеск радости и тревоги.
- Ничего, - радуясь, ответила она, - я тебя не очень отвлекаю?
«Как сказать. Ты где находишься?»
Интерес.
- На острове в Карибском море. Неподалеку от Доминиканской республики.
«Все за Шоном гоняешься?»
Колючая ревность.
Разговаривать телепатически было гораздо интереснее – Энн теперь слышала не только ответы Кевина, но и понимала, что он при этом чувствует.
- Нет! Просто нашла спокойное место, где можно немного поупражняться вдали от людей.
«Дар, как я понимаю, вернулся и  преумножился новыми возможностями»
Сомнение и тревога.
- Точно! Кевин! Мне столько рассказать нужно!!! Но сначала поклянись, что остальные служащие твоей конторы об этом не узнают.
«Дорогая, ты так орешь, что тебя, должно быть, слышат все, кому не лень. Закрываться не пробовала?»
- Как это сделать? – оживилась она.
«Ну, не знаю. Это индивидуальный процесс. В твоем случае, я думаю, надо просто захотеть».
- Я тоже так думаю, - рассмеялась она, мысленно выстраивая барьер для всех людей, кроме Кевина, - Как слышимость?
«Прекрасная, - проворчал он, - Ну, рассказывай.»
- Кевин, а ты тоже чувствуешь меня? Мои эмоции.
«Конечно, дорогая. Я рад, что у тебя прекрасное настроение. И твое отношение ко мне… радует».
Энн заволновалась. О чем это он?
«Все-таки, я тебя волную, как мужская особь. Приятно….»
Энн смутилась.
- Прекрати. Сменим тему.
«Давай.»
Легкое разочарование.
- Кевин, я попыталась влезть в секретные файлы. Не мог бы ты проверить на досуге, осталась ли где-нибудь у вас информация о моей личности? – замирая от возбуждения, спросила она.
Кевин недовольно хмыкнул.
«С ума сошла? Энн, ты что творишь там, а?»
- Развлекаюсь, - смеясь, призналась она.
«Смотри, башню снесет от вседозволенности…. Не зарывайся, ты не можешь так легко….»
- Это кто же тебе сказал, что не могу? Кевин, не выдашь?
«Не выдам. Лишь бы ты сама не привлекла к себе внимания своими выходками. Энн, тут не дилетанты работают….»
- Не ворчи. Проверь там, ладно?
«Ладно. Когда приедешь?» - спросил он.
Надежда….
- Понятия не имею. Наверное, поживу тут еще. Понимаешь, меня порой накрывает…. Хорошо, что никого рядом нет. Вот научусь справляться с этим состоянием, тогда и поговорим.
Они «говорили» не меньше трех часов. Кевина интересовало все - как Энн справляется с новыми возможностями, не оставила ли она попыток вернуть Шона, не пытается ли Роми вредить Энн. 
«Надеюсь увидеть тебя в ближайшее время, - сказал он напоследок, - Или хотя бы услышать. Когда свяжешься со мной снова?»
- Завтра вечером устроит? Расскажешь мне про базу данных ФБР.
«Ну, и наглая же ты девица!»

Духи сказали Роми, что Энн решила оставить их в покое. Казалось бы, можно успокоиться…. Но… нет. Роми ни успокоиться, ни остановиться уже не могла. История с лентой не изменила планов Роми непременно лишить Энн жизни. Идея была столь навязчивой, что перед ней отступал даже страх собственной смерти.
Шон видел ее состояние. После некоторых попыток привести ее в чувство, он понял, что его увещевания бесполезны.
Он был убежден, что Роми хотела покончить жизнь самоубийством, пытаясь удушить себя лентой, но вовремя одумалась и позвала на помощь. Или, еще проще, специально разыграла этот фарс, чтобы он поволновался за нее.
Роми не могла его разуверить. А как? Она уже задыхалась, не в силах справиться с лентой, но, когда появился Шон, лента легко соскользнула с ее шеи, упав на пол. На шее остались кровавые отметины, которые потом долго не сходили….
- Я не могу жить с психопаткой, - заявил он, - Кажется, твои страхи пустили такие глубокие корни, что сама ты с ними справиться уже не в состоянии. Нужно обратиться к доктору.
Роми устроила истерику, но потом поняла, что нужно сменить тактику. Она сделала вид, что признала правоту Шона и, даже, посетила какого-то психиатра, оказавшегося, к счастью, дилетантом. Роми убедила врача, обалдевшего от ее красоты, что не собиралась убивать себя.
- Мне нужно было привлечь его внимание. Он охладел ко мне в последе время, - сказала она.
Доктор прописал ей успокоительные и объяснил взволнованному Шону, что Роми нужен отдых, желательно, там, где она сама пожелает.
Шону пришлось согласиться поехать с Роми в деревню, где жила ее тетка, хоть он и не надеялся, что Роми снова станет прежней.
Он знал, что беспокоит Роми, но не понимал, почему она так сильно переживает. Да, проклятая Энн сделала попытку вторгнуться в их жизнь. На что она надеялась? Неужели она думала, что он захочет с ней разговаривать? Может, она считала, что ей стоит только появиться и объявить, что ей плохо, и он, как бывало раньше, снова кинется ее спасать? После того, что она сделала с Клариссой и их дочерью? После всех этих лет, которые он провел рядом с Энн, живя в постоянном страхе, в ожидании, что снова проснется ее разрушительный дар, что кто-то узнает о способностях девочки….
Он удивлялся, как мог любить эту женщину, да и любил ли он ее когда-нибудь?  Он заботился о ней. Он делал все, чтобы обеспечить ее безопасность. Наверное, ему именно это и было нужно – заботиться о ком-то. А Энн, гордая аристократка, сдержанная в чувствах и эмоциях, лишь пользовалась им, как пользовалась всеми, кто появлялся в ее жизни…. А потом родилась Синди, маленькая беззащитная девочка со сверхъестественными способностями, которой требовалась огромная любовь и защита. Если бы не она, Шон, вероятно, давно бы бросил Энн. Ведь только встретив Роми, он понял, что значит любить и быть любимым.
Он не раз пытался объяснить это Роми, но она лишь настороженно смотрела в его глаза и старалась перевести разговор на другую тему.
Эта Энн…. Он и Синди всегда были для нее пустым местом. Шон был для нее рабом, дочь – средством удержания его рядом. Как она посмела встретиться с Роми? Зачем ей это было нужно? Почему она искала встречи с Роми, прежде чем попытаться поговорить с Шоном? Оставит ли она их в покое?
Шон не знал, как помочь любимой. Надеяться на то, что Энн больше не будет их беспокоить, было глупо. Нужно было что-то предпринять. Встретиться с ней снова? Как нехорошо получилось в прошлый раз…. Он был пьян, он не был готов к встрече, он не смог сказать ей всего, что думал.
Это Энн виновата в том, что Роми места себе не находит. Это из-за Энн Роми увлеклась темной стороной Вуду. Это из-за Энн Роми перестала смеяться и почти каждую ночь проводит бессмысленные, но страшные ритуалы, уродующие ее психику.
Встретиться с Энн? Да. Надо встретиться. Надо найти ее и все объяснить. Если не поймет слов, он найдет способ, чтобы она навсегда исчезла из его жизни и перестала травить душу несчастной Роми.
В деревне, где жила тетка Роми, состояние Роми ухудшалось день ото дня. От заката до рассвета она участвовала в обрядах Вуду, которые устраивали для нее жители деревни, днем, если не спала, ходила, чернее тучи. Она совершенно замкнулась в себе, выглядела день ото дня все хуже – на лицо были явные признаки болезни, вызванной чрезмерным утомлением и переживаниями.
В один из дней Шон и Роми снова поссорились. Она готовилась к очередному ночному обряду, он пытался ее отговорить в нем участвовать.
Ссора стала последней каплей. Когда Роми, которую было просто невозможно остановить, ушла к дому, где проводились обряды, Шон, оставив ей записку: «Я решу нашу проблему. Вернусь, как только смогу. Жди вестей», - уехал из деревни.

Между тем, Энн решила на пару дней выбраться с острова, чтобы понять, как она сможет справляться с даром среди множества людей с их переживаниями и эмоциями. По дороге в Пуэрто Плато она остановилась переночевать в небольшом мотеле и немного успокоиться.
В принципе, у нее получалось отгораживаться от посторонних мыслей и эмоций.  Но некоторые видения по-прежнему лишали ее возможности вести себя нормально. Если очень захотеть, она могла чувствовать себя обычной женщиной, не ощущающей сверхъестественной связи с внешним миром, но пока это сильно утомляло. На острове, вдалеке от людей, жилось гораздо спокойнее, но не оставаться же там до конца жизни….
Она почти каждый вечер связывалась с Кевином. Разговоры с ним действовали успокаивающе, он так ее поддерживал….
С Шоном она разговаривать даже не пыталась. Очень хотелось, очень…. Но рядом с ним была Роми. После смерти Дотти Энн не решалась вторгаться на ее территорию. Как знать, что бы выкинула гаитянка? Может, почувствовав, что Энн ищет общения с Шоном, она бы усилила свое влияние на него. Как знать, может, это навредило бы ему…. И, если честно, Энн не знала, что ему сказать.
Ложась спать, она постаралась устроить так, чтобы ее не беспокоило ничье вмешательство, разве что, она должна была почувствовать опасность, напрямую угрожавшую ее жизни.
Защитный барьер сработал на рассвете.
Проснувшись, Энн резко села на кровати, так, что закружилась голова, и попыталась понять, откуда идет опасность. Сосредоточившись, она поняла, что к мотелю приближаются три машины с довольно решительно настроенными полицейскими. Времени, чтобы скрыться, не встретившись с ними, уже не было.
Энн быстро оделась и, придумывая на ходу, что же предпринять, вышла из мотеля.
Машины уже въезжали во двор и на стоянку, перекрывая возможные пути к отступлению.
Полицейские, заметив Энн, выскочили из машин и без предупреждения открыли стрельбу.
«Они даже арестовывать меня не собираются! - возмутилась она, успев спрятаться за одной из припаркованных на ночь машин, - Как на ферме!»
- По ногам стреляйте! – закричал один из полицейских.
Она еле успела запрыгнуть на подножку….
Причинять вред доблестным служакам не хотелось. Но как спасти свою собственную жизнь?
Энн осенила идея. В последнее время идеи для воплощения ее планов возникали сразу, как только она о чем-то задумывалась. Как правило, они были неординарны и, всегда, из разряда фантастики, так что каждый раз приходилось все тщательно продумывать, прежде, чем их применить.
На этот раз времени на раздумья не оставалось. Пришлось полагаться на интуицию.
«Меня нет. Я исчезла. Пустота на том месте, где я нахожусь. Пустота для ваших глаз и непробиваемый барьер для ваших пуль. Вы не видите меня, и ваши пули не могут пробить барьер».
Чудеса продолжались. Звонко щелкая, пули отскакивали от невидимой стены, а полицейские уже окружали машину, не замечая, как Энн, замирая от страха при каждом выстреле, проходит мимо них.
Каблучки стучали по асфальту.
К счастью, полицейские безостановочно палили и так орали, что звуки, издаваемые Энн, затерялись в общем шуме.
Не надеясь, что сможет долго поддерживать это наваждение, Энн торопилась поскорее убраться, подавляя желание остаться и посмотреть, что будет, когда они поймут, что к чему.
«Вы не видите меня и не понимаете, как я уезжаю на машине. Барьер все еще непроницаем для пуль», - напряженно думала она, забираясь в полицейскую машину, перегородившую выезд со стоянки.
Она неслась по пустынной дороге на полицейской машине, слушая переговоры по рации, и чуть не смеялась от переполнявшего ее радостного возбуждения.
- Ее нигде нет!
- Подозреваемая исчезла!
- Она уехала на служебном автомобиле, номер….
- Почему вы стреляли? Она оказывала сопротивление?
- Нет…. Не знаю….
- Вызываю вертолет!
- Она вооружена и смертельно опасна. Остановите машину…. Стрелять без предупреждения!
- Остановить любой ценой!
- Ну, мы это еще посмотрим…. – пробормотала Энн, заметив несколько патрульных машин, несущихся ей навстречу.
Машины перегородили дорогу, из них выскочили полицейские, направив на Энн пистолеты.
«Я – мужчина, офицер полиции. Номер машины отличается от номера, который вам указали. Барьер для пуль все еще держится».
Остановив машину, она вышла и спокойно направилась к полицейским, держа над головой бланк с квитанциями, первое, что попалось под руку.
- Я офицер полиции.
Полицейские, низшие чины, немедленно опустили оружие, и пошли к ней навстречу.
- Что там происходит? – спросил один из них, с подозрением оглядывая Энн.
«Ничего подозрительного во мне нет. Успокойтесь все!»
- Ищем подозреваемую, - ответила Энн, - Скрылась в неизвестном направлении. Не встречали по дороге машину?
Они покачали головами.
«Верьте мне и подчиняйтесь!»
- Я возьму вашу машину. Можете пользоваться этой, - она кивнула назад.
Они кивнули и побежали к машинам.
В небе показался вертолет.
Энн села за руль и поехала к городу.
«Я – офицер полиции. Машина не вызывает подозрений!»
В общем, ей пришлось сменить еще пару машин, прежде, чем она добралась до Пуэрто Плато, но результат превзошел все ее ожидания – подозрений она не вызывала, хоть рация надрывалась от предупреждений:
- Остановите офицера полиции, следующего в сторону столицы на машине номер….
- Подозрительный офицер полиции снова сменил машину!
- Это не полицейский! Проверьте его документы!
Кураж, так кураж. Она предъявляла бланки квитанций и называла разные имена. Полицейские тупо пялились в книжку, листали страницы и неизменно ее отпускали, да еще и машины свои предоставляли.
Устроившись в гостинице под вымышленным именем, Энн, не стерпев, вызвала на контакт Кевина и, захлебываясь смехом, рассказала ему всю эту забавную историю.
Кевин рассердился.
«Ничего смешного не нахожу! Энн, прекрати эти выходки! Гаити – странный остров, и люди там живут странные. Полицейские быстро сообразят, что нужно делать. Они запросто могут привлечь какого-нибудь местного колдуна. И тогда ты влипнешь. Ты же не умеешь закрываться от их магии!»
- Ага, поверил в магию? Да успокойся, я что-нибудь придумаю.
«Энн, не расслабляйся! Пойми – ты не можешь закрыться от Роми. Она найдет тебя! Думаешь, кто направил к тебе полицию? Кстати, в чем тебя обвиняют? Почему они начали стрелять без предупреждения?»
- Понятия не имею…. – растерялась Энн, понимая, что он прав, - Хорошо. Я постараюсь быть тихой и незаметной. Я попытаюсь спрятаться от всех. Пережду немного и уеду на остров. Там … спокойно. Но тоскливо. Устала я от одиночества.
Настроение Кевина немедленно изменилось.
«Хочешь, я прилечу? Помогу тебе выбраться оттуда….»
Он жалел ее…. Он любил ее….
Его чувства были такими сильными, что Энн даже расстроилась.
- Нет, не нужно…. Я еще немного тут поживу. Остров – прекрасное убежище. Не беспокойся. Я больше не буду так… куражиться. Я выйду на контакт вечером.
«Хорошо, жду. Береги себя», - разочарованно ответил он.
Приняв душ, Энн надела пушистый гостиничный халат и вышла на балкон, соединяющий несколько гостиничных номеров.
Солнце светило ярко-ярко, небо было синим-синим, буйная зелень и огромные тропические цветы радовали глаз.
«Все-таки, жизнь прекрасна, хотя иногда с этим хочется поспорить…», - мечтательно потянувшись, подумала она, и уже хотела уйти с балкона, как вдруг дверь соседнего номера отворилась, и Энн нос к носу столкнулась с Шоном.
В замешательстве, оба замерли, глядя в глаза друг другу.
Первым опомнился Шон.
- Удачная встреча, ты не находишь? – мрачно спросил он.
- Я… не искала тебя…. Это случайность, - пробормотала Энн.
- Зато я искал, - тоном, не предвещавшим ничего хорошего, ответил он.
- Искал? – взволнованно повторила она.
- Ты была права. Надо ставить точку.
- А я уже не надеялась, что этот разговор состоится, - проворчала она, сообразив, что надежда не оправдалась.
Она не готова была ни к встрече, ни к разговору. Его враждебность… пугала. Ее вина была непростительна….
- Так зачем ты приехала сюда? На Гаити, я имею в виду? Почему не уехала после нашей встречи? Неужели тебя не оставил равнодушной местный колорит? Ни за что не поверю! К тому же, теперь, когда ты снова завладела своими деньгами, увидеть тебя в этом клоповнике….
Она молчала, давая ему возможность выговориться, себе – собраться с мыслями. Она была настолько потрясена этой встречей, что не могла взять себя в руки.
- Ты с кем здесь? С Кевином? Что, нашла в его лице очередного защитника? Бедная Энн…. Ты такая беспомощная, такая хрупкая, такая несчастная…. Тебя постоянно кто-то преследует – папарацци, ФБР, насильники, муж, любовники…. Ну, и как он? Все еще слепо предан? Надеется, что ты отвечаешь взаимностью, как я когда-то? Хорошее слово «предан». Имеет два значения. Одно – для очередной жертвы-мужчины, другое – для тебя.
- Шон, что ты говоришь??? – вспыхнула она, - Я тут одна. Кевин мне просто друг, я не собираюсь давать ему надежду…. Я люблю только тебя….
- Замолчи! Думаешь, я поверю? – усмехнулся он, - И вообще, не понимаю, зачем я завел этот разговор. Не обольщайся – это не вспышка ревности. Я… не чувствую к тебе ничего! Я искал тебя, чтобы сказать, что ты должна убраться из нашей с Роми жизни. Навсегда. Не стой между нами, Энн.
Он смотрел зло, угроза в голосе и его решительный настрой действительно пугали Энн, но упоминание о Роми вывело ее из себя.
- Это она стоит между нами! Где она? В номере?
Энн сделал шаг к двери Шона, но он преградил ей путь и схватил ее за плечи.
- Если ты немедленно не покинешь страну, я тебя убью!
Он встряхнул ее, больно вцепившись в ее плечи.
- Шон, я не желаю вреда…. - пробормотала она, глядя в его гневное лицо, - Я… люблю тебя….
Секундное замешательство….
Боль в его глазах….
- Шон… это же я…. Я все вспомнила. Как я была Хилари…. Как ты любил меня….
Он отпустил ее плечи….
Дрожащие пальцы коснулись ее щеки….
- Энн….
Поцелуй, жадный, обжигающе-страстный, затопил сознание Энн.
Он ее любит по-прежнему….
Поцелуй длился и длился. Сильные руки сжимали ее тело, гладили ее спину и бедра, прижимали к себе….
Только несколько секунд.
Оттолкнув ее, Шон отступил, сжимая кулаки. На его лице играли желваки, он был страшно зол, так зол!
- Лжешь! Ты никогда не любила меня! И я тебя не любил! Я был идеальным телохранителем. Я и тогда понимал, что это болезнь. Я исцелился. Мне помогла моя Роми.
Энн вздрогнула и отшатнулась.
- Шон, это неправда!
Он ее не слушал.
- Уж ей-то не нужно прибегать к помощи сверхъестественных сил, чтобы я был рядом!
Энн горько рассмеялась.
- Это ты не видишь очевидного! Роми увлечена Вуду! Она заморочила тебя!
Шон смерил ее презрительным взглядом и выкрикнул:
- Не смей!!! Не смей говорить такое!
Шагнув к ней, он снова сжал ее плечи, да так, что Энн почувствовала давно забытую боль в ключице.
- Мы так ждали тебя, Шон! Синди столько плакала….
- Не смей произносить имя моей дочери, дрянь! Ты убила ее! Она стала ненужной, как только ты поняла, что я тебя бросил! Ты отдала ее ФБР, а потом убила! Ты что, надеешься, что я заплачу от жалости, поверив, что ты страдаешь? – его глаза налились кровью.
Он уже не понимал, что происходит, его ненависть была так сильна….
В голове Энн промелькнула отчетливая картинка – она лежит на тротуаре с неестественно вывернутыми ногами, а вокруг собираются люди….
Шон схватил ее за талию и потащил к ограждению.
Еще немного, еще одно его усилие, и все будет кончено.
Нет!
Усилием воли Энн парализовала тело Шона.
В его глазах застыло удивление.
Нельзя надолго!!!
Сняв его оцепенение, она вырвалась и отбежала в сторону.
Шон молча смотрел на нее, пытаясь понять, что произошло.
- Я добилась больших успехов, - тихо сказала она, - Так что даже не думай, что тебе удастся….
- И как давно? Или ты лгала, что дар пропал? – скривился он.
Она понимала, что все ее объяснения и оправдания будут тщетны.
- Какая разница? – деревянным голосом спросила она, - Главное – я отпускаю тебя. Совсем. Живи с Роми, если думаешь, что любишь ее. Будь счастлив. Я уезжаю. Чтобы мы случайно не встретились, предупреждаю – я собираюсь жить на ферме у Тусона. Я ее выкуплю. Кроме того, я буду появляться в Лондоне и Париже. Так что советую ограничить ваши с Роми путешествия иными городами. Все. Прощай.

С тех пор, как Энн покинула Гаити, прошло три месяца. В один из дней, Энн прилетела из Тусона в Лондон.
- Ну, здравствуй, вечная странница, - Кевин встретил ее с улыбкой.
- Кто бы говорил…. – улыбнулась она в ответ и тотчас угодила в его объятья.
- Я так соскучился…. – признался он, уткнувшись лицом в ее волосы.
- Отпусти, раздавишь….
От теплоты в его голосе и нежности Энн растрогалась и почувствовала себя… счастливой.
- Мне не хватало тебя, - призналась она.
- Как долетела?
- Отлично. Спала всю дорогу. А тут прохладно.
- Да. Багаж большой?
- Нет. Все необходимое – здесь, - она кивнула на сумку, стоящую у ног.
- Маловато для женщины, - улыбнулся он.
- Забыл, что я была, практически, солдатом? – рассмеялась она.
- Это забыть невозможно, - тепло улыбнулся он, - Ну что, ко мне?
- К тебе, - согласилась она, включая дар.
Всего на секундочку…. Этого хватило, чтобы почувствовать шквал эмоций, бушевавший в его душе.
Может, так и нужно? Может, стоит поддаться его чувству? Может, позволить ему любить себя? Остается надеяться, что он понимает, что ей движет….
- Понимаю-понимаю, - вздохнул он, - зачем закрылась? Энн, все нормально. Я не рассчитываю на многое. Я хочу, чтобы ты открылась снова. Надо поговорить. Я хочу, чтобы ты верила мне.
Энн смутилась.
- Кевин, но это же больно.
- Не расстраивайся. Я, конечно, надеюсь, что когда-нибудь все изменится. Может, ты отпустишь его окончательно, а я буду рядом.
- Мне не хочется давать тебе надежду. Я не хочу чувствовать твое разочарование.
- Понимаю. Значит, не открывайся. Пусть все будет так, как ты хочешь. Мне хватает и того, что ты приехала не только потому, что я могу помочь тебе разобраться в твоих способностях.
- Не смущай меня. Моральные проблемы….
- Черт бы их побрал. Давно бы разобрались, если бы у тебя их не было.
- И Синди была бы жива.
- Прекрати. Сделанного не воротишь.
- Да. Я понимаю. Но… не торопи меня, хорошо?
Он кивнул.
Кевин взял ее сумку, и они пошли к выходу.
- Ты стала еще красивее, - сказал он, садясь рядом с ней на заднее сиденье такси.
- Прекрати соблазнять меня, - улыбнулась она, - Кевин, а ты действительно можешь читать мои мысли?
Он грустно улыбнулся.
- Нет. Только, когда ты открываешься.
- Так странно. В Риме мне казалось, что ты видишь меня насквозь.
- Блеф чистой воды. Но ты попалась на удочку.
- А ты умный.
- Конечно, - он коснулся рукой головы, - Намекаешь на мою седину?
- Глупости. Ты прекрасно выглядишь.
- Энн, признайся, в учебном центре мне однажды показалось, что ты смотришь на меня…. Я нравился тебе?
- Кевин, ты ведешь себя, как… женщина. Хочешь, откроюсь, и ты меня поймешь?
- Нет. Не хочу. Я хочу услышать. Именно про тот момент. Помнишь, мы разговаривали после того, как тебя передали Грэнди?
Энн задумалась.
- Да. Помню. Правда. Кевин, неужели ты думаешь, что ты можешь хоть кого-то оставить равнодушной?
Кевин грустно улыбнулся.
- Понимаешь, дорогая…. Я всегда добивался тех, кого хотел. Пока не встретил тебя. А теперь…. Когда мы близки к тому, чтобы стать ближе…. Не смейся…. Энн, боюсь, что я до сих пор не женат именно потому, что ты все еще любишь своего Шона.
- Прекрати.
- Нет, правда. Банально звучит, без романтики, понимаю. Но я такой…. Люблю тебя. Сама знаешь.
Она кивнула, отворачиваясь к окну.
Было неловко…. Почему? Потому что не могла оправдать его надежд? Он же сказал, что все понимает…. Он же понимал ее чувства, она открывалась не раз.
- Энн, успокойся. Я еще раз говорю, пусть все идет, как идет.  Лучше расскажи, куда кота с собакой пристроила.
- Пристрелила, - хмуро ответила она, посмотрев ему в глаза.
Кевин нахмурился.
Энн рассмеялась
- Поверил, да?
С этого дня жизнь Энн снова была расписана по часам. Энн радовалась этому бешеному темпу, хоть и выматывалась до крайности. Кевин оказался совсем не таким покладистым, каким она его помнила по учебному центру. Задания, которые он давал, были сложными, и Энн не всегда выходила из них победительницей. Но успехи радовали. И ее, и Кевина. Надо отдать ему должное, он был очень внимателен к ее состоянию, немедленно прерывал тест, если видел, что она «застряла» или взяла на себя непосильную ношу, и давал ей передышку, стараясь, чтобы отдых был интересным и разнообразным. Он таскал ее на скачки, в бильярдные, кегельбаны, водил в театры, кино и парки развлечений, иногда просто «забывал» о ней на пару дней, позволяя ей просто отоспаться и поваляться в постели.
Энн нравилось общаться с ним. Он был остроумен и экстравагантен, он умел находить подходящие для ее настроения темы, он был интеллигентен, он был… ровней ей, как сказала бы ее мать. Энн понимала, что ее чувство к Кевину совсем не похоже на то, что она испытывала к Шону, но Кевин ей нравился. И однажды случилось то, чего желали они оба. Это произошло в загородном доме одного из приятелей Кевина, любезно предоставленном им на выходные.
Энн и Кевин провели замечательный вечер. Кевин много рассказывал об Англии. Энн была сражена совершенно новой трактовкой истории и политики британского королевства. С точки зрения Кевина, Англия была вовсе не чопорной и суровой, напротив, ее история была полна забавных и пикантных ситуаций, природа которых строилась на низменных чувствах, самых прекрасных и опасных из всех – на любви и ревности. Рассказ был полон остроумных замечаний, порой, чересчур откровенных, но неизменно точных. Энн чуть не плакала от смеха, а Кевина несло. Казалось, ничто не может остановить фонтан его остроумия.
- Кевин! Прекрати! Я умру от смеха! – простонала Энн, схватившись за живот.
Он замер на полуслове и, со странным блеском в глазах, сказал:
- Энн, не хочешь провести небольшой телепатический сеанс?
Он стоял у камина с бутылкой бренди в руках, а Энн сидела в удобном кожаном кресле с бокалом мартини в руке.
- Сейчас? – удивилась она.
- Пожалуйста.
- Хорошо, - пожала плечами она, - готов?
Не дожидаясь ответа, она закрыла глаза и сосредоточилась.
«Кевин…»
Ее сознание затопила лавина чувств, которые испытывал он. Потрясенная, она прервала контакт и посмотрела на Кевина.
- Это…. Кевин….
- Боишься моих чувств, да? - не оборачиваясь, спросил он.
- Не знаю…. Нет. Не боюсь. Уже не боюсь.
- Тогда откройся…. Нет, прежде я скажу тебе одну вещь….
Он налил себе бренди, выпил его залпом….
- Это мой дар. Или проклятье. Я читаю мысли женщин, которые согласились вступить со мной в половую связь.
- Что???
Он развел руками:
- Это правда. После полового контакта они не могут закрыться от меня.
- Так ты только женские мысли читать можешь? – недоверчиво спросила она.
- Нет. Не только. Со многими людьми получается. Не со всеми, конечно…. Но с женщинами, да еще и после того, как….
- И ты всегда их чувствуешь?
Он хмыкнул.
- Научился отстраняться. Но если нужно пообщаться, нет проблем выйти на связь.
- Представляю, что тебе приходится… выслушивать.
- Всякое бывает…. Так что тебе решать, подпускать ли меня к себе… настолько близко.
- Я подумаю, - сказала она, открываясь.
В эту ночь она ни разу не вспомнила о Шоне. Целый мир сузился для нее до размеров кровати Кевина, целый мир его любви открылся перед ней - чувственность, понимание, страсть, любовь…. Это было настолько ошеломляюще красиво, настолько радостно, настолько трогательно и сильно…. Она не пыталась прервать контакт. Она хотела чувствовать все, даже его сны и утренние мысли.
- Я прошла этот тест?  - с улыбкой спросила она утром.
Он не разочаровал ее. Даже своим отношением к ее переживаниям. Как приятно было чувствовать, что его любовь не остыла….
- Боюсь, над этим работать, и работать, - рассмеялся он, перекатываясь на нее.

Она умела многое. Ее успехи поражали воображение. Она могла внушать окружающим что угодно, для нее не существовал языковой барьер, силой воображения она могла передвигать и переносить огромные тяжести, могла изменять вес, размеры, плотность и вязкость многих предметов. Она могла посадить Боинг, у которого отказали двигатели, замедлить падение автобуса, сорвавшегося в пропасть, предотвратить извержение вулкана в Японии, рассеять торнадо в Висконсине, прекратить пожар на матрацной фабрике в Корнуолле и на нефтяной платформе у берегов Северной Америки. При чем все это не причинило ей ни малейшего вреда.
Кевин был очень удивлен, поняв, что она без труда блокирует от него свои мысли.
- Как тебе это удается???
- Водопады я люблю, - смущенно улыбнулась она.
- Так просто? – спросил он с недоверием, - Но мы же пробовали…. Забудь. Это мы не с тобой пробовали. С Дотти. Она не могла от меня закрываться.
- Она была твоей любовницей? – удивилась Энн.
- Давно. Еще до того, как ты стала Хилари, и мы с тобой познакомились.
- Не оправдывайся. Так вот откуда ты знал о нашей с ней встрече…. А мои мысли ты читал? Хоть когда-нибудь?
Кевин покачал головой.
- Нет. До того, как ты сама стала связываться со мной, никогда. Я же говорил, я блефовал.
- Невероятно….
Однажды, гуляя с Кевином по лондонскому зоопарку, она, шутки ради, уменьшила слониху до размера пони, а потом вернула ей первоначальный вид. Кевин здорово ругался, беспокоясь за здоровье и психику слонихи, но, к счастью, все обошлось.
Еще одна ее шутка надолго запомнилась всем, кто наблюдал за скачками на ипподроме. Кевин поставил на фаворита, а Энн, злясь на него за то, что он забыл о ее дне рождения, заставила коня и жокея забыть о состязании. Зрительская трибуна ревела от возмущения и рыдала от смеха, когда жокей, остановив коня, слез с него, и они неторопливо побежали рядышком в обратную сторону.
Исправить подпорченную репутацию жокея удалось, внушив газетчикам, что этой своей выходкой жокей «боролся за мир во всем мире».
С исцелениями не ладилось. Она не могла вылечить даже пустяковую царапину.
Некоторые предложения Кевина, вроде «а не можешь ли ты летать?», отметались со смехом. Но зато она могла обогнать Бентли. Незаметно…. Кроссовки – в хлам….
Ее фотографии снова появились в газетах. Рядом с ней на этих снимках неизменно был Кевин. Газетчики пророчили скорое бракосочетание, папарацци надрывались в поисках компромата. Полосы желтых газет пестрели многочисленными фотографиями и статьями о последних годах ее жизни, но там не было ни единого слова правды. Никто толком не знал, откуда у Энн взялась дочь, как произошла авария, унесшая жизнь девочки, и где все это время, собственно, жила Энн.
Это, скорее, забавляло….
Роми больше не беспокоила, даже в снах. Энн научилась отгораживаться от нее еще на ферме. В одну из ночей она почувствовала явное присутствие враждебной силы, постаралась впустить ее и отразить, словно пользуясь зеркалом. Энн могла поклясться, что слышала крик Роми…. Оставалось надеяться, что Роми осталась жива.
Энн не знала, правильно ли она поступила, решившись на связь с Кевином. Она старалась не думать, что он захочет использовать ее дар в своих целях. Она надеялась, что он не сдаст ее ФБР. Волновало другое. Она не могла забыть последнюю встречу с Шоном. Да, она отпустила его. Она сдалась. Но имела ли она право? Разве тот поцелуй на балконе гостиницы в Пуэрто Плато не говорил сам за себя?
Кевин был милым…. Он любил ее. Но она его не любила. Как жаль….

В один из выходных дней Энн гуляла по набережной. День был не слишком удачным для прогулки – с утра прошел дождь, небо было все еще затянуто тучами. Нормальная лондонская погода.
Можно было попробовать это исправить, но Энн старалась не вмешиваться в природные явления без крайней необходимости, боясь, что сделает хуже кому-то другому. Она помнила, что, предотвратив извержение вулкана в Японии, усилила сейсмическую активность в другом регионе. К счастью, это произошло посреди Тихого океана, далеко от мест, где могли находиться люди. Но целые сутки пришлось гасить волны. И с торнадо не очень чисто получилось…. Зато все остались живы.
Снова начал накрапывать дождик. Энн купила газету и вошла в небольшое кафе.
Заказав кофе, Энн углубилась в чтение интереснейшей статьи о собственной персоне, занимавшей две полосы в разделе светской хроники.
Дочитав первую полосу, она решила, что должна непременно пообщаться с репортером и редактором, чтобы предложить первому издать книгу в жанре приключенческой мелодрамы – очень уж стиль понравился, а второму… просто прижать хвост.
За ее столик кто-то подсел. Удивленная бесцеремонностью Энн подняла голову….
Перед ней сидела Роми. Как всегда, она была экстравагантна и прекрасна. Ей очень шел этот белый костюм…. Рядом с ней Энн, одетая в джинсы и свитер, казалась, должно быть, серой мышкой.
- Странно, что я думаю о шмотках, - пробормотала Энн, - Каким ветром тебя сюда занесло, миссис Роми Барромео? Или ты уже сменила фамилию?
- Ты не очень-то вежлива, - сказала Роми, заметно нервничая.
- Свои люди…. – усмехнулась Энн, - Как ты меня нашла? Мне казалось, я сумела от тебя избавиться.
Роми кивнула на газету с фотографией Энн.
- Не трудно было. Пока летела в самолете, прочитала в одной из газеток, где ты любишь бывать…. Я прихожу сюда уже четвертый раз.
Роми нервничала так, что у нее даже руки подрагивали. Энн, напротив, была спокойна. Так странно….
- И зачем ты здесь, Роми? Неужели не понятно – я отдала тебе Шона со всеми потрохами. Или с ним что-то случилось? – нахмурилась Энн.
- Ничего с ним не случилось, - вздохнула Роми, - рановато ты опустила руки, Энн….
Удивление – слишком слабое слово для того, чтобы описать, что испытала Энн, услышав ее следующие слова.
- Ты победила, - выпалила Роми.
- Что???
- Шон всегда был твоим. Даже тогда, когда задумал убить тебя, или разглагольствовал о безумной и искренней любви ко мне. Мы с тобой бились об одну стену. Только для меня она была непробиваемой, а ты просто не знала, где находится дверь.
- Не понимаю, - покачала головой Энн, доставая из сумочки сигареты, - Будешь?
Роми отрицательно покачала головой.
Спокойствие Энн заставляло Роми нервничать все сильнее.
- Если бы ты знала, какие ему сны снятся…. Там только ты. Наутро он ничего не помнит, но я-то знаю…. В общем, я устала. Я приехала сказать, что ты можешь вернуть его, если хочешь.
- Роми, ты свихнулась. Или задумала очередную пакость.
Роми горько усмехнулась.
- Да. Я сошла с ума. В тот момент, когда решила, что мне под силу стать для него единственной.  Если бы ты знала, как мне больно….
- Догадываюсь, - буркнула Энн, - Но мне тебя почему-то не жалко. Не знаешь, почему?
Роми встала, подхватив свою большую тяжелую сумку и, не ответив, пошла к выходу. Энн с удивлением следила за ней, продолжая использовать эффект зеркала, хоть и не чувствовала ее агрессии. Открываться, чтобы прочесть ее истинные мысли казалось опасным.
У выхода Роми остановилась, повернулась к Энн и громко сказала:
- Он не вернулся ко мне после вашей встречи в Пуэрто Плато. Я все еще вижу его сны. Он живет во Флориде. В Мельбурне, если быть точной.
Сказав это, Роми ушла, оставив Энн в полной растерянности. Посетители кафе осторожно ее разглядывали, тихо переговариваясь между собой об этом весьма интересном, на их взгляд, происшествии.
Нельзя было расслабляться. Энн усилила защиту. Хотя зачем, уже не понимала.
«Как же она мучается…. А я-то считала ее безжалостной хищницей. И чего она добилась? Теперь мы все трое… у разбитого корыта. Нет, четверо. Еще Кевин….»
С улицы донесся истошный женский крик, потом другой, еще более ужасный. Посетители кафе, забыв об Энн, бросились к окнам.
- Боже! Она горит! – закричал какой-то мужчина.
- Она подожгла себя!
Энн вскочила и подбежала к окну.
На тротуаре у входа в кафе извивалось объятое пламенем женское тело….

Энн очнулась от резкого запаха нашатыря. Она поморщилась и вяло отмахнулась от руки официантки, подсовывающей ей мокрую салфетку.
- Вы в порядке? – обеспокоено спросила официантка.
Энн кивнула, поднимаясь с пола. В кафе кроме них оставались еще трое посетителей. Один из них снимал Энн на камеру.
Энн посмотрела в окно.
На улице стояла плотная толпа. Дым уже рассеялся.
- Она….
- Не успели…. Она скончалась. Бензином себя облила и подожгла.
С воем подъехала полицейская машина, следом подкатили скорая и машина одного из телевизионных каналов.
«Забудьте обо мне. Меня нет. И не было здесь…. Пленка испорчена. Нет там никаких записей….»
Официантка удивленно посмотрела на салфетку, которую все еще держала в руке, поднесла к носу, закашлялась, бросила ее на пол, потом подняла и унесла в служебное помещение. Любопытные посетители тотчас прилипли к окнам.
Энн вышла из кафе и быстро пошла прочь, стараясь не смотреть в сторону толпы, сгрудившейся вокруг Роми.
«Кевин, она сожгла себя.»
«Роми??? Но как?»
«Думаешь, я ее заставила?» - раздраженно подумала она.
«Нет, я все понял. Я сейчас приеду.»
«Я буду ждать тебя в сквере в паре кварталов отсюда.»
«Хорошо. Держись. Успокойся».
Успокоиться???
«Ничего, все пройдет, - говорил он, пока ехал к ней через весь город, -  Нужно немного времени…. Потерпи немного, все уладится….»
«В последнее время я только и делаю, что начинаю новую жизнь. На самом деле ничего не меняется. Только страны и города. День за днем продолжается прежний кошмар. Я, наверное, проклята».
«Глупости. Это закончится. Все будет хорошо. И Шон вернется к тебе».
«А ты? А как же ты?»
«Не думай об этом. Я прекрасно понимаю, что не смог его заменить.»
«Нет. Он не вернется. Теперь он будет винить меня в ее смерти. Он никогда не поймет. Он не поверит».
«Все образуется. Просто надо ждать».
«Как??? - стонала она, еле сдерживая слезы, - Дотти была права. Мой дар – проклятье для всех, с кем я общаюсь. Мне нужно избавиться от него. Но как это сделать?»

Через неделю Энн уехала на ферму. Кевин не стал уговаривать ее остаться.
- Это были лучшие месяцы моей жизни, - прощаясь, сказал он, - Не вини себя ни в чем. Надеюсь, мы останемся друзьями.
- Ты отпускаешь меня? Так просто?
- Не просто. Но я не хочу когда-нибудь понять, что ты занимаешься любовью не со мной.
- Тебе плохо?
- О, только не жалей меня! Извини, что приходится говорить об этом, но моя первобытная страсть к тебе несколько утратила свой пыл.
Открываться, чтобы узнать, правду ли он говорит, не хотелось.
- Не позволяй жизни менять себя. Это ты должна измениться.
- Спасибо, Кевин.
- Рад помочь. Если что – я всегда готов поговорить с тобой.
Дом был старым ветхим. Ему нужен был ремонт. Энн пригласила архитектора, и они, взвесив все «за» и «против», решили, что проще снести этот дом и выстроить заново.
Разрушить? Нет проблем.
Энн управилась с этим за три ночи. Могла бы и быстрее, но пришлось «перетаскивать» мебель в ангар.
Она немного «помогла» с доставкой всего необходимого для строительства и «убедила» рабочих, что действовать надо не только быстро, но и ответственно.
- Мне нравится работать на вас, мисс, - улыбаясь, заявил подрядчик, - Так все гладко идет…. Никаких проблем, никаких задержек. Вы счастливая, наверное….
- Счастливая, - кивнула Энн, - Подскажите, где в Тусоне можно починить старую мебель?
- Может, новую закажете? По вашим эскизам? Мой брат владеет небольшой мебельной мастерской.
В общем, дел было много. Энн так уставала, что даже с Кевином общалась редко.
Однажды он подкинул ей идею.
«Энн, я недавно общался с племянницей. Она заставила меня ей почитать. Знаешь, что читал?»
- Что?
«Детскую сказку «Смех» помнишь?»
- Да…. И что?
«Помнишь, чем она заканчивается? Если твой дар продолжает доставлять тебе одни лишь неприятности, избавься от него!»
- Тебе надоело общаться со мной телепатически? Телефон мне проведут, конечно, но не скоро…. К тому же дом надо достроить….
«Достроишь обычным способом. Как все нормальные люди. Поверь, в трудностях есть своя прелесть.»
- Думаешь, у меня получится?
«Попробуй. Получится – позвони. Или телеграмму пришли. Только не слишком усердствуй, не навреди себе».
Если раньше Энн стремилась научиться управлять своим даром, то теперь приходилось тщательно следить, чтобы к нему не прибегать. Это оказалось труднее, чем учиться - к хорошему-то быстро привыкаешь….
Каждый вечер, когда уезжали строители, Энн закрывалась в ангаре и пыталась убедить себя, что она становится  нормальной женщиной, и все ее сверхъестественные способности постепенно уходят туда, откуда они пришли. Через пару недель она поняла, что строители разленились, а поставщики перестали выполнять ее заказы, расшибаясь при этом в лепешку, как говорила когда-то ее мать. Надо было проверить, какие плоды дала работа по уничтожению собственного феномена. Но не слишком ли мало времени прошло?
«Кевин! Ты слышишь меня?»
«Привет. Давно не общались. Что нового?»
«У меня ничего не выходит, - сердито сказала она, - Я только что материализовала стакан в своей руке».
«Надеюсь, он с мартини?»
«С водой. Стакана не видно. Но вода имеет его форму, и я его чувствую. Раньше я такого не умела».
«Отлично. Значит, нужно поспорить, что ты лишишься этого дара. Как в «Смехе»».
«Прекрати. Мне не смешно. Кевин, я расстроена. У меня ничего не получается. Строительство замедлилось, мебельщик не может найти нужную ткань, уже пять дней во дворе лежит куча строительного мусора».
«Вот что. Первое – не вешай нос. Второе – преврати воду в спиртное. Можешь проделать это с той водой, которая у тебя в желудке. И расслабься, наконец. Да, не забудь о таблетках от похмелья. Тело не должно страдать от больной головы»
«Не ерничай! Мой дар продолжает развиваться!»
«Прекрасно. Ты сколько времени им не пользовалась?»
«Две недели постоянного контроля».
«Всего две недели нормальной жизни, и ты начала ныть…. Ты привыкнешь контролировать себя постоянно. Так что не будет больше навязчивых видений, если ты сама их не пустишь. Полный контроль над даром – это же здорово!».
«Но я же хочу от него избавиться!»
«Строительство закончи. А потом, на досуге…. В общем, заставь себя расслабиться. Представь, что мы целые сутки занимались любовью. Нет. Не представляй. Завтра я приеду сам.»
«Даже не думай!!! Кевин, прекрати. Я же не железная!»
«Я помню. И люблю тебя.»
«Я тоже тебя люблю, - с благодарностью ответила она и прервала контакт.
Прошло еще два месяца. Дом, наконец, был достроен, мебель расставлена по своим местам, мусор вывезен, кусты сирени рассажены там, где росли раньше….
Энн удалось-таки обуздать свой дар. Она перестала замирать и вздрагивать от неожиданных видений, используя свой дар лишь в редких случаях. Иногда она удивлялась, что не чувствует приближения машины соседки Коры, с которой недавно познакомилась и подружилась. О приезде гостей теперь сообщала Деззи-2.
Кроме уборки и просмотра телевизионных передач, заняться было нечем. Чтобы немного занять себя, Энн стала чаще бывать у соседки, познакомилась с ее друзьями, увлеченными гольфом и бильярдом. Что ж…. надо было привыкать к новой жизни.
Один из знакомых Коры, приходской священник, мечтал построить неподалеку от Тусона сиротский приют. У Энн было много свободного времени, да и средства позволяли….

Последний день лета подходил к концу. Энн сидела на веранде, провожая заходящее солнце. Кот-2 теплым клубочком свернулся ее на коленях, Деззи-2 дремала у ног.
Стояла тишина. Воздух пьянил запахами скошенной травы. Огненный солнечный диск уже коснулся черных вершин далекого леса. Зачарованная красотой вечера Энн медленно обвела взглядом темнеющее небо с серо-багровыми клубками ватных облаков и заметила черную точку, приближающуюся с северо-востока.
«Самолет или вертолет, - лениво подумала она, снова поворачивая лицо к солнцу.
Деззи, заволновавшись, навострила уши и подняла голову.
Энн снова посмотрела на северо-восток.
«Похоже на спортивный самолет. На точно таком же…»
От мысли, что это может быть Шон, она заволновалась так, что даже забыла о Коте, спавшем на коленях, и вскочила с плетеного кресла.
Кот недовольно дернул хвостом и гордо удалился в дом, оставив хозяйку у перил веранды.
«Это не может быть Шон, - пытаясь успокоиться, подумала Энн, машинально поправляя волосы, - этого просто не может быть».
Очень хотелось воспользоваться даром, но она не стала.
Самолет, сделав небольшой круг над домом, стал снижаться.
Энн волновалась все сильнее.
«Если это он…. Мстить за Роми приехал….»
Самолет приземлился на лужайку перед домом. Дверца открылась, и из него выпрыгнул Шон. Взъерошив привычным жестом волосы, он направился к Энн.
Он остановился у самого крыльца.
Они молча рассматривали друг друга, словно увиделись впервые. Энн не могла справиться с волнением, удивляясь, насколько он спокоен.
- Здесь… как-то по-другому…. Давно ремонт сделала? – тихо спросил он.
Энн неопределенно пожала плечами. Она не знала, как себя вести.
Шон поднялся по ступеням и вошел в дом. Энн пошла за ним.
Оглядев комнату, Шон направился к холодильнику.
- Ты стала пить виски? – удивился он, доставая бутылку.
Энн не ответила. Она купила эту бутылку в аэропорту после возвращения с Гаити. Зачем, она только сейчас поняла.
Шон открыл буфет и вынул стаканы.
- Будешь?
- Мартини. Я пью мартини, - машинально ответила она.
- Тогда для кого это? – спросил он, наливая виски в оба стакана.
Энн смутилась.
Шон протянул ей стакан. Энн взяла его, глядя на Шона во все глаза.
Шон залпом выпил виски, поставил стакан на стол и уверенно сказал:
- Это не тот дом.
- Да, - кивнула она, проглотив комок, застрявший в горле, - Это не тот дом. Это … мемориал.
 Шон подошел к окну и отодвинул занавеску.
- Наверное, это ужасно, ждать, когда я соизволю вернуться, - глухо сказал он, глядя на солнечный купол, накрывающий деревья.
Ей понадобилась целая вечность и все ее мужество, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние.
- Но ты вернулся, - пробормотала она, коснувшись его спины.
Он повернулся и с надеждой посмотрел в ее глаза.
- Начнем с начала, Энн?
1997-2008