В последнее время, очень часто в голову мою приходят странные мысли и видения. Видится мне, будто совсем я стара. В таком возрасте, когда на завтра не особо загадываешь, потому что его может и не быть. Вижу, что мои седые волосы, как всегда собраны на голове с помощью заколки. На плечах у меня белая кофта. В руках небольшая бежевая сумка. На улице лето. Солнечный свет согревает яркий зеленый газон, везде так чисто. Прохладный ветерок щекочет щеки. А я совсем стара. Спину стараюсь держать прямо, но плечи немного дрожат. А пальцы рук, почему-то, дрожать с возрастом перестали. Солнце немного слепит меня. Я смотрю на могучие деревья, кажется, это дубы. У них большие зеленые кроны. Сердце мое бьется ровно, я слышу свое дыхание. В душе, словно очень пусто и что-то щемит одновременно. Я стараюсь все также списывать это на изменение давления, как делала это раньше. Мысли в голове путаются. Я знаю, что я снова, как всегда, иду к нему на встречу.
Неожиданно запели птицы, и мне показалось, что был это какой-то особенный знак. Вновь стало тихо. Наконец, я дошла до нужного мне места. Его могильный камень на фоне остальных особо не выделяется. Но для меня он всегда самый из всех отличный. Я кладу рядом с ним ромашки и обнимаю его. Я помню, что вчера приносила веточку сирени. Нахожу её глазами и улыбаюсь. Надгробие стараюсь не читать. Ни имя, ни эпитафию. Имя я произношу сама. Шепотом и по буквам. А потом провожу ладонью по холодному серому отшлифованному камню. Что же, очень гладкая поверхность, блестит. Как глаза его блестели, как кожа его была гладкой, даже когда он совсем состарился. Все равно жил.
Губы мои сухие. Хочется постоянно пить. Я улыбаюсь и начинаю, как всегда, отчитываться за день. Точнее, хочу начать. А потом меня словно что-то прерывает, и я начинаю говорить о том, что он никогда не знал меня настоящую и я ему никогда ничего не рассказывала. Мне почему-то за столько лет захотелось ему рассказать о себе. Но в мыслях я боюсь быть предельно откровенной, ведь он точно меня слышит. Вдруг я его опять обижу, он же такой впечатлительный. Поэтому я стараюсь завуалированно повествовать ему о вещах, которые он и без меня знает, просто, он в них никогда не участвовал. А после, я тихо плачу. Молча, как всегда это делаю. Потому что знаю, что не мне одной сейчас тяжело и не мне одной обидно. Ведь так всегда было, мы так жили. И живем. Слезы я быстро вытираю. А потом говорю все то, что чувствую, все то, что есть. Говорю, что не врала никогда и сейчас это делать не собираюсь. Говорю о многом, о том, что есть, что было, как было. Кто я на самом деле. А в мыслях уже подписываю себе смертный приговор и думаю, что сегодня ночью он приснится и сделает мне выговор. А в душе, словно что-то горячее резко проливается, прямо в центре грудной клетки. Плечи перестают дрожать. Ветер становится очень теплым. И я знаю, что это значит. Это он меня простил снова, за что-то, что я не так сделала или сказала. Это он меня обнял. Значит, бояться нечего. Видимо, он это всегда знал. Мне бы следовало догадаться, раньше об этом сказать, да боялась. Времена были странные. И вроде в пропасть иногда кинуться хотелось, и вроде казалось, что ещё немного, да выше птицы вспорхнешь. И небо тебе станет по самые пятки, и зашагаешь ты смело по этой прозрачной воде к самому Богу в самую свою даль заветную и вернешься только для того, чтобы еще кого-то забрать с собой. День не жаркий, на кладбище как обычно тихо и слишком спокойно. Но нам с ним спокойно, словно тепло. Как по- домашнему.
Я улыбаюсь и смотрю на свои руки. Совсем я стара. Я задаюсь вслух ему вопрос, когда же, наконец, он за мной придет? Но ответа, конечно, нет. И тогда я начинаю тихонечко на него ругаться. И слезы снова на глаза наворачиваются. Потому что вспоминаю, как он всегда в таких ситуациях смеялся, когда я тоже его ругала. А потом обнимал он меня за плечи, и так спокойно становилось, так спокойно. Всё забывалось. Видимо, поэтому сейчас они у меня и дрожат, что рук родных не чувствуют. Даже в кофте неуютно. Делаю глубокий вдох и выдох. Продолжаю рассказывать дальше. А потом напеваю что-то тихонько. Знаю, что могла бы просидеть так весь день. Всю оставшуюся жизнь просто сидеть рядом с его камушком, как когда-то сидела в его объятиях еще молодой…И вот так же думала. Что если бы сказал мне кто, что ничего больше мне не понадобиться, кроме этой вот близости, то сидела бы и сидела.
Стара я совсем. И снова тихонько плачу. Сегодня я почему-то более чем обычно, слезы не жалею. А в мыслях как искра проскакивает: неужто, вот сегодня, последний? И опять улыбаюсь. Солнце светит мне прямо в глаза, и я думаю о том, что следовало надеть шляпку. Потом слева от меня земля становится темной. Чья-то тень. Блуждая в своих мыслях, я и не заметила, как кто-то совсем близко ко мне подошел. Я поворачиваю голову в сторону этого человека и узнаю этого мужчину. Он старее, чем я. Но он меня сильнее. Во всех смыслах сильнее. Он коротко кивает могильному камню, но глаза его полны уважения, а лицо очень серьёзное и строгое. Он помогает мне подняться и называет по имени. И лицо его тут же становится таким добрым и расслабленным, что то, что в душе моей щемило, начинает щемить ещё сильнее. Мы начинаем говорить. Обо всем говорить. Он словно подмечает, что я, как обычно, здесь. А я говорю, что с тех самых пор, каждый день. Он смотрит на меня чуть с грустью и говорит, что пора бы успокоиться, жить надо продолжать, заново. А я говорю, что в нашем с ним возрасте уж ничего заново не начинают, и что мне хорошо. А потом он ещё более печалится. И мне становится жалко его, так жалко, что кажется, я в голос сейчас зарыдаю. Да воспоминаю, а ведь именно с этим человеком я в голос и рыдала однажды. Когда ещё молодой была. Вроде, к осени дело близилось. А я сижу в каком-то кабинете поздно вечером на белом стуле. Надето на мне черно-белое платье, а рядом этот мужчина. Почти уже не молодой, но глаза светятся. И вот берет он мои ладони в свои, а я стараюсь в окно смотреть, да только сил особо нет, не виден ночной пейзаж города. Он мне говорит что-то, а я плачу. Самыми горькими слезами. А он не ругается на меня, как я этого ожидаю, не кричит. Просто обнимает меня крепко и шепчет что-то невнятное. Потом воспоминания прерываются и я, отчего-то, себя опять не сдерживаю, а этот старик словно понимает, и обнимает меня, как тогда, крепко. И только сейчас я понимаю, что он шепчет. Что он ждет меня до сих пор. Но я быстро беру себя в руки, ладонью по его морщинистой щеке провожу да говорю, что он меня знает, как и я его. И что верная, и верность моя лебединая. И никогда по-другому не могло быть и сейчас, даже сейчас не может. А он улыбается мне и говорит, что дождь скоро, что лучше сейчас поспешить, чтобы не промокнуть. Тогда я присаживаюсь снова к Его могиле и целую Его. И что-то вырывается у меня, что обещаю я ему увидеться завтра. А мужчина, что рядом со мной, бледнеет резко и начинает переживать, но виду не показывает. Он берет меня по-дружески под руку, и мы уходим с кладбища.
Рядом птицы низко проносятся, я смотрю на небо и вижу, что потихонечку затягивает его серыми тучами. Дует совсем холодный ветер. А я улыбаюсь, это он мне ответил. Капля дождя падает на мое лицо. Точно, он ответил. И знак это самый добрый. Мы ускоряем шаг. Садимся в машину. Едем не так долго, но молча. Я смотрю на этого человека и вспоминаю, что мы так раньше часто ездили. Только не молчали. Никогда не молчали. Я молодой была, а он зрелый уже. Но мы постоянно шутили о чем-то, а иногда даже и пели. А сегодня молчим. Видимо, он догадался, видимо понял всё. И я мысленно, как всегда делала после, разрешение спрашиваю на особенную ситуацию. Загадываю, что если сейчас заколет что-то в правой ладошке, то быть этому. И точно, секунды не проходит, колит. И тут во мне словно заново сила просыпается какая-то. Мы подъезжаем к дому, где я теперь одна живу. И вспоминается мне снова, как мы с ним всегда так странно прощались. Я верная, а он несвободный был. И я никогда не решалась у него спросить, почему с ним так? Чего же он? А прощались мы всегда молча, коротким кивком. Только я хоть и молодая была, но знала, ждал он меня, до последнего. И вот и сейчас стоим. Он поворачивается в мою сторону, я ремень отстегиваю. Потом на него смотрю. Ладошка резко кольнула. Только он кивнуть хотел, а я его поцеловала. Крепко, в первый и последний раз. И длилось это, возможно долго, а может и коротко. Но он меня так целовал, как будто совсем ничего с нами и не было. Будто молодой он снова, будто просто меня к дому подвез. Только вот я сейчас не уйду, а дальше с ним поеду. Уедем мы далеко, может даже, в другую страну. И будет он меня всегда любить. И сейчас мне за это самое чувство было и стыдно, и обидно, и жалко, и радостно одновременно. Он посмотрел на меня внимательно и заплакал. А я лишь улыбнулась, как женщины любят улыбаться своей самой одобряющей улыбкой и сказала ему, что хорошо было бы, завтра в парк сходить, воздухом подышать. А он оживился, так оживился, что помолодел прямо на глазах. И бодрым голосом сказал, словно забыл все на свете, что пойдем мы и в парк, и мороженое поедим клубничное и даже, может, на матч футбольный нашей любимой команды в выходные сходим. А я все соглашаюсь, да соглашаюсь. Потом я ему говорю, что не прощаемся мы с ним, и жду я его утром, на завтрак. А он улыбается еще шире. Я выхожу из машины, дверь захлопываю аккуратно, машу ему рукой и иду в дом.
А в доме пусто. И снова вспоминается мне, как когда-то Ему в этом доме пусто было, до меня. Сначала полно, а потом пусто. И казалось ему, что достаточно долго тут пусто. И вроде не грешил он сильно, так за что расплачивается? Но в глубине души он знал, что кажется, просто меня ждет, как я Его ждала. Я кладу сумочку и кофту на комод и тихонько поднимаюсь по лестнице, что ведет в спальню. На стенах фотографии. Наши с ним, всей нашей большой семьи, наших детей, внуков, даже правнуков. А я совсем стара. Иногда даже, думалось мне, что старее я, чем он. Да так и было, наверное. И он это знал. Я ложусь на нашу кровать. Поворачиваю голову в сторону окна. Дождь пошел. Помню, вот лежали мы так с ним, или ругались, когда он меня ревновал. Ой, а как ревновал…Я молодой была, не то, что сейчас. Красивой. А он ревновал меня к этому мужчине, что был мне другом. И вот был дождь, как этот, а он стоял напротив меня в нашей небольшой спаленке, голос его был спокойным, но глаза горели. А я стояла, прислонившись к окну, да улыбалась. Никто его таким не знал. Кроме меня никто. И потом мы мирились, просто обнявшись, лежали на этой постели, и что-то говорили друг другу. Я инстинктивно провела рукой по его стороне кровати. Холодно. Начался ливень. Я прикрыла глаза. Всегда, когда был ливень, мы сидели с ним в обнимку, и смотрели на эту грозу. Я делала вид, что боялась молний, а он меня от них охранял своими руками. А мне сейчас так его не хватает. Всегда не хватает, что пытаясь саму себя обнять, становится только хуже. Ударила молния. Вспышка была такой сильной, что даже с закрытыми глазами, всё светло было. Я подумала, что сейчас, по привычке, опять зажмурюсь. Мурашки от страха как побежали по телу. Но тут чувствую, как руки чьи-то обняли мне крепко-крепко. Я открыла глаза, а он рядом лежал и улыбался. И была я молода совсем, а он меня тихо, шепотом, опять ревнует…