***
...Ма-а-амочка!!! - истошно, как ей казалось, кричала Наталья.
На самом деле - тихо стонала с расширенными от ужаса глазами. Когда вышла во двор за водой и чтобы оправиться - наткнулась сперва на бегущую мать с размётанными косами. Та, дико блеснув глазами, проскрежетала не своим голосом: "Спрячься, дурёха!" Сама накинулась на неё коршуном, принялась заталкивать в сарай. Наталья в ужасе сопротивлялась - тот, кого она ждала, придавал ей надежды в победе над страхами. "...Мама ты что, с ума сош...", - только что сумела выдавить из себя девушка, как тут же получила. Вспышкой света осветило глаза, горячий жёсткий блин на мгновение залепил лицо и горько расплющил губы. Удар был настолько силён, а рука матери настолько тяжела, что - девушка едва устояла на ногах. С улицы заулюлюкали немцы-часовые, посвёркивающие разноцветно лучами фонариков. Жалобно заскулил подраненный Полкан, которого с утра задели автоматной очередью сквозь будку, а затем после перевязки спрятали в сарай.
Она смутно воспоминала сейчас, как на крыльцо, шаркая кованными короткими сапогами, выскочил здоровенный рыжеватый немец с галунами на синем воротнике и синих погонах. Мундир был распахнут - под ним виднелась тонкая белая майка с чёрным орлом, покрытая сеточкой. "Ком, майне либер шлехт!" - заверещал он, страшно сверкая белками выпученных глаз. Ещё страшнее он улыбался. Мать было кинулась к ней, замахнувшись оглоблей. Но немец, не будь дурак, мигом оказался между ними.
Он встал как вкопанный, посвёркивая медными и латунными значками в веночках, что были у него на груди и предавали ей погребальный вид.
-Кто есть этот дьевотшек? - спросил он любезно, но глупо улыбаясь. - Я не есть хотель плёхо... я есть отшень корошо! Itsh Kainne munition Vett Knapp, Main Liber Fraw und...
Закончить он не успел - увидел в руках у Дарьи увесистую оглоблю на отлёте. Лицо его мгновенно переменилось, глаза стали блёклыми и пустыми. Улыбка сделалась кривой... Рука самопроизвольно дёрнулась и сползла к кобуре. Но в самый последний момент, встретившись с холодными, жёсткими лучами из глаз этой русской, он ощутил тяжёлую вспышку. Как будто что-то взорвалось во лбу и переместилось в мозг. На мгновение Танненберг потерял дар речи. Лишь продолжал стоять и глупо улыбаться. Его тонкие, красивые губы на крупном плоском лице продолжали твердить по заведённому: "Я не насильник... я вас прекрасно вижу, дорогие фрау и фройлен..."
-Уйди, Христом Богом... уйди, немец! - зашипела по не-человечьи Дарья, потрясая своим оружием. - Не доводи до греха... Не трогай дочку, слышишь? Не то сама здеся лягу, под пулями вашими...
Солдаты на улице, стоящие в сгущающихся тёмно-сиреневых, с синевой сумерках, значительно охладели. Они уже не так смеялись, как прежде.
-Герр обер-ефрейтор, может дать свисток... вызвать...
-Заткнись! Когда начальство пьёт, лучше его не тревожить! Эрнст, малыш, возьми эту бабу на всякий случай на мушку. Это не помешает...
-К исполнению, герр обер-ефрейтор!
Эрнст, высокий и тонкий губастый парень, похожий на Сергея Есенина в глубокой котлообразной каске с рожками, выпростал из-под пятнистой плащ-накидки обе руки. Затем, ощущая заметную дрожь, скинул с плеча винтовку с приткнутым штыком-ножом. Пальцы никак не могли захватить хомутик предохранителя и отщёлкнуть его налево. Наконец, уф-ф-ф...Под смешки своих товарищей на взял лёгкое удобное оружие на изготовку. Но почему-то принялся устанавливать прицельную планку Ланга на 200 метров.
-Ты сосунок и засранец, стрелок Штерн! - взвился обер-ефрейтор, на голове которого прыгнула каска. - Немедленно поставь на предохранитель! Немедленно, я приказываю...
Он сделал лёгкий тычок Эрсту по спине. Тот едва не нажал на спусковой крючок - оба тот час же присели...
-К исполнению, герр обер-ефрейтор! Простите, я думал - вы сделаете замечание...
-Заткнись, безмозглый кретин...
Во дворе дома Коснициных обстановка только что накалилась. Танненберг продолжал полушажками наступать на обоих женщин, отжимая их к дровам возле собачьей будки.
-Беги, дура-а-а...
-Мама-а-а...
В последний момент Наталье показалось, что через плетень метнулось что-то круглое. Она успела подумать, кто это мог быть, задержала мысли на Миньке...
-Вы не должны меня бояться... Я не есть плёхо! Я хотеть знакомств вас унд вас, маин либер! Вот...
Танненберг, не подумав как следует, распахнул кобуру. Двумя пальцами он вытянул за рифлёную рукоять тонкостволый "люгер", который обвис до колена на белой металлической цепочке.
-Убрать палка! Ми будет петь и дружить... о, колоссаль! Девотшек может не бояться!
-Па-а-апа!!! - истошно завопила Наталья. - Спаси-и-и...
-Молчи-и-и...
Дарья оглоблей стукнула её поперёк груди - так, что согнула и заставила встать на колени.
***
...Косницин смотрел и слушал, как разворачивается это действо. У него поджилки тряслись при мысли, что придётся взять топор, который выглядывал из-за полена и старого велосипеда в чулане. Он сидел в полной темноте отдельно от семьи, что спряталась в сарае и которой приказал и носу не казать в хату. Нет, немцам , конечно, надо было прислуживать. Сперва вызвался он сам, но тот, что был старший у кого была длинное и страшное звание вроде жандармского вахмистра, выпихнул его из хаты увесистым тумаком. Следом, правда, выскочил ещё трезвый переводчик: "Господам немцам желательно прислуживать женщинам... вашей супруге, например! Я бы на вашем месте посодействовал порядку... Всё же надо отблагодарить - ничего не пожгли, никого не убили..."
Хотелось хряснуть этому сосунку в челюсть, но Трофим едва сдержался. Лишь кулаки согнулись и разогнулись. И опали, как сырое тесто. Он их перестал чувствовать. "Ладно", - успел лишь буркнуть и зашаркал сапогами по разбитой половице. В сарае он неожиданно грозно накинулся на жену за нестираный подол. Да так, что та поджалась и заметно посерела с лица."...Ты чучело или кто? На огороде стоишь и воробьёв гоняешь?.. Подь сюды..." Он мигом объяснил ей шепотом, что к чему, велел спрятать волосы в застиранный синий платок из ситца и одеть самое вылинявшее, такого же покроя платье и юбку в горошек. Благо, последнее хранилось тут же - его сохранили на лоскуты или для пугала... Когда жена переодевалась, спрятавшись от детей (сидели с разинутыми ртами) за стогом сена, он нервно ходил и косил глазом на её дородные соблазны, что выступали из-по исподнего белья. Да, Дарья ещё была в соку - при пышных грудях, что напоминали "гарбуза" или дыни, при округлых бёдрах, на правом из которых разместилась коричневая бархатная родинка... Но спалось с ней уже неохотно. И одышка брала своё, и его борода, которой он царапал лицо супруги, а та вечно причитала: "Веником не смей... убери веник, ирод козлоногий..."
Сбривать бороду страсть как не хотелось. И он впервые ощутил брезгливость при попытках вступить с ней в близость. И понял - нет с ней жизни, так как нет сладу. Его никогда и не было, пока в сердце томилось чувство к Глашеньке...
-Беги, дура-а-а...
-Мама-а-а...
Рука Трофима скользнула к топору, пальцы захватили гладкую, точно отполированную рукоять. Но перед глазами тот час же возник образ чекиста. Умные, прожигающе, до слёз глаза. "...Вы нам подходите..." Задание надо было исполнять, а на хера он заданию мёртвый? Стало быть, закрыть глаза - ни хрена...