http://proza.ru/2012/12/22/897
...Маленький, пятилистный белый цветок - который был настолько ничтожным, что даже не имел названия - колыхался от нежных прикосновений пальцев ветра...
Таким было первое воспоминание старого монаха. Неизвестно почему, но он не помнил ничего другого из своего детства. Только этот цветок. Он жил тут с трёхлетнего возраста. Знал, что он сирота, что крестьяне нашли его посреди рисового поля и привели в монастырь. Будучи ребёнком, он выполнял всё, что хотел учитель. Его считали совестливым и добрым. А он был полон злости. Глубоко внутри себя ненавидел порядки этого места и его само вплоть до самого мелкого камешка. В маленькой остриженой голове бушевали бури, тогда как снаружи ничто не говорило об этом.
Постепенно он втянулся, необъяснимым образом стал привыкать. К братьям, невкусной пище, изнуряющим упражнениям духа и тела, к подчинению... Ко всему. Гнев его остыл и впал в спячку, как какое-нибудь пресмыкающееся осенью.
Ему даже нравилось. Особенно, когда он медитировал. Оставался один. Никто его не беспокоил. В сущности, истинная причина была именно в этом - что его оставили в покое. Он тонул в созерцании и бесчувствии. Верно, он не жил, но был спокоен. Был самим собой, когда не имел никаких эмоций в сердце, никаких мыслей в голове и ни капли света в душе.
Он весь потемнел. Вопреки тому, что утверждали братья. Против всех норм и ритуалов. В абсолютный разрез с учением. И Путём.
Он не знал, почему остался в монастыре. Годы тому назад, когда надо было выбирать между поприщем учителя боевого искусства в большом городе, военным или монахом - он остановился на последнем. Он не жалел о своём выборе, но так никогда и не смог объяснить себе принятого решения.
Он принял его и всё тут.
Он был монахом.
Точка.
Нет. Точку он всё ещё не мог поставить. Пока не узнает того, что беспокоило его всю жизнь.
Ли Фань продолжал медитировать без видений. Или спать и видеть сон - всегда цветок, пятилистный, белый. А когда бодрствовал, встречал его повсюду. В монастырском саду, на высоких внешних стенах, в горах. Видел его в лощинах, на полянах, у реки. Высовывал он свой белый глазок и из тонких трещин скальных отвесов.
В молодости он спрашивал о его названии. Никто не мог ему этого сказать. Ни старшие братья, ни кто-нибудь из мудрецов или учителей, ни крестьяне из долины, ни знахарка с Оленьей горы. Все лишь пожимали плечами или качали головой. Или и то, и другое.
Однажды, пересекая Верхний поток, на другом берегу он заметил крестьянского ребёнка, полностью погруженного в какое-то занятие. Приблизившись, Ли Фань увидел, что девчушка плела венок из тех самых белых цветков. Он погладил её по головке, украшенной блестящими лепестками:
- Ты знаешь название этого цветка?
Малышка подняла брови в неподдельном удивлении от факта, что этот морщинистый, седобородый, древний, как пещеры напротив, монах спрашивает о такой простой вещи. Потом засмеялась тем прозрачным смехом, который издают люди только в детстве и побежала к деревне.
Ли Фань долго смотрел ей вслед. Только когда своими босыми ногами почувствовал подземные тени, которые уже теряли терпение от того, чтобы не пробить землю и вылезти в верхний мир - отправился в монастырь.
Какая-то смутная мысль с походкой крадущегося леопарда промелькнула в извилинах его мозга. Он уловил след её мягкой лапы, что и он когда-то - в том же возрасте - наверняка знал название цветка. Но впоследствии забыл его напрочь.
Той же ночью он погрузился в глубокую нирвану. Снова был только мрак. Никаких лучей, эфирных видений, мыслей или воспоминаний о чувствах. Тишина.
Ничего.
С той поры много воды утекло. Вишни цвели и плодоносили много раз. Неисчислимые слои снега ложились на горы и замораживали их в своих объятиях.
Как-то благоуханным весенним утром старый монах сел на своё любимое место в саду. Наблюдал, как открываются чашечки белых цветов. Его глаза улавливали каждое движение их шёлковых нитей. До ушей долетал лёгкий шорох, когда каждый новый листок блаженно потягивался, словно после векового сна. Ноздри чуяли тонкий аромат их радости от того, что они живы, что дышат и греются на солнце. Снова.
Ли Фань бодрствовал.
Был в полном сознании. Не медитировал. Не входил в транс или какое-нибудь подобное состояние. Сидел безмолвно. Смотрел на траву, слушал песню иволги, вдыхал воздух.
Он был жив.
Тогда душа его вдруг улыбнулась. Вся осветилась. Озарила его изнутри. Наполнила целиком. Вспыхнула как солнце, озарённое другим солнцем, озарённым другим солнцем, озарённым другим... озарённым...
Монах направил на неё свой взор.
И лишь за мгновение до того, как она отправилась в путь, чтобы стать частицей венка из переплетённых друг с другом ослепительных, пятилистных солнц - он понял.
...После неё у дороги остался блестеть лишь этот - знакомый ему с детства - совершенно белый цветок. Которому не нужно было даже названия...
Перевод с болгарского:
Дмитрий Волжанин