Фото современных радарных установок с сайта produced.in.ua
ХВЕДАР ЖЫЧКА "ДЕНЬ БУДЕТ ЯСНЫМ"
Повесть
Перевод на русский язык, сделанный по украинскому переводу с белорусского языка
ЧАСТЬ 1
МЫС УГОРЬ
13. ДОВЕРИЕ
- Подъём! Боевая тревога! - кричит дневальный Коровкин.
Выскакиваю из-под тёплого одеяла, на босу ногу одеваю ботинки, хватаю свою одежду и пулей мчу к силовой. В отличие от всех военных частей, где я раньше служил, у нас первое, что необходимо сделать по боевой тревоге, — это включить станцию. А станция не может работать без электрического тока. Значит, самое главное — завести двигатель. А затем уже можешь спокойно одеться по форме, проверить оружие, промыть заспанные глаза. Когда я бегу по тревоге в тельняшке и трусах, это не считается нарушением устава.
Снег ещё не выпал, но в ночи хорошо подмёрзло. После кровати холод пробирает, аж зубы стучат.
Открываю двери силовой, кидаю одежду на топчан, включаю электрический фонарик. Левый "самовар" мы подготовили к переборке, даже открутили магнето. Надо запускать правый. Это пришло мне на ум ещё по дороге. С чего начинать? Залить воду. Она — под топчаном в канистре, закутанной старыми ватниками, — чтобы не замёрзла. Вставляю лейку в радиатор, открываю канистру.
- Дай сюда, — появляется Богданов. — Сам залью, а ты заводи. Тревога настоящая.
Чихнул и сразу завёлся двигатель. Краснеют лампочки. Добавляю газ — и в силовой всё светлеет и светлеет. Быстро двигается стрелка вольтметра к красной пометке — 220. Частота — 48. Порядок! Нет, что-то хлыпнуло. Качнулись, поползли назад стрелки приборов. Потемнела лампа. Неужели что-то попало в воздухоочититель? Наклоняюсь, слушаю, нет ли перебоев.
Богданов плещет по плечу, показывает в сторону станции. Не понимаю, что он хочет сказать. Богданов улыбается, крутит указательным пальцем возле уха, — мол, дурень ты, ничего не понимаешь.
- Станцию пустили, - кричит он мне.
Станция забирает много энергии, потому такой перепад. Ничего, сейчас двигатель наберёт силу, войдёт в темп.
Мы ещё не знаем: тревога учебная или настоящая. Во всяком случае не мешало бы наладить и второй двигатель.
Беру с полки открученное вчера магнето, чтобы прикрепить его на место. Богданов молча кивает мне головой. Теперь надо первый поршень подвести в верхнее положение, найти искру первого проводника магнето и приладить хомуток передачи.
Богданов молча кивает головой.
Заливаю горючее в бачок, воду — в радиатор. Обе канистры пустые. В боевой обстановке нельзя оставаться без положенного запаса горючего, масла и воды. Показываю Богданову пустые канистры. Он снова молча кивает головой.
Всё принесено, поставлено на место. Теперь можно попробовать, заводится ли левый двигатель. Крутнул ручку раз, другой. Схватило только в одном, кажется, в третьем цилиндре. Что такое?
Смотрю на проводники, что идут от магнето к свечкам. Да они же перепутаны. А ставил, помню, правильно. Ну, понятно, Богданов проверяет мои знания. Перекидываю проводники, каждый на своё место, подмигиваю Богданову — не проведёшь! — и запускаю двигатель. Богданов слушает, как он работает, махает рукой сверху вниз — "дроб!" — выключай, значит.
Заходит командир, кричит нам:
- Снова круглосуточная. Круглосуточная, говорю! Дней на пять. На пять дней! — показывает пять растопыренных пальцев, думает, что нам ничего не слышно из-за шума двигателей.
А мы привычны к гулу, всё слышим.
- Тогда я пойду спать, — говорит Богданов.
- Нет! — забеспокоился командир, — Подожди здесь. Побудь, говорю! Что-то случиться, он, — кивает на меня, — не сможет.
- Кто не сможет? Лявон? Эх вы, инженер людских душ! — кричит командиру в ухо Богданов и идёт спать.