(из книги «На картах не значится»)
После освоения перехвата воздушных целей нас начали потихоньку натаскивать и на уничтожение целей наземных. Но прежде надо было получить допуск к полётам на малых и предельно малых высотах.
Освоение малых высот шло поэтапно. Вначале мы получали допуск к полётам на минимальной высоте 600 метров. Потом 300. Потом 200. Снижаться ниже двухсот метров нам категорически запрещалось. Кто и когда ввёл этот дурацкий запрет, мы не знали, мы знали только то, что решение на этот счёт было принято давно и что принималось оно не на полковом и даже не на дивизионном уровне.
Бортовой регистратор параметров полёта – так называемый «чёрный ящик» – был на нашем самолёте ещё несовершенным. При полётах на малой высоте он давал большие погрешности, а на высотах менее 200 метров и вовсе выдавал постоянный «ноль». Поэтому по его записям невозможно было определить – летел ли самолёт строго на высоте 200 метров или шёл «по верхушкам деревьев». Разумеется, мы этим активно пользовались. Если в «плановой» у лётчика значилась минимальная высота 200 метров, то полёт обычно выполнялся «с огибанием рельефа местности». В принципе это, конечно, было опасно. Но к тому времени мы уже перестали быть «желторотиками», у нас появился какой-никакой опыт, и самолёт мы уже, как говорится, начинали чувствовать «пятой точкой». Так что риск был минимален. Тут главное было не обнаглеть, не попытаться «пощупать бога за бороду» и строго соизмерять свои желания со своими возможностями. Об одном забавном случае в тему я сейчас расскажу.
Дело было летом 85-го.
У нас шли обыкновенные плановые полёты, когда на нашем аэродроме приземлился самолёт Командующего авиацией Дальневосточного округа. Это не было внеплановой проверкой. Просто Командующий возвращался из Москвы, и самолёт, на котором он летел, сел к нам на дозаправку.
Вместе с Командующим летела группа офицеров штаба, в том числе и инженер армии полковник О. – дотошный, въедливый и вредный человек, которого все не любили и боялись, но и уважали за исключительный профессионализм.
Пока краснозвёздную генеральскую «Тушку» заправляли всем необходимым, Командующий с инженером армии, отобедав тут же на аэродроме в лётной столовой, устроились в классе предполётных указаний, просматривая какие-то бумаги, представленные им командиром полка, и нервируя своим присутствием рядовых лётчиков.
Как я уже сказал, у нас шли плановые полёты. С десяток экипажей было в воздухе, из репродуктора, установленного в классе, то и дело слышались хриплые реплики радиообмена. Ничего не предвещало сюрпризов.
Вдруг из динамика раздалось:
– «Спартак», пятьсот четвёртый, в «первой», высота 200, горит табло «Перегрев двигателя». Разрешите занять 900 с выходом на «точку».
Все, находящиеся в классе, замерли и подняли головы, прислушиваясь. Перегрев двигателя – это было серьёзно. От перегрева двигателя до пожара – один шаг. А пожар – это катапультирование.
– 504-й, выход на «точку» разрешаю. Занимайте эшелон 900 метров, – отозвался РП. – Какая температура двигателя?
– В красном секторе.
– Текущая высота?
– Занял 900.
РП выдержал паузу.
– Всем экипажам: прекратить задание, режим полёта – экономичный... 504-й, обороты двигателя на «малый газ». Следите за скоростью. Приготовьтесь к катапультированию.
Теперь паузу выдержал лётчик. В эфире стояла мёртвая тишина.
– «Спартак», 504-й, температура снизилась до семисот, сигнал «Перегрев» ушёл. Наблюдаются небольшие колебания оборотов двигателя... Разрешите выход к «третьему» для посадки.
– 504-й, выход к «третьему» разрешаю. Следите за температурой и оборотами.
– Понял.
Командир полка перегнулся через стол и нажал кнопку «громкой»:
– Иваныч, на какой он дальности?
– Двадцать два километра, – тут же откликнулся РП, – выходит к «третьему».
– Передай ему, чтобы не газовал. Шасси, закрылки – после «дальнего». Выключение двигателя – после касания.
– Понял, товарищ командир.
– «Пожарку», «санитарку» – в конец полосы.
– Уже.
– Молодец. Давай.
Динамик репродуктора ожил опять:
– 504-й, как матчасть?
– Колебания оборотов продолжаются, – после небольшой паузы ответил лётчик. – Температура в жёлтом секторе.
– Понял вас, 504-й. Обороты не выше 90. Выполняйте заход на посадку, глиссада свободна. Выпуск шасси после «дальнего».
– Понял.
Командующий поднялся из-за стола и кивнул командиру полка:
– Поехали на полосу!..
Втроём, вместе с инженером, они быстро вышли из класса. Мы продолжали напряжённо слушать радиообмен. Пятьсот четвёртым был начальник штаба полка подполковник Мищенко – опытнейший пилот да и, вообще, классный мужик.
Пару минут в эфире стояла тишина. Потом раздался голос Мищенко:
– 504-й, шасси, механизацию выпустил, «дальний», к посадке готов.
– 504-й, посадку разрешаю, ветер слева 60 до пяти метров, – отозвался РП.
– Понял.
– Выключение двигателя – после касания.
– Понял.
Мы дружно повалили из класса – смотреть посадку...
Спустя пятнадцать минут возле здания «высотки» затормозил командирский «уазик». Из него выбрались Командующий, командир полка и Мищенко. Генерал достал «Беломор», закурил и протянул пачку лётчику. Тот отрицательно замотал головой.
– Рассказывай, – выдохнул голубой дымок Командующий.
Мы – бочком, бочком – начали подбираться поближе – послушать.
– Выполнял полёт в зону на предельно малой высоте, – начал докладывать Мищенко; свой защитный шлем он повесил на сгиб локтя и активно жестикулировал свободной рукой. – После выполнения задания, на выходе из зоны – высота двести метров, скорость 600 – попал в стаю птиц...
– Птицы?! – переспросил Командующий.
– Так точно! Целая стая. Штук двадцать. Что-то типа куропаток. Или голубей... Одна попала прямо в фонарь, одна – в левый воздухозаборник. Сразу – хлопок, обороты упали, выскочило табло «Перегрев». Убрал обороты на «малый газ», за счёт избытка скорости набрал 900 метров. Доложил РП... Ну, а дальше...
– Дальше я слышал, – прервал доклад Командующий. – Ну что, подполковник, молодец! Действовал грамотно. Можно сказать, спас самолёт. Так что готовь дырочку под орден!
Мищенко широко улыбнулся.
– Есть готовить дырочку!..
В это время раздался писк тормозов, и рядом остановился «уазик» инженера полка. Из него выскочил полковник О. и, подойдя, протянул Командующему сосновую ветку, измочаленную так, как будто её одновременно грызло десять собак.
– Что это? – поднял брови генерал.
– Ветка, – доложил инженер. – Изъята из двигателя самолёта, на котором летал подполковник Мищенко. Двигатель восстановлению не подлежит.
Командующий заиграл желваками и повернулся к нашему начальнику штаба.
– Так ты говоришь – стая птиц? – медленно и тяжело спросил генерал; лик его был ужасен.
– Так точно! – не моргнув глазом, подтвердил Мищенко. – Стая. Штук двадцать. Только... – он шмыгнул носом. – Только, товарищ Командующий, они... сидели на дереве.
Генерал мигнул, перевёл взгляд с Мищенко на палку в своих руках, потом обратно, а потом... расхохотался.
– Молодец, подполковник! – отсмеявшись, похвалил он. – Не растерялся... Что, на выводе из пикирования высоты «черпанул»?
– Никак нет, – покачал головой Мищенко и честно признался. – После зоны решил выйти на «точку» на предельно малой, «по кустам», ну и... Дерево на пути слишком высокое оказалось.
– Ясно, – хмыкнул генерал. – Ладно. Считай, что тебе сегодня повезло дважды. Первый раз – когда двигатель не встал. А второй – сейчас... Награждать тебя, понятное дело, не за что. Но и наказывать вроде как не с руки – самолёт ты всё-таки действительно спас... Ну что, обойдёшься без ордена?
– Обойдусь, товарищ Командующий, – улыбнулся Мищенко. – Жил до сих пор без ордена и дальше проживу...
– Товарищ Командующий, – подал голос полковник О., – а как же всё-таки быть с двигателем?
– Ты слышал, полковник? – повернулся к нему генерал. – Тебе лётчик русским языком доложил: стая птиц. Значит, стая птиц. Что тут неясного? Двигатель списать.
– Есть! – нехотя козырнул инженер; по нему было видно, что решением Командующего он сильно недоволен.
– На, держи, – вручил генерал покалеченную ветку Мищенко. – Это тебе вместо ордена. На память. Смотри, не выбрасывай, – он кивнул на стоящего рядом инженера, и закончил заговорщицким шёпотом: – а то этот подберёт и тебе в одно место вставит. Будет тебе тогда... другая дырочка...
Вот такие истории порой случались в авиации. В той авиации, где командиры были способны принимать ответственные решения. Где лётчики умели спокойно смотреть опасности в глаза, причём не только в воздухе, но и на земле. Где находчивость и хорошая шутка порой ценились выше куска неодушевлённого железа.
Ах! – воскликнет прямодушный читатель. – Как же так?! Вы же, по сути, – преступники! Гробить дорогостоящую авиационную технику, рисковать своими жизнями, и ради чего?! Ради бравады?! Ради сомнительной хулиганской забавы?!
Нет, мой друг. Не ради забавы. А ради элементарного выживания. Просто мы прекрасно понимали, что преодолеть современные средства ПВО, все эти «Хоки» и «Пэтриоты», возможно только на предельно малых высотах. Прижимаясь к земле. «Ходя по кустам» и «ползая на брюхе». Мы были профессионалами. И мы готовились к войне.
Скорее, преступниками были те чиновники от авиации, которые, зная то же, что знали и мы, тем не менее вводили все эти идиотские, никому не нужные ограничения.
Хотя о чём я говорю! Конечно! Ведь не им бы пришлось в случае чего лезть в пекло!