До северного полюса рукой подать, а солнце жарит так, словно хочет доказать – все разговоры о глобальном потеплении не миф, а суровая реальность заполярного лета. Тундра от этой реальности слегка ошалела. Птицы, что транзитом летели на Новую Землю и присели здесь, на Ханавей Ся, отдохнуть-перекусить, вдруг категорически отказались лететь дальше и стали вить гнезда. Вьют и удивляются сами себе. А лебеди удивляются птичьим мегаполисам, озираются, туда ли они прилетели, на свое ли озеро? Куропатки с недовольным видом тяжело кружат вокруг насиженных гнезд фыркая на вновь прибывших - понаехалитут!
Одна я удивляюсь восторженно, словно мне пять лет и у нас в детсаду – елка с Дедом Морозом и мешком подарков. Все вокруг – волшебство: птицы эти, легкие, фарфорово-точеные, и морошковые белоснежные россыпи, и ветер шальной и гладь озера, где как на игральной карте по два лебедя настоящий и отраженный в воде… А вы знаете, что на каждом озере, независимо от размера оного, только одна пара лебедей? Скандальные птички не терпят соседей, так что – каждой семье – отдельная жилплощадь! Слава Богу, тундра – сплошные озера.
– Я больше не могу! – сердито заявил Вадик, снял со штатива видеокамеру и, обняв ее, как грудного ребенка, уселся на землю.
Когда двухметровый и стокилограммовый Вадик сердится, я обычно пугаюсь, так, на всякий случай. Сердце у него ни к черту, и если что, то помощи от меня, как от козла молока. Вот и теряюсь…
– И Вы отдохните, Мария Алексеевна, – тяжело дыша, добавил парень. – Вот та тучка солнце закроет, будем работать дальше.
Я глянула в яркую синь. Тоже мне, тучка, так, облачко, размером с пять копеек.
–Сюда садитесь, в тенек, – Вадик хлопнул ладонью по пушистой кочке. – Вы маленькая, Вам места хватит.
Ого, какая галантность! И это после того, как я его по тундре три часа гоняла, под палящим солнцем, в брезентовой амуниции, резиновых сапогах… «Вадичек, ласточка, сними вон ту птичку, и этот кустик, и то растеньице….» Святой человек, не иначе, и тень от него что надо, вместительная. Это же такое блаженство – тень, тенечек, прохлада… Только я собралась сказать «спасибо», как в тенечек вошел и с тяжелым вздохом улегся трехгодовалый олень Хорка. От возмущения Вадик тут же забыл, что надо тяжело дышать.
–Ты чего? Чего ты за мной ходишь? Улегся тут… Ты хоть и олень, но понимать должен, она, же женщина, хоть и режиссер. Уйди, дурень!
Хорка покосился на шипящего оператора и зажмурился. Дескать, «можешь и дальше ругаться, я тебя не слышу». Я же, наоборот, «сделала страшные глаза»!
– Вадик, ты что, авку обижать? Пусть лежит, ему видней, где и когда лежать. Я тут вот, рядышком устроюсь.
И улеглась на мягком ягеле, положив голову на спину оленя, как на подушку. Хорка и ухом не повел.
–Рехнусь я с вами… – хмыкнул Вадик.
–На кого злишься?
–На штатив, – честно признался парень. – Он шатается, я шатаюсь… Не тундра, а батут!
Я чуть не рассмеялась. Так вот в чем дело! Вадика укачало. Да-а, по настоящей тундре надо уметь ходить. Тут кочка на кочке, а сверху тридцать сантиметров мхов и лишайников. Наступишь ногой, придавишь эту мягкость, а она норовит выпрямиться и выталкивает непрошеного гостя. Вот и приходится танцевать.
Мне-то что, я же на месте не стою, а вот Вадику со штативом…
–Это из-за мхов, – примирительно объяснила я. – Их тут видов пятьдесят будет.
Вадик выпучил глаза.
–Ой, только не говорите мне, что каждый надо снять!
–Не в этот раз. Сейчас у нас Магды Ирий – месяц гнездования. Очень хорошая тема. Правда? Ну вот. А Хорку ты зря дурнем назвал.
–А чего он за мной ходит?
–А то ты не знаешь? Кто его гардексом поливал?
–Так его комары облепили…
–Вот он и сообразил, что рядом с тобой комары не кусают. Олени знаешь, какие умные?
Хорка понял, что говорят про него, потянулся мордой к Вадику, подставил бархатные рожки, почеши, если хочешь…
И тут, наконец, облачко наползло на солнце. Мгновенно стало не так жарко, и захотелось вдохнуть глубоко-глубоко… Правда сделать удалось всего два вдоха.
Из травы поднялось туманное марево. Ко-ма-ры! Между прочим, чуть ли не вершина эволюции по степени организации жизни. Мы с вами вообще на шестнадцатом месте, из девятнадцати возможных. А они, то ли на первом, то ли на втором, не помню. То есть мы – и так и сяк, а они – ого-го! Ишь, запели! Ж-ж-ж-ж… – это самцы собираются в рой. Милейшие создания: питаются нектаром и вся их забота – исполнить единственный каприз комарихи. Живут, правда, недолго, три-четыре дня. А вот – з-з-з-з… это мамашки летят на призывное ж-ж-ж-ж … Никаких ухаживаний, обязательств и раздумий. Залетела в рой на минуточку и все, продолжение рода обеспечено! И срочно подкормить яйца кровью. То есть, укусить меня! Они еще не долетели, а я уже подскочила. За мной следом Хорка. Вадика с земли поднял крик Валюшки.
–Я «мытник» нашла! Идите скорее, там «мытник» цветет! Ва-дик!
Валюшка, девочка-неночка, (самая молодая наша журналистка, ведущая национальной программы) яркой молнией в красной паничке (между прочим, суконной с меховой опушкой. Спрашиваю: «Не жарко тебе?» Она смеется: «Нет, потому что без подкладки») несётся по тундре легко и уверенно, как по паркету. Волосы развеваются, бусины головной повязки сверкают, как корона шамаханской царицы, на лице выражение неземного счастья. А как же, «мытник» нашла! Есть что рассказать.
Была такая должность, сборщик налогов, то есть – мытник. И так он мытничал, что люди плакали горючими слезами. Однажды все слезы собрались в тучу и утопили злодея. А там где он утоп вырос цветок, его и назвали мытником. Самое удивительное в том, что правильно назвали. Растение это паразит на корневом уровне. Но тогда-то этого знать не могли? Или знали? Удивительно как…
Не добежав метров пять Валентина остановилась, как вкопанная. Уставилась под ноги, прижала ладошки к щекам.
–Ой, а он и тут растет! Вадик, давай его снимем?
–А как же, обязательно снимем.
Вадик быстренько поставил камеру на штатив, прильнул к объективу наводя фокус на желтенькую свечку невзрачного цветочка. Хорка, спасаясь от комаров, подошел к Вадику поближе, наклонился и… съел ботаническое чудо, только розовый язык мелькнул.
–А-а-ах! – выдохнула Валентина.
–Хорка! – жалобно простонал Вадик.
–Вкусно? – рассмеялась я. – Ешь, маленький. А мы те, что Валя нашла снимем, только давайте, чтобы кругами не бегать, сначала гнезда поснимаем? Я пойду их найду, а вы тут сидите.
–Только близко к обрыву не подходите, – заволновались коллеги.
–Ладно, близко не буду…
Я успела сделать всего три шага, как на меня сверху обрушился стрекочущий, режущий уши свист, в спину ударил испуганный Валин крик!
Руководствуясь инстинктом самосохранения я должна была первым делом посмотреть вверх, но с моими инстинктами что-то не так, потому что я развернулась на сто восемьдесят, чтобы спасать Валю, но почему-то врезалась головой во что-то меховое, и тут же что-то острое впилось в темечко. В следующую секунду я оказалась сидящей на траве и наконец глянула вверх.
–А-а-а….
А неба не было. Я вообще ничего, кроме Хоркиного живота не увидела. Олень стоял надо мной скалой и мешал смотреть. Зато я увидела Валю и Вадика. Слава Богу, целые и невредимые, только очень испуганные.
–Мария Алексеевна, у Вас лицо в крови… – испуганно всхлипывала Валя.
–Это крачка Вас атаковала… Видно Вы нашли ее гнездо, – прикрывая Валю штативом, добавил Вадик. – Вы не бойтесь, Хорка Вас в обиду не даст.
–А я и не боюсь, – вытирая ладонью кровь со щеки и озираясь по сторонам, успокоила я ребят. – Вот оно, гнездо! И целых три яйца! Вадик, ставь штатив, сни-ма-ем!
–Ура! Нашли! – восторгалась Валя.
–Да, удачно все получилось, и удивительно.
Ну что, запишем:
25 июня. База «Ханавей Ся» - Соколиный обрыв. 15 часов. Работали, отдыхали. Нашла гнездо крачки-черноголвки, получила по темечку.
Хорка.
Удивительное дело, этот олень знает меня несколько часов, а бросился защищать, собой закрыл. Не иначе, как удочерил?
А крачка-то, молодец! Ишь, за будущих детей в атаку! Многим человеческим мамкам форы даст...
PS. Это ж надо? Оказывается, Хорка не олень, а олениха.Хозяин турбазы сказал. Ну, тогда все понятно... Важенки на Карельском фронте так солдат собой закрывали во время фашистских налетов. Заботится о человеке у оленей в крови.
*** на снимке Валюшка с Хоркой.