Ветер перемен

"Первое, что ты узнаешь в жизни - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь - это что ты все тот же дурак". Рэй Брэдбери. "Вино из одуванчиков".
Смерть не промахивается, ее выстрелы всегда попадают в цель. Но иногда, догоняя последний патрон в казенник, она зачем то специально стреляет мимо, не убивая сразу, а оставляя глубокую кровоточащую рану. Зачем она это делает? Наверное по какой то дикой, только ей одной известной прихоти.
Том Андерсон осознал все это в тот момент, когда понял - шансов на спасение нет. Никакие лекарства не помогут, их, видимо, ещё не изобрели. Шло лето 1983 года, яркие лучи солнца били в окно, на газонах расцветали непокорные одуванчики, птицы гонялись друг за другом в небе, пчелы и шмели, деловито жужжа, перелетали с цветка на цветок. Всюду кипела, расцветала, била ключом жизнь. Всюду - но только не здесь.
Нет, не здесь. Не в этом старом, обшарпанном здании с не то белыми, не то серыми, а местами и почерневшими, как от копоти, стенами. В повидавшей виды больницы царил запах лекарств, затхлости, смерти. Последний доминировал над остальными, хоть и нельзя было прямо сказать, каков он - может, он похож на запах старика в инвалидной коляске, только что справившего нужду прямо себе в штаны. А может, он похож на изысканный аромат духов, которыми благоухает одна из медсестер, идущая в приемный покой, чтобы сообщить несчастным родственникам кого-то из больных печальную весть. Но скорее всего запах смерти - это сочетание всего, что можно почувствовать в стенах этой больницы, жуткий коктейль, от которого кружится голова и в горле встает ком.
Мать Тома лежала здесь уже почти три месяца. Ее болезнь - опухоль мозга - прогрессировала с невероятной скоростью, и оставаться дома было попросту опасно. Женщина могла отключиться в любой момент, прямо на ходу, неудачно упасть, угодить под колеса машины. Но Тому постепенно стало казаться, что ни один из этих сценариев нисколько не превосходит по жестокости тот, что разыгрывается прямо сейчас, на его глазах.
Опухоль размером с куриное яйцо расположилась в центре мозга и убивала ее. Джулия Андерсон, веселая, полная жизни и энергии женщины, превратилась в обтянутый кожей скелет, не подающий практически никаких признаков жизни. Она молчала, а иногда почти не дышала. В такие моменты Том наклонялся к ней и прислушивался. В моменты просветления она приоткрывала глаза и произносила свистящим шепотом:
-Жива я пока. Жива...
Она не лечилась - она лишь проживала здесь свои последние дни. Хотя и жизнью то это тяжело назвать. Она всего лишь существовала, вот и все.
Том иногда часами сидел на краю ее кровати и вслушивался в звуки, доносящиеся из коридора. Звон каких то инструментов. Переругивание медсестер. Шелест бумаг. А вот заскрипели колеса каталки. Кого то куда то повезли.
Ещё он смотрел в окно, на проезжающие машины, на людей, на небо, на птиц. Сегодня было солнечно и тепло, так что народу на улице хватало. Люди вышли из своих каменных убежищ, чтобы понежиться на солнце, подставить лицо теплым лучам или сходить на речку. Тому хотелось сходить искупаться, очень хотелось. Но он не шел.
Странный, наверное, немного иррациональный страх преследовал пятнадцатилетнего парня: пока он будет на речке (или в библиотеке, в парке, на футбольной площадке, да где угодно), его мать умрет. Умрет в тот момент, когда сына рядом не будет. И последним, кого она увидит, станет старая толстая медсестра с моноклем, пришедшая проверить, жива пациентка или уже нет. Том не хотел, чтобы подобное произошло, и поэтому, пренебрегая здравым смыслом и всеми желаниями, разрывающими его изнутри, оставался у постели.
Кажется, наступил момент просветления, которые происходили все реже. Мать открыла глаза, и взгляд ее был вполне осмысленным.
-Погуляй, сынок. Посмотри, какая чудесная погода. Ты же чахнешь здесь. Прошу, погуляй.
Том покачал головой, украдкой вытерев слезы.
-Нет, мне не хочется. Очень жарко сегодня. Не люблю жару. А вода в реке ещё недостаточно прогрелась. Так что лучше посижу здесь.
Мать вздохнула и поморщилась.
-Погуляй с Мэри. Она соскучилась по тебе, наверняка.
Том на секунду зажмурился. Мысли о Мэри чаще других посещали его в эти долгие часы, когда он сидел рядом со своей матерью и слушал ее дыхание. Интересно, что Мэри делает сейчас? Смотрит телевизор, читает какую-нибудь фантастическую книгу, полную масштабных космических баталий, взрывов, геройств, любви. Всего того, чего не хватало в реальной жизни. А может - и к сожалению, это наиболее вероятно - просто сидит, запершись у себя в комнате и слушает злобные крики своего пьяного отца.
Том и Мэри знали друг друга уже восемь лет. Том до сих помнил этот день - это произошло в первый день в школе. Они учились в одном классе, Том сразу обратил на нее внимание. И не только он.
Выходя из здания школы и уже приготовившись прыгнуть на велик, чтобы умчаться домой и рассказать родителям о своих первых успехах, он услышал чьи-то крики. Вернее даже не крики - просто громкие голоса. Они доносились со стороны школьной площадки.
Том поспешил туда и увидел Мэри - она стояла в центре поля, прижимая к груди портфель и испуганно смотрела на мальчишек, окруживших ее. Их было трое. Одного из них Том знал - Ричи Браунинг, хулиган, живший с матерью-алкоголичкой в самом конце улицы, рядом с заброшенной табачной фабрикой. Парням было лет по десять, они были старше и сильнее Тома. Ну и, в конце концов, их было трое! Однако Тома тогда не слишком все это заботило. Он даже и не думал об этом.
-Ну давай.- Ричи держал в руках тонкий прутик, которым водил по платью Мэри.- Чего ты стесняешься? Нам же просто интересно. Покажи.
-Я... Я не хочу. Я не хочу!- в глазах девочки стояли слезы. Ее яркие рыжие волосы блестели в свете клонящегося к закату солнца. Она пятилась, но вскоре уперлась в стену школы.
-Давай, Мэри. А мы покажем свои. Все по честному. Дашь на дашь.
-Нет!- она бросилась в сторону, но один из мальчишек подставил ей подножку, и она упала. Портфель раскрылся и из него посыпались тетрадки.
-Эй!- крикнул Том, выйдя из тени.- Прекратите! Вы чего делаете? Отстаньте от нее!
Ричи взглянул на него и хмыкнул.
-А ты что, защитник ее? Жених и невеста, да?
Они расхохотались.
-Уходи, первоклашка. Тебе же не нужны проблемы?
Будто поддавшись какому то невероятному, сумасшедшему порыву, Том бросился вперед, наклонив голову, напролом. Светловолосый парень, сделавшей Мэри подножку, видимо не ожидал подобной атаки и даже не успел ничего предпринять. Том ударил его головой в живот, как бык, и мальчишка упал. После этого Том набросился с кулаками на Ричи, но получил удар ногой в живот и повалился наземь, тихо охнув.
Он взглянул на застывшую в ужасе девочку.
-Беги! Я их задержу!
Она не двигалась с места.
-Беги же! Беги!
Наконец она сорвалась с места и понеслась вверх по улице.
Том попытался подняться, но получил ещё один удар.
Ричи прыгнул на него, сел ему на грудь и, схватив за шею, начал его душить.
-Ты чего о себе возомнил, первоклашка? Трепку давно не получал? Ну так получишь, прямо сейчас!
Ричи ударил его кулаком в лицо. Перед глазами Тома вспыхнули разом все созвездия, голову взорвала боль, а во рту стало очень солоно. Он почувствовал, что ему нанесли ещё один удар, в этот раз в бок, ногой, услышал чей то смех, а потом вдруг все прекратилось.
-Черт, это мистер Робинсон! Валим!
Топот бегущих ног, затихающий где то вдали. Чья-то рука трогает его за плечо. Ему помогают сесть.
Взгляд Тома прояснился и он наконец смог разглядеть своего спасителя. Это был мистер Робинсон, учитель математики. Он склонился над мальчиком, и его большие круглые очки сползли на самый кончик носа, грозя вот-вот упасть.
-Как ты? Отвести тебя в медпункт?
Том покачал головой, встал, но тут же покачнулся. Учитель помог ему устоять.
-Этим троим хорошая трепка обеспечена, будь уверен. Я сейчас же позвоню их родителям.
Мистер Робинсон поднял с земли портфель и положил в него рассыпавшиеся тетради.
-Это твое? Держи.
-Нет, это портфель Мэри. Я отнесу его ей.
Мистер Робинсон кивнул. Он осмотрел несколько ссадин на лице Тома и вздохнул.
-Эти трое уже давно у меня на примете. Думаю, в следующем полугодии их отчислят. Так что не волнуйся.
Том побрел домой. Он не знал, где живет Мэри, собирался отдать ей портфель завтра, в школе, но вдруг обнаружил девочку в парке, на одной из скамеек возле пруда. Она сидела, глядя куда-то в землю, но Тома заметила, и тут же вскочила.
-Держи.- он отдал ей портфель.- Меня мистер Робинсон спас.
-Спасибо тебе!- воскликнула Мэри и с жаром обняла его, так что Том слегка покачнулся.- Спасибо огромное!
-Не за что. А почему ты не пошла домой?
Она поджала губы.
-Хотела немного прогуляться.
С тех пор они стали лучшими друзьями. Через некоторое время Мэри все же рассказала Тому истинную причину своего нежелания возвращаться домой.
Из воспоминаний его вырвал слабый голос матери.
-Давай, сынок. Молодость - она бывает раз в жизни. А старость - это навсегда.
Том взял ее руку и слегка сжал.
-Я вернусь вечером.
Страх не покидал его - что, если она умрет, пока его не будет? Может, она уже сейчас умирает, пока он идет по коридору больницы, и звук его шагов эхом отдается от каменных стен?
С трудом он заставил себя продолжить путь, не останавливаться. Он прошел мимо поста медсестры, которая бросила на него взгляд, полный жалости, спустился вниз по выщербленным ступеням и вырвался наконец на волю.
Чистый воздух, свободный от запахов лекарств, старости и смерти, опьянял, возвращал силы, что были уже на исходе, заставлял поверить в то, что не все ещё кончено, что есть пока надежда.
Но вскоре первое ощущение какой-то нереальности, дикой радости и счастья, охватившее Тома, стало угасать. Он вновь увидел, что за ярким солнцем, улыбками на лицах людей, пением птиц в кронах деревьев, вольным ветром, напевающим какие-то чудесные песни о невиданных полях и лугах, по которым носился в молодости, скрывается все та же печаль, то же горе. Нет на этой планете счастливых людей.
Том шел мимо домов с распахнутыми окнами, мимо веселящихся в садах детей, мимо блестящих на солнце машин, а мыслями был где то совсем далеко.
Мэри жила, можно сказать, на отшибе. Если бы не школа, он бы, может, и не познакомился с ней никогда. Но зато сейчас он выучил дорогу до ее дома, как таблицу умножения. Хотя нет, гораздо лучше. Таблицу умножения он уже подзабыл, а этот адрес никогда не выветрится из его памяти. Кленовая улица, дом 19. Почему Кленовая - черт знает, ни одного клена нам ней ни росло. Здесь вообще было мало деревьев - расположенные неподалеку заводы не способствовали их росту. Многие деревца, саженцы, не выдерживали здесь и года, они чахли и не хотели расти. Может, когда то здесь и росли клены, но сейчас здесь и трава растет с неохотой.
Дом Мэри был довольно большим и с виду просторным, однако на самом деле это была лишь видимость. У дома имелась пристройка, которая и создавала ощущение какого то внешнего расширения, но на самом деле была лишь пустым нагромождением старых досок и балок. Здесь не было ничего.
Том, по давней привычке, обошел дом вокруг, чтобы убедиться, что мистера Роули нет на заднем дворе. Он нашел лишь пару старых покрышек, лежащих здесь уже года полтора, а также какие то сваленные в кучу бревна. Том заглянул во всем окна первого этажа. Похоже, папы Мэри не было дома.
Том поднялся на крыльцо и постучал. Буквально через секунду, словно она только и ждала этого стука, раздался голос Мэри:
-Том, это ты?
-Да.- тихо, словно их подслушивали, ответил Том.- Я решил немного проветриться и заглянуть к тебе.
Она открыла дверь и отошла в сторону, пропуская его.
Ярко-рыжие волосы Мэри рассыпались по плечам и светились в лучах солнца как и тогда, на школьной площадке. И Том всякий раз не мог оторвать от них взгляда.
Однако кое-что другое привлекло его внимание. Немаленьких размеров синяк,напоминающий какую то странную тень, расположился у нее под глазом.
-Он тебя опять...
-Ерунда.- Мэри натянуто улыбнулась.- Не так уж страшно. Бывало и хуже.
-Я знаю.- Том сел на старый, поеденный молью диван. Под ногами звякали разбросанные бутылки.- И вот это меня и пугает. Бывало и хуже, гораздо хуже. Но когда-нибудь это может зайти слишком далеко. Сказочкой про коварные лестницы уже никого не обманешь. Если ты обратишься в полицию, много времени на сборы доказательств не уйдет, поверь.
Она яростно помотала головой.
-Нет, Том. Я не сделаю этого. Да, я ненавижу его. Но я обещала своей маме позаботиться о нем, и я сдержу обещание. К тому же, в полиции полно его друзей...его собутыльников.
-Вдумайся в свои слова!- воскликнул Том.- Это же полный бред! Он должен заботиться о тебе, а не наоборот. А тут получается даже слишком наоборот - он напивается и бьет тебя. Хватит терпеть.
Мэри не ответила. Она сходила на кухню и принесла лимонад.
-Будешь?
-Да, спасибо.
Минуты две они молча пили лимонад. Наконец Мэри нарушила тишину.
-Как твоя мама?
Том отложил стакан и тяжело вздохнул.
-Сегодня ей стало немного лучше, но это ненадолго, я знаю. Что мне делать? Она умирает...умирает у меня глазах!
Мэри села рядом с ним и обняла его. Том чувствовал своим сердцем, как бьется ее сердце.
В глазах стояли слезы, которые он пытался вытереть как можно незаметней.
-Ты не можешь ничего сделать. Это жизнь. Мы не можем влиять на нее.
-А кто может?- теперь слезы чувствовались и в голосе Тома.- Бог? Дьявол? Кто?
Мэри молчала.
-Это дерьмовый мир.- заявил Том. Его глаза вдруг загорелись злобой.- И мы все тоже дерьмо.
Он вскочил так резко, что чуть не столкнул стакан с лимонадом, и двинулся к выходу. Мэри бросилась следом и схватила его за руку. В ее глазах застыла боль.
-Подожди. Куда же ты?
-Пойду прогуляюсь. Надо проветриться.
И, ни сказав больше ни слова, он ушел. Мэри ещё долго стояла, провожая его взглядом.
Том шел, не разбирая дороги. В глазах стояла пелена слез, сердце билось, как бешеное, начинала болеть голова. Уличное движение, шум, суматоха, давили со всех сторон, как гигантские прессы, выдавливали все чувства, оставляя лишь печаль и желание побыть в одиночестве.
А желание - это вещь опасная. Если чего то очень желаешь, оно может случиться. И что ты тогда будешь делать?
Остаться в одиночестве - это просто. Для этого не нужно запираться в комнате у себя дома, не допуская к себе никого и молчать, молчать. Можно разговаривать, шутить, быть в центре внимания и оставаться при этом одиноким.
Ноги сами привели Тома в парк, к той самой скамейке, где сидела когда то Мэри. Сейчас эта скамейка покосилась, местами покрылась мхом, из нее торчали какие-то ветки, но несмотря на это она редко пустовала. Вот и сейчас на ней сидел какой то старик с седыми, длинными волосами, разбросанными по плечам. Довольно грязное старое пальто мешком висело на нем, как на скелете, а черные когда-то (и серые теперь) брюки были порваны в нескольких местах. Кажется, старик спал.
Том сел рядом, и пожилой мужчина вздрогнул. Он поднял голову, посмотрел на солнце, на белые облака и глубоко вдохнул воздух, приправленный запахом стоячей воды, ароматом сахарной ваты и ярких цветов. Том увидел, что у него яркие голубые глаза. Чрезвычайно яркие.
-Я живой.- сказал старик то ли небу, то ли поющим в кроне деревьев птицам, то ли самому себе. Затем взглянул на Тома и как будто просветил его насквозь рентгеном - по крайней мере, Тому так показалось.
-Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Ральф Айзекс. А вас?
Том ответил не сразу. Он как будто оцепенел и не мог вымолвить ни слова. Что-то привлекло его в голосе старика. Какая то особая мягкость, но вместе с тем уверенность. Его тембр напоминал шум морской волны и шелест листьев на верхушке дерева, колеблющегося под легкими дуновениями ветра. Волна может стать цунами, ветер - ураганом, а если они встретятся, получится настоящий шторм.
-Я... Меня зовут Том. Том Андерсон.- вымолвил наконец парень.
Старик улыбнулся и вновь посмотрел на небо, будто потеряв интерес к новому знакомому.
-Жизнь - это чистый лист, Том. У тебя есть карандаш, фломастер и краски. Нет лишь ластика. Карандаш оставляет на этом листе очень тонкие линии, но их очень много. Фломастер - линии потолще, и их уже меньше. А вот полосок, оставляемых кистью с краской, очень мало, но зато они самые большие, самые яркие, самые...важные, понимаешь?
Том лишь кивнул. Он смотрел на старика, раскрыв рот. Знал, что глупо выглядит, но ничего не мог поделать.
-Лист ведь не бесконечен. Если закрасишь все карандашом - не останется места для фломастеров. Краска, правда, никуда не денется. Ей плевать! Она польется прямо сверху, по всем этим карандашным линиям. Но без фломастеров картинка, что будет в конце концов изображена на этом листе, окажется неполной. Она может даже оказаться уродливой, отталкивающей. Не позволяй карандашам излишне загрязнять холст твоей жизни.
Том облизнул губы. В голове его творилось что-то невообразимое. Почему слова этого старика так взбудоражили его?
-Моя... Моя мать умирает, сэр. От опухоли. Ей осталось максимум пару месяцев, может меньше. И знаете что? Я не могу ничего сделать! Я не могу никак повлиять на это, я не могу спасти ее, не могу защитить ее! Я чувствую зловонное дыхание смерти всюду, везде, даже в этом прекрасном парке! Это какое то наваждение... Что мне делать?
Улыбка сошла с губ старика. Он посмотрел прямо в глаза Тома.
-Но ведь сейчас то ты его не ощущаешь, этого дыхания? Вот в этот самый момент?
Том прислушался к себе, к своим чувствам, навострил все органы чувств и почти через минуту ответил:
-Нет. Сейчас не чувствую.
Ральф Айзекс удовлетворенно улыбнулся. Видимо, услышал то, что и ожидал услышать.
-Так цени такие моменты! Не забывай их, держи в своей памяти, ведь они могут притянуть ещё больше счастливых минут! Это как рыбалка, принцип тот же. Закинул наживку в виде радостных воспоминаний и приятных ощущений, и рыбачь! Лови счастье!
-Вряд ли мне это поможет.- сказал Том, покачав головой, хотя сам не был до конца уверен в своих словах: вдруг старик прав?- Я не могу преодолеть себя. Я боюсь, и все. Мне чертовски страшно. А ещё я очень зол, и от этого страх лишь усиливается, так как я начинаю бояться самого себя. Это уже попахивает сумасшествием, да?
-Отнюдь.- возразил мистер Айзекс.- Страх и злость - это два самых распространенных чувства, которые испытывает современный человек. Но ты также боишься этого страха и этой злости, и это просто отлично! Только умный, здравомыслящий человек может бояться самого себя. Мы ведь зачастую не понимаем собственной силы, собственной значимости, и поступки, которые совершаем в порыве ярости или из чувства страха, пытаемся оправдать лишь тем фактом, что мы не всесильны и не способны предвидеть будущее. На самом деле это не так, молодой человек. Нашу дорогу освещают мощные прожектора. Другое дело, что многие люди едут с закрытыми глазами, сбивая всех на своем пути.
Том помотал головой. Он понимал все, что говорит этот странный старик, но при этом чувствовал, что что-то упускает.
-Вы хотите сказать, что люди всесильны? Что каждый человек - полностью властелин своей судьбы?
-Не всесильны. Уже хотя бы потому, что нас много и все мы зависим друг от друга. И это нормально, если бы каждый был сам по себе, наш род прервался бы, едва начавшись. Я говорю о другом - большинство людей нарочно одевают шоры на глаза, чтобы не видеть всех окружающих, не участвовать в их жизни, в их праздниках и горестях, и это неправильно. Не замыкайся в своем мирке - иначе твои же собственные страхи и злость, которых ты так опасался, настигнут тебя.
Том несколько минут сидел молча, пытаясь осознать услышанное. Затем он взглянул на часы и обнаружил, что уже пятый час. Он встал.
-Мне пора, сэр. Мистер Айзекс, вы здесь часто бываете? Я бы хотел как-нибудь поговорить с вами. Если вы не против.
-Я здесь каждые выходные пару часиков провожу. На этой самой скамейке, так что искать меня не придется. До встречи, Том. Мне очень приятно, что брюзжание старого пердуна вроде меня ещё кому-то интересно.
И он опять закрыл глаза, а затем опустил голову. Словно выключился.
Том пошел домой. Там его ждали остатки утреннего кофе и засохший бутерброд, который он так и не съел - очень спешил к матери, в больнице.
Съев этот скудный завтрак, превратившийся для него в обед (а может и в ужин), Том поднялся к себе в комнату и рухнул на старую скрипучую кровать.
Он хотел немного почитать, но заснул на первой же странице. Ему снилась больница - такая, как она есть, без лишних деталей и несуществующий вещей, которыми часто грешат сновидения. Он поднимался по каменным ступеням, затем шел по длинному коридору, выкрашенному в какой-то нездоровый зеленоватый цвет, а над головой беззвучно мигали лампы. Том остановился около одной из палат. Он прекрасно знал, что его там ждет, но все равно ужасно волновался.
Наконец он распахнул дверь и застыл на пороге. Реальность сильно отличалась от ожиданий. Вместо матери в больничной постели лежала Мэри. Ее глаза были раскрыты и напоминали разбитые окна старого, нежилого дома. Эти глаза смотрели в Никуда, а Никуда отражалось в них.
-Нет!- закричал Том и бросился к ней, она тут же растаяла, как дым. Картинка сменилась. Теперь он стоял посреди парка, рядом с огромным вековым кленом. Отсюда он хорошо видел столь дорогую его сердцу скамейку. Вот только сидела на ней не маленькая Мэри, а его мать. И взгляд ее был такой же - пустой и безразличный. Том медленно, прекрасно осознавая, что все происходящее - сон, и спешить некуда, подошел к матери и сел рядом с ней.
-Прости меня.- прошептал он, взяв ее холодную руку.- Прости, что не уберег тебя.
Он заплакал во сне, и проснулся со слезами на глазах. Взглянув на часы, он обнаружил, что уже девять часов вечера. Черт побери! Как он мог проспать так долго? Что, если она сейчас нуждается в нем, ещё сильнее, чем когда-либо? Что, если она (нет, нет, не говори этого, не думай об этом, не представляй это) сейчас умирает?
Даже не одев куртку, он выбежал на улицу и со всех ног понесся вдоль шоссе в сторону больницы. Один раз он упал, споткнувшись о незаметный в сумерках бордюр, оцарапал колено, но даже не обратил на это внимания. Он думал лишь об одном: только бы успеть, только бы не было слишком поздно.
Джулия Андерсон была жива, но крепко спала. Очень осторожно Том опустился на край кровати и дотронулся до ее бледной, как бумага, руки. Черт, почему она такая холодная? Прямо как во сне. Том сумел нащупать пульс на запястье - сердце билось медленно, будто бы нехотя.
-Живи.- прошептал Том, прижав губы к этой холодной руке.- Пожалуйста, живи.
Вскоре он заснул, сидя. Разбудила его медсестра, пришедшая на обход.
-Иди домой, Том. Ты устал.- она поправила очки, хоть они и сидели ровно, как человек, говорящий о чем то чрезвычайно важном и серьезном. Ее пухлые розовые щеки казались безобразно, неприлично живыми по сравнению с бледным призраком, в который превратилась мать Тома.
-Нет. Я ещё посижу. Я ни капельки ни устал.- запротестовал Том, хотя понимал, что это бесполезно. Не пройдет и пяти минут, как он опять заснет. И в состоянии сна он вполне может пропустить тот момент. Последний момент.
-Ладно.- медсестра положила стакан с чистой водой на тумбочку, а рядом - пару таблеток.- Предлагаю тебе вот что: возле поста есть диван, довольно большой. Думаю, ты там поместишься. Можешь спать там.
Том кивнул, поцеловал в щеку мать и вышел из палаты.
Лежа на полосатом диване, покосившемся и изъеденным молью, он размышлял: как это - умереть во сне? На что это похоже? С одной стороны это дико страшно. Ты погружаешься в сон, а очнуться тебе уже не дано. Перед сном ты, возможно, строишь планы на завтрашний день, а может на недели и месяцы вперед, а твоя жизнь обрывается в эту самую ночь, и все эти надежды, планы и мечты рассыпаются в прах.
Но у смерти во сне, наверное, есть и плюсы. Ты не чувствуешь боли, ты не боишься, ты не злишься на несправедливость жизни (эй, а как же моя вилла? у меня ещё нет виллы, мне рано умирать!), ты просто тихо и безмолвно уходишь. Куда? Это уже другой вопрос.
Существует ли грань между сном и смертью? Ты почувствуешь что-то или же одно плавно перетечет в другое, как ручеек вливается в реку?
"И все таки это нечестно.- подумал Том.- Это просто несправедливо".
Он заснул, а утром его разбудило тихое переругивание стариков, которым медсестры измеряли давление.
Он зашел в палату. Его мать была жива.
В этот раз пронесло.
Дни пролетали, как птицы за окном, такие же быстрые и похожие друг на друга. Каждый день - ворон с иссиня-черным крылом, а каждый последующий день - ещё чернее. По крайней мере, Тому так казалось.
С Мэри он в последнее время виделся редко. Почему то, общаясь с ней, он испытывал то же угнетающее чувство тревоги, что ощущал, сидя долгими часами на краю постели своей матери. Он не мог объяснить причину, просто испытывал это странное беспокойство все время, каждую секунду. Он смотрел на яркие, блестящие на солнце волосы Мэри, в ее сияющие глаза, а сам витал где то в облаках.
-Как думаешь, сколько она ещё протянет?- спросил Том.
Они сидели в одном из новых кафе, которых в южной, "богатой" части города понастроили выше крыши. Блюз лился из стареньких радиоприемников, молоденькая официантка бегала между столиками, разнося еду и напитки, а за окном опять светило солнце. Солнце - вечный двигатель с вечными батарейками, так думал Том в детстве. Он любил солнце и считал его истинным богом. Вот оно - такое большое, такое яркое, а главное - теплое. Свет ещё не может служить каким то доказательством, а вот тепло - это другое дело. То, чего нет, не может излучать тепло. То, чего нет, не может согреть воду в реке и заставить таять вековые ледники. То, чего нет, может излучать лишь тьму и холод. Солнце - яркий, теплый и вечный бог, так Тому казалось. Но потом из разных научных книг он узнал, как сильно ошибается. Солнце теплое? Да. Яркое и огромное да? О да. Вечное? Ни в коем разе. Когда-нибудь оно умрет, сгорит, как спичка, и тогда то самое Ничто, То, Чего Нет, станет вечным, воистину вечным, спутником для тех, кого уже нет.
Кажется, мы отвлеклись.
-Я не знаю, Том.- Мэри осторожно пила обжигающий кофе.- Я же не врач. Но... Ты не должен пытаться всеми силами удержать ее на этом свете. Это несправедливо, понимаешь? Всем нам придется уйти. Если час пришел - стрелки назад уже не переведешь.
-Я знаю.- Том тяжело вздохнул.- Но я все равно боюсь. Знаю, что это произойдет, и все равно дико боюсь.
Мэри взяла его руку и слегка сжала.
-Кто не боится - тот не живет. Это нормально, Том.
Том покачал головой. Он изо всех сил боролся со слезами, которые уже щипали глаза.
-Нет! В том то и дело, что я не нахожу в этом ничего нормального. Почему все в жизни устроено так странно, так тупо, так нелогично? Почему люди должны умирать? Почему другие должны испытывать от этого боль? Почему хорошие страдают, а плохие наслаждаются жизнью?
Мэри вздохнула. Том видел, что ей не по душе весь этот разговор, у нее наверняка полно своих проблем. Но ему почему то стало наплевать на это, совершенно наплевать. Он ненавидел себя за это, знал, что это гадко и мерзко, но ничего не мог поделать, да и не пытался.
-Том, ты задаешь вопросы, которые волнуют умы людей уже сотни лет. Если никто до сих пор не нашел на них ответа, с чего ты решил, что будешь первым? Мы с тобой всего лишь муравьи в огромном муравейнике. Каждый из нас по одиночке бесполезен, но вместе мы - сила, пишущая историю, создающая новый мир. Не надо оглядываться назад, и жить настоящим тоже не всегда полезно, если оно вызывает лишь боль. Попробуй думать о будущем, и тебе полегчает. Мне... Мне это помогает.
-Будущем? В будущем лишь тьма.- пессимистично заявил Том, глядя на Мэри из под сдвинутых бровей.- И нет ни единого луча света.
Остаток дня он провел в больнице. Он не только сидел в палате своей матери - от этой тишины можно было сойти с ума - но и бродил по больничным коридорам. Ему нравилось наблюдать за людьми. Раньше, до того, как врачи поставили матери страшный диагноз, до того, как весь мир Тома рухнул в бездну, как поезд, слетевший с рельсов, он любил фантазировать и, глядя на людей, придумывать каждому из них свою историю. Это довольно интересное занятие - ты чувствуешь себя немножко богом, немного провидцем, хоть и прекрасно понимаешь - все твои фантазии так и останутся фантазиями.
Иногда Том часами торчал в парке, или на Главной улице неподалеку от кинотеатра, где всегда было людно, и взглядом вылавливал из толпы новую "жертву". Сам процесс поиска тоже был чрезвычайно интересным занятием. Тому подходили лишь люди с более-менее незаурядной внешностью, те, кто выделялся из серой массы. Либо с запоминающимся лицом, не обязательно красивым, а таким, которое не позабудешь через пару минут, либо в какой-то необычной одежде. Вот, например, из оружейного магазина мистера Сандерса выходит мужчина в сером костюме, черных очках и с каким то серебристым чемоданчиком в руках. Это не тот чемодан, в который вы пакуете свои штаны, носки и рубашки так, что аж рукава торчат. Этот чемодан не обклеян наклейками, не перевязан веревками и не обмотан скотчем во избежании случайного раскрытия в самый неподходящий момент. Нет, этот чемодан предназначен для других целей. Каких именно? Вот об этом то как раз можно пофантазировать.
Итак, человек одет в деловой костюм. Значит, этот мужчина частенько встречается с важными людьми, возможно, ведет какие то не менее важные переговоры. Официальная обстановка вынуждает его одеваться строго. А чемодан? Что он может носить в нем? Чистый галстук на случай, если посадит пятно на этот во время какого-нибудь званого обеда? Не исключено, конечно, но это слишком скучно. Надо выдумать что-то такое, из чего можно развить новую фантазию, интересную и увлекательную. Ты бог в своем воображении, и никто не может диктовать тебе свои условия или говорить, что ты можешь себе представлять, а что нет. Итак, в этом серебристом чемоданчике хранится оружие, но не какое-нибудь, а сверхсовершенное и фантастическое! Там не просто какой-нибудь пистолет, там устройства, позволяющие одним выстрелом выжигать целые кварталы, способные повернуть время вспять и заставить человека беспрекословно подчиняться твоей воле. Там есть пушка, стреляющая голубыми сгустками энергии, которые способны превратить в пыль даже танк! Да-да, там есть такая пушка. Ведь этот человек - это спецагент, который прибыл из будущего, чтобы предотвратить какое-то ужасное событие, и он должен быть вооружен.
Тут человек с чемоданом останавливается, ставит чемодан на скамейку и раскрывает. Тому плохо видно, но кое-что он все же замечает. Что же там лежит? Да, все правильно. Там действительно галстук.
Иллюзия разрушена, но это не повод расстраиваться. В мире много интересных людей, фантазии хватит на всех!
Так Том думал раньше. Но сейчас, глядя на бесцельно шатающихся по коридорам больных, на стариков, держащихся за стену, чтобы не упасть, и на ходу ворчащих о каких то давно минувших делах, болтающих на извечную тему "а вот раньше то было намного лучше, не то, что сейчас", на молодых мужчин и женщин, сидящих в приемном покое в разных углах и молчащих, как рыбы, на врачей, с важным видом переносящих из кабинета в кабинет папки с историями болезней, Том вдруг осознал: фантазии все же не хватит. Она кончилась, исчерпала себя, и ничто ее не вернет. А виновато в этом простое разочарование - люди не так интересны, как хочется о них думать. Они в большинстве своем скучны и однообразны, от них не приходится ожидать ничего оригинального и свежего. Всего лишь стадо овец.
Вот мужчина лет тридцати пяти подходит к медсестре со странной смущенной улыбкой. Медсестра в это время читает какую-то книгу в мягкой обложке, и на лице у нее написано такое отсутствие каких либо мыслей, что становится просто страшно.
Мужчина кашлянул, чтобы медсестра обратила на него внимание, и спросил:
-Как называется та болезнь, когда у тебя вечная стоячка? Вообще не опускается. Как это называется?
Женщина ответила с таким видом, будто в жизни не слышала более странного вопроса.
-Вы, наверное, имеете дело с приапизмом.
Мужик, широко улыбнувшись, повернулся куда то в сторону раскрытой двери палаты.
-Слышали? Все слышали? У меня этот...вот то, что она сказала! Все слышали? Я же говорил!
"Успокойся, чертов придурок.- злобно подумал Том. Он стоял, сложив руки, у окна.- У тебя, наверное, член скоро отсохнет, а ты радуешься".
Все, что с тобой происходит, заставляет тебя по другому смотреть не только на окружающий тебя сейчас мир, на людей, но и на дела минувших дней. Это как сфотографировать один и тот же объект под разными углами, с разных сторон. Вроде одно и тоже - но на фотографиях имеются различия, а значит, все таки это разные вещи!
Однако взрослым ты становишься лишь тогда, когда взглянув на фотографии своей собственной жизни с разных сторон, ты понимаешь: картинок много, и все они разные, но жизнь то твоя одна, и сколько ее ни разглядывай, ни думай над ней, она не изменится. Того, что ушло, не вернешь, а будущее может стать слишком непредсказуемым, если попытаешься изменить его, слишком странным и непонятным. Не пытайся ничего менять, а то ненароком выделишься из серой массы!
Том шел по парку, опустив голову, не обращая внимания на лучи солнца, на искрящиеся блики озера, на улыбающихся людей. Почему они улыбаются? Неужели у них в жизни все настолько хорошо, что они могут вот так идти по улице и безо всякого зазрения совести улыбаться? Неужто и правда бывают такие люди? Том хотел бы оказаться на месте одного из них, хоть на минуту. Хотел испытать это чувство бесконечного счастья, которое, должно быть, ощущают они. Они просто обязаны его ощущать, иначе с чего бы им так улыбаться?
Том шел медленно, будто нехотя, но причину этому была простой: он пытался очистить свой ум, сделать его мягким и податливым, как глина - лепи, что хочешь. Пытался забыть свою злость и печаль, но как же это было тяжело!
Наконец он увидел. На самой дальней скамейке на окраине парка сидел старик с длинными седыми волосами. В этот раз он кормил голубей хлебными крошками. Птицы толпились у его ног, сталкивались, дрались, клевали друг друга, хлопали крыльями.
Том присел рядом. С минуту оба, старик и мальчик, молчали. Лишь голуби ворчали, борясь за каждую крошку, да где то вдалеке лаяла собака. В остальном здесь царила какая то сверхъестественная тишина.
Ральф Айзекс первым нарушил ее.
-Когда я был мальчишкой, я частенько кормил голубей. И не только их - я подкармливал бездомных кошек и собак, а однажды даже нашел еле живую черепаху, валяющуюся рядом с мусорным баком. Меня удивляет человеческая жестокость, Том. Как то раз я увидел человека, который, как и я, кормил голубей. Он бросал мелкие крошки, а у его ног крутились голуби. Три или четыре... Кажется, три. Я сидел на скамейке неподалеку и читал газету. Краем глаза я заметил, как он достал что то из кармана. Надо сказать, что это был уже взрослый человек, лет двадцати-двадцати пяти. Он достал петарду, переломил ее пополам и начал сыпать порохом вниз, на голубей. Я быстро понял, что он задумал, но не успел помешать. Когда я вскочил со скамейки, этот парень уже бросил зажженную спичку. Два голубя успели улететь, а вот третий... Знаешь, я до сих пор помню это в самых мельчайших подробностях. И часто вижу это во снах, особенно в кошмарах. Голубь вспыхнул, как факел и отчаянно закричал - да-да, именно закричал, почти как человек, клянусь тебе. Он взмахнул крыльями и даже на пару секунд поднялся в воздух, но потом рухнул обратно. Он носился по земле, махая горящими крыльями, с которых вместо перьев слетал черный пепел. А перьев вскоре не осталось, они сгорели быстро. После этого голубь наконец рухнул набок и вскоре потух. От него остались лишь почерневшие кости да несколько перышков.
Тома передернуло. Старик заметил это.
-Я рад, что тебя если не ужаснула эта история, то хотя бы вызвала отвращение. Это дарит мне надежду, что ты никогда не сделаешь ничего подобного. Так вот, к чему я все это рассказываю: жестокость - одна из главных и самых характерных черт человеческого существа. Какое ещё животное будет убивать, мучить, пытать ради удовольствия? Мы жестоки. Я не знаю, заложено это в генах человека или нет, но жестокость всегда отличала нас от других животных. А раз мы такие жестокие, то чего же мы достойны? Красивой жизни, райского сада, белокрылых ангелочков, стоящих на страже нашего спокойствия, доброго улыбающегося Бога, умеющего дарить лишь любовь и ласку? Нет, Том. Жизнь поступает с нами точно также - она кормит нас, кидает нам крошки, которым мы дико радуемся, за которые деремся - совсем как эти голуби. А потом она сыплет нам на головы порох и поджигает. Все ли достойны этого? Нет, конечно. Более того, можно с уверенностью сказать, что большинство из нас все таки достойно снисхождения и никак не заслужило подобной участи. Но разве те голуби чем то провинились перед этим человеком? Им просто не повезло - они оказались не в том месте, не в то время. А что можно сказать о нас? Мы что, тоже где то не там? Как ты думаешь, Том?
Мальчик закусил губу. Он смотрел на топчущихся у скамейки голубей, а в голове его царил какой то дикий беспорядок. У него были мысли, много разных мыслей, но каждая казалась лучше или хуже предыдущей, и он никак не мог выбрать нужную.
-Я думаю, человечество - это жертва и палач в одном лице. Виновный и невинный. Добро и зло. Ведь если исключить существование судьбы, то получается, что каждый сам является хозяином своей жизни. Вот только его жизнь не может быть отделена от всех остальных.
-Вот именно!- старик похлопал руками, сбросив последние крошки, и улыбнулся. - Все дело в, если можно так выразиться, перекрестных связях. Невозможно отделиться от всеобщего муравейника и жить в каком то своем уединенном мирке. Если же тебе это удалось - то это значит, что ты лишь неплохой иллюзионист, а ещё обманщик. Ты создал иллюзию, а затем обманул самого себя, поверив ей. Мы все зависим от общества. Каждый - кирпич в огромной стене. Но это необычная стена. Сколько кирпичи не вынимай - стена не разрушится. Она вечна. Зато эта стена может раздавить тебя в любой момент, не оставив даже мокрого места. И твоя задача в жизни, Том - сопротивление. Сопротивляйся ее давлению во что бы то ни стало, но при этом не бей в нее кулаком, как бы тебе этого ни хотелось. А то кирпичи посыпятся и завалят тебя.
Старик замолчал. Через минуту он поднялся и Том услышал, как хрустнули его кости.
-Надо сходить в аптеку, пока не закрылась. Старику нужно много лекарств, очень много. Но главное я уже получил.
-Какое же, сэр?- поинтересовался Том.
-Собеседника. Я люблю думать и люблю разговаривать, мальчик. Первое мне удается без труда, а вот второе... Разговаривать с самим собой я пока не хочу, честно говоря. А когда есть, с кем поделиться своими мыслями, пусть иногда и глупыми, и на душе становится спокойней, и на сердце легче.
-Ваши мысли очень умные!- горячо возразил Том.
Старик рассмеялся. Он уже на пару шагов отошел от скамейки. Голуби давно улетели.
-Открою тебе секрет, Том. Старики далеко не всегда умны. Седые волосы и глубокие морщины издавна являются символов мудрости, и на мой взгляд, совершенно безосновательно. Иной старик бывает глупее ребенка, поверь мне. До встречи, Том.
И он побрел прочь, оставив Тома в смятении.
Остаток дня Том провел в больнице. Под вечер солнце скрыли грозные на вид тучи, и вскоре грянул настоящий ливень. Не было ни грома, ни молний - просто дождь, долгий и монотонный, как сама печаль. Стекло быстро покрылось прозрачными водяными дорожками, капли сначала медленно стекали вниз, а потом дождь стал настолько сильным, что различить отдельные капли в этой сплошной водяной стене не представлялось возможным.
Том был рад дождю. Яркое солнце, такое бодрое и улыбающееся, сильно раздражало его, так как являлось прямой противоположностью тому, что творилось в душе Тома. А там сверкали молнии и гремел гром, и ветер был не ветром, а дыханием огромного зверя, дыханием, которое сметало все на своем пути, оставляя после себя лишь бесплодную пустыню.
Том смотрел на дождь с легкой улыбкой и представлял, как выглядит со стороны - сидит на краю постели смертельно больной матери, глядит на дождь и улыбается. Наверное, похоже на сумасшествие.
В детстве Том любил пускать бумажные кораблики. Его отец, (умерший девять лет назад) умел делать хорошие кораблики - стойкие, надежные, которые не промокали насквозь и не переворачивались на первом же порожке. Весной и осенью стоки заполнялись водой, иногда вода выливалась прямо на тротуар, образуя лужи. Том любил пускать кораблик в плаванье по переполненным сточным канавам, а потом бежать за ним следом. Нельзя было предугадать, как далеко заплывет кораблик, когда он намокнет окончательно и потонет. И это незнание было самой интересной частью игры - Том и его друзья устраивали соревнования, спорили, чей кораблик проплывет дальше. И Том частенько выигрывал эти споры и приносил домой несколько центов. Мама потом запретила ему спорить на деньги. Сказала, что с таких мелочей люди начинают играть в азартные игры. Том тогда пообещал прекратить, но не сдержал обещания. Конечно, ничего страшного не произошло, его никогда не привлекали никакие казино и лотереи. Однако сейчас, спустя столько лет, Тому вдруг стало очень стыдно. Не только за этот случай с корабликами, а вообще за все, за каждое резкое слово, за каждую, даже самую мелкую ложь, за пренебрежение мамиными просьбами и запретами, за то, что принимал ее любовь и заботу как должное. Конечно, родитель должен любить своего ребенка, а ребенок должен отвечать тем же, и не словами, а поступками. Да, это прописано в Библии, однако по мнению Тома (нынешнего, повзрослевшего Тома) это не заповедь, а простая истина, которая должна быть понятна любому человеку независимо от его вероисповедания или атеизма. Том не понимал этого раньше, но понял сейчас. Сейчас, когда уже слишком поздно.
И вновь захотелось задуматься о несправедливости мира. Почему человек понимает, что стоять на краю пропасти опасно, лишь когда спотыкается и падает вниз? Почему ценит, лишь потеряв? Ведь получается, что каждый из нас, сколько бы книг он ни прочитал и со скольки умными людьми ни пообщался, все равно дурак. Все равно истина, лежащая на поверхности, остается загадкой для самого светлого ума до тех самых пор, пока он не совершит какую то непростительную ошибку. Можно знать наизусть Британскую энциклопедию и не понимать самого очевидного. В мире много очевидных вещей, которые чрезвычайно тяжело понять. Что имеем не храним, потерявши плачем - одна из них.
И Том в очередной раз заплакал. По его почему то горячим, как огонь, щекам текли слезы, в то время, как окна покрывались все новыми и новыми струями дождя.
Дождь продолжался всю ночь. Том лежал на уже привычном месте на диване, неподалеку от сестринского поста, и слышал его шепот. Этот шепот рассказывал какие то грустные истории, от которых в горле вставал комок, а по телу бежали мурашки. Том лежал, с головой накрывшись тонким одеялом и обливаясь потом. Несмотря на дождь, было ужасно душно. Жара никуда не ушла, а будто бы даже усилилась. Том прислушивался. Он весь обратился в слух.
Он пытался услышать шаги самой смерти. Пытался учуять ее зловоние. Наверное, она пахнет землей. У нее запах свежывыротой могилы, а звук шагов похож на стук комьев земли по крышке гроба.
Том зажмурился так сильно, что глаза заболели. Ему было страшно, очень страшно. Волосы на затылке встали дыбом, руки покрылись гусиной кожей. Дыхание громко и прерывисто вырывалось изо рта.
Дождь на улице продолжал рассказывать свои грустные сказки, и под этот шепот Том наконец уснул. Шагов смерти он в эту ночь не услышал.
Утром он решил позвонить Мэри. Трубку взяли лишь с шестого гудка.
-Привет, Мэри. Это...
-Я прекрасно знаю, кто ты!- прокричал Тому в ухо злобный пьяный голос отца Мэри. Мальчик почти учуял запах перегара, невидимой аурой окутывающей его, заставляющей отступить на шаг и незаметно прикрыть нос.- Я запрещаю тебе общаться с моей дочерью! В нашей семье ещё чтят старые традиции, традиции, основанные на таких понятиях, как честь и непорочность! Не для того я воспитываю и учу ее, чтобы она раздвигала ноги перед каждым встречным! Тем более перед сопляком вроде тебя!
Гудки. Том несколько секунд стоял, ошарашенно моргая, будто ему в глаза ударили мощным лучом света, а затем со злостью бросил трубку на рычаг, так что весь телефон негодующе зазвенел.
Том ударил кулаком в стену. Он был в ярости. Какого черта? Почему Мэри терпит все это? Ради чего?
Ее мать погибла в автокатастрофе шесть лет назад по вине этого ублюдка. Хорошенько наклюкавшись, он сел за руль и в результате угробил собственную жену. Его не посадили из-за дочери, хотя родители Мэри уговаривали суд лишить его родительских прав, и лишили только прав водительских. С тех пор Мэри живет с отцом.
После смерти жены он стал пить ещё больше, иногда бил свою дочь и кричал какие то нелепости насчет чистоты и непорочности. Глупости, которые вбила ему в голову его бабка, которая воспитывала его с ранних лет. Мэри часто говорила Тому, что нисколько не сердится на своего отца, что он лишь жертва тирании своей бабки, но Том считал иначе.
Ему казалось что любое учение, каким бы правильным и логичным оно ни казалось, все равно в высшей степени условно. Особенно это касается такого понятия, как мораль и моральные устои. У каждого есть свои глаза, свои уши и свой рот, один человек не должен заставлять другого смотреть на мир другими глазами, или закрывать уши, чтобы не слышать того, что говорят окружающие. Это не значит, что можно выйти на улицу и убить человека - здесь мораль уже превращается в закон, а вот закон - вещь нерушимая, хоть и изменяющаяся. А что такое моральные устои? Огромный список неписаных правил, которым почему то должны все подчиняться. А почему эти правила не сделать чем то официальным и обязательным для выполнения, как законы? Тогда несколько прочитанных вами выше (а вот теперь и ниже) строк можно будет смело зачеркнуть, а их автора объявить безумцем. Но ведь мораль нематериальна пока что, она как воздух - ты знаешь, что она есть, не видишь ее, но вдыхаешь постоянно, всю жизнь. Ещё ее можно представить в виде озера - водная гладь прозрачна и спокойна, величественна и нерушима, однако в какой то момент раздается звук мотора, чья то лодка безжалостно вгрызается в гладкую поверхность, вызывая рябь и волны. Ты нарушил одно из этих неписаных правил? Значит ты управляешь этой лодкой, а плавающие у поверхности или прячущиеся на самом дне рыбы крайне недовольны.
Отец Мэри считает свои моральные устои, вдолбленные в него ещё в детстве, самыми лучшими и важными. Он воспитывает свою дочь в крайней строгости, пытается создать в себе какой то образ чопорного, строгого, но любящего и справедливого отца, а на деле является лишь непросыхающим пьяницей, каждую пятницу возвращающимся домой из кабака в таком состоянии, что ему не то что воспитание дочери, прогулку с собакой нельзя доверить.
Том посмотрел на календарь. Сегодня как раз пятница. Что ж, значит вечером часов в пять можно будет придти к Мэри, не опасаясь встречи с ее отцом. Домой он вернется поздним вечером, а может даже ночью.
Том вернулся в палату матери. Он только сейчас заметил, как тут тихо. Какие то аппараты, подключенные к умирающей женщине, иногда тихонько пикали, да ещё часы на стене отсчитывали секунды, минуты, часы. И тишина - больше ни звука. Том не слышал даже своего дыхания. Он приложил руку ко рту, чтобы убедиться что ещё дышит.
Том посмотрел на свою мать, такую бледную, слабую, похожую на маленькую птицу с поломанными крыльями. Она тоже дышала, но очень медленно, натужно, едва заметно.
-Я скоро вернусь.- пообещал он и уже открыл дверь, но голос матери остановил ее.
-Том...
Он обернулся. Мать смотрела не на него, а как будто сквозь него. Она словно никак не могла поймать его в фокус и ее глаза бегали туда-сюда, ища цель.
Она немного приподняла правую руку, потом бессильно опустила ее.
-Том, я хочу сказать тебе кое-что...- ее голос напоминал шепот осенней листвы, гонимой ветром по аллее.
Он сел, как обычно, на край кровати, и взял ее за руку.
-Я слушаю, мама.
Она глубоко вздохнула, сморщилась, стала кашлять.
-Кажется, пахнет чем то гнилым. Ты чуешь?
Том покачал головой. Ему не пришлось принюхаваться, так как он знал, что запахи, а иногда и звуки или даже люди, о которых говорит его мать, часто являются частью ее воображения. Иначе говоря, бредом.
-Нет, мама. Ничем не пахнет.
Она слегка сжала его руку.
-Ты должен запомнить то, что я тебе сейчас скажу, сынок.
-Я слушаю.- повторил Том.
-Скоро меня не станет, но ты не останешься один. Я хочу, чтобы ты знал: на самом деле я всегда буду с тобой. Те, кого мы по настоящему любим, всегда с нами. Они живут в наших сердцах, вечно. И я тоже буду с тобой. Не отчаивайся, Том. Смерть - это тоже часть жизни, и иногда не самая худшая. Не надо бояться смерти, надо бояться жизни. Она часто ставит нас перед выбором, часто задает вопросы, на которые мы никогда не узнаем ответы. Но ты не должен забывать: из любой, самой тяжелой, ситуации есть выход. Надо только не полениться и отыскать его. А теперь иди к Мэри. Ты ей сейчас нужен, я знаю.
Она отпустила его руку, закрыла глаза и, кажется, уснула. Ее дыхание выровнялось, а пиканье приборов рядом с ней замедлилось.
-Я вернусь очень скоро. Ты только... Только не умирай.- проглотив слезы, сказал Том. Он вышел в коридор и чуть не врезался в толстую медсестру, которая несла на подносе инструменты.
-Осторожнее, мальчик!
-Извините.
Он выбежал на улицу и вдохнул полной грудью запах прошедшего дождя. Воздух был чистым и отрезвляющим, ему удалось слегка развеять туман в голове Тома. Ступая старыми дырявыми кроссовками прямо в лужи, он побежал вверх по улице.
Добравшись до дома Мэри, он замедлил бег и обошел дом вокруг, внимательно глядя в окна домов.
Наконец он позвонил в дверь. Когда Мэри открыла, Том отступил на шаг и едва не свалился с крыльца.
Мэри грустно улыбнулась и отошла в сторону, пропуская его внутрь. Том не сводил глаз с большого синяка на ее щеке и разбитой губы.
-Господи...- прошептал Том.
-После твоего звонка он не на шутку разозлился. Пошел ко мне в спальню, схватил за волосы и ударил меня об дверной косяк.- удивительно, но она рассмеялась. Правда, без капли веселья.- Хорошо, что я пару дней назад сняла оттуда гвоздь, на котором висел календарь. А то, наверное, глаза лишилась бы. А папа даже не обратил бы внимания.
Том покачал головой. Он сел на потрепанный диван и тяжело вздохнул.
-Прости. Не стоило мне звонить тебе. Это я виноват.
Мэри села в кресло напротив, взяла стакан, в котором плавали кубики льда, достала один кубик и приложила к щеке.
-Ерунда. Если б ты не позвонил, он бы нашел другой повод. Хотя, зачем ему повод? Иногда он бьет меня безо всякого повода. Как он сам говорит, "для профилактики".
Том сжал кулаки так сильно, что ногти больно впились в кожу.
-Он же убьет тебя когда-нибудь! Неужели тебе не надоело? Расскажи полиции обо всем этом! Истории про падения с лестницы уже давно не работают, поверь мне.
-У него друзья в полиции, я же говорила тебе. Они и помогают ему почти каждую неделю, когда отец напивается и устраивает драки в баре. Если я обращусь в полицию, то не добьюсь ничего, кроме ещё нескольких синяков.
-Но должна же на него быть хоть какая то управа!
Мэри равнодушно пожала плечами, глядя куда то в окно.
-Не знаю. Как твоя мама?
Том закусил губу. Он старался не думать об этом, и уж тем более не хотел разговаривать.
-Плохо. Думаю, недолго осталось.
Мэри встала, постояла секунду, словно в нерешительности, а потом села рядом с Томом, в глазах которого стояли слезы. Том отвернулся, чтобы она этого не заметила, но Мэри мягко провела рукой по его щекам и развернула к себе.
-Мне... Мне в какой то степени легче. Я потеряла мать, находясь ещё в бессознательном возрасте. Ну, не то чтобы я совсем ничего не помнила.- ее взгляд ненадолго остекленел.- Кое-что я помню. Помню, как стояла у края могилы и бросала землю. Я тогда ещё мало что понимала. Я кричала и спрашивала отца, куда подевалась мама, а он отвечал, что она умерла. А я... Я все равно не понимала. Я не понимала, как это - "умерла". Я не знала, что такое смерть. Но я поняла, что это что-то очень плохое, раз все вокруг стоят такие хмурые, многие даже плачут. Я ещё тогда подумала: почему они плачут? Рыдают хуже маленьких детей. Меня это очень удивило. Я не знала, что взрослые тоже могут плакать, тем более так сильно.
Их взгляды встретились. Том плакал, уже не скрывая слез.
-Я подбежала к бабушке и спросила, могу ли я увидеть свою маму. А она не ответила, лишь горько рыдала, уткнувшись в платок. Позже я узнала, что при всем желании мне не разрешили бы взглянуть на тело матери - то, что лежало в гробу, мало походило на нее. Ее буквально расплющило, представляешь? А отцу ничего - пара царапин и ушибов.
Том наклонился к ней, почувствовал ее дыхание. Кажется, даже услышал стук ее сердца. Хотя может и своего. А затем прижался своими губами к ее губам.
Поцелуй был долгим, но не страстным, а скорее печальным. Помимо грусти в нем была настоящая любовь, чистая, как слеза младенца. Когда они оторвались друг от друга, Том ещё несколько секунд смотрел в глаза Мэри, будто пытаясь прочитать ее мысли.
И тут сзади раздался голос того, кого Том меньше всего хотел бы сейчас видеть.
-Вот оно. То, чего я так опасался, происходит прямо у меня на глазах.
Отец Мэри, на удивление трезвый, но от этого не менее грозный, стоял на пороге и злобным взглядом буравил Тома.
Том едва удержался от вскрика. Он вскочил на ноги и попятился, совершенно молча, не произнеся ни слова.
Отец Мэри, мужчина сорока шести лет по имени Джек Роули, перевел горящий взгляд на свою дочь. Мэри вся вжалась в кресло, будто пытаясь просочиться сквозь него. Ее щеки горели стыдливым румянцем.
-Знаешь, дочка...- он говорил лениво, растягивая слова. - когда я увидел, что бар старика Джейсона закрыт, то поначалу очень расстроился. Я даже думал сходить к Гэбриэлсу, но решил, что это далековато, да и цены там гораздо выше. Но теперь я вижу, прекрасно вижу: все, что ни делается, все к лучшему!- его голос крепчал, рос, на виске пульсировала жила, а один глаз немного дергался. Образ сумасшедшего неплохо дополняла недельная щетина и стоящие дыбом волосы.- Ведь если бы бар Джейсона был бы открыт, я бы никогда не стал свидетелем такой интересной сцены.- он двинулся к Тому, которому уже некуда было пятиться.- Ну что, ты уже трахнул мою дочь? Давай, говори. Это нетрудно проверить, ты же знаешь.
Том мотал головой из стороны в стороны с такой скоростью, что перед глазами все стало расплываться, и отец Мэри превратился в какую то жуткую размытую тень.
-Нет, сэр. Мы... Мы ничего... Ничего не было, клянусь вам!
Джек Роули рванул к нему так быстро и резко, что Том подскочил.
Мужчина сжал руку в кулак и нанес один сильный удар.
Перед глазами Тома вспыхнул яркий огонь, будто кто-то стрельнул салют прямо перед его лицом. Затем наступила боль, пронзившая все тело, до самых кончиков пальцев. Он рухнул на пол, попутно завалив столик, на котором стояла бутылка виски. Раздался грохот и звон разбитого стекла.
Том почувствовал, как его схватили за волосы и ударили об стену. Новый фейерверк боли не заставил себя ждать. Том не слышал своего крика, может, потому что не мог кричать - мешала кровь, которую он ощущал во рту.
Где то на заднем плане, будто в другом измерении, слышались вопли Мэри, которая буквально повисла на сжатой в кулак руке отца, занесенной для следующего удара.
-Папа, остановись, прошу тебя! Ты убьешь его!
Новая вспышка боли взорвалась в мозгу Тома. Он услышал слова мистера Роули:
-Окажется в больнице рядом со своей дурной мамашей - так ему и надо!
Новое чувство одолело Тома. В крови жаркой лавой закипела ярость, в сердце будто прогрохотал гром и раздалось хлопанье крыльев сотен встревоженных птиц. Медленно, как во сне, Том протянул руку вперед и нащупал что-то острое. Нож? Нет, не похоже. Кажется, это один из осколков разбитой бутылки.
Вложив последние силы в этот удар, он вонзил осколок в ногу мистера Роули в области голени. Том почувствовал на своих руках горячую кровь, почуял запах меди и услышал дикий вопль и последовавший за ним грохот. Отец Мэри рухнул на пол возле лестницы и со стуком приложился затылком об перила.
-Ах ты сукин сын! Кусок дерьма! Я тебе все ноги переломаю, ублюдок!
Том кое как встал, выплюнул на чистый ковер кровь и, повинуясь все ещё не угасшему порыву гнева, ударил мистера Роули между ног, вызвав новый вопль.
Теперь Мэри бросилась уже к Тому и оттащила его от своего отца, который, кажется, отключился от болевого шока.
-Хватит, Том! Прекрати! Иди домой!
Том тяжело дышал, все тело болело, в висках стучало, но при этом он был почти что счастлив - он никогда доселе не ощущал себя таким живым, таким...настоящим. Наверное, это странное чувство было вызвано мощным выбросом адреналина в кровь.
Не оглядываясь Том выбежал на улицу и без особого удивления обнаружил, что опять пошел дождь. Вернее, настоящий ливень. Тяжелые свинцовые тучи закрыли все небо и изливали свое содержимое на людей, на машины, на деревья, на крыши домов, а пролетающие временами в этой темной вышине чайки казались яркими серебристыми молниями. Холодные струи дождя ударили по разгоряченному телу Тома и немного остудили его. Они смешивались с покатившимися из глаз слезами ярости и капали с его подбородка. Том побежал. Он почему то был уверен, что отец Мэри гонится за ним. Сильно хромает, но при этом не отстает, а его лицо искажает гримаса ненависти, из-за которой он становится похожим на какого то жуткого хищного зверя. Том бежал, шлепая легкими, быстро промокшими насквозь кроссовками по огромным лужам, то и дело оскальзываясь, время от времени резко сворачивая и перебегая дорогу перед дико гудящими автомобилями. Наконец он споткнулся, упал, чуть не сломав себе нос, и так остался лежать. Он прислушивался. Он был уверен, что сейчас услышит шаги позади себя и...
И да, он действительно услышал шаги. Кто то шлепал по луже, на которой только что поскользнулся Том. Мальчик в ужасе обернулся, уже готовясь закрыть лицо от ударов, но это был не мистер Роули. Это оказался Ральф Айзекс.
Старик одел поверх старого, выцветшего пальто прозрачный дождевик, а в руках держал фонарь. Он с легким удивлением смотрел на Тома. Но не смотря на удивление сообразил протянуть ему руку и помочь встать.
Старик протер очки рукавом, чтобы лучше видеть, осмотрел Тома и покачал головой.
-Ну надо же. Что с тобой случилось?
Том провел рукой по лицу, чтобы убрать с глаз и из носа воду. Он отвел взгляд.
-Я просто споткнулся и упал.
-Понимаю. Но на тебе кровь. И под глазом большущик синяк. Ты с кем-то подрался?
Том быстро кивнул. Ему очень не хотелось вдаваться в подробности. Он очень надеялся, что скоро забудет сегодняшний день, как страшный сон.
-Да. Подрался на школьной площадке с одним... Так, пустяки.
Старик слегка улыбнулся. Его длинные седые волосы прилипли ко лбу и будто повторяли очертания его черепа.
-Школа, если мне не изменяет память, находится на другом конце города. То есть ты оттуда бежал?
Том вздохнул и ничего не сказал.
Старик слегка приобнял его за плечо и повел по главной улице в сторону одного из домиков, окружающих перекресток на семнадцатом шоссе.
-Пойдем, напою тебя чаем. У меня есть хороший индийский чай. Мне он всегда помогает.
Они прошли по короткой подъездной дорожке к двери одного из домиков. Старик долго возился с ключами, чуть не уронил их несколько раз. В конце концов Том взял их и сам открыл дверь.
-Старость - не радость. Но и молодость немногим лучше. Я помню это - да-да, ещё помню кое-что. Ну и, глядя на тебя, такого перепуганного, смущенного, озабоченного, я убеждаюсь в своей правоте.
Том огляделся. Дом старика выглядел совершенно обыкновенно, а кое в чем даже уступал многим другим домам, расположенным на этой же улице. В гостиной было мало мебели. Точнее, она состояла из старого, поеденного молью кресла и трехногого стола, на котором стоял телевизор. Второй этаж зиял неизвестной чернотой, там не было света. Том посмотрел на ступеньки лестницы, и без труда представил, как они громко и натужно скрипят под ногами. Особенно этот скрип слышен ночью, когда мистер Айзекс медленно, держась за перила, спускается на кухню чтобы принять лекарство или попить воды. Справа Том заметил небольшое ответвление коридора - туда старик и повел его. Это была кухня. Маленькая, тесная, с покрытой многолетней гарью и копотью плитой и небольшим круглым столом без скатерти. Около раковины стояли тумбочки с выдвижными ящиками, в которых, должно быть, хранились вилки, ложки и тарелки. Старик налил в небольшой серебристый чайник воды и поставил его на огонь.
-Что же тревожит тебя в этот раз, мальчик?- спросил старик. Он не стал предлагать ему каких-то пряников, зачерствевших булочек или прогорклого печенья, как это делала тетя Тома всякий раз, когда он навещал ее. И Том был дико рад этому.
-Я не знаю, что мне делать, мистер Айзекс.- честно сказал он.
Они сели за стол, старик достал две чашки.
-Пожалуйста, зови меня просто Ральфом. Мы ведь с тобой уже довольно давно знакомы. Все эти дурацкие приставки отдаляют людей, делают их слишком разными и иногда чужими. И плевать я хотел на возраст! Да, я восьмидесятилетний старик, а ты пятнадцатилетний мальчик, но что мешает друзьям называть себя по именам? Это делает общение более доверительным.
-Хорошо, мистер... Ральф.- Тому было очень тяжело обращаться к такому не просто взрослому, такому (древнему, почти ископаемому) пожилому человеку по имени.
-Я вижу, тебя что-то тревожит. И в этот раз это не связано с матерью, верно?
Том лишь кивнул и ничего не сказал.
Ральф Айзекс откинулся на хлипкую спинку стула и посмотрел на мальчика из под слегка нахмуренных седых бровей. Руки он положил на грудь и сцепил пальцы в замок.
-Да, молодость - пора веселая. Но и крайне хлопотная, вновь ты мне об этом напомнил. Любовь, да?
Том пожал плечами.
-Я... Я не знаю. Мы с Мэри дружим очень давно, с ранних лет. Раньше я никогда не думал о ней, как о...ну, вы понимаете. Мы были просто друзьями. Гуляли вместе, поддерживали друг друга в трудную минуту, делились секретами. Это была лишь дружба, больше ничего. Но в какой то момент я заметил...- Том поднял голову и посмотрел куда то вдаль. Его взгляд как будто застыл.- какие у нее яркие голубые глаза. Как две сверкающие льдинки, но не холодные, а удивительно теплые. И как ее волосы блестят на солнце, так что иногда кажется, что она горит. Я стал замечать разные мелочи, на которые раньше не обращал внимания или не придавал им значения. И кажется, с Мэри происходит то же самое.
Старик широко улыбнулся и посмотрел Тому в глаза. Он словно услышал что-то, что очень давно хотел услышать.
-Ты очень точно описал любовь, мальчик. На удивление точно для такого молодого ума. Хотя, природа, бог, или кто-то другой, наделяющий нас характером, умом, чувствами, порой шутит и помещает в тело молодого мальчика душу умудренного опытом человека. Ну и наоборот, разумеется.
-Я вовсе не чувствую себя мудрым.- возразил Том.- Более того, я полный идиот. Мы с Мэри были друзьями всегда, столько лет, и это новое чувство не должно помешать нашей дружбе.
Ральф снял с плиты закипевший чайник и налил чаю в кружки.
-Дружба между мальчиком и девочкой, между мужчиной или женщиной, может либо оставаться дружбой, либо перерасти в нечто большее. Это хорошо, Том, очень хорошо. Возлюбленные, которые являются ещё и друзьями друг другу, легче находят общий язык.
От слова "возлюбленные" по телу Тома пробежала дрожь. Он нервно сглотнул.
-Но есть одно обстоятельство, мешающее нам. Сильно мешающее.
-Родители.- сказал старик. Это был не вопрос, а утверждение.
-Точнее, отец. Он у нее не просто строгий. Он... Он чудовище!- в голосе Тома зазвенела плохо сдерживаемая ярость.- Он бьет ее, он не разрешает ей общаться со мной и другими ребятами за пределами школы, он ужасно с ней обращается!
Мистер Айзекс (просто Ральфом Том его называть никак не мог, и мы тоже не будем) порылся в многочисленных карманах своего потрепанного пальто и достал серебристую флягу.
-На. Глотни. Это поможет тебе сдержать твой гнев.
Том сделал осторожный, маленький глоток, но все равно поперхнулся. Старик удовлетворенно кивнул.
-Крепкое? Я пью его в моменты грусти и злости. Больше - никогда. И поэтому мне не приходится часто наполнять эту флягу, очень медленно пустеет. Зато она помогает мне справиться с чувствами, которые я хочу как можно скорее побороть.
Том отдал флягу мистеру Айзексу. В животе разливалось приятное тепло. И да, это действительно его успокоило.
-Думаю, спиртное, даже такое хорошее - не самый лучший выход.- сказал Том мягко.- Папаша Мэри напивается почти каждый день, и именно поэтому ей сейчас так тяжело живется.
-Согласен.- кивнул мистер Айзекс.- Вот почему я считаю все напитки, способные привести к беспамятству - взрослыми напитками. Но взросление - это не внешний признак, как думают многие. Можно определить возраст срубленного дерева по количеству годичных колец в стволе, но человек - это не дерево. Ты можешь и в сорок лет оставаться глупым капризным ребенком, верящим в привидений, которыми тебя пугали в детстве, вот только привидения эти обрели материальную оболочку - они превратились в, например, злого начальника, неверную жену, непослушного сына или дочь. Такой человек не видит дальше собственного носа. Он опасен, в первую очередь для себя и своих близких. Я, конечно, не могу судить, но судя по твоему описанию, отец этой несчастной девочки как раз является таким человеком.
Он сделал глоток чая, чтобы промочить сухое горло.
-А вот ты производишь совсем иное впечатление. Тебя уже не запугать никакими бреднями и сказками, ты можешь постоять за себя, не навредив при этом окружающим. Ты действительно взрослый человек. Так вот, к чему я веду: люди первого типа пьют, чтобы забыться. Второго - чтобы вспомнить. И чтобы держать свои чувства и эмоции в узде в то время, когда люди первого типа пытаются вывести их из себя.
Том задумчиво смотрел в свою кружку чая, от которой поднимался легкий пар.
-Я раньше думал, что нельзя людей делить на какие то категории. Что все люди слишком разные. Если попытаться как то классифицировать их, сделать таблицу - то каждому придется создать отдельную графу.- пробормотал он неуверенно.
-Категории тоже бывают разных категорий, прости за тавтологию. Надо это учитывать.
Некоторое время они молчали. Том допил чай и собрался помыть кружку, но старик остановил его.
-Не надо. Не лишай меня этой маленькой радости. Я провожу все дни за чтением, просмотром телевизора, либо гуляю. Я лишь отдыхаю, больше ничего. Хочется и поработать, хоть немного.
-Ладно.- Том положил кружку в раковину.- Мне пора, мист... Ральф. Я обещал маме не задерживаться.
-Иди, Том. На улице как раз кончился дождь.- старик рассмеялся.- Хотя, за такими разговорами и снега дождешься - не заметишь. Время летит быстро, очень быстро во время хорошей беседы.
-До свидания, сэр. Спасибо.
Том вышел на улицу и полной грудью втянул запах дождя. Это лишний раз взбодрило его, выбив последние остатки усталости, неуверенности и уныния. В приподнятом настроении он шел в больницу.
Но едва пересек ее порог, понял - что то не так. Это чувствовалось буквально всюду и во всем - в необычной тишине, в немногословности обычно болтливых медсестер, в странном мигании лампы в коридоре. И в воздухе, в нем тоже. Свежесть, впитавшаяся в легкие Тома после прошедшего ливня, исчезла, ухнула куда то в бездну, и вместо нее он ощутил тот самый запах - запах смерти.
Нет, это не совсем запах. Это скорее чувство, едва уловимое ощущение. Вы часто видите пятнышко у себя в глазу, которое медленно плавает перед вами, но едва вы попытаетесь за ним проследить, как оно перепорхнет в противоположный угол вашего зрения, как бы насмехаясь над вами. Этот запах, не являющийся запахом, был на самом деле чувством, которое не испытываешь, как бы ни старался - это оно испытывает тебя.
Том посмотрел на старую медсестру, которая как ни в чем ни бывало разгадывала кроссворд, сидя на кресле возле поста, встретился умоляющим взглядом с несколькими врачами, которые не обратили на него никакого внимания, краем глаза заметил лысого мужчину со странно короткими руками, идущего в туалет, услышал чей-то злой крик:
-Только спустить не забудь! Если у тебя был инсульт, это ещё не значит, что все мы должны любоваться на твое дерьмо!
Все происходило как в замедленной съемке. Хотя... Разве что-то происходило? Здесь, среди этих живых, ни о чем не подозревающих людей? О нет, тут царил покой и безмятежность, подаренная десятками лекарств, вколотых шприцами или проглоченных в виде таблеток. Никто из этих людей, спящих или бодрствующих, и не представлял, что совсем недавно выщербленный порог этой больницы переступила костлявая нога самой смерти. Никто не знал, что сейчас эта сука, одетая в черное, поднимается по лестнице на второй этаж, беззвучно звеня заточенной косой.
И будто пес, взявший след, Том рванул вверх, на второй этаж, врезаясь во врачей и расталкивая пациентов, бормоча, как заклинание: "Извините, извините, извините".
Это странное чувство усилилось, когда Том оказался в коридоре на втором этаже. Он побежал к палате своей матери, но помедлил перед дверью. Его всего била дрожь, на лбу выступил холодный пот. Перед глазами все плыло, ноги подкашивались. Он ужасно боялся того, что сейчас увидит.
Том ухватился за ручку. Она показалась жутко ледяной, будто ее опустили на самое дно озеро каким-нибудь ноябрьским днем и продержали там несколько дней, в течение которых она впитала весь холод, какой только смогла в себе уместить.
Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в это самое озеро, Том распахнул дверь.
Джулия Андерсон лежала на спине, сцепив руки в замок на груди. Она дышала, но не медленно и натужно, а очень-очень часто, словно в лихорадке. И лицо ее, такое сухое и бледное в последние недели, было покрыто потом и сильно покраснело.
Она открыла глаза и посмотрела на сына, который застыл на пороге.
-Иди сюда, не бойся. Со мной все хорошо. Я просто умираю.- прошептала она едва слышно.
Из глаз Тома хлынули слезы. Он бросился к матери и обнял ее, прижав к себе ее легкое, как пушинка, влажное от пота тело.
-Нет, не говори так! Я сейчас позову врачей, они дадут тебе лекарство. И тебе полегчает, обещаю! Как всегда!
Она мягко высвободилась из его объятий. В ее глазах тоже стояли слезы, но она при этом улыбалась.
-Не будет как всегда, Том. От этого нет лекарств. Это естественная часть жизни. Не лучшая часть, но, возможно, и не худшая. Все когда-нибудь умрут.
-Только не ты! Ты не должна!- Том уже почти что рыдал, он шмыгал носом и странно хрипел, будто после кашля.
-Я рада, что умираю, находясь в здравом рассудке. Я очень боялась умереть во время одного из этих приступов безумства и беспамятства. Что может быть страшнее, чем умереть, не зная даже, кто ты такой? Хотя... Хотя может, в этом и есть что-то хорошее. Да, наверняка есть.
Том молча плакал, положив голову на хрупкое материнское плечо. А она гладила его по волосам и шептала на ухо.
-Когда ты родился, ты даже не плакал. Ты лишь посмотрел на меня и улыбнулся. С тех пор и я стала улыбаться гораздо чаще. Ты заразил меня радостью, которая жива во мне и сейчас. И, наверное, останется жива и после моей смерти. Ведь ничто не проходит бесследно. Все куда-то идет, идет, идет...
Ее голос затихал, дыхание стало медленнее и слабее.
-...идет...идет...
Том слышал биение ее сердца - оно замедляло свой бег, становилось слабее и слабее.
-Нет... Пожалуйста, не уходи...- прошептал Том, на секунду крепче прижав мать к себе, а затем отпустил ее и отодвинулся.
Ее раскрытые глаза смотрели в пустоту, в углу рта скопилась слюна. Жилка на шее перестала пульсировать.
Том осторожно закрыл глаза своей матери и поцеловал ее в лоб.
В палату вошла медсестра. Взглянула вначале на Тома, потом на затихший прибор рядом с кроватью, а потом на саму пациентку.
-Она... Она умерла?
Том молча кивнул. Слезы почему то кончились, дыхание стало ровнее. Что это с ним? Разве он не должен сейчас биться в рыданиях? Почему он вдруг успокоился? Это ведь неправильно, совершенно неправильно.
Медсестра, молодая девушка, работающая здесь совсем недавно и видевшая всего пару смертей, неотрывно смотрела на Джулию Андерсон, будто пыталась через ее мертвое тело понять, что же происходит там, по ту сторону. Она села рядом с Томом и положила руку ему на плечо.
-Вот и все, милый. Все кончено. Она больше не мучается. Поверь, это к лучшему.
Том вдруг опять ощутил странную злость. Это уже начинало серьезно беспокоить - такие частые и резкие приступы ярости вряд ли являются признаком чего-то хорошего.
-Я знаю, что это к лучшему.- прошипел он сквозь стиснутые зубы.- Но эти слова не способны меня успокоить. Этого не случилось бы, если бы она не заболела. Не было бы болезни - не было бы никаких мучений.
Он резко встал и вышел в коридор. Том встал у окна и вцепился вдруг похолодевшими руками в такой же холодный подоконник.
Злость, грусть, страх, боль, гнев - все эти слова не могут описать того, что он испытывал в этот момент. Каждое как будто несет в себе частичку этого странного чувства, но либо недостаточно, либо просто не ту. Нельзя описать вкус клубники. Человек, который ее никогда не пробовал, все равно не поймет, какова она, как бы вы ни распинались, какими бы лингвистическими изысками ни кормили его воображение. Другое дело - сравнение. Одно можно сравнивать с другим, но лишь в том случае, если одно похоже на другое.
Том испытывал боль, великую боль, но не мог ощутить ее в полной мере, будто его душу окружило какое то невидимое силовое поле, которое пропускало лишь часть энергии каких то вражеских выстрелов, которые огненными стрелами вонзались в его блестящий купол. Страх, гнев - да, все это Том тоже ощущал, но как будто не до конца. Может, все дело в пустоте, внезапно возникшей в душе? Да, вероятно. Но разве душа, если она есть, должна быть похожа на какую то полку, заполненную каким то чрезвычайно важным и дорогим хламом? Это было бы странно. Вот ты теряешь какую то ценную вещицу, она падает и исчезает в пустоте, и такая же пустота образуется на этой полке, и ее нечем заполнить. Ведь каждая из этих бесценных вещиц существует лишь в одном экземпляре, и любая ее замена окажется лишь жалкой пародией, ни капельки не похожей на прекрасный оригинал.
Наверное, душа - это полка с книгами, стоящими в наклонку. Пока они все вместе - все нормально, но стоит одну убрать, как остальные начинают падать, их крен сильно увеличивается.
Том простоял минут десять перед окном. Он не замечал, как под порывами сильного ветра в стекло бьются высохшие ветви дерева, как новые капли посыпались с неба, сверкая, словно маленькие идеально ограненные бриллианты. Он видел все, но не видел ничего, кроме мрака, заполнившего все его нутро.
Том помнил, как уходил. Он знал, что это последнее его посещение этой больницы, и поэтому сознательно запоминал все, каждый свой шаг, каждого встреченного врача или пациента, каждую вьющуюся под потолком муху. Ничто не ускользало от его вдруг обострившегося внимания. Он замечал мельчайшую складку на ковре у сестринского поста, прекрасно видел все разложенные на столе карты, по которым гадала старуха из двадцатой палаты. Он запомнил каждую ступеньку, пока спускался вниз, на первый этаж, не забыл цветов курток, висящих в гардеробе. А потом вышел на улицу, под накрапывающий дождь...
Капли дождя, как и прежде, холодили разгоряченное тело и освежали. Том побежал прямо по лужам, разбрызгивая воду, ощущая с каждым шагом, как хилые кроссовки промокают насквозь. Он бежал, но неспешно, почти что трусцой, как спортсмен на тренировке, или просто человек, следящий за своим здоровьем. Он не смотрел на часы, потому что его больше не интересовало время, поэтому даже не знал, сколь долог был этот бег. Может, Том бежал всего десять минут, а может - полтора часа. Усталости он не чувствовал, ей просто не было места.
Ноги принесли его к старой железной дороге, по которой уже лет десять не ходили поезда. Сквозь рельсы пробивалась непокорная трава, семафор сильно накренился, а вдалеке, на самой границе видимости, можно было разглядеть ржавый, пустой вагон, брошенный здесь когда-то. Кажется, в нем иногда ночуют бомжи, и лишь из-за этого его отсюда до сих пор не убрали - никто не хотел, чтобы шатающиеся здесь бродяги искали приюта в подвалах чьих-то домов или подсобках магазинов.
Том перестал бежать и двинулся быстрым шагом. Кажется, учитель физкультуры называл это спортивной ходьбой. По его словам, эта самая спортивная ходьба при правильном выполнении гораздо сложнее любого бега, поскольку напрягает гораздо больше мышц. Том вскоре осознал, что учитель был прав - через пару миль такой ходьбы ноги стали гудеть, как те самые поезда, гремящие когда то по этим путям, а дыхание стало неровным, прерывистым.
Том остановился, чтобы передохнуть. В груди гулко стучало сердце. Над головой сверкнула молния, и почти одновременно с ней прогремел гром. Том слышал также шелест листьев - по обе стороны от дороги росли тополя и ивы, которые сейчас тряслись от ветра и дождя, попутно роняя часть своей желтеющей листвы. Приближалась осень, а осенью грозы здесь редки. Скорее всего, эта гроза - последняя в этом году.
Том посмотрел в небо, ожидая увидеть ещё одну молнию, но чей-то голос заставил его обернуться.
-Эй, эй ты!
Том увидел парня со светлыми волосами, одетого в коричневую куртку и местами порванные брюки. Он узнал его сразу. Ричи Браунинг, хулиган, знакомый ему по школе. Два года назад Ричи выгнали из школы за очередную провинность, уже довольно серьезную - он принес в школу нож и угрожал им другому ученику - и после этого Ричи перешел на "домашнее обучение".
-Кого я вижу.- протянул Ричи. Он широко улыбался, волосы частично закрывали его лицо, но и с расстояния десятка метров Том видел прыщи, усыпавшие щеки и подбородок Ричи. Ещё на его лице было много ссадин и кровоподтеков.
-Ну что, продолжаешь защищать девок, которые тебе даже не дают? Может, пора уже брать за это деньги?- он рассмеялся, будто удачно пошутил. Прямо над головой опять прогрохотал гром, и смех Ричи тут же утих.
-Отстань, Ричи.- ровным голосом ответил Том.- Я иду своей дорогой, а ты своей. Не мешай.
Ричи криво улыбнулся и прищурил один глаз, будто в неудачной попытке изобразить одноглазого пирата.
-В том то и дело, дружок, что ты идешь по МОЕЙ дороге. Я тут гуляю, и живую я неподалеку отсюда теперь. Так что я решаю, имеешь ты право бродить здесь, или нет.
Том почувствовал раздражение. Черт, неужели сегодняшний день может стать ещё хуже?
Как бы подтверждая эту мысль, в небе сверкнула новая молния, зигзагом прочертившая черное, зловещее небо.
-Ричи, ты ошибаешься. Пожалуйста, не мешай мне.
Ричи, продолжая ухмыляться, сунул руку в карман и достал что-то. Из-за вызванных непогодой сумерек Том не сразу понял, что это пистолет.
Он прицелился в голову Тома.
-Ты у меня на мушке, кусок дерьма. Выстрелю - и твои мозги разлетятся по ветвям всех окрестных деревьев, а затем их склюют птицы. Хоть после смерти, может, принесешь пользу.
Уже который раз за день Том испытал ярость, ярость, которую не погасить обычным дождем. Ее нужно выплеснуть наружу, чтобы успокоиться.
Новый удар грома был таким мощным и оглушительным, что затряслась вся земля. Ричи, сосредоточившийся на своем пистолете, от неожиданности подскочил и выронил оружие.
Том рванул вперед, но поскользнулся в грязи и упал. Ричи в это время вновь поднял пистолет, но не нацелил его на Тома, а смотрел на него, как на ядовитую змею.
-Он намок... Господи... Он намок! Он испортился!
Том кое-как поднялся на ноги, отряхнул брюки.
-Что за бред ты несешь? Просто высуши его, и все!
Ричи набросился на него, ударил кулаком в живот и повалил на землю.
-Это кто тут бред несет? Крысеныш вшивый, мамочка не обучила тебя хорошим манерам?
Они дрались, катаясь в липкой, мокрой грязи. Белая рубашка Тома быстро поменяла свой цвет, а Ричи будто перекрасился в брюнета. Тому почему-то казалось, что со стороны их потасовка выглядит также, как часто рисуют в мультиках драки - большой клуб пыли, поднимающийся из под двух сцепленных неприятелей, а в воздух то и дело поднимаются занесенные для удара кулаки.
Их драку, как бы комично она ни выглядела, прервал громкий треск. Том не сразу разглядел причину этого звука, но успел заметить ее в распахнувшихся от ужаса глазах Ричи. Том соскочил с него и успел перевернуться набок, а вот Ричи повезло меньше - ствол толстого тополя упал ему на ноги, намертво придавив их. Кажется, Том даже услышал хруст ломающихся костей, а затем раздался ещё более жуткий звук - полный боли вопль, который сумел перекрыть рев разгулявшейся непогоды. Кажется, после этого ветер стыдливо притих, дождь ослабил свой напор, а молнии, озарявшие почти ежесекундно небо, исчезли, будто кто то щелкнул гигантским небесным выключателем.
Том поднялся на ноги и подошел к Ричи, который продолжал кричать. Из его уст вырывались страшные проклятья, мат, бессмысленные вопли и вой. Тому очень хотелось закрыть уши, чтобы не слышать всего этого.
Вместо этого он обошел лежащего посреди дороги Ричи вокруг, пригляделся и встал с другой стороны. Толстый, хоть и относительно трухлявый, ствол дерева, придавил ноги Ричи чуть ниже колен. Присмотревшись ещё лучше, Том увидел кровь, ровным потоком текущую из раны в левой ноге.
-Помоги!- скорее провыл, чем прокричал Ричи. На его лице застыла жуткая гримаса.
-Сейчас, сейчас.- Том схватился за голову. Его вдруг стало бить, как в лихорадке. Совсем как там, в больнице. Только там он знал, что помочь ничем не может, и лишь ожидал конца, а здесь...
Том снял рубашку, очистил ее от грязи и встал на колени у ног Ричи.
-Я не знаю, серьезная у тебя рана, или нет. Но для начала надо попытаться остановить кровотечение.
Он просунул руки под шершавый, местами подгнивший и влажный ствол дерева и нащупал ногу Ричи. Он нашел рану по ручейку крови, согревавшему руку, и приложил к ней край рубашки. Действовать приходилось почти вслепую, было уже довольно темно.
-Сейчас я попытаюсь обвязать твою рану. Возможно, будет больно.- предупредил Том.
Ричи молча кивнул. По его все время такому надменному лицу катились слезы вперемешку с дождевыми каплями.
Том положил рубашку наиболее чистой частью прямо на рану и не без труда просунул ее рукава под ногу Ричи, туго завязав их снизу. Ричи зашипел, как змея.
Том встал и помотал головой. Перед глазами все плыло.
-Я попробую сдвинуть ствол, чтобы удалось высвободить ноги.
-У меня они сломаны, кажется.- прохныкал Ричи.- Я не уверен, можно ли их трогать.
Том вздохнул.
-Может и так. Но у тебя довольно большая кровоточащая рана. Я ее немного замотал, но не уверен, что это поможет. Если задета вена, а по моему так и есть, то ты можешь умереть от потери крови.
-От...откуда ты все это знаешь?- удивился Ричи.
У Тома нашлись силы на слабую улыбку.
-Последние пару месяцев я провел в больнице. Много чего успел увидеть и узнать. Итак, приготовься!
Том уперся обеими руками в ствол, а ноги поставил так, чтобы не поскользнуться в грязи.
-Стой, стой!- закричал Ричи, но Том уже начал. Поначалу ничего не получалось, дерево не сдвинулось ни на миллиметр, но потом раздался хруст - к счастью, это был уже не хруст ломающихся костей - и массивное чудовище пришло в движение. Зашелестели листья, заскрипели ветви, что-то как будто заурчало прямо внутри дерева. Одновременно с этим раздался крик Ричи, жуткий, потрясающий своей силой и болью. Даже в опустившихся сумерках Том разглядел, что рубашка, которой он перевязал рану, стала полностью красной от крови.
-Держись! Сейчас!
Том изо всех силой навалился на шершавую поверхность древесного ствола и сдвинул его ещё немного. В это время на небе сверкнула ещё одна молния, такая яркая, что после нее у Тома ещё с минуту перед глазами стоял желтый, изгибающийся в нескольких местах зигзаг. Резкий порыв ветра чуть не опрокинул Тома, гром заставил содрогнуться всю землю. До ноздрей мальчика донесся странный запах дыма.
Долго искать его источник не пришлось. Молния попала в одну из берез, росших метрах в сорока от дороги, но не повалила ее, а лишь подожгла верхушку. Огонь быстро охватил все дерево, а потом перекинулся на соседние - дождь почти кончился и не мог справиться с начинающимся пожаром.
-Вот черт.- прошипел Том, вновь упершись в дерево.- Нам нужно спешить.
Вновь послышался хруст. Ствол перекатился вперед сантиметров на десять, но Том уже понял, что совершил ужасную ошибку. Конечно, он мог таким образом высвободить Ричи, но перекатывание тяжелого бревна по ногам вызывало не только дикую боль - и без того израненные кости и сухожилия ломались и рвались окончательно.
"Прекрати. Сделанного не воротишь. Заверши то, что начал".
И он завершил. Под новые вопли Ричи он преодолел последние несколько сантиметров и откатил ствол к самым ступням Ричи.
-Так, послушай меня!- Том кричал, чтобы перекрыть вой ветра, треск огня, подбиравшегося все ближе к дороге, и вопли самого Ричи.- Сейчас я постараюсь столкнуть его с тебя, понял? Твоя задача - ухватиться за собственные ноги и что есть силы дернуть их к себе, прямо к груди! Если ты этого не сделаешь, бревно сломает тебе ступни! Все понял?
Ричи лишь кивнул. Его лицо тяжело было разглядеть за маской из слез, дождевой воды и грязи.
Том ухватился за бревно снизу и с огромным трудом приподнял его. Боль прострелила спину, руки, ноги, голову - весь позвоночник и даже отразилась глухим ударом в самом сердце, но Том заставил себя не обращать на нее внимание, и лишь прокричал во всю мощь легких:
-Давай!
Ричи обхватил свои голени и сделал резкий рывок назад. Со странным неприятным хлюпаньем они вылетели из под тяжеленного ствола. Ричи сложился пополам от нового приступа боли, а Том наконец то бросил свою ношу. Он тяжело дышал, а в голове будто стоял туман.
Когда он взглянул на Ричи, ему стало хуже. К горлу подкатила тошнота, и весь мир будто закружился в безумном танце. Ноги Ричи были красными от крови, штаны полностью порвались, оголив все до единой раны, глубокие и не очень. Из некоторых торчали кости и были видны связки, из других хлестала кровь. Том с огромным усилием, почти таким же, какое ему пришлось приложить, чтобы приподнять бревно, сдержал рвоту и опустился на колени рядом с Ричи, который плакал, с ужасом глядя на свои искалеченные ноги.
-Они больше не болят... Это плохо, это плохо... Я их не чувствую... Черт, я их не чувствую...
Том взял его за руку и попытался приподняться вместе с ним, но ничего не вышло. Тогда он не нашел ничего лучше, кроме как взять его за обе руки и просто потащить по земле, как мешок с картошкой.
"Раз он больше не чувствует ног,- на удивление холодно подумал Том.- Значит, не чувствует и боли".
И правда, Ричи больше не кричал, лишь всхлипывал время от времени.
Пожар все усиливался. Он охватил тополя, растущие рядом с дорогой, и некоторые деревья начали падать под напором огня, а другие выгорали, как спички. Тому пришлось ускорить шаг. Огонь распространялся быстро, слишком быстро, а горящие деревья падали одно за другим. Этим гребаным тополям немного надо.
Наконец они выбрались из опасной зоны. Огню словно надоело играть в кошки-мышки и он занялся другими деревьями. Том остановился, чтобы передохнуть. А Ричи, кажется, отключился. Удивительно, как этого не произошло раньше.
Том присел на дорогу, не особо заботясь о том, что пачкает брюки. Он уже и так весь в грязи, пара лишних пятен ничего не решают.
Ричи что-то простонал, его веки затрепетали. Том наклонился к нему и похлопал по щекам, скинув с его лица липкие от грязи волосы.
-Эй, проснись! Проснись!
Он открыл глаза и некоторое время тупо таращился на Тома.
-Что... Что такое? Где я?
-Ричи, попытайся встать. Я больше не могу тебя тащить. К тому же, таким образом я могу сломать тебе ещё что-нибудь или запустить инфекцию в рану.
"Уж давай по честному, Том. Инфекция уже сто раз могла попасть ему в кровь через любую раскрытую рану на ноге".
-Я не смогу... У меня не получится.
-Получится. Держись за меня.
Ричи закинул руку на плечо Тома и, оттолкнувшись от земли, слегка приподнялся. Тут же его лицо исказила жуткая гримаса боли.
-Черт! Держи меня! Держи, а то я сейчас упаду!
Том держал. Медленно-медленно, останавливаясь через каждые пару метров, они продолжили путь. Вскоре они наконец вышли на проезжую дорогу и остановились.
Том усадил Ричи рядом с деревом и вышел на шоссе.
Вскоре он заметил машину, и тут же вытянул руку вперед, но серебристый "кадиллак" пронесся, не снижая скорости. Ещё несколько автомобилей промчались мимо.
-У нас видок не очень.- крикнул Ричи хрипло. Он сидел, привалившись к дереву спиной, и смотрел куда-то в небо.- Выглядим не слишком цивильно. Я бы таких, как мы, точно не подобрал.
Потрепанный пикап замедлил ход и свернул на обочину. Сидевший за рулем старик открыл дверцу.
-Да вы, похоже, попали в переделку. Садитесь.
Том помог Ричи сесть в машину и обратился к водителю, усатому седому мужчине в кепке и с сигаретой, которая словно прилипла к его губам.
-Отвезите его в больницу. Ему нужна помощь.
-Да, сынок, вижу. Серьезно его потрепало.
Ричи, устроившийся на заднем сиденье, нахмурился.
-А ты что, не поедешь?
Том покачал головой.
-Мне отсюда до дому быстрее добраться будет, чем потом от больницы. Пока, Ричи.
-Ладно. Спасибо за...все это. Я, честно говоря, не знаю, как поступил бы, оказавшись на твоем месте. Спасибо.
Он протянул руку, липкую от пота, грязи и крови, и Том пожал ее своей, такой же грязной.
-Не за что.
-Но друзьями это нас все равно не делает, усек? И никому об этом не рассказывай, понял?
-Разумеется, Ричи.
Машина уехала. Том некоторое время стоял, провожая ее взглядом, а потом двинулся вдоль шоссе в противоположную сторону. Мимо него с большой скоростью пронеслась пожарная машина. Видимо, решили наконец заняться тушением лесного пожара.
На самом деле Тому было все равно, какой дорогой возвращаться домой. От больницы путь до его дома не такой уж большой. Причина его нежелания ехать вместе с Ричи была проста - он не хотел возвращаться в больницу. Сегодня он покинул ее навсегда, так он решил, и вернувшись туда, он как будто нарушил бы святое клятвенное обещание.
Том попрощался сегодня с этой страницей своей жизни, с этими длинными коридорами, со стенами, выкрашенными в такой странный светло-зеленый цвет, с людьми в белых халатах, с запахом лекарств и каких то растворов, со старческим кряхтением бабушек и дедушек в столовой и дымом от сигар, которые раскуривал на лестнице второго этажа бородатый хирург. Все это стало частью того, что люди называют прошлым. Хотя Тому всегда это казалось странным - как можно делить жизнь на было, есть, и будет? Прошлое является частью настоящего, а настоящее - началом будущего. Будущее, став оным (ну, будущим) становится прошлым, уступая новому настоящему. Это вечный круговорот, и ставить какие то вехи, устанавливать какие то грани просто глупо. Движение времени слишком незаметно, за ним нельзя уследить, а если попытаться, то рано или поздно поймешь, что его, время, ты израсходовал впустую. Это все равно что любоваться красивой обложкой книги, но так и не раскрыть ее.
Дождь кончился, тучи потихоньку рассеивались, но из-за темноты, обрушившейся на город, тяжело было разглядеть небо, которое становилось все чище и прозрачнее.
Дома его ждала пустота и тишина. Конечно, она царила здесь на протяжении всех последних месяцев, но заметил он ее только сейчас. Словно все это время мать жила здесь, хоть ее и не было, а теперь ушла окончательно.
Том прошелся по тихому дому. Начал с кухни, откуда раньше по утрам доносились великолепные запахи, а вечерами звенели вилки и ложки, а животы будто бы раздувались в два раза от еды, самой вкусной, какую он только пробовал. Мать Тома была оригинальна, она не следовала каким-то заранее приготовленным рецептам, не пыталась довести до совершенства какое-то одно блюдо, не сидела ни на каких диетах, поскольку считала их глупостью и насилием над организмом. Нет, каждый ее приход сулил этой маленькой семье что-то новое, необычайное и изысканное. И даже после смерти отца она не потеряла хватку - она продолжала удивлять разнообразием и оригинальностью до конца. До того самого дня, когда Том обнаружил ее, стоящей в самом углу кухни, рядом с раковиной, и с ужасом смотрящей куда-то вверх. В ее руке был зажат большой нож.
-Мама?- удивленно спросил Том.- Что случилось?
Она лишь указала свободной рукой вверх. Ее взгляд был прикован к чему-то, находящемуся на потолке.
Но на потолке ничего не было, кроме лампочки в простеньком абажуре. Тем не менее Том с минуту присматривался, пытаясь все же понять, что могло так испугать его мать. Делал он это по той простой причине, что никогда не видел ее такой напуганной. А если уж по честному - он вообще никогда не видел, чтобы она чего-то испугалась. Она всегда была каменной, как скала, непоколебимой и непокорной. Но в тот вечер, глядя на ее расширившиеся глаза, на пульсирующую на тонкой шее вену, на выступившие на лбу капли пота, он впервые осознал: его мать - такой же человек, как и все остальные, со свойственными людям страхами, печалями, грехами и радостями. Именно тогда он впервые осознал, что она...совсем не вечна.
-Мама, на потолке никого нет.- мягко сказал Том, сделав шаг к матери.
Она помотала головой.
-Не приближайся! А то ещё набросится на тебя и укусит! Они могут разносить бешенство...
Бешеной в тот момент выглядела она сама.
-Кто, мам? О чем ты?
-Летучая мышь...- прошептала мать одними губами и медленно сползла на пол.
С тех пор странные галлюцинации стали посещать ее гораздо чаще. Позже она призналась Тому, что уже довольно давно стала замечать некоторые странности, какие-то шутки, которые играло с ней воображение. Обычно это были звуки, и чаще всего ночью. Наверное, подспудно ум каждого человека, независимо от того, во что он верит или не верит, считает ночь временем, когда все тайное становится явным, все страшное вырывается наружу из старых шкафов, из под кровати, вылезает белыми призраками из зеркал, гремит вилками и ложками на кухне. Ночью наше воображение с готовностью может превратить самый безобидный звук, самое обыкновенное явление, в какое-то жуткое предзнаменование, обратить скрип проседающего дома, прекрасно слышный и днем, в шаги убийцы, пробравшегося внутрь. Да, разум - это хитрая вещь.
Мать Тома никогда не верила в привидений и прочую мистическую ересь, но когда начала слышать по ночам странные звуки, шорохи, источника которых обнаружить не могла, она в первую очередь вызвала священника и попросила его освятить дом.
Разумеется, это не помогло. Она продолжала слышать скрип, звон, чье-то дыхание и даже голоса, и не только ночью, но и днем. Тогда она ещё не осознавала, что с ней происходит. А вот когда увидела на заднем дворе дома своего мертвого дедушку, вышагивающего в военной форме по лужайке, то тогда поняла: для начала нужно разобраться в себе. Избавиться от всего невероятного и вычленить правду из килограммов ереси и абсурда. Ей поставили диагноз, и тогда она успокоилась.
Именно так - она совершенно спокойно к этому отнеслась. Не плакала, не молила Бога, не бегала по врачам в надежде отыскать того единственного, который возьмется за столь безнадежный случай. Нет, она не делала всего этого.
Зато Том делал, он занимался всем вышеперечисленным. Даже попросил одного своего школьного знакомого, уезжавшего на каникулы в Германию, пообщаться с тамошними врачами. При этом даже не задумывался о том, что же будет делать, если доктора, способные помочь, все же найдутся. Где он возьмет деньги, чтобы оплатить операцию? Плевать. Главное - найти этих волшебников, а остальное не важно.
Но Том лишний раз убедился в том, что чудес не бывает. Он не смирился, ему претила сама мысль, о том что его мама может умереть, но оставил безнадежные попытки отыскать луч света в царстве тьмы, в которое постепенно превращалась его жизнь.
Но сейчас, неприкаянным духом бродя по закоулкам своего дома, он вдруг осознал: лучик ещё не угас, о нет. И не собирается гаснуть, ибо это не просто луч - это маленькое солнце, способное не только пробить брешь в темноте, но полностью рассеять ее. Мэри - это солнце.
Том прошелся по гостиной, брал в руки различные вещи - телефонный аппарат, записную книжку, ручку, пульт от телевизора, нож для писем, затем поднялся на второй этаж и медленно вошел в свою спальню, медленно и тихо, будто вор. Он почему то и ощущал себя грабителем, потому что дом, в котором он вырос, вдруг стал невыносимо чужим и незнакомым.
Но что ему знакомо - так это мощный стук сердца и учащенное дыхание, пот на лбу и румянец на щеках. И все это - когда он находится рядом с Мэри. Мистер Айзекс говорил, что это и есть любовь. Но это же бред! Неужели можно влюбиться в человека, с которым просто дружишь? Тому это казалось предательством. Все равно что нож в спину.
Да, наверное, это глупо. Но все таки Том наконец осознал - он любит Мэри, и теперь, после смерти матери, она стала для него самым дорогим человеком.
Том сжал руки в кулаки.
-Я никому не дам тебя обидеть. Клянусь. Не дал тогда, много лет назад - не дам и сейчас.
Да, так он сказал своему вконец опустевшему дому, так смело, ясно, честно и открыто, и даже как будто бы напыщенно. Но вот только где то на задворках сознания, как раз там, где тьма настолько густа и осязаема, что ни один луч света не способен пробить ее, раздался гадкий, ехидный голосок. Почти что шепот, но, пожалуй, слишком громкий шепот.
"Забудь обо всем этом, дурачок. Ты уже не первоклассник, защищающий девочку от нападок нехороших ребят. Вы оба, и ты, и она, уже предоставлены самим себе, и именно поэтому так ограничены в свободе выбора".
Тому не хотелось думать обо все этом, потому что это возвращало его в то состояние кошмарного одиночества, в котором он пребывал в первые часы после смерти матери, но и не думать об этом он тоже не мог. Потому что опасался сойти с ума.
Многие считают, что ты свободен тогда, когда ты сам способен принимать решения и жить так, как хочешь, никого не слушая. Что ж, наверное, некоторые могут жить именно так, при этом считая сие свободой, но Том придерживался иного мнения, возможно, слегка странного. Ему казалось, что человек свободен как раз тогда, когда за него решают практически все. Как он будет одеваться, что есть, где учиться. Это освобождает его от такого тяжелого бремени, как ответственность. Когда за тебя принимают все серьезные решения, ты делаешь лишь то, что тебе приходится делать в результате этих решений. Тебя отправили в школу - значит ты должен учиться. При этом не так важно, есть ли у тебя какие-то успехи. Даже если нет - ответственность то не на тебе. Ты делал то, что тебе сказали делать. Ты ни при чем!
Из всего вышесказанного следует, что по настоящему золотым временем можно считать детство. Вы ведь согласны с этим? Каким бы оно ни было...
Взрослея, ты постепенно осознаешь, что ты - не такая уж оригинальная необыкновенная личность, какой всегда себя представлял. Ты понимаешь, что таких же, как ты, очень много, и твоя задача - занять достойное место в стене огромного замка, зовущегося Обществом. Общество требует, чтобы кирпич был правильного размера, имел ровные края, был хорошо смазан цементом. Оно требует многого, иногда, кажется, почти невозможного, и тебе приходится всячески крутиться, чтобы сделать себя достойным кирпичиком. Идеальными не рождаются, идеальными становятся. Ха, вот так глупость! Грустная ирония. Общество не идеально, но требует идеальности от каждой своей составляющей. Оно требует ответственности и обоснованных решений, хотя само зачастую оказывается просто верхом безрассудства и посредственности. Странная штука - жизнь...
Двоюродная сестра Джулии, Анна, приехала рано утром, когда Том ещё спал.
Вначале ему показалось, что звуки, доносящиеся снизу, а также запах горячего хлеба, щекочущий ноздри, являются лишь часть сна (но при этом хоть убей не мог вспомнить, что ему снилось), и лишь перевернулся на другой бок, пытаясь вновь хотя бы задремать.
Но заснуть не удавалось, тогда он встал, одел рубашку и шорты, а затем вытащил из под подушки нож.
Он помнил, что положил его под подушку давно, года четыре назад, но не мог вспомнить, почему он это сделал. То ли услышал какую-то страшную историю, то увидел что-то кошмарное во сне, а может увидел возле дома какого-то странного типа. В общем, он положил туда нож для самообороны, но до сих пор он ему ни разу не пригодился. Зато сейчас, кажется, самое время достать его.
Крепко зажав в мокрой от пота руке нож, он медленно, стараясь не скрипеть старыми прогнившими ступенями, он спустился вниз по лестнице.
И чуть не пустил свое оружие в ход, увидев чью-то тень, плясавшую на стене в тусклом свете, льющемся из кухни. Через мгновение возникла и хозяйка этой тени - Анна Першмитт, двоюродная сестра его матери.
Это была молодая женщина, тридцати лет от роду, которая у Тома ассоциировалась с весной. Нет, дело не в ее внешнем виде (хотя красная шапка с цветком, непременно украшавшая ее голову, вполне могла натолкнуть на такие сравнения). Все гораздо проще. Она приезжала в гости почти каждую весну, обычно в апреле, и в голове Тома возникла четкая закономерность: раз приехала тетя Анна, значит наступила весна.
Но Том ведь прекрасно знал, что сейчас на самом деле конец лета, а значит что-то во внутренних часах Анны дало сбой.
Сейчас она была одета в черную кожаную куртку, синие брюки, а на голове красовалась неизменная шапочка с цветком.
Увидев Тома с ножом в руке, она на секунду опешила. А потом медленно и четко, словно имела дело с умственно отсталым, произнесла:
-Том... Пожалуйста, положи нож.
Он подчинился. Действительно, теперь, убедившись, что в дом не пробрался грабитель, можно было положить нож и попытаться выяснить: почему же тетя Анна приехала в такое необычное время?
-Молодец.- она улыбнулась, обнажив идеально белые, как у кинозвезды, зубы.- Он тебе не нужен, дорогой.
Том прошел мимо нее на кухню и огляделся. Тетя сделала гренки и бутерброды.
-Я не знала, что ты больше любишь.- пояснила она.- Поэтому приготовила то и другое.
-Мне и то, и то нравится.- равнодушно ответил Том и сел за стол.
Тетя наконец то догадалась снять свою шляпку и села за стол, напротив него. Вид у нее был озабоченный.
-Я выехала, как только узнала. Мне позвонили сразу, потому что больше было некому.- она вздохнула, как показалось Тому, излишне горестно.- Я решила, что тебе понадобится чья-то поддержка. К тому же, я займусь организацией похорон. Уж я позабочусь о том, чтобы все прошло хорошо.
"Хорошо?- мысленно переспросил Том, без особого аппетита жуя бутерброд.- Что может быть хорошего в похоронах? Что это ещё за бред?".
Тому доводилось бывать на похоронах. В их маленьком городке все друг друга знают, все друг с другом "как бы дружат" и признаком дурного тона было бы не сходить на похороны какого-нибудь мистера Смита, которого все любили и уважали. Так залюбили и так зауважали, что он, бедный, коньки отбросил. Том помнил все ощущения, весь спектр своих чувств в эти моменты, когда он, в черном костюме и врезающихся в зад штанах, стоял рядом с точно также одетыми людьми, похожими на стаю ворон, и слушал то глупые слова священника, то жуткие завывания родственников умершего. В душе Тома все это не оставляло никакого отпечатка, но при этом он очень много думал. Он смотрел на то, как люди вереницей идут следом за гробовщиками, как войдя в дом, пьют крепкие напитки, словно всего лишь найдя повод для очередной пьянки. Слушал слова соболезнований, зачастую сочащиеся ложью, бродил среди таких неинтересных, таких скучных людей. И всякий раз клялся самому себе, что никогда не будет таким, что будет лучше, честнее, добрее всех этих людей. Но сейчас, став немного взрослее, он осознал, как тяжело ему будет сдержать эту клятву.
Голос Анны вырвал его из раздумий.
-Я сегодня съезжу в салон ритуальных услуг, а потом схожу к священнику, договорюсь обо всем. Хочешь со мной?
Том покачал головой.
-Думаю, я найду, чем себя занять.
Что-то во взгляде тети не понравилось ему. Кажется, это была жалость? Да, она самая. Ему не нужно, чтобы его жалели.
-Я не буду плакать.- довольно резко заявил Том. - Я просто прогуляюсь, чтобы развеяться.
-Как скажешь, милый. Я вовсе и не думала, что ты собираешься плакать.
Однако едва Том поднялся к себе в комнату, как понял, что обещание сдержать не удастся. К горлу подкатил комок, а глаза защипало от слез. Ужасное чувство утраты нахлынуло на него вновь, гораздо сильнее, чем прежде, и захлестнуло все его существо, опрокинуло все его сознание, как шторм, жестоко играющий с маленькой лодочкой. Том лег на кровать и закрыл лицо подушкой, будто хотел самого себя задушить. Он плакал тихо, но все равно не хотел, чтобы тетя услышала хотя бы звук. Почему то это казалось ему очень важным.
Вчера он пребывал в состоянии шока. Да, теперь Том понял это. Весь день, весь этот чудовищно длинный день он будто смотрел на все, что с ним происходит, со стороны. Он смотрел кино с собой в главной роли, драматичное и пугающее. И только сейчас осознал, что все это реальная жизнь, что все произошедшее уже действительно произошло, что все утерянное утеряно безвозвратно. Нет режиссера, который крикнет "Стоп! Ещё дубль!", нет сценариста, который пролистнет страницы твоей жизни, перечеркнет лишнее, добавит что-то новое, исправит то, что на его взгляд неверно. Нет никакого фильма, и никогда не было.
Том отнял подушку от лица и взглянул на часы. Восемь часов утра. Черт, неужели ещё так рано? Казалось, что прошла целая вечность.
Он прислушался. Шаги, шаги по лестнице. Приближаются к его комнате.
Том сунул подушку под голову и быстро вытер следы слез, оставивших влажные дорожки на его щеках. Затем повернулся на бок и закрыл глаза.
Дверь тихонько отворилась. Том приоткрыл один глаз, едва-едва, так что с трудом мог различить смутный силуэт тети, застывшей на пороге его комнаты.
Постояв немного, она вышла и тихо закрыла дверь.
Том прислушался, пытаясь понять, куда она пошла теперь и чем занимается, но, сам того не желая, заснул.
Ему снился отец Мэри. Он бежал за Томом по полю, где паслись какие-то странные, абсолютно черные коровы, и размахивал огромной бутылкой пива. Вид у него был совершенно безумный, под глазами чернели круги, а изо рта шла пена, как у бешеной собаки.
-Давай, мальчик! Иди сюда! Куда же ты убегаешь? Давай выпьем за чистоту и непорочность! Ну куда же ты? Выпьем за невинность!
Когда он проснулся, часы показывали пол-одиннадцатого. Сон не принес ему ни бодрости, ни сил. Том ощущал себя совершенно разбитым, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Лоб покрылся испариной, а подушка совершенно измялась, превратившись в непонятный белый ком.
Тома била сильная дрожь и он ощущал холод. Черт, ну почему же так холодно? Вроде все окна закрыты, да и на улице вновь светит солнце. Из-за чего же мог возникнуть этот холод?
"Его нет.- прошипел тот противный голос на краю сознания.- Он лишь в тебе. Он прямо тут, внутри".
Том обхватил себя руками. У него стучали зубы, а кожа покрылась мурашками. Кончики пальцев словно онемели. В сердце засела какая-то непонятная, тупая боль.
"Что со мной? Я умираю? Неужели я тоже умираю?".
Он помотал головой, чтобы отогнать эти мысли, и тут же весь окружающий мир закрутился перед ним в жуткой карусели. Если это не предсмертная агония, то что же? Наверное, так и приходит смерть. Ты ощущаешь холод, страшный, пронизывающий до самых костей холод, а затем твои внутренности начинают гореть, словно в огне. Или это жизнь? Может, боль и холод означают, что он ещё жив? Возможно, это что-то вроде напоминания: давай, парень, подбери слюни, не отчаивайся, мир не остановился, этот гребаный земной шарик все ещё вертится, а значить вертеться должен и ты.
Том повернулся набок. Дрожь усилилась. Боль угнездилась где то в легких, затем перетекла, как яд, в сердце, заставив мальчика коротко вскрикнуть.
Нужно выпить какое-то лекарство. Может, ему подойдет одно из тех, что принимала мама. Вот только для этого ему придется выбраться из постели.
Том попытался сесть, но с первого раза не вышло - он рухнул обратно на подушку, скривившись от нового приступа боли во всем теле. Нет, наверное, это смерть.
Особенно сильная, невероятная боль, засела в позвоночнике. Попытка сесть заставляла Тома падать обратно на постель.
В конце концов, крепко стиснув зубы и кое как переборов себя, Том сумел сесть. Он спустил ноги на пол и даже встал, но его тут же стало качать из стороны в сторону, как пьяного. Перед глазами поплыли какие-то черные круги, в затылок словно вонзили ржавый гвоздь. Черт, что же творится?
Он сделал неуверенный шаг по направлению к двери. Дикая слабость накатывала на него волнами, заставляла дрожать всем телом и держаться за стену, чтобы не упасть. Медленно, хватаясь за каждую опору, как дряхлый старик, он дополз до двери. Повернуть ручку было непросто - пришлось приложить все оставшиеся силы. Самые обыкновенные вещи, которые он выполнял сотни, тысячи раз, вдруг показались невероятно тяжелыми и сложными. Каждый шаг сопровождался ощущением падения в пустоту, каждый вдох вызывал боль в груди, каждое усилие словно било молотком по всем костям сразу.
Том выбрался из своей комнаты и прислонился к стене всем телом, чтобы передохнуть и попытаться унять дрожь. Он провел рукой по своему лбу, и удивился, насколько мокрой и горячей стала ладонь. Ему было ужасно холодно, но при этом он так вспотел, словно находился в растопленной бане.
Ванная. Да, там должны быть все лекарства. Или...нет? Вполне возможно, что мать хранила их у себя в спальне, поскольку нуждалась в них только она. Однако Том чувствовал, что они ему необходимы, потому что обычным болеутоляющим здесь не обойдешься.
Так все таки где? В ванной или в спальне? Это вопрос не на миллион, о нет, гораздо серьезней. Тому сейчас казалось, что от этого выбора зависит его жизнь.
И тут, словно подбросив угли в и так уже разгоревшийся пожар, внизу зазвонил телефон.
Том вздрогнул и несколько секунд глупо хлопал глазами, будто не понимая причины этого звука. Когда же до него дошло, он, насколько мог, быстро двинулся к лестнице, на каждом шагу спотыкаясь о ровный пол или об собственные ноги.
От этого трезвона боль в голове усилилась. С каждым звонком кто-то погружал отбойный молоток все глубже в мозг Тома.
Вот и лестница. Спуститься по ней будет не проще, чем забраться без снаряжения по отвесной скале на вершину горы.
Отсюда Том видел свою цель - лежащий на столике рядом с телевизором телефон. Но это же внизу. А внизу - это очень далеко, это другая вселенная.
Том глубоко вздохнул и побежал вниз. Он знал, что нужно именно бежать, потому что если идти медленно, но он покатится кубарем уже на половине пути и обязательно что-нибудь себе сломает.
А вот и телефон. Очередной звонок, (какой уже по счету?) и он замолкает.
Том ударил себя кулаком по колену. Черт побери!
Он взглянул на лестницу. Подниматься обратно? Нет уж, увольте. Лучше просто умереть здесь, на диване. Не двигаясь и не испытывая лишней боли.
Том сел на диван и закрыл глаза. Интересно, кто же это звонил? Мало людей знают номер. Может, это тетя Анна? Звонит, чтобы узнать его предпочтения относительно материала, из которого будет сделан гроб. Или даже цвета. Пожалуй, синий. Да, синий подойдет. В желтый горошек. Просто великолепно! Все окрестные мертвецы от зависти сдохнут. Второй раз, дааа...
Том почти заснул, когда телефон вновь зазвонил. Том схватил трубку и изо всех сил прижал ее к уху, будто она пыталась удрать.
-Алло?
-Здравствуй, Том. Это Ральф. Прими мои искренние соболезнования. Мне очень жаль.
Том несколько секунд удивленно молчал.
-Спасибо, мист... Ральф. Но как вы узнали?
-Я видел тебя вчера около больницы. Как раз после твоего ухода я вышел прогуляться, раз уж дождь кончился, и очутился возле больницы. По твоему виду я сразу понял, что произошло. Я не стал окликать тебя, потому что знаю, что в такие моменты человеку нужно побыть в одиночестве. Говорят, что поддержка друзей и родных помогает, но это не всегда так. Иногда одиночество - лучший друг. Главное, не дружить с ним слишком долго.
Том кивнул, как будто собеседник мог его видеть.
-Ральф, я не знаю, что мне теперь делать. Я в отчаянии и мне очень плохо...
-Что делать? Жить дальше. Смириться с произошедшим и жить. Не стой на месте, двигайся. Перед тобой упало тяжелое дерево, сдвинь его со своего пути и иди.
Телефонная трубка выпала из ослабевших пальцев Тома. Черт, старик прав. Перед ним и правда упало дерево. И он сдвинул его! Он сделал это вчера, во время грозы, по колено в грязи и опавшей листве.
Том вновь схватил трубку, лишь чтобы крикнуть "Спасибо!", и бросил ее на рычаг.
Боль в спине, во всем позвоночнике, легко объясняется вчерашними титаническими усилиями, которые он приложил, чтобы вытащить Ричи. Боль и жжение в груди - это, скорее всего, начинающаяся простуда. Он же вчера не один час провел под проливным дождем. Было бы чудо, если бы не заболел.
А все остальное - вот тут, в голове. Надо убрать это, как дерево, перегородившее дорогу, надо очистить сосуд от тромба, чтобы кровь вновь ровным потоком лилась в сердце, заставляя его биться, заставляя его ЖИТЬ ДАЛЬШЕ.
"И мне это удастся. Пусть не сразу, не скоро. Пусть с огромным трудом. Но я сделаю это и вновь буду жить, а не существовать".
И после свалившихся на голову открытий ему сразу стало легче - спину чуть отпустило, горячая боль в груди немного утихла, отбойный молоток, вонзившийся в мозг, почти отключился. Настала благословенная тишина, преисполненная величественным спокойствием и радостью.
Он вновь заснул, а когда проснулся, то снова почувствовал себя свежим и готовым жить.
Тетя Анна вернулась в три часа дня. Она вся раскраснелась, запыхалать, а глаза ее горели странным блеском.
-Похороны после завтра, Том. Я взяла тебе приличный костюм, потом примеришь. Ты будешь выглядеть прекрасно, обещаю.
Тому хотелось сказать, что ему совершенно плевать, как он будет выглядеть на похоронах, ведь похороны - это не какой то званый ужин, где каждая женщина блистает ярким платьем, а мужчина хвалится наглаженным фраком, но прикусил язык. Он не хотел говорить всего этого по той причине, что не представлял, какова будет ее реакция. Том плохо знал тетю Анну, не знал ее характера, так что лучше воздержаться от подобных реплик.
Том помолчал немного, а потом задал главный вопрос.
-Что я теперь буду делать? Закончу учебу здесь или мне надо будет переехать к вам?
Анна, стоявшая рядом с диваном и вынимавшая из сумки вещи, застыла, а потом повернулась к Тому, натянуто улыбаясь.
-Я бы хотела, чтобы ты переехал ко мне, Том. Я живу одна, у меня никого нет. А у тебя теперь тоже никого нет, так что жить порознь нам просто нет смысла. В моем городе хорошая школа, есть целых три кинотеатра, а не один, как здесь. Он большой. Тебе там будет хорошо. Но если ты не захочешь, я не буду настаивать.
После этих слов Том наконец проникся симпатией к ней, хотя слова о том, что у него теперь никого здесь не осталось немного покоробили его. А как же Мэри? Он не может уехать, просто не может.
-Я хочу остаться здесь.- сказал наконец Том.- У меня тут уже много друзей, знакомых. Я не хочу ничего менять. Пусть все будет так, как есть.
Улыбка сползла с лица тети Анны.
-Что ж, это твое право. Как закончим с похоронами, я уеду. Надеюсь, не успею тебе сильно наскучить.
И она ушла на кухню. Том чувствовал, что она обиделась, но его это не особо волновало, потому что он знал: принятое им решение верно. Он все сделал правильно.
Одев осенюю куртку (на улице уже было довольно прохладно, хоть и светило солнце) Том вышел на улицу и вдохнул полной грудью свежий воздух. Теперь можно и прогуляться.
Вначале он отправился в парк, в надежде встретить там мистера Айзекса, но парк был на удивление пустой. Все словно неожиданно пропали - не было девушек, совершающих ежедневную пробежку для поддержания формы, не было студентов, сидящих прямо на траве рядом с прудом и читающих свои заумные книги, исчезли женщины с детьми. Будто произошел какой-то катаклизм, который стер их всех с лица Земли.
В одиночестве Том прошелся по узкой дорожке, ведущей через весь парк, задержался на секунду рядом с продавцом мороженого, но вспомнив про свою чуть было не начавшуюся простуду, все же прошел мимо.
Старик сказал, что одиночество - это друг, но не стоит дружить с ним слишком долго. Что ж, сейчас Том почти физически ощущал этого друга, он будто шел рядом, почти касаясь его плечом, шел также неспешно, чуть вихляясь, с затуманенным взором и висящими, как плети, руками. Задумавшись об этом, Том чуть заметно улыбнулся. Что ж, похоже детство ещё не ушло навсегда, фантазия все же осталась при нем.
Том прошел мимо нескольких магазинов, даже не присматриваясь к витринам, обогнул пару ярких ресторанов и кафешек, тенью проскользнул рядом с навесом маленькой гостиницы. А потом он увидел бар.
Он бывал в этом районе довольно редко, а в баре не был ни разу, но внезапно решил, что раз уж он решил ЖИТЬ ДАЛЬШЕ, то это значит, что пора побывать и там, где ещё никогда не бывал.
В баре царил полумрак, хотя на улице светило солнце. Окна были закрыты занавесками, под потолком горела тусклая лампочка, бросавшая на не блиставшие чистотой стены тусклые блики, а рядом с барной стойкой и вовсе горела свеча. Довольно странно и неосмотрительно, учитывая огромное количество стоящих рядом горючих напитков.
Несмотря на ранний час, здесь было людно, но людей Том разглядеть не мог - они скрывались в тенях, сливаясь со стенами и темными занавесками, словно хамелеоны. Бармен, полный мужчины с кустистыми бровями и сигаретой, зажатой меж желтых зубов, хмуро глянул на Тома и пробормотал:
-Чего забыл здесь, пацан? Не мал ещё по таким заведениям шастать?
Том сел на высокий стул у стойки и едва не упал, в последний момент ухватившись за край стола.
-Дайте мне что-нибудь... не очень крепкое.
-Ты, кажется, не слышал вопроса. Ты ещё не слишком мал, а?
Том сохранял каменное выражение лица.
-Пять долларов сверху, если не будет ненужных вопросов.
Бармен усмехнулся, но при этом каким-то образом не выронил сигарету.
-А у тебя есть деньги? Или ты будешь платить мне пуговицами и старыми бейсбольными карточками?
Том вытащил из кармана несколько мятых купюр и помахал ими перед носом бармена. Тот хмыкнул, взял бутылку, стакан, и налил туда какой-то золотистой жидкости.
Том взял стакан с легкой опаской.
-Не бойся, не опьянеешь. Моя непутевая сестра поила этим своего младенца, когда у нее кончилось молоко. Говорила, от этого он лучше спит.
Том, глубоко вздохнув, сделал большой глоток. Горло обдало жарким огнем, а в желудке будто разожгли костер. Том закашлялся, но тут же сделал второй глоток. И тут, не успев отнять от рта стакан, он услышал знакомый голос.
-И она заявила, что я не имею права распоряжаться ее жизнью, и вообще я ей никто. Ты представляешь? Родному отцу такое сказать! Конечно, за это я отвесил ей хорошую оплеуху, а затем напомнил про заповеди. Почитай родителя своего!
Тома пробрала дрожь, но уже не от напитка. Совсем рядом, почти на расстоянии вытянутой руки, сидел отец Мэри. Он разговаривал с одним из своих приятелей и был явно очень увлечен разговором. Конечно, тут от всех несло перегаром, но от него особенно. От этого запаха Тому стало нехорошо. К счастью, этот пьяница сидел к нему спиной, потому и не заметил.
Том бросил на стол деньги и выскочил на улицу, чтобы подышать воздухом, не наполненным запахом виски и сигаретным дымом. В горле стоял какой то комок, мешавший глотать.
Ещё не совсем понимая, зачем он это делает, Том обошел бар вокруг и оказался рядом с окном, у которого сидел Джек Роули со своим пьяным приятелем. Штора была почти задернута, но тем не менее Том пригнулся, опасаясь что мистер Роули заметит его.
Он напряг слух, чтобы слышать каждое слово, вырывающееся из уст отца Мэри вместе с дыханием, полным запахом виски и пива.
-В общем, сидит сейчас под домашним арестом. Знаешь, Сэм, мне кажется, что я обошелся с ней слишком мягко. Обработал бы хорошенько ремнем - сразу как шелковая стала бы, наверняка.
Том сжал кулаки и едва удержался от того, чтобы ударить стену.
Мистер Роули продолжал.
-Я не дам какому то мальчишке оттрахать мою дочку, как какую-то шлюху. С одной стороны, я рад, что Синтии больше нет. Она была слишком мягкая, слишком слабая. Она не понимала, что ребенка, тем более девчонку, нужно держать в узде. Когда Мэри вырастет, она будет меня благодарить, помяни мое слово. Молодые - они горячие, и надо уметь их остудить. Чем я и занимаюсь.
"Знаешь, чем ты занимаешься, педик? Ты избиваешь родную дочь и называешь это воспитанием. В любом крупном городе тебя бы уже давно лишили родительских прав".
Том отошел от окна, не в силах больше слышать все это. Но кое что ещё донеслось до его слуха - скрип отодвигаемого стула и слова мистера Роули:
-Пора домой. Обещал провести с ней ещё одну воспитательную беседу. Я ответственный родитель, слов на ветер не бросаю.
Вновь дикая ярость охватила Тома. Он осмотрелся по сторонам и вскоре нашел то, что искал. Рядом с мусоркой валялась увесистая на вид пустая бутылка из под вина. Том поднял ее и сунул подмышку. Затем вернулся к входной двери и встал слева от нее, прижавшись к стене и даже втянул в себя воздух, будто пытаясь стать совершенно плоским и незаметным и слиться с окружающим миром, как хамелеон.
Едва он это сделал, как мимо него быстрым, но не очень ровным шагом прошел мистер Роули. По бокам он не смотрел, а в руках держал наполовину пустую бутылку пива.
Увидев ее, Том улыбнулся. "А моя больше, сукин сын" - подумал он, и отлепившись от стенки, двинулся следом.
Он старался соблюдать приличную дистанцию. Людей на улице практически не было, и шанс затерять засранца в толпе был невелик . С другой стороны, если мистер Роули обернется, он сразу увидит Тома. Но на этот случай у Тома был план Б.
Просто убежать. Убежать и все. Что может быть проще?
Но мистер Роули и не думал останавливаться. Он шел, иногда немного шатаясь, а иногда останавливаясь и делая очередной глоток.
Когда он свернул с главной улицы, Том слегка ускорил шаг, стараясь при этом двигаться на цыпочках. В этом районе было безлюдно, половина домов пустовали, машины проезжали раз в десять минут, если не реже. Никто ничего не увидит.
Том шел уже буквально в паре метров от мистера Роули. С такого расстояния он ощущал запах перегара и дешевых сигарет, которым отец Мэри был окутан с головы до ног, словно какой-то темной, зловоннои аурой.
Том взял бутылку за горлышко в правую руку и поднял ее, при этом глядя на землю, на собственную тень - она не должна его выдать в последний момент.
Все должно пройти быстро и чисто, иначе ему конец.
Вот, уже близко. Можно бить. Хороший, сильный удар - и он труп. Том знал это, чувствовал смертоносную тяжесть бутылки, занесенной над головой Джека Роули.
Мистер Роули остановился, чтобы сделать очередной глоток. Вот он, отличный момент!
Том размахнулся, приготовился к сильному удару, но в последний момент отвел руку в сторону и тяжело вздохнул. Нет, он не мог.
Мистер Роули услышал этот вздох и обернулся, заметно при этом пошатнувшись.
Том встретился с ним глазами и застыл на месте, совершенно забыв про план Б.
-Кого я вижу!- воскликнул мистер Роули и рассмеялся. Его волосы стояли дыбом, а шея была красная, будто его только что душили. Глаза налились кровью и расширились.- Ну надо же! Куда направляешься, сопляк? Думал вздрючить мою дочку, пока меня нет дома? А вот хрен тебе!- он плюнул на асфальт.- Ты не на того напал, сосунок. Дуй отсюда, пока я тебе морду не разукрасил!
Тут он заметил бутылку в руке Тома и совсем расплылся в улыбке.
-Ой, да ты нищий? Бутылки собираешь? Хотя, я ожидал подобного от молокососа, вроде тебя.
Вновь злость охватила Тома, и он уже пожалел, что в последний момент отступился от своей цели ("струсил, - подсказал ему ехидный голосок на краю сознания.- просто струсил, и все"). Том поудобнее ухватился за горлышко и, даже не размахнувшись, нанес удар.
Удар не сильный, бутылка не разбилась и даже не треснула, однако его пьяному мистеру Роули хватило, чтобы оказаться лежащим на тротуаре.
Мистер Роули кричал и издавал какие-то хрипящие звуки, держась за голову. Он стал красный, как помидор, а в его налившихся кровью глазах блестели слезы.
Том, впавший в какой-то дикий экстаз, ударил мистера Роули в бок, под ребро, затем присел на корточки и разбил бутылку об землю, оставив "розочку".
Увидев это, мистер Роули попытался отползти, отталкиваяся ногами, но Том навалился на него всем весом и прижал к земле.
-Слезь с меня, ублюдок! Слезь!
Том улыбался, и улыбка его выглядела жутко. В глазах горел какой-то нездоровый, дикий огонь. Казалось, что отблески этого огня падают на лицо Джека Роули.
Том провел острием "розочки" по его шее, не надавливая, но и не едва касаясь.
-Я могу убить тебя сейчас. Могу убить, и никто на меня даже не подумает. У тебя слишком много друзей-алкоголиков. Но и неприятели тоже наверняка есть, правда? Пьяная драка, закончившаяся трагедией - обычное дело.
Мистер Роули тяжело дышал. Том ощущал своим сердцем быстрое-быстрое биение его сердца.
-Ты сумасшедший... Что тебе от меня нужно?
Том надавил особенно острым кончиком чуть сильнее, добившись появления на коже крошечной капельки крови.
-А вот это уже правильный вопрос. Хочешь знать, чего я хочу? Ты должен пообещать мне, что никогда - слышишь, никогда! - и пальцем не тронешь Мэри. Ты никогда ее не ударишь и не будешь запирать ее в доме. Пообещай мне, иначе я разрежу твою глотку.
На мгновение лицо мистера Роули исказила гримаса ярости.
-Да как ты смеешь, сопляк...
Том поднес острие к его глазам.
-Я могу попытаться выковырять твое глазное яблоко. Не знаю, получится или нет. Хочешь проверить?
Мистер Роули вздрогнул.
-Ладно, ладно, я обещаю. Обещаю!
Том встал, отпустил его, но свое оружие не бросил.
-Если я увижу хоть один синяк или рану на теле Мэри, я приду и убью тебя.
Мистер Роули смотрел на Тома со злобой и отвращением.
-Тело ее рассматривать, значит, собрался? Сопляк чертов!
-Будьте уверены, это не пустые слова.- ответил Том, а затем кинул "розочку" и бросился бежать. Он бежал долго, и ни разу не обернулся. Он знал, что за ним никто не гонится, но бежать было просто необходимо.
Наконец он остановился. Том стоял на перекрестке рядом с небольшим продуктовым магазином.
"Это не пустые слова"- сказал он, но теперь усомнился в собственном заявлении. Дело не в том, что он боялся ответственности за преступление. Он просто знал, что не сможет убить человека. Не сможет, и все.
"Трус!- верещала та, противная часть его разума.- Слабак! Об тебя будут вытирать ноги, а ты слова против не скажешь! Таких и называют ничтожествами".
Нет. Нет, неправда. Ничтожество, трус, слабак - все эти слова можно отнести как раз к тем, кто сыплет порох на головы голубям. Для достижения цели хороши не все средства, далеко не все. К тому же, смерть - это не наказание. В некоторых случаях это скорее неслыханная награда. Для человека, который живет пустой жизнью, не запоминая ни дней, ни лет, или для того, кто срывает злость на тех, кто ни в чем не виноват, для того, кто увяз во лжи, которую он сам шепчет себе длинными бессонными ночами... а с наступлением утра начинает верить в эту ложь, считая истиной и презирая тех, кто пытается открыть ему глаза. Эта ложь, как паутина, оплетает всех окружающих и убивает их, словно медленно действующий яд.
Том думал обо всем этом, уже находясь дома, в своей комнате. Он думал много, думал о всяком и разном, и не заметил прихода вечера. Сумерки мягко опустились на нагретые солнцем тротуары, крыши домов, стекла автомобилей. Зажглись первые фонари, на небе загорелись звезды. Тетя Анна позвала Тома ужинать.
А теперь оставим ненадолго Тома (едва ли с ним сегодня произойдет ещё что-то интересное) и перенесемся в дом его возлюбленной, девушки по имени Мэри. Мы, и вы, и я - бесплотные тени, призраки, невидимые никому и способные передвигаться невероятно быстро и совершенно бесшумно. Поэтому перебраться из стремительно темнеющей комнаты Тома в небольшую комнатушку Мэри нам не составит труда.
Она сидела на полу, рядом с коробкой, из которой торчали лапы и уши плюшевого медведя, и тихо плакала. Сегодня ее отец не был пьян. Он пришел домой удивительно трезвым, хоть и несло от него не меньше обычного.
Вначале он не стал заходить в ее комнату. Мэри слышала, как он ходит по гостиной, громко топая ногами, издает жутковатые звуки, похожие на утробное рычание какого-то взбешенного зверя, и бросает на пол, бьет, крушит все, что попадает под руку. Вот, кажется, он зашел на кухню. Послышался звон бьющейся посуды.
Затем раздался скрип. Отец поднимался по лестнице.
-Это уже ни в какие ворота, дочка!
Мэри услышала его крик и прижалась к стене, словно пытаясь просочиться сквозь нее.
Дверь распахнулась. Отец был трезв, но зол, как никогда. Его всего буквально перекосило от ярости. Он направил на Мэри дрожащий палец.
-Ты... Не выйдешь отсюда до конца месяца. Как минимум. А если будешь выкидывать какие-нибудь фокусы - то до конца осени. И плевать на учебу.
Мэри поднялась на ноги и сложила руки на груди. Раз отец трезв, с ним можно поговорить. По крайней мере, так ей казалось.
-Ну и чем я сумела провиниться на этот раз, даже не выходя из комнаты?
Джек Роули ударил кулаком в стену.
-Не ты. Твой хахаль! Ему скажи спасибо. Твой наглый, самоуверенный дружок-молокосос!
Мэри вздрогнула. Сердце ее упало.
-Том? Что с ним?
Отец неприятно усмехнулся.
-С ним? А тебя не волнует, что со мной? Папа для тебя уже ничего не значит, да? Этот кусок дерьма чуть не прирезал меня осколком бутылки! Он ударил меня по голове и угрожал мне! Слышишь? Угрожал! Я могу пойти в полицию...- он вдруг изменился в лице, будто обнаружил что-то невероятное, необычайное, в чем-то совершенно обыденном.- Точно. Да! Пожалуй, я пойду в полицию и расскажу, как этот паршивец угрожал мне, обещал убить меня... Да-да, так я и поступлю.
Мэри покачала головой. Она сделала шаг по направлению к отцу и остановилась в нерешительности.
-Нет. Этого не может быть. Том не мог такого сделать!
В ответ - ещё одна усмешка.
-Плохо ты знаешь своего друга, Мэри. Вот оно! Неужели не видишь? Происходит то, чего я так боялся, о чем так долго предупреждал тебя. Ты связалась с недостойным человеком. Возможно, даже опасным. Он попользуется тобой и бросит.
Мэри села на край своей кровати и опустила голову, так что ярко-рыжие волосы, блестевшие даже в полумраке этой комнаты, закрыли ее лицо.
-Ты не прав, папа. Я знаю Тома с детства. Мы дружим уже очень давно.
Отец схватил ее за волосы и приподнял голову. Мэри вскрикнула.
-Отпусти! Мне больно!
-Запомни, дочка. Дружить - это одно. А трахаться - совсем другое!
Он отпустил ее и направился к двери. В руке его блеснули ключи.
-До конца месяца ты под замком. Попытаешься сбежать - сделаешь лишь себе хуже.
Он закрыл дверь и запер ее на замок.
С тех пор Мэри просто сидела на полу, даже не на кровати, и старалась ни о чем не думать. Мысли вызывали боль. Мысли заставляли страдать.
Мэри, как и Том, не могла точно вспомнить, когда именно дружба переросла в нечто большее. Где-то Мэри читала, что любовь похожа на маленькую лодку, плывущую по бескрайнему моря, имя которому - Одиночество. Эта лодка не имеет какой-то цели, какого-то пункта назначения, она просто плывет. Плывет, потому что может плыть, прыгает по волнам и крутится вокруг своей оси, словно стрелка компаса, ищущая север. Существование этой лодки фактически бессмысленно и, к сожалению, в большинстве своем невечно. Любовь живет, пока лодка движется, хоть и бесцельно. Но когда на море Одиночества стихает ветер, когда наступает штиль, лодка останавливается. Если не подует ветер, она просто потонет. Это странная лодка.
Весь этот бред казался Мэри не романтичным, о нет, хотя и романтики здесь хватало, он казался ей правдивым. То есть, получается, и не бредом вовсе.
Уснуть она смогла лишь в час ночи.
Том проснулся утром с чувством, будто не выполнил какое-то обещание, будто задолжал кому-то клятву. Долго думать над тем, что же это за клятва, не пришлось.
Он быстро оделся, почти не жуя проглотил пару бутербродов и выбежал на улицу.
Дождя не было, но небо затянули серые тучи. Выходные кончились, и по залитым водой улицам медленно, как крейсеры, двигались машины, разбрызгивая лужи и прерывисто сигналя друг другу.
Том быстрым шагом прошел мимо здания школы, которое во время каникул было похоже на старый, заброшенный особняк, в котором, естественно, живут привидения. Хотя в этот раз Том заметил один признак, указывающий на то, что школа вполне себе жива - на массивной входной двери висела бумага. Том знал, что это напоминание о том, что 1 сентября начинается новый учебный год. Как будто кто-то мог забыть.
Он спустился вниз по улицы, быстро пробежал мимо бара, который посетил вчера, опасаясь, что его заметит мистер Роули, затем повернул за угол и побежал к дому Мэри.
Дом встретил его запертыми дверями и занавешанными окнами. Теперь уже он походил на особняк с привидениями.
Том обошел его вокруг, внимательно всматриваясь в каждое окно, в надежде найти хоть одно, не закрытое занавесками. А затем решил рискнуть. Вздохнув полной грудью и рупором приложив ладони ко рту, он прокричал:
-Мэри! Мэри! Ты дома?
Замолчал и стал ждать. Он заметил, как занавеска на втором этаже слегка отодвинулась, а потом увидел бледное лицо Мэри в обрамлении огненно-рыжих волос. Она выглядела испуганной.
-Том, что ты тут делаешь?- воскликнула она удивленно.
Том лишь улыбался. Он вдруг понял, что не может вымолвить ни слова. Ему хотелось лишь стоять и смотреть, смотреть.
-Чего ты молчишь, Том?
Он словно вышел из транса.
-А ты разве не рада, что я пришел?- спросил он, подойдя ближе и встав под самым окном.
Мэри вздохнула.
-Рада, конечно. Просто ты рискуешь. Скажи, это правда? Ты действительно напал на моего отца?
Улыбка исчезла с лица Тома.
-Да, правда. Мне надоело все это. Он не имеет права так с тобой обращаться! Я лишь слегка напугал его. Я не собирался причинять ему вред и тем более убивать.
Мэри, кажется, плакала.
-Ох, Том, дорогой... Ты защищаешь меня, но кто защитит тебя? Папа поклялся, что в ближайшие дни отправится в полицию и обвинит тебя в том, что ты угрожал ему.
Тому будто кольнуло в сердце. О таком повороте событий он как то не задумывался.
"А надо бы.- вновь зашептал ехидный голосок.- Вот так ведь всегда. Вначале делаешь, а потом думаешь о последствиях. Или даже не задумываешься о них, пока тебя носом в это не ткнут!".
Как интересно. Вчера этот же голос призывал его наконец не быть трусом.
-Не беспокойся.- не очень уверенно сказал Том. И даже вымученно улыбнулся.- Думаю, его там на смех поднимут. Испугался угроз какого-то пацана. Это же просто смешно.
Мэри закусила губу.
-Надеюсь, так и будет.
-Отец тебя запер, да?- спросил Том.
Она кивнула.
-Да. Обещал, что не выпустит до конца месяца. То есть до самого начала учебного года. Радует, что осталась всего неделя.
Том кивнул.
-Да. Он не бил тебя?
-Не бил. А почему ты спрашиваешь?
-Просто интересуюсь. А где он сейчас?
Мэри пожала плечами.
-Он мне не отчитывается. Но думаю, что либо в баре, либо у кого-нибудь из своих друзей алкоголиков дома. Как твоя мать?
Том не ответил, опустил голову.
Мэри ахнула и тоже ничего больше не сказала. Не всегда нужны слова.
Но Том заговорил.
-Она считала, что я многого добьюсь. Всегда так считала, хотя я не понимаю, с чего она это взяла. Черт, я сам себе всю жизнь кажусь каким-то глупым, неуклюжим тюфяком.
-Это неправда!
-Но сейчас... Сейчас я вдруг понял, что она права. Ведь добиться чего то - это не значит разбогатеть, иметь много власти, быть умным. Достаточно просто сделать что-то для другого человека, что-то такое, что запомнится на всю жизнь.
С каждым словом его голос дрожал все сильнее. Перед глазами опять возникла какая-то серая пелена.
-Я обещаю... Я клянусь... Клянусь, что вытащу тебя отсюда. Я спасу тебя и мы сбежим!
Он посмотрел на Мэри, и увидел, что она плачет, но при этом улыбается.
До конца дня Том ходил, словно в тумане. Он пытался читать, но не мог сконцентрироваться. Пытался рисовать (он очень неплохо рисовал), но в голову не приходило ничего путного. В конце концов он просто лег и стал смотреть в потолок.
Тетя Анна позвала его на ужин, и он нехотя спустился на кухню.
-Том, ложись сегодня пораньше. Завтра тяжелый день.
-Если я лягу раньше, это не значит, что я и засну раньше. Мне в последнее время подолгу не спится.
Тетя кивнула.
-Это пройдет. Душевные раны затягиваются долго, но с ними тоже можно совладать.
Том начал без особого аппетита есть макароны.
-Дело не только в этом.
-А в чем же ещё? Расскажи мне, не бойся.
Том посмотрел на нее исподлобья.-Я уже не маленький. Я могу сам решать свои проблемы. И тем более не обязан о них никому рассказывать.
В ее глазах блеснули слезы. О, только этого не хватало.
Она достала носовой платок и сделала вид, что сморкается, а сама вытерла глаза.
-Разумеется. Конечно же, ты прав. Извини, что лезу в твою личную жизнь. Больше этого не будет.
Том вздохнул.
-Я ценю вашу заботу. Просто есть вещи, с которыми справиться могу только я. Вы не можете мне помочь.
Она кивнула, фальшиво улыбнувшись.
-Понимаю. Ничего страшного.
Остаток ужина прошел в молчании. Том помог тете помыть посуду и пошел в свою комнату.
Как иногда все странно в жизни. Те, кто нуждается в помощи, отказываются от нее, а те, кому она не нужна - просят ее. Те, кто хочет быть в центре внимания и в гуще событий, превращаются в серые тени, молча бредущие среди океана таких же теней. Ну а люди, жаждущие тишины и спокойствия поневоле оказываются втянуты в такие истории, что начинают проклинать день, когда появились на этом свете. Все негармонично и непропорционально.
У зла иногда вырастают ангельские крылья, а добро зачастую тычет тебе в спину раскаленным трезубцем, загоняя тебя прямо в огонь. А вообще разве возможно делить всех и вся на подобные категории? Добро-зло, хорошо-плохо. Все слишком относительно. Иногда те, кто сражается под знаменем некоего Добра, какой-то Справедливости, непонятной Правды, оказываются не просто глупцами, они оказываются лживыми гениями. Ножами и вилами они идут искоренять в людях зло, постепенно превращаясь в то, с чем боролись. Общество не просто неидеально, оно в корне аморально.
Том заснул лишь во втором часу ночи, и приснилась ему Мэри, стоящая на мосту и кричащая о том, что она свободна, наконец то свободна. А потом Том заметил кровавое пятно, расползающееся по ее платьем, бросился к ней, но было поздно. Она упала в реку, и вода стала красной, и вспенилась, и зашипела.
-Никогда...- прошептал Том и во сне, и наяву.- Никогда я не позволю этому случиться. Никогда...
Утро нового дня было таким же серым, как и предыдущее, но вдобавок ко всему зарядил моросящий дождь. Том надел свой черный пиджак, тетя Анна - черное платье и шляпку с черным пером (так значит, у нее есть ещё одна). Взяв черные зонты, они вышли на улицу.
Черные, как вороны. Как сама смерть.
До кладбища добрались на такси. Всю дорогу таксист без зазрения совести и не стесняясь пялился через салонное зеркало на грудь тети Анны. Предварительно даже повернул его так, чтобы поймать наиболее правильный угол.
Рядом с кладбищенской оградой уже стояли две машины. Владельцев их Том не знал, да и ему было плевать.
Они прошли мимо длинных рядов надгробных камней, торчащих из земли, как зубы. Некоторые могилы выглядели ухоженными, на них лежали цветы, другие казались совершенно запущенными. Надгробные камни покосились или покрылись мхом, цветы, даже искусственные, полностью выгорели на солнце или прогнили под дождем. Узкая дорожка временами круто поворачивала, и Тому приходилось следовать прямо за тетей, чтобы случайно не зайти туда, куда не нужно.
За кладбищем виднелся лес. Том видел, что рядом с ним тропа резко обрывалась. Лес в дождливый день казался особенно темным и даже будто бы дышал. Казалось, что толстые вековые стволы и тонкие ветки дрожат, а кроны покачиваются, когда гигантские легкие леса прогоняют влажный воздух через зеленые нагромождения и черные расщелины. С такого расстояния Том сумел разглядеть ворону, поднявшуюся в воздух с верхушки одного из деревьев и с криками исчезнувшую в сизой глубине неба.
Каким бы мрачным ни был лес, располагающиеся рядом с ним захоронения казались ещё мрачнее. Надгробия косые и потемневшие от времени, покрытые мхом и развалившиеся. Ни о каких цветах и говорить не приходилось. Этим могилам, наверное, несколько сотен лет. Их не посещали очень давно, и должного ухода они не получали. Том вдруг испытал острый прилив жалости к лежащим там, под тяжелыми слоями земли, людям. Да, наверное, им уже все равно. Их тела, возможно, уже рассыпались в пыль, и даже одежда, в которой их похоронили, сгнила, но если бы они по какой то неведомой причине на каком-то нефизическом уровне ещё были живы, то что они ощущали бы? Вот что было интересно Тому. Лежать на глубине нескольких метров под землей, не в силах пошевелиться, не в силах выбраться, но при этом не испытывая даже потребности в воздухе, который кончился уже давно. Не слышать голосов людей, криков птиц, лая собак, воя ветра, ударов грома. Не видеть вспышек молнии, чистого голубого неба, или хотя бы такого, как сейчас - серого, затянутого тучами. Не видеть, не слышать, не обонять. Не дышать.
И ещё знать: ты никому не нужен, тебя забыли. Да, вот это, самое отвратительное чувство, можно отнести именно к людям, умершим уже очень давно. Если ты не талантливый писатель, знаменитый актер, виртуозный музыкант или прекрасный художник, то вряд ли о тебе кто-то вспомнит через, например, двести лет. Ты можешь быть хорошим человеком, любящим родителем, отличным другом. Ты можешь быть конченым ублюдком, самовлюбленным эгоистом. Неважно. Через столько времени о тебе никто не вспомнит. Может быть, твоя пра-пра-(пра-пра-пра, нужное подчеркнуть или поставить точку)-внучка вспомнит рассказы своей бабушки о тебе и расскажет уже своей внучке или дочери. Вспомнит на минуту и забудет. Она не знала тебя и ей нет до тебя дела.
Плохо, если тебя не помнят после смерти. Но хуже - если о тебе забывают, когда ты ещё жив.
Обо всем этом Том размышлял, уже подходя к месту, так сказать, священного действа. Так однажды назвал похороны учитель истории в школе Тома. "И чего же тут священного?"- задумался Том теперь, глядя на мертвое тело своей матери, лежащее в гробу. Что такого священного и таинственного в том, чтобы засунуть труп в деревянный ящик и зарыть его в землю. Собаки зарывают дорогие им вещи в земле, чтобы помнить о них, достать в любой момент обратно. Люди же хоронят в земле то, о чем хотят забыть. Ведь никому не хочется помнить о смерти, хоть она и всегда рядом.
Бледное лицо матери зачем-то подрумянили, а синеватые губы слегка подкрасили. Волосы аккуратно уложили. Ещё одна странность в этом "священном" действе. Люди пытаются подреставрировать, добавить цвета в мрачное лицо смерти, словно боятся видеть своих родных такими, какими они были в свой последний час. Страх, страх, страх - в этом мире царит один страх.
Священник начал свою речь, но Том его не слушал. Он смотрел на свою мать. Глаза закрыты, словно просто спит. Руки сложены на груди. Она была одета в хорошее платье, очень хорошее. Она при жизни в таком не ходила, деньги не позволяли купить подобное. На ноги одеты туфли, тоже довольно дорогие на вид. Нарядили так, словно хотят отправить на светский прием, а не скрыть под толщей влажной земли.
Том огляделся. Вокруг гроба столпились люди, которых он в основном не знал. Это были коллеги по работе, друзья. Больше никаких родственников. Кто-то плакал, некоторые сохраняли каменное выражение лица. Похоже, многие пришли сюда лишь из чувства долга.
Тетя Анна слегка подтолкнула Тома в спину.
-Попрощайся с ней.
Том подошел к гробу, дотронулся до холодной руки матери, поцеловал ее в лоб и прошептал, тихо-тихо, чтоб никто не услышал, ей в самое ухо:
-Ты не будешь забыта ни через сто, ни через триста лет. Клянусь. Ты будешь жить вечно.
Он отошел от гроба и вернулся в стан молчаливых ворон. От костюма почему то стала чесаться спина, а новые туфли тисками сжимали ступни. Если вы собираетесь идти куда-то пешком, особенно далеко - никогда не надевайте новую обувь. Том в девять лет отправился в небольшой поход к озеру, надев новые ботинки, купленные всего пару дней назад. Поначалу все было нормально, но вскоре он ощутил сильную боль в ногах. Она становилась все нестерпимей, и на обратном пути ему пришлось снять ботинки и идти по улице в одних носках.
Сейчас Том вновь ощутил ту давнюю боль и испытал чувство дежа-вю. На какой-то момент ему показалось, что он вовсе не на кладбище рядом с гробом своей матери, в окружении молчащих, плачущих людей, а вновь очутился на берегу того маленького озера. Идет по зеленой, яркой траве, которая будто бы брызжет соком при каждом его шаге, водная гладь отражает идеально чистое, голубое небо, где то вдали кричит чайка, на другом берегу пыхтит паровоз. И все прекрасно, вот только каждый шаг вызывает невыносимую боль.
Том помотал головой, чтобы прогнать наваждение. Боль усиливалась, но пока ещё не была такой ужасной, как тогда.
Когда все, кто хотел, простились с Джулией Андерсон, гроб начали опускать в раскрытый зев свежей, влажной могилы.
Том знал, что нужно делать. Он взял ком земли, подошел к краю могилы и бросил его вниз. Никакого стука он не услышал, земля была слишком мягкая и мокрая после дождей.
После этого за дело взялись могильщики. Взяв лопаты, они принялись закапывать могилу. Их лица постепенно краснели, становились мокрыми от пота, но они ни на секунду не останавливались. Тома так и подмывало наброситься на них, вырвать из рук лопаты и избить их, крича при этом: "Что вы делаете? Там же моя мама! Прекратите!".
Ему почему то казалось, что молча глядя на происходящее он как бы расписывается в своем бессилии и окончательно принимает произошедшее.
Люди начали потихоньку расходиться. Дождь продолжал накрапывать, но все также неуверенно, нехотя. Тучи медленно ползли по небу, гонимые ветром, наезжали друг на друга, исчезали и вновь появлялись. В лесу за кладбищем с верхушек деревьев сорвались ещё несколько ворон.
Здесь, на кладбище, среди могил, тоже хватало деревьев. Краем глаза Том заметил, как от мощного ствола векового дуба отделилась какая то тень.
-Мэри?- изумился Том.
-Что?- переспросила тетя Анна, удивленно глянув на Тома.
Том нерешительно посмотрел на тетю.
-Можно я пойду домой чуть позже? Мне надо кое-куда сходить.
-Что? Куда сходить?
Том сжал кулаки. Черт, ну неужели так тяжело сказать "да"?
-Неважно. Я быстро. Идите без меня, я скоро вернусь.
Она пожала плечами, поправила свою черную шляпку, хотя та и так ровно сидела.
-Как хочешь.- и направилась по тропе в обратную сторону.
Убедившись, что поблизости никого нет, Том бросился к Мэри, которая стояла в тени дерева и обеспокоенно смотрела на него.
-Мэри! Невероятно... Он тебя выпустил? Ты сумела уговорить его?
Она покачала головой. Даже без солнца, без света, ее рыжие волосы ярко сияли, напоминая языки пламени.
-Нет, конечно. Я сумела выбраться через окно. Это не в первый раз, у меня есть опыт, так что ничего себе не сломала. Я решила, что тебе сейчас нужна поддержка.
Том несколько мгновений ошарашенно смотрел на нее, а потом, не произнеся ни слова, обнял ее и прижал к себе, окунувшись в блеск волос и приятный запах кожи.
Держась за руки, они тронулись по тропе к выходу. Сейчас это место уже не казалось Тому таким мрачным и непритягательным. Своим появлением Мэри принесла сюда добро и свет.
-Я уже говорила тебе, что мне в каком то смысле повезло. Когда моя мать умерла, я была ещё мала, и почти ничего не понимала. Правда, отец говорил, что ревела, как заведенная, целую неделю.- Мэри печально усмехнулась.- Наверное, так и было. Но все равно мне было легче, я думаю.
Том слегка сжал ее горячую руку.
-Давай не будем об этом сейчас, ладно? Давай просто погуляем, поговорим о чем-нибудь хорошем и отдохнем.
Мэри улыбнулась. Предложение Тома ей понравилось.
-Давай.
В течение почти трех часов они бродили по улицам города, вдоль шоссе, заходили в магазины, рассматривали витрины, но ничего не покупали. В парке Том был приятно удивлен, заметив Ральфа Айзекса, дремлющего на скамейке возле пруда.
-Мэри, я хочу тебя кое с кем познакомить.- объявил Том и повел ее прямо к этой скамейке.
Они присели рядом со стариком. Том слегка похлопал его плечу.
Мистер Айзекс встрепенулся, огляделся вокруг, сощурившись, словно от солнца, и наконец заметил молодых людей.
-О, Том! Здравствуй. Очень рад тебя видеть. Я вижу, ты не один.
-Это Мэри, я вам о ней рассказывал. Мэри, это мистер Айзекс. Он замечательный человек и мой друг.
Старик склонил голову в полупоклоне.
-Можете звать меня просто Ральф. Мистеры, миссисы и прочее я терпеть не могу. Рад встрече.
-Я тоже, Ральф.- ответила Мэри. Том заметил, что ей никакого труда не составило назвать старика по имени.
Некоторое время они помолчали, словно не в силах придумать достойную тему для разговора, которая будет интересна всем. Наконец Том нарушил тишину.
-Я с похорон пришел...
Ральф кивнул.
-Я это сразу понял, когда увидел тебя. Одет ты соответствующе. Моя мать говорила, что молодые одевают пиджак только в двух случаях: когда идут на похороны и когда женятся. И это неудивительно. Все эти костюмы ужасно неудобны, они сковывают движение, а от брюк иногда сильно чешется задница.
Том и Мэри рассмеялись.
-Не представляю, как некоторые люди могут ходить в этом постоянно. Это же ужасно!- старик глянул на Тома, затем на Мэри, и вдруг подмигнул.- Знаешь, Том, по первому случаю ты уже одел пиджак. Думаю, до второго уже не так уж далеко.
Краем глаза Том заметил, что лицо Мэри залила краска. И судя по ощущениям, то же самое произошло и с ним.
Старик вздохнул и устремил взгляд серых глаз вдаль.
-Ненавижу кладбища. Просто до дрожи, почти до рвоты. Я не боюсь смерти, о нет. Не вижу в подобном страхе смысла, потому что смерть - это ничто, просто обрыв. Это все равно что бояться во время письма поставить точку в конце предложения. Ты только представь книгу, в которой нет ни одной точки. Легко ее будет читать? Нет, ты будешь часто запинаться, и тебя будет преследовать постоянное чувство недосказанности, незавершенности. Нет ничего страшного в естественном окончании жизни. А вот что меня на кладбище пугает - это жуткое уныние. Когда я прихожу на кладбище, чтобы положить цветы на могилу моей старушки Беллы, я всегда чувствую сильную грусть. И дело не в том что, я вспоминаю о дорогом, умершем человеке. Просто все, что меня там окружает, словно плетями тоски и уныния охватывает сердце и разум. Начинаешь невольно задумываться: сколько же человек здесь лежит? А их ведь больше, гораздо больше, чем крестов и надгробий торчит из земли. Новые захоронения делаются поверх старых, которые уже никто не посещает. Наверное, там уже целый город, не меньше.
Том и Мэри молчали. Том ясно представил себе это: гробы, стоящие почти что друг на друге, новое на старом, разделенное лишь тонкой полосой земли. Это страшно. Если от тебя не осталось даже могильного камня на кладбище - значит о тебе и правда все забыли, значит с тобой произошло самое ужасное.
Том посмотрел на замолчавшего мистера Айзекса, и решил, что тот сейчас думает о том же.
-А скольких там ещё похоронят... - голос старика был слаб и тих.- Сколько ещё деревянных ящиков с трупами зароют в землю, отдадут на растерзание самого беспощадного убийцы - времени.
-Моего дедушку кремировали.- прошептала Мэри.- Пять лет назад. От него остался пепел... Только пепел, который насыпали в какую то специальную чашу.
-В урну для праха.- кивнул старик.- Да, в последнее время кремация становится все более популярным способом избавиться от покойника. И не надо на меня так смотреть, я это называю именно так.- он усмехнулся.- Ведь это правда. Что есть похороны, кремация и...что там ещё бывает? Это избавление от трупов.
Мэри помолчала, потом кивнула.
-Вы правы.
Старик вздохнул, крякнул, поднялся на ноги.
-С вами интересно, молодые люди, да вот только пора мне идти домой. Врачи не разрешают мне проводить много времени на улице. К тому же, дома меня ждут таблетки.- он печально усмехнулся.- Правда, пользы от них в последнее время никакой. До свидания, Том. До свидания, Мэри.
-До свидания, мистер Айзекс.
Старик дошел до конца дорожки, отдышался, двинулся дальше и скрылся из виду за поворотом.
-И правда хороший человек.- сказала Мэри.- В нем есть что-то необычное. Он не похож на других стариков.
Том кивнул.
-Точно. Мне кажется, что есть люди, которые стареют только внешне, старость не затрагивает их души. Думаю, он один из таких людей.
Тому не так уж редко приходилось бывать в обществе стариков. В очередях магазинов, на почте и в банках, да в той же больнице. Всюду он слышал скрипучие голоса, видел седые волосы и изборожденные морщинами лица, чувствовал этот запах, который не перепутаешь ни с каким другим - запах самой старости. Особенно сильно все это ощущалось в больнице. Том видел стариков и старух, с палочками, в инвалидных креслах, лежащих на кушетках, сидящих перед телевизором - и в глазах многих он замечал какую-то жутковатую пустоту, от которой по коже бежали мурашки. Это была не мертвая пустота, там были мысли и чувства, но они были...тихие. Да, пожалуй, лучшего слова не подобрать. Им словно кто-то понемногу убавлял громкость, и полная тишина будет означать лишь одно - смерть. Они напоминали птиц с подрезанными крыльями, они могли взлететь, но ненадолго. Не могли подняться ввысь, слиться с чистым голубым небом или прорвать свинцовую тучу, им не удавалось, словно Икару, подобраться к самому солнцу или пролететь в дюйме от молнии. Они топтались где то на земле, их перья тускнели и опадали. Эти птицы жирели, в конце концов останавливались и просто сидели, не двигаясь. Мысли - это сама жизнь. Ты живешь так, как думаешь, а думаешь так, как живешь. Если ты, став старым, мечтаешь лишь о том, чтобы не забыть купить какую-то пилюлю в аптеке, посетить своего врача, которому совершенно наплевать на тебя и тебе подобных, то это означает, что твою птица опускается все ниже и ниже, уходит от сверкающего солнца, приближаясь к грешной земле.
Вот что видел Том в глазах многих пожилых людей. Но были и другие. Были старики со светящимся взором, с целью и мечтой, которые окружали их, как аура, почти что осязаемая. Птица Мысли этих людей и не думала садиться, она хотела лишь летать, рассекая небесную гладь. Ей чужды усталость и страх перед неведомым. Ральф Айзекс был именно таким. Том заметил этот живой огонек в его глазах в первый же день, и отчасти именно поэтому старик привлек его внимание.
Том был рад, что Мэри тоже заметила. Может, она представляла все это как то иначе, но какая разница? В оригинальности сокрыт ключ к развитию человечества. А оригинальность - это все та же Мысль. Необычная, яркая мысль, непохожая ни на какую другую. Двух одинаковых не встретишь никогда.
-Мэри, тетя Анна предлагает мне переехать к ней.- объявил Том как бы между прочим.
Мэри попыталась сохранить бесстрастное выражение лица.
-Переехать? Зачем?
-Считает, что здесь мне делать больше нечего. И на самом деле, отчасти я с ней согласен. Я хочу тебя спросить: ты смогла бы уехать вместе со мной?
В ее глазах на мгновение блеснули слезы, но она быстро вытерла их рукавом.
-Отец никогда не отпустит меня. Ты же знаешь не понаслышке, какой он.
Том кивнул.
-Знаю. Но видишь ли, у моей тети есть кое какие связи. Она раньше приезжала к нам в гости, и иногда часами болтала с мамой. Однажды я слышал, как она говорила о каком-то юристе, адвокате или ещё чем-то подобном... Он ей с чем то сильно помог. Я думаю, стоит поговорить с этим человеком. Возможно, он сумеет добиться в суде, чтобы твоего отца лишили родительских прав. Тогда тебя тоже ничего здесь больше не удержит.
Мэри вздохнула.
-Я даже не знаю. Не думаю, что что-нибудь из всего этого выйдет.
-Мэри, у твоего отца, возможно, есть друзья среди местных полицейских, но вряд ли - среди бостонских адвокатов. Если он возьмется за это дело, то наверняка выиграет. От тебя потребуется лишь честность. Ты должна будешь рассказать обо всем.
Мэри отвела глаза.
-Я не уверена, что смогу...
-Сможешь.- настаивал Том. Он взял ее руку и слегка сжал.- Ты сможешь. А сейчас пошли, пока ливень не начался. Только...подожди секундочку.
Он наклонился, снял туфли и сунул их подмышку. Чувство огромного облегчения нахлынуло на него.
-Все. Теперь пошли.
Лето неминуемо клонилось к закату. Деревья окончательно пожелтели, а некоторые уже успели обронить все свое золото под ноги прохожим. Солнечные дни сменились пасмурными, часто шел дождь, хотя гроз больше не было. Лужи прочно обосновались на дорогах, некоторые напоминали маленькие озера. В этих лужах отражалось темное небо, отчего казалось, что тучи захватили даже землю, и когда пойдет дождь - он пойдет не только сверху, но и снизу.
Во время зачастивших ливней вода в этих лужах пузырилась, словно кипела. Люди, забывшие взять зонт, передвигались иногда почти что бегом, опасаясь попасть под очередной ливень.
В редкие погожие дни можно было заметить немаленькие очереди, выстроившиеся у магазинов и лавок, торговавших канцтоварами. Тетради, ручки, карандаши, альбомы, краски расходились, как горячие пирожки, а уставшие, но довольные продавцы вечером, перед закрытием магазина, с удовольствием пересчитывали дневную выручку. Приближалась школьная пара.
Том был равнодушен к школе. Он не испытывал к ней ни любви, ни ненависти. Ему самому это казалось иногда странным.
Он не был зубрилой и всезнайкой, но учился неплохо. Среди одноклассников он не был заводилой, но и лузером точно не считался. Словом, он был тем самым, что можно назвать "среднестатистическим школьником".
Том никогда не пытался выделиться из серой массы. Выделяясь из нее, ты как бы попадаешь в серую массу тех, кто пытается выделиться из нее. Получается замкнутый круг.
Но почему то сейчас он ощущал смутное беспокойство. Он чувствовал, что эта осень станет последней в этом городе и в этой школе. Что будет потом? Неизвестно. Кругом одна лишь неизвестность. Мы не знаем ровным счетом ничего о своем будущем, и это ужасно, просто ужасно, вы не находите? Ты можешь загадать, что ты будешь делать, лишь на ближайшие пару минут, если не меньше. Ты не можешь знать, сумеешь ли ты сделать то, что начал, возьмешься ли за то, чем собирался заняться, доведешь дело до конца, или бросишь на половине. Ни единый миг ты не можешь быть уверенным. Потому что все в жизни делится на две категории: то, что будет обязательно, и то, что ты загадал сделать. После ночи будет утро. Утром встанет солнце, распустятся цветы, запоют птицы, люди пойдут на работу. А что будешь делать ты? У тебя запланирована, например, важная встреча, но где гарантия, что в твоей жизни, или ещё в чьей-то, которая незримо перехлестнулась с твоей, не возникнет какого то обстоятельства, могущего тебе помешать? У тебя сломалась машина, ты оказался в гигантской пробке, твой партнер или ты сам заболел или даже умер... Может случиться все, что угодно. Это ужасно, но и прекрасно. Ведь если бы все заранее знали свое будущее, то жизнь стала бы очень странной и неинтересной.
Итак, лето кончилось. Первый день осени встретил учеников, собравшихся возле здания школы, мелким моросящим дождем. Том долго бродил по заполненной до отказа спортивной площадке, пока не увидел наконец ее. Мэри стояла, как всегда, в стороне, и читала какую-то книжку. Том подбежал к ней.
-Привет. Ну что, отец все же отпустил тебя?
Мэри слабо улыбнулась и кивнула.
-Да, отпустил. Но лишь потому что не хотел, чтобы мои учителя интересовались, куда я пропала. Ему бы это очень не понравилось.
Том хмыкнул.
-Ясное дело. Чем меньше внимания уделяют его персоне, тем лучше. А то ещё случайно узнают какие-нибудь подробности. Хотя миссис Смит, по моему, уже давно поняла, что нет в твоем доме такого количества лестниц, с которых можно постоянно падать.
Мэри слегка покраснела, отчего ее рыжие волосы показались Тому ещё более яркими.
-Возможно. Но я не хочу, чтобы она что то кому то говорила или куда то обращалась.
Том со вздохом прислонился к стене.
-Вот в этом твоя главная проблема, Мэри. Ты боишься. Боишься отца, и поэтому он позволяет себе делать все, что заблагорассудится. Боишься разговаривать об этом с чужими людьми. Даже со мной редко этим делишься. Так у нас ничего не получится.
Мэри как то обреченно смотрела куда-то в сторону.
-Я знаю. Я все это знаю, но ничего не могу с собой поделать.
-Можешь.- Том обнял ее и прижал к себе.- Ты справишься. Тебе всего лишь придется один раз переступить через себя. Преодолеть свой страх. Отец запугал тебя. Ты привыкла думать, что за любое слово, за любую жалобу другому человека он тебя накажет. Ну так перестань об этом думать! Просто расскажи все, как есть. Ты ведь не будешь врать. Тебе нечего стыдиться.
Она лишь кивнула. А Том задумался: как же все таки велико может быть влияние одного человека на другого!
Может, ты и свободен в детстве. Свободен, потому что не несешь никакой ответственности, не должен ничего решать... Однако свобода эта тоже весьма относительная, ведь пока ты ребенок, ты как губка - впитываешь все, что видишь и слышишь. Запоминаешь. Пытаешься подражать. И взрослые, особенно родители, конечно же, пользуются этим. Тебя учат, что хорошо, а что плохо. Тебе говорят, что можно делать, а чего нельзя. Тебе показывают, что такое норма (и объясняют, почему к ней надо стремиться) и что такое ненормальность. Но при этом о многом забывают, о многом умалчивают, о многом не хотят говорить ни в коем случае.
Не хотят говорить, что "хорошо" и "плохо" - это понятия относительные, и зачастую то, что хорошо для одного, может быть очень плохо для другого. А объясняя, чего делать нельзя, забывают, что есть ещё пункты "можно, но нежелательно", "нельзя, но иногда можно". Ну а норма - она вообще у каждого своя.
Пока ты слаб, ты уязвим. Ты подвержен любому влиянию извне, как положительному, так и отрицательному. Ты как термометр, который то выносят на жуткую жару, то кладут в снег. Ртуть твоей души поднимается и опускается, но однажды этот термометр ломается, и ртуть в нем застывает. Хорошо, если она осталась где нибудь сверху. Довольно странно, если застыла на нуле. А если опустилась - значит снег, в который тебя опускали, был не только очень холодным, но и ядовитым.
Том поговорил с тетей Анной во время одного из поздних ужинов. Выбрал он для этого момент, когда она была в относительно веселом расположении духа. Сегодня она купила новую сумку и ещё несколько каких то женских безделушек, поэтому резонно было предположить, что если и вести ей такие серьезные разговоры - то именно сейчас.
-Мне нужно поговорить с вами.- объявил Том, отложив вилку.
Тетя глянула на него, кивнула.
-Вижу, что нужно. Давно заметила, что тебя что-то гложет, но предпочитаю в таких случаях не торопить человека, а дождаться, когда он сам наберется сил заговорить. Я слушаю тебя.
Том закусил губу. Не знал, как начать.
-Я рассказывал вам о Мэри. Дело в том, что ей нужна помощь.
Он вкратце рассказал о сложившейся ситуации. Тетя Анна сидела молча, внимательно слушала, и за все это время ни разу не притронулась к еде.
Когда Том закончил, она ещё некоторое время сидела молча, глядя куда то вдаль, так что он даже начал сомневаться: слышала ли она вообще его?
-Я не удивлена, Том. В городе, подобном вашему, где все друг друга знают, все друг с другом на короткой ноге, иногда тяжело добиться правосудия. Все предпочитают закрывать глаза на чужие недостатки, чтобы не расстроить отношения. Этой девочке действительно не повезло. Ей не к кому тут обратиться за помощью. Но вот ты - просто подарок судьбы для нее. Думаю, Джонас возьмется за это дело. У него в практике уже было несколько подобных случаев, хоть это и не совсем его профиль. Можешь не волноваться, твоя подруга будет в надежных руках. Я позвоню ему завтра утром.
Том просиял.
-Правда?
-Только не жди, что он примчится сразу же. Он занятой человек.
Этой ночью Том впервые за долгое время спал спокойно. Дурные мысли не мешали ему заснуть, а кошмары явно отступили на несколько шагов от его кровати, позволив наконец то выспаться.
На следующее утро тетя Анна, едва позавтракав, пошла в гостиную, держа в руке маленький блокнот, в котором был записан номер телефона Джонаса Рейнарда, адвоката из Бостона.
Пока она набирала его, Том сидел на кресле, вцепившись руками в подлокотники так, что побелели пальцы. Время от времени он вставал и принимался бродить туда-сюда, не находя себе места.
-Хватит, сядь.- одернула его тетя. Она уже прижимала трубку к уху и считала гудки.
После четвертого на другом конце провода раздался мужской голос.
Том прислушивался изо всех сил, но слышал лишь неясное бормотание.
-Привет, Джонас. Это Анна. Помнишь такую ещё?
Кажется, мистер Рейнард рассмеялся.
-Джо, мне нужна твоя помощь. Точнее не мне, а моему племяннику. Знаешь, у него недавно умерла мать, и я пока ему тут помогаю. Больше то у него никого нет. Но он не падает духом.
"Ближе к делу!- мысленно взмолился Том.- Пожалуйста!".
-У его девушки проблема, Джонас. Она в раннем возрасте осталась без матери, и сейчас ее воспитывает пьяница-отец, который нередко распускает руки и обращается с ней, по заверениям Тома, просто ужасно. Его до сих пор не лишили родительских прав из-за связей и многочисленных друзей. Ну, для тебя все это не ново, ты не раз сталкивался с подобным. Все пытаются все как то замять, сгладить, лишь бы не идти на крайние меры.- тетя вздохнула.- Вот такая ситуация. Эта девушка очень дорога Тому. Было бы здорово, если бы ты смог помочь ей. Ну так что, ты...сможешь?
Пару секунд она напряженно слушала, а потом улыбнулась, и у Тома, сидевшего все это время, как на иголках, отлегло от сердца.
-Прекрасно. Нет, это не так уж далеко. Да. Записывай адрес.
Пока она диктовала, Том поднялся, прошел на кухню и налил себе стакан воды. В горле совсем пересохло.
Когда он вернулся, тетя уже прощалась со своим собеседником.
-Спасибо, Джонас. Как это не за что? Я же знаю, сколько у тебя дел. Уже за то, что согласился. Пока!
По ее голосу Том понял: они с мистером Рейнардом не просто друзья. Что ж, оно и к лучшему.
-Он приедет в начале следующей недели, Том. Так что можешь уже праздновать победу!
Том чуть не прыгал по всему дому от радости. С огромным трудом ему удавалось сохранить более-менее серьезное выражение лица.
-Отлично! Он правда сможет? Ну, выиграть в таком деле?
Тетя кивнула. Она села на диван и затянулась сигаретой.
-Говорю же, он уже имел дело с подобным. Добился лишения родительских прав у матери, которая пьянствовала. У отчима, который пытался изнасиловать свою падчерицу. Если все именно так, как ты описываешь, то он справится с этим.
Том рассказал обо всем Мэри, и началось волнительное ожидание. Когда наступил понедельник, Том поспешил домой, едва прозвенел звонок с последнего урока, в надежде, что мистер Рейнард уже приехал. Но дома была лишь тетя Анна.
-Джонас звонил.- объявила она, едва Том переступил порог.- Возникли какие-то срочные дела, ему пришлось срочно вылететь в Майами.
И, увидев, как изменилось лицо Тома, добавила:
-Не беспокойся. Он человек слова. Приедет обязательно, не на этой - так на следующей неделе.
Радость Тома слегка поугасла. Во вторник на перемене он рассказал Мэри, что адвокат слегка задерживается.
Мэри лишь улыбнулась. Похоже, эта новость не слишком опечалила ее.
-Не страшно. Неделя, даже месяц - ничего не решают. Сейчас отец ведет себя не так агрессивно. Напивается реже. Я даже начинаю думать, что зря мы все это затеяли.
-Нет!- воскликнул Том так громко, что несколько проходящих мимо человек на него оглянулись.- Как ты не понимаешь? Он никогда не остановится. Он может не пить неделю, зато в выходные так напиться, что домой на бровях приползет. Он может не трогать тебя целый месяц, а потом избить до полусмерти! Такие люди не исправляются, пойми же наконец!
В ее глазах блеснули слезы, и Том понял, что слегка перегнул палку. Он обнял ее, погладил по волосам и поцеловал в лоб.
-Извини. Прости пожалуйста. Я не хочу давить на тебя. Просто не могу больше смотреть на все это.
-Ты прав...- прошептала Мэри в ответ. Она слегка вздрагивала, как в лихорадке.- Ты прав во всем. Просто мне очень страшно.
В субботу Том как всегда прогуливался по парку, надеясь встретить своего пожилого друга, но не обнаружил его на привычном месте. Скамейка возле пруда в этот раз пустовала.
Том сделал несколько кругов по парку, надеясь немного потянуть время и дождаться мистера Айзекса. Но старик не пришел.
Перед тем, как покинуть парк, Том остановился возле магазинчика, торгующего сладостями.
-Можно вас спросить?
Продавщица, женщина лет сорока с не очень удачно покрашеными волосами и бородавкой на лбу, глянула на него и медленно кивнула.
-Вон там...- Том указал в сторону пруда, рядом с которым стояла скамейка.- Вы не видели сегодня пожилого господина? Он...
-Мистера Айзекса, что ли?- скрипучим голосом уточнила женщина.
Том так яростно кивнул, что в шее скрипнуло.
-Да-да, именно. Он уже приходил сегодня?
-Не-а. Не было его. Я сама удивляюсь, всегда ведь приходит. То пирожное какое купит, то шоколадку, а потом сидит на скамейке пару часов. А сегодня вот не пришел.
-Понятно, спасибо!
Том двинулся вниз по улице. На самом деле, он совершенно не представлял, что же могло случиться, какое обстоятельство было бы способно заставить мистера Айзекса не придти. Но к счастью, теперь Том знал, где живет старик.
Почти бегом он шел вдоль дороги, мимо выстроившихся у обочины автомобилей, мимо снующих туда-сюда людей, тоже спешащих куда-то, мимо чьих-то лужаек, ухоженных и не очень. Чувство беспокойства не покидало его, а лишь нарастало с каждым шагом.
В какой-то момент Том так разогнался, что даже прошел мимо дома старика, и пришлось возвращаться назад.
Том поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Прислушался.
Ответом его стуку была тишина.
-Мистер Айзекс! Ральф!- прокричал Том и постучал ещё раз.- Это я, Том!
Молчание.
Том отошел от двери и прижался носом к оконному стеклу. Так он мог видеть гостиную.
И она пустовала. Все вещи стояли на своих местах, все было спокойно. Но Том волновался.
-Эй, мальчик! Что ты делаешь?
Том подпрыгнул и обернулся. На лужайке соседнего дома стоял мужчина лет пятидесяти, одетый в коричневый свитер и черные брюки. В руках он держал грабли, которыми собирал листья вокруг дома, распределив их на две одинаковые кучки.
-Я... Я просто...- Том почему то начал заикаться. А мысленно уже корил себя: "Дурак! Как же тебя легко испугать!".
-Что ты забыл у Ральфа? Иди отсюда, мальчик.
-Сэр, я пришел проведать мистера Айзекса.- совладав наконец с собой, ответил Том.- Вы не знаете, где он?
Мужчина вздохнул, оперся на свои грабли и достал сигарету.
-Ты друг его что ли?
-Да, сэр.
На лице мужчины отразилась печаль. Затянувшись и выпустив в небо облако дыма, он сказал:
-Вчера вечером Ральфа отвезли в больницу. У него случился сердечный приступ.
Том почувствовал, как холодеют ноги, руки, все тело. Но при этом учащается пульс, словно сердце спешит куда-то.
-Нет... Не может быть.
Мужчина кивнул и сбросил пепел с кончика сигареты на собранные в кучу листья, словно собрался уже сейчас жечь их.
-Мне жаль. Ему стало плохо часов в семь, но "скорую" он вызвать успел. Я видел, как его грузили в нее. Честно говоря, я не удивлен. Сердце у него давненько пошаливало. Таблетки он, конечно, пил, но они помогают лишь на время. Лекарств, способных вылечить, не делают, молодой человек. Пациента выгодно лечить, а не излечивать. Но дело не только в этом. Он много ходил, слишком много. И эти посиделки в парке... Я ему говорил, до добра это не доведет.
Том стоял, глядя куда то в одну точку, пытаясь понять и осмыслить услышанное. На автомате он сказал: "Спасибо, до свидания" и двинулся прочь.
Ему не верилось. Как же так? Наконец то он нашел себе хорошего друга, которому может рассказать о своих переживаниях, не опасаясь глупых насмешек, который может дать действительно мудрый совет. Человека, с которыми интересно общаться, от которого не устаешь. Человека, время с которым пролетает незаметно. И главное, он нашел его тогда, когда ему была так необходима поддержка. Долгая, страшная болезнь, пожиравшая его мать изнутри, оставляла незримый ядовитый след и в душе Тома, но Ральф Айзекс каким-то образом сумел уничтожить этот след, стереть, как липкое пятно со стекла. Мать Тома умерла, но и тогда он ощущал себя спокойно, слушая медленную, размеренную речь старика. А теперь Том лишался своего друга, едва обретя его.
Том остановился возле здания больницы. Он тяжело дышал, сердце глухо билось в груди, его стук отдавался в висках. Том зарекся больше не заходить в это пристанище смерти, но сейчас ему придется нарушить обещание.
Том решительно поднялся по ступеньками и толкнул тяжелую дверь.
Он подошел к медсестре, сидевшей за столом и читавшей какую-то тонкую книжку.
-Здравствуйте. Скажите, в какой палате лежит Ральф Айзекс?
Женщина взглянула на него, тяжело вздохнула, будто ее заставили разгружать вагон кирпичей.
-Вы его родственник?
Том покачал головой.
-Нет, мэм. Я его друг. Я уверен, он будет рад, если я приду.
Она отложила книгу, достала какую-то папку и стала просматривать записи.
-Мистер Айзекс находится сейчас в тяжелом состоянии. К нему мы можем допустить только ближайших родственников.
"Старик совсем один.- подумал Том с глубокой печалью.- Какие ещё ближайшие родственники? Жена его умерла, а дети наверняка живут где то далеко и не приедут. Так что суждено ему лежать в пустой палате до самой выписки".
Или до самой смерти.
-Ну пожалуйста...- взмолился Том.- Я просто посижу рядом пару минут и уйду, обещаю!
-Нет, молодой человек. Уходите. Я не могу вас к нему пустить.
Том опустил голову и направился к выходу, но услышал знакомый голос и обернулся.
-Мисс Стефани!- по коридору, довольно бодро клацая костылями, ковылял Ричи. Нога его была забинтована, но сам он выглядел весьма неплохо.- В двадцатой палате проблема!
Медсестра пожала плечами.
-А мне то что? Там Синтия дежурит.
Ричи хихикнул.
-Я бы так не сказал. Кажется, она засела в туалете, причем накрепко. А у миссис Робинсон в двадцатой палате опять тошнота началась.
Он незаметно подмигнул Тому.
-Ох уж мне эта Синтия!- воскликнула мисс Стефани и бегом бросилась по коридору.
Ричи проводил ее взглядом и вновь посмотрел на Тома.
-Чего стоишь? Иди, куда тебе нужно. Она быстро вернется.
-Ричи...- Том на миг потерял дар речи.- Спасибо тебе!
-Давай-давай. Заходи как-нибудь, я в седьмой палате. А сейчас двигай.
Том побежал по коридору в сторону лестнице. Уже поднимаясь на второй этаж, он услышал возглас Ричи:
-Ну извините, я не знал, что это она так кашляет, думал опять рвота началась!
Том не знал номера палаты мистера Айзекса, но за время, проведенное здесь, запомнил, куда отвозят тяжелых больных. Долго искать не придется.
Он пулей пронесся по коридору мимо распахнутых и запертых дверей, и остановился возле двух последних палат. Итак, либо здесь, либо на третьем этаже.
-Кого то ищите?
Том вздрогнул. Молодой врач в круглых очках и с черными, как смоль, волосами, дружелюбно улыбаясь, смотрел на Тома.
-Э-э... Да.- Том решил рискнуть.- В какой палате лежит Ральф Айзекс?
-Я как раз от него. В пятьдесят четвертой, но туда допускаются только близкие родственники. Вы ведь не родственник ему?
Том вздохнул. Опять двадцать пять.
-Нет, сэр.
Врач слегка улыбнулся.
-За все это время к бедному старику ещё никто не приходил. Это очень грустно, мне кажется. Думаю, ему не станет хуже, если в гости придет хоть кто-то.
-Спасибо, сэр!- воскликнул Том. Уже второй раз за какую-то минуту он испытывал сильнейшее, но приятное удивление.- Спасибо огромное!
-Не за что. Только не задерживайся там.
Том взбежал по лестнице на третий этаж и понесся по коридору, всматриваясь в номера на дверях палат, мимо которых пробегал. Нужная ему оказалась в самом конце.
Он немного постоял, уперев руки в колени и восстанавливая дыхание. Жуткое чувство дежа-вю нахлынуло на него. Ему казалось, что сейчас, открыв дверь, он увидит не Ральфа Айзекса, старика из парка, а свою мать. Бледную, осунувшуюся, дрожащую, но живую.
Но войдя в палату он увидел именно старика. Он тоже был бледен, но не выглядел так плохо, как мать Тома в последние дни. Похоже, он спал. Какие то аппараты рядом с кроватью тихонько попискивали и размеренно мигали.
Том взял табуретку, сел. Едва он это сделал, старик открыл глаза и чистыми, ничем не затуманенными глазами взглянул на своего гостя.
-Я рад, что ты пришел. Хоть какая то радость за последнее время, честное слово. Все эти доктора, медсестры... Они вызывают у меня невероятную тоску.
Том кивнул. Он испытывал то же самое.
-Их взгляды...- продолжал Ральф, смотря уже не на Тома, а в потолок.- Говорят лишь одно: "Ты уже старый. Твой срок истек. Тебе никто не может помочь. Все умирают, и ты тоже умрешь". Весь ужас в том, что они правы. Я старый и больной, и мне суждено скоро умереть.
-Вы ещё поживете.- сказал Том, но уверенности его голосу сильно не хватало.
Старик улыбнулся.
-"Поживете" - понятие относительно. Десять лет - это "поживете". Полгода - тоже. В моем случае, я буду рад даже второму. Но мой мотор подводит меня все чаще. Вот стукнет тебе восемьдесят, посмотрим, как ты себя будешь чувствовать!- он закашлялся.- Так вот, все эти врачи... Настоящие ангелы смерти. Все в белом, все такие добренькие. Крылья приделать - ну прямо ангелочки. Но вот глаза их выдают. В них я вижу смерть. И мне становится страшно.
-Все будет хорошо, Ральф. Вы поправитесь.
Старик усмехнулся.
-Том, не надо. Мне казалось, что за время нашего общения мы все таки пришли к выводу, что мы оба - достаточно умные люди. Так что не стоит обманывать самих себя. Я прожил долгую жизнь. Хорошую, плохую - не знаю. Но если бы меня спросили, что я хочу в ней изменить, я бы ответил - ничего.- тут словно бы задумался.- Хотя нет. Как то раз я ходил на симфонический оркестр, и в какой то момент мне захотелось хорошенько газануть. Я решил, что за громом музыки меня никто не услышит, но эти хитрые музыканты как раз в этот момент кончили очередную композицию и я попал в тишину.
Том рассмеялся.
-У меня было подобное на выступлении директора в школе, но я прикрыл это кашлем.
-Как там твою девушка? Мэри?
Том закусил губу.
-Я пытаюсь помочь ей с ее...ее проблемой. Моя тетя обратилась к хорошему адвокату, он скоро приедет. Надеюсь.
Старик удовлетворенно кивнул.
-Поможешь, я уверен. Люди, подобные тебе, способны на многое. Созидать и разрушать. Любить и убивать. И никогда не останавливаться на полпути. Это самое главное.
-Не знаю... Я чувствую себя так неуверенно. Мне кажется, что я и вся моя жизнь сейчас находится на краю пропасти. Я не могу понять, из-за чего возникло это чувство, и оно меня очень пугает.
-Все мы всегда на краю бездны.- ответил Ральф.- Просто кто-то этого не знает, многие предпочитают не замечать, некоторые делают шаг назад, хотя с другой стороны тоже может быть пропасть. А кто-то сознательно прыгает вниз, надеясь, что на дне ему постелили мягкую перину. Но очень часто мы падаем туда не по своей вине. Чужие руки толкают человека в эту пропасть. Ведь все в жизни связано, а общество, базис, созданный людьми, безжалостно и беспощадно.
-Я не знаю, что мне делать.- признался Том.- Обычно у меня есть хоть какие-то мысли. Но в этот раз я просто в растерянности.
-Ты боишься за Мэри, верно? Страх иногда заставляет людей совершать необдуманные поступки. Не иди у него на поводу, а то попадешь в капкан. Слушай, что тебе говорит внутренний голос. Он всегда что-то говорит, надо только научиться слышать его. Это все равно что в хоре пьяных голосов расслышать плач ребенка. Прислушивайся, и все.
Том вздохнул.
-Кажется, мой внутренний голос в этот раз молчит. Я боюсь за Мэри, очень боюсь.- он помолчал, глядя в пол.- Мне пора. Рад был повидаться с вами. Поправляйтесь.
Старик улыбнулся.
-Ты тоже поправляйся. Тебе это сейчас важнее. До свидания, Том.
Том приоткрыл дверь, высунул голову и огляделся. Двое сонных на вид врачей неспешно шли в сторону лестницы. Больше никого.
Том вышел из палаты, тихо закрыл дверь и почти что на цыпочках двинулся вслед за врачами, к лестнице.
"Только не оборачивайтесь.- мысленно молился он.- Прошу, не оборачивайтесь назад".
Конечно, он мог бы сказать, что просто пришел навестить своего друга и теперь уходит, тем более, что все это было правдой, но от самой перспективы ещё одного разговора с врачами ему становилось худо.
Доктора, так и не обернувшись, побрели наверх, на четвертый этаж. Том же побежал по лестнице вниз.
На сестринском посту стояла уже другая медсестра. На Тома она не обратила ни малейшего внимания, и он спокойно вышел на улицу.
За это время погода успела сильно перемениться. Небо заволокли тучи и пошел слабый дождь. Задул ветер. Не тот теплый ветерок, приятно обдувающий разгоряченные щеки жарким летом, а холодный порыв, от которого по коже бежали мурашки, дыбом вставали волосы, а глаза начинали слезиться. Приходилось идти, согнувшись навстречу ветру, чтобы выдержать его яростную атаку. Кое как Том добрался до дома и завалился на кровать в своей комнате.
Спать не хотелось. Хотелось лишь лежать, ни о чем не думая, и слушать стук дождя по подоконнику да завывания ветра. Вот только не думать человек не может. Каждую секунду в твоей голове сидит какая то мысль, каждое мгновение ты принимаешь решение, обдумываешь что-то или просто мечтаешь. Не мыслить - значит умереть. Только лежащие в холодной земле мертвецы окружены благословенной тишиной, настоящей тишиной. Ведь даже оказавшись в самом тихом на Земле месте, ты все равно будешь слышать самого себя, хочется тебе этого или нет.
Мистер Айзекс сказал, что нужно слушать свой внутренний голос. Но что делать, если он не один? Их целый хор, один громче другого. Все такие разные, но что-то их объединяет... Ложь. Да, эти голоса говорят лживую правду, даже не осознавая этого. Слушать их - значит обманывать самого себя. А где же тот единственный, тихий, но честный голосок? Скрыт под тоннами лжи?
Ещё несколько дней прошли незаметно. Они ничем не запоминались, один был похож на другой. Лил дождь, дул буйный ветер, осень полностью овладела этим миром. Деревья почти облетели, все их золото превратилось в коричнево-черную кашу, покрывающую весь асфальт и плавующую в грязных лужах. В моменты, когда тучи рассеивались и выглядывало солнце, над городом образовывался небольшой дымный смог - хозяева ухоженных лужаек сжигали листья.
Эти листья были похожи на дни, а дни - на листья. Дни срывались с веток человеческой жизни, с отрывных календарей, а потом безжалостно сжигались в беспощадном костре Времени.
Но вот наступила новая неделя, и в среду, когда Том вернулся со школы, тетя Анна сообщила ему радостную весть.
-Джонас приедет завтра.- объявила она, едва Том вошел на кухню.- Сказал своему новому клиенту, что заболел и едет подлечиться. Представляешь, Том? Он жертвует своей работой ради тебя, ради того, чтобы помочь тебе.
Том заверил тетю, что поражен таким благородством. Больше всего ему сейчас хотелось позвонить Мэри и объявить эту радостную новость, но он боялся: если трубку снимет мистер Роули, Мэри не сдобровать. Отец догадается, кто ей звонил, даже если Том не проронит ни слова.
Мистер Джонас Рейнард приехал в шесть часов вечера. Он вымок до нитки - лило, как из ведра - но каким то образом умудрялся вполне искренне улыбаться.
Том представлял его несколько старше. Нет, конечно, он не думал что это будет какой-нибудь умудренный жизнью старик наподобии мистера Айзекса, с таким его тетя вряд ли стала бы создавать какие то отношения, но все равно увидеть на пороге дома парня лет двадцати пяти Том не ожидал.
Только в одном образ, созданный в голове Тома, совпадал с реальным образом мистера Рейнарда - он носил очки. Том не знал, нужны ли они ему в действительности, или же это лишь часть имиджа, да его это особо и не интересовало. Он был одет не в какой-нибудь деловой костюм и брюки (от которых чешется задница, как говорил мистер Айзекс), а в обычную осеннюю куртку на молнии и темно-синие джинсы. Зонтиком он не запасся, так что сильно вымок, и едва он вошел в дом, как у его ног образовалась небольшая лужица.
-Прекрасная погода у вас.- усмехнулся мистер Рейнард. У него был мягкий, как шелест листвы, голос.- Хорошо, что какой-то фермер проезжал по семнадцатому шоссе на своем грузовичке и согласился подвезти меня. От меня навозом не пахнет, нет? Кажется, он именно навоз перевозил.
Тетя Анна обняла его, но быстро отпустила, помня о присутствии Тома.
-Извини, мне стоило предупредить тебя. В сентябре у нас начинаются ужасные дожди. До самой зимы льет, как из ведра.
Мистер Рейнард положил на кресло чемоданчик, каким-то чудом сохранившийся сухим, открыл его и вытянул какие то бумаги.
-Гляди, Анна. Твой Расселл не только готов поделить имущество пополам, но даже отдает тебе свой собственный "кадиллак", лишь бы ты отозвала иск.
Тетя взвизгнула от восторга и вновь бросилась ему на шею. Том стоял чуть в стороне, с легким удивлением наблюдая за происходящим.
И тут, словно только сейчас заметив его присутствие, мистер Рейнард перевел взгляд на мальчика.
-Томас Андерсон?
-Да, сэр.- слегка заплетающимся голосом ответил Том.
-Очень приятно, Джонас Рейнард.- они крепко, по мужски, пожали друг другу руки.- Твоя тетя рассказала мне о том, что ты хочешь помочь одной девочке, попавшей в беду. Это очень благородный поступок, но прежде всего я должен спросить: а хочет ли она сама помощи?
Том отчаянно кивнул. Его удивил этот вопрос.
-Да, сэр. Очень даже. Я это точно знаю.
-Садитесь, поговорите пока.- сказала тетя.- А я приготовлю что-нибудь вкусное.
И грациозно, как лань, она упорхнула на кухню. Том давно не видел ее такой счастливой. Похоже, уже хотя бы ради этого стоило пригласить мистера Рейнарда.
Они сели друг напротив друга, Том - на диван, адвокат - на кресло.
-Видишь ли, Томас, я хоть и молодой адвокат, но повидал уже довольно много. В частности, в моей практике был случай, когда девушка - не девочка уже, а девушка - была так запугана, что категорически отказалась от моей помощи. И я не смог ей помочь, хоть и желал этого всем сердцем . Нет согласия - нет дела. И прежде, чем отправиться в суд, я должен быть уверен, что твоя подруга будет согласна принять мою помощь.
-Она согласна, мистер Рейнард. Мы с ней уже об этом говорили. Ей, конечно, страшно, но она не отступит, я уверен.
Адвокат удовлетворенно кивнул.
-Прекрасно. Тогда вот ещё что. Нам понадобятся свидетели. Люди, которые могут подтвердить случаи насилия над девочкой. Ты готов стать свидетелем?
Том ответил, не раздумывая ни секунды.
-Готов.
-Замечательно. Как зовут девушку?
-Мэри Роули. Она живет на окраине, там немноголюдно, и отчасти поэтому никто до сих пор не обратил внимания на весь этот кошмар.
-А если и обратил,- продолжил за Тома мистер Рейнард.- То решил сделать вид, будто все хорошо. Никому не хочется копаться в чужом грязном белье. И всем друг на друга попросту наплевать. Человеческая натура иногда кажется просто отвратительной.
Тут Том был полностью с ним согласен.
-Надеюсь, в вашем городе возможно провести медицинскую экспертизу?- спросил мистер Рейнард.
Том пожал плечами.
-Не знаю. Наверное. А зачем?
-Ну как зачем?, удивился адвокат.- Кто-то должен зафиксировать синяки, раны, ушибы, свидетельствующие о побоях. Если с этим у нас все получится, то полдела будет сделано. Все остальное будет уже зависеть от самой Мэри, свидетелей, которых мы постараемся найти, и мистера Роули.
-У мистера Роули связи в полиции.- сообщил Том.- Это не может как то помешать нам?
-Нет. Мы ведь не будем обращаться в полицию, а отправим иск напрямую в суд. Другое дело, что полиция может заинтересоваться этим. Но не местная, а бостонская - именно там в случае нашего успеха пройдет слушание. Тогда мистера Роули могут не только лишить родительских прав, но и отправить за решетку.- адвокат замолчал, посмотрел в окно, за которым лил дождь.- Хотя если его дочь будет настаивать, чтоб этого не делали, то его, скорее всего, отпустят.
Том подумал: "О да, она точно будет настаивать на этом. Это один из главных плюсов и минусов ее характера - она способна простить практически все". Том так и не решил, хорошо это или плохо.
-Я бы хотел, чтобы ты организовал мне встречу с Мэри.- сказал мистер Рейнард. Том, погруженный в размышления, слегка вздрогнул.- Только с ней, не с ее отцом. Сможешь?
Том кивнул.
-Конечно.
В комнату вошла тетя Анна. Она несла на подносе три тарелки, на которых лежали большие куски пирога.
-Я приготовилась к твоему приходу, Джонас.- тетя была такой же румяной, как ее пирог. Буквально светилась.- Зная твою любовь к яблочным пирогам, я испекла такой из самых вкусных яблок.
-О, Анна. Не стоило.
Они вновь обнялись, уже почти не стесняясь.
Поели прямо здесь, в гостиной. Затем мистер Рейнард вновь взял свой чемодан и вытащил оттуда ещё несколько бумажек, пролистнул их, поцокал языком.
-Да уж, Расселл непоскупился. Здорово ты его испугала, милая.
На следующий день в школе Том, едва увидев Мэри, подскочил к ней, схватил за локоть и потащил в конец коридора, где было немноголюдно. Мэри слегка взвизгнула.
-Ты чего? Что случилось?
-Адвокат приехал. Он готов помочь тебе, но только если ты действительно хочешь помощи. Ты ведь хочешь, не так ли?
Она кивнула, ошарашенно хлопая глазами.
-Конечно...
-После уроков пойдем ко мне домой, он хочет с тобой поговорить. Сама понимаешь, здесь у него офисов нет, поэтому придется все дела делать дома.
-Ох, Том...- в голосе Мэри вновь зазвучала так ненавидимая Томом нерешительность.- Я не уверена... Если отец спросит, почему я задержалась, то что я отвечу? Что была на встрече со своим адвокатом?
Том усмехнулся.
-Если ты так скажешь, он по любому не поверит. Я уверен, он до последнего будет считать, что держит тебя в ежовых руковицах, даже когда ему пришлют повестку в суд. И в такую наглость он никогда не поверит. Ты можешь сказать, что сегодня было больше уроков, вот и все.
Мэри покачала головой.
-Он может позвонить в школу и спросить, правда ли это.
-Забудь ты об этом уже! Скоро тебе не придется жить в постоянном страхе. Тебе нужно лишь сделать шаг навстречу своей жизни - настоящей жизни, а не этому жалкому подобию.
Мэри набрала в грудь воздуха, кивнула. В ее глазах Том наконец то разглядел решимость идти до конца.
-Хорошо. После школы идем к тебе домой.
Том с особым нетерпением ждал конца этого учебного дня. Когда прозвенел звонок, он и Мэри первыми выскочили из класса и побежали по лестнице в вестибюль. Вдруг Том остановился, словно налетев на невидимую стену.
-Что такое?- удивилась Мэри, тоже остановившись.
-Забыл тебе сказать. Мистер Айзекс попал в больницу. У него случился сердечный приступ.
Мэри охнула и зажала рот рукой.
-Он жив? Как он?
-Жив. Говорил, что это уже не первый случай. У него слабое сердце. Его сосед говорил, что врачи запретили ему часто гулять и подолгу сидеть в парке, но он все равно гулял. Знаешь, о чем это говорит?
-О том, что он слишком непослушный пациент.
-Нет. О том, что он очень необычный человек. Он не такой, как все. И это прекрасно. Знаешь что? Завтра сходим к нему. Думаю, нас пустят. А если нет, найдем какой-нибудь способ. Ты согласна?
-Конечно!- воскликнула Мэри.- Если бы ты не сказал, я бы сама предложила это. Обязательно навестим его.
Всю дорогу они разговаривали без умолку, но подойдя к дому затихли. Возле него стояла полицейская машина.
Дверь дома была открыта, на пороге стояла тетя и сердито смотрела на двух молодых полицейских. Она что-то говорила, но Том не мог расслышать.
Подойдя ближе, Том кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
-Разрешите пройти?
Один из копов, парень лет тридцати, с маленькими усиками и козлиной бородкой, улыбнулся, увидев Тома. Том не слишком обрадовался этой улыбке - она была холодной, неприятной, да и зубы полицейского были желтоваты.
-О, вы нам и нужны. Томас Андерсон?
Том ощутил укол беспокойства. Мэри крепко сжала его руку.
-Да, это я.
-Том, скоро вернется Джонас, а пока его нет, не говори ничего!- вмешалась тетя. Том никогда не видел ее в ярости. Покрасневшая от гнева, с широко распахнутыми глазами, она тяжело дышала и чуть ли не била ногой по земле, как бык перед атакой. Сейчас она была похожа на колдунью, готовящуюся наложить страшное проклятие.
Полицейский неприязненно взглянул на нее, и вновь повернулся к Тому.
-Вчера к нам в участок пришел Джек Роули, отец этой девушки.- он кивнул в сторону Мэри, которая вся сжалась, будто пыталась раствориться в воздухе или слиться с окружающим миром.- Он рассказал о том, что две недели назад Томас Андерсон, то есть вы, напали на него на улице, ударили бутылкой по голове и жестоко избили. Вы угрожали убить его. Медицинская экспертиза установила наличие гематомы на голове мистера Роули. Что вы можете обо всем этом сказать?
-Бред!- вскричала тетя Анна.- Вы хоть сами себя слышите? Мальчик напал на здорово мужика и так запугал его, что тот лишь через две недели обратился в полицию! А меня в прошлом году кошка поцарапала, может найдете и арестуете ее?
Коп не обратил на ее слова внимания. Он смотрел прямо в глаза Тома и словно пытался прочитать его мысли.
-Я буду говорить лишь в присутствии адвоката.- объявил Том.
На лицах обоих полицейских заиграли улыбки.
-Да неужели? У нас в городе даже адвокатской конторы нет. Где ж вы найдете адвоката, молодой человек?
Теперь улыбался уже Том. Краем глаза он видел человека, приближающегося к ним с лужайки, и прекрасно знал кто это.
-Зачем мне контора? Мой адвокат уже здесь.- Том сошел с порога, пропуская мистера Рейнарда.
Джонас Рейнард снял очки, протер их платком, хотя они вроде бы и так были чистые, одел обратно. Он с легким удивлением и любопытством смотрел на полицейских.
-Какие то проблемы, господа? Меня зовут Джонас Рейнард, я адвокат.
Улыбки сползли с лиц копов. Теперь на них появилось выражение изумления и почти что ужаса.
-Ваш... Этот...- усатый полицейских начал запинаться.- Этот парень обвиняется в разбойном нападении! Также он угрожал...
-Стоп!- адвокат поднял руку, призывая к спокойствию.- Расскажите мне все по порядку. Я уверен, мы найдем общий язык. Более того, выясним, что все это - просто досадное недоразумение.
Его голос струился, как воды прохладного ручья, освежающие разгоряченную кожу жарким летним днем. Полицейские с какой то жалостью вздохнули (с жалостью к самим себе) и сошли со ступеней крыльца.
-Ладно, мы ещё раз поговорим с мистером Роули. Уточним кое какие детали...
И они ретировались, так быстро, что никто и глазом не успел моргнуть, как их машина скрылась за поворотом.
Мистер Рейнард хмуро посмотрел на Тома.
-Ты напал на отца Мэри?
В разговор встряла сама Мэри.
-Сэр, он просто защищал меня, он хотел как лучше!
-Недальновидность, вот как это называется. Ещё один серьезный человеческий недостаток. Совершая какие то поступки, мы редко задумываемся о том, что их отголоски могут оказаться сильное влияние на наше будущее и даже повредить нам.
Том опустил голову. Он сейчас заново переживал все произошедшее. Вот он тихо и осторожно идет за мистером Роули из бара, стараясь держаться на расстоянии. Вот размахивается пустой бутылкой, чтобы нанести удар, но останавливается... Потом он все же бьет, хоть и не сильно, набрасывается на человека, которого ненавидит больше всего в жизни... Злоба и угрозы льются из его уст...
-Я ошибся, мистер Рейнард. Мне не стоило этого делать. Простите.
Они вошли в дом. Тетя Анна причесалась, привела себя в порядок, словно тоже заметив свое сходство со злой колдуньей.
-Это не мелочь, не досадное недоразумение. Во время слушания это вновь всплывет, и тогда тебе уже придется объясняться не перед парочкой глупых провинциальных копов, чуть не наложивших в штаны при виде адвоката, а перед самим судом. Так что советую тебе заготовить хорошую речь, способную запудрить мозги даже судье. В общем, постарайся сделать то, что делает каждый день правительство, обращаясь к нам с экранов телевизоров и по радио.
-Хорошо, сэр.
Адвокат повернулся к Мэри.
-Ты в беде?
Она слегка вздрогнула.
-Простите?
Мистер Рейнард покачал головой.
-На этот вопрос ты должна научиться давать быстрый и четкий ответ: "да". Ты в беде, и в этом должна будешь убедить судью. Ты уже не маленькая девочка, вызывающая у всего суда умиление, ты не ребенок. Ты взрослый, ответственный за свои слова и действия человек. И относиться к тебе будут соответственно. Это понятно?
-Да, мистер Рейнард.- тихо ответила Мэри.
-Зови меня просто Джонас, раз я буду твоим адвокатом. Это заставит нас отнестись друг к другу с большим доверием.
-Хорошо, ми... Джонас.
-Вам наверное интересно, где я сейчас был. Я сходил в вашу больницу и поговорил с персоналом. За небольшой...скажем так, бонус, врач травматолог согласился осмотреть тебя на предмет синяков, царапин, ушибов и прочих атрибутов частых побоев. О том, чтобы вызвать его в суд, я пока даже не заикнулся, так как практика говорит, что лучше делать все постепенно и не бросать информацию в лоб. К тому же, возможно, нам удастся обойтись без него, если в Бостоне согласятся провести повторное освидетельствование.
-Бостон...- протянула Мэри, словно пробовала слово на вкус.- Вот где будет решаться моя судьба.
-Там расположен ближайший суд, с большинством судей я хорошо знаком. Это хорошие люди, они будут на твоей стороне, поверь - на стороне правды и справедливости.- мистер Рейнард на секунду замолк, словно вспоминая что-то.- С врачом я договорился на завтра. После школы сразу пойдешь в больницу, я уже буду там. Все поняла?
-Да.
-Отлично. А теперь расскажи мне все, начиная с того момента, как ты осталась без матери.
Мэри прекрасно поняла, что от нее просят. Она глубоко вздохнула, погружаясь в воспоминания, как в холодную воду, и начала говорить.
Весь рассказ занял не больше десяти минут. Адвокат слушал внимательно, изредка задавал вопросы. Он достал блокнот и начал там делать какие-то пометки.
-Когда твой отец впервые поднял на тебя руку?- спросил он.
Долго вспоминать Мэри не пришлось.
-Это случилось, когда я пошла в школу. В восемь лет. Я случайно разлила суп на кухне. Отец разозлился, схватил меня за волосы, выдрав даже несколько, и ударил по щеке. Не слишком сильно, но мне все равно было больно и я заплакала. Тогда он понял, что сделал лишнее и попросил прощение. И я простила.- ее взгляд вдруг сделался странно пустым, у Тома по коже побежали мурашки.- И прощаю до сих пор.
Мистер Рейнард ещё что-то чиркнул в блокноте.
-Итак, Мэри. Жду тебя завтра в больнице не позже двух часов. Постарайся не опаздывать. Конечно, у девушек опоздания прописаны в правилах хорошего тона, но это не тот случай, поверь.
-Хорошо, Джонас.
Том проводил ее до двери.
-Слушай, я тут подумал. Раз уж тебе завтра идти в больницу, то почему бы нам не навестить мистера Айзекса? Думаю, у нас получится. Он будет очень рад, я уверен.
Мэри просияла и обняла его.
-Это прекрасная мысль. Обязательно к нему зайдем!
Когда дверь за ней закрылась, Том обернулся к мистеру Рейнарду.
-Вы правда сможете ей помочь?
-Я сделаю все, что в моих силах.
Этой ночью Том спал беспокойно. Его донимали странные мысли и странные образы. То он вновь и вновь видел свою мать, лежащую в гробу, такую холодную и молчаливую, такую мертвую... То ему почему то вспоминался сосед мистера Айзекса, бросающий окурок на кучу опавших листьев. Только в его фантазиях эти листья вспыхивали и пламя набрасывалось на мужчину, превращая его в горящий скелет. Время от времени он видел зловещий силуэт мистера Роули, притаившийся где то в тени, замысляющий что-то страшное, что-то чудовищное...
Ночью воображение разыгрывается особенно сильно, словно просыпаются какие-то скрытые глубоко в подсознании нервы. Они превращают мысли в четкие образы, делают плоское объемным, усиливают затаенные страхи, легко манипулируя нашим сознанием. С другой стороны, это время правды. Ложь исчезает из мира с последними лучами заходящего солнца, и наступает время неприятной правды. Да, правда именно неприятна, даже отвратительна. Горька, невежественна, зла, желанна и ненавидима. Говорить правду, уметь слушать правду, ДУМАТЬ правду - это большой талант, не каждый способен на это.
Утро нового дня выдалось солнечным, и Том решил, что это добрый знак. Солнце сверкало в стеклах проезжающих машин и отражалось миллиардами бликов в многочисленных лужах. Казалось, что кто-то разлил по улицам чистое золото.
Том проснулся позже обычного и едва не опоздал в школу. Бегом он пронесся по сверкающим лужам, по бурным перекресткам, слыша за спиной гудки автомобилей и крики водителей, пробежал по спортивной площадке, где уже выстроились в ряд ученики, у которых физкультура была первым уроком. Он взбежал по скользким от дождя ступенькам и пулей бросился в класс математики. В этот самый момент прозвенел звонок.
-Ну ты прям как герой боевика.- прокомментировал кто-то с задних парт.- Успеваешь в последний момент.
Том сел рядом с Мэри и несколькими резкими движениями выгреб на стол содержимое своего рюкзака.
-Что-то я сегодня встал позже обычного. Раньше...
Он не договорил. "Раньше в таких случаях мама будила меня"- хотел сказать он.
День тянулся неимоверно долго. Как осужденные, они переходили из одной камеры (класса) в другую, и сидели, сидели в ожидании звонка. Невольно задумываешься... Жизнь - хороший дрессировщик, а мы - послушные собаки. Сколько условных знаков и сигналов придумали люди, чтобы слышать самих себя, чтобы видеть друг друга, когда возможности видеть нету, чтобы объясняться без лишних слов. Но когда ж слова были лишними? Стремясь заменить сложное простым, долгое - быстрым, длинное - кратким, мы стали забывать, что в именно благодаря общению мы знаем мир таким, какой он есть. Красный сигнал светофора заменяет крик "Стой, не иди!", лампочка, загоревшаяся над дверью кабинета врача, как бы говорит нам: "Давай, заходи, новая жертва". Тот же звонок в школе - "Хватит заниматься историей, пора взяться за английский язык!". Цвет и звук сумели заменить многие слова. Остается лишь надеяться, что скоро мы не будем задумываться о том, каким же словом можно заменить какой-то новый сигнал.
Как бы то ни было, учебный день кончался, и Том волновался все сильнее. А Мэри просто тряслась.
Ещё один звонок, последний, и десятки школьников высыпали на улицу. Кто-то сразу побежал домой, некоторые задержались на спортивной площадке, самые маленькие и живущие далеко остались ждать родителей. Том и Мэри отправились в больницу. Шли неспеша, в запасе было ещё полчаса.
Солнце постепенно стали покрывать облака. Вначале пушистые и белые, совсем не грозные на вид, они начинали темнеть, закрывая собой солнечный свет. К вечеру наверняка опять соберется дождь.
Джонас Рейнард уже ждал их возле стоянки.
-Вот и вы. Том, тебе необязательно было приходить, мог бы домой отправиться. Поел бы, ты в школу без завтрака побежал.
-Я знаю.- ответил Том слегка нетерпеливо.- Просто я хочу кое-кого навестить в больнице.
-Ладно. Пошли.
Они вошли в больницу. Мистер Рейнард подошел к медсестре, что-то тихо, почти шепотом, сказал ей. Она кивнула, ответила и указала в сторону лестницы.
Адвокат жестом позвал Тома и Мэри следовать за ним.
-К мистеру Айзексу заглянем после этого.- сказала дрожащим голосом Мэри.- Я сейчас как на иголках.
-Разумеется.- ответил Том. Он испытывал то же самое.
Они поднялись по лестнице на второй этаж.
Возле кабинета с надписью "травматолог" они остановились, и мистер Рейнард, постучал. Изнутри донесся какой то неразборчивый звук. Расценив его, как приглашение войти, адвокат открыл дверь.
Доктор, мужчина лет сорока с большой бородой и глубоко посаженными глазами, скрытыми за стеклами толстых очков, глянул на вошедших, кивнул и встал.
-Надеюсь, я смогу вам помочь. Это вы - жертва?- он глянул на Мэри. - Что ж, приступим.
Он приманил Мэри к себе. Том неохотно отпустил ее руку и отошел назад.
-Нам лучше выйти.- сказал мистер Рейнард.
В коридоре они сели на изодранное кем то кресло. Молодой адвокат взял один из прошлогодних журналов, лежащих на подоконнике и начал его неспешно пролистывать.
Тому же не сиделось. Он то и дело вставал и принимался бродить по коридору туда-сюда, как неприкаянный.
-Том, хватит.- не выдержав, сказал наконец Рейнард.- Не стоит так волноваться. Ничего ужасного там с ней не делают.
-А вдруг ничего не получится?- выпалил Том.- Вдруг все напрасно?
-Том, я сделаю все, что могу. Я уже говорил.
Напрасно - одно из самых страшных слов и понятий в этом мире. Конечно, фраза "прожить жизнь напрасно" звучит, мягко говоря, некорректно, но если этого самого "напрасно" на твоем жизненном пути было слишком много, то тогда можно говорить и о напрасно прожитой жизни. Для того, чтобы запомниться миллионам, надо блистать каким-то талантом, делать какие-то экстраординарные, невероятные вещи или достичь в чем-то совершенства, но чтобы остаться в памяти своих друзей, родственников, или даже просто нескольких незнакомых прохожих, достаточно сделать лишь пару каких-то запоминающихся вещей. Ещё нужно проживать каждый день, как последний, и стараться относиться ко всем тем, кого любишь, так, будто в любой момент можешь их лишиться.
Тем более, что так и есть. Никто не может знать, что ожидает тебя за следующим поворотом. А чтобы поворотов, особенно крутых, было как можно меньше, нужно жить, взяв свою новую цель на мушку и не отпуская ее, пока не закончишь свое дело. Иначе этого "напрасно" будет слишком много.
Но и это суждение нельзя назвать единственно верным и универсальным. Ведь большая часть твоей жизни протекает под воздействием внешних обстоятельств, которые могут превратить весь твой долгий путь к цели в напрасный труд. Ты можешь копить на машину несколько лет, наконец приобрести ее, а на следующий день в нее врежется пьяный водитель, ее кто-нибудь угонит, или ты сам допустишь какую-то серьезную ошибку. Это тоже подпадает под категорию "напрасно". Напрасно накопленные деньги, напрасно потраченные деньги. Быть может, не было бы одного "напрасно", не оказалось бы "другого", и порочный круг замкнулся бы, так и не начавшись. Например, ты выбрал другую дорогу, чтобы добраться быстрее до дому, и на этой дороге попал в аварию. Получается, что деньги ты копил не напрасно, купил машину тоже не напрасно - лишь напрасно свернул на эту дорогу. Жизнь состоит из мелочей и важных событий, так говорил мистер Айзекс, но очень часто именно мелочи являются толчком к этим важным событиям.
И вот сейчас Том опасался, опасался все сильнее. Одна, как ему казалось, мелочь из прошлого уже нашла свой отголосок в настоящем. Мистер Роули все же не стерпел унижения и угроз в свой адрес. Что, если именно эта мелочь и станет тем ужасным толчком, делающим все напрасным? Или найдется какая-нибудь ещё, даже более незначительная. Вдруг?
Из тяжелых размышлений Тома вырвал скрип открываемой двери. Из кабинета вышла Мэри, следом за ней доктор. По лицу Мэри Том понял, что она испытывает огромное облегчение. Похоже, все оказалось не так плохо и тяжело, как она думала.
-Мистер Рейнард.- врач протянул адвокату какую-то официальную на вид бумагу.- Я все сделал. Должен сказать, я поражен, что девушка озаботилась этим только сейчас. Такими темпами папаша скоро точно убьет ее.
Мистер Рейнард криво улыбнулся, взял бумагу, а свою очередь отдал доктору какой-то запечатанный конверт, предварительно почему-то осмотревшись по сторонам.
-Не убьет. Теперь точно не убьет.
Врач взял конверт и сунул его в карман халата.
-Я не могу дать вам никаких гарантий. Для таких дел обычно вызывают специальных экспертов, вы это лучше меня знаете. Заключение обычного доктора из провинциального городка ваш суд может оспорить, или отнестись к нему с недоверием.
-Я знаю. Более того, уверен, что так и будет. Но иск уже будет подан, бумага будет приложена, а значит при необходимости можно будет провести ещё одну экспертизу. Это заключение - мой ключ к суду, не более.
-Рад был помочь. До свидания.
Дверь кабинета захлопнулась. Мистер Рейнард улыбнулся и помахал бумагой перед носом Тома.
-Вот и все. Теперь победа у нас в кармане. Но прежде, чем отправиться в Бостон, я должен повидаться с твоим отцом, Мэри.
Мэри тоненько, как мышка, пискнула и побледнела.
-Зачем?
-Как зачем?- искренне удивился адвокат.- Должен же он знать что мы...как там говорят?...копаем под него.- он усмехнулся.- Но самое главное: возможно, поговорив с ним, мы сумеем избежать суда. Это было бы прекрасно.
Том уверенно покачал головой.
-Нет, мистер Рейнард. Он никогда не откажется от Мэри. Он считает себя идеальным воспитателем и ни за что не отпустит Мэри. Для него это дело принципа.
Мистер Рейнард равнодушно пожал плечами.
-Все равно, поговорить с ним на эту тему я обязан. Я проделаю примерно то же, что и ты, Том. Нападу и буду угрожать. Только не физически, а бумагами и перспективами. И мой метод вполне способен возыметь должный эффект. Ладно, нам пора.
Том и Мэри переглянулись.
-Мистер Рейнард, в одной из палат лежит мой друг. Я хотел бы заглянуть к нему.
Джонас Рейнард задумчиво почесал подбородок.
-Хорошо. Но только не разговаривайте с ним на тему...всего этого. Понятно? Даже с другом.
-Конечно, не будем.- заверила его Мэри.- Мы лишь проведаем его.
Попрощавшись с адвокатом, они поднялись на третий этаж. Том почти бежал, ему очень хотелось увидеться со своим старым другом. Мэри, похоже, тоже не помешала бы простая, добрая, человеческая беседа. Мистер Айзекс обладал удивительным даром - он умел и слушать, и говорить. Причем удачно совмещал эти два таланта: внимательно выслушав собеседника, он мог дать хороший, обдуманный совет.
Почти на цыпочках они подошли к палате мистера Айзекса. Ни врачей, ни пациентов поблизости не было, но Тома здесь, в больнице, никогда не покидало ощущение, что за ним следят. Словно невидимые глаза неотступно следовали за ним, освещая оранжевым пламенем даже в темноте, не давая возможности скрыться, как Око Саурона, наблюдающее за всеми окрестностями Мордора.
Тихонько Том отворил дверь и заглянул внутрь.
Постель Ральфа Айзекса пустовала. Молодая медсестра меняла пододеяльник, одновременно выпивая кофе из большой зеленой кружки.
Том кашлянул, чтобы обратить на себя внимание, и девушка, стоящая к ним спиной, чуть не выплеснула половину содержимого своей кружки на чистые простыни.
-О Боже! Как вы меня напугали! Что вам нужно?
-Мисс, где мистер Айзекс? Его уже выписали? Ему стало лучше?- спросил Том почему то срывающимся голосом.
В глазах девушки мелькнула какая-то неясная тень печали. Она села и положила кружку на прикроватный столик.
Увидев эту мимолетную печаль в ее взгляде, Том все понял. Глаза защипало, сердце в груди на несколько мгновений замерло, а потом продолжило свой бег в учащенном ритме. Мэри, похоже, испытала то же самое, потому что крепче сжала его руку и вздохнула.
-Ральф Айзекс...скончался прошлой ночью. Повторный сердечный приступ. Очень быстротечный. Мне очень жаль.
Том быстро провел рукавом свитера по лицу, смахнув уже успевшие выступить в уголках глаз слезы.
-По...Понятно. Что ж...
Он повернулся к двери, но голос медсестры остановил его.
-Подождите! Вы Томас Андерсон, да?
Том вздрогнул, будто его ударили хлыстом по спине.
-Да. Это я.
Девушка оттопырила передний карман своего халата, делавший ее похожей на кенгуру, и вытащила конверт.
-Вот. Мистер Айзекс написал это буквально за пару часов до смерти и запечатал конверт, подписав "Томасу Андерсону". Похоже, он знал, что вы придете. Вы его внук?
-Нет.- ответил Том, дрожащей рукой беря конверт.- Я всего лишь его друг.
Медсестра будто задумалась о чем то на мгновение, кивнула.
-Хорошо, что у него были друзья. Мне этот человек показался очень хорошим. Просто прекрасным. Но жутко одиноким.
Том и Мэри вышли в коридор.
Не говоря ни слова, Мэри обняла Тома, согрев его своим теплом. Тому в какой то момент и правда стало холодно - лед пробрался в душу и охладил сердце, дохнул морозным дыханием на все ткани разума и мембраны чувств.
-Том, мне так жаль.- сказала Мэри, отпустив его.- Я едва успела познакомиться с ним, но знала, как много для тебя значит этот человек, и мне он тоже успел стать другом. Честное слово.
Том лишь тупо кивал. Всю дорогу до дома его душили подступающие слезы, которые он огромным усилием воли сдерживал. Зачем? Он и сам не понимал. Наверное, из-за иррационального страха, что если начнет плакать - то не сможет остановиться, и умрет, извергнув всю жизненно необходимую влагу через глаза. Хотя, когда смерть шагает за тобой по пятам, дышит тебе в затылок, волей-неволей привыкаешь к ней. И мысль о собственной гибели уже не кажется такой страшной.
-Том, мне так жаль. Он был очень хорошим человеком...- прошептала Мэри, обняв его за плечи и поцеловала в щеку. Это слегка приободрило Тома, самую малость.
За пару кварталов до дома Мэри они расстались, и Том побрел обратно в одиночестве. Слезы опять щипали глаза, сильнее прежнего, а в груди засела какая-то странная боль.
Он быстро поднялся к себе в комнату и просидел на кровати, смотря в одну точку, почти целый час. Да, ни о чем не думать нельзя, так уж устроен человеческий мозг, но Тому это почти удалось. Его мысли, подернутые серой пеленой, пролетали мимо сознания быстро, как чайки, бросающиеся в море за добычей. Он просто не успевал сконцентрироваться на чем то одном, да и не хотел этого. Наверное, если бы существовал какой-то аппарат по выявлению безумцев, способный читать мысли, определяя очередного сумасшедшего по странности и обрывочности его дум, то на Томе он бы сейчас, наверное, зашкаливал.
Матери больше нет. Первый настоящий друг, так неожиданно оказавшийся не каким-нибудь ровесником из школы, а стариком, любящим погреться на солнышке в парке, тоже ушел из жизни. Какие ещё сюрпризы преподнесет жизнь?
Том иногда задумывался, что бы он стал делать, если бы знал свое будущее. Конечно, людей, способных на это, наверняка нет, ну а если есть - счастливы ли они? И способны ли увидеть свое собственное будущее? Считают ли свой дар проклятием или благодарят за него небеса? Может, такие люди знают, возможно ли изменить свое будущее, зная его?
И главное - стоит ли пытаться сделать это? Ведь вполне возможно, что как раз попытка уйти от неизбежного и приведет к неизбежному.
Существуют жизнь и смерть. Есть ли у них какой то график, какой то определенный план? Или же все случайно? А может, они борются между собой за каждую человеческую жизнь? Том вдруг представил двух стариков, один одет в белый халат и зеленые, цвета сочной травы шлепанцы, второй - в черный балахон, закрывающий лицо. Они режутся в карты, а между ними на столе лежит кукла. Только кукла эта необычная, она живая. Это человек. Кто победит - тот и забирает эту куклу.
Костлявый игрок, одетый в черное, уже дважды выигрывал на глазах Тома. Но ведь это не предел, правда? Кроме жизни и смерти, есть также успех и неудача, любовь и ненависть, желание и возможность. Все они круглосуточно, без устали играют, а на кону стоят кусочки человеческих судеб.
Как ни странно, этой ночью Том заснул быстро. Кошмары его не мучили, только под утро приснился странный сон: он стоит в гостиной, прижимая телефон к уху и считает гудки, ожидая, когда снимут трубку, а его отражение в зеркале отчаянно машет руками и что-то беззвучно кричит. Словно предупреждает о чем то.
Проснувшись, Том быстро забыл этот сон.
Мистер Рейнард сидел на кухне и быстро, словно в соревновании на скорость, ел яичницу.
-Пока Мэри будет в школе, я повидаюсь с ее отцом.- сказал он, проглотив очередной кусок и чуть не подавившись.- Думаю, так будет правильно.
Том пожал плечами.
-Он устроит Мэри взбучку, когда она вернется.
-Не устроит.- ответила за мистера Рейнарда тетя Анна, войдя на кухню.- Теперь он побоится. Любой новый синяк на ее теле будет свидетельствовать против него.
-Я боюсь, что он когда-нибудь убьет ее.- признался Том.
Это были не беспочвенные опасения. Напившись, мистер Роули совершенно не мог себя контролировать. Что ему мешает в порыве ярости схватить ружье?
-Не беспокойся, с ней все будет хорошо. Анна права, после разговора со мной он станет вести себя как шелковый. Я дам ему ложную надежду, что если он будет вести себя подобающе, мы откажемся от суда. Это его точно приструнит, будь уверен.
Он говорил умные, здравые мысли, но на душе Тома все равно скребли кошки.
В школе он никак не мог сосредоточиться. На уроках он витал в облаках, практически не слыша ни учителей, ни одноклассников.
Во время обеда Мэри, достав бутерброд, отложила его в сторону и покачала головой.
-Аппетита нет. Мне страшно. Что скажет отец, когда я приду?
-О, он будет зол.- с улыбкой ответил Том. Ему тоже есть не хотелось.- А ещё - страшно напуган. Не бойся, страх сделает свое дело. Мистер Рейнард прав.
-Надеюсь.
На уроке математики, глядя на огромные сложные уровнения во всю доску, в которых Том разбирался все меньше, он невольно задумался: вся жизнь похожа на уровнение. Мы всю жизнь гонимся за чем-то, чего пока ещё нет, чем-то неизвестным и непознанным, надеясь под очередным "иксом" найти сундук с сокровищами, но чаще находим лишь пыль и пустоту. А то, что нам нужно, зачастую лежит совсем рядом, нужно лишь протянуть руку...
Этот невероятно длинный учебный день подошел к концу. Том и Мэри в этот раз покинули здание школы одними из последних.
-Мне так не хочется идти домой.- призналась Мэри.- Вообще то, я всегда стараюсь подольше погулять, потому что все мои самые счастливые моменты и воспоминания связаны именно с жизнью вне дома. А там, в четырех стенах, я ощущаю себя загнанной в клетку. А папа - он как строгий дрессировщик. Только он никак не поощряет, лишь бьет кнутом.- она помолчала. Том терпеливо ждал.- Но сегодня мне особенно не хочется возвращаться. Давай хоть немного потянем время, Том? Хоть чуть-чуть?
Том кивнул, после недолгих раздумий.
-Я предлагаю прогуляться по парку. Отдать таким образом должное мистеру Айзексу, посидеть на скамейке. Той самой скамейке. Согласна?
-Да, да!- радостно воскликнула Мэри.- Прекрасная идея!
И неспеша, как пожилая пара на пенсии, которым уже некуда торопиться, они двинулись по улице в сторону городского парка.
Сегодня светило солнце, его лучи вновь отражались в лужах и стеклах машин, сверкая мириадами бликов. Оно светило, но уже не грело, как летом. Оно просто было, словно нарисованное, ничем не отличающееся от той же Луны. Даже облака казались более настоящими, более живыми и реальными. Но ни смотря ни на что, Том и Мэри с огромным удовольствием прошлись по парку, глядя на людей, которых здесь с каждым днем становилось все меньше, на прыгающих по веткам почти растерявших свою одежду деревьев птиц, которые ещё что-то щебетали, переговариваясь на своем, птичьем языке. Одна говорила другой: "Я вчера такого червяка большого съела, ты никогда таких не видела!", другая отвечала "А меня вчера добрая бабушка хлебом покормила, я так наелась, что взлететь не могла!". По маленькому озерцу в центре парка плыла пара уток. Одна из них то и дело крякала и била крыльями по воде, поднимая брызги.
Том и Мэри добрались до скамейки, той, где любил сидеть простой, но все же в чем то необычный старик по имени Ральф Айзекс.
Сев на скамейку, ставшую уже старой подругой, Том вдохнул свежий воздух и учуял запах сахарной ваты. Может, нюх обманул его, ведь сейчас ее уже не продают, а может этот запах действительно летает здесь ещё с жаркого июля, когда молодые мамы с детьми покупали детям пушистые сладкие розовые шары, которые так быстро тают во рту, будто и состоят только из воздуха. Том вдохнул ещё глубже, чтобы этот запах детства заполнил легкие, и на мгновение у него закружилась голова.
-Я так редко здесь бываю в последнее время.- сказала Мэри. Ее голос дрожал.- Помнишь, как раньше мы гуляли тут почти каждый день? Особенно в начале сентября, как сейчас. Когда уроки заканчивались, мы прибегали сюда, тряся монетками в карманах, покупали мороженое или фруктовый лед, от которого сводило зубы, и часами болтали о всякой ерунде.
Том закрыл глаза, мыслями погрузившись в то благословенное время. Неужели все это ушло навсегда? Неужели ничего нельзя вернуть?
-У меня идея.- сказал Том.- он вытащил из своего маленького портфеля железную линейку.- Пошли.
-Куда?
-Иди за мной.
Они спустились к самой воде. Утки, испугавшись, уплыли на другой берег. Том подошел к старому, раскидистому дубу, провел рукой по его шершавой коре.
Том прижал наиболее острую часть железной линейки к жесткой поверхности ствола и изо всех сил надавил.
-Что ты делаешь?- поинтересовалась Мэри. Она стала оглядываться по сторонам - не следит ли кто?
Но конечно, никого они не интересовали. Парк был почти пуст. Мэри даже на мгновение представила, как перекати-поле, тихо шурша, пролетает меж двух скамеек, цепляется за кусты и несется дальше.
Том отошел от дерева и протянул линейку, уже слегка согнувшуяся, Мэри. Та, едва глянув на его старания, сразу поняла, чего он хочет.
На коре пожилого дуба было вырезано имя: Мэри. Буква "М" скакала, напоминая шкалу роста продаж, например, оружия, до и во время войны. Взяв линейку, Мэри встала так, чтобы со стороны (если все же найдутся любопытные глаза) было непонятно, чем она занимается, и вырезала имя: Том. Ее "М" получилась менее кривой.
Она отдала линейку, покрытую мелкими опилками, Тому.
-Надеюсь, за нами не примчатся защитники природы. Что теперь? "Любовь"?
Том слегка смущенно улыбнулся.
-Нет. Слишком банально. Кое что другое.
В этот раз он провозился гораздо дольше. А когда отошел, дышал тяжело, словно пробежал большую дистанцию. Сердце билось учащенно.
Теперь на стволе старого дерева красовались слова: "Мэри и Том. Навсегда".
Они посмотрели друг на друга.
-Правда навсегда?- спросила Мэри.
-Клянусь.
С большой неохотой они расстались у выхода из парка и побрели в разные стороны.
Мистер Рейнард уже сидел в гостиной и читал газету. Увидев Тома, он отложил ее и улыбнулся.
-Привет.
-Здравствуйте, мистер Рейнард.- Том невольно всматривался в лицо адвоката - нет ли каких-нибудь следов потасовки? Вроде нет.- Как все прошло?
Мистер Рейнард вздохнул.
-С огромным трудом мне удалось пересечь порог его дома. Видя мой костюм и чемодан, он очень долго принимал меня за коммивояжера, торгующего каким-нибудь хламом. Мистер Роули не был пьян, но и в трезвом состоянии он мне показался человеком не вполне адекватным.
"Не вполне адекватным - это мягко сказано"- мрачно подумал Том.
-Он долго не мог поверить в то, что я действительно адвокат, и что я действительно намерен представлять интересы его дочери в суде, раз уж государство не желает этого делать. Похоже, мистер Роули просто не ожидал от своей дочери такой смелости - обратиться к адвокату, сходить на медицинский осмотр - и все без его ведома! Неслыханная наглость по его мнению.- мистер Рейнард взял кружку с чаем, сделал глоток.- Я показал ему заключение врача, и тогда он окончательно взбесился. Том, я про тебя и слова ему не сказал, и пытался всячески показать, что Мэри сама ко мне обратилась, но он каким-то образом догадался, что без твоей помощи тут не обошлось. Советую тебе на пушечный выстрел к дому Мэри не подходить, пока это не закончится. Он был так взбешен, с трудом держал себя в руках. Думаю, твое появление окончательно выведет его из себя. Лучше не рискуй.
Том кивнул. Он и сам прекрасно понимал, что не стоит провоцировать сейчас отца Мэри.
-Разговор у нас получился довольно короткий.- продолжил мистер Рейнард.- Я старался разговаривать спокойно, а вот мистер Роули частенько кричал и вскакивал с места. Ты был прав, Том. Несчастную девочку действительно нужно спасать.
А сейчас мы с вами вновь ненадолго станем призраками, бесплотными тенями, способными невероятно быстро и совершенно бесшумно передвигаться по миру, и перенесемся в дом Мэри. Возможно, вы хотели бы отправиться в какое-нибудь другое, более интересное место - может, в Париж, или даже в Австралию, но у нас ведь все ещё впереди, правда?
Дом встретил Мэри зловещей тишиной. Она прошла в гостиную, бросила сумку на диван. Чувство тревоги грызло ее изнутри.
-Папа?- негромко позвала она.- Ты на кухне?
Ни ответа, ни привета. Тишина была странно густой, ее можно было намазывать на хлеб.
Кухня пустовала.
Мэри поднялась по лестнице наверх и застыла в нерешительности возле комнаты отца.
-Папа?
Внутренний голос кричал ей бежать к себе и сидеть тихо, как мышь, не высовываясь. Но это был голос трусости, сам этот порок говорил сейчас с Мэри. Он не мог посоветовать чего-то хорошего, никогда...наверное, не мог.
-Папа, ты здесь?- спросила девушка чуть громче.
Вновь не дождавшись ответа, она толкнула дверь. Она была не заперта.
Войдя в комнату, Мэри чуть не наступила на валяющуюся у порога банку из под пива. Оглядевшись, Мэри обнаружила, что банок этих полно и разбросаны они по всей комнате. На некоторых поблескивали капли пива.
Джек Роули сидел на краю кровати, спиной к двери, пил пиво и смотрел в окно. Мэри сделала шаг вперед, чтобы увидеть его лицо.
Оно было похоже на непроницаемую маску.
-Папа... Ты в порядке?- почти шепотом спросила Мэри.
Отец медленно, будто во сне, повернулся к ней и смерил каким-то странным, ничего не выражающим взглядом.
-Ты...пришла.
-Да. Я задержалась, знаю. Сегодня у мистера Робинсона были дополнительные занятия после уроков.
Отец опустил голову. Его лицо было красным, особенно пылали щеки. Левый глаз слегка дергался.
-Ну да... Только обычно занятия у мистера Робинсона по средам, а сегодня четверг. Поменялось расписание?
Он говорил холодно, совершенно равнодушно, словно обсуждал с малознакомым человеком погоду, и это испугало Мэри сильнее всего. Обычно это начало настоящей бури.
-Да.- дрожащим голосом ответила Мэри.- Он вчера был занят, пришлось перенести на сегодня.
-Если я сейчас позвоню в твою школу и попрошу к телефону мистера Робинсона, он подтвердит твои слова?
У Мэри сжалось сердце.
-Скорее всего, мистер Робинсон уже ушел.
Отец улыбнулся, обнажив зубы.
-Тогда я могу позвонить завтра с утра. Так он подтвердит?
Мэри кивнула. Она сжала ладони в кулаки так, что ногти больно впились в кожу. В ушах стоял какой-то противный, нескончаемый звон.
Отец медленно встал, положил недопитую банку на подоконник и глубоко вдохнул, будто находился на поляне, посреди цветов, окруженный их ароматами.
-Ты ведь знаешь, что я ненавижу больше всего на свете, правда?
Мэри невольно попятилась. "Ложь" - был ответ на этот вопрос.
Отец улыбнулся ещё шире.
-Да-а, ты знаешь. Так почему же ты лжешь мне, дочка? Ты думаешь, что ты умнее и хитрее своего старика-отца? Так я докажу тебе что ты ошибаешься.
Он взял банку и неожиданно изо всех сил швырнул ее в стену. Она пролетела в паре дюймов от головы Мэри. Девушка взвизгнула и закрыла лицо руками.
-Я слишком долго закрывал глаза на твоих сомнительных друзей! На этого Андерсона! Я думал, что это лишь временное увлечение, коих всегда много у подростков, но я ошибся. Все гораздо хуже, чем я думал!- он тяжело дышал, как разъяренный бык.- Этот маленький ублюдок плохо влияет на тебя, Мэри, очень плохо! Он толкает тебя на плохие поступки. Сегодня ко мне приходил этот...адвокат!- последнее слово он сказал с максимальным омерзением и ненавистью, какие только можно вложить в речь.- Хотя какой он к черту адвокат? Какой-нибудь маменькин сынок, едва знающий конституцию и законы, способный лишь ходить повсюду с пустым чемоданом, одевший нахрен ненужные очки и пытающийся всем своим видом показать, что я имею дело с серьезным парнем! А вот хрен!- он плюнул в пол.- Со мной это не прокатит! Не знаю, что ты задумала, Мэри, но клянусь: я выбью из тебя всю эту дурь! Сраный адвокатишка проиграет это дерьмовое сфальсифицированное дело, я опозорю его перед всем судом! А тебе, дорогая дочка, я отныне запрещаю даже видеться с этим мальчишкой, Андерсоном! Ты поняла?
Мэри сделала ещё шаг назад. Отец нависал над ней, как великан, исходящая от него ярость была почти осязаема.
-Но... Но мы же ходим в одну школу, папа. Мы не можем...- Мэри осеклась, вновь увидев зловещую ухмылку на лице отца.
-О, не волнуйся. Об этом я позабочусь. Отныне ты не будешь ходить в школу! Пора тебе перейти на домашнее обучение. Если бы не школа, ты бы и не повстречала бы этого паршивца. И тогда, возможно, все было бы по другому! А сейчас иди в свою комнату и не беспокой меня, маленькая дрянь!
И, схватив ее за волосы и выдрав порядочный клок, он вытолкнул ее в коридор. Не удержав равновесия, Мэри упала и больно ударилась коленом.
-Папа, ты не можешь запретить мне ходить в школу!- воскликнула Мэри. В ее голосе звучали слезы.
-Прекрасно знаешь, что могу!- с этими словами отец захлопнул перед ее носом дверь.
Когда Мэри на следующий день не пришла в школу, Том испытал не то что тревогу или чувство легкого беспокойства - его охватил настоящий ужас. Что с ней сделал отец? Просто запретил выходить из дома, посадил под домашний арест, или сделал что-то гораздо более худшее?
Весь день Том сидел, как на иголках. Он не слышал ни учителей, ни своих одноклассников, делал все автоматически - писал, читал, пришел на обед чисто по привычке, хотя аппетита не было совсем. Что только делает с человеком страх! Пожалуй, самое отвратительное чувство, потому что именно он часто толкает людей на безумные, необдуманные поступки. Страх - это как наркотик, как алкоголь, он туманит твой разум и начисто лишает рассудка. Страх - отец трусости и брат злости. Порок всех пороков, совершенно неуправляемый и такой простой...
Том понимал, что скорее всего его страх неоправдан, но все равно боялся. Под конец учебного дня он начал думать о другом. Мистер Рейнард говорил, что Тому сейчас не стоит встречаться с отцом Мэри, и Том пообещал избегать таких встреч. И он мог бы сдержать свое обещание, раньше. Но теперь все изменилось, все перевернулось с ног на голову. Тому на какой то миг даже стало плевать на исход всего этого дела (позже он постыдился за свою мимолетную слабость) и он стал всем сердцем страстно желать лишь одного: увидеть Мэри живой и невредимой.
А чтобы увидеть ее, нужно как минимум подойти к дому.
К концу последнего урока Том наконец принял решение - он увидится с Мэри во что бы то ни стало.
У него сегодня было с собой немного денег. Чтобы сэкономить время, Том решил сесть на автобус. Конечно, к дому Мэри он не подвезет, но оставшийся путь можно будет одолеть за пять минут. И не придется идти мимо бара, где частенько заседал мистер Роули.
Войдя в автобус, Том заплатил, сел на одно из задних сидений и уставился в окно. Смотреть, правда, было не на что - одни и те же успевшие осточертеть дома и улицы, даже лица - одни и те же, каждое Том видел хотя бы раз. Вот этот лысый парень в прошлую пятницу обедал в "Бургер Кинг", а эту старушку, сидящую на скамейке возле дома Том уже видел не так давно в кинотеатре.
Все знакомо, все надоело.
Начинался дождь. В начале слабый, робкий, он набирал силу, и к тому времени, как Том вышел из автобуса, превратился в настоящий ливень.
Том шел, склонив голову навстречу холодным каплям и ветру, бросающему их в лицо с какой-то безумной, свирепой силой. Люди, встречающиеся ему по пути, уже раскрыли над головами зонты и стали похожи на громадные черные грибы.
Мокрые волосы прилипли ко лбу, плотно облепили череп, капли с них падали на глаза и заставляли жмуриться. Это был уже не теплый летний дождь, такой приятный и бодрящий в жаркие летние дни, когда вся земля стонет от недостатка влаги и трескается, как в пустынях. Это был злобный осенний ливень, функцией которого было окончательно показать всем: тепло кончилось, не ждите его ещё очень долго, пора вам немного померзнуть. А ещё погрустить, подумать о жизни и смерти. Ведь когда ещё думать об этом, как не в дождливый день в конце сентября? Не весной, когда ты просыпаешься от птичьих трелей и наблюдаешь за первыми цветами на лугу. Не летом, когда зной заставляет тебя покинуть превратившийся в печку дом, выйти на улицу и искупаться в озере или хотя бы просто пройтись, купить мороженое, от которого болят и немеют зубы, заснуть вечером под стрекот цикад и кузнечиков. Зима тоже не станет хорошим временем для подобных мыслей - дух приближающегося Нового года и Рождества охватит каждого, даже самого одинокого человека, заставив побродить вечером по сверкающим всеми цветами радуги магазинам, запустить пару фейерверков, украсить елку гирляндами и разноцветными шариками. Нет, именно сейчас настало то самое время для тяжелых дум и нелегких решений.
Впереди показался дом Мэри. Том на миг затаил дыхание. Идущий навстречу человеку показался очень похожим на ее отца. Том чуть не отскочил в сторону в надежде спрятаться за деревом, но тревога оказалась ложной. Это был просто какой-то бродяга.
Мужчина в поношенном пиджаке, неглаженых грязных брюках и с галстуком, покрытом какими-то желтоватыми пятнами, взглянул на Тома бледными, водянистыми глазами.
-Не найдется пара баксов?
Том уже приготовился ответить стандартное "нет", но осекся. Похоже, этот бродяга сможет ему помочь.
-Я дам тебе двадцатку.- сказал Том.- Если подойдешь к вот этому дому и позвонишь в дверь. Если тебе откроет мужчина - просто придумай какую-нибудь ерунду. Ошибся домом или что-нибудь в этом роде. Если девушка - спроси, дома ли ее отец. Все понял?
Бродяга посмотрел на Тома долгим взглядом и кивнул.
-Странный ты, мальчик.
Он поплелся в обратную сторону, но в этот раз перешел дорогу и направился к дому.
Том спрятался за дерево и, высунув голову, наблюдал за происходящим. Наверное, излишняя предосторожность, но лучше перебдеть.
Бродяга поднялся на крыльцо и нажал на звонок. Если бы не дождь и не ветер, по громкости своего воя дающий фору целой стае волков, Том мог бы расслышать звук - он был прекрасно слышен даже с улицы. Резкий трезвон, от которого ещё некоторое время стоит странный свист.
Подождав немного, мужчина нажал ещё раз.
Никто не открыл. Бродяга обернулся, поискал глазами Тома. Тот махнул рукой - "попробуй ещё раз".
Бродяга нажал на третий раз. Никто так и не открыл.
Том вышел из укрытия и двинулся к дому. Бродяга шел навстречу.
-Мне не открыли.
-Я видел, не слепой.- Том протянул ему пару мятых бумажек.- Держи.
-Спасибо. А зачем тебе все это нужно было?- поинтересовался мужчина, засовывая деньги во внутренний карман пиджака.
-Не твоего ума дело. Иди. Ты меня здесь не видел.- резко ответил Том. Он дождался, когда незнакомец скроется из виду и подошел к дому.
Он позвонил в дверь ещё два раза. Затем обошел дом вокруг и вновь остановился на крыльце. Что ж, возможно, стоит рискнуть.
Он дернул ручку. Незаперто. Все друг другу доверяют, твою мать. Иногда это на руку.
Внутри было темно и почему-то ещё сильнее пахло дождем. Том закрыл за собой дверь, отрезав тонкий луч света, и оказался в полумраке. Вся верхняя часть лестницы была погружена во тьму, на кухне размеренно тикали часы, что-то где-то поскрипывало, позвякивало, и Том не мог понять, слышит ли он эти звуки на самом деле, или воображение решило подшутить над ним в самый неподходящий момент.
Том прошел на кухню, чтобы убедиться, что на первом этаже никого нет. Так и оказалось. В раковине лежала грязная посуда, а мусорное ведро ломилось от пустых банок из под пива. Позже Том обнаружил, что банок этих по всему дому разбросано очень много. Приходилось идти, внимательно глядя под ноги. Хотя, как говорила мать Тома, под ноги надо смотреть всегда. Даже если перед тобой идеально ровная дорога - кто гарантирует, что она вдруг не обвалится в бездну?
Том поднялся на второй этаж и оказался в темном коридоре. Здесь не было окон и мрак казался осязаемым и очень глубоким.
Вначале Том подошел к двери, ведущей в комнату мистера Роули. Он прислушался. Если бы отец Мэри спал, был бы слышен храп.
Тишина. Том решился приоткрыть дверь и заглянул внутрь. Пусто. Только банок из под пива вдвое больше.
Том аккуратно прикрыл дверь и двинулся к комнате Мэри.
Он прислонил ухо к двери и слегка постучал.
-Мэри? Ты здесь?
Через пару секунд он услышал столь дорогой сердцу голос.
-Том? Это ты?
Из-за двери послышались какие-то звуки. Похоже, Мэри встала с кровати. Том подергал ручку. Заперто.
-Да, да, это я! Что случилось? Он не выпускает тебя?
-Да, после визита твоего адвоката он посадил меня под домашний арест. Том, зачем ты пришел? Отец пошел в магазин за пивом, он может вернуться в любой момент. Он же убьет тебя!
Голос Мэри был так близок, но при этом и очень далек.
-Не волнуйся за меня. Послушай, мистер Рейнард вытащит тебя отсюда. Осталось совсем недолго ждать, я обещаю тебе!- прокричал Том.
-Прекрасно. Но сейчас тебе лучше уйти. Прошу, Том!
Он кивнул, хотя Мэри не могла его видеть.
-Ладно. Не бойся, все хорошо.
Вдруг он замер. Что это? Опять глупые шутки разыгравшегося воображения? Кажется, внизу хлопнула входная дверь.
-Черт... Кажется, твой отец вернулся.- слегка дрогнувшим голосом сказал Том.
Даже сквозь дверь он услышал тяжелый вздох Мэри.
-Я знала, что так и будет. Тебе нужно спрятаться где-нибудь!
Том напряг слух. Он расслышал звяканье бутылок и ещё какой то звон. Сомнений не осталось. Мистер Роули вернулся.
-Где?- Том сильно понизил голос.- Я не могу спуститься вниз, обязательно встречусь с ним. Придется тут прятаться. Может в ванной?
-Нет! Ни в коем случае!- воскликнула Мэри.- Там он точно тебя найдет. Я не знаю, Том... Попробуй все же как то незаметно пройти мимо него!
Сердце в груди Тома забилось учащенно, мир вокруг, несмотря на всю мрачность, вдруг стал ярче, все цвета стали насыщеннее и разнообразнее. И как будто шире. Словно кто-то отодвинул стены и потолок дальше, освободив много места таким образом. Наверное это новое, столь странное мироощущение было вызвано адреналином, выброшенным в кровь. Наверное, примерно то же ощущают любители легких наркотиков. Остается только надеяться, что не возникнет никаких галлюцинаций.
-Я попробую пробраться мимо.- сказал Том почти шепотом, уже отодвинулся от двери, но вернулся и добавил, немного громче.- Я люблю тебя.
Он на цыпочках двинулся по коридору к лестнице, внимательно глядя под ноги. К счастью, коридор был практически пуст, никаких ловушек, но лучше все таки перестраховаться.
Одна из старых досок громко скрипнула. В почти полной тишине звук этот показался оглушительным. Том зажмурился на мгновение и сделал шаг назад. И тут он расслышал ещё один звук.
Звук шагов. Мистер Роули поднимался по лестнице. Путь назад был отрезан.
Том попятился. Он тяжело дышал, в висках что-то громко стучало. Том уже видел тень на полу, отбрасываемую грузным телом мистера Роули.
Том нащупал ручку, тихо открыл дверь и спиной вперед вошел в ванную.
Шаги слышались уже в коридоре. Вряд ли мистер Роули сразу побежит в ванную, чтобы помыть руки. Вначале выпьет бутылочку пива, а то и пару.
Том обернулся и понял, что ошибся. Он перепутал двери и оказался не в ванной, а в комнате мистера Роули. Прямо в логове зверя. Черт!
Том огляделся по сторонам. В ушах шумело, будто к ним приложили морские раковины. Где, где же спрятаться?
В углу комнаты стоял старый шкаф. Том направился к нему, искренне надеясь, что там Нарния.
Шаги уже у двери. И даже слышно дыхание. Кажется, Том учуял тяжелый запах перегара и табака.
Том резко открыл шкаф и на мгновение сильно испугался - его дверца держалась на честном слове, она чуть не отвалилась.
Заснеженного леса Том в шкафу не обнаружил, но места там как раз хватало для одного человека, и даже пара висящих сбоку дырявых пальто не помешала. В нос ударил запах пыли и нафталина. Том испытал что-то вроде дежа-вю - ему был знаком этот запах. Года четыре назад он участвовал в летней уборке школы. Ему доверили очистку одного из подвальных помещений. Там пахло точно также, правда было гораздо просторней.
Том закрыл дверцу. Едва он это сделал, в комнату вошел мистер Роули.
Сквозь узкую щелочку Том наблюдал, как он садится на кровать, чешет голову, открывает новую бутылку пива.
-Думала обсчитать меня два бакса.- утробно прорычал мистер Роули.- Старая шлюха. Со мной этот номер не прокатит, нет!
Он сидел лицом к шкафу, так что пока возможности незаметно выбраться из комнаты не было. Том тяжело дышал и опасался, что этот звук слышен снаружи. И ещё сердце стучит, как бешеное. Вдруг его тоже слышно?
-Папа!- раздался крик, и оба, мистер Роули на кровати и Том в шкафу, вздрогнули.- Зайди ко мне! Мне очень плохо!
"Пытается дать мне шанс выбраться.- понял Том.- Молодец".
Мистер Роули сделал большой глоток, прежде чем ответить.
-Дочка, я сейчас немного занят! Почему бы тебе не поискать таблетки в своей тумбочке? Они там лежат со времен сотворения мира, черт побери!- прокричал он.
"Ах ты ублюдок.- от злости Том чуть не затрясся.- Занят? Чем же, интересно? Кусок дерьма!".
-Папа, прошу! Мне правда плохо!- Мэри прокричала это с таким натуральным страданием в голосе, что Том подумал: "Черт, из нее выйдет неплохая актриса! Просто отличная!".
В этот раз мистер Роули просто проигнорировал ее крик. А что, если бы ей и правда было бы плохо? Он бы так и сидел здесь, попивая дешевое пиво и думая, наверное, о каких то "возвышенных" вещах.
В носу у Тома вдруг защекотало от пыли. Ужасно захотелось чихнуть. Том приложил руку к носу, помотал головой, задержал дыхание, но ничего не помогло. Желание не прошло.
"Мне конец" - понял он, и эта простая, но очень пессимистичная мысль почему то не вызвала в душе ровным счетом никаких чувств.
-Папа!- вновь раздался крик Мэри, и в этот самый момент Том чихнул. За воплем дочери мистер Роули не расслышал его.
Отец Мэри сорвался с места. Его лицо перекосила гримаса злобы.
-Иду! Иду, черт побери! Надоело!
Он рывком распахнул дверь и вышел в коридор. Едва он это сделал, Том выскочил из своего укрытия. Его всего трясло от злости и страха.
Он приложил ухо к двери и прислушался. Звон ключей, сопровождаемый злобным шипением. Том почти что видел мистера Роули, яростно запихивающего ключ в дверной замок. Лицо его напоминало гримасу ненависти, изо рта текла слюна, как у бешеного пса...
Щелчок, скрип открываемой двери.
-Что? Что такое, черт побери? У тебя из дырки течет кровь? В твоем возрасте пора бы знать, что это нормально! Или наоборот не течет? Может скажешь мне, что тебя тошнит, дрянь?
Том вырвался наружу, набросился на мистера Роули, повалил его на землю и начал бить, бить, бить, с наслаждением слушая вопли и ощущая на лице горячие брызги крови...
Том помотал головой. Нет, нужно выбираться отсюда. Такие мысли и желания до добра не доведут.
Он тихо отворил дверь и вышел в коридор. Комната Мэри была закрыта и Том не видел, что там происходит. Лишь от всей души надеялся, что с Мэри все в порядке.
Ступая тихо-тихо, как кошка, он добрался до лестницы и сбежал вниз по местами прогнившим, старым ступенькам.
Мистер Роули не стал запирать входную дверь, и Том спокойно вышел на улицу. Выбравшись из ловушки, Том бегом бросился наутек. Дождь почти кончился, хотя темные тучи не рассеялись. Они говорили: "Не расслабляйтесь, просто отдохните немного. Мы ещё не на такое способны".
И да, следующие полторы недели дожди лили, почти не переставая. Мощные ливни сменяла слабая морось, но ни на секунду небеса не прерывали свой грандиозный плач. Даже в те короткие периоды, когда солнце выглядывало из-за туч, люди не выходили из дома без зонта. Он стал обязательным атрибутом, как, например, кошелек.
Все это время Мэри не появлялась в школе. Том несколько раз пытался заговорить на эту тему с миссис Симмонс, их классным руководителем, но всякий раз у пожилой женщины находился повод уйти от разговора. Наконец, зайдя в ее кабинет после уроков, Том застал ее за чтением какой-то книги. Ну теперь то точно получится.
-Миссис Симмонс, я хочу поговорить с вами насчет Мэри.
Учительница бросила на него короткий, ничего не выражающий взгляд, и вновь уткнулась в книгу.
-Мэри Роули? А что с ней?
Том вновь почувствовал закипающую в крови злость, и огромным усилием воли удержал ее.
-Я насчет того, что отец запретил ей посещать школу.
Миссис Симмонс поморщилась, словно съела лимон, и наконец отложила книгу.
-Том, если Мэри будет неуспевать по какому-то предмету, мы убедим мистера Роули вернуть ее в школу. Сейчас она находится на домашнем обучении. Раз в несколько дней я звоню ей и говорю, какие темы ей нужно изучить. Если после проведения полугодовых контрольных я увижу, что такой способ обучения ей не подходит, то она вернется в школу.
-Вы не понимаете!- воскликнул Том, окончательно потеряв терпение.- Дело не в учебе. Ее отец - настоящий тиран и пьяница! Только в школе она могла хоть как то спасаться от его выходок, а теперь лишилась и этого! Так нельзя!
Миссис Симмонс опустила глаза. Тому показалось, или в них мелькнул оттенок стыда? Похоже на то.
-Родителей не выбирают, Том.- просто ответила миссис Симмонс.
Том вскочил на ноги так резко, что чуть не опрокинул стул, на который присел перед разговором. Ярость охватила его.
-Да! Да, пожалуй, не выбирают. Жаль, что школу и учителей в городах, подобных нашему, тоже! Очень жаль!
И он пулей выскочил в коридор, не потрудившись даже закрыть дверь. Он всегда считал миссис Симмонс хорошим человеком, готовым придти на помощь в трудную минуту, но теперь понял, что эта готовность зависит лишь от вероятности ей самой вляпаться в какие-нибудь неприятности. Никому не охота копаться в чужом белье, и уж тем более стирать его.
Прошло ещё несколько дней. Мистер Рейнард, уехавший почти неделю назад в Бостон, поздним вечером, когда дождь вновь припустил так, что вода в лужах покрылась пузырями, появился на пороге дома. Как и в прошлый раз, он промок до нитки, но этот факт не мог испортить его настроения.
-Все прекрасно, Том!- воскликнул он с порога. Адвокат снял куртку, с которой ручьями стекала вода, на пол положил такой же мокрый чемоданчик.- Полицейский эксперт проведет повторное освидетельствование, как я и предполагал. А это значит, что дело у нас в кармане!
Том почувствовал, как гулко забилось в груди сердце. В этот раз не от страха или злости, а от дикой радости и прекрасного, теплого чувства надежды, поселившегося в нем.
Надежда - сколько тайн содержит это слово и это ощущение! Оно невероятно притягательно и всепоглощающе. Когда у тебя есть надежда, ты начинаешь ощущать себя не придавленным к земле насекомым, а птицей, поднявшейся ввысь, парящей прямо в облаках. Облака жизни - маленькие житейские проблемы, неудачи, не способны остановить эту птицу, птица-надежда будет парить до самой своей смерти. Сейчас Том понял, как это прекрасно - жить и знать, что впереди есть ещё светлый луч, способный пробиться сквозь непроглядный мрак. Этот луч дает второе дыхание и словно заставляет родиться заново.
В гостиной появилась тетя Анна. Недавно Том обнаружил, что она за это время уже успела неплохо вписаться в повседневную его жизнь, больше не казалась какой-то инородной ее частью. Тому даже становилось стыдно за то, что поначалу он встретил ее почти что в штыки.
Тетя практически повисла на шее мистера Рейнарда и засмеялась громким, заливистым смехом.
-О, Джонас, я ни секунды в тебе не сомневалась! Ты такой молодец!
Адвокат слегка смутился.
-Ну пока благодарить меня не за что. Вот когда выйду из зала суда, тогда и можно будет говорить о том, добился я чего-то, или нет.
-Мистер Рейнард, значит Мэри придется ехать в Бостон?- спросил Том.
-Да, через пару дней. Если отец не отпустит ее, то тогда...- адвокат вдруг ухмыльнулся.- Заработает себе пару выломанных дверей и, возможно, несколько ушибов, а может и чего покруче. Потому что теперь это дело не наше, а полиции. Отныне игра выходит на новый, гораздо более серьезный уровень.
Тому дико хотелось позвонить Мэри и сообщить радостную новость, но он боялся. Несколько дней назад он уже пытался дозвониться до нее. Трубку тогда взял ее отец. Яростно рявкнув в трубку "Алло?!" и услышав лишь пугливое молчание, он бросил трубку. Том опасался не за себя, а за Мэри. Он запретил ей видеться и общаться с "этим Андерсоном", а если он узнает, что Мэри нарушила запрет, то может ее наказать. Распустить руки, попросту говоря. Это он называл "наказанием".
Значит, нужно как то с ней увидеться. И вдруг, словно прочитав его мысли, мистер Рейнард сказал:
-Том, в ближайшее время не приближайся к дому Мэри. Я приду к мистеру Роули завтра и расскажу о решении следователей. Думаю, это убедит его отпустить Мэри. А твое присутствие может лишь осложнить наш разговор. Мистер Роули сильно недолюбливает тебя, ты и сам знаешь, я думаю.
О да, Том знал это уже много лет. Он помнил, как первый раз увидел отца Мэри. В доме Тома сломался телевизор и Мэри пригласила его к себе посмотреть мультфильмы. Мистер Роули, придя с работы и увидев на своем диване гостя, разозлился.
-Это что за шпана? Ты что тут делаешь?
Появилась Мэри. Она отлучалась в кухню за стаканом сока.
-Папа, это Том. Том Андерсон. Мы с ним друзья. Я же тебе говорила о нем, помнишь?
Мистер Роули нахмурился, словно пытаясь вспомнить, когда это она с ним говорила. Тогда он ещё не пил так много, но алкоголь все же частенько застилал его разум.
-Ладно, мне плевать, кто это такой. Тебе уже давно пора спать, Мэри. Так что пусть он выметается отсюда поживее.
Том весь вжался в кресло, будто пытаясь просочиться сквозь него.
-Извините, сэр. Я сейчас уйду.
Но уже через несколько дней он пришел вновь. А потом вновь. Просто был хитрее - к тому времени, как мистер Роули должен был придти с работы, Том уходил. Однако отец Мэри прекрасно знал об этом, и его все это дико раздражало. С годами это раздражение превратилось в злость, а теперь достигло точки кипения, превратилось в неприкрытую ненависть. И сейчас вряд ли его можно было в этом винить - благодаря Тому его могли лишить дочери.
От мысли о том, что он не только сможет вызволить Мэри из лап отца-тирана, но также серьезно насолит мистеру Роули, которого тоже уже давно ненавидел, Тому стало очень хорошо. Ему было стыдно за это новое, нехорошее чувство, но вместе с тем приятно.
-Ладно.- сказал Том, чувствуя на себе испытующий взгляд адвоката.- Не беспокойтесь. Я не буду приближаться к дому Мэри, чтобы не провоцировать мистера Роули. Обещаю.
И уже на следующий день решил нарушить обещание. В этот раз он не обдумывал это в течение всех уроков, он твердо решил, что лично сообщит Мэри обо всем. Не выходит по телефону - значит вживую.
Сегодня дождя не было, тучи почти развеялись, выглянуло солнце, но не смотря на это было очень холодно. Том одел более теплую куртку и шапку, чтобы порывистый ветер, от которого слезились глаза, не трепал волосы. Наклонившись навстречу ветру, Том шел по широким улицам и узким тропинкам, пока наконец не оказался возле дома Мэри. Он направился прямо к входной двери, но тут раздался какой-то звук, который ему очень не понравился. Том застыл на месте и посмотрел наверх. Да, слух не подвел его. Это был стук молотка. Том разглядел мистера Роули в одном из окон второго этажа. Он прибивал к окну одну из больших и крепких на вид деревянных досок. Даже с такого расстояния Том видел, как шевелились его губы, хоть в них и были зажаты гвозди. Он что-то бормотал себе под нос и сосредоточенно бил молотком.
Том попятился. Медленно и тихо, неотрывно глядя на мистера Роули. Достаточно отцу Мэри на мгновение опустить взгляд и он заметит Тома на дорожке рядом с крыльцом. Это не способствует завтрашней удачной беседе с ним мистера Рейнарда.
Уже почти сойдя с дорожки, Том задумался: да какая к черту беседа? Этот сумасшедший забивает досками окна, с дверями он наверняка проделает то же, если уже не проделал. Будет чудо, если адвокат сумеет войти в дом. Оказавшись вне поля зрения мистера Роули, Том побежал. Он бежал почти до самого дома, шлепая промокающими ботинками по лужам, оскальзываясь в грязи и перепрыгивая через бордюры.
-Ничего не получится!- выпалил он с порога, оказавшись дома. Это все, что он мог сказать - на большее воздуха не хватило. Том уперся руками в колени. Он почти что задыхался после долгого бега.
-О чем ты?- удивилась тетя Анна. Она сидела на кресле, зачем то надев свою шляпку, и смотрела какое-то кулинарное шоу.
-Я только что был возле дома Мэри...- начал Том и зашелся в кашле. Черт, что мешало ему пройти всю эту дорогу пешком? Не мучался бы сейчас, выбивая из самого себя по одному слову.
-Том!- тетя укоризненно покачала головой.- Что тебе говорил Джонас?
-Это не важно. Все не важно.- Том наконец то восстановил дыхание и плюхнулся в кресло, которое жалобно застонало, не выдержав такого насилия.- У мистера Рейнарда ничего не получится. Отец Мэри заколачивает окна и, скорее всего, двери. Я сам видел. Он никого не пустит. Наверное, хочет превратить дом в крепость.
Тетя Анна вздохнула, поправила шапочку, будто она сползала, и выключила телевизор, прервав на полуслове какую-то огромную толстуху, рассказывающую о своей диете, которая, судя по всему, имеет обратный эффект.
-Джонас сталкивался с подобным, я тебе сто раз об этом говорила. Поверь, он справится.
Том хотел верить, и верил. Надежда ещё не успела увянуть в его душе, птица парила в небесах, хотя теперь ей приходилось часто-часто махать крыльями, чтобы противостоять сильному ветру, пытавшемуся сдуть ее.
Мистер Рейнард, придя вечером и выслушав рассказ Тома, лишь усмехнулся.
-Это не причина для паники. Если он не откроет мне дверь, я вызову полицию. Если он и им не откроет, то они просто выломают ее. Может он и сумасшедший, как ты говоришь, но глупым он мне не показался. Он сам все это понимает.
Весь этот вечер - как выяснилось позже, решающий вечер в жизни Тома и Мэри, лил дождь. Тучи собрались вновь и обрушили на город страшный ливень, от которого, кажется, дрожала земля. Деревья сгибались под напором ураганного ветра, молодые березы и тополя грозили вот-вот сломаться. Водители вынуждены были раньше включить фары, потому что вместе с дождем на землю опустился мрак.
Том ходил по комнате взад-вперед, сам не свой. Его буквально распирало от желания позвонить Мэри, но одновременно с этим он жутко боялся, что этим звонком он навредит и ей, и себе. Разрушит все то, что удалось с таким трудом построить.
В конце концов Том не выдержал. Он схватил телефон и набрал ее номер. Пока Том считал гудки, ему вдруг вспомнился сон полумесячной давности - он стоит, прижав трубку к уху, а его отражение в зеркале отчаянно машет руками.
Вещий сон? Том никогда не верил подобны вещам, но сейчас вдруг жутко, испугался. По коже побежали мурашки, дыхание сперло. Он уже намерился положить трубку на рычаг, но тут на другом конце провода раздался голос. Слабый, осторожный. Голос Мэри.
-Алло?
Том вздрогнул и прижал трубку к уху с такой силой, что в голове зазвенело.
-Мэри, это я, Том!
Девушка охнула.
-Не надо сюда звонить, это опасно! Будет только хуже...
-Нет, нет, послушай!- перебил ее Том.- Скоро все закончится! Послезавтра ты поедешь в Бостон, понимаешь? Мистер Рейнард добился своего. Иск приняли!
Мэри вскрикнула так, что Том даже слегка отодвинул трубку от уха.
-Не может быть! Ты не разыгрываешь меня?
-Я серьезно.
-О Господи, Том, как же я рада! Я люблю тебя!
От этих слов на душе Тома стало так тепло и хорошо, как давно уже не было.
-И я тебя, Мэри! Теперь дело за малым. Осталось...
Он осекся. Послышался характерный звук и чье-то тяжелое дыхание. Мэри тихоньку пискнула и бросила трубку.
-ТЫ!- проревел голос, полный ярости и безумия, в ухо Тома, и мальчик тут же последовал ее примеру. Он бросил трубку на рычаг, как гремучую змею, и даже отступил на шаг.
Тома била крупная дрожь. Что же теперь? Что теперь будет с Мэри?
Картина из сна вновь встала перед его мысленным взором. Гораздо четче, чем прежде.
А сейчас мы с вами в последний раз превратимся в призраков, чтобы увидеть все вживую, а не слышать потом урывками из чьих-то рассказов. Так сказать, займем первые ряды.
Прорвавшись сквозь черепичную крышу дома, мы взлетаем в небо, со скоростью света несемся вдоль дороги на запад, пару раз сворачиваен, вливаемся через окно комнаты Мэри, ставшей тюрьмой, и видим девушку, которая с ужасом смотрит на лежащий перед ней на столе телефонный аппарат. И слушает, прислушивается.
-Сколько раз я тебе говорил?! - голос ее отца гремит, как отбойный молоток, от него дрожит воздух и плавится стекло. Мэри прижалась к подушке, словно пытаясь найти в ней защиту, и закрыла уши руками, но голос отца все равно бушует прямо у нее в голове.
-Этот чертов мальчишка научил тебя плохим вещам, девочка моя!- слышен грохот шагов по лестнице.- Очень плохим! Он научил тебя ослушиваться своего родителя и идти ему на перекор! - вот он уже прямо за дверью, слышен звон ключей.- Он считает, что его дружок-адвокатишка может представлять для меня какую-то угрозу, но ошибается! Поверь, он жестоко ошибается!
В голове Мэри стучала лишь одна мысль: "Замолчи, замолчи, замолчи!". Ей казалось, что от этих воплей она скоро сойдет с ума.
Отец вставил в замок ключ. Послышался щелчок, но дверь не открылась - она распахнулась с такой силой, что чуть не сорвалась с петель. Ударилась об стену и отскочила назад, но Джек Роули остановил ее в дюйме от своего носа.
С ужасом Мэри увидела в руках отца ремень. Не обычный, тонкий, который он носил всегда, а другой - широкий, из коричневой кожи, с огромной бляшкой. Он бьет больнее любой плетки, оставляя зачастую кровоточашие ссадины. Мэри помнила ту боль, помнила ее вкус, помнила, как эта бляшка со свистом рассекает воздух, прежде чем соприкоснуться с голой кожей. Этот звук частенько преследовал ее в самых страшных кошмарах.
Мэри взвизгнула и попыталась забиться под одеяло, но отец схватил ее за ноги и стащил с кровати. Мэри больно ударилась головой и из глаз брызнули слезы.
-Нет у тебя больше друга, поняла? Этот мерзкий мальчишка никогда больше не переступит порог нашего дома, он никогда не наберет наш номер! Я убью его! Убью к чертовой матери!
-Нет, папа!- закричала Мэри. Она пыталась сопротивляться, но сильные руки отца уже перевернули ее на спину и прижали к холодному полу.
-Я научу тебя послушанию! Это наказание послужит тебе хорошим уроком!
Раздался знакомый свист, а следом за ним такая знакомая боль. Мэри закричала, почувствовав, как по левой ягодице потекла кровь.
Новый удар заставил Мэри забиться об пол в истерике.
-Папа, хватит! Я больше не буду!
Но слова на него не действовали. С какой то дикой яростью и чуть ли не возбуждением он наносил удар за удар. Мэри уже не могла кричать, лишь издавала какие-то нечленораздельные звуки.
Отец остановился. Да, он всегда знал, когда нужно остановиться. Знал, когда наступает та грань, переступать которую опасно. Но всегда подходил к этой грани вплотную.
Мэри лежала на полу собственной комнаты, униженная и избитая, глотая слезы и задыхаясь от боли. Она слышала, как отец отбросил ремень в сторону.
-Такие плохие парни способны научить девочек вроде тебя множеству плохих вещей.- казалось, что он говорит сам с собой, и этот разговор ему явно нравится.- И сейчас я должен убедиться, в том, что...что...- он вдруг начал тяжело дышать, как разъяренный бык.- Что он не сделал с тобой ничего такого. Так что снимай трусы, дочка. Я проверю, целка ли ты ещё.
Эти слова подействовали на Мэри, как удар ещё одного, гораздо более сильного хлыста. Найдя в себе какие-то последние, резервные силы, она перевернулась на спину и ударила отца ногой в живот.
Он вскрикнул и повалился набок, скрючившись пополам. Он явно не ожидал подобного.
-Ах ты дрянь!- выдохнул отец. Его глаза вылезли из орбит, лоб был покрыт потом, на шее вздулись вены.- Ты просто маленькая сука...
Мэри вскочила на ноги и выбежала в коридор. Отец попытался схватить ее за руку, но она вырвалась и бросилась к лестнице.
-Стой! Это будет не больно, черт побери! Всего одна маленькая проверка!
Мэри почти что кубарем скатилась по лестнице и на мгновение застыла, не зная, что ей делать. Бросилась было к входной до двери, но она была заколочена досками.
Тогда Мэри побежала на кухню. Отец в это время спускался по лестнице.
-Куда ты бежишь? Это глупо! Ты только себе делаешь хуже!
Перед тем, как захлопнуть дверь кухни, она взглянула на отца, приближающегося к ней неспешным шагом, и крикнула прямо ему в глаза:
-Пошел на хрен, больной ублюдок!
Эти слова подействовали на него, как красная тряпка на быка. Он бросился за ней, но Мэри уже захлопнула дверь и закрыла ее изнутри на щеколду.
Отец забарабанил в дверь.
-Впусти меня, дрянь! Внутри, а то хуже будет! Я побью тебя так, что на тебя ни один мальчишка никогда не взглянет, даже твой Андерсон!
Мэри пятилась, пока не уткнулась в стол, заставленный тарелками, вилками, ножами и ложками. Она со страхом смотрела на дверь, которая сотрясалась под ударами. Старая щеколда долго не выдержит, сильный удар просто выбьет ее.
-Открывай, Мэри! Я проверю, девственница ли ты ещё, и все, клянусь! Ты же должна понимать, черт побери! Я твой отец, я забочусь о тебе!
В душе и в сердце Мэри вскипела ярость. Та самая дикая ярость и ненависть, подавляемая столько лет. Наконец то она стала вырываться наружу.
-Ты мне не отец! Я ненавижу тебя! Ненавижу!- закричала Мэри, а по щекам вновь покатились крупные слезы.- Ты просто больной! Я хочу, чтобы ты сдох!
На несколько мгновений по другую сторону двери воцарилась тишина. Мэри затаила дыхание. Что теперь?
А потом раздался новый удар, такой сильный, что вся дверь заходила ходуном. После ещё одного она треснула.
Мэри стала не глядя шарить рукой на столе за спиной. Нащупала что-то. Кажется, это ручка железного ковшика.
Ещё удар. Мэри закричала и вновь начала плакать.
-Бог любит нас, Мэри!- послышался голос отца. В нем больше не было злости, он был совершенно спокоен, и это испугало Мэри ещё больше.- Он великодушен и добр. Даже к таким маленьким шлюхам, как ты. Он, как и я, простит тебя за твои слова. А сейчас я лишь проверю, чиста ли ты. Больше ничего.
Все эти слова сопровождались ударами. Несчастная дверь уже готова была сорваться с петель. Удивительно, как она ещё держалась.
Но вот раздался оглушительный треск и дверь с грохотом влетела прямо в кухню и рухнула на пол. Стаканы и рюмки жалобно звякнули.
Мэри видела, что рубашка отца порвалась от таких усилий. Подмышками темнели пятна пота. Лицо было красным, а в глазах царила жутковатая пустота. Наверное, с таким взглядом немцы на третьем году войны пытали и убивали своих жертв. Это для них были уже не чудовищные акты насилия и садизмы, а работа, которую нужно либо выполнять хорошо, либо навсегда с ней распрощаться.
-В день Страшного Суда я окажусь на небесах, буду жрать райское пюре, запивать райским пивом и трахать крылатых баб, если они там есть. А где ты будешь, дочка? Посреди огня и пепла, вот где.- несмотря на эту речь, он вовсе не походил на проповедника. Слова он говорил громкие, но слишком спокойно.- Если тебя такая перспективаю не радует, то лучше делай то, что я говорю. Не перечь своему отцу, дочка. Иначе тебе будет плохо. И здесь, и на том свете.
Он двинулся на нее. Мэри было некуда пятиться. Она просто стояла, дрожа всем телом и плача.
-Папа, прошу...
-Давай. Снимай трусы. Иначе я тебе с этим помогу.
Она не шевельнулась. Злость не отпускала ее, сейчас она стала ещё сильнее, заполнила собой всю душу, все сердце.
-Что ж...- Джек Роули улыбнулся и закатал рукава рубашки.- Значит, мне придется самому.
Он приблизился к ней почти вплотную, и тогда Мэри нанесла удар.
Похоже, в последний момент отец прочел что-то ее в глазах и испугался. Это "что-то" заставило его слегка уклониться в сторону, уйти от удара.
Вот только от удара до конца он не ушел. Мэри целила ему плечо (удар тяжелым железным ковшиком был бы весьма чувствительным и болезненным), а попала в шею.
И почти три секунды понадобилось Мэри, чтобы осознать, что никакой это не ковш.
Отец все ещё стоял перед Мэри, но теперь уже сильно пошатывался. Из его шеи торчал нож, вошедший туда почти по самую рукоятку. Кровь вначале слабо, как то робко, потекла по горлу вниз, а потом брызнула мощной струей, заливая стену, пол и даже потолок.
Мэри закричала. Кровь попала и ей в лицо, и на руку, которая все ещё держала рукоятку ковша, оказавшегося вовсе не ковшом. Мэри отпустила ее и закричала вновь.
Отец отступил на шаг. Он схватился обеими руками за шею, пытаясь закрыть рану, остановить кровь, но все было бесполезно. Его глаза выпучились, изо рта тоже хлынула кровь. Говорить он больше не мог, лишь хрипел.
Мэри огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было обвязать рану. Схватила висящее на краю стола полотенце, но отец уже рухнул на пол. Кровь ровными, пульсирующими толчками выливалась из раны. Он несколько раз дернулся в конвульсиях, словно по нему пустили электрический ток, а потом затих. Его глаза закатились.
Мэри рухнула на колени и горько зарыдала. Она взяла отца за плечи, с трудом приподняла его, стала трясти. Потом все же обмотала полотенце вокруг его шеи, словно шарф, и оно тут же пропиталось кровью, став темно-красным.
Мэри на какой-то миг показалось, что все происходящее нереально. Что все это просто невероятно реалистичный сон, и он скоро кончится. Да, он очень скоро кончится, как и любой кошмар.
Мэри даже ударила себя по щеке, потом ущипнула за руку. Боль была настоящей. Все было пугающе настоящим.
Мэри встала. Рядом с отцом уже образовалась довольно большая кровавая лужа. Мэри с большим трудом переступила через тело и едва не поскользнулась в крови.
Пройдя по валяющейся на полу выломанной двери, Мэри обернулась. Неужели она убила своего отца? Этого не может быть. Это просто невозможно!
Но распростертый у стола труп (распростертый - насколько позволяли маленькие размеры кухни) свидетельствовал об обратном.
Все возможно, даже самое невероятное.
Мэри вышла из кухни, инстинктивно потянулась к тому месту, где должна была быть дверь, тяжело вздохнула и пошла в гостиную.
Почему она ещё не сошла с ума? Почему бредовые мысли не затуманили ее разум? Почти сознание такое чистое и холодное? Так не должно быть. После убийства - точно не должно быть.
Мэри подошла к зеркалу и вскрикнула. Вся ее одежда была залита кровью, капли крови темнели на лбу, щеках и шее. Ноги вдруг подкосились и Мэри рухнула на кресло. Слезы горячим потоком хлынули из глаз. Она плакала почти час, а когда слезы кончились, встала, подошла к столу, на котором лежал телефон, и застыла в нерешительности.
Она набрала номер полиции.
-Полицейский участок, дежурный Стивенсон. Слушаю вас.
Справившись с дрожью в голосе и во всем теле, Мэри сказала:
-Меня зовут Мэри Андерсон. Я убила своего отца.
На несколько долгих секунд на другом конце провода воцарилось молчание, потом слегка оживившийся дежурный ответил:
-Говорите адрес.
Мэри продиктовала.
-К вам приедут в течение получаса. Никуда не уходите и ничего не трогайте на месте преступления.
"Дурак, - подумала Мэри, положив трубку.- Я назвала свое имя и адрес. С какой стати мне уезжать куда-то? Это же бессмысленно".
Подождав с минуту, чтобы успокоить гулко бьющееся сердце, Мэри вновь взяла телефон.
В семь часов вечера, когда солнце уже приближалось к линии горизонта и его огненные лучи отражались в стеклах домов, а на небесной выси зажглись первые звезды (небо стало на удивление чистым), в доме Андерсонов зазвонил телефон. Трубку взяла тетя Анна. Послушав немного, она позвала Тома.
-Это тебя.- сказала она, передавая трубку.
Том взял телефон, уже зная, кто звонит. И почему то он был уверен, что звонок этот не несет ничего хорошего. Его бросило в жар.
-Том, это я.- голос Мэри едва слышен, будто она где-то на другом континенте.- Ты должен приехать.
Том крепко сжал трубку. Ему вдруг стало тяжело дышать.
-Что случилось?- спросил он, и не узнал своего голоса.
-Том, я...я...- послышались всхлипы.- Я убила своего отца. Я убила папу.
Том закрыл глаза. Он ослышался? Нет, не время для глупых игр. В мозгу билась, словно птица в клетке, одна единственная мысль: "Это сон, это просто сон, это все неправда. Скоро я проснусь, и все будет хорошо".
-Мэри...- прошептал Том.- Что же нам теперь делать?
Он не спросил "как?". Не спросил "почему?". Единственное, что его сейчас волновало - это что же теперь им всем делать.
-Я не знаю.- в голосе Мэри слышались слезы.- Он хотел... Я просто защищалась. Я не хотела его убивать! Я по ошибке взяла нож. Все произошло случайно. Я не хотела...- она прерывисто вздохнула.- Я уже вызвала полицию. Приезжай, Том. Прошу.
Гудки. Том с выражением неописуемого ужаса на лице положил трубку. И вдруг с удивлением обнаружил, что тетя Анна и мистер Рейнард внимательно смотрят на него. Вопрошающе.
И Том ответил - максимально просто, и от собственных слов по спине Тома побежали мурашки.
-Мэри убила своего отца. Он хотел сделать что-то... Наверное, избить. И она случайно убила его.
Тетя рухнула на диван так резко, что даже под ее стройным, худым телом он негодующе заскрипел. Адвокат устоял, но было видно, что он тоже в шоке. Это читалось в его глазах за линзами очков.
-Нет... Ты шутишь...
Том покачал головой. Он открыл шкаф, снял с крючка куртку.
-Куда ты?- воскликнула тетя Анна, а мистер Рейнард одновременно с ней:
-Я с тобой!
Одев куртку, не толстую кожаную, а легкую, какую носил в сентябре, Том ощутил, как что то прямоугольное уткнулось ему под ребра. Вот отчего в последнее время Тома преследовало смутное ощущение, что он о чем то забыл! Письмо мистера Айзекса. Записка, нацарапанная стариком за пару часов до смерти. Том так и не прочитал ее.
Но сейчас не время. Том схватил со стола ключи от машины и кинул их мистеру Рейнарду.
-Нельзя терять ни минуты.
-Но чем вы ей поможете?!- воскликнула тетя изумленно.
-Я постараюсь сделать все для того, чтобы ее отпустили.- заявил мистер Рейнард.
Они вывели машину матери Тома из гаража и двинулись вниз по улице. Движение было слабое, так что путь занял не больше десяти минут. Однако подъехав к дому, они обнаружили, что опоздали.
Возле подъездной дорожки уже стояли две полицейских машины, их красно-синие яркие мигалки отражались в окнах первого и второго этажа, частично освещая его. Входная дверь была распахнута, на пороге стоял полицейский.
-Черт.- пробормотал адвокат.- Надо успеть поговорить с ней раньше детективов.
Том не слушал его. Он выскочил из машины и побежал по дорожке, не обращая внимания на крики мистера Рейнарда.
Полицейский, Том с отвращением отметил, что это один из тех копов, которые приходили к нему, остановил его у входа.
-Куда это мы так спешим, парень? Здесь ведется расследование.
Том вырывался, кричал, царапался, но полицейский крепко держал его.
-Пустите меня! Пустите! Там Мэри! Выпустите!
Подоспел мистер Рейнард.
-Я адвокат мисс Роули. Пропустите меня.
Коп прищурился. Он узнал его.
-Надо же. Едва убив папочку, юная красавица наняла адвоката. Как оперативно!
Мистер Рейнард не обратил на его слова внимания. Он повернулся к Тому.
-Тебя не пустят. Жди в машине.
-Но...
-Жди в машине! В участок поедем вместе.
Том нехотя кивнул и сошел с крыльца. Бросив на полицейского полный презрения взгляд, он вернулся к машине и сел на переднее сиденье. Как же это все несправедливо!
Он смотрел на дом, на его освещенные неровным светом мигалок стены, всматривался в окна. Кажется, на кухне толпились люди. Он видел их смутные тени.
Прошло полчаса. Это время показалось вечностью. Минуты тянулись, как часы. Том то и дело выходил из машины и принимался бродить по дорожке взад-вперед, не в силах сидеть на одном месте и ничего не делать.
Но вот на пороге появился сначала ещё один полицейский, за ним - ого, сам шериф! - следом мистер Рейнард. Замыкала процессию Мэри с шагающим рядом ещё одним копом.
Даже с такого расстояния вид Мэри привел Тома в ужасах. Она была вся в крови, даже лицо. Всегда красивые, блестящие волосы, слиплись, превратившись в какую-то непонятную массу, свисающую на глаза. Мэри тряслась - плакала.
Том бросился к ней, но шеф полиции встал прямо перед ним, выпятив вперед необъятных размеров пузо.
-А ну стоять, парень. Ни шагу дальше.
Том отошел в сторону и попытался поймать взгляд Мэри. Однако она, смотрела куда угодно, но только не на него. Встретиться с ней взглядом так и не удалось.
Все, что происходило дальше, более всего походило на один из тех жутких ночных кошмаров, которые ты вроде как помнишь, но лишь урывками. Или на фильм, просмотренный давным давно - ты не помнишь основного сюжета, каких-то важных вещей, но зато некоторые кадры глубоко врезались тебе в память, хотя ты и не можешь соединить их в единое целое. Вообще, если задуматься, и сама жизнь является таким вот кино. Ты можешь не помнить даже о каком то важном событии, но в твоей памяти хранятся четкие воспоминания о какой-то ерунде, до которой тебе уже давно нет никакого дела. Жизнь - одеяло, состоящее из ярких и темных лоскутов.
Том помнил, как они с мистером Рейнардом ехали следом за двумя полицейскими машинами в участок. Помнил, как почти два часа ждал в коридоре, когда же ему разрешат увидеться с Мэри.
В камере помимо нее был ещё какой-то мужик. Какой-то? Нет, Том узнал его. Тот самый, что за двадцатку согласился позвонить в дом Мэри. Увидев Тома, он воскликнул:
-О, странный мальчик! Ну что, в чью ещё дверцу мне постучаться? Говори, не стесняйся. Хоть в ворота Преисподней!
-Эй, ты, заткнись!- прикрикнул на него полицейский, который привел Тома.
Мэри подняла глаза, но на Тома она не смотрела. Она избегала его взгляда. Мэри напоминала маленькую девочку, которая разбила бабушкину вазу и ей очень стыдно за это.
-Я все испортила...- прошептала она, уже глядя куда-то себе под ноги. В ярком освещении ее пропитавшаяся кровью одежда выглядела ещё более жутко.- Мы были так близки... Так близки...
Том ухватился за железные прутья. По его щекам текли слезы, хотя он этого даже не замечал.
-Все будет хорошо. Мистер Рейнард вытащит тебя отсюда. Он спасет тебя. Все будет хорошо.
Он повторял это, как мантру, а Мэри качала головой, тоже плача.
-Нет... Не сможет... Не получится.
-Взгляните на нее!- воскликнул бродяга.- Она ж в крови вся! Убийца! А меня не убьет ночью, а?
Но мистер Рейнард не вытащил...
Следующий яркий лоскут в этом одеяле - разговор с детективом. Это был мужчина средних лет с пышными усами и большим животом. Он постоянно улыбался, и эта улыбка порядком раздражала Тома. Если полицейский такой вот улыбкой пытался расположить собеседника к себе - то ему стоило бы прекратить это делать. Эта улыбка была похожа на презрительную насмешку. Она как бы говорила: "Что бы ты ни сказал, я все равно останусь при своем мнении. Но продолжай, мне нравится слушать весь этот бред".
-Итак, мистер Андерсон, вы утверждаете, что у мисс Роули были плохие отношения с отцом?
Том нетерпеливо кивнул. Он находился в кабинете детектива. Мистер Рейнард ожидал за дверью.
-Не просто плохие. Ее отец был настоящим садистом и пьяницей! Он жестоко избивал ее!
Том сам знал, что говорит слишком громко, слишком эмоционально, а эмоции в этих стенах совсем не в цене, но ничего не мог с собой поделать.
-Значит, папаша-тиран. За это она убила и его? Что ж, это в любом случае убийство, мистер Андерсон. Эксперты выяснят, была ли она в состоянии аффекта в момент совершения преступления. Если была - это может существенно уменьшить ее наказание. Однако меня немного смущает тот факт, что она сама позвонила в участок и, по словам дежурного Стивенсона, принявшего вызов, совершенно спокойно сообщила об убийстве. Голосом, каким говорят о погоде или падении валют. Не похожа она на помешанную, совсем не похожа.
Том что-то прокричал ему в ответ, потом ещё что-то, но что именно вспомнить не удалось. В конце концов его просто вывели из кабинета детектива.
Прошел почти месяц, дело шло к суду. Том жил, как в тумане. Он ходил в школу, ел, спал, делал самые обычные дела, но при этом словно наблюдал за своими действиями со стороны. Он напоминал самому себе молодого, начинающего актера на огромной сцене Жизни, и играл этот актер из рук вон плохо. Вся жизнь - театр? Да, пожалуй. А люди, значит, актеры? Тоже верно. Вот только ни постановщиков, ни режиссеров в этом театре нет. Сплошная импровизация, иногда удачная, а иногда нет. Один длинный акт сменяет другой, и никаких антрактов.
В течение этого странного месяца Том почти каждый день навещал Мэри. Он пытался говорить с ней, но она в основном молчала. Том понял - что-то в ней сломалось в тот роковой вечер. Хрупкие струны души порвались, когда по ним резко ударили с неистовой силой. Том видел в глазах Мэри жутковатую пустоту, от которой у него по коже бежали мурашки.
-Мэри, как ты?
Почти минутное молчание. Потом стандартный, сухой ответ:
-Нормально.
-Мистер Рейнард вытащит тебя. Он сможет.
-Хорошо.- также сухо и бездушно.
Но он не смог. В середине ноября состоялось слушание. Тома пригласили в качестве свидетеля, чему он несказанно обрадовался. Ещё бы - он получил возможность рассказать обо всем самому судье, а не горстке безмозглых фараонов. Однако когда он начал говорить, то с ужасом осознал, что и сказать то ему нечего. Во рту пересохло, на лбу выступил холодный пот.
-Отец Мэри часто бил ее.- деревянным голосом сообщил Том.- С ранних лет. Я давно дружу с ней, так что знаю. То, что произошло... В этом нет вины Мэри. Она лишь защищалась.
Самому Тому это показалось похожим на какой-то наспех сочиненный, заученный текст.
-Вы были в доме мисс Роули в момент совершения преступления?- спросил прокурор, и Том потупил взор.
-Нет, не был.
-Ясно. Больше вопросов не имею.
Речь Джонаса Рейнарда была яркой и напыщенной, но даже Том прочувствовал скользящее в ней отчаяние.
-Кого мы видим на скамье подсудимых?- почти что кричал он, указывая на сгорбленную фигурку с рыжими волосами, затравленно озирающуюся по сторонам.- Молодую девушку, которая мухи в жизни не обидела! Доброе, невинное дитя, ставшее жертвой собственного отца-алкоголика! Ее жизнь была похожа на ад, но бедная девочка терпела столько лет! То, что произошло - не было намеренным убийством, уж поверьте мне. Мысль об убийстве никогда не родилась бы в этой голове, я в этом не сомневаюсь. Девушка в кои-то веки попыталась постоять за себя, вооружившись железным ковшом, но по трагичной случайности взяла нож. Это не убийство - это несчастный случай, не более того. К тому же, следует учесть тот факт, что она была сильно напугана и, вероятно, была не вполне вменяема. Господин судья, я прошу вас о снисхождении по отношению к юной мисс Роули. Она не преступник. Она жертва.
Когда Мэри попросили подняться с ответным словом, она сказала лишь:
-Простите меня... Я не хотела. Я случайно.
Наступило время тяжелого ожидания. В зале царила гробовая тишина. Вернувшись, судья зачитал приговор.
Том решил, что ослышался. Мистер Рейнард закрыл лицо руками, в глазах его блеснули слезы. Тетя Анна слегка вскрикнула. Лишь Мэри никак не отреагировала - продолжала молча стоять, невидяще глядя куда-то перед собой.
Мэри приговорили к девяти годам тюремного заключения. При этом, по словам судьи, были учтены все смягчающие обстоятельства.
Люди стали выходить из зала. Мэри надели на запястья наручники и тоже повели к выходу. Том ринулся к ней. Он кричал что-то, даже матерился, толкался, протискиваясь через толпу. Пронесся мимо тети, попытавшейся схватить его за руку, мимо мистера Рейнарда, который даже не заметил его - он шел и бормотал себе под нос:
-Аппеляция, да-да, завтра же подам. Завтра же.
Том наконец то догнал Мэри, но его грубо оттолкнули от нее.
Она обернулась, и впервые за долгое время из ее глаз брызнули слезы.
-Том!- она протянула к нему скованные железными браслетами руки, но копы потащили ее дальше, не обращая внимания на плач и крики.
-Мэри! Мэри!- вопил Том и бежал следом.
-Том!
-Я буду навещать тебя! Я буду ждать тебя! Клянусь, буду! Клянусь!
Она уже пропала из виду, а он все кричал.
-Клянусь! Клянусь! Клянусь!
До глубокого вечера он бродил по городу, съедаемый страхом и отчаянием. Придя домой, он наконец то достал из своей легкой осенней куртки письмо мистера Айзекса.
"Томасу Андерсону" - было написано скачущим, неровным, похожим на детский почерком. Видимо, это оттого, что старику было уже тяжело держать ручку.
Почему Том именно сейчас вновь вспомнил о записке мистера Айзекса? Может, потому что она была окном в тот, другой мир, мир, в котором все ещё было относительно хорошо. Мир, который ещё не улетел в тартарары.
Том начал читать.
"Дорогой Том! Я прожил долгую жизнь, и многое повидал на своем веку. Были у меня и счастливые, и горестные моменты. Были друзья и враги. Но никогда не было человека, с которым я мог вот так поговорить, по душам. Я не имею в виду те "душевные" разговоры, которые ведут пьяницы в кабаках. Я и в таких разговорах тоже участвовал, и не было в них ничего примечательного. Но удивительным я нахожу тот факт, что лишь сейчас, на склоне лет, когда уже сама жизнь вот-вот сядет за линию горизонта, я наконец то встретил тебя. Ты удивительный мальчик, Том. Ты открытый для мира, для фантазии, для любви. Сейчас все меньше и меньше встречается таких людей, поверь мне. У каждого свои дела, свои заботы, все чем то заняты. Каждый живет ради себя и своих близких. Это не плохо, вовсе нет. Это нормально. Но вот жить ради жизни - это надо уметь. За время нашего с тобой общения я понял, что ты на это способен. Может, ещё не до конца этому научился, но оно и понятно - ты ещё очень молод, у тебя все впереди. Можешь сказать, что все это обыкновенные, стандартные фразы, и так оно и есть, но все же вдумайся в них. ВСЕ ВПЕРЕДИ. Целая жизнь, море открытий, море событий, море чувств, мечтаний и встреч. Пока ты живешь так, как живешь, тебе кажется, что ничего не изменится, и тебе это отчасти нравится. Все как всегда, все по старому - скучно, но стабильно. Нет, так не бывает. Ветер перемен дует всегда, он есть даже тогда, когда кажется, что наступил полный штиль. Может, ты скоро ощутишь его дуновение, может, и нет. Но знай: он бывает ласковым и теплым, а бывает грубым и ледяным, как ураган. Главное - жить ради жизни и не предавать самого себя. Живи так, чтобы через лет в восемьдесят ты мог обернуться и сказать: да, я прожил достойную жизнь. Пусть она была непроста, местами очень тяжела, но я жил так, как должно, и мне не страшно умирать. Не бойся ветра. Ничего не бойся".
ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
Молодой человек по имени Томас Андерсон целеустремленно шел по одной из запруженных людьми улиц Нью-Йорка, то и дело поглядывая на часы. Он не опаздывал, нет, но всегда предпочитал придти заранее. Так он чувствовал себя увереннее. Он шел, протискиваясь сквозь толпу, почти бегом пересекал проезжие дороги. Он стремился к высящемуся впереди большому небоскребу, окна которого зеркально отражали солнечный свет, и казалось, что сотни маленьких солнц одновременно ползут по зданию, ослепляя своим безудержным сиянием всякого, кто неосторожно посмотрит вверх.
Томас Андерсон, повзрослевший, возмужавший, не обращал на эту красоту никакого внимания. На такие глупости просто не было времени. Времени теперь вообще всегда было в обрез, даже когда казалось, что его хватает. С годами время будто разгоняется, постепенно набирает самую высокую скорость, а твоя задача - пристегнуться и крепко держаться на поворотах. Ведь иногда даже ремень безопасности может подвести.
Том протянул руку, на которой блеснуло обручальное кольцо, к такой же сверкающей, как окна, двери, но что-то остановило его.
Что это? Он остановился, опустил руку. Послышалось, всего лишь послышалось.
Том обернулся - и тут же его бросило в жар. Сердце задрожало, как птица, дыхание на миг (нет, на целую вечность) прервалось.
Перед ним стояла Мэри. Она улыбалась, но какой-то грустной улыбкой. Ее яркие рыжие волосы ничуть не утратили своего сияния, и ярко сверкали на солнце. Она была одета в простую белую рубашку, джинсы и видавшие виды туфли на низком каблуке, но Тому ее наряд показался прекрасным, удивительным, идеальным. Как и она сама.
Почти минуту они стояли молча, глядя друг другу в глаза, не в силах произнести ни слова. Проходящие мимо люди удивленно на них посматривали. Кто-то из коллег Тома поздоровался с ним, но он не обратил на него внимания.
-Мэри...
Обняв друг друга, они бросились прочь от огромного небоскреба, прочь от толпы, прочь от всех и вся. Они бежали, взявшись за руки, почти милю, пока наконец не остановились, чтобы отдышаться.
Том притянул Мэри к себе и страстно поцеловал, ощутив при этом соленый вкус слез на губах.
-Как ты узнала?- выдохнул он.- Как ты нашла меня?
Мэри улыбнулась, и Тому эта улыбка показалась ярче всех солнц Вселенной.
-Я не теряла связи с Джонасом. Мистер Рейнард сказал, где ты.
Том закрыл глаза.
-Как я ждал... Я приехал к тебе через неделю после твоего освобождения, но дома тебя не обнаружил. Я не знал, где искать тебя. Я и не думал, что ты отправишься сюда.
Он опустил руки.
-Простишь ли ты меня? За то, что все же уехал с тетей? За то, что не приезжал так долго?
Мэри закрыла его рот поцелуем.
-Может быть...
Через несколько часов они сидели на первом этаже отеля и допивали вино. Том почти ничего не ел, ему было не до еды. В голове царил полнейший хаос, мысли налезали одна на другую, сталкивались. Он хотел столько спросить, столько сделать, но не знал с чего начать.
Тут его взгляд упал на кольцо на его собственной руке.
-Я женат.- сообщил он таким тоном, каким говорят о кончине близкого человека.- Уже почти два года.
Мэри накрыла его руку своей. На ее губах играла все та же грустная улыбка.
-Я знаю. Я все знаю. Если хочешь, я могу уйти.
-Нет!- воскликнул Том так громко, что на него стали оборачиваться. Он вскочил со своего места и рухнул на колени.- Я уйду от своей жены, хоть она и беременна. Плевать, буду выплачивать алименты. Если захочешь, я даже уволюсь с работы и мы с тобой начнем новую жизнь! Вдалеке от всего. Вдалеке от всех. Так, как мы представляли это себе раньше, помнишь?
Мэри смотрела куда-то мимо Тома.
-Нет. То, что было - прошло. Нельзя жить прошлым. Ты никому ничем не обязан. Живи так, как живешь. И тогда я буду чувствовать себя счастливой. Будь счастлив, и я тоже буду счастлива.
Том заплакал и обнял ее колени.
Мэри тоже заплакала.
На работу в этот день Том так и не пошел. Через несколько часов, ближе к вечеру, когда солнце уже не светило в окна, а на небе возникли тучи, похожие на грозовые, Том проснулся и повернулся набок, ожидая увидеть рядом Мэри.
Но рядом с ним было пусто. Лишь слегка примятая подушка говорила о том, что здесь действительно кто-то был.
Тома прошив холодный пот. Нет, нет! Он не мог вновь потерять ее, едва обретя! Он вскочил на ноги.
-Мэри! Мэри!
Том бросился в ванную, но там было пусто. Тогда он вбежал на кухню, но и здесь никого. И никаких записок. Ничего.
Хотя нет. Одна все же была... Взглянув на холодильник, Том обнаружил, что магнитики-буквы образовывали собой одно-единственное слово: "ЛЕТО".
Тома словно обдало теплой волной речной воды. В носу защекотало от запаха свежескошеной травы и цветов, от запаха сахарной ваты, резкого запаха лекарств, переполнявшего больницу, запаха летних дождей, плавящегося от жары асфальта.
На несколько мгновений Том вновь окунулся в то далекое лето 1983 года, когда вся жизнь, лежащая на ладони, как раскрытая книга, казалась такой большой, а каждый прожитый миг, каждый вздох туманным отпечатком ложился на душу. Когда все было впереди. Вспомнил древний дуб в парке, растущий у самой кромки озера и надпись на нем, доброго старика Ральфа Айзекса, памятную старую скамейку.
Когда ветер перемен был ещё лишь слабым бризом. Когда и правда все было ВПЕРЕДИ. Когда время тянулось бесконечным потоком и напоминало медленно стекающий с ложки мед. Детство... Любовь... И клятва. Клятва, которую он не сдержал. Том заплакал.
Когда слезы кончились, он перевел взгляд на составленное магнитиками слово.
ЛЕТО. Может, следующим летом... Может, следующим жарким, солнечным летом, ветер перемен подует вновь...
КОНЕЦ.