Весть о Колюнином неудавшемся повешении разнеслась по району со скоростью ветра: продавщица Юленька, у которой Николай покупал веревку и мыло для совершения акта суицида, растрезвонила об этой новости всем своим знакомым и мало знакомым покупателям, соседям и родственникам.
На следующий же день слухи о несостоявшейся кончине зятя дошли и до Раисы Кирилловны. Она встретила Колюню громкими отчаянными рыданиями и проклятиями в адрес своей дочери. "Люська- курва, довела моего соколика ненаглядного...в петлю из-за нее, коровы похотливой, полез несчастный...У-у-у-у!",- выла теща, прижимая растерявшегося, осунувшегося, похожего на тощего синюшного курчонка, Николая к своей необъятной груди. "А знаешь, соколик, поезжай-ка ты в Кизяковку...отдохни на природе...там озеро, лес...рыбку ловить будешь, грибки собирать...за домиком присмотришь...а то художник, которому дачу на лето сдала, в запой ушел, с вилами голый бегал...в дурдом его забрали...чую, что надолго...За девкой я присмотрю, не переживай".
Кизяковка встретила Колюню ясной солнечной погодой, ароматом полевых трав, жужжанием диких пчел, художественными трелями местных пернатых...и полным отсутствием людей, что особенно угнетало. На огороде росла картошка, лук и помидоры, вокруг ветхого домика был фруктовый сад - для вегетарианца Николая этого было вполне достаточно. В избушке Колюня к своему сожалению не обнаружил телевизора. Радио, газет, журналов и книг здесь тоже не было. После запившего художника остались только краски, кисти холсты и мольберт...
Николай целыми днями сидел неподвижно возле чудесного лесного озера, вглядываясь в его загадочные глубины. Впервые он оказался один на один со своим самым сильным страхом, от которого ранее он бежал сломя голову...Бежал в алкоголь, в посиделки с пьяными "друзьями", которые над ним потешались...бежал в отношения с первой встреченной ним женщиной- грубой как кирзовый сапог, но которая согласилась жить с ним одной семьей...бежал в интернет в надежде найти там собеседника и родственную душу...бежал в свое фальшивое отцовство, зная, что его все равно этого лишат...Бежал, бежал...туда, где он сможет чувствовать себя нужным...только для того, чтобы не остаться один на один с самим собой и со своим ОДИНОЧЕСТВОМ.
Теперь же, оставшись наедине со своим самым мощным страхом, Колюня вдруг почувствовал себя сильным и свободным. Он избавился от всего набора вычурных уродливых масок, которые надело на него общество: лоха-неудачника, мужа-подкаблучника с ветвистыми рогами, жуткого лузера, который даже повеситься не смог... Неужели все эти роли, которые определили ему другие люди, он терпел ради того, чтобы не остаться одному? И кто он на самом деле, если снять все социальные маски?...Ведь даже имя ему придумали другие...
Только здесь, в глухой, далекой от цивилизации Кизяковке, Колюня понял, что он- никто, он пуст, внутри ничего и никого нет...Но это было не совсем правдой. Он ведь мог видеть красоту чудесного лесного озера, слышать неугомонных птиц, вдыхать этот целебный воздух, петь...танцевать...Он мог чувствовать эту странную печаль, которая шла изнутри, из глубины. Эта печаль- только его. В нее можно нырнуть и медленно погружаться все глубже и глубже, узнавая себя настоящего...В нем есть жизнь...
А потом пришло успокоение, и Колюня простил всех, кто причинял ему боль: и Люську, и Рафаэля, и злых девчонок из Лобковой балки, и Юльку, которая рассказала всему району о его неудачном суициде...после чего взял кисти, краски, мольберт и начал рисовать: и лес, и поляну, и небо, и ветхий домик, и птиц, и дикое озеро...Так прошло лето.
Домой ехал поездом, везя с собой огромный ворох своих работ. "И что там у тебя, мужичок?"- спросил Николая седовласый старик, выглядывая с верхней полки. "Рисунки",- нехотя ответил Колюня. Дорога предстояла долгая, поэтому отделаться от навязчивого господина не представлялось возможным, и пришлось показывать свои творения.
"Это ВЫ рисовали?"- старик неожиданно перешел на официальный тон, его брови поползли вверх. "Я",-ответил Клюня, предательски краснея. "Это же второй Клод Моне!"- воскликнул седовласый господин.
Единственным из знакомых Николаю Клодов был Жан Клод Ван Дамм...
А потом завертелось: к Колюне приезжали какие-то "господа" в пиджаках, смотрели его картины, цокали восхищенно языками, организовывали выставки, угощали шампанским, держали под локоток...Шедевры "современного Клода Моне" раскупали как пирожки с ливером, у Колюни появился счет в банке и солидные костюмы. Миллионером, конечно, он не стал, но в Париж они все-таки съездили: теща выиграла поездку на двоих в столицу Франции, собирая обертки от сухариков с ароматом хрена...и маленькая Бейжа побывала в Диснейленде....
...Было самое начало воскресного дня. Каждый занимался своим делом: Колюня рисовал городской пейзаж, Бейжа играла с куклами, а Раиса Кирилловна громко хохотала перед телевизором над шутками Максима Галкина. Раздался звонок в дверь, оповещая о приходе утреннего гостя. Колюня, шаркая тапочками, вышел в коридор. На пороге с чемоданом в руке стояла маленькая толстая девчонка с красивыми голубыми глазами, в которых застыли слезы и нерешительность. Сердце Колюни забилось радостной птицей в груди: он узнал в утренней гостье свою давнюю интернет-подругу Анджелину В-26 Джоли...
-Я приехала попросить прощения,-робким голоском пробормотала девчонка, пряча глаза. Колюня давно простил ее, еще тогда, в далекой Кизяковке...Он осторожно положил свои горячие ладони на ее затылок, погладил ее мягкие шелковистые волосы...потом поймал ее взгляд, в котором застыли слезы...и промолвил, немного заикаясь:
-Хорошо, что ты приехала...Я как раз к тебе собирался...чтобы сказать...СПАСИБО.