Хуторянка

               

 Матрёна вышла на крыльцо и увидела Данилу, прислонившегося к изгороди у калитки.
 - Ты чего там склонился или подпираешь изгородь? - шутя, сказала она, глядя на повернувшегося к ней мужа.
 - Тебе чего? Вот стою и смотрю. Время-то как летит, - пробормотал он.
 - Нынче весна эвон, как раздухарилась.
 - Да, да, - поддержала Матрёна. - Ранняя весна будет. Обедать пойдешь что ли?
 - А куда от тебя денешься. Придётся идти, - и он зашагал к дому.
                ***
 Много лет прошло с тех пор, как Данила попал в таёжный хутор. Тогда он, ещё молодой старатель-одиночка, искатель золотых жил, случайно повстречал Матрёну.
 Да и встретились они чудно. Она с длинной косой, цвета спелой пшеницы и с глазами цвета утреннего неба в ясный день, одетая в сарафан, смотрела на него, словно дикая лань, впервые увидевшая человека.
 Бросив быстрый взгляд, тут же отвела его и спряталась за стволом огромного ясеня.
 -Ты чего здесь делаешь? - всё еще прячась за деревом, произнесла она.
 - Как чего? Работаю на реке.
 - Слыхивать, слыхивала, что песок моют. Да только незнаком ты. Наши мужики деревенские глубже в тайгу идут - к излучине. Да и чего здесь искать?
 - А я и не ищу, - ответил Данил, а сюда случайно забрёл. - А ты чего спряталась? Чай не леший.
 - А мне не велено разговаривать с незнакомыми людьми. У нас с этим строго. Отец не разрешает, да и братья следят. Так что тебе лучше не приходить.
 - А может я не чужак,- и он улыбнулся своей располагающей улыбкой.
 - Теперь вот и тебя встретил.
 - Звать- то тебя как?- произнес он, смотря на неё, - что пряталась за деревом?
 Она же оценивала его сильную фигуру.
 - Отец с матерью зовут Мотей. А что?
 - А меня Данил, - и он протянул ей руку.
 Выйдя из-за укрытия, она тоже протянула ему руку.
 - Ну, вот и познакомились,- весело сказал он.
 Волосы его были тёмные и немного кучерявые, а небольшая борода украшала его лицо.
 - Видать, пару месяцев не брился, - успела про себя отметить Мотя.
 Её маленькая ручка утонула в его ладони, но он не стал жать сильно, а только так, чтобы не причинить ей боль.
 - А где ты живешь? - И она с любопытством посмотрела в его глаза.
 Он заметил это, как бы невзначай продолжил:
 - Ты что, посмотреть хочешь, или просто так спросила? Мой дом не хоромы, но для моей работы вполне пригодное жилище.
 Минуту он молчал, а потом спросил у Моти:
 - А искать тебя не станут?
 - Может, и будут, но я часто ухожу в тайгу и в ней, как у себя дома.
 Каждую тропку и каждый камень знаю на ощупь. Мы - то живем на хуторе, а до ближайшей деревни не так близко, вот и приходится иногда ходить туда.
 Так что для меня не стоит особого труда найти назад дорогу. Мне не впервой , - уже смелей ответила она. - Да и ты не такой страшный, как показался вначале, - и она заулыбалась.
 - Ну, коль, я не такой страшный, может, глянешь на моё жилище.
 - Пошли, - глядя на него, сказала она.
 Они тронулись по тропе вглубь леса, к реке…  Так он и познакомился с Матрёной. Пока они шли по лесу, Данил рассказывал забавные истории, которые он слышал от знакомых искателей. Мотя слушала и только улыбалась, боясь перебить его. Так за разговором они незаметно подошли к его жилищу. Его место ночлега, скорее напоминало берлогу медведя снаружи, чем место для проживания.
 - Что испугалась? - спросил Данил, продолжая откидывать ветки, замаскировавшие вход в обитель.
 - А чего мне бояться, это не берлога, а ты не медведь, - подёрнув плечами, улыбнулась она.
 Он заметил её улыбку, которая шла из глубины души, чистой, словно утренняя роса на травах.
 Откинув последнюю ветку, он с радостью сказал:
 - Ну что, проходи, коль пришла.
 Войдя в жилище, Мотя ощутила запах трав вперемешку с запахом мужского пота, сохранившегося после трудового дня. В углу находились инструменты, которыми он пользовался во время работы.
 Осмотревшись вокруг, девушка с грустью выдавила:
 - Не хоромы, ты прав.
 Но главное было в том, что место было уединенно, и никто не тревожил.
 - Такое не сразу найдёшь,- заметила Мотя.
 Данил в подтверждение, кивнул головой:
 - Друзей не завожу. Сам по себе. Моя работа и мои находки. Тем и живу, - подытожил он разговор.
 Мотя уже осмотрелась и заметила, что хозяин был аккуратен, и всё-то у него было на своём месте, хотя места было не очень много. В одном углу был пристроен топчан, сделанный, видать, своими руками. Рядом - небольшой стол, скорее напоминающий ящик, а на нём небольшая иконка.
 - А это кто тебе дал? - спросила Мотя, указывая на стоящую иконку.
 - Это мать мне дала, чтобы она оберегала. Наше дело не всегда весёлое, а скорее опасное, народ всякий шастает, так что ухо держать востро надобно. Да я привык, не первый год на этом промысле, - и он махнул рукой. - И чего это я, всё совсем забыл, чай будешь?
 - А угостишь? Почему не выпить чаю с хорошим человеком, выпью.
 Она глянула своими открытыми небесно-голубыми глазами, захлестнув его этим взглядом словно морской волной.
 На секунду Данил растерялся, но спохватившись, добавил:
 - Я тут из трав чай- то делаю, уж больно вкусный.
 Он быстро развёл небольшой костёр и поставил приспособление.
 - Погоди немного, я тут к родничку сбегаю и принесу воды.
 Вскоре появился Данил, принёс котелок с водой и его повесил на крючок над костром. Когда вода закипела, Данил бросил в него сбор травы. Почувствовался аромат, исходящий из котелка.
 - Быстро ты управился, - заметила Мотя, наблюдая за его ловкими движениями. И подумала: - Не любая хозяйка так сможет.
 - Кто тебя научил? - поглядывая искоса на него, не унималась она.
 - Это мы с отцом часто в тайгу ходили. А она, родимая, всему научит только приложить старания, - подбрасывая сухих веток в костёр, добавил Данил.
 - Вот держи,- и он подал ей алюминиевую кружку с ароматным напитком. Мотя поднесла кружку и почувствовала запах лесных трав, и ароматы цветочных полей.
 - Чай- то у тебя и на самом деле волшебный. Ещё не пивала такого.
 - Да что ты, - хотел возразить Данил, но Мотя опередила:
 - Нет, нет и не говори.
 Она пила чай и рассматривала этого сильного парня. Его глаза говорили о немного огрубевших чувствах, но не лишённых человеческой доброты и чистых помыслов.
 - Вот ты какой,- подумала Мотя …
 А он глядел на эту молодую фею, случайно появившуюся в его не столь лёгкой и простой жизни - жизни одиночки-старателя. За разговорами время промелькнуло незаметно, словно случайный ветерок пролетел над верхушками деревьев. Было видно, как солнце золотило уже верхушки крон, что говорило о том, что им пора прощаться.
 - Ой, - всплеснула руками Мотя. - Засиделась я тут у тебя, а то и правда, искать начнут меня. Она встала с небольшого брёвнышка, на котором сидела.
 Отряхнув сарафан и поправив волосы, подала руку Даниле:
 - Ну что прощаться будем?
 - А дорогу сама найдёшь, или проводить?
 Она подёрнула плечами и улыбнулась. Сделав несколько шагов, оглянулась. Данил, глядя в след уходящей Моте, увидел в её глазах вопрос:
 - Ну что же ты…
 Обратная дорога оказалась куда дольше, чем та, когда они шли к его жилищу. Они говорили, не преставая, и было трудно представить, что эти двое только недавно познакомились. Они ступали по мягкой траве, и ветви деревьев раздвигались, провожая эту необычную пару, боясь нарушить их разговор.
 Незаметно они вышли на тропинку, ведущую к хутору.
 - Вот я и пришла, - сказала Мотя. Она протянула ему руку. Он взял её в свою ладонь. Она чувствовала, что он не хотел отпускать её, но с лёгкостью выдернула из его руки свою и, смеясь, побежала.
 - А? А как же? - Только и мог проронить он.
 - Завтра на том же месте, - услышал он весёлый, девичий голос.
 Это не был голос. Это была соловьиная трель, дающая надежду на счастье, в которой прозвучали первые отголоски, вспыхнувшего внезапно, неизведанного чувства любви.
 Так Данил стоял и смотрел, пока она не скрылась за деревьями. И только тогда повернул назад к себе, чтобы там, в тишине, под пение звёзд наслаждаться воспоминаниями этого необычного дня в его жизни…
 Прошло два месяца. И, однажды, отец, видя сияющие глаза дочери, которые говорили о радостном настроении, со строгим видом, но так чтобы ни сильно запугать дочь, бросил как бы невзначай, глядя на неё:
 - Сказывали, намедни, сороки, что ты больно зачастила в лес. Уж не лесовик ли тебя приворожил? – спросил он, почёсывая бороду.
 - Ну, вы и скажете, батюшка, - и она опустила голову, спрятав глаза.
 - Садись на лавочку, да и сказывай, что там у тебя, - и он указал на сердце. Кто он? Из наших? Или нет?
 - Нездешний он, - и её лицо загорелось румянцем.
 - Не злодей, ли какой? - опередил отец вопросом.
 - Нет, батюшка. Он хороший. Боялась я гнева вашего, отец, и потому молчала.
 Мотя сильнее склонила голову.
 - Если душа добрая, то пусть придёт – поговорим. Посмотрим, что это за птица прилетела на нашу станицу, - поговоркой ответил отец. - Если он добрый, да намеренья добры, и к столу пригласим, а коли - нет держать не станем.
 Он поднялся, погладил дочь по плечу и пошёл управляться по хозяйству.
                ***
 Ночью луна, светившая в окно, рисовала дивные фигуры на стене. Они отображались на стене в виде рук, которые тянулись к той, которая спала в кровати, и протягивали цветок необычайной красоты, распускающийся только в лунную ночь и только один раз. От такого видения Мотя проснулась. Она, было, потянулась к цветку, но в тот миг поняла, что это был сон.... Она проворочалась до самого утра. И только с приходом первых лучей уснула, но ненадолго. Быстрая в любой работе, она помогала, где только успевала а, справившись, тут же убегала к Даниле, крикнув матери, что скоро будет. Мать только и смотрела, как сарафан мелькал средь деревьев, растворяясь и сливаясь с красками леса.
 - Что поделаешь,- вздыхала мать,– выросла, а в душе ребёнок.
                ***
 Она подбежала к реке и с пригорка увидала Данилу. Быстро спустившись к нему, она чуть ли не бросилась в объятья.
 - Слушай, - вырвалось из запыхавшихся уст Моти, - отец знает про нас и хочет тебя видеть.
 Он в первый раз осторожно обнял её, и она не отстранилась, а только прижалась, и было слышно, как два сердечка забились в одном ритме, говоря о чувствах, которые они хранили в тайне до этой минуты.
 Данила закончил работу, и они пошли к его жилью. Тайга меняла свой зелено-изумрудный наряд на золотисто-пурпурный цвет. Тут и там опавшие листья, лежащие под ногами, напоминали золотые червонцы, случайно потерянные проезжими купцами. Тайга преображалась и становилась загадочно волшебной. Сказывали старики, что принцесса ходила, и кто видел ее, тот домой не возвращался. А может, и врут, кто знает. Только Мотя и Данил не верили в такие сказки. Они сами затерялись в хороводе любви и принадлежали только сами себе. И шелест, кое-где разбросанных под ногами, жёлтых листьев уж не был простым шорохом, а напоминал легкий звон церковных колоколов.
 Будто сама природа венчала эту пару…
 На следующий день солнце только золотило восток, и лучи, будто рыжая конница, стремительно захватывали небосвод, Данил, одевшись в брюки и чистую рубаху, подпоясанную ремнём, шёл по тропе, ведущей к хутору. Мотя, завидев его, издали, спряталась в доме. Учуяв чужого и раннего гостя, собаки забрехали и готовы были сорваться с цепи.
 Отец Моти, выйдя во двор, завидев гостя, прикрикнул на собак, и те замолкли.
 - Ну чего расшумелись! Аль не рады раннему гостю? - И он махнул палкой.
 - Добрый день,- произнёс Данил и осмотрел седовласого мужчину.
 Ерофей смерил гостя взглядом.
 - И вам, молодой человек. Раз пришёл, значит заходи, - и он пригласил Данилу присесть на лавку. - Разговор есть. Мы тут обособленно живём. Гостей не часто видим, да и некогда нам. Работы много, - сказал Ерофей и, по обыкновению, потрепал бородку.
 Данил хотел было что-то вставить, но тот его упредил.
 - Знаю, знаю, рассказывала мне Мотя о тебе. Хотелось бы узнать, что ты за человек. С какими мыслями в сердце её вошёл.
 Данил молчал, не перебивал. А когда тот закончил, он полез в карман и достал небольшой мешочек и протянул Ерофею.
 - Говорить много не буду, а то, что нравится она мне, так это правда. Не купить любовь хочу. А коли позволите, в жёны хотел бы взять. А это, - и он развязал мешочек, - пусть будет тем словом честного человека. Он взял руку Ерофея и высыпал маленькие крупинки золотого песка на его ладонь.
 Откашлявшись, и почёсывая бороду, Ерофей произнёс:
 - Вижу, открыт душой ты. Да и глаза не лгут. Что же обдумаю я твоё предложение. Хотя и не наших краёв будешь, но думаю это не помеха. С полей как всё уберём, там можешь и приходить свататься. И вот, что, добрый человек, золото своё возьми назад, а придёшь свататься, это и будет подарок невесте,- и он улыбнулся по-отцовски. - Бери, бери. Я знаю что говорю.
 Данил поблагодарил за радушную беседу и собрался уходить. Но Ерофей увидел проходящую невестку и окликнул её:
 - Марьяна, позови Матрёну. Тут к ней пришли гости.
 Марьяна быстро вошла в дом, и через пару минут с ней вышла Мотя.
 - Ладно, вот идите, посидите, да поговорите. Наверное, есть о чём поговорить, - сказал Ерофей
 А сам пошёл в дом сообщить радостную весть жене.
                ***
 Поля были уже убраны, и незаметно приближалась грустная пора. Вороны, словно смоляная армия, то вздымались в небо, то с криками садились на поля. Они извещали, что лето, которое радовало своей свежестью и разнообразием и волшебным величием, отдаёт бразды правления оранжевой царице. Та же пронеслась над лесными массивами и полями, покрывая парчовым одеялом, которое красовалось под ногами, всё вокруг.  Лебеди, улетая и покидая родные места, пели песню прощания.
 Мотя смотрела на летящий клин журавлей, и сердце сжималось от тоски и боли, но всё скрадывалось в ожидании более яркого события. На днях должен был приехать Данил и посватать Матрёну.
 Порою, как тянутся долго дни, а ещё дольше тянутся минуты перед долгожданной встречей. Мотя выходила, всматриваясь вдаль, не едет ли кто.
 Но, к сожалению, дорога была пуста, и щемящая грусть обволакивала её сердце. Она, собралась было уходить в дом, как услышала еле слышный звон колокольчика. Да, она не могла ошибиться. Из-за поворота, выехала ряженая двойка лошадей, и звон бубенцов напоминал о радостном событии. Мотя бросилась в дом, сообщить, что едут сваты. Отец с матерью вышли на порог, как подобает родителям, встречать дорогих гостей…….
 Много времени прошло с той первой встречи. Счастливые минуты рождения первенца и тяжёлое время неурожаев.
 - В жизни всё, как на долгой ниве, - часто поговаривал Данил. Но до сих пор помнит он ту встречу на лесной тропе, которая и решила всю его дальнейшую жизнь.
 И в час вечерний, стоя пред образами, благодарит он Бога за самый дорогой подарок судьбы - его добрую, чуткую, нежную Матрёну…