Этой главе я вынужден предпослать комментарий, видимо, необходимый не только мне, но и каждому, кто интересуется положением дел в современном преподавательском деле.
Когда книга «100 великих поэтов» только-только вышла в свет, она получила довольно широкую критику. Тогда же в одной ныне весьма популярной газете для учителей появилась статья, откровения которой существенно смутили меня и запали в память. Автор, в частности, искренне удивлялся проявленной мною вкусовщине. Как так могло случиться, что среди великих поэтов мира появились никому не известные Марон, Флакк и Назон, прозаик Алексей Бунин или мало кому интересный Николай Некрасов, но нет таких гениальных поэтов, как Владимир Высоцкий, Иосиф Бродский или Булат Окуджава. Короче, понятно, что критик из уважаемой российскими да и бывшесоветскими учителями газеты даже не удосужился просмотреть саму книгу, отделался только оглавлением и, ничего не понимая в поэзии, спешно настрочил статью в соответствии с современной либеральной модой.
Для малосведущих в истории поэзии читателей сразу делаю уточнение: древнеримская классическая поэзия была, есть и навечно останется основой всей мировой поэзии европейского направления, и вершиной ее являются три мировых гения — Вергилий (полное имя Публий Вергилий Марон), Гораций (полное имя Квинт Гораций Флакк) и Овидий (полное имя Публий Овидий Назон). Автор статьи решил, что древнеримские имена пишутся подобно нашему отечественному написанию, отчего и удивился появлению в книге Бог знает кого согласно моему личному вкусу.
Далее. Иван Алексеевич Бунин никогда не считал себя прозаиком, начинал и всю жизнь оставался поэтом, о чём постоянно и повсеместно всех открыто уведомлял. Даже в прозе он полагал себя поэтом. До 1917 года (в 1903 и 1909 годах) за свою поэзию он был дважды удостоен Пушкинской премии (которую лично я, по вине моей вкусовщины, в литературе ставлю на тысячу голов выше Нобелевской премии). Поэзия Бунина камерна, но при этом пронзительна и нежна необычайно. Любому русскому человеку это видно с первой строчки любого произведения гениального поэта. Впрочем, поэзия Бунина признана эталонной во всем мире.
Опять же формально за рубежом Поэтом номер один России признан Николай Алексеевич Некрасов, как создатель нового типа мирового поэтического эпоса — «Кому на Руси жить хорошо» и «Мороз-Красный Нос». Иностранцы искренне удивляются тому, что русские ставят выше Некрасова Александра Сергеевича Пушкина. Но об этом будет рассказано и разъяснено в соответствующих главах.
А вот что касается имён, названных критиком в качестве «жертв» моей вкусовщины, то бардов я поэтами не признаю, а лауреат Нобелевской премии, наделённый ею в политических целях не за поэзию, а за мало значимые для нашей национальной литературы эссе, относится к категории десятистепенных сочинителей виршей, не более того. Если бы дожили до развала СССР, то Давид Самойлов или Юрий Левитанский оказались бы гораздо предпочтительнее для такой подачки.
Но данное вступление я написал, чтобы предупредить моих читателей, прежде всего учителей общеобразовательных школ, какие безграмотные и одновременно наглые критики работают в учительской прессе. Вот уже которое десятилетие именно такие старательно формируют общероссийскую концепцию в области литературы и её преподавания в школе. Не удивлюсь, что именно такие сегодня создают новую программу обучения школьников по заказу министерства образования.
Помните фильм «Доживем до понедельника»? Там герой Вячеслава Тихонова делает замечание преподавательнице литературы за то, что она не знакома с поэзией Тютчева (кажется), на что получает ответ, что знать творчество второстепенных (т.е. второсортных) поэтов она не обязана. Тогда отечественная интеллигенция жутко возмущалась безграмотностью подобных учителей. Сегодня такие учителя могут спокойно претендовать на звание академиков в области литературы и педагогики в сравнении с нынешними читателями специализированной преподавательской прессы, где вещать и учить имеют возможность какие угодно безграмотные прощелыги, лишь бы были настроены либерально — по «западному», т.е. по «передовому».
Но вот и сам рассказ о великом Вергилии.
Публий Вергилий Марон
(70—19 годы до н.э.)
Вергилий* — старший по возрасту среди великих поэтов золотого века древнеримской поэзии.
* В дореволюционной литературе имя поэта обычно писалось Вергилiй.
Сведения о его жизни весьма скудны, хотя источников о ней сохранилось довольно много. В первую очередь это семь коротких «Жизнеописаний», а также разрозненные цитаты у позднейших римских авторов.
Публий Вергилий Марон родился 15 октября 70 года до н.э. в деревне Анды близ Мантуи.
Отец будущего поэта был латином*, чей род несколькими поколениями прежде осел в Северной Италии, называвшейся тогда Цизальпийской Галлией. О его жизни мы почти ничего не знаем. Сообщается, что он был горшечником или посыльным, женился на дочери своего хозяина, а затем промышлял разведением пчёл и продажей леса.
* Латинами называли жителей Лация. Поскольку они несколько веков враждовали с римлянами, в римско-италийском союзе латины долгое время вплоть до 88 года до н.э. пользовались урезанными правами. Следовательно, отец Вергилия относился к первому поколению полноправных римских граждан.
Мать поэта звали Магия Полла.
У Вергилия предположительно имелись два брата, но прожили они недолго и ко времени своершеннолетия будущего поэта уже умерли.
Семья Вергилия владела небольшой усадьбой, в которой прошло раннее детство мальчика.
До пятнадцати лет Вергилий учился в Кремоне, затем переехал в Медиолан (Милан). Когда сыну исполнилось девятнадцать лет, отец отправил его в Рим — обучаться риторике. В школах риторики готовили преимущественно юристов, однако такая карьера Вергилию не подходила — ораторского дарования у него не было. За время учёбы молодой человек только один раз выступил перед судьями, поскольку говорил медленно и по манере речи «походил почти что на неучёного».
Всю жизнь Вергилий отличался чрезвычайной застенчивостью. Даже будучи уже знаменитым поэтом, он ужасно смущался, когда его появление в публичном месте привлекало внимание любопыствующей толпы. «Высокого роста, смуглый, с деревенским лицом, слабого здоровья», — так описывает Вергилия античный биограф Донат.
Молодой человек задержался в столице ненадолго и уже через год переехал в Неаполь. Здесь он вошёл в основанный греческим философом Филодемом кружок эпикурейцев, который возглавлял римский философ Сирон. Многие годы оставался Вергилий приверженцем учения Эпикура.
В Неаполе либо вблизи него Вергилий и прожил почти всю жизнь. Поэт лишь изредка посещал Рим, бывал на Сицилии и в Таренте. Убийство Юлия Цезаря и самые тяжёлые годы гражданской войны Вергилий провёл в своём имении, вдалеке от «бурь отечества», душой и мыслями погружённый в философию и поэзию.
Отметим, что политические перипетии не прошли мимо затворника. В сборнике «Миниатюры» восьмое стихотворение повествует о скорби Вергилия при прощании с отцовской усадьбой, которая была конфискована по повелению Октавиана (позднее императора Августа) в числе земель, предназначенных для поселения ветеранов, одержавших победу при Филиппах в 42 году до н.э. Только ходатайство любимца императора Мецената и других поклонников творчества поэта позволило Вергилию вернуть имение.
В ставшем ему родным городом Неаполе поэт создавал свои бессмертные произведения. Им написаны три большие поэмы, все гекзаметрическим (или «героическим») стихом.
В период 42—39 годов до н.э., в самый разгар гражданской войны и в начальный период господства второго триумвирата, когда по проскрипциям были перебиты политические противники триумвиров*, Вергилием были созданы «Буколики» или «Эклоги»**.
* В 43 году до н.э. по настоянию Антония в числе других осуждённых был убит знаменитый оратор и политический деятель Цицерон.
** «Буколики» (греч.) — «Пастушество», то есть пасторальная поэзия. «Эклоги» (греч.) — «Избранные стихотворения».
Это произведение сыграло огромную роль в посмертной судьбе творений Вергилия. Теологи утверждают, что в IV эклоге поэт предсказал рождение младенца Иисуса Христа, который принесёт мир на землю. В связи с этим в эпоху Средневековья Вергилий был объявлен первым христианским поэтом, его творчество восхвалялось и распространялось по всему христианскому миру.
Вскоре после обнародования «Буколики» стали исполнять со сцены, причём зрители всякий раз принимали их с восторгом. С тех пор при появлении Вергилия в театре его встречали восторженнее, чем самого императора. Можно утверждать, что поэт достиг вершин успеха ещё при жизни.
В 36—30 годах до н.э., когда Октавиан Август вёл ожесточённую борьбу против триумвиров и разгромил флот и войско Антония и Клеопатры, Вергилий создал «Георгики»*. Эта поэма состоит из четырёх песен — Полеводство, Садоводство, Животноводство и Пчеловодство. Можно с уверенностью говорить о том, что произведение отвечало насущной политике римского государства. Август пытался поощрять и оживлять пришедшее в упадок в годы гражданской войны сельское хозяйство, посредством возрождения которого властитель намеревался восстановить общественную нравственность и благополучие, а также поднять экономику империи. Поэма была написана по совету Мецената, покровителя Вергилия и Горация, своего рода «министра внутренних дел» при Октавиане.
* «Георгики» (греч.) — «Поэма о земледелии».
В 29—19 годах до н.э. поэт работал над «Энеидой»*, которая осталась незавершённой. В этом эпическом повествовании, состоящем из двенадцати песен, поэт рассказал о взятии Трои греками, о путешествии троянского царевича Энея в Италию, о дипломатических и военных деяниях героя.
* «Энеида» — «История Энея».
Первоначально поэт написал «Энеиду» в прозе, разбив её на двенадцать книг, а затем приступил к переложению её в стихи, причём не по порядку, а обращаясь к тому отрывку, который наиболее соответствовал его настроению на тот момент.
Император Август был лично заинтересован в создании национальной эпопеи и ненавязчиво следил за работой Вергилия, оказывая поэту всестороннюю поддержку. Это было особенно важно, поскольку, по мнению современных специалистов, Вергилий в годы работы над «Энеидой» был уже тяжело болен туберкулёзом.
В античности Вергилию приписывали ещё несколько небольших поэм. Все они или почти все датируются более ранними годами, чем «Буколики». Обычно эти стихотворения публикуют под собирательным названием «Вергилиево приложение». На самом деле большинство из этих произведений принадлежит другим авторам, чьи имена остались неизвестны.
Сохранилась также группа стихотворений, написанных разными размерами и объединённых в сборник «Миниатюры». Двухстрочная эпиграмма на разбойника в этом сборнике считается самым первым произведением Вергилия.
В 19 году до н.э. поэт совершил путешествие по Греции. Он предполагал прожить здесь три года и всё это время заниматься окончательной доработкой «Энеиды». В Афинах Вергилий встретился с императором Августом, после беседы с которым решил прервать поездку и вернуться домой. Некоторые биографы объясняют спешный отъезд поэта обострением болезни, случившимся после того, как Вергилий простудился в Мегаре. На корабле болезнь усилилась.
«Ещё до отъезда из Италии, — рассказывает Светоний, — Вергилий договаривался с Варием, что если с ним что-то случится, тот сожжёт «Энеиду», но Варий отказался. Уже находясь при смерти, Вергилий настойчиво требовал свой книжный ларец, чтобы самому его сжечь; но когда никто не принёс ему ларца, он больше не сделал никаких особых распоряжений на этот счёт». Поэт только попросил друзей Вария и Плотия Тукку* издать поэму, вычеркнув из неё всё лишнее, но не добавив ни единой строчки.
* Варий Руф Луций — римский эпический поэт второй половины I века до н.э. из окружения Мецената, друг великих поэтов Вергилия и Горация; Марк Плотий Тукка — римский литературный критик второй половины I века до н.э. из окружения Мецената; Варий и Плотий Тукка считаются спасителями «Энеиды» для человечества.
Вскоре после прибытия в Брундизий* Публий Вергилий Марон скончался. Случилось это 20 сентября 19 года до н.э.
* Брундизий — портовый город на античном побережье Калабрии. Оттуда отправлялись корабли к берегам Греции. Ныне это город Бриндизи.
Впервые поэмы Вергилия стали изучать в древнеримских школах в 26 году до н.э. С этого времени и по сей день (почти 2040 лет!) они являются обязательными в программах лучших школ европеизированного мира. В Европе же в память о поэте даже возводились храмы. Христианская церковь признала Вергилия пророком. Существует даже легенда, что апостол Павел сокрушённо рыдал на могиле великого поэта.
Быстро распространилась легенда о магическом искусстве Вергилия. Книга о его колдовстве была переведена на все языки Средневековой Европы. Вплоть до наших дней люди продолжают пользоваться гаданием по Вергилию: задав вопрос, наугад раскрывают томик с его произведениями и читают как ответ первую попавшуюся на глаза строку.
На русский язык первыми перевели в XVIII веке: «Энеиду» — В. Санковский, «Георгики» — В. Рубан, «Буколики» — А. Мерзляков. Интересен перевод «Энеиды», сделанный А.А. Фетом. Большим поклонником творчества Вергилия был В.Я. Брюсов, отдавший почти двадцать лет жизни переводу «Энеиды». В наши дни «Энеида» чаще всего издаётся в переводе Сергея Александровича Ошерова* (1931—1983).
* Ошеров, Сергей Александрович (1931—1983) — известный советский филолог и переводчик со старых и новых европейских языков. Самые знаменитые его переводы «Энеида» Вергилия и трагедии Сенеки.
БУРЯ
(из «Энеиды» Вергилия)
Думы такие богиня в пылающем сердце вращая,
Мчится на родину туч, на безумными Австрами полный
Остров Эолию. Там в необъятной пещере царь Эол
Междоусобные ветры и громоподобные бури
Властью своею гнетет и смиряет тюрьмой и цепями.
Те, негодуя, грохочут с великим роптанием горным
Около створов, а Эол сидит в крепостнице высокой.
Скиптры держа, умягчает их дух и смиряет их гневы.
Так он не делай — и море, и сушь, и глубокое небо
Ринули быстро б они, за собой разнесли бы в пространствах.
Но всемогущий отец заколодил их в черных пещерах,
Сам опасаясь того, и высокие горы и тяжесть
Сверх навалил, и поставил царя, чтоб, согласно условью,
Вожжи умел и спускать и натягивать он по приказу.
К оному тут, умоляя, Юнона так речь обратила:
«Эол! Тебе поелику бессмертных отец и людей царь
Препоручил и волненье смягчать и вздымать волны
ветром, —
Мне ненавистное племя плывет по Тирренскому морю, —
Илий в Италию оный везет побежденных пенатов.
Ветрам всевластье придай, потопи погруженные кормы
Иль, разметав их, гони и раскидывай по морю трупы.
Нимф дважды семь у меня есть, наружностью милых,
из коих,
Ту, что красой всех других привлекательней, Дейопею,
Браком с тобою я прочным свяжу, дам тебе во владенье,
Все, чтоб с тобой проводила она за такие заслуги
Годы, и ты бы отцом чрез неё стал прекрасного рода».
Эол в ответ: «Обсуждать подобает тебе, о царица,
Труд, что свершить ты желаешь, а мне — лишь ловить
повеленья.
Ты утверждаешь за мной это царство и скиптры, и Йова
Милость, и ты позволяешь богов на пирах возлежать мне.
Над облаками меня и над бурями делаешь властным».
Так сказал он и пустую трезубцем повернутым гору
В бок ударяет, и ветры, как будто бы сомкнутым строем,
Рвутся, где дверь отворилась, и вихрем над землями веют.
На море поналегли и, что есть, с коренных оснований
Вместе как Эвр, так и Нот все срывают, и к бурям
привычный
Африк и клубами гонят огромные к берегу волны.
Вслед корабельщиков крик прозвучал и скрипенье веревок,
Тучи нежданные вдруг исторгают и день и свод неба
Тевкров из глаз; и на море ночь черная опочивает.
Полюсы загрохотали, эфир частым пламенем блещет,
Неизбежную мужам вокруг представляет все гибель.
В то же мгновенье Энея слабеют от холода члены.
Он простонал и, обеи руки воздевая к светилам,
Голосом так вопиет он: «О трижды, четырежды счастлив,
Кто на глазах у отцов, под высокими стенами Трои,
Смерть удостоился встретить! О, Данаев рода храбрейший,
Тидид! И мне почему на Илиакском поле погибнуть
Не довелось, и твоя эту душу рука не исторгла?
Ярый где лег под копьем у Эакида Гектор, огромный
Где и Сарпедон; влачит Симоэнт под волной, унесенных
Где столько шлемов героев, щитов и тел многосильных!»
Так восклицал он, когда Аквилоном порыв завывавший
Спереди парус срывает и взводень возносит к светилам;
Ломятся весла; потом он корму обращает и волнам
Бок подставляет; вслед грудой отвесная встала гора вод.
Те на вершине волненья висят; этим вал, разверзаясь,
Дно между волнами кажет; кипит на песках бушеванье.
Три судна Нот, ухватив, их на скалы сокрытые мечет
(Италы скалы зовут, что стоят между волн, алтарями),
Гребень громадный при полной воде, три с открытого моря
Гонит на отмели Эвр и на сирты (мучительно видеть),
И оттесняет на броды, и валом песка окружает.
Оный корабль, на каком были Ликий с верным Оронтом,
Прямо пред взором Энея пучима безмерная сзади
Бьет по корме; и снесенный, стремглав упадающий кормчий
Валится вниз головой, а судно тот же вал вкруг три раза
Крутит влача, и глотают прожорливо волнами глуби,
Изредка только пловцы появляются в бездне огромной.
Перевод В.Я. Брюсова
О ДИДОНЕ
(из «Энеиды» Вергилия)
Царство пунийцев ты зришь, Агеноров город тирийский;
Прежде подвластен был край ливийцам, в бою необорным,
Ныне правит страной Дидона, от брата из Тира
В этот бежавшая край. Велика обида, и так же
Повесть о ней велика: лишь о главном вам расскажу я.
Был ей мужем Сихей, богатейший среди финикийцев.
Крепко любила его жена, впервые вступивши
В брак, ибо отдал отец непорочной злосчастную замуж.
Царствовал в Тире тогда Дидоны брат вероломный
Пигмалион, в преступных делах превзошедший всех смертных.
Распря меж них началась, и он, нечестивый, Сихея
Тайно пред алтарем сразил коварным железом,
Чувства сестры он презрел, ослеплен лишь золота жаждой.
Долго злодейство свое от вдовы тосковавшей скрывал он,
Тщетной надеждой хитро сестру влюбленную тешил.
Но однажды во сне явился ей призрак супруга
Непогребенного. Лик, на диво бледный, подъемля,
Грудь пред ней обнажив пронзенную, всё ей открыл он
Про оскверненный алтарь, про убийство, скрытое в доме.
Призрак ее убедил скорей покинуть отчизну
И, чтобы бегству помочь, старинный клад указал ей —
Золото и серебро, в потайном зарытые месте.
Мужу послушна, жена для побега спутников ищет, —
Все, в ком страх был силен или ненависть злая к тирану,
Сходятся к ней. Захватив корабли, что готовы к отплытью
Были, золотом их нагружают. Увозят скупого
Пигмалиона казну. Возглавляет женщина бегство.
В эти приплыли места, где теперь ты могучие видишь
Стены, где ныне встает Карфагена новая крепость.
Здесь купили клочок земли, сколько можно одною
Шкурой быка охватить (потому и название Бирса).
Перевод С.А. Ошерова