Знаки Судьбы для Мастера Вечность Игоря Царева- 33
Держись за эту жизнь
Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней— немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не то это вовсе, не тот и не та…
В.Высоцкий
У каждого своя в оркестре скрипка,
Свой миг победы, свой последний бой.
Но только для меня твоя улыбка.
И только для тебя моя любовь.
И.Царев
В нашей жизни всегда есть место Мистике. С рождения и до смерти нас окружают духи, и человек никогда не остается один, хотя часто он не видит, не слышит, не замечает их, но ведь от этого они не перестанут существовать.
В древности разных народов были предания о том, что нашими судьбами управляют небесные пряхи, чаще всего их три( прекрасные девы или древние старухи). Первая начинает прясть нить жизни, вторая продолжает, завязывая на ней узелки, тогда человеку предстоят сложные испытания, третья в назначенный срок обрывает нить . В этот момент человек покидать наш мир.
Небесные девы помогают человеку в добрых намерениях, помогают развязать те самые узлы в минуты испытаний, и мешают творить зло, пытаются его остановить, тогда, идущий дорогой не правды, а кривды, получает какие-то дополнительные испытания, чтобы остановился и задумался о том, как быть, как жить дальше.
Чуткий и внимательный человек прислушивается к тому, что с ним происходит, старается делать выводы, а глухой и упрямый продолжает двигаться дальше. Тогда появилось убеждение у славян, что послушного судьба ведет, а упрямого тащит.
Очень часто у творцов, погруженных в свои творения, жизнь однообразна и бессобытийна, чего никак нельзя сказать об Игоре Цареве. В его жизни событий хватит на большой роман, а то и на несколько книг. Там будет и любовь, и радости, и печали, и открытия, и потрясения.
Когда мы говорим о судьбе, то сразу вспоминается греческий герой Одиссей. Этот образ появляется у Игоря в эпохальной «Троянской опупее» - славянско-греческом эпосе 21 века. Там Одиссей - сюжетообразующий герой. А вот судьба этого мифического героя как раз показательна. Тот, кто спорит и с богами, перечит Посейдону, обречен на вечные скитания, и только огромные усилия других богов и богинь позволяют герою через много лет вернуться домой. Безрассудство храбрых и коварных воинов обрекает их на дополнительные скитания и страдания, судьба к ним беспощадна.
Об этом размышляет и наш Мастер, лишь со стороны с лукавой усмешкой наблюдая за Одиссеем. Поэт позиционирует себя русским богатырем Добрыней Никитичем – этаким мудрецом и поэтом. Князь Добрыня может и рассудить, и помирить друзей, и дать вовремя дельный совет. Этот рязанский князь верен в дружбе и любви и уживается между двух огней. Илья Муромец олицетворяет физическую силу, Алеша Попович - хитрость, порой граничащую с коварством.
Но это все-таки образ мифический, хотя и не ушедший далеко от реальности, а что же было в жизни поэта? Какова его судьба? Об этом есть точные указания в стихотворениях
Я мог бы...
Игорь Царев
Я мог бы лежать на афганской меже,
Убитый и всеми забытый уже.
И мог бы, судьбу окликая: «Мадам,
Позвольте, я Вам поднесу чемодан!»,
В Чите под перроном похмельный «боржом»
По-братски делить с привокзальным бомжом...
Я мог бы калымить в тобольской глуши,
Где хуже медведей тифозные вши;
Тяжелым кайлом натирая ребро,
Под Нерчинском в штольне рубить серебро
Я мог бы... Но жизнь, изгибаясь дугой,
По-барски дарила и шанс, и другой.
Иные галеры - иной переплет.
И вновь под ногами старательский лед:
В словесной руде пробиваюсь пером -
Меня подгоняет читинский перрон
И тот, кто остался лежать на меже,
Убитый и всеми забытый уже
http://stihi.ru/2008/03/04/4344
Вот такое жесткое стихотворение о том, что могло бы случиться с Мастером при определенном стечении обстоятельств, следует отметить, что оно автобиографично.
Сразу вспоминается повествования Ричарда Баха о том, как на своем самолете он прорывается то в одно измерение, то в другое. И там его герой проживает разные варианты своей судьбы, каждый из которых развивается по-своему, в зависимости от того, где он повернул, какой выбор сделал, какой человек оказался у него на пути. Точно так же и в стихотворении Игоря, правда, в несколько более жестком формате: смерть на Афганской меже, бродяжничество в Чите, рабский труд под Тобольском, - это все могло быть при определенных обстоятельствах. Но судьба уберегла поэта для другого дела, не менее тяжелого и важного - для того, чтобы из «словестной руды» сотворить настоящее чудо – тонкую вязь стихотворения. Ему, наделенному даром творчества, при помощи поэтических строк предстоит изменить мир, влияя на наши души.
Сегодня мы видим, насколько он в этом преуспел. Но нельзя забывать и о том, что, как и Мастера в романе, и М. Булгакова в реальности, Игоря Царева по жизни 30 лет вела его Маргарита – Елена – Ирина. Это своей королеве он напишет: «Я насквозь прошел Россию, чтобы встретиться с тобой». Вот о чем и о ком он думает, когда вспоминает:
Но жизнь, изгибаясь дугой,
По-барски дарила и шанс, и другой.
Сегодня мы прекрасно понимаем, что не будь этого шанса – встречи с единственной женщиной, все было бы иначе – это была бы другая жизнь и другая судьба, не другой вариант судьбы, а именно все изменилось бы до неузнаваемости. И какое счастье, что эти люди встретились как раз вовремя, что не произошло всего того, о чем говорит Поэт выше в стихотворении «Я мог бы».
Вот и Владимир Олегович Сергеев отмечает в рецензии: « Реальный, практически первый (как действующий, творивший непосредственно в наше время, прямо при нас!) поэт в стране (на мой, конечно, пристрастный взгляд)» - и тут я с ним согласна. И за то, что Мастер стал таким, мы все должны благодарить именно Ирину Цареву. Но это тоже была судьба, и хорошо, что она оказалась так добра к Мастеру на этот раз.
И все-таки одно из стихотворений именно о судьбе называется «Хромая судьба» - так о чем же оно?
Хромая судьба
На северном склоне июня поник бересклет…
Вранье, что повинную голову меч не сечет!
Судьба пригибает мужчину бальзаковских лет
Под камень лежачий, куда и вода не течет.
Судьба пригибает, а он ей не верит, чудак –
Транжиря минуты, как самый отъявленный мот,
Он старую мебель сегодня занес на чердак,
И краски веселой купил, и затеял ремонт.
Стихами исписаны стены, а плюшевый плед
Шампанским залит и любовными играми смят.
Судьба пригибает мужчину бальзаковских лет,
А он и не знает, что жизнью с довольствия снят,
Смеется, склонять не желая дурацкого лба,
Бурлит сумасбродным течением вешней реки...
И следом едва поспевает хромая судьба.
И злится. И длится самой же себе вопреки.
http://www.poezia.ru/article.php?sid=58415
Вот это и есть рецепт Мастера для того, как управлять своей судьбой, внезапно возникает мотив песенки А.Макаревича «Не надо прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас». Правда, здесь ситуация несколько трагичнее, чем у Макаревича:
Судьба пригибает мужчину бальзаковских лет
Под камень лежачий, куда и вода не течет.
Как же реагировать на этот удар судьбы? Сопротивляться, пока человек жив, сделать ремонт, переменить мебель, жить и радоваться жизни, особенно в июле, когда мы погружаемся в лето, в творчество, в отдых. Этот заряд оптимизма Мастера порой просто поражает:
Стихами исписаны стены, а плюшевый плед
Шампанским залит и любовными играми смят.
Судьба пригибает мужчину бальзаковских лет,
А он и не знает, что жизнью с довольствия снят,
Казалось бы, такой вот обычный рецепт от минора, от депрессии, от всех неудач. Давно замечено, что перед такими жизнелюбами все беды и несчастия отступают. Они хватают в свои страшные объятья тех, кто смирился, сдался, опустил руки и просто плывет по течению. Невольно вспоминается призыв барона Мюнхгаузена улыбаться, а что еще человек может противопоставить ударам судьбы?
Смеется, склонять не желая дурацкого лба,
Бурлит сумасбродным течением вешней реки...
И следом едва поспевает хромая судьба.
И злится. И длится самой же себе вопреки.
По этому поводу вспоминается рассказ академика Д.С.Лихачева, о том, что творилось в лагерях для политзаключенных, когда среди ночи раздетых узников выгоняли на мороз изверги - охранники и заставляли бегать вокруг столба –так они развлекались. Он и говорил о том, что рассмеялся, когда представил себе со стороны эту картину. И видимо этот странный смех, который длился, пока он бежал, так подействовал на охранника, что тот больше не заставлял его свершать бессмысленные пытки. Вероятно, и Мастер не раз слышал этот и подобные рассказы о том, как ни мольба, ни уныние, а именно смех помогает справиться с безвыходной ситуацией и изменить свою судьбу, облегчить страдания. Стихотворение Игоря Царева – еще одно тому доказательство.
Но вот уже не хромая судьба, а сама беда пришла в дом Поэта незваной гостьей, что же делать с ней и как ему быть?
Невольно эти строки хочется сравнить с яростным напором Высоцкого – поэта – воина, готового сражаться, и доказывать свою правоту
Владимир Высоцкий
Мне судьба - до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты, а за ней - немота,
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не то это все, не тот и не та...
Что лобазники врут про ошибки Христа,
Что пока еще в грунт не влежалась плита,
Что под властью татар жил Иван Калита
И что был не один против ста.
Триста лет под татарами - жизнь еще та,
Маета трехсотлетняя и нищета.
И намерений добрых, и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь, и опять - нищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,
Повторю, даже в образе злого шута...
Но не стоит предмет, да и тема не та:
"Суета всех сует - все равно суета".
Только чашу испить - не успеть на бегу,
Даже если разлить - все равно не смогу.
Или выплеснуть в наглую рожу врагу?
Не ломаюсь, не лгу - не могу. Не могу!
Возможен, конечно, и такой вариант, чтобы жить, как петь и петь, как жить, и бросаться в бесконечные схватки. Но в таком случае жизнь всегда оказывается невероятно короткой и обрывается мгновенно.
Он сам вынужден с горечью признаться : « Только чашу испить - не успеть на бегу, Даже если разлить - все равно не смогу».
Так хочется, чтобы поэты жили дольше. Ведь после 40-ка Мастер только начинает выходить на свой истинный уровень, создает лучшие творения. А к этому времени они все умудрились уйти из этого мира. Высоцкого судьба в лице Марины Влади хранила только 12 лет, к Игорю Цареву и здесь она была щедрее – 30 лет его берегла и вдохновляла любовь, домашний уют, соавторство. Карьера вполне удалась, у Мастера было все, о чем другие могли только мечтать. И было самое главное – тесный круг друзей и любимых людей, где ему было комфортно и уютно. Последнего добиться могут только избранники, с которыми с самого начала была удача (доля, как говорят славяне). И все же, смешно было бы говорить о безоблачном небе над головой. Возможно ли в нашем мире подобное?
Сколько было бед и трагедий в жизни Мастера мы можем только догадываться, потому что он редко и скупо об этом говорит. Есть стихотворения памяти близких людей, короткие записи по поводу их ухода. И ясно, что в такие минуты в дом стучится, а то и просто врывается незваная гостья - беда.
У славян она всегда рисовалась высокой и худой женщиной с изможденным лицом, часто в белом одеянии. Такая вот женщина в белом приходила в дом, когда кто-то из домочадцев должен был покинуть этот мир. Встретил ее и поэт, что же произошло после этого свидания?
НЕЗВАНАЯ ГОСТЬЯ
Игорь Царев
Засохший паучок висит за образами.
Уносят сквозняки последнее тепло.
Бездомная беда с голодными глазами
Алмазным коготком царапает стекло.
Ну, что ж, входи, сестра, есть повод выпить чаю,
Устал я, смертный страх таская на горбу,
Торжественный прием тебе не обещаю,
Но это не беда, прости за каламбур.
Беда вела себя как истинная леди,
Присела на диван, закутав ноги в плед,
И сделав три глотка напитка цвета меди,
Сказала: «Хорошо. Я дам тебе совет.
Куражится судьба, нас сталкивая лбами,
Не бойся, и не верь лукавому вранью,
Держись за эту жизнь последними зубами,
Давай желанный пир испортим воронью!»
Потом она ушла, без горечи и злости,
Зачем-то завязав на узел мой платок,
Я был настолько рад, что, провожая гостью,
Включил в прихожей свет и подал ей пальто.
И снова сквозняки гудят в щели под ванной,
И снова пустота – ни сердцу, ни уму...
И я готов простить визит беды незваной,
Ведь званною беда не ходит ни к кому.
http://termitnik.ru/poem/52217/
Каждый ли из нас решился бы с беззащитной улыбкой пригласить такую гостью в дом и предложить чаю? И все –таки у Мастера, мужества которому не занимать, происходит это тайное свидание, леденящее душу даже читателю.
Видимо в первый раз за все время, удивленная теплым приемом, Беда решается дать совет Мастеру. Что же она ему может предложить? А вместе с нею немного изменить Судьбу:
Куражится судьба, нас сталкивая лбами,
Не бойся, и не верь лукавому вранью,
Держись за эту жизнь последними зубами,
Давай желанный пир испортим воронью!»
Так странно меняется реальность и цель прихода гостьи, наверное, доброе слово и забота даже Беде приятные. Уходя, Беда завязала еще один узел на судьбе Мастера. Что бы это значило? Мы знаем, что в случае смерти человека, нить его жизни разрывалась. А вот если богини хотели заменить смерть каким-то серьезным испытанием, то на нити его жизни завязывался узел – это тот подарок гостьи, в благодарность за гостеприимство, да и узелок на память тоже, а потому стоящий на краю пропасти герой в такой момент должен был отойти от края.
Чем же заканчивается такое свидание? Жизнь продолжается. Заглянув в глаза смерти, Мастер продолжает жить, потому что он смог договориться даже с такой вот гостьей. ( У Игоря есть стихотворение «Сизиф», и история этого героя повторяется здесь, она ему очень симпатична, судя по всему)
И снова сквозняки гудят в щели под ванной,
И снова пустота – ни сердцу, ни уму...
И я готов простить визит беды незваной,
Ведь званною беда не ходит ни к кому.
Он отсрочил час ухода, продолжается жизнь со всеми ее радостями и бедами. Прежде, чем перейти к следующему стихотворению о Судьбе, у которого есть подзаголовок –«автобиографическое». Вольно или невольно в памяти возникают строчки И. Бродского, которые я начала вспоминать, когда анализировала стихотворение « Я мог бы», настолько оно оказалось созвучным этому, но вот вспомнила его немного позднее. Оно очень подходит для сравнительного анализа со строчками Мастера.
В первой половине жизни судьба к Бродскому, как и ко многим ярким и талантливым людям его поколения, была страшно несправедлива, и он пишет об этом. Это монолог сорокалетнего Мастера – время, когда и Пушкин, и Лермонтов, и А.Блок и В.Высоцкий уже завершили свой жизненный путь, а что же случилось с первым поэтом второй половины 20 века?
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность
И. Бродский
Невольно вспоминаются слова А. Ахматовой о том, что судьи и палачи делали ему биографию. А выслав из страны, они не позволили ему превратиться в героя стихотворения И. Царёва «Бродяги и Бродский», бродягу, который наизусть в электричке читает Бродского. Вот такой то ли печальный, то ли радостный поворот в судьбе. Поэт стал читать лекции в том самом университете, путешествовать по миру, и заниматься творчеством, Нобелевскую премию в области литературы получил. Недаром нас уверяют, что мы никогда не можем знать, что для человека хорошо, а что плохо в момент, когда что-то случается, только с течением времени это становится ясно. А если судьба не была так сурова к Мастеру, то что же оказалось в его жизни, кроме большой любви, длинной в тридцать лет? Не стоит гадать, лучше заглянуть в автобиографическое стихотворение Игоря Царева.
В ПОИСКАХ СЛОВА (автобиографичное)
Восток – дело тонкое. Дальний Восток – тем более.
Как понять, что, родившись там, я живу в столице?
Память детства дрожит комочком сладчайшей боли,
Храня щепоть золотых крупиц – имена и лица.
Я, испытав все прелести ветра странствий,
Планеты шарик не раз обогнув в самолете гулком,
Стал со временем избегать суеты в пространстве,
Предпочитая движение мысли иным прогулкам.
Все объяснимо - меня голова, а не ноги, кормит.
А голове отдыхать приходится крайне редко.
С каждым годом все дальше крона, все ближе корни,
Все дороже мечты и вера далеких предков.
Один мой пращур «всея Руси» был архиепископ,
Другой штаны протирал когда-то на троне Польши,
А я в Москве десять лет не мог получить прописку,
Но, получи ее раньше, навряд ли успел бы больше.
Пишу стихи. А у тех, кто пишет - своя дорога.
И не нужны нам - ни трон, ни митра, ни "мерин" чалый,
Во все эпохи поэты слушают только Бога,
И ищут Слово, чтоб в этот мир возвратить Начало.
Стихотворения И. Бродского и Игоря Царева очень похожи на первый взгляд, но только на первый. Судьбы у поэтов оказались противоположны, и каждая уникальна по-своему. Мы помним, что Бродский путешествовал все время, и часто бывал в Венеции, наш герой ведет себя иначе:
Я, испытав все прелести ветра странствий,
Планеты шарик не раз обогнув в самолете гулком,
Стал со временем избегать суеты в пространстве,
Предпочитая движение мысли иным прогулкам.
Почему так происходит? Может быть потому, что у Игоря Царева был выбор. Все время свой выбор он делал сам. Добравшись из Хабаровска до Питера, а потом и столицы, человек творческий, тот, «кого кормит голова, а не ноги», в какой-то момент понимает, что передвижение по миру мало что дают сердцу и уму, только накапливается усталость, и есть еще одно обстоятельство для такого поворота:
С каждым годом все дальше крона, все ближе корни,
Все дороже мечты и вера далеких предков.
Это были не просто слова, кроме стихотворений в это время писались и книги о мифических созданиях, была серия «Этот невероятный мир» другие творения, а для творчества нужен дом и относительный покой. Смею предположить, что это было еще и крайне приятное занятие, а не только способ зарабатывать деньги на жизнь – это то бессмертие, которое они творили еще и вместе с любимой женой – о таком можно только мечтать. Только сейчас заметила, что жизнь и творчество Игоря Царева правомерно сравнивать с творчеством И. Бродского, потому что он прожил тоже 56 лет т.е. это практически тот самый отрезок времени, когда Мастер может сделать достаточно много, достигнуть поры зрелости, обрести жизненный и творческий опыт.
В этом стихотворении Игорь упоминает и о своих предках, гены которых сыграли немалую роль в том, что он стал таким, каким стал:
Один мой пращур «всея Руси» был архиепископ,
Другой штаны протирал когда-то на троне Польши,
А я в Москве десять лет не мог получить прописку,
Но, получи ее раньше, навряд ли успел бы больше.
Архиепископ всея Руси и король Польши – люди, которые оказались в роду у Поэта. И не только он гордится ими, но и они наверняка гордятся своим потомком, но самое главное, что греет – это трепетное отношение к роду, к корням, к прошлому, поэт не может, не должен быть Иваном, не помнящим родства, за его спиной стоят великие предки, и они всегда помогают жить. Но неожиданно, Мастер поднимается и над троном, и над митрой архиепископа:
Во все эпохи поэты слушают только Бога,
И ищут Слово, чтоб в этот мир возвратить Начало.
Догадываясь прежде о том, что «поэт в России больше, чем поэт», мы как-то не особенно понимали, почему собственно больше, в чем его сила? А расшифровывает это понятие до конца в начале 21 века именно Игорь Царев. Помня знаменитое, что «В начале было Слово», он твердо верит в то, что только Слово и способно нас вернуть в начало мира – и он сам сделал служение Поэзии смыслом своей жизни.
Говоря о статусе поэта, в рецензии Мастер отмечает:
Да, запанибрата - это ужасно. Но ты аккуратно пресекай-такое дело. Это, кстати, и статусов касается... Ты поэт - и это высокий статус. Выше любого членства, где бы то и было. Но его занижают те, кто еще до поэта не дорос, а уже норовит так называться. Вот их надо аккуратно, но твердо осаживать. Тогда и статус поэта вернет прежнее значение.
Игорь Царев 06.01.2012 13:34
Судьба Поэта, путь Мастера длинной в 56 -57 лет, это и много и мало, нам кажется, что обязательно будет продолжение, но жизнь вдруг обрывается внезапно, и что остается нам? Его книги и рукописи, этапы этого пути, достойные пера писателя и кисти художника.
Но есть и нечто большее – это светлая и темная сторона творчества, как черная и белая магия, а поэзия - это бесспорно один из видов магии, заклятия. Поэт – несет в мир свет или тьму, в зависимости от того, как он сам относится к этому миру, какие Музы его вдохновляют, каким богам он служит.
Пусть
Рентгеном звезд просвеченный насквозь,
Душой из края в край как на ладони,
Не мудрствуя, надеясь на «авось»,
Молясь своей единственной мадонне,
Я не хочу меняться, и менять
Усталого коня у переправы,
Тревоги, непутевого меня –
На крепкий сон неисправимо правых...
Пока в крови гудят колокола,
И небо осыпается стихами,
Пока запотевают зеркала
От моего неверного дыханья,
Почтовой тройкой, вдаль на ямщике
Через заставы, тернии и даты
Горячею слезинкой по щеке
Пусть жизнь упрямо катится куда-то.
http://stihi.ru/2012/12/13/6641
Поэзия, любовь ( «молясь своей единственной мадонне»), сохранность и развитие родного языка, сохранение корней и связи с прошлым – это кредо жизни Игоря Царева, до того момента, пока «запотевают зеркала». И как истинный маг, он может очень многое, но самое главное – он четко понимает предназначение творчества, его значения в мире, а потому остается Хранителем высших ценностей – это его Судьба.
Совсем недавно совершилась еще одна высшая справедливость в этом мире, прошел международный литературный конкурс «45-й калибр»
Победителями конкурса «45-й калибр» – учитываются суммарные голоса членов жюри второго этапа плюс голоса сопредседателей конкурса – объявляются Михаил Анищенко (Шелехметь) и Игорь Царёв (Москва).
http://45parallel.net/45_calibr_itog
Очень жаль, что Игорь всего три месяца не дожил до этого важнейшего события, признания его таланта на международном уровне.
Но жизнь в Поэзии Игоря Царева продолжается, и как мы видим, очень успешно и ярко. Звучат его неповторимые строки, он остается с нами, и именно в его стихотворениях мы находим ответ на многие вопросы.
Я лично была поражена, когда прочитала в рецензии вот это размышление Мастера о вершинах и смысле жизни, об одиночестве творца, а сколько у нас таких открытий впереди:
А на любой вершине холодно и одиноко. Но даже если там обживешься и попривыкнешь, однажды развеется туман, и ты увидишь, что это и не вершина вовсе, а только подножие. И тропа уходит дальше вверх. И станет страшно, подниматься ли дальше? Остаться ли тут? А потом опять будешь карабкаться, покуда сил хватает и кислорода в легких. И будет новая вершина. А потом еще. Другой вопрос - есть ли в этом смысл. Может и нет, но это жизнь, а все остальное - смерть.
Игорь Царев 03.04.2008 11:24
У каждого свой Бог, свои пределы.
Но Страшный суд приблизить не спеши,
Ведь может статься, что душа без тела –
Не многим лучше тела без души.
У каждого свой рай, свое болото,
Свой сущий ад, свой образ палача,
Свой храм, где объедает позолоту
Не верящая в Бога саранча.
У каждого своя в оркестре скрипка,
Свой миг победы, свой последний бой.
Но только для меня твоя улыбка.
И только для тебя моя любовь.
http://www.stihi.ru/2002/06/26-677
И вот еще о самом главном:
У людей (всех таких разных) действительно есть свойство их объединяющее. Это любовь. О ней я собственно тут и писал. А Бога действительно лучше всуе не трогать, потому что разные люди воспринимают его по-разному. У кришнаитов он свой, у буддистов, у христиан свой. И вера, зачастую, не объединяет, а разъединяет людей, толкая их даже на религиозные распри и войны. Впрочем, Бог тут ни в чем не виноват. Это уже сугубо земное и человеческое,
Игорь Царев 22.10.2002 11:58
Очень хотелось, чтобы эти слова Игоря Царева были услышаны –нас объединяет, делает счастливыми Любовь – она судьба и спасательный пояс
День поминовения
Игорь Царев
Поминальную чашу осушим
Над землей, где зарыты таланты.
Вспомним тех, чьи мятежные души
Мы вперед пропустили галантно.
Помолчим. Все равно не напиться
Философским течением буден.
Постоим. А куда торопиться?
Все мы там своевременно будем.
Пахнет пыльным цветком валерьяны
Нескончаемый марш на погосте.
Что ни день, в оркестровые ямы
Мир бросает игральные кости.
Но молчат, не имущие сраму
Новоселы кладбищенских линий -
Бренных тел опустевшие храмы,
По кресты утонувшие в глине.
И смахнув со щеки аккуратно
Горечь слез, набежавших невольно,
Неохотно уходим обратно -
В жизнь, которая делает больно,
Где рекламно кипит мегаполис,
Семь грехов предлагая любезно,
Где любовь, как спасательный пояс,
Нас с тобой удержала над бездной..
http://www.stihi.ru/2004/04/27-1040
2.
Перевоплощение Мастера Вечность И. Царева-32
Любовь Сушко
Перевоплощение Мастера Вечность И.Царева-32
Мед нашей жизни то сладок, то горек.
Жаль, что не много его на весах.
Так не пора ли, взойдя на пригорок,
Руки раскинув шагнуть в небеса…
Или водицы студеной напиться
И до конца не жалеть ни о чем...
И.Царев С вещей птицей за плечом
Люди мало меняются, все мы уже чьи-то прежние воплощения, снова возвращенные в этот мир в определенном месте и времени для того, чтобы получить новый опыт, исправить старые ошибки и постараться не совершить новых.
Невероятно интересными стали в романе века «московские сцены», где в несколько фельетонном жанре показаны все наши пороки и недостатки, воплощенные в современном человеке.
Еще дальше в этом направлении пошли И.Ильф и Е.Петров в своих знаменитых романах. Уж там простой столичный и провинциальный люд просто нелеп и страшен, но сатира – жестокий жанр.
Игорь Царев злым сатириком никогда не был, а потому его современная пастораль, и люди, его окружавшие, совсем иные. Мы уже видели и юную Скрипачку, и Бродягу, читавшего Бродского, и старого адмирала, выброшенного на берег. И относится к ним автор с интересом, симпатией, сочувствием, хотя сразу чувствуется, насколько непросты, часто трагичны их судьбы. Но Мастер прекрасно понимает, что времена сатиры миновали, что издеваться и смеяться над этими героями невозможно, им остается только посочувствовать, постараться разглядеть в них свет (а это сделать очень трудно), который еще остался в душах. Ему нужно без всякой иронии рассказать о времени и о людях, живших рядом.
Московские сцены и люди в поэзии Игоря Царева нарисованы так пронзительно, портреты современников написаны так ярко, что столкнись с ними М.Булгаков, ему бы, наверное, захотелось переписать свой роман.
Мы уже сталкивались и с новым воплощениям Пилата, который «ничего не решает», и Вараввы - продавца в табачном киоске, и Сизифа, хранящего память поколений. Но остались еще несколько мощнейших стихотворений о людях и их судьбах в современном мире.
Стал ли он лучше со времен Булгакова? Вряд ли, скорее, наоборот, в лихие 90-е у нас творилось такое, что Булгакову могло присниться только в страшном сне, чего он предвидеть никак не смог бы, и потому требовалось невероятное мужество, чтобы рассказать о своем времени вот так, как сделал это наш Мастер. Но прежде всего программное стихотворение, которое так и называется «Современная пастораль»
Современная пастораль
Игорь Царев
Не важен месяц и число - порой погожею
Коровку божью занесло на руку Божию.
Из-под небесных палестин скатилась вишнею,
Вверяя хрупкий свой хитин Суду Всевышнему.
"Пастух небесный" - в пиджаке и шляпе бежевой -
Качнул козявку на руке, как будто взвешивал
Ее смешные антраша и прегрешения,
И долгий миг не оглашал свое решение.
Не навредил суровый Рок душе доверчивой,
Лишь с перегаром матерок смерчи наверчивал,
Когда коровке произнес: "Лети, убогая!"
Растрогав малую до слез - была у Бога я!
Чуть позже, в споре горячась на куче силоса,
Пыталась Бога развенчать по мере сил оса:
Мол, он всегда навеселе от дозы вермута,
И осчастливил на селе всех девок с фермы-то...
А сельский сеятель добра как есть в поддатии -
Его ж назначили с утра в зам.председатели! -
Облокотился на плетень почти торжественно,
И ощущал себя в тот день и впрямь божественно,
Даруя радость и покой своим владениям.
Или... и вправду был рукой у Провидения?
http://www.stihi.ru/2006/01/09-2364
Именно в этом стихотворении ясно чувствуется, чем отличается подход к теме Мастера от Булгаковского – ну то, что вместо Воланда – единственного Властелина, оставшегося в мире, перед нами пусть и абстрактный, но все-таки Бог – творец Вселенной, он еще существует, только в немного странном обличии.
Кстати, заметила сразу, так же часто и много, как Булгакова ругали за Дьявола, Игоря Царева упрекали все время отдельные авторы за вольное обращение с Богом, и, кстати, сравнивали при этом именно с Булгаковым, мол, не стоит так вольно все трактовать, опираясь на крамольного писателя. Но пусть это остается на совести критиканов, а самое главное отличие в том, что ирония, переходящая в сарказм у предшественников, у Мастера снова становится добрым и светлым юмором. А если первым никого не удивить, то юмор по отношению к миру и людям – это необходимость сегодня.
Бог Игоря Царева странно похож на того бродячего проповедника, каким рисует его Мастер в своем романе о Понтии Пилате (романе в романе) – это еще одно перевоплощение Иешуа, который возвращается в этот мир, и остается добрым и мудрым его воплощением.
"Пастух небесный" - в пиджаке и шляпе бежевой -
Качнул козявку на руке, как будто взвешивал
Ее смешные антраша и прегрешения,
И долгий миг не оглашал свое решение.
Разве это не тот же самый герой, который находит в себе силы называть Марка Крысобоя добрым человеком, долго и упорно беседовать с Пилатом, незаметно излечив его от страшной болезни, и потом, на Лунной дорожке он продолжает с ним беседовать, все понимая и прощая. Это тот, с кем может поговорить по душам грозный Прокуратор. И если Булгаков все-таки делал акцент на Пилата, и тот стал центральной фигурой обеих романов, то Мастер показывает нам Иешуа, потому что и сам во многом похож именно на этого героя романа века. И здесь решается главный вопрос, что каждый из писателей считает первичным, добро или зло – для Игоря Царева – это бесспорно всепобеждающая сила добра, вопреки всему, что мы видим и переживаем в реальности.
Когда коровке произнес: "Лети, убогая!"
Растрогав малую до слез - была у Бога я!
И вдруг начинаешь понимать, что эта самая божья коровка – любой из нас- и Бродяга, и Адмирал, и Иероним, и Пилат, и каждый достоин и внимания, и заботы, и понимания. Только сейчас яснее понимаешь отношение к людям Игоря. У него нет зла ни на критика Латунского, ни на Степку, ни на Аннушку, ни на поэта Бездомного и всю литературную братию, которая не стала лучше, а совсем наоборот. Загляните в рецензии Игорю некоторых пресловутых персонажей, когда остается только повторять:
«Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку»( А.Галич). Вот уж точно, люди совсем не меняются в современном мире, изменился только Мастер.
Если поверить в то, что человек может перевоплощаться, продолжая дело того, кто оставил нас, то перевоплощение Игоря состоит в том, чтобы воспринимать крест плюсом, по-другому отнестись ко всем этим несчастным, которые точно не ведают, что творят, и страшно упорствуют при этом.
Конечно, хочется устроить потоп, разгромить квартиру Латунского, многим хочется, судя по последним передачам «Вечерних стихов», но уверена, что Игорю этого никогда не хотелось… Вот в этом он совсем другой, а оттого возможно, настолько притягателен для многих нормальных людей.
Вот его кредо жизни, не слишком понятное для окружающих:
А сельский сеятель добра как есть в поддатии -
Его ж назначили с утра в зам.председатели! -
Облокотился на плетень почти торжественно,
И ощущал себя в тот день и впрямь божественно,
Даруя радость и покой своим владениям.
Или... и вправду был рукой у Провидения?
Для нас для всех он был «рукой у Провидения», все, кто сталкивались с ним, сразу это ощущали, как и Сальери, издалека видевший Моцарта, и приходивший в ярость от такого видения, увы. Когда не хоккейном матче стадион рукоплескал нашему солнечному мальчику Алеше Черепанову, всегда находились один-два человека, (потом они сами признавались), кто хотел отравить, просто устранить его из реальности. При этом они вопили о несправедливости, о том, что восторги и слава, и удача достались другому. Солнечные люди страшно доверчивы и часто это их губит. Ощущая себя божественно, они не замечают той опасности, которая таится в черных душах..
Но пора взглянуть на тех «божьих коровок», о которых пишет Игорь, на тех, кто не чувствовал себя божественно может быть никогда, но для кого он все-таки нашел оправдание в своих стихах. Если Булгаков им отрезал головы, устраивал погромы и потопы, забрасывал на край земли, приводил на суд к Воланду, да и вообще в средствах расправы не стеснялся, то Игорь ведет себя иначе, он старается понять каждого из них и показать все лучшее в них, а где-то и оправдать.
Герой первого стихотворения «Смерть музыканта» скорее принадлежит к эпохе Булгакова. Это тот самый вечный Иешуа, оказавшийся с лагерях, но не сломленный духом. Музыкант в неволе и в застенках, Мастер, лишенный возможности дарить миру музыку
Смерть музыканта
Колыма – и конец, и начало,
Всех крестов не сочтешь, не увидишь.
Столько всякого тут прозвучало
И на русском, тебе, и на идиш...
Тени призрачны, полупрозрачны,
Силуэты неявны и зыбки,
Под чахоточный кашель барачный
Стылый ветер играет на скрипке
И конвойным ознобом по коже
Пробирает до дрожи, до боли...
В эту ночь помолиться бы, Боже,
Да молитвы не помнятся боле,
Хоть глаза закрывай – бесполезно!
Пляшут в памяти желтые вспышки…
Или это сквозь морок болезный
Злой прожектор мерцает на вышке?
А во рту третьи сутки ни крошки...
Заполярной метели бельканто...
Но синкопы шагов за окошком
Не пугают уже музыканта:
Смертный пульс камертоном ударил,
Громыхнул барабаном нагана,
И буржуйка в органном угаре
Заиграла концерт Иоганна,
И заухали ангелы в трубы,
И врата в небеса отворили...
И его помертвевшие губы
Тихо дрогнули: Аве Мария!
http://stihi.ru/2011/04/13/9651
Мы видим, что происходит с творческой личностью в жутчайших условиях неволи, и все-таки Музыкант продолжает свое дело, вопреки всему внешнему кошмару… Историй таких было рассказано много, но ведь это распятие, мучительное, долгое, тягостное. Но что это если не сцена между Иешуа и безымянными Афраниями и Пилатами?
Что ведет, что спасает этого человека? Музыка, торжествующая над миром вечной природной мерзлоты и человеческим бездушием, над всеми, дорвавшимися до власти и пока еще правящими миром.
Этот Иешуа понимается сразу на небеса, оставляя в пропасти всех, кто сотворил кошмар в нашем мире.
И заухали ангелы в трубы,
И врата в небеса отворили...
И его помертвевшие губы
Тихо дрогнули: Аве Мария!
А вот в стихотворении «Братья» все происходит в наши дни, в Питере, там судьба разводит очень далеко, а потом сводит снова родных братьев, и что же получается после той самой встречи в Питерской квартире, где они когда-то появились на свет.
Эпиграф к стихотворению достоин пера Булгакова, и тот бы смог написать эту историю, только у него бы она получалась совсем другой.
Кстати, один из братьев разведчик, тот же самый современный Афраний, ну а рядом с ним некто издалека напоминающий Иуду, которого в романе по приказу Пилата Афраний прикончил, в данном случае оба они остались живы, и вот что из этого вышло.
Братья
Игорь Царев
Мне довелось какое-то время снимать комнатушку в коммуналке на улице Зеленина в Питере. В соседней комнате жили два брата-инвалида. Один бывший зек, слепой, но неплохо игравший на гармошке. Другой бывший полковой разведчик. Они вместе надирались каждый вечер до чертиков и очень душевно пели старые песни.
Не эталоны образцовости,
В век, вызревший на человечине,
Они от анемии совести
Лечились до цирроза печени....
(вместо эпиграфа)
***
...Трещали черные динамики,
Как на жаровне барабулька.
Сосед мой, спец в гидродинамике,
В стаканы водку лил «по булькам».
Слепой, а получалось поровну,
И на закуску под тальянку
Затягивал негромко «Ворона»,
Да так, что душу наизнанку!
У Бога мамкою намоленный,
Он вырос не под образами...
Сквозь пелену от беломорины
Сверкал незрячими глазами
И горькие слова выкаркивал
Комками застарелой боли,
Как будто легкие выхаркивал,
Застуженные на Тоболе....
А брат его, картечью меченный,
На вид еще казался прочен,
Хотя и стал после неметчины
На полторы ноги короче,
Но даже пил с какой-то грацией,
И ордена сияли лаком....
А я глядел на них в прострации,
И слушал «Ворона», и плакал.
http://www.stihi.ru/2010/03/04/3453
В отличие от Булгакова, ушедшего в 1940 году, мы все знаем, что случилось с теми, кто был «Не эталоны образцовости, в век, вызревший на человечине», и не просто пассивно наблюдавшие за происходящим, но и причастными ко всем кошмарам, которые творились в мире. Говорят, современные Афрании и все, кто служил во внутренних войсках, редко бывали трезвыми, они либо спивались, либо просто сходили с ума, конечно если их не успели расстрелять бывшие товарищи.
Герои этой истории остались живы, и когда отшумели все бури, они вернулись в ту самую коммунальную квартиру, из которой уходили когда –то – и вот они рядом –слепой зэк и израненный военный, как две стороны одной медали, стараются залить водкой память о прошлом, и если трезвые еще ругаются, то пьяные уже вместе поют «Ворона». Песня оказалась универсальной, соединяющей несоединимое.
А я глядел на них в прострации,
И слушал «Ворона», и плакал.
Разве это не реакция Иешуа, который по-прежнему уверен в том, что все люди добрые, и нет злых людей… А еще все они сыновья "страны, которой больше нет". Не в этом ли самая главная беда и кроется. Мы все однажды оказались в другой стране и никак не можем привыкнуть к новым реалиям.
Но это все люди прошлой эпохи, уже» уходящая натура», а что же современные, успешные, богатые, и страшно далекие от Мастера, каковы они?
Самым показательным остается стихотворение «Пес» о таком новом герое, который будет пострашнее любого Пилата и Афрания. Да и вообще в этом новом мире творится новая порода людей, которые уже мало похожи на героев романа века…Это не перевоплощения, а что-то чужое и страшное, даже Мастеру они кажутся инопланетянами, с которыми нет у нас никакого родства.
Пес
Игорь Царев
Мой сосед - не фраер, имеет Лексус
и пьет Шабли.
У него в квартире на стенке подлинник
Пикассо,
Но вчера, сучок, своего же пса
кипятком облил,
Потому что тот помочиться вздумал
на колесо.
Я отбил беднягу, сменил ошейник и
верь - не верь,
Пес лежит теперь на моей постели
и лижет бок,
На меня рычит и тоскливым глазом
глядит на дверь,
Потому что я для него никто,
а хозяин - бог.
Ты прости нас, Господи, мы не ведаем,
что творим.
На душе ненастно, как после собственных
похорон.
Полыхает дымным рекламным заревом
Третий Рим,
И соседа выжигу, как нарочно,
зовут Нерон.
А ведь был Мироном, но имя в паспорте
подскоблил,
И летает в Ниццу, как VIP-персона,
и в Хургаду,
У него есть банк, где старушки держат
свои рубли -
В самый раз мотаться по заграницам
сто раз в году.
Пес уснул, устав дожидаться «бога»,
Но мне не рад.
Подлечу страдальца и на охоту
возьму в тайгу.
Мы еще подружимся, мы похожи,
мой бедный брат,
У меня ведь тоже свой Бог, и тоже
саднит в боку.
На душе ненастно, как после собственных
похорон.
Полыхает дымным рекламным заревом
Третий Рим,
А соседа выжигу, как нарочно,
зовут Нерон.
Ты прости нас, Господи, мы не ведаем,
что творим…
http://www.stihi.ru/2008/05/20/1236
Вот такая история о герое последнего десятилетия, это действительно персонажи из жуткого и яростно Рима, который всегда отличался кровавой жестокостью. Даже Пилату там не осталось места, его привязанность к собаке делает его значительно симпатичнее, человечнее, чем этот выродок Мирон -Нерон. Но самое страшное, что они сегодня хозяева жизни, где ни людям, ни собакам больше не остается места.
Резко меняется тональность повествования, если теми героями поэт любуется, переживает, сочувствует, когда на два голоса поют песню про Ворона, если он любуется Бомжом и восхищается Скрипачкой, то тут не остается никаких добрых чувств, меняется Иешуа, который впервые не может утверждать, что все люди добрые.
На душе ненастно, как после собственных
похорон.
Полыхает дымным рекламным заревом
Третий Рим,
А соседа выжигу, как нарочно,
зовут Нерон.
Ты прости нас, Господи, мы не ведаем,
что творим…
Дважды повторяется эта строфа, и когда она звучит в финале, то становится по-настоящему жутко, пытаюсь найти что-то по силе созвучное этим строчкам, и вспоминается стихотворение, которое ознаменовало уход Олега Чертова, тогда это время только приближалось -1984 год, мы еще не слышали о новых русских, жили в «стране, которой больше нет»
* * *
Черным зраком, тягостно и слепо,
Развернулся орудийный срез.
Ангелы в ночи уходят в небо,
Будто птицы покидают лес.
Намертво сомкнулись крылья ночи
И не разомкнутся до утра.
Словно под ножом забился кочет,
Но не докричался до Петра.
Люди спят. Неслышно, страшно, немо
Развернулся орудийный срез.
Ангелы в слезах взлетают в небо,
Будто птицы оставляют лес.
Октябрь 1984 г. Олег Чертов
Впервые за все века, ангелы – хранители покидают наш мир, не в силах здесь оставаться, Иешуа - Мастер яростен и беспомощен перед этим Нероном. Но кто, кроме перевоплотившегося безумного императора Нерона еще остается в нашем мире? Ведь очень страшно оставаться в таком окружении.
А еще у нас есть Язычники, Демиурги, Поэты – творцы из совсем другого измерения. Это настоящие поэты, живущие стихами, творящие вопреки всему. И начинаешь понимать, что именно на них еще и держится наша земля и наша культура, когда за высокими заборами устраивают свои театры абсурда новоявленные Нероны
Иероним
Игорь Царев
Съели сумерки резьбу, украшавшую избу.
Звезды выступили в небе, как испарина на лбу.
Здесь живет Иероним - и наивен, и раним.
Деревенский сочинитель... Боже, смилуйся над ним!
Бьется строф ночная рать... Сколько силы ни потрать,
Все равно родня отправит на растоп его тетрадь.
Вся награда для творца - синяки на пол-лица,
Но словцо к словцу приладит и на сердце звон-ни-ца...
На печи поет сверчок, у свечи оплыл бочок -
Все детали подмечает деревенский дурачок:
Он своих чернильных пчел прочим пчелам предпочел,
Пишет - будто горьким медом... Кто б еще его прочел.
http://stihi.ru/2012/03/23/7623
... А речь то не о сермяге. А о жизненных ценностях. И "деревенский дурачок" не обязательно тёмен и не образован. Дело в служении, которое он выбрал, предпочтя "чернильных пчел" иным, более земным занятиям. Потому он и кажется "дурачком" своей родне, которая цену исписанной тетради назначает не более, чем бумаге для растопки. Обычная ведь точка зрения... Все поэты отчасти такие Иеронимы в чьих-то глазах.
Игорь Царев 22.01.2013 13:48
Наверное, прав Мастер, все поэты чудаки, бескорыстно служившие своему делу, и на них этот мир пока еще держится. А если бы случилось так, что они исчезли, то с ними исчезнет и этот мир.
Перевоплотившись снова, Мастер написал свою «Современную пастораль», подчеркнув, что божественное начало в каждом из нас еще живо. И мы успели заметить, что ничего существенно в мире не меняется со времен Пилата и Иешуа.
А если сам мир и люди не меняется, то все, что нам остается – это изменить свое отношение к нему. Можно зло и яростно написать о тех, кто мешает нам жить и послать на их головы потопы и пожары, и Воланда с его свитой. А можно, подобно Иешуа, до конца верить, что добро победит, и люди все добрые, злых людей не бывает.
Убедившись в том, что яростная сатира Булгакова ничего не изменила в этом мире, Мастер пошел по другому пути. И над Нероном торжествует Иероним, наверное, в этом суть жизни – поэзия торжествует и должна торжествовать всегда.
Как мартовские чердаки
Всегда у неба под рукою,
Так и ночные чудаки,
Радеющие над строкою.
Старатели пустых пород,
Пророки от словесной гущи,
Они - обманчивый народ! –
То немощны, то всемогущи.
Упрямейшие из ослов,
С пылающими головами
И умирают из-за слов,
И возрождаются словами.
http://www.poezia.ru/article.php?sid=85740