Самое красивое в жизни дня - это рассветы и закаты. А в жизни человека - детство и старость.
У Хильды было счастливое детство и теперь счастливая старость.
Жизнь между рассветом и закатом тоже была счастливая, но такая ТРУДная, наполненная тяжелой работой, что она просто не заметила, как это время пролетело.
Действительно, жизнь как один день. Теперь только опомнилась, что кроме работы, есть что-то еще в жизни. Очень важное!
Стало вспоминаться детство. Оно прошло неподалеку, в соседнем селе. Последнее время стала бывать там каждый день. Мать не хотела переезжать из своего дома, одна уже не могла обходиться, приходилось ездить ей помогать. Дорога на велосипеде через лес была не в тягость, но на гору, увенчанную развалинами крепости, взобраться не удавалось, и ехала в объезд. Там осталось любимое местечко её девичества. Стояла скамейка, где она любила лежать, засмотревшись в небо, наблюдая полет птиц и облака.
Ей так хотелось понять мудрость этого мира. Откуда птицы знают, куда им нужно лететь, откуда знает зернышко, что из него должна вырасти именно эта травинка, а не другая.
Что-то ей подсказывало, что это знание в ней есть, только она никак не может это вспомнить.
Ведь знает она откуда-то, что на ранку нужно положить подорожник. Никто, казалось, ей об этом не рассказывал.
Эта скамейка стала и местом свиданий с Сепом.
Там, в дупле дерева, оставляли они записки друг другу, когда в работе не успевали встретиться.
Работа. Сколько помнит себя.
Еще не исполнилось четырнадцати, с матерью отправились в Нюрнберг на фабрику. Упросила принять на месяц раньше, не оформляя, закон запрещал.
Поселилась в общежитии от монастыря сестер капуцинок.
Вот отсюда и началась та жизнь, которую она для себя определила как «день».
Пришлось взрослеть сразу. Не было вокруг ни поля, ни леса, не замечала даже неба над головой. Казалось, осталась одна сама с собой и работой.
Научилась работать так, что забывалась. Не замечала ничего. Сколько раз бывало, спохватывалась, когда кровь свою видела, поранившись, не чувствовала боли.
Очень скучала по Кальмюнцу своему. Именно в большом городе узнала, что такое одиночество. Когда промокла под холодным дождем до нитки, замерзшая, шла через весь город в свою холодную келью, свалилась с температурой, но строгие сёстры не позволили лежать - утром рано на молитву. Надела не высохшие чулки, в ознобе пришла в капеллу. Там и свалилась в обморок. Попала в больницу с воспалением.
Мама и отец приехали через несколько дней и забрали её домой.
Не получилось из нее горожанки. То время - движения хиппи, свобода и вседозволенность не соблазнили её.
Свободой для нее было поле, лес, горы вокруг родного Кальмюнца.
Любовь и замужество, дети - две дочки, большое хозяйство, надел леса и поле, всё так взяло её в оборот, что за все время, она ни разу не побывала снова у развалин крепости, у своего любимого местечка.
Спохватились с мужем, что жизнь проходит тогда, когда узнали, у Сепа - рак. Одна продолжала, как заведенная, вести всё хозяйство дальше. Тот страшный год старается не вспоминать. Год, когда Сеп должен был идти на пенсию.
Когда одолевал страх за него, и отчаяние становилось невыносимым, она уходила к своей скамейке и плакала там, нет, не плакала, а выла и ревела до изнеможения, и потом возвращалась к своим коровам, как-то нужно было управляться. У любимой коровы появилась на шее опухоль. Хильда срывала стебель чистотела и намазывала её желтым молочком, появляющемся на срезе стебля. Опухоль стала уменьшаться и пропала.
Она рассказала об этом Сепу и они решили, на свой страх и риск, лечить чистотелом опухоль Сепа. Он пошел на поправку.
Хильда вздохнула свободнее, стало полегче вдвоем справляться.
Но поняла, что урок дан не даром. Взяла у мужа обещание продать хозяйство и лес. Долго пришлось уговаривать.
А тут дочь с семьей уехала от миссионерской организации в Уругвай.
Хильда освоила компьютер, чтобы в скайпе общаться с внуками.
Сеп, наконец, согласился продать хозяйство. Решили лететь к внукам.
И снова поняла Хильда, что лучше её Кальмюнца на свете места нет.
Погостили целый месяц, как ни жаль расставаться, но пора и домой.
Именно там, в Уругвае, поняла Хильда, что день её заканчивается и наступает вечер её жизни, их жизни с Сепом. Так захотелось, чтобы он был спокойный и красивый, как закат над горой, насладиться им вдосталь.
Нет, сложа руки они сидеть не смогут, но теперь обязательно нужно увидеть мир и снова вернуться к скамейке, к их скамейке, на развалинах. Когда-то после свадьбы сразу, они положили на дно дупла два камушка в бархатном мешочке, как знак того, что они теперь вместе.
Пора на них посмотреть.