Дом. Он стоял на самом краю посёлка у кромки леса. Рядом журчала речка, а в небольшой заводи плескались рыбы. Я вернулся домой спустя долгое время.
Само строение уже мало напоминало мне то родовое гнёздышко, в котором я ждал по утрам маминых блинов, из которого мы уходили с отцом в лес на охоту. Тогда давно… А сколько же лет прошло? Двенадцать? Как я выпал из этого гнезда, унесённый рекой судьбы.
И вот теперь, я снова тут. Оторвав доски с заколоченной двери, я вошёл внутрь. Скрипучий пыльный пол под ногами, давно потухшая русская печь. Углы, оплетённые сетью паутины. Темнота и тишина. Словно и не жил тут никто.
Мягкие пуховые подушки на кровати укрыты толстым слоем времени. Фотографии на стенах. Вот мать с отцом. Молодые, улыбающиеся, верящие в светлое будущее, полные надежд и планов. А вот и я – маленький. Стою на стуле с грозным выражением лица. Никогда не любил фотографов. А вот - наша семья в сборе. Самая малочисленная в деревне. Матери из-за болезни нельзя было больше рожать. Потому я и остался без братьев и сестёр. Один. Всеми любимый.
Сколько воспоминаний сокрыто в этом забытом богом домике. Настоящая печь, на которой я любил играть с котом. Вот на той стене висело отцовское ружьё. А в том углу стоял привезенный когда-то из райцентра заморский фикус. Горшок с торчащей из него сухой веткой – то, что осталось сейчас. «Всё течёт, всё меняется» - говорили древние. А тут, всё застыло в прошлом. И никогда уже не будет ему места в будущем.
Я вышел во двор и открыл ставни. Хоть уже и дело к вечеру, но всё же хотелось пустить в дом именно солнечный свет. Оживляющий, бодрящий. Но ставни, словно под воздействием незримой силы, с громким стуком захлопнулись. Ну и ладно. Зажгу керосинку. Электричества в доме давно уж нет.
Ох, что я вижу! Это же старый дедушкин патефон. Утёсов. Скрипучим голосом пластинка запела о сердце, которому не хочется покоя.
Вот и мне так. Никогда не хотелось покоя. Всё нёсся куда-то. Вперёд, к новому, к приключениям. А потом эти горы. Они не хотели отпускать. И целых двенадцать лет я не мог вернуться домой. Сюда, где моё сердце сможет, наконец, обрести покой.
Давно высохшие слёзы, словно разбуженные воспоминаниями, текли по щекам, изъеденным шрамами. Родителей давно не стало. А я даже не смог похоронить их. Проклятые горы. Грохочущие, беспощадные. Холодные в своей кровавой красоте.
Вот теперь я дома. Родной мой, я больше никогда не покину тебя, мне очень нужно твоё тепло и твой уют.
Я сорвал висевшее на стене покрывало и посмотрел в пустое зеркало.
***
- Недобрый дом. Ох, говорил я председателю, снеси его. – Старик-пасечник, глядя на стоявший у леса дом, покачивал головой и бурчал под нос. – Вот как пошла беда за бедой, так и будет. Сначала сын на войне сгинул. Да так, что и хоронить некого было. Где-то в ущелье остался лежать. А потом и отец с матерью за ним в могилу сошли. Ох, нехорошо это, нехорошо. С тех пор много воды утекло. Странные дела творятся. Вон на улице ни ветерка, ни одна травинка не шелохнётся. А на доме крыша шевелится, скрипит, ставни хлопают. А внутри то свет, то музыка играет. Нехорошо, ох, нехорошо! – И, продолжая ворчать, старик заспешил подальше от заброшенного дома.