Made in жара

Александр Костюшин
(Ретро)
Уважаемые дамы и господа, если возраст позволит вам вспомнить нечто подобное – вспоминайте. Уважаемые тинэйджеры, если вы представления не имеете, что такое когда-то было – представьте. А нечто такое – было…
***

А началось всё вроде бы с ерунды. Стояла такая жара, что закипали мозги, и их становилось всё меньше и меньше. В джинсах, как в духовке, варились ноги в собственном соку, и я чёрной завистью завидовал голопузой детворе и голоногим интуристам.

Я плюнул на условности и облачился в шорты. Солнцезащитными очками закрыл глаза. Макушку прикрыл панамкой. «Прости!» – сказал я сам себе и шагнул навстречу  насмешкам и пересудам.

У подъезда жарились на лавочке старушки.
- Кто это? Никак иностранец? – охнула бабуля с третьего этажа.
- А кто ж ещё, – подтвердила баба Устья, моя соседка.
- К кому он шастает?
- Да к Лариске из 135-ой. К кому ж еще. Третий год шастает: туда – сюда, туда – сюда. И всё в исподнем.
- И зимой в ём?
- А в чём же ещё. Совсем обнаглела эта Лариска!
- У-у-у! – позавидовали Лариске поджаренные старушки.

«Надо же, не узнали!». Я приосанился и пошёл своей дорогой.

У бочки с квасом притормозил. Стоять предстояло долго.
- Пся крев! – сквозь зубы процедил я.
- Прошу, папе! – блеснула знанием польского языка хозяйка бочки и с улыбкой протянула мне кружку холодной прелести.
- Дзенкую! – не растерялся я и поцеловал даме ручку.

Очередь одобрительно загудела. Всё-таки гостеприимство у нас в крови!

«А не купить ли мне чего-нибудь вкусненького?!», – подумал я и направился в гастроном. Не буду говорить о том, что для кое-кого у нас всегда кое-где кое-что имеется, а остальные это кое-что даже кой-когда никогда не видят. А хочется.

В гастрономе я делаю глазки в щелочку, скалю, редкие зубки и иду прямиком к директору.
- Русю, хосю кусю вкусю колбасю! – вместо традиционных японских поклонов, говорю я  нашпигованной калориями туше.
- Не понял! – прикинулась туша бревном.
- Запласю! – щурю я глаза еще больше.
- Позволъте! – негодует директор.
- Перепласю! – добиваю я его одним махом.
- Маня, – кричит он, – обслужи иностранца!
Маня тут же появляется на пороге. В руках у нее – пакет. В пакете – что-то такое, о чём я вообще никогда не слышал.

Ну, Маня, дай тебе бог явиться с повинной, может, это тебя чуть выручит!

После гастронома во мне взыграла спортивная злость. Надвигаю панаму на очки, лицо завязываю носовым платком, на руку пистолетом наворачиваю газету и вихрем врываюсь а подсобное помещение универмага, а там – какие-то скучные люди рвут на себе волосы и кусают локти.

- Паразито! – зловеще кричу я – приносито дефицито! Риз, два, трито! Шито, крыто! Пистолето застрелито!
- Айн моменто! Вам – презенто! – обрадовались скучные люди, притащили мне какую-то безделушку, учинили и подсобке погром, начали друг друга связывать и целовать.

Мама миа, куда я попал! Ноги – в руки, и – на свежий воздух.

На улице я немного успокоился. Выбросил безделушку в урну и пошел домой. Хватит с меня этих иностранствий! Но у винного магазина не удержался.
- О, рашен водка! Зер гут! Ол райт! Очшен карашо!
- Иди откуда пришёл! – закричала хором толпа, – нам самим мало! Мы здесь ради стакана работу прогуливаем, солнечные удары хватаем, а какой-то чучмек в коротких портках придёт и все выпьет! Давайте, ребята, выпишем этому чучмеку антиалкогольную терапию, чтоб он на чужой каравай рот не разевал!

Они бы мне, может, и выписали, да я – в шортах, а у них шерсть с лавсаном лодыжки вяжет, и мозжечки расстроены дальше некуда. В общем, они меня не догнали.

У подъезда бабули встретили меня, как родного.
- А Ларисы нет. У неё – гости. Она просила вам передать, чтоб вы к ней больше не приходили.
- Доннер ветер! – выругался я и так хлопнул дверью, что бабули побежали звонить в милицию.

Дома я забросил шорты подальше. Туда же забросил панаму и очки. Не доросли мы, видать, еще до коротких штанишек! Не доросли!

Я с тоской посмотрел на джинсы, и мозги привычно забулькали в черепной коробке.