Память детства дрожит Вечность- 23
Соболиная, бобровая, тигровая,
Комариная, суровая, кедровая,
Из оленьих жил земля дальневосточная.
Если кто-то там и жил, так это – точно я.
И.Царев
Все мы родом из детства. То место, откуда мы пришли в этот мир, та малая родина навсегда остается в памяти, куда бы ни уехали, где бы ни оказались в этой жизни, в снах и грезах мы возвращаемся туда.
Урал, Сибирь и Дальний Восток – места особенные, и люди там рождаются особенные. Суровая природа, удаленность от столицы, вольные дали, где никогда не было крепостного рабства, и люди чувствовали себя вольными, а потому они обладали силой духа и силой физической для того, чтобы просто выжить в этих условиях.
Слабаки погибали, не перенеся всех трудностей, жить оставались сильнейшие. Не потому ли мы так гордимся, вспоминая о месте рождения.
Для Игоря Царева это оказался Дальний Восток – Хабаровск, тайга, дивная красота природы и суровый край навсегда в его памяти.. С радостью он читал стихотворения других авторов, об этих краях, и всегда подчеркивал , что он откуда родом.
:) Есть такой город на Амуре - Хабаровск называется
Игорь Царев 18.03.2004 16:11
Я последний раз был в Хабаровске три года назад. Хорошо там. Прокатился по Амуру, подышал его просторами. Красота! :))
Игорь Царев 24.03.2004 16:38
А вот что он рассказывает о том времени, когда появился на свет:
День добрый, земляк! Да, родился в Пограничном. Отец у меня там какое-то время железнодорожной станцией командовал. Что оказалось весьма кстати. Через день после того, как я появился на свет, роддом загорелся. И, как гласит семейная легенда, отец подогнал маневровый паровоз и с его помощью потушил пожар.
Так что огонь и воду я еще во младенчестве прошел. А вот с медными трубами незадачка. То ли они меня бегут, то ли я их.
Игорь Царев 31.05.2010 11:02
Жизнь настоящего поэта всегда окутана преданиями и легендами, о многих нам еще предстоит узнать, но вот эта повторялась много раз – пожар в родильном доме – страшное испытание, невольно вспоминается о Геракле и об Ахилле, закаленном богиней Фетидой – это особый знак.
Испытание огнем на второй день после рождения, да и сколько еще было испытаний, но Игорь прав, какая-то дивная сила его все время берегла для нас. Ведь прошел же он всю страну для того, чтобы оказаться сначала в Питере, а потом и в столице, встретить Ирину, заняться журналистикой, подарить нам стихотворения, которым нет равных.
Но «все мы родом из детства», а потому вместе с поэтом сегодня стоит заглянуть в Хабаровск и его окрестности- на Дальний Восток, откуда и пришел к нам Игорь Царев. Думаю, эти суровые края должны быть благодарны поэту за то, что так часто он писал о них, сколько рек, городов, таежных красот вдруг оживают в ткани стиха.
Я вообще уверена, что у поэта должен быть свой Хабаровск, Томск, Омск, Екатеринбург – «город тихий, как сон» родной и близкий –малая родина, откуда все и начинается. Сейчас мы заглянем в страну детства Игоря Царева.
Дальневосточное
Игорь Царев
Мое сатиновое детство
Душе оставило в наследство
Копилку памятных узлов,
Канву сплетая временами
Из трав с чудными именами
И музыки былинных слов.
Когда в багульниках Хингана
Играет солнечная гамма,
Венчая Ору и Амур,
Я в их названия ныряю,
Как будто судьбы примеряю
Неведомые никому.
Когда на Зее спозаранок
Среди аралий и саранок
Медовый воздух ал и густ,
Так сладко языком ворочать
Полузабытый говорочек,
Созвучья пробуя на вкус.
И до сих пор еще, бывает,
Они из памяти всплывают,
Как рыбы из немых стихий:
В седой висок не барабанят,
Но лба касаются губами,
Благословляя на стихи
http://stihi.ru/2010/12/22/4831
В детстве мы особенно остро чувствуем и родную речь, и запахи трав и цветов, и те предания, которые все время рассказывают люди, живущие вдали от цивилизации. Они слышали их от своих прадедушек и прабабушек и сумели сохранить всю прелесть народных сказаний.
Недаром считается, что Россия, и тем более Русь, начинается там, где кончается столичный асфальт, как бы кого-то не обижали эти догадки. И только на природе, в суровом ли таежном лесу, более приветливом нашем Сибирском чувствуешь себя не только частью этого мира, но и существом защищенным и спокойным. Город таит значительно больше опасностей и страхов, чем лесная поляна.
Мое сатиновое детство
Душе оставило в наследство
Копилку памятных узлов,
Канву сплетая временами
Из трав с чудными именами
И музыки былинных слов.
Там ведь чудные имена есть не только у трав, но и у названий деревенек, речек, обязательно есть какой-то говорок, и песни, старинные песни, которые можно услышать только в глубинке. Помню, как мой дедушка рассказывал о русалках и девах, которые пропадали и появлялись, а уж о Леших, Ауках и Водилах мы знали все и с самого начала умели с ними договариваться, в лесу были как дома. А бабушка наказывала в какое время нельзя ходить в баню, потому что там только черти моются. Такие былины и былички остаются в памяти каждого из нас. Домовой же живет в каждом деревенском доме, а в опустевших домах по ночами слышался плач Домового, Игорь тоже писал об этом.
* * *
Горит в избе лучина.
Спит старый домовой,
Тулупчиком овчинным
Укрывшись с головой.
А рядом с ним на печке
Подальше от огня
Уютное местечко
Осталось для меня.
Но стоило только вернуться домой в городскую квартиру, и весь этот сказочный мир исчезал, и снова хотелось вернуться в белую избу, в зачарованный навсегда мир.
Когда в багульниках Хингана
Играет солнечная гамма,
Венчая Ору и Амур,
Я в их названия ныряю,
Как будто судьбы примеряю
Неведомые никому.
Судьба Игоря, конечно, навсегда связанно с Амуром – самой могучей из Дальневосточных рек – места невероятно красивые даже для взрослого нашего восприятия, могу представить, какими они были чудесными, сказочные для ребенка. «Я в их названия ныряю, как будто судьбы примеряю неведомые никому». Наверное, рожденный в таких местах, спасенный из огня, не мог не стать Поэтом в огромном мире, куда ему еще суждено было только отправиться.
Я прекрасно понимаю писателей В.Распутина и В.Астафьева, которые навсегда остались в тех краях, так и не перебравшись в столицу, потому что и дышится и пишется там значительно легче. А в пору, когда царствует интернет и все доступно нам в работе – особенно хорошо живется там, где родился. Но чаще всего мы все-таки только вспоминаем о мире «сатинового детства», оказавшись совсем в других краях.
И до сих пор еще, бывает,
Они из памяти всплывают,
Как рыбы из немых стихий:
В седой висок не барабанят,
Но лба касаются губами,
Благословляя на стихи
Мы только вспоминаем о них, но если бы не было «таежных» дальневосточных стихотворений Игоря Царева, строчек невероятной силы и красоты, то это был бы совсем другой мир и другой поэт, эти стихи и на самом деле благословлены, и пусть запоздало, но появилась его публикация в Дальневосточном журнале. И случилось это, к счастью, еще при жизни поэта – так он и в творчестве своем вернулся домой.
А вот теперь стоит взглянуть и на окна Хабаровска. Когда туда попадают люди, имевшие смутное представление о городе, и в частности иностранные хоккеисты, они не скрывают своего изумления, открыв для себя огромный и прекрасный город. А ведь были уверены, что там только лес, и медведи ходят по улицам небольшого поселка.
Тех, кто там родился этим не удивишь, но от этого город не становится менее прекрасным.
ОКНА ХАБАРОВСКА
Кто-то рос в Крыму, ел зимой хурму,
Кто-то мог смотреть на столичный цирк,
А меня все детство качал Амур,
И кедровой далью поил Хекцир.
Я, еще волчонком покинув кров,
Обижать себя не давал врагам,
Ведь волной амурской кипела кровь
И дарила силу свою тайга.
Пусть, с теченьем лет обретая лоск,
Я не против плыл, а наискосок,
У жены моей чудный цвет волос –
Как амурских кос золотой песок.
Я теперь и сам вхож в московский цирк,
Не один свой отпуск провел в Крыму,
Но все чаще снится седой Хекцир,
И зовет, скучая по мне, Амур.
На кукане сна – не сазана вес.
Хоть и спит река, но волна резка.
Как расшитый звездами занавес –
Светят в душу окна Хабаровска.
http://www.stihi.ru/2004/04/20-1423
В этом стихотворении вся биография поэта от Амура до Москвы-реки, и все-таки нам очень важно знать истоки, знать о самом начале пути, чтобы понять откуда эта мощь и красота пришла в стихотворения Игоря. Ведь знакомясь с заместителем главного редактора крупнейшей столичной газеты, трудно понять, что влияло на поэзию. Не похожи его творения на стихотворения его столичных собратьев по перу, и это не случайно:
Я, еще волчонком покинув кров,
Обижать себя не давал врагам,
Ведь волной амурской кипела кровь
И дарила силу свою тайга.
Могучий Амур и тайга – вот откуда его сила и воля, и образ волчонка появился не случайно и не в первый раз, одно из первых стихотворений поэта называется «Маугли». А прочитав вот это стихотворение, мы понимаем, что не только о любимой сказке в те минуты, когда писал, думал поэт, но и о собственном детстве тоже
Здесь чуткие уши и цепкие лапы,
Сплетенные в сонный змеиный клубок…
Не дай тебе Бог показать себя слабым -
Догонят, набросятся, вцепятся в бок.
Я Маугли, Маугли - волчий приемыш,
Воспитанный Стаей, ей предан навек.
Все песни ее мне близки и знакомы.
Но помните, волки, что я - Человек.
http://www.stihi.ru/2002/05/18-499
В стихотворении «Окна Хабаровска» есть еще один очень личный, но такой восхитительный мотив, связанный именно с миром детства:
У жены моей чудный цвет волос –
Как амурских кос золотой песок.
Так самый близкий и любимый человек становится тоже частичкой того далекого мира, если цвет волос так напоминает тот золотой песок.
Невольно вспоминается Блоковское: « О, Русь моя, Жена моя» У Игоря совсем другой акцент, то получается так восхитительно о самом близком и любимом.
А то, что родной город все время снится, даже когда мы уезжаем на короткий срок, в этом убеждалась все время, и чем больше проходит времени в разлуке с ним, тем сны становятся все более частыми и длинными, потому что хотим мы того или нет, но остаемся частичкой того мира.
Но все чаще снится седой Хекцир,
И зовет, скучая по мне, Амур.
На кукане сна – не сазана вес.
Хоть и спит река, но волна резка.
Как расшитый звездами занавес –
Светят в душу окна Хабаровска.
Память - странная составляющая нашей души, она вдруг возвращает нас в те места, о которых мы стараемся не думать, погруженные в дела и заботы, она ведет туда, где мы давно не бывали, и возможно, никогда больше не будем, но ей до этого нет никакого дела. Для Игоря Царева это Приморский город Хабаровск. Поэт признается в стихотворении «Сизиф»
Не хочу забывать ни о чем, ни о ком,
Мне иначе дышать будет нечем.
Моя память растет, как растет снежный ком,
Тяжкой ношею давит на плечи.
И конечно, самыми главными воспоминаниями остаются воспоминания детства, они становятся сказаниями и личными мифами, и вот одно из них.
Восход в Охотском море
Игорь Царев
На море все восходы превосходны.
Животворящ зари гемоглобин,
Когда под звук сирены пароходной
Всплывает солнце из немых глубин,
И через шторм и злые крики чаек,
Сквозь скальпельный разрез восточных глаз
Тепло, по-матерински изучает
Пока еще не озаренных нас –
Невыбритых, усталых, невеликих -
Сочувствует и гладит по вихрам...
И мы лицом блаженно ловим блики,
Как неофиты на пороге в храм.
Пусть за бортом циклон пучину пучит,
Валы вздымая и бросая ниц,
Пусть контрабандный снег лихие тучи
В Россию тащат через сто границ -
Наш траулер (рыбацкая порода!),
Собрав в авоську трала весь минтай,
Царю морскому гордый подбородок
Нахально мылит пеной от винта.
http://www.stihi.ru/2006/02/13-1715
С удивлением я узнала о том, что Игорь и сам знаком с морскими походами не понаслышке. Да и как может быть по-другому, если поэт жил и мужал в этих местах. И чтобы ни разу не выйти в море? Но и нам теперь можно взглянуть на этот сказочный восход
Когда под звук сирены пароходной
Всплывает солнце из немых глубин,
- перед глазами какое-то мифическое действо, чуть ли не самый первый солнечный восход перед глазами. Не первый ли это день творения? Но нет, вот уже появляются и люди на фоне восходящего солнца:
И через шторм и злые крики чаек,
Сквозь скальпельный разрез восточных глаз
Тепло, по-матерински изучает
Пока еще не озаренных нас –
Реальные ли это люди или появляются перед нами из морских глубин тридцать три богатыря вместе с дядькой морским. Но если не Пушкинский герой, то царь Морской – персонаж славянских мифов и сказок в финале стихотворения все-таки появится. Трудно понять, что тут реальность, а что миф. Но ведь и сам этот восход творит миф, безусловно
Пусть за бортом циклон пучину пучит,
Валы вздымая и бросая ниц,
Пусть контрабандный снег лихие тучи
В Россию тащат через сто границ -
Миф и реальность здесь сплетены в единый клубок, и возвращение рыбаков к родному причалу на восходе обретает сказочные черты, потому что один из них настоящий поэт –сказитель, он пишет свою былину, где реальность переплетается с древним сказанием.
Наш траулер (рыбацкая порода!),
Собрав в авоську трала весь минтай,
Царю морскому гордый подбородок
Нахально мылит пеной от винта.
Наверное, каждый поэт снова и снова спрашивает себя, есть ли место мифам и сказаниям в 21 веке, я лично, уверена, что именно сейчас они и должны появиться, и для того, чтобы у нас они были, столько сделал в своей поэзии Игорь Царев. Разве не обидно всем нам, знать, что и Дальний Восток, и Сибирь отрезаны от литературного контекста. Поэты поспешно уезжают в столицу и продолжают творить там, - это достаточно печальная тенденция, ведь насколько ярче и своеобразнее их творчество, когда они пишут о родных местах. Вот и на этот раз звучит Сказ о земле дальневосточной, вслушайтесь в музыку слов:
Соболиная, бобровая, тигровая,
Комариная, суровая, кедровая,
Из оленьих жил земля дальневосточная.
Если кто-то там и жил, так это – точно я.
Помню пади и болота с пряной тиною,
Глухариную охоту и утиную.
Поднималась на пути щетина трав густа,
Золотилась паутина в небе августа…
Вечным зовом из-за сопок длился вой ночной.
Жизнь казалась слаще сока вишни войлочной.
Обманув, не извинилась – ох, и вредная!
Лишь тайга не изменилась заповедная.
Те же гуси, вниз глазея, пляшут русскую,
Вертят гузкою над Зеей и Тунгускою,
Чешуей под рыжий сурик злой муксун горит,
Вольно плавая в Уссури да по Сунгари.
Семенами нас разносит в дали дальние,
Вместе с нами имена исповедальные –
Их в чужом краю, шаманя перед бурей, я
Повторяю: «Бурея, Амур, Даурия!..»
http://www.stihi.ru/2012/12/13/6641
Как только начинают звучать эти строки, мне сразу слышатся протяжные песни Боянов и звуки гуслей, о которых мы успели забыть, увы, а наши дети их никогда и не слышали. А ведь любой княжеский пир украшало такое пение
Вечным зовом из-за сопок длился вой ночной.
Жизнь казалась слаще сока вишни войлочной.
Обманув, не извинилась – ох, и вредная!
Лишь тайга не изменилась заповедная.
Жизнь больших городов, будь то Хабаровск, Москва, Питер, меняется на глазах. Мы выходим в город и порой той или другой знакомой с детства улицы не узнать, особенно если месяц-два провели за городом. Но тайга, наши заповедные леса остаются неизменными, особенно если отъехать подальше от городской черты, и если нам хочется вернуться в детство, то туда и надо отправиться, чтобы ощутить все запахи, звуки, остаться в этой чудесной сказке
Те же гуси, вниз глазея, пляшут русскую,
Вертят гузкою над Зеей и Тунгускою,
Чешуей под рыжий сурик злой муксун горит,
Вольно плавая в Уссури да по Сунгари.
Вот уже и появляется очертание той сказки, которая была до нас, и останется после того, как мы покинем этот мир. А как это может случиться, о том нам поведал Игорь Царев:
Придет пора
Игорь Царев
Придет пора корзину взять и нож,
И прекратив порожние турусы,
Обрезав лямки повседневных нош,
Купить один билет до Старой Рузы,
Добраться до окраины и там
По улочке расхристанной и сонной
На радость всем собакам и котам
Пройтись еще внушительной персоной,
Явить собой столичный форс и класс,
Остановиться как бы ненароком
И вспышки любопытных женских глаз
Небрежною спиной поймать из окон...
И далее, зайдя в прозрачный лес,
Где обитают белые и грузди,
Почувствовать, как новый интерес
Чуть-чуть разбавит вкус осенней грусти...
И закурив, глядеть из-под руки,
Устало примостившись на откосе,
Как темное течение реки
Куда-то листья желтые уносит
http://www.stihi.ru/2012/02/04/6986
############
Да, иногда в столице трудно дышать :)
Игорь Царев 10.02.2012 16:40
Вот и сомкнулся круг жизни, ребенок, который чувствовал себя Маугли, воспитанным в заповедной тайге, рано или поздно должен покинуть шумный город, где так трудно дышать, чтобы снова стать частью природы, и раствориться где-то в осенней глуши, в том самом лесу, откуда однажды он и пришел в мир. И в этом есть вечная суть жизни природы и жизни человека, а он мал, беззащитен и устал в шумном бетонном городе, где вынужден оставаться до поры и до времени, ощутив себя человеком.
Эх! Кто не видел тех мест, никогда не понять... Я ж я родился в Приморском крае, а до 16 годков на Амуре в Хабаровске обитал
Игорь Царев 02.06.2005 17:36
Единственное, что могу добавить, я прекрасно понимаю Игоря Царева, потому что родилась и большую часть времени провела в Сибири, мире несравнимом ни с каким другим.
А! Сибирская душа! Тогда понятно. Я сам родом с Дальнего Востока. Родившиеся за Уралом особую метку имеют. Их почти всегда опознать можно :)
Игорь Царев 24.09.2010 19:53
Сам Мастер нам многое успел поведать о самом важном: о памяти детства, о чудесных краях, где ему пришлось родиться и побывать, остается только вслушиваться и вчитываться в его былинные строки. Только так мы больше узнаем и о времени, и о себе самих.
Еще один монолог поэта, об этом речь впереди, а пока просто послушайте, о чем он нам пытается поведать.
***
Восток – дело тонкое. Дальний Восток – тем более.
Как понять, что, родившись там, я живу в столице?
Память детства дрожит комочком сладчайшей боли,
Храня щепоть золотых крупиц – имена и лица.
Я, испытав все прелести ветра странствий,
Планеты шарик не раз обогнув в самолете гулком,
Стал со временем избегать суеты в пространстве,
Предпочитая движение мысли иным прогулкам.
Все объяснимо – меня голова, а не ноги, кормит.
А голове отдыхать приходится крайне редко.
И с каждым годом все дальше крона, все ближе корни,
И все дороже мечты и вера далеких предков.
http://www.stihi.ru/2012/12/13/6641
Заповедная таежная сказка Вечность-27
Любовь Сушко
ЗАПОВЕДНАЯ ТАЕЖНАЯ СКАЗКА ВЕЧНОСТЬ И.ЦАРЕВА-27
О подножье Хингана, на таежном току,
Будто ножик жигана заточил я строку:
Ненавязчиво брезжит рукодельная медь,
Но до крови обрежет, если тронуть посметь.
И.Царев
Вот мы и приблизились к одной из самых моих любимых тем в творчестве Игоря Царева – его таежной сказке, ведь сказка эта заповедная...
Написал Мастер, кажется обо всем мире от Хабаровска до Питера и Москвы. Мы уже заглянули на берега Охотского моря, в Хабаровск, куда он родом, где прошло детство и отрочество.
Шитый нитью вощеной и цыганской иглой,
От рожденья крещенный паровозною мглой,
И на вид не калека, и характер не шелк,
Я из прошлого века далеко не ушел.
Так начинался его путь в этом мире, овеянный преданиями о пожаре в родильном доме на второй день после рождения и другими рассказами о самом начале пути.
Можно с уверенностью сказать, что влюбленного в эти суровые края поэта все время хранил бог лесов Пан, так же как и Домовой, недаром же он так воспел домашний уют, а о том, что и Царь Морской был к нему благосклонен, ясно из цикла стихотворений о море. Вот эти три стихии- водная, лесная и домашняя ( а Домовой любит далеко не всех) и стали главными в его жизни.
Нам пора заглянуть во владения Пана вместе с поэтом, погулять немного по заповедной тайге, краям дивной красоты и вольности, которые окрыляли поэта.
По старым славянским обычаям, в лес отправлялись отроки, чтобы в суровых условиях всему обучиться и стать мужчинами, в лес отправляли тех, кто изверился и устал, чтобы у природы набраться сил. Но потом они уже закаленными и обновленными возвращались в мир людей.
Судя по всему, для Игоря – это родная стихия, даже в свой столичный период жизни, он уходит в лес, растворяясь в природе, (Стихотворение «Когда придет пора»), а что же говорить о времени возмужания – тогда таежная природа была для него родным домом. Именно родным, потому что чужой о ней так никогда бы не написал.
И вот его дивная песнь, почти гимн льется над бескрайними просторами по всей стране. В том, что Игорь встречался с Лесным царем и был им отмечен, нет никакого сомнения. Только от него может быть такое вдохновение, любовь к лесу. А бог лесов Велес был покровителем поэтов и музыкантов. Кстати, об этом есть и лирическое свидетельство
Великий Пан - божество леса
Какая глушь... Откуда здесь дома?
Сугробом пыльным между стекол вата,
В грязи по горло, эти терема
На белый свет глядят подслеповато.
Здесь русский Пан в кирзовых сапогах
И в телогрейке, прикипевшей к телу,
Траву парную косит на лугах
И крепко выпивает между делом.
Двух черных коз, и белую козу
С загадочными желтыми глазами
Гулять выводит в пьяную росу,
Когда закат горит над образами.
Здесь нет дорог, нет путеводных вех,
Здесь странный мир – прекрасный и убогий...
Здесь доживают свой последний век
Забытые языческие боги
*Пан был не только у греков. В пантеоне древнерусских богов имелся свой Пан Виевич, который состоял в свите Велеса и числился духом болот, хранителем вод и деревьев
http://stihi.ru/2012/12/13/6641
Мы все страшно далеки от этого первозданного мира. Но только люди, отправляющиеся в такие места не на прогулку, те, кого туда пустили духи, потому что пускают они далеко не всех и в 15, и в 21 веке внезапно оказываются лицом к лицу с Лесным царем, и им открываются вечные тайны бытия. Недаром ведь бродил по глухим лесам и болотам Блок, понимая, что там хранятся все тайны земли русской, но он там оставался чужим, Игорь с рождения не просто в лесу, но и в тайге был своим, он из породы Маугли, а потому так прекрасны стихотворения таежного цикла
Чернобровая, бобровая, тигровая
Игорь Царев
Чернобровая, бобровая, тигровая,
Комариная, суровая, кедровая,
Из оленьих жил земля дальневосточная.
Если кто-то там и жил, так это - точно я.
Помню пади и болота с пряной тиною,
Глухариную охоту и утиную.
Поднималась на пути щетина трав, густа,
Золотилась паутина в небе августа…
Вечным зовом из-за сопок длился вой ночной.
Жизнь казалась слаще сока вишни войлочной.
Обманув, не извинилась - ох, и вредная!
Лишь тайга не изменилась заповедная.
Те же гуси, вниз глазея, пляшут русскую,
Вертят гузкою над Зеей и Тунгускою,
Чешуей под рыжий сурик злой муксун горит,
Вольно плавая в Уссури, да по Сунгари.
Семенами нас разносит в дали дальние.
Вместе с нами имена исповедальные.
Как шаманы заклинают перед бурей, я
Повторяю: "Бурея, Амур, Даурия!.."
http://stihi.ru/2012/12/13/6641
Чем отличается этот мир от любого другого? Бескрайними, часто непроходимыми лесам, внезапно переходящими в болота. Человек чужой, случайно туда попавший, заблудится, закружится мгновенно, не сможет выбраться и вернуться в поселок, а если учесть, что расстояния громадные, и там сегодня и медведи, и тигры водятся, то участь его окажется плачевной. Тут уж некогда любоваться красотами, живым бы остаться.
Помню пади и болота с пряной тиною,
Глухариную охоту и утиную.
Поднималась на пути щетина трав, густа,
Золотилась паутина в небе августа…
Конечно, и в столице такие воспоминания не оставляли поэта, тайга манит к себе с невероятной силой тех, кто там бы, кто жил не один год, кто научился выживать в этих условия. Ясно, что слабакам там просто нет места.
И еще одно наблюдение таежного жителя. Мы знаем, как стремительно меняется обстановка в городе, можно только дивиться тому, что ничего не меняется там. Тысячу лет до нас все так стояло, и будет после того, когда мы покинем мир, и души наших предков остаются навсегда там, в привычном для них мире. Там живут древние боги.
Те же гуси, вниз глазея, пляшут русскую,
Вертят гузкою над Зеей и Тунгускою,
Чешуей под рыжий сурик злой муксун горит,
Вольно плавая в Уссури, да по Сунгари.
Былины и сказания, древние книги сохранились именно там, ведь и кумиров языческих богов уносили в непроходимые болота, чтобы они сохранились, туда не было хода монахам, и тем, кто отрекся от своих богов, а потому все знания и мудрость, а это поэт сразу чувствует, остаются там, пока за ними не придет кто-то свой.
Я и прежде говорила много раз о том, что мир мужчин всегда делился на воинов и волхвов. Большинство из поэтов Царевского круга относятся все-таки к воинам, и только немногие пришли в мир с запасом высших знаний, чтобы передать их всем остальным. То, что Игорь из породы Волхвов, этого древнейшего рода, отмечается не только в стихотворении «Великий Пан», ведь Лесной царь показывался только избранным, только Волхвам и был незрим для остальных, но подтверждение тому есть и в стихотворении «Таежный нож»
Таежный нож
Игорь Царев
Шитый нитью вощеной и цыганской иглой,
От рожденья крещенный паровозною мглой,
И на вид не калека, и характер не шелк,
Я из прошлого века далеко не ушел.
Городские Рамсторы обхожу не кляня,
Пусть иные просторы поминают меня,
Где помятая фляжка на солдатском ремне
И собачья упряжка привязались ко мне.
О подножье Хингана, на таежном току,
Будто ножик жигана заточил я строку:
Ненавязчиво брезжит рукодельная медь,
Но до крови обрежет, если тронуть посметь.
...И быть может, быть может, этак лет через "...тцать"
Кто-то вынет мой ножик колбасы покромсать
И, добрея от хмеля, чертыхнется в душе:
Вот, ведь, раньше умели! Так не точат уже...
http://stihi.ru/2010/10/07/6074
Мало того, что и сам он оставался всегда своим в подмосковном ли лесу или в дальневосточной тайге, но он наделен талантом слагать песни
О подножье Хингана, на таежном току,
Будто ножик жигана заточил я строку:
Но где-то в тайге остается нож – а это особый предмет, который кроме прямого назначения, всегда участвовал в магических действиях. И колдун, отправляясь в лес, для того, чтобы обернуться в зверя или птицу должен был воткнуть в пень старого дерева такой вот нож, чтобы совершить магический обряд, а потом к нему вернуться…
Он остается и после ухода хозяина все таким же грозным оружием и знаком волхва, которому не обойтись в лесу без старинного ножа. А вот и документальное свидетельство из той жизни молодого Мастера:
Игорь Царев
Я был нахален и проворен,
Когда нехитрую уду
Забрасывал в амурском створе
Беспечной рыбе на беду.
Гулял и в Тынде, и в Сучане,
Где тонкогубая заря
В заиндевевшем лунном чане
Варила кашу января.
Ел оленину в Салехарде,
Пил над Надымом звездный дым,
Где наугад, а где по карте
Судьбы накручивал следы.
Пренебрегал дешевым флиртом,
Хотя, бывало, и грешил.
Чистейшим медицинским спиртом
Врачуя пролежни души,
Прошел чухонский край и Кольский,
Искал отдушину в стихах,
Меня учил гитаре Дольский
В холодном питерском ДК.
На скалах Сикачи-Аляна,
По берегам большой воды
Моих ночевок и стоянок
Поныне теплятся следы…
Пусть я давно москвич бессрочный,
Горжусь, что прыть мою кляня,
Весь гнус тайги дальневосточной
Считает кровником меня.
http://stihi.ru/2005/06/28-653
В этом стихотворении кроме обычного раздолья, есть одна важная деталь: поэт упоминает гиблые места, где были когда-то лагеря для политических заключенных, там погибли очень многие писатели, поэты, музыканты, и в частности там затерялся и погиб О. Мандельштам
Гулял и в Тынде, и в Сучане,
Где тонкогубая заря
В заиндевевшем лунном чане
Варила кашу января.
Мастер показывает нам насколько свободно и вольно он чувствует себя в этих местах, ставших для него родным домом. Он не шутит и не преувеличивает, когда говорит о том, что прошел всю нашу страну. Во многом это похоже странствия Гумилева, и можно не сомневаться в том, что в таких местах было так же дико и опасно, как в не открытой еще европейцами Африке.
Ел оленину в Салехарде,
Пил над Надымом звездный дым,
Где наугад, а где по карте
Судьбы накручивал следы.
Сегодня, когда мы все готовы убежать на край света, в какую-то южноамериканскую глушь, многие ли, ну если они не геологи или военные, смогли бы так просто написать о путешествиях по своей стране? И весь этот дивный мир остался в душе поэта, в его стихах.
На скалах Сикачи-Аляна,
По берегам большой воды
Моих ночевок и стоянок
Поныне теплятся следы…
Если Высоцкий был близок людям самых разных профессий и сословий, потому что воплощал их образы в ролях и песнях, то Игорь Царев был близок людям в самых разных городах, чей мир не ограничился только столицей и ее кольцевой дорогой. А это оказывается для Поэта невероятно важно.
Именно так случилось и при нашем первом знакомстве. Как только прозвучало стихотворение «Тобол», я сразу поняла, что Мастер был здесь, у нас в Сибири, он все это видел и почувствовал, так в один миг и сделался родным, и появилось доверие и ко всем остальным его стихотворениям, захотелось прочитать все, что им было написано. Да и в рецензии вдруг читаешь такое:
А! Сибирская душа! Тогда понятно. Я сам родом с Дальнего Востока. Родившиеся за Уралом особую метку имеют. Их почти всегда опознать можно :)
Игорь Царев 24.09.2010 19:53
А на самом деле, в чем отличие сибиряков от всего остального народа? Сюда, еще в эпоху крепостного права уходили все, кто не собирался жить под его гнетом, здесь было больше возможностей для деятельных людей и значительно меньше чиновников и бездельников. И люди выжили и закалились в суровых условиях. Здесь была особая мораль и сердечные отношения. Простой пример, заключенный Достоевский бывал в доме генерал-губернатора, да и ссыльные декабристы чувствовали себя совсем не так уж скверное, как принято думать. А те, кто не был наказан и сослан и вовсе могли спокойно жить в этом мире, не имея представления о рабстве и столичных унижениях
Вот и в стихотворении Игоря, посвященном Тоболу, говорится о том же самом:
Тобол
Игорь Царев
На Тоболе край соболий, а не купишь воротник.
Заболоченное поле, заколоченный рудник...
Но, гляди-ка, выживают, лиху воли не дают,
Бабы что-то вышивают, мужики на что-то пьют.
Допотопная дрезина. Керосиновый дымок.
На пробое магазина зацелованный замок.
У крыльца в кирзовых чунях три угрюмых варнака -
Два пра-правнука Кучума и потомок Ермака.
Без копеечки в кармане ждут завмага чуть дыша:
Иногда ведь тетя Маня похмеляет без гроша!
Кто рискнет такую веру развенчать и низвести,
Тот не мерил эту меру и не пробовал нести.
Вымыл дождь со дна овражка всю историю к ногам:
Комиссарскую фуражку, да колчаковский наган...
А поодаль ржавой цацкой - арестантская баржа,
Что еще при власти царской не дошла до Иртыша...
Ну, и хватит о Тоболе и сибирском кураже.
Кто наелся здешней воли, не изменится уже.
Вот и снова стынут реки, осыпается листва
Даже в двадцать первом веке от Христова Рождества.
http://stihi.ru/2010/12/16/8802
Да и вообще, чтобы узнать Россию и русский народ, его быт и культуру, конечно, нужно оторваться даже от средней полосы и переехать хотя бы Урал, а потом через Сибирь добраться до Дальнего Востока. Именно такой вояж предпринял недавно популярный писатель Пауло Коэльо, а вот Игорь Царев двигался в обратном направлении по родной стране, и то, что он видел у нас в Сибири, не было для него экзотикой
На Тоболе край соболий, а не купишь воротник.
Заболоченное поле, заколоченный рудник...
Но, гляди-ка, выживают, лиху воли не дают,
Бабы что-то вышивают, мужики на что-то пьют
Но если жизнь в большом городе не так уж и отличается от столичной, то в глубинке, конечно контрасты огромные, только там есть своя прелесть, свой неповторимый уклад, сибирская деревня вмещает в себя людей самых разных национальностей, которые столетиями привыкли жить в мире, не делясь на своих и чужих.
У крыльца в кирзовых чунях три угрюмых варнака -
Два пра-правнука Кучума и потомок Ермака.
Кстати, очень точно отмечено, пришельцы сумели примириться с местным населением. Они так и живут на бескрайних просторах, наверное, помня о том, что и древние князья часто звали соседей-кочевников в дружину, чтобы сражаться со своими братьями, увы. А в душах людей мало что меняется. Князь Мстислав Красивый, старший брат Ярослава Мудрого, был дружен со степными ханами, а многие и женились на их дочерях, чтобы заключить выгодный союз.
Игорь очень точно замечает, как сошлись в одном месте самые разные веры, какой след оставила здесь проклятая гражданская война:
Вымыл дождь со дна овражка всю историю к ногам:
Комиссарскую фуражку, да колчаковский наган...
А поодаль ржавой цацкой - арестантская баржа,
Что еще при власти царской не дошла до Иртыша...
Каждый человек помнит и любит свою малую Родину – будь то сказочный Ужгород, таинственный Львов, дивный Хабаровск на краю земли, или Омск в центре Западной Сибири. Мы все разные, одинаковыми, как близнецы, нас делает только столица. Там мы стараемся как можно быстрее избавиться от индивидуальности. Зная, что она презирает все говоры, наречия, акценты. Но может ли она полностью поработить, подчинить себе человека, который волен и сам черт ему не брат?
Вот об этом и говорит нам Игорь Царев в своей таежной заповедной сказке
Ну, и хватит о Тоболе и сибирском кураже.
Кто наелся здешней воли, не изменится уже.
Нет, асфальт города никогда не заменит этих просторов, вольных нравов, а Маугли, когда-то ушедший к людям, все время будет тосковать по своему лесу, и миру, который был ближе и дороже остальных миров.
Поэт и сам признается, что он давно уже столичный житель, но вдруг откуда-то прорывается « Северная песня», да еще как звучит, как еще недавно звучала над Тоболом, и так проносится над она над всем нашим необъятным миром, над теми местами, куда ступала нога поэта, волхва, Мастера Игоря Царева.
Северная песня
Над Печорой ночь глухая -
Злым угаром из печи.
Заскучали вертухаи,
Лесорубы и бичи.
И уже не понарошку
Проклиная Севера,
Под моченую морошку
И печеную картошку
Пьют с утра и до утра.
А по небу над Онегой,
Как разлившийся мазут,
Тучи грузные от снега
Черной ветошью ползут,
И беспутная морока
Укатала старый ЗИЛ...
Ведь не всякий путь от Бога,
А особенно дорога
По архангельской грязи.
Здесь не Ялта и не Сочи.
Даже, скажем, не Чита.
И народец, между прочим,
Тем, кто в Сочи — не чета:
Не архангелы, конечно,
Пьют в архангельской глуши,
Но по всем законам здешним
Помогать таким же грешным
Им - отрада для души.
Аты-баты, все дебаты
Прекращая до поры,
Взяли слеги и лопаты,
Разобрали топоры,
Пошутили: «Ты ж не катер!»,
Приподняли целиком,
Отнесли к надежной гати -
И опять машина катит
С ветерком и матерком.
И уже иной виною
Ощущается гульба
Там, где Северной Двиною
Причащается судьба,
Где любви - на рваный рубль,
А на тысячу – тоски,
Где печные воют трубы
И гуляют лесорубы,
Как по скулам желваки.
http://stihi.ru/2008/03/19/1209
Север, Архангельский край –Соловки, ставшие пугалом для героев романа века и самого Булгакова, неожиданно снова вернулись в этой дивной песне, и уже не так все страшно, а скорее немного грустно
И беспутная морока
Укатала старый ЗИЛ...
Ведь не всякий путь от Бога,
А особенно дорога
По архангельской грязи.
Но чем отличается Север от Дальнего Востока и Сибири?
Там действительно одни сплошные лагеря, скопление людей, выброшенных из привычного мира, они здесь даже не живут, а отбывают срок или работают, те, кто хотели заработать побольше. А потому жизнь во все времена тяжела и беспросветна, да и души мучеников витают над ними, и радости в суровом крае не прибавляют.
А вот строки, за которые люди, там живущие должны поставить памятник поэту, наверное, никто и никогда не говорил о них так:
Здесь не Ялта и не Сочи.
Даже, скажем, не Чита.
И народец, между прочим,
Тем, кто в Сочи — не чета:
Не архангелы, конечно,
Пьют в архангельской глуши,
Но по всем законам здешним
Помогать таким же грешным
Им - отрада для души.
Так вдруг начинает звучать эта Северная песня, она превращается в гимн суровым, но надежным людям, о которых в свое время, надрываясь, хрипел В.Высоцкий.
Игорь Царев рассуждает о них негромко, спокойно, но от этого его слова становятся весомее и искреннее. А таёжная сага перерастает в сагу обо всей России. Но о чем же еще должен говорить с нами поэт - хранитель вечной мудрости.
Игорь так долго рассказывал нам о красотах нашего мира, и вдруг я раскрываю стихотворение, где в этот мир четко вписана и его собственная судьба, варианты судьбы, кем и где он мог бы стать при определенных условиях. И это действительно эпохально получается. Вот этим монологом и можно завершить таежную сагу Мастера. Он приходит в столицу, чтобы подарить нам свои восхитительные строки, свои книги, распахнуть двери в свой великолепный мир.
Чем больше погружаюсь в творчество Игоря, тем больше понимаю, что его берегли для нас Царь Морской, Лесной Царь и Домовой, конечно, под управлением Богини Лады, ведь он был там, где доживают свой век «забытые языческие боги»
Я мог бы...
Игорь Царев
Я мог бы лежать на афганской меже,
Убитый и всеми забытый уже.
И мог бы, судьбу окликая: «Мадам,
Позвольте, я Вам поднесу чемодан!»,
В Чите под перроном похмельный «боржом»
По-братски делить с привокзальным бомжом...
Я мог бы калымить в тобольской глуши,
Где хуже медведей тифозные вши;
Тяжелым кайлом натирая ребро,
Под Нерчинском в штольне рубить серебро
Я мог бы... Но жизнь, изгибаясь дугой,
По-барски дарила и шанс, и другой.
Иные галеры - иной переплет.
И вновь под ногами старательский лед:
В словесной руде пробиваюсь пером -
Меня подгоняет читинский перрон
И тот, кто остался лежать на меже,
Убитый и всеми забытый уже.
http://stihi.ru/2008/03/04/4344