***

Хлорофилия
Что-то рвется внутри. Вырваться. Спрятаться. Сплошные противоречия. Смешно вырываться в окно. Смешно прятаться у всех наведу. Свешивать обезвоженную уставшую ногу за окно, помещаться на невероятно узком подоконнике и курить. Затяжка. Вторая. Удар. Второй. Мне не страшно, не страшно упасть и цепляться телом о ветви яблони. Ведь этого не будет. Кажешься себе стойкой, вечной, бренной. Смотришь в пепельно-синее небо и стряхиваешь пепел искрами в пустоту под тобой. Десятки, сотни, тысячи звезд. С каждым новым мгновением их становится все больше. Они будто пронзают это всеобщее небо. Медленно, аристократично врываются в твою жизнь на какую-то жалкую ночь. Порой кажется, что так будет вечно. Ничего никогда не закончится, не угаснет, не взорвется. Вспышка в черепной коробке. Ощущение, будто ты замечаешь что-то, что не наблюдал прежде. Ощущение, будто небо утопает в твоих глазах со всеми своими звездами, созвездиями. Будто ты ощущаешь, как движется вся планета Земля, и эти самые звезды теряют свое прежнее нерушимое место. Непоколебимое. Всего лишь на миг. Все так. В этот момент в голове переплетается «Песнь венецианского гондольера» Мендельсона, которую ты непоколебимо любишь несколько лет, и песни кузнечиков в саду. Тушишь сигарету о подоконник. С возвращением.