Портрет Сталина

Ушат Обоев
    -  Шли рано, с рассветом. Я и Колька. Хлеба взяли, вода во флягах, бушлаты, маскхалаты, штаны ватные и валенки. Ну и трехлинейки с оптикой, само собой. Снайперы мы с ним. Снежок как раз выпал. Ночью тихо было, артиллерия немецкая молчала, наша только била из-за Волги. Окопчиком можно было выйти к угловому дому, а там проползти немного, - метров пятнадцать, не больше, -  и через подвал  на второй этаж. Там хорошая позиция была. Дом четырехэтажный, обвалился, только одна стена до второго этажа и осталась. Хорошая стена, крепкая. Вот там и лежки наши находилась. Где по кирпичику щель устроили, где удачно балки легли и на первом и на втором этаже. Сектор полкилометра и прямо, и вправо, и влево. Там нас не достать. Немец знал, что оттуда постреливаем, ну а толку? Прямой наводкой били, юнкерсы работали – стоит дом, не осыпается.

    До полудня я двоих снял. Один в проеме показался, там и лег. Позицию поменял. Второй вылез, я и его. И снова ушел. Я видел, Колька снял обер-лейтенанта, но отползти не успел, получил пулю в голову. Окликаю, а он молчит. Подполз, перекатился через завал, гляжу – мертвый. Говорили,  против нас асы работают, и вроде и мы не первый день на передке, но на фронте всякое бывает.

    И тут понимаю, неудачно я выполз. Еще вчера справа кусок стены был, а сегодня ее нет. Упала, значит. И прямо напротив, в трехстах метрах одиночное строение возвышается. Вот оттуда Кольку и сняли, судя по характеру ранения.  Еще бы на три сантиметра пригнулся, не достал бы, а так ровно в макушку и получил от фрица. И тут прямо над головой просвистела. Пристрелялся, значит, показывает, дескать, пришел тебе, Василь, конец. Иначе бы не стрелял. Это у них гонор такой, показывает превосходство. А мне обратно через завал только.

    И вот что делать? Лежу на линии огня. Прижался лицом к битому кирпичу и жду. И не отползти, только шевельнись. Долго я лежал. Три часа, не меньше. Продрог весь, хорошо хоть штаны теплые и валенки. А до темноты еще полдня. Хоть бы снег пошел, а тут как назло видимость все пятьсот. Ладно думаю, может пронесет. Подтягиваю винтовочку, аккуратно ставлю по направлению к строению и снова жду. Тихо. Слева, справа и прямо гремит, а у меня курорт просто. Хоть бы где рвануло рядом, под разрыв бы и перемахнул. Ну, потихоньку голову и поднимаю. Вот тут я и получил пулю.

    Очнулся у воронки. Когда стемнело, ребята вытащили и понесли хоронить. Хорошо застонал. Услышали, и в медсанбат меня. Полежал немного, и за Волгу меня определили. Получается, только до Сталинграда и дошел, - дед Василь улыбнулся, поглаживая подбородок.
 
    Вернее половину подбородка. Правой половины лица у деда Василя не было. Вместо лица стянутая неровными рубцами кожа. Немецкая пуля снесла часть лба, выбила глаз, и прошла дальше по касательной, раздробив кости до подбородка и ушла в кирпич. 

                *   *   *
   Я оказался в его доме совершенно случайно. Знакомая снимала квартиру как раз напротив, а я ее, бывало, навещал. Дом гостиничного типа – длинный коридор, один на этаж и двери. Подруга общительная, и быстро нашла общий язык с соседями. И чего она там про меня говорила, не знаю. Но в технике я действительно разбираюсь немного.  Пришел как-то, а соседка - бабушка - тут как тут. Просит телевизор наладить, кот провод оборвал, а самим никак. Ладно, иду.

     И первое, что я увидел, когда вошел в комнату – парадный портрет Сталина в деревянной раме метр на полтора буквально. Ну, думаю, попал. Не то что Сталин мне неприятен, но чего-то сразу вспомнил своего деда – белогвардейца. Мой еще у Деникина служил. Из Крыма уйти не успел, но повезло, в расход не пустили. Отправили канал рыть в Голодную Степь, вот там он затерялся, и всю войну там пробыл. Не воевал, не сложилось. Сам я деда не помню, мне год был, как его не стало. Бабушка говорила, живого места на нем не было. А еще говорила, бывало, когда выпьет, клял большевиков по чем свет стоит. Дескать, за Советы никогда не пойдет. Так и не пошел. Может по состоянию здоровья. Не знаю. Но белогвардейщиной я пропитался насквозь. Гены, наверное.

   И вот смотрю я на портрет Вождя Народов и тут дед Василь и выходит. А я уже у телевизора кручусь, антенну поправляю. Наладил как раз, поворачиваюсь и вижу его лицо и как-то не по себе стало. Легко ли смотреть на увечья? Хотя видал я всякое, да и смотрю, дед  приветливый, бойкий.  Жена его рядом крутилась. Ей интересно, что за фрукт к соседке ходит, а дед ей, мол, ступай бабка на кухню, чай ставь, нечего в мужской разговор встревать. Но не строго, а с юмором, с огоньком. Дескать, не маячь тут, шевелись, двигайся, тебе полезно. Словом, дед боевой, подтянутый, крепкий, озорной, жизнь и война его не сломали. Разговорились, выслушал его историю. Когда жена вышла, между прочим, интересовался, как моя подруга, не шибко ли вредная. Поведал, и сам бы не прочь к ней заглянуть, но бабка тут. И жених, мол. Так он меня назвал. А сам хитро щурится единственным глазом и смеется. 

   Я удивлялся  его энергии и думал. Вот что значит мужик, вот что значит настоящий солдат. Ведь горя хлебнул, никому не пожелаешь, но не ноет, не стонет, не запил, не загнулся, а живет и радуется каждому дню. Пусть не в хоромах, а в малогабаритной квартире, но в чистой, уютной и в ладу с соседями. И всего ему хватает, словом не обмолвился о нужде. И история его лишь короткий эпизод длиною в жизнь, тонкая линия, едва заметный штрих к портрету эпохи. И к портрету Сталина.

   - Знаешь, - сказал он мне. – Еще с детства меня учили. Ввязался в драку – дерись. Встал на чью-то сторону, стой до конца. Я – солдат. Я присягу давал. Никто из моих однополчан никогда не предавал Родину и своих командиров. И я не предам. Пусть висит, пока я жив.

    И я почему-то подумал - пусть висит. Он это заслужил.
   


      Примечание. Заметка написана по просьбе замечательного автора Валентина Васильевича Кузнецова.   

http://www.proza.ru/avtor/valenkuz

   Его рассказы необыкновенны. Читаешь, и будто оживают дома, улицы и переулки, послевоенная Москва и жизнь людей показана им в мельчайших подробностях. Заходите, читайте, не пожалеете. В обсуждении я упомянул о деде Василе, он ухватился за идею и убедил, а я взялся. Увы, не могу как он, но сделал как смог.

   И, к сожалению, мне больше нечего добавить. С тех пор я деда Василя не видел и ничего не знаю о его судьбе.