Почтальон Вера
Почтальон Вера
– Но почему я? – возмущалась почтальон Вера Конобеева, стоя перед начальницей почты Александрой Ивановной Стрельченко.
– Я тебе в третий раз объясняю, – стараясь сохранять спокойствие, уговаривала Стрельченко, – Машка уволилась. А кого ж я ещё на эту гору пошлю, Михайловну что ли? Бери сумку, я почту уже собрала…
– У меня свои участки, – возразила Вера. – И потом, если молодая, то что, куда угодно запихать можно?
Было ей лет около тридцати, лицо раскраснелось, в голубых глазах возмущение:
– Вот сейчас возьму и тоже уйду, как Машка!
И она с силой шлёпнула на стол перед Стрельченко сумку с почтой.
– Не дури, Верка, ох не дури! – встала из-за стола Стрельченко. – У тебя сын, о нём подумай. Куда пойдёшь, кому ты нужна?
– Сгожусь ещё кому-нибудь, – явно обиделась Вера.
– Ну ладно тебе, ладно, – подошла к ней Стрельченко, – не ершись. Так я, сдуру. – Она обняла Веру. – Ну сама посуди, кого мне ещё на Родниковую гору ставить? Михайловна с полной сумкой так на этой горе и окачурится, да и живёт она далеко. А ты рядом ведь живёшь. С Родниковой спустишься, на Черкасскую поднимешься и сразу – дома. Потом Родниковский участок самый большой, зарплата за полтора идёт.
– Да к людям я привыкла, – уже начиная смиряться, ответила Вера.
– К тому же у нас с первого мая, говорят, прибавка будет, – чувствуя, что уговорила, подсластила Стрельченко.
– Ладно, – нехотя согласилась Вера, взяла сумку и вышла из почтового отделения.
Стояла середина марта, слегка подмораживало, но весна уже была везде и во всём: и в воробьях, с весёлым чириканьем рыскавших под стрехами изб в поисках мест для гнездовий, и в осклизшей от солнышка автомобильной колее, и в веселом сражении снежками школьников, на переменке выскочивших из школы, а главное – в одежде девиц, сменивших зимние убранства на более яркие и лёгкие, позволяющие оценить все достоинства их обладательниц.
Дорога сначала шла по улице, а затем город кончился и начался спуск в овраг по Черкасской горе. Высокая, длинноногая Вера шагала широко, по-почтальонски быстро, однако выбирала обочину со снежком, ибо на самой дороге было скользко. И вдруг уже почти на середине спуска увидела лежавшего мужика. «С утра нажрался…» – с привычным отвращением мелькнуло в голове. Её муж Александр был алкоголиком, пил без меры, иногда и дрался, а умер в тридцать два года от дешёвой «паленой» водки, и Вера ненавидела всех любителей спиртного. Она стала обходить мужика, приглядываясь, а вдруг не пьяный, а больной? Хотя и не очень морозно, однако всё равно замёрзнуть можно. Наверняка, пьяный, но всё-таки человек ведь.
– Эй, ты живой? – окликнула Вера лежавшего.
Тот замычал и повернул голову – довольно молодой мужчина лет сорока, с трудом осмысливая сказанное ему, посмотрел на неё и стал подниматься. Но его ботинки попали в колею, скользили, и он никак не мог найти точку опоры.
– Давай что ли, – протянула ему руку Вера.
Тот уцепился за неё и поднялся. Высокий, и, если бы не безвольно отвисшая с пьяни нижняя губа, даже симпатичный, и одет вроде неплохо.
– Ну чего, – сказала Вера, – встал – теперь иди. Дойдёшь?
– Погоди, – произнёс мужик и, вдруг наклонившись, взял её руку в перчатке и поцеловал.
– Ты чего? – засмущалась Вера.
Ещё никто никогда не целовал её руку, и от этого сделалось как-то неловко.
– Спасибо тебе, душа добрая, – попытался низко поклониться ей мужик, но потерял равновесие и едва не упал.
Вере пришлось поддержать его.
В это время на дороге появились двое парней, и один из них окликнул:
– Дядь Вань, ты?
– Ну…
– Тебе помочь?
Парни взяли названного дядей Ваней под руки и повёли вниз по дороге. Вера, приотстав, пошла следом, а мужик всё оглядывался на неё и что-то говорил, но что – было непонятно.
На склоне горы стояло несколько домов, и она свернула к ним, чтобы опустить газеты и письма в почтовые ящики. А когда вернулась на дорогу, вся троица, пройдя по дну обширного оврага, уже лезла по тропинке вверх на Родниковую гору. Видно было, как парни остановились у первой избы на горе, ввели пьяного внутрь и тут же вышли. «Значит, Иван…» – вспомнила Вера поцелуй и заулыбалась – хоть и алкаш, а всё равно приятно. Ведь никогда никто так не целовал. Сашка почти всегда пьяный был, не до поцелуев, и ударить мог, а чтобы руку поцеловать, наверно, и в голову не приходило – снасильничает и храпит тут же, а до жены и дела никакого, будто баба резиновая.
И от воспоминаний так на душе нехорошо сделалось. Ведь сколько людей уже умерло от этой водки… «Нет, не умерло, а погибло, как на войне, – поправила себя Вера, – будто само государство воюет со своим населением. Нет, не государство, – уточнила она, – а его правители». И, мысленно загибая пальцы, стала считать: Витька кривой – её одногодок, Мишка – в сорок лет, Алексей – вместе в техникуме учились, Васька – на год моложе её. И это все только за последний год… Да, ещё забыла Шурку-Машку. Так звали двух очень маленького роста вороватых пьянчуг – Александру и Марию, которые всегда ходили вместе и умерли почти одновременно. Ну и свой Сашка конечно… Господи, ну почему же никому нет дела до этого? Ведь на городском кладбище уже места нет, и всё одни мужики, а на Родниковском могильные кресты скоро в окно крайней избы влезут.
Вера поднялась по тропинке на крутую Родниковую гору, и первым на пути оказался дом номер девять, тот самый, однако никакой почты туда не было – ни газет, ни писем. Она прошла по улицам селения, считавшимся отдалённым микрорайоном города и вернулась на почту.
– Вот видишь, как скоро управилась, – похвалила её Александра Ивановна. – Время есть и Алёшку встретить.
– Схожу, покормлю, – ответила Вера. – Ничего больше срочного нет?
– Да всё вроде. Тишина. Сходи.
Вера пришла домой и, в ожидании сына из школы, сразу же поставила разогревать на газовую плиту кастрюлю с супом.
Они жили в небольшом бревенчатом доме, при котором был участок земли в три сотки, позволявший выращивать разные овощи, что служило неплохой прибавкой к мизерной зарплате почтальона. Дом был старый, но ещё крепкий. В нём родилась сама Вера, в нём жили её родители, а прежде и другие родичи. Вера любила этот уютный дом, а вот покойному супругу он почему-то не нравился. Одно время он даже начал собирать деньги на современную квартиру, но через месяц всё пропил. После его смерти Вера, поплакав, постепенно успокоилась. Подруги и другие знакомые всё пытались подыскать ей «мужичка», но «нормальные мужички» давно уже были разобраны, а жить со стариком или пьяницей… Нет уж! – одной спокойней. Да и не одна она, слава богу, сын есть.
– Мамк, я к реке сбегаю! – ворвался в избу десятилетний Алёшка. – Говорят, лёд уже от берега отошёл.
– Сначала поешь, – остановила его прыть Вера. – Суп фасолевый… Твой любимый.
– Потом поем, – заторопился Алёшка. – Ребята уже пошли…
– Я тебе что говорю, – стараясь быть строгой, – сказала Вера, – иди руки мой. Ребята твои никуда не денутся…
Алёшка торопливо похлебал суп, схватил две конфеты и бросился к двери.
– Стой! – задержала его Вера. – К реке близко не подходи, смотри с горы. Понял?
– Понял, понял, мы с бугра…
И убежал. «Пока ещё слушается, – подумала Вера, – а что дальше будет? Что ни говори, а мальчикам мужчина нужен». И она вздохнула глубоко и прерывисто – обидно было, что судьба так сложилась. В этом году ей исполнилось тридцать лет, возраст для женщины критический, когда начинаешь ощущать, что молодость уже прошла, .
Пообедав, поставила вариться на газ кастрюлю с мясом для супа на завтра, сняла пену, а потом прилегла на диван и задремала. Очнулась от крика:
– Вер, ты где? Вставай! Твой Алёшка под лёд провалился.
Соседка Аня стояла на пороге, своим дебелым телом полностью загораживая дверной проём.
– Как провалился?! – спросонок не поняла Вера.
Но тут же осознала и, будто подброшенная неведомой силой, вскочила с дивана. В голове сразу мелькнула река, лёд, полынья и барахтающийся в ней Алёшка.
И, сорвавшись с места, как была, в домашних тапочках, непокрытая и без пальто, бросилась на берег реки.
На круче никого не было. Знакомые ребята из Алешкиного класса кучковались дальше, внизу оврага. Запыхавшись, Вера подбежала к ним.
– Где он? – спросила вдруг охрипшим голосом.
И замерла в страшном ожидании.
– Живой, тёть Вер, он живой, – успокоил кто-то из ребят.
– А где, где он!?
– А его Иван с Родниковой вытащил и к себе увёл… Сушиться, – добавил другой голос.
«Слава Богу», – мысленно перекрестилась Вера. Тяжесть с души спала, и она вдруг заплакала.
– На, хоть оденься, – совала Вере в руки пальто догнавшая её Аня.
– Сейчас, сейчас… – отвечала Вера, никак не попадая в рукава пальто. – Какой Иван? Дом, дом где?
– Да вон, на бугре, – показал один из парней и, видя её слёзы, как бы даже успокоил: – Да вы, тёть Вер не думайте, – ни в чём он. Искупался только.
«Иван… – вспомнила Вера утреннюю встречу. – Протрезвел что ли?»
И побежала дальше, а потом по тропке вверх, не замечая холода тающего снега, попавшего в тапочки. Взбежала на гору, калитка во двор отворена, она вошла и далее по крылечку – в избу. Со света не сразу разглядела сидевшего на диване Алёшку в каком-то лохматом тулупе, с ногами в тазике с водой, видно, горячей.
– Ты как это, а? – от радости сразу накинулась на него Вера. – Говорила ведь тебе! Говорила!
Села рядом с сыном, обняла и снова заплакала, теперь уже от счастья, что живой, что всё так благополучно кончилось. От Алёшки почему-то пахло водкой, и он упирался, слегка отстраняясь от неё:
– Ну ладно тебе, ладно… Чего ты так…
– А почему от тебя водкой пахнет, – принюхалась Вера, – ты что, пил?
– Это не водка, – спирт, – ответил мужчина, вышедший из смежной комнаты. – Я его спиртом растёр.
– Спасибо вам, – поблагодарила Вера.
– Не за что, – сказал он, поддёргивая на себе старые с дырками на коленях брюки.
Волосы тёмно-русые слегка вьющиеся с начавшейся проседью на висках. Судя по поведению, после утреннего лежания на снегу он уже достаточно протрезвел и теперь с интересом приглядывался к ней, видно, вспоминал. И, наконец, вспомнил:
– Ты уж прости меня за моё непотребство. Случайно получилось, с вечера был на дне рождения у друга, а с утра с похмелкой малость переборщили.
Тебе бы надо согреться, – вместо ответа прижала к себе Алёшку Вера, – в ванну бы и чаю горячего.
– Чай скипел, сейчас принесу, – заторопился Иван, – а ванны у меня пока нет. Только ему сейчас не надо на улицу, к тому же, и одежда сушится. Ничего, не заболеет. Гляди, сама не заболей, – посмотрел он на её ноги в тапочках.
Сходил куда-то и принёс валенки:
– Вот, согревайся.
Они сидели за столом, пили сладкий чай с чёрствым хлебом и молчали, изредка поглядывая друг на друга. С горячего чая Алёшка разомлел и стал подрёмывать.
– Может, пусть поспит? – предложил Иван. – Я сейчас подушку принесу.
Вера уложила Алёшку на диван и накрыла одеялом.
– Что ж, по такому случаю давай знакомиться, – улыбаясь, предложил Иван.
Они назвали друг друга.
– Спасибо вам, – ещё раз поблагодарила Вера. – Вы, наверно, и сами искупались…
– Это ничего, – улыбнулся он, – там не глубоко. Там родники бьют… С виду лёд крепкий, вот он и пошёл, – кивнул Иван на Алёшку.
Тот уже спал.
– Что же мне с ним делать? – спросила Вера
– А ничего, пусть пока спит. Одежда просохнет, и я приведу.
И тут только Вера вдруг вспомнила, что оставила на плите вариться мясо. И заторопилась:
– Простите, мне бежать надо. А за Алёшкой я сама приду. И валенки вам верну.
– Да ты не волнуйся, приведу я его, – успокоил он.
И проводил до калитки. Встал перед ней, высокий, плотного телосложения в облегающей тело тонкой рубахе. «И на алкаша-то не похож», – невольно сравнила Вера своего покойного, не отличавшегося здоровьем мужа с Иваном.
– Спасибо вам за Алёшку, – опять поблагодарила она.
– А что ты всё на вы и на вы? – улыбаясь, спросил он. – Не по-русски как-то.
Глаза серые, с лукавинкой, с мужицким заботливым пониманием в них, как бы уже предполагающие что-то.
– Хорошо, – согласилась Вера.
– Ну тогда часика через два он проспится, и я приведу его. Ты не беспокойся.
И первым протянул руку, а затем, когда она подала и свою, неожиданно наклонился и поцеловал её.
– А вот этого не надо, – строго заметила Вера, убирая руку.
– Я тебе разве больно сделал? – с наивностью ребёнка, улыбаясь, спросил он.
И Вера не нашла, что ответить.
«Ишь ты, алкаш, а шустрый», – думала она, спускаясь с горы, спиной чувствуя на себе его оценивающий взгляд. И вроде бы ни к чему, но вдруг вспомнила, что на её голове ничего нет, а она давно уже не стриглась и не укладывала волосы, всё как-то на парикмахерскую времени не хватало. Растрепайка, наверно… И машинально поправила отросшие волосы, придав им нужную форму. Но налетевший с реки влажноватый весенний ветерок тут же опять вздыбил их. «Алкаш, а с виду ничего ещё, – невольно вспомнила она его взгляд с понятной любой женщине ласковостью в нём. – Наверно, ещё не так давно пьёт, ещё не спился».
После смерти супруга прошло больше года, и Вера как-то уже начала привыкать к своей одинокой постели: судьба, видать, такая… Но иногда вдруг просыпалась среди ночи и в груди как бы торкало: ну что же, теперь всю жизнь одной? Алёшка – да, Алёшка это всё, Алёшка – это душа… Но ведь ещё и тело есть, и оно, треклятое, своего просит. И Вера плакала, уткнувшись в подушку, а потом шла в соседнюю комнату, смотрела на спящего сына и успокаивалась.
Вода в кастрюле с мясом уже почти вся выкипела, но не до дна ещё. «Хорошо, что успела», – подумала Вера. Один раз уже эта её любимая кастрюля горела, забытая на огне, но она была сделана из нержавеющей стали, и Вера отчистила её до первозданного блеска.
– Ну как, Вер? – заглянула в избу Аня. – Живой?
И с тревогой оглядела комнату.
– Живой. На Родниковой пока. Сушится.
– Ну, слава Богу. Мне ребята сказали, что Чепурин Иван его вытащил.
– Ну да, Иван, – подтвердила Вера. – И подумав, спрашивать или не спрашивать, всё-таки спросила: – А ты что, его знаешь?
– Ну а как же. Почти родня: моя двоюродная сестра Валька за его братом Василием замужем. За границей живут, – скептически усмехнулась Аня и пояснила: – На Украине. А Ивану не везёт: жена от рака умерла, а нынешней осенью и мать – тоже. Детей нет, ездит на заработки. Скважины под воду дачникам бурят.
– Поддаёт?
– Не то слово. Мать жива была, держала, а теперь… Приедет с заработков и в загул. Его бы в хорошие руки, – добавила Аня и вопросительно посмотрела на Веру.
– Алкаш он и есть алкаш, – поняла её взгляд Вера, – сколько я со своим мучилась: и к бабке на заговоры водила, и кодировались, и к экстрасенсам – толку никакого. Неделю продержится, а потом ходит, ноет: «Дай хотя бы на четвертинку, худо мне…» И злой становится как собака.
– Ну, что же сделаешь, – вздохнула Аня, – мой вот тоже понапрасну вроде не пьёт, а шлея под хвост попадёт – нарежется. Все мужики такие.
Аня лукавила: своего небольшого роста, хиловатого супруга она, благодаря своей внушительной комплекции, держала «в ежовых рукавицах».
Она постояла, повздыхала о чём-то своём, бабьем, и ушла. И тут же в дверь постучали.
– Ир, ты что ли? – сразу определила Вера. – Заходи.
Из всех Вериных приятельниц одна она, прежде чем войти, стучала в дверь.
– Добрый день, – поздоровалась Ира. – Я узнала о случившемся и вот, – она поставила на стол пол-литровую банку с мёдом, – от меня Алёше. Как его здоровье?
Темноволосая с довольно крупными тёмными же глазами и небольшим носиком она производила приятное впечатление, однако небольшой рост в сочетании с излишней полнотой это впечатление несколько портили. «Ты девочка на любителя», – шутя, говорила ей Вера, но это и на самом деле было так. Сегодня в моде были худощавые, порой даже худосочные девицы с длинными ногами – ходулями, а полные девушки всеми силами старались похудеть. Сама Вера гордилась своей фигурой: рост метр семьдесят два и стройная, как молодая сосенка. Наверно, сказывалась работа почтальона, связанная с ходьбой. На почте даже ходил анекдот. Армянскому радио задают вопрос: «В чём схожесть волка с почтальоном?» Ответ: «Обоих ноги кормят».
Ире уже перевалило за тридцать, но замужем она не была ни разу. Ходили даже слухи, что и ни одного мужика не знала. Но, скорее всего, это были просто бабьи сплетни. Ира закончила филологический факультет и работала библиотекарем в городской библиотеке.
– Спасибо, Ир, – поблагодарила Вера. – Лёшка у своего спасителя. Сушится. Я как раз за ним собираюсь. А у тебя как, состоялось рандеву?
– Состоялось… – нехотя ответила Ира.
Вера знала, что сегодня Иру должны были познакомить с каким-то «мужичком».
– И что, судя по голосу, неудачно?
– Мужчине за пятьдесят, на год моложе моего отца, лысый, маленького роста и к тому же чавкает… Зачем? Вер, я что, совсем уже ни на что не гожусь? А? – со слезами в голосе спросила Ира.
– Ну что такое ты говоришь? Годишься, да ещё как годишься! Ты просто не умеешь себя подать. Мужика в первую очередь, что интересует в женщине? Выразительность подачи материала. Вот зачем ты вся запаковалась, как солдат в мундире? У тебя большая красивая грудь – надень платье с декольте, но не до пупа, а в меру, чтобы мужики рядом с тобой начало ложбинки видели, а дальше уж они сами довоображают. И не говори по литературному, твоя учёность им ни к чему. Я тебе больше скажу, большинство мужиков боятся умных женщин. Поэтому не умничай. Неси любую ахинею, любую дурь, всё сойдёт, только не молчи, не сиди, как старушка на поминках.
– Вер, я всё это понимаю, но не получается. В институте встречалась с одним парнем, он был такой же как и я – тихоня, и мне не нравился. А теперь кого же найдёшь? Всю жизнь одной? У тебя вон Алеша есть, а у меня…
– Возьми из детдома.
– Думала уже, но ведь не своё, не родное.
– Тогда сама забеременей.
– Как?
– Не знаешь что ли как?
– Но все уже женатые.
– Женатые, но не святые.
В это время дверь отворилась, и в избу ввалился Алёшка в валенках и просторной не по росту телогрейке, а следом вошёл Иван.
– Мамк, дядя Ваня обещал взять меня на рыбалку, – сходу заявил Алёшка. – Можно? Он…
– Да подожди ты, – прервала его Вера. – Какая рыбалка? У тебя температуры нет?
– Нету, нету!
Иван с большим пластиковым пакетом в руках поздоровался и остановился у входа.
– Да вы… ты… проходите, пожалуйста, – подвинула ему стул Вера, – садитесь. – Это Ира, – представила она подругу.
– Спасибо, но я на минуту. Вот Лёшины вещи: ботинки почти высохли и пальто тоже. А мне надо идти.
Заметно было, что он стесняется.
– Огромное спасибо, – поблагодарила Вера. – Преогромнейшее.
Она подошла к Ивану, и её сразу же обдало водочным духом. «Он опять выпил», – поняла Вера его стеснительность. И Иван, видимо, понял, что она поняла.
– Ты уж извини, – слегка поклонился он и сразу вышел.
– Напрасно вы… ты… так торопитесь, – следом за ним вышла на крыльцо Вера. – Посидели бы с нами.
– Спасибо, но мне надо идти, – ответил он.
Глянул на неё и улыбнулся как-то виновато – заискивающе. Улыбка мягкая, приятная.
– Простудишься, – добавил тихо, – ступай в дом.
Ласково сказал, заботливо, как матушка в детстве говорила.
«Выпил, а соображаловка работает», – проводила его взглядом Вера.
– Это и есть Алёшин спаситель? – спросила Ира.
– Я бы и сам вылез, – запротестовал Алёшка.
– Иди, поставь чайник, – велела ему Вера, – тётя Ира тебе меду принесла.
– А он представительный… – заметила Ира.
– И к тому же свободен, – понимающе добавила Вера. – Но алкаш. Я к нему подошла, водкой несёт – задохнешься. И на дороге…
И она рассказала об утренней встрече на дороге.
Они посидели, выпили по две чашки чая с мёдом, и Ира собралась уходить.
– Кстати, вот тебе и кандидатура, – сказала Вера, провожая её.
– Ты имеешь в виду то самое? – остановилась Ира.
– А что? Купишь ему бутылку, сама выпьешь ради приличия и…
– О чём ты говоришь! – возмутилась Ира. – Это стыдно, это… К тому же он алкоголик! Дети…
– Уроды родятся, да? – усмехнулась Вера. – На Руси всегда пили.
Сказала и подумала: «Зачем я её на него науськиваю? А вдруг у них всё получится…» «А тебе-то что? – спросил внутренний голос. – Тебе одного алкаша не хватило?» И Ирку жалко, вроде умная баба, а рохля. Может, и на самом деле ни с одним мужиком не была? Пусть побудет.
– Иван свои вещи оставил, – сказала она, – хочешь – отнеси.
– Думаешь? – засомневалась Ира.
И в её тёмных глазах явственно отразились и сомнение, и испуг при воображении предлагаемого ей действия.
– А чего думать, – ведь понравился.
– Не знаю… Кажется, я его помню, он у нас в библиотеке один раз был. Ну да, вспомнила – ещё книгу спрашивал о бурении скважин.
«Вот и пробурите скважину», – едва грубо не пошутила Вера, но вовремя сдержалась.
– Видишь, и тема для разговора найдётся, – сказала она. – Давай, дорогуша, не теряйся.
– Но как я приду? Что скажу? – окончательно испугалась Ира.
– У тебя сестра в Алиповке. Скажешь, что по пути занесла, мол, я попросила.
– Нет, не смогу, – подумав, покачала головой Ира. – Ладно уж…
Махнула рукой и ушла. А от её безысходного «ладно уж» у Веры на душе так гадко стало. «Ну почему, – думала она, – почему Господь так сделал, что мы от мужиков зависим? Захочет тебя какой-нибудь алкаш – пожалуйста, а не захочет… Но интересно, клюнет ли он на Ирку? Если её приодеть со вкусом, то бабёнка ничего образуется. К тому же многие мужики маленьких женщин любят. У неё и ножка тридцать пятого размера».
Следующее утро началось с солнышка. Ближе к полудню городские дороги, посыпанные солью с песком, расквасились, на освободившемся от снега тёмном асфальте стали образовываться первые лужицы, а кое-где по обочинам обнажилась, в народе называемая «поросячьей», жухлая травка, и стайки воробьёв с удовольствием копались в ней, склёвывая прошлогодние семена.
– Для тебя сегодня ничего нет, – сказала пришедшей на почту Вере Александра Ивановна. – Как Алексей? Не заболел?
Всякие слухи в небольшом городке распространялись молниеносно. Некоторые по этому поводу грубовато шутили: «Если в одном конце пукнуть, то в другом тут же почуют».
– Как с гуся вода, – ответила Вера. – А мне, если ничего нет, тут сидеть?
Городская газета выходила один раз в неделю, её Вера разнесла ещё вчера, телеграмм не было, а письма последнее время писали редко, заменяя их мобильными телефонами.
– Иди домой, – милостиво разрешила Александра Ивановна. – Если чего – я тебе звякну.
Погода стояла хорошая, дома особенно делать было нечего, и Вера, предварительно постояв перед зеркалом и обозрев себя, сунула валенки и телогрейку Ивана в большой пластиковый мешок и отправилась на Родниковую гору. С этим, конечно, можно было и повременить, отнести завтра заодно с почтой, но… «Обещала – надо выполнять», – оправдывала она свою торопливость, одновременно зная, что это не совсем так, что её путешествие на Родниковую гору не только из-за выполнения обещания. «Отдам и сразу же уйду», – с решимостью пресекла она всякие иные мысли, которые, как стайки назойливых бабочек порхали в голове.
Вера шла привычно быстро, и уже спустилась с Черкасской горы, как вдруг впереди увидела знакомую фигуру. «Ира!» – удивилась она. В короткой, вровень с коленками, куртке, в итальянских сапожках, с небольшой сумкой в руке. А на голове, удивительно! – явно свежая причёска. «И когда только успела? – подумала Вера. – Неужели решилась? Да не может того быть!» Она окликнула подругу – та остановилась.
– Маша из Алиповки позвонила, просила навестить, – опережая возможные вопросы, сказала Ира.
Вера не поверила: в модных дорогих сапожках по начинающейся сырости да с едва прикрытой цветным шарфиком грудью с той самой ложбинкой в вырезе платья, да ещё вдобавок с причёской, – в деревню к сестре не ходят… Но промолчала. Жалко стало подругу, да и себя тоже.
– А ты туда? – кивнула Ира на гору.
– Надо же отдать.
– Ну да…
И разговор затормозился.
– А может, всё-таки сама отнесёшь? – уверенная, что Ира откажется, спросила Вера.
И протянула ей пакет с вещами.
– А давай! – неожиданно согласилась Ира, беря пакет. – Погибать, так с музыкой!
И засмеялась. Только сейчас Вера обратила внимание, что она непривычно весела, глаза блестят, в голосе вдруг появилась этакая залихватская нотка, мол, нам всё нипочём.
– Ты выпила что ли? – спросила Вера.
– А что, заметно?
– Ладно, – в растерянности сказала Вера, – тогда иди.
И хотела уйти, но Ира задержала её за рукав пальто, спросила тихо:
– А ты как же?
– А что я? У меня уже был один, достаточно. Мне он не нужен.
– Вер, а что я ему скажу? – неожиданно опять засомневалась Ира.
– Скажешь, здравствуйте! – разозлилась Вера. – Иди, иди… Баба ты или не баба?
Повернулась и пошла назад. Шла, сдерживая желание оглянуться, посмотреть, что сделает эта «рохля». И не выдержала – оглянулась. Ира уже поднялась до того места, где тропинка раздваивалась: прямо – шла дальше по одной из улиц в сторону деревни Алиповки, а направо – к избе Ивана. «Интересно, в избу пойдёт?», – гадала Вера, остановившись на склоне горы. Ира постучала в дверь и вошла. «Всё-таки отважилась…» – скептически усмехнулась Вера, уверенная, что подруга тотчас и выйдет. Но шло время, а она не выходила, и это вызвало беспокойство: неужели останется? Вот так, сразу?.. Для характера Иры это было немыслимо!..
Навстречу появились знакомые люди, Вера поздоровалась с ними, поднялась ещё немного наверх и опять остановилась, потому как дальше дорога поворачивала, и оттуда уже не был виден дом Ивана.
Ира не выходила. Неужели осталась?
«Баба дура, баба дура стоеросовая…», – вдруг вспомнилась строчка из срамной частушки. «И на самом деле – дура, – думала Вера, – не надо было Ирке подсказывать. Пусть бы сама… Хотя мне-то он вовсе и не нужен…» «Но не нужен ли?» – с сомнением спросил внутренний голос, и она не нашла что ответить, а врать самой себе – последнее дело. Когда живёшь, стараясь особенно ни о чём не задумываться, вроде бы легче: Алёшка, работа, кухня, утро – вечер, утро – вечер, серые дни сыплются, как шелуха с семечек. По ночам лишь одиноко, но ничего – забудешься, вроде так и надо. Только вот вокруг люди в семьях, бабы с мужиками… И всё это на виду, хочешь – не хочешь, а уголёк зависти тлеет, жжёт душу: почему я? Чем я провинилась перед Господом?
Ира всё не выходила. «Вот тебе и «божья коровка», – с удивлением подумала Вера, – как ловко святошей прикидывалась…» Но тут же и урезонила себя: «А не сама ли ты послала её? Не верила, что это возможно? А теперь жалеешь, что не ты?..»
На дороге вновь появились люди, и Вера пошла дальше, решив чисто по-русски: «Бог с ней…»
Однако, вернувшись домой, всё ждала, что Ира придёт, расскажет, как и что там у них получилось – чай пили, или… И хотя для характера Иры такое скоропалительное «или» было совершенно невероятно, сомнение всё же возникало – а вдруг? Сумку-то с вещами как схватила… Вцепилась, и вроде бы вся в раздумье, а назад ведь не отдала… «Ну ничего, вечером приплетётся, – решила Вера».
Но Ира не пришла ни вечером, ни на следующее утро. Любопытство с некоторой долей ревности буквально съедало Веру, и она еле сдерживалась, чтобы не пойти в библиотеку и не посмотреть в глаза этой «вертихвостке» – что та скажет? Но гордость мешала этому. Однако поведение подруги озадачивало.
Лишь после обеда, проходя мимо библиотеки, она встретила Иру. Та уже открыла входную дверь.
– Эй, подруга! Погоди, – окликнула Вера.
Ира остановилась.
– Ты чего от меня бегаешь? – подошла к ней Вера.
– Я не бегаю, – в явном смущении опустила тёмные глаза Ира. – Стыдно…
«Неужели случилось?..»– с некоторым даже испугом подумала Вера. И сразу представился диван, на котором спал Алёшка, и они на этом диване.
– Чего же это тебе стыдно? – слегка ёрничая, поинтересовалась она. – Было что-нибудь? Да? А ну давай, колись.
– Ты с ума сошла! – возмутилась Ира. – Конечно, не было.
– Какого же хрена ты у него так долго сидела?
– Мы разговаривали… Ты знаешь, он очень интересный человек. Он знаком с литературой, и мы разговаривали о жизненной закваске.
– Чего-чего? – не поняла Вера.
– Ну, это как бы воля к жизни одного человека или целого этноса, народа. Нашего, например. Русского. У Джека Лондона это называется жизненной закваской.
– И что же, он пьёт из-за этой самой закваски? – усмехнулась Вера.
– Нет конечно. Очевидно, всё в совокупности: смерть жены, потом –матери.
– Ну ты мне, подруга, сказки не рассказывай. Любой алкаш своему пьянству оправдание найдёт: один пьёт из-за плохой жены, другой – из-за сварливой тёщи, третий – по всем праздникам, которых на календаре великое множество, а в сумме все мужики пьют от лени и потому, что очень выжрать хочется. Вот тебе и твоя закваска.
– Может быть и так, но я ему почему-то верю.
– Втюрилась?
– Ну зачем ты? Как можно вот так сразу об этом говорить…
– Ну ты же не маленькая.
– Нет, Вер, у нас с ним ничего не получится. Кстати, он о тебе спрашивал.
На следующий день на почту поступили рекламные листки кандидатов на выборы в местную городскую думу, и Вере пришлось идти на Родниковую гору. Шла, поглядывая на его дом с двумя окнами. Из них всё было видно: и река, и овраг, и Черкасская гора, и все, кто идёт по ней. «Интересно – выйдет или не выйдет?» – гадала Вера. Почему-то хотелось, чтобы вышел. И всё вспоминались слова Иры: «…он о тебе спрашивал». Но может, теперь пьяный опять?
Рекламные листки надо было разнести по всем домам, и первым был дом Ивана. Однако Вера, поискав взглядом почтовый ящик, так и не нашла его. Калитка была отворена, она вошла во двор, положила листки на крыльцо, и в этот момент Иван вышел.
– Добрая душа пришла, – с явным удовольствием, встретил он её.– Здравствуй. Неужели мне письмо?
В белой рубашке, в тапочках на босу ногу, чисто выбритый, на губах приветливая, слегка как бы даже заискивающая, словно у провинившегося школьника, улыбка. «Трезвый», – определила Вера.
– Добрый день. Это вот к выборам в городскую думу, – объяснила она, протягивая ему листки, и добавила: – Спасибо за валенки и телогрейку. Я Иру просила передать…
– Пустяки, – сказал он, и распахнул дверь перед ней: – Заходи, чаю выпьем?
– Нет, нет, – излишне торопливо отказалась она.
И смутилась от его понимающего взгляда и хотела уже уйти, но он остановил:
– Я хочу местную газету выписать. Не поздно?
– Нет, только получать будешь со следующего месяца.
– А платить на почте?
– Можно и мне, – ответила Вера.
И полезла в сумку за блокнотом с фамилиями и адресами подписчиков.
– Ну не на улице же, – возразил он. – Пойдём в избу.
Они сели за стол, и Вера стала выписывать квиток на газету, а он сидел напротив и, улыбаясь, смотрел на неё, а она, не глядя, чувствовала, что он смотрит и волновалась. «Прямо как девчонка, – мысленно упрекнула она себя, – не надо было заходить, шёл бы сам на почту». «Но ведь нравится мужик-то», – сказал внутренний голос. Оторвала глаза от квитка и глянула на него – улыбается… Всё-таки улыбка у него приятная.
– Вот, – положила перед ним квиток, – газета выходит по четвергам, а разношу я по пятницам.
И встала, чтобы уйти, но он загородил дорогу:
– Да погоди ты, куда торопишься? Я чай поставил.
– Мне надо идти, – попыталась обойти его Вера.
Но он поймал её за руки:
– Ну прошу тебя.
– Пусти, – дёрнулась она.
– Ну не сердись, – не отпускал он её рук. – Не бойся, не обижу… – И добавил почти шёпотом: – Нравишься ты мне.
Наклонился и поцеловал сначала правую, а затем и левую её руки. А она смотрела на его макушку со слегка поредевшими волосами, чувствовала близость сильного мужского тела и, хотя всё же высвободила руки, но сделала это не резко, не рывком, а чуть медленнее, чем надо было бы . Всё её тело и душа истосковались по мужской ласке. А он ласковый… Сашка никогда не был таким. Подумала о себе: «Бесстыжая…» Но тут же и возразила: «А почему бы и нет?» И опять осадила себя: «Не смей, завтра же во всём городе известно будет».
– Не надо ничего этого, – сказала строго и, с силой отстранив его, вышла. И вздохнула с облегчением – выдержала. Хотя, ох как, не хотелось сдерживаться. Если бы он обнял, то…
На следующий день пришла Ира и поделилась неожиданной новостью. Случилось так, что один из читателей вдруг стал обращать на неё внимание.
– То полку вызвался передвинуть, то книги по каталогу разобрать, – рассказывала Ира. – И целыми днями в читалке. А сегодня пригласил как бы на свидание.
– Ну и чудненько, – поддержала подругу Ира, – сходи, почему же не сходить. Что за мужик-то?
– Если бы мужик, – вздохнула Ира, – а то парень на шесть лет моложе меня.
– Ну и что? Это тебя колышет? Ты же сама хотела.
– Не могу я так, – поморщилась Ира.
– Это дело твоё, но надо когда-то решиться. Тебе кто нужен, просто мужик или муж? Если муж, то ищи, если мужик – соглашайся. Узнай, здоровый ли он и вперёд, на баррикады! – засмеялась Вера.
На следующий день она, не торопясь, поднималась в Родниковую гору, изредка поглядывая на окна дома Ивана.
Погода установилась солнечная, влажноватый тёплый ветерок дул с юга, и на душе было светло и радостно. Зима заканчивалась, скоро можно будет совсем сбросить с себя тяжёлые зимние одёжки, сесть или лечь на травку в любом месте и бездумно смотреть в голубое небо на плывущие отары кудрявых облаков. Как хорошо, вольготно, когда холод не ограничивает твою жизнь, и ты чувствуешь себя свободным человеком.
Неистовое весеннее солнышко разогрело снежные сугробы, проникло внутрь, и снег раскиселел, стал скукоживаться, оседать, образуя под собой озерца талой воды. Снежный покров уже не держал человека, ноги проваливались, и подниматься в гору теперь можно было только по узкой натоптанной тропинке. Вера уже поднялась наверх, но тут, заглядевшись на дом Ивана, вдруг оступилась и правой ногой провалилась в снег почти по колено.
– Черт! – заругалась она, вытаскивая ногу.
Снежно-водяное месиво тотчас заполнило сапожок, и холод, сразу же охватив ступню со щиколоткой, пополз и далее. В сапожке захлюпало. Вера остановилась в нерешительности. Что делать? Ходить с промокшей ногой нельзя – верная простуда, возвращаться домой – далековато, да и не хочется: ведь потом всё равно придется идти назад.
– Почта! – вдруг окликнули её. – Чего ждём?
Иван вышел на крыльцо и смотрел, как она, стоя на одной ноге, трясёт другой, промокшей. Видно, понял, потому что засмеялся:
– Провалилась что ли?
– А тебе что? – разозлилась Вера на его смех.
– Да ладно тебе… Не обижайся.
И подошёл к ней.
– Тебе сушиться надо, – сказал, – так ходить нельзя. Пошли.
И по-хозяйски взяв её под руку, повёл наверх. Она слегка поупиралась, предупредив:
– Только без фокусов.
– Давно в цирке не был, – отшутился он.
В прищуренных глазах смешливая лукавинка.
«Кажется, трезвый, – по этим глазам определила Вера, – приставать не будет. Хотя… Хотя пусть пристаёт».
В избе он посадил её на диван, присел на корточки и снял намокший сапог.
Она сидела на диване и не возражала.
– Ножка у тебя красивая, – сказал, как бы невзначай погладив её ногу. – Наверно, потому, что много ходишь, да?
Ласковое прикосновение мужской руки было и щекотно, и приятно, но явно чрезмерно, и Вера высвободила ногу.
– У тебя и брюки намокли, – сказал он. – Может, снимешь, а я дам тебе одеяло.
– Нет, нет, – отказалась Вера, – ничего, они чуть-чуть, так просохнут.
– Тогда давай разденемся, – предложил он, берясь за молнию её куртки.
– Я посижу так, – в растерянности возразила она, понимая, что за этим раздеванием, скорее всего, последует и то дальнейшее, которого и желала, и боялась одновременно.
– У меня жарко, пока твой сапог сушиться будет, запаришься, – сказал он и снял с неё куртку.
На ней был голубой свитер, облегающий грудь и талию, подчёркивающий её женственность. Дома она, стоя перед зеркалом, долго выбирала, что бы такое надеть, и выбрала этот свитер, хотя как будто и не предполагала где либо раздеваться. Или всё-таки предполагала? Вера не смогла бы ответить на этот вопрос.
Иван дал ей валенки, они прошли в горницу, и сели за стол, на котором вместе с чаем появилась и наполовину опорожнённая бутылка коньяка.
– А это зачем? – спросила она.
– От простуды, – ответил он, улыбаясь, – мы понемножечку…
Налил ей и себе, и они выпили. Потом ещё по одной.
– А я ведь на работе, – вспомнила вдруг Вера и рассмеялась.
И он следом за ней. «А пропади всё пропадом! – подумала она. – Как будет, пусть так и будет». А он, будто услышав эти мысли, встал, подошёл сзади и обнял её сидящую, но не нахально, сразу за грудь, а немного повыше.
– Не надо… – совсем по-девчоночьи сказала она, однако в её голосе уже не было никакого противления.
Руки его опустились ниже, он стал целовать её в шею, в ушко, в губы. Постель была рядом, и всё свершилось. Потом она лежала и слушала своё непроизвольно вздрагивающее тело, чуть уставшее, но расслабленное и уже освобождённое от постоянного томления в нём. Иван, улыбаясь, смотрел на неё.
– Какая ты лапушка, – сказал он, ласково поглаживая её грудь.
Приподнялся, и стал целовать её в шею, в ушко, в самые чувствительные места, опускаясь всё ниже и ниже, и, наконец, губы его коснулись вновь набухших от желания сосков.
– А я ведь на работе! – взмолилась она, не в силах противиться ему.
– Ещё немного, – прошептал он, – милая ты моя, вкусная… Ещё чуть-чуть.
А сам продолжал целовать её грудь, всё настойчивее, всё требовательнее. И добился своего.
Потом они лежали и отдыхали. Видно, удачное начинание вдохновило его, и он опять начал ласкать её. Но Вера воспротивилась:
– Хватит, Иван. Я ведь на работе. Мне ещё почту разносить.
– Хочешь, помогу? – предложил он.
– Нет, нет, – торопливо возразила она, – я сама…
Взяла свои вещи в охапку, и, прикрываясь ими, вышла в первую комнату и там быстро оделась. Он вышел следом, сзади властно обнял её.
– Приходи завтра, буду ждать, – сказал, будто приказал.
Его тон возмутил Веру.
– Завтра видно будет, – жёстко ответила она, убирая его руки.
А потом шла по улице и всё вспоминала эти его последние слова. «Стоит мужику один лишь раз переспать с женщиной, и он уже начинает чувствовать себя чуть ли ни её собственником. Нет уж, фигушки, – думала Вера, – надо будет проучить его…»
С понедельника у школьников начинались весенние каникулы, и Алёшка пришёл весёлый: целая неделя свободы.
– Я с дядей Ваней на рыбалку пойду, – объявил он.
– Какая рыбалка, лёд уже тает, – охладила его пыл Вера. – Не смей никуда ходить. Ты один раз сходил…
– А я у дяди Вани спрошу, – заупрямился Алёшка.
– И к нему ходить не смей. Понял? Если не будешь слушаться, я тебе велосипед не куплю, – пригрозила Вера.
Она легла спать уже за полночь, но долго лежала без сна, всё вспоминала, как позорно быстро поддалась, и что он в связи с этим подумал о ней. И было стыдно. И как теперь быть? Продолжить связь – по сути означает во всеуслышание объявить о ней, потому что вскоре без сомнения все узнают об этом. А какие намерения у него? Последние дни он, кажется, не пил… Может, и не такой уж алкоголик… Ведь работает же на этих самых скважинах, а пьяницу держать никто не станет. Но что для него самого означает случившееся? Рядовой случай или нечто большее? Как всякая нормальная женщина без болезненных сексуальных запросов Вера желала именно этого большего, но желает ли и он того же?
Следующий день у Веры был выходным, и она занималась разными домашними делами: сварила обед, параллельно с этим постирала, заставила Алёшку посыпать золой снег в маленькой тепличке, чтобы он быстрее стаял, а к вечеру они сходили на представление приехавшего в город цирка. Но представление оказалось настолько примитивным, что не понравилось даже Алёшке. «Мам, – сказал он, – мне медведя жалко, у него зубков нет…» А Вера пожалела о потраченных на билеты шестистах рублях, для их семейного бюджета сумме весьма ощутимой.
Утром следующего дня Александра Ивановна попросила отнести в библиотеку пришедшие на почту свежие журналы и областные газеты, и Вера встретилась с Ирой.
– Ну как твоё рандеву? – спросила она, вспомнив о намечавшемся свидании подруги.
– Состоялось, – ответила Ира.
– И как?
– Если коротко, то никак.
– То-есть?
– Я потом, вечером к тебе загляну, а сейчас видишь… – Ира кивнула на очередь, образовавшуюся за получением книг.
Старшеклассники готовились к экзаменам, и некоторые, несмотря на доступность описаний содержания литературных произведений в интернете, всё-таки желали более полно ознакомиться с ними.
Никакой корреспонденции в этот день на Родниковую гору не было, и Вера туда не ходила, но после обеда неожиданно позвонила Александра Ивановна.
– Тут телеграмма пришла, – сказала она, – Чепурину Ивану… В общем ничего особенного, текст такой: «Есть работа. Срочно выезжай. Николай». Как, сходишь?
– Но ведь написано «срочно», – задумалась Вера.
– Ну, тогда сходи.
«Ведь можно было и не ходить, – думала она, поднимаясь на Родниковую гору. – Хотя кто знает, может, и действительно что-то срочное». «А если он тебя будет просить остаться, останешься?» – не без ехидства спросил внутренний голос. «А почему бы и нет? – ответила Вера этому голосу, но всё же оправдалась перед ним: – Я женщина свободная…»
Но все её намерения были тотчас разрушены реальностью: не достучавшись в дверь избы, Вера дёрнула её, и та отворилась. В первой комнате никого не было, а во второй на кровати в одежде лежал пьяный Иван и храпел. На столе вместе с позавчерашней пустой бутылкой из-под коньяка стояли и две опорожнённых из-под водки, лежало несколько неочищенных картофелин и кусок чёрного хлеба.
«Пиршество богов», – с сарказмом усмехнулась Вера, вспомнив покойного мужа. Как всё это было знакомо и как тошно было от всего этого. И самое обидное, при всём желании никак не поможешь этим людям, потому что они сами не желают, чтобы им помогали.
Вера положила телеграмму на стол, придавив её пустой бутылкой, и вышла. Всё, о чём она думала, о чём мечтала, на что надеялась, чего при стечении благоприятных обстоятельств желала бы, вдруг разом рухнуло, но удивительно, в душе, хотя и было больно за гибнущего человека, стало даже как-то свободнее, словно начавшаяся дружба с Иваном была обременительна для неё.
«Всё, – с решимостью думала она, спускаясь с Родниковой горы, – а то губы распустила, думала, что пьяница остановится. Смешно даже, сколько с Сашкой намучилась, а всё равно в доброе верить хочется».
Вечером пришла Ира.
– Как у тебя? – спросила она.
Оказалось, что Веру видели, как она входила в дом Ивана, и по этому поводу уже пошли разные сплетни.
– Он на газету подписывался, – объяснила Вера, умолчав об остальном.
– А за мной Вадим на машине приехал, – рассказала Ира. – У него однокомнатная квартира в центре. Приехали – на столе уже стоит шампанское, разные закуски. Ну, думаю, пропала. Но Вадим оказался «ботаником» почище меня. Я даже подозреваю, что он невинен.
– Не может этого быть! – удивилась Вера. – В двадцать шесть лет!..
– Во всяком случае он не умеет общаться с женщиной.
– И что же вы делали?
– Выпили, закусили, поцелуй в щёчку и проводы до моего дома.
– И всё?
– И всё.
– Ну если он «ботаник», тогда ты первой должна сделать какое-нибудь телодвижение.
– В следующий раз попробую, – согласилась Ира. – Во всяком случае с ним я чувствую себя раскованно.
К ночи Вера, уложив Алёшку, и сама собралась ложиться, как вдруг в дверь постучали.
– Кто там? – спросила она, уже предчувствуя, кто стоит за дверью.
И угадала: Иван с рюкзаком за плечами вошёл и остановился на пороге. При этом его повело в сторону, и он вынужден был опереться о стену.
– Я уезжаю… – поздоровавшись, сказал он, и остановился в ожидании её реакции.
Глаза виноватые-виноватые, моргают и щурятся, словно от яркого света.
– Что ж, – ответила она, – счастливого пути.
И внутренне усмехнулась, вспомнив такие же виноватые глаза Сашки, когда тот каялся после очередного запоя. Подумала: «Сейчас будет извиняться». И точно:
– Ты прости меня, – сказал Иван, – так уж получилось…
– Мне тебя прощать не за что, – жёстко ответила Вера, – ты мне не муж и я тебе не жена.
– Ну зачем ты так?
Он стоял перед ней жалкий и потерянный, и чувство доброты, наверно, генетически присущее большинству русских женщин, возобладало в ней.
– Да ведь ты обещал не пить, – уже более миролюбиво напомнила ему Вера.
– Так получилось. Прости еще раз. Я еду на работу, на месяц, наверно. Вот мой мобильник, – положил он на тумбочку при входе листок из блокнота, – прошу, позвони, пожалуйста.
– А надо?
– Обязательно, – оживившись от её потеплевшего голоса, – заторопился он, – обязательно. А как же иначе? Я буду ждать.
И попытался взять её за руки, но Вера отстранилась.
– Ладно, Иван, иди, не то на автобус опоздаешь.
А после его ухода легла в постель и долго лежала без сна, думая, правильно ли сделала, что как бы вернула их отношения в прежнее русло, как бы согласилась с ним. Зачем? Если она как добропорядочная женщина мечтает о семейной жизни, то о чём думает он? «Но о чём может думать алкоголик? – саму себя спросила Вера, и тут же ответила: – Ни о чём кроме водки и иногда разве по необходимости – женщины в придачу».
Листок с номером его мобильника она так и оставила лежать на тумбочке, загадав, если пропадёт куда-нибудь, то значит, так и надо, а если не пропадёт… Листок исчез на следующий же день. Придя с работы, Вера на тумбочке его не обнаружила. Она посмотрела за тумбочкой, под тумбочкой и далее по комнате, куда он мог бы слететь, сдутый порывом воздуха из входной двери – листка нигде не было. По случаю весенних каникул Алёшка был дома, и Вера спросила сына, не брал ли он этот листок.
– Не, – ответил Алёшка и тотчас убежал в горницу, где с приятелем за компьютером играл в какую-то игру.
Вера поискала ещё, но листок исчез, и это обстоятельство вконец расстроило её. Это было как рок, как некое мистическое предупреждение из таинственной области мироздания, где, может быть, записаны судьбы всех людей. «Что ж, значит, так тому и быть», – смирилась она с происшедшим, однако на всякий случай подмела веником пол, надеясь ещё – а вдруг откуда-нибудь вылетит. Но листка нигде не было. Наверно, Иван оставил ещё кому-нибудь номер своего телефона, скорее всего это была Аня, но гордость не позволяла Вере спросить об этом. Да она и сама не знала, как поступит – позвонит или не позвонит.
Так прошло несколько дней. Вера исправно разносила почту на Родниковую гору, и каждый раз, поднимаясь наверх и видя его избу, вспоминала об Иване. Вскоре с начала нового месяца на его адрес стала приходить местная газета, но так как хозяин отсутствовал, Вера оставляла газеты у себя. «Отдам, когда вернётся», – решила она, с нетерпением ожидая этой встречи. Теперь, отдалившись во времени, его запои не казались уже такими ужасными, и опять появилась надежда – а вдруг… Не пьёт же он на работе. Наверняка не пьёт, сейчас алкоголиков просто увольняют, значит, может и вообще не пить. Эти мысли убаюкивали, оставляли надежду на что-то в будущем, которого ну никак не может не быть у здоровой тридцатилетней женщины.
Через полтора месяца, когда на буграх стала появляться молодая травка, когда сделалось совсем тепло, Вера поднимаясь на Родниковую гору, вдруг увидела открытую дверь его дома. От неожиданности она остановилась, сердце гулко застучало в груди – приехал! «Сначала обычное здравствуй, – думала она, подходя к избе, – а потом, потом что ему сказать?.. Почему не звонила? Оправдываться? Нет уж… Ну да ладно, там что-нибудь придумается». – решила она.
– Хозяин дома? – громко спросила Вера, войдя в калитку.
– Дома, – неожиданно ответил звонкий женский голос, и на пороге появилась молоденькая, лет двадцати русоволосая девушка с веником в руке.
– Только не хозяин, а хозяйка, – добавила она, с любопытством разглядывая Веру. – А вы, я вижу, почтальон, да? Если ему что-то есть, давайте мне, хозяина пока нет.
Вера в растерянности смотрела на это голубоглазое существо не в силах сказать что либо. Мысли с бешеной скоростью проносились в голове: родственница, дочь, жена? Кто?
– А вы, вы кто ему будете? – наконец, всё ещё надеясь на благоприятный для себя ответ, спросила она.
– Жена, – улыбаясь, ответила женщина.
– Да, конечно, – зачем-то сказала Вера и подала газету. – Вот возьмите.
И проглотила комок, вдруг образовавшийся в горле. Потом шла по улице и ревность, и обида душили её: «Как же так? Откуда эта девка? Почему эта девка?»
Придя домой, Вера зашла к соседке Ане, и та объяснила, что Иван вчера привёз эту «особу», а сам сегодня утром уехал на шестичасовом автобусе назад дорабатывать.
– Теперь молодой сожительнице дорогие цацки понадобятся, – усмехнулась она.
И испытующе посмотрела на Веру.
– Что ж, дело такое, – как можно равнодушнее сказала Вера, – пусть зарабатывает.
Но обе отлично поняли друг друга. Аня, взглядом проводив уходящую Веру, сочувственно покачала головой и сказала с жалостью:
– Дурёха ты, дурёха…
Прошла ещё неделя, сделалось совсем тепло, и Вера спустилась в подвал, где стоял газовый отопительный котёл, чтобы выключить его. Повернула кран, убедилась, что пламя в котле погасло, и уже стала выходить из помещения, как вдруг заметила наполовину обгоревшую бумажку на земляном полу. Это оказался тот самый листок с номером телефона оставленный Иваном. Только от телефона сохранилось всего две цифры. «Алёшка! – сразу догадалась Вера. – Разжигал котёл… Какая дрянь! Ведь сколько говорила: не подходи к котлу! не твоего ума это дело, мал ещё… Выпороть! Чтобы неповадно было!» Вера никогда до этого не била Алёшку, иногда разве лишь лёгким, скорее шутливым подзатыльником направляла его устремления в нужную сторону, но сейчас наверняка отхлестала бы сына. Однако Алёшка ещё не пришёл из школы, и свою злость Вера выместила на мяукающем коте Прохоре, веником прогнав его на улицу. А когда пришёл Алёшка, спросила только:
– Ты котёл разжигал?
Тот замялся.
– Не сегодня, давно уже, – объяснила Вера.
– Ну один раз. Ветер был, и он потух, – сознался Алёшка.
– Не делай больше этого, – сказала Вера, обнимая сына, – ладно?
– Ладно, ма, – согласился Алёшка.
На несколько мгновений прижался к матери, но тут же и отстранился, видно, посчитав, что не пристало мужчине быть таким ласковым.
Вечером Вера сама пошла к Ире. Та жила с родителями в двухкомнатной квартире.
– Молодец что пришла, – встретила её Ира, – пойдём ко мне.
И, взяв из буфета бутылку вина, увела Веру в свою комнату.
– Я уже слышала, – сказала, разливая вино по рюмкам, – рассказывай.
– А что рассказывать, всё так и должно было быть.
– Положим, не должно было быть, но случилось, – возразила Ира. – Молодая, красивая?
– И молодая, и красивая, – усмехнулась Вера. – Давай-ка лучше выпьем.
– Давай. У меня с этим Вадимом тоже история.
– Они выпили.
– Что за история?
– Представь, он оказался импотентом.
– В двадцать шесть лет? – удивилась Вера. – Может, действительно первый раз и боится. Может, ты не так себя вела?
– А что по-твоему должна делать женщина предлагая себя?
– Ну, Ир, разные бывают обстоятельства, иногда с мужиками это случается… Впрочем, хрен с ними, с мужиками, давай лучше нарежемся.
Они выпили ещё по рюмке, потом – ещё, допили бутылку, и Ира сходила за второй. Домой Веру провожал отец Иры, а она совсем пьяная шла и всю дорогу смеялась, вспоминая встречу с «девкой» из дома Ивана. Всё это было так смешно…
– Мамк, ты чего? – с несказанным удивлением встретил её Алёшка, никогда не видевший мать в таком состоянии.
– Потом, потом… – ответила Вера, раздеваясь. – Ты лучше чайку согрей.
Но не дождалась чая, уснув прямо на диване. Алёшка разул её, заботливо накрыл одеялом, погасил свет, и сказал, как сама она когда-то говорила его пьяному отцу:
– Наклюкалась.
После всех этих событий Вера стала ходить на Родниковую гору другой дорогой, чуть более далёкой, но позволявшей обходить дом Ивана. Однако по пятницам приходилось заворачивать в его двор и оставлять газету. Женщину, которая представилась женой Ивана, звали Оксаной. На вопрос Веры, что из себя представляет эта девица, соседка Аня, иногда разговарившая по телефону с Иваном, ответила коротко:
– Шалашовка.
– Но она говорит, что жена Ивана, – возразила Вера.
– Жена! – презрительно усмехнулась Аня. – Заплечная девица, как у водителей дальнобойщиков. А ты – дура.
– Алкаш мне не нужен, – обиделась Вера.
– Мужики почти все алкаши, – заключила Аня, и на том разговор закончился.
Так прошло ещё дня два. Как-то вечером Вера с Ирой и Аней сидели в Вериной избе, чаёвничали и смотрели телевизор, с экрана которого рассказывали, как один известный и весьма почитаемый деятель в возрасте уже за семьдесят, прожив с женой сорок лет, бросил постаревшую супругу и женился на двадцатилетней.
– И это, казалось бы, человек с интеллектом, – осуждающе заметила Ира.
– Деньги есть, слава есть, зачем ему старуха, – возразила Вера, вспоминая русоволосую девицу в избе Ивана. – С молоденькой-то, наверно, всё веселее.
– Да, но ведь должна быть и совесть, в конце концов: прожить с женщиной сорок лет и выбросить как использованную половую тряпку!..
– Женщин много, мужиков мало, вот и пользуются, – сказала Аня, – а совесть, совесть у них сами знаете где…
Она хотела что-то добавить, но в этот момент заверещал её мобильник.
Аня ответила и вдруг обычно благодушное выражение её лица начало стремительно меняться.
– Как это случилось? – сдавленным голосом спросила она, выслушав говорившего.
А потом отложила телефон, посмотрела на подруг и сказала коротко и непонятно:
–Вот…
– Что случилось? – спросила Вера.
– Иван умер.
– Как умер!?
– Звонил его брат Василий, сказал, что какой-то гадости выпили, – объяснила Аня, – одного спасли, а двое…
– Может, ошибка какая? – с надеждой спросила Вера.
– Какая ошибка, Василий с дороги звонил, его уже сюда везут.
Она развела руками и беззвучные слёзы, образовавшись в уголках её глаз, скатились чуть ниже, и она мясистым своим кулаком вытерла их.
– Как же это, девочки, а? – посмотрела Ира на Аню, и вдруг
глаза её тоже наполнились слезами.
А следом за ней не выдержала и Вера. Они плакали и о нём, и о себе, о своей бабьей доле, когда желания не совпадают с реальностью, и нет ни сил, ни возможностей изменить эту реальность.
На следующий день брат Ивана привёз тело, и покойного похоронили на кладбище Родниковой горы, неподалёку от его избы. В этот же день хоронили и ещё одного мужчину, чуть постарше. Оксана, узнав о смерти сожителя, уехала сразу же, даже не была на похоронах. А Вера продолжала работать почтальоном, и почти каждый день, проходя по улицам Родниковой горы, обязательно сворачивала на кладбище и стояла возле его могилы, вспоминая всё, что было и что ещё могло бы быть, но так и не случилось.
22 июня 2013 года