ГЛАВА 5.
ПОДОБНО ПЕСКУ…
…Хотелось курить. Хотелось «вмазаться». Хотелось любить.
«Курить – на улицу идти, дома не курят. Со вторым – поклялся “завязать” и себе, и Маришке – надо держаться и держать слово. С третьим…
С ним – самое трудное. Третьи сутки в огне. Ни днём, ни ночью тело не отпускает – комок нервов! Мышцы – жгуты, и их крутит и мнёт от желания! Такого никогда ещё с тобой не случалось, Филин. Даже тогда, в пятнадцать, когда сорвался на мать, и она не смогла оставить тебя в адской геенне и муке. Нет. Это во сто крат сильнее и мощнее, настолько объёмнее и шире, что все мысли ушли из головы. Осталась одна – Маринка!
Только прошептал, дрожь накрыла с головой, “мурашки” по телу волной пошли и вздыбили все волоски. И не только волоски.
– Огонь в крови! Так, парень, и что ты собираешься делать в таком состоянии? Как Лебедь сказала, когда ты о маньяках заикнулся? Что в таких домах они не водятся? Да ты на себя-то посмотри – маньяк и есть. Все мозги кипят и помыслы только об одном – Маришка! Но время приближается, и надо что-то с собой делать или откровенно признаться, что слабак, и… не идти на встречу. Нет!..
От одной мысли сразу “ухнуло” вниз сердце, ледяная волна прокатилась по телу, мгновенно остудив пожар плоти.
– Так-то лучше, мой мальчик. А теперь оденься, выпей полбокала ликёра для расслабления и давай-ка выдвигайся – скоро приедет».
Пока шёл к метро, с улыбкой вспоминал встречи и разговоры, нежность и огонь во взглядах, трепет рук и сладость поцелуев, пока ещё девственных и робких. И вот – последний день, третий.
Разочарованно вздохнул, погрустнев благородным интеллигентным лицом: «Так и не удалось уговорить её поселиться у меня на эти три дня. Никак. Ничто не подействовало – это странно: то ли так привязана к подруге и её детям, то ли есть ещё какая-то тайна, которую не желала раскрывать. Как жаль! Столько часов потеряно из и без того малого срока! Господи, пожалуйста, помоги сегодня уговорить остаться, а? Ты же всё видишь и понимаешь, что без неё я сгину! Молчишь? Кто бы сомневался.
Поднял к хмурому небу печальное лицо и едва сдержал слёзы.
– Почему так боишься её потерять, Фил? Всего несколько дней назад плакал совсем о другом возлюбленном. Забыл? Как такое могло случиться?.. Загадка.
Да нет, не забыл. Понимаешь, Валя, скажу честно и откровенно: влюбился я в девочку. Главная проблема в другом: сердцем понимаю – навсегда, но сознаю – против второй природы не смогу пойти. А какая девушка согласится на двойную жизнь своего парня? Никакая, верно. Осознанно захочет ли стать “чайкой”? Не стоит и надеяться, для этого нужно иметь иную душевную организацию, особый взгляд на интимную сторону жизни – редкость, сам понимаешь. Маринка не “би”, почувствовал сразу. Вывод: потеряю непременно, как только изменю, тем паче, с парнем. Это осознание меня медленно убивает и погубит-таки, уверен».
Тяжело выдохнул, сник, посмотрел на часы, ойкнул и… быстро побежал к метро.
…Обнявшись, молодые в очередной раз шли по Русаковской набережной, направляясь в сторону «Преображенки» к метромосту.
Мариша захотела пройти весь неблизкий путь, навестить мосты и мостики, акведуки и пристани района Яузы, знакомого ей со времён учёбы и проживания в общежитии на Матросской Тишине.
Филипп был тогда прав, предположив, что девочка оттуда и приходит.
Вот и теперь, навестив своих подруг-знакомых, угостив их сладостями и новостями, наконец, встретилась и с ним.
Не смел даже заикнуться о том, что это время потеряно для них двоих, а его так мало осталось!..
Сейчас шла рядом, придерживаемая мужской рукой за тонкие плечики, прижатая худенькой фигуркой к боку, согреваемая горячим теплом парня, и, касаясь плечом и бедром, волновала каждым движением гибкого стана, гнала жаркие волны желания по сильному юношескому телу, ослепляя, сжигая последние доводы рассудка.
Как держался? И сам не знал. Наверное, её спокойствие так действовало.
С загадочной улыбкой что-то рассказывала, спрашивала, заглядывая снизу в мятущиеся глаза, ласково касалась его рук то на своей талии, то на плече, трепетно ласкала нежными пальчиками, затянутыми в кожаные бордовые перчатки.
Сегодня резко похолодало, и хмурое небо не обещало ничего хорошего: того и гляди, снег с дождём начнётся. Но девочке непогода не мешала наслаждаться жизнью и впечатлениями: беззаботно улыбалась, приветливо махала рукой примелькавшимся завсегдатаям набережной, так же как и они, упрямо гуляющим даже под надвигающейся непогодой.
Местные жители останавливались, приветствовали молодых и с ехидными улыбками справлялись, «догуляют» ли те до весны или «спалятся» ещё к Новому году?
Озорница громко хохотала, сыпала искусными колкостями и тонкими непристойностями, ввергая всех в краску, прижималась и шаловливо целовала Филю в подбородок или щёку, нарываясь на настоящие поцелуи желания и страсти.
Стонал лишь безмолвно: «Сладкая мука такая!..»
Яуза-река несла мутные воды цвета хаки дальше, равнодушно смотрела на всех и величаво продолжала неспешный бег.
«Если бы так же неспешно бежала моя кровь по венам. Нет. Бурлит и неистовствует, кипит и бьёт по мозгам. Они просто закипают!..
Стиснув зубы, на миг закрыл глаза, справляясь с огненной волной. Успокоился с трудом.
– Спокойно, Филин. Тише. Она рядом, спокойна и безмятежна, только на секунду иногда украдкой вскидывает глаза и тут же отводит – чувствует, Птаха, понимает, сочувствует. И наверняка сознаёт неизбежное: нас влечёт друг к другу. Сильно. Давно. Неотступно. Насколько хватит терпения?.. Нет! Стоп! Не думать. Дышать, наблюдать, ждать…»
– …Так рад тебе, Маринка! Так было одиноко, даже из дома не хотелось выходить! – нежно обнял её за плечи, согревая, наклонился к вискам, прикоснулся горячими губами. – Как жаль, что у нас мало времени в запасе! Несправедливо всё-таки…
Вздохнул, стараясь не торопить события, старательно отвлекая себя. Одёрнул на поясе курточку, что задралась от поднятой руки, положенной на девичьи плечи, – холод добрался до самых подмышек.
– Сыро сегодня. Спасибо, от Яузы не несёт амбре, – улыбнулся спокойно.
Почти взяв себя в руки, заглянул в изумрудные глаза Лебеди, замер, перестав дышать, затаился. Поймав в их глубине живой лукавый огонёк, напрягся: «Опять забавная идея родилась в её удивительной головке!»
– Не желаешь поделиться, что задумала?
Остановился, повернул к себе, положил руки на плечи, осмотрел внимательно. Заметил, что сменила серый берет на зелёный, восхитился искренно, потрясённо выдавил:
– Как ты сегодня хороша в этом берете, Мариночка! Под цвет невероятных глаз…
Провёл пальцами по бровям, лбу, вискам и худым щекам, покрывшимся от его жаркого взгляда румянцем – буйно вспыхнул на худых щёчках, ещё «раскрашенных» гематомой.
– Смутилась, милая. Почему? Я неловко похвалил или ненароком обидел?
Когда безмолвно покачала головой, не сдержался, наклонился и прикоснулся к уголкам губ поцелуем. Опять всмотрелся в смущённые глаза: «Что такое мелькнуло?.. Нежность, грусть и…»
Внезапно налетел порывистый ветер с мелким дождём и снегом!
Оглянувшись, быстро потащил Мари под арку старого моста, возле которого находились.
Затянул в узкий проход между решёткой ограждения и толстой опорой арки, ни о чём уже не думая, придавил к ней худые плечи девочки двумя руками. Кровь вновь вскипела!
Русалка оказалась прижатой мужским телом к свае, и, кажется, только в этот момент поняла, что Фил не тот сегодня, кем по сути являлся. Нет! Здесь и сейчас перед ней стоял обычный молодой сильный возбуждённый парень, собирающийся поцеловать свою девушку. Если этим ограничится.
Это и произошло помимо его воли.
Когда приник к губам, понял: это не привычный деликатный робкий поцелуй, что дарил ей эти дни, сдерживаясь и оберегая чувства. Теперь вышел поцелуй настоящей мужской страсти, затмевающей разум и контроль над телом – последний шаг от трезвомыслия к безумию. За ним только откровенное насилие! Оторвавшись, глубоко вздохнув несколько раз, заставил себя вспомнить Софию и важный урок мужественности и взаимоуважения. И нелёгкие, непростые выводы. Сработало: немного отпустило, но ждать уже не имело смысла – предел. Задрожавшие и взмокшие на женских плечах руки только это подтвердили, как и крупные капли пота над верхней губой.
Марина поняла тоже, всё ещё пытаясь держать ситуацию в своих тонких и слабых ручках.
– Филипп, – с трудом отодвинулась в узком проходе от горящего тела, – ты что такое специфическое сегодня «принял», что сам не свой?
Негромко ласково смеясь, старалась хоть немного ослабить его напор и тяжесть, притиснувшие в полную силу к бетонной опоре моста.
– Как подменили моего «иного» мальчика-принца! – улыбаясь, старалась высвободиться – тщетно.
– Только капельку «Амаретто», клянусь, – хриплым голосом еле проговорил сквозь спазм горла, поставил руки в упор на локти над её головой, становясь ближе к девичьему лицу и… телу. – Может, это оно открыло мне глаза на тебя?
Ласкаясь губами о голову и волосы, сбив набок берет, приник ещё сильнее и безумнее пылающим молодым телом, прижался напряжёнными бедрами, чтобы ей стало окончательно понятно: обычный мужчина сегодня в его сущности победил безоговорочно.
– Марина… пойдём ко мне. Сыро, дождь. Там будет теплее и суше…
С трудом соображая, что говорит и делает, хватался за худые плечи, всматриваясь в нежное, беззащитное, трогательное лицо, пытался найти в нём тот спасательный круг, который удержит на плаву приличия и уважения, спасёт ситуацию, не позволит сорваться в банальное… скотство. Не находя, застонал и мягко упёрся головой в лоб, смотря глаза в глаза, окунаясь в тёплую безмятежную зелень и абсолютный покой: увидел горы, покрытые молодой травой и цветами, лёгкий ветерок колыхал стебли, сгоняя насекомых, вдали сияли вечные ледники, орлы маячили чёрными точками в небе. Удивился, очнулся и осознал, что это «кино» помогло. Немного успокоился, слегка отстранился, наклонившись, крепко поцеловал вздрагивающие в скрытом волнении губы, вновь ощутив этот пьянящий ягодный аромат и невероятную нежность кожи.
– Филипп?.. – тихо, едва слышно прошептала.
Подняла внимательные глаза, в которых читался законный вопрос: «Могу доверять?»
– Как?..
– Прошу, пойдём, – неуловимым шёпотом.
Закрыв утвердительно глаза: «Можешь доверять. Я не сорвусь».
– Не знаю, но ты так мне нужна! Эта мысль уже третий день не даёт уснуть – сам поражаюсь до немоты!
Уловив согласие, стиснул в радостном объятии, прильнул со стоном к губам. Осторожно вывел из-под моста и скорым шагом, взяв за задрожавшую руку, повёл домой.
Пятнадцать минут скорого хода – у подъезда.
Обнимая за талию, часто наклонялся к сочным медовым губам, трепетно прижимал, заглядывал в тревожном нетерпении в смущённые, повлажневшие глаза, пытаясь своевременно уловить тот момент, когда опомнится и скажет ими категорическое «нет». Но там было только стеснение, неловкость и… предвкушение. Выдохнул: «Наконец-то!»
Не поздоровавшись с консьержем, стремительно завёл в лифт и нажал кнопку этажа. Целуя со стоном, подхватил на руки, посадил к себе на талию, обвил её тонкими ножками, прижимая маленькое тельце к крупному напряжённому торсу.
Как вошли в квартиру, так и не вспомнил позже…
…Вздрогнув от чего-то тревожного, увиденного во сне, открыл глаза.
«Моя комната, – скосил взгляд на подушку рядом: пусто. – Маринка!
Слетел с постели в миг, натягивая на бегу домашние лёгкие брюки. Замешкался, ища вторую туфлю, немного успокоился.
– Не паникуй, Филин, начни осматривать с раздевалки.
Неслышно свернул в холл, прошёл в раздевалку и прихожую, и… замер, едва сдержав счастливый смех.
– Господи, мы обезумели в тот момент! Кажется, едва закрыли дверь, а ключи всё ещё продолжают висеть в замке, и набросились друг на друга, – покраснев, окатившись жаркой волной смущения и радости, присел на низкую тумбу и вспомнил всё. – Боже, прости меня, пожалуйста! Надеюсь, не оскорбил мою птаху грубостью? Только и помню, что раздел наполовину её прямо здесь и… затмение. Только жар и крики, – очнулся от волнующих воспоминаний, внимательно осмотрел на предмет крови: ни следа, чисто. – Так, погоди: накинулся на неё, прижав к этой стене, лицом к себе, а она обхватила меня ногами. Значит, не опасная для неё поза, привычная, но потом резко развернул… Что догадываться? Пора идти искать мою девочку и падать ей в ноги. Неужели я опустился?.. Стоп. Двигай дальше, Филин.
Следуя по дорожке из разных предметов одежды, опять стыдливо покраснел.
– Видимо, с Маринкой всё в порядке. Теперь вспомнил: здесь, в проёме двери спальни, сорвал с неё последнюю вещичку из кружев. Ну да, вот она, – поднял с пола белые кружевные трусики. – А где верхняя часть? Погоди… Стеснялась увядшей после кормления дочери груди, уступил, не стал снимать – целовал сквозь нежные кружева, и так это нравилось, что едва не потерял вообще голову! Еле успел внести её в спальню и сорвать с кровати дорогое американское покрывало – подарок мамы. В памяти осталась только боль в коленях, которыми стоял на полу, и юное гибкое тело девочки, выгибающейся под моими ласками, губами и руками. Потом… мрак…
Осмотрел простыню и пол возле кровати, заметил только влажные следы любви. Провёл дрожащими руками по синему шёлку белья, посмотрел на разбросанные подушки, растерзанную постель. Счастье накрыло с головой!
– Мы сошли с ума, Господи! Но ты не дождёшься, что стану кричать об этом – мне нужно чувство сохранить навечно. Ты понял? Не закричу, не жди, – слёзы хлынули из глаз. – Мама, любимая! Я сделал это – стал полноценным и… Нет, даже в уме не произнесу этого слова – боюсь сглазить. Спасибо за твой давний урок – быть обычным мужчиной: чувствовать то же, что и они, радовать любимую женщину и радоваться самому, видя её исступлённое счастливое лицо… Вот я и сказал главное слово, мамочка: любимая женщина. Ты только не обижайся, родная! Теперь у меня две любви, и вторая так же важна и необходима мне, как и ты, первая. Но понимаешь, мама, без тебя я смог жить и идти по дороге жизни дальше. Получилось. Без моей девочки-балеринки не сумею, вот в чём трагедия. А она несвободна и, скорее всего, не будет никогда. Не напрасно же тогда на набережной помянула о любовнике, и это не я. Грустно и страшно. Мне не избежать одиночества, мамочка…
Тяжело вздохнув, вытер лицо от слёз, медленно опустился на колени перед кроватью и стал поцеловать простыню, подарившую ему Маришку.
– Спасибо! Я сохраню тебя навсегда в память об этом дне – единственном дне радости и полного единения тел и душ. Абсолютного слияния на уровне пор и генов! Такого даже с Валей не случалось. Прости, любимый. Девушка оказалась волшебницей или… ведьмой. Я пал, продав душу и тело с радостью! Прости, Господи, меня грешного, и спроси за грехи наши, но пощади её, молю…»
…Очнулся от звука в глубине квартиры.
«Она здесь!»
Накинув рубашку, нашёл туфлю и ринулся на кухню.
На столе стояла пустая чайная чашка с блюдцем, на тарелочке крошки от миндального пирожного. Марина у окна. На ней надет длинный атласный халат красного цвета.
«Халат мамы Софии, – на минуту задумался и вспомнил, что принёс сам, когда ей нужно было в ванную. – Надо бы купить Маришке собственные вещи. Появится ли у меня ещё когда-нибудь?..
Отбросил печальные мысли и с радостью шагнул к окну, бесшумно подойдя сзади, крепко обнял маленькую фигурку, сжал в признательности и бесконечной благодарности, стал целовать голову, шею и плечи, касаясь губами ткани, ещё пахнущей матерью. Замер на секунду, изумился.
– Господи… да у Маришки с мамой даже духи одинаковые! Это не просто совпадение, а мистика! Или настоящая судьба.
Окунувшись вновь в запах духов и Маришкиного тела, едва сдержался от счастливого крика в небеса.
– Молчи, Филин! Не гневи и не дразни тех, кто наверху – потеряешь всё».
– На миг испугался, что ты ушла. Открыл глаза, а тебя рядом нет, – наклонил голову сбоку, приник к девичьим губам в ласковом и признательном поцелуе. – Спасибо, Маринка! Ты даже не сознаёшь всю важность этой минуты для меня…
Глаза вновь наполнились слезами радости. Зажмурился, стиснув объятия ещё сильнее.
Повернулась, коснулась лбом щеки, заставила открыть глаза, заглянув с пониманием и странным выражением лица. Наклонила его голову ниже, погладила щёки любовно и трепетно, поласкала мужской подбородок дрожащими пальчиками.
– Догадываюсь, – прошептала прямо в губы, вернув поцелуй. – Ты пытаешься быть другим?
– Нет! Я и есть сейчас другой, пойми!
Счастливо смеясь, прижал к себе и уже не отпускал, загораясь…
В этот раз не понёс в спальню: подоконник и приютил горящие тела, вернее, одну из частей: то Филину, то Маришкину. Ширина и крепость покрытия обеспечила относительный комфорт влюблённым, пока не сообразили, что рядом в углу находится просторный угловой диван.
До перекуса дело так и не дошло.
Едва расцепив руки, Филя понёс Лебедь в душ.
Лишь когда солнце стало неуклонно клониться к закату, робко заглядывая сквозь рваные облака в арочные окна гостиной, где оказались потерявшие время и чувство места молодые, они пришли в себя и вспомнили о грустной действительности: «Пора».
«…Время. Оно всегда было безжалостно и неумолимо. Его невозможно подкупить и отстрочить неизбежность – разлуку. Время ещё ни для кого не было ни другом, ни помощником – только врагом. С ним не договориться – настигнет и придавит действительностью, правдой, реальностью и стыдом. Каждому по заслугам. Нет беспощаднее судьи в подлунном мире, чем этот равнодушный бухгалтер: всегда у него под руками сведённый дебет-кредит, дефицита нет и не ожидается. Всегда будет только положительная сумма на балансе. Время обязательно выйдет в победители.
Наш людской песок, засыпанный в жизненные песочные часы, будет сыпаться неудержимо и постоянно, что бы мы ни предпринимали для его приостановки и сужения жерла горловины, что пропускает тот ручеёк. Вот и смотрим грустно, временами подставляем руку под золотую струйку, собственными глазами наблюдая, как проходит жизнь сквозь пальцы, образуя горку у ног – наше прошлое. Чем больше она – тем меньше запаса там, над головой. Не потому ли с раннего детства так любим играть с песком в детских песочницах? Уже тогда подспудно стараемся собственными руками научиться регулировать силу и напор просыпающегося сквозь пальцы песка? Но, повзрослев, с грустью понимаем, что с жизненным потоком не совладать. Это только Божья прерогатива – дать жить или умереть простому смертному, и не нам её оспаривать.
Я и Марина прекрасно это понимаем, стоя сейчас у окна, обнявшись и печально наблюдая за угасанием чудесного дня. Нет, Боженька, не дождёшься того самого слова – “счастье”, не надейся. Это мы с ней ещё надеемся на что-то. Должно быть, на чудо. На волшебство. На старую добрую сказку с принцем и принцессой. На обязательный счастливый конец со словами: “И жили они…” Лишь надеждой и живём. Простой и наивной мечтой».
Июнь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/06/25/1382