***

* * *
“ШУТКИ КОНЧИЛИСЬ, ДЫЛДА!”

Господин Василаке обошел меня вокруг, разгля-дывая, как инопланетянина, наверное, его просве-щенный, рациональный разум не в силах был понять моей логики: отказываться от чуда, причем, бесплат-но. Держался Вася-грек отменно, не срывался на крик, не грозил.
- Туристы со всего мира тратят целые состоя-ния, мечтают подольше пожить на обетованной зем-ле, а ты, глупец, на всем готовом и кривишься, недо-волен.
- А чему, скажи, радоваться? Заперли в одиноч-ку, я и острова-то еще не видел. Вася, ты прости то-варища, характер издерган коммунистами и демокра-тами, нервы на пределе. Бизнесмены, насколько я знаю, привыкли по-гроссмейстерски просчитывать все на несколько ходов вперед, а я, я – битая карта в твоей колоде.
- Мускатное вино из лепестков лимасольской розы попробуй, - Василаке словно не расслышал мо-ей взволнованной тирады. Он протянул мне бокал с напитком вишневого цвета. – Выпей до дна!
- С удовольствием!
- А теперь скажи, Дылда, где досье на членов экипажа “Алеута Зайкова”? Шутки кончились, Дылда! Где досье? Неужели не догадался, что ради досье я и вызвал тебя на остров.
- Так сразу бы и сказал. А если я потерял эту бумажку? – бросил я пробный камень. – Ладно, не хмурься, я пошутил, но, боюсь, вы сильно преувели-чиваете значение моих поисков. Мои сведения не подтверждены ни документами, ни справками из ар-хивов, хотя есть кое-что любопытное.
- Говори!
- Вот ты, например, был помощником моторис-та, а стал…
- Не дурачься, Дылда! Доиграешься!
- Представляешь, матрос Синячкин, по прозви-щу “Швабра”, стал контр-адмиралом Северного фло-та, а тихоня-боцман – дядя Леша, по неподтвержден-ным пока данным, убийца-рецедивист.
- А ты глубоко копаешь, как я и предполагал.
- А эти, русские, что сюда меня доставили, они все сведения о досье уже выжали.
- Лихие ребята! Даром времени не теряли.
- Адвокат и Миша обещали хорошо заплатить за досье, но… я не могу один и тот же товар прода-вать дважды.
- Разве не понял: эти двое работают на меня, - Василаке покосился на двери, словно желая убе-диться, что нас не подслушивают. Так где досье сей-час?
- На чердаке старого дома моей тетушки, неда-леко от города Старососненска, там гора рукописей и папка, которую вы громко окрестили “досье”.
- Кого думаешь вытащить на свет божий? – Ва-силаке мгновенно реагировал на каждую мою фразу.
- Может быть, помнишь дружка капитана Зайко-ва нанайца Кырку?
- Еще бы! – оживился господин Василаке. – Он еще жив? В чем только душа держалась. Вроде бы Кырка туберкулезом болел.
- Ну и память у тебя, Вася, - невольно согла-сился я с хозяином дворца. – А что касается папки, то… может, я ее даже на помойку выбросил. – Мне захотелось таким нехитрым маневром попробовать выяснить реакцию Василаке. Вдруг он махнет рукой на досье и тогда…
- Банатурский, ты меня нынешнего совсем не знаешь. Добродушного пацана Васи-грека больше не существует, - жестко отчеканил Василаке. – Если я сказал “нужно”, то я непременно получу желаемое. В мире существует сила, которая выше закона. Это – деньги. – Краем уха я слышал о власти денег. Бога-тый человек – добрый, нищий – злой. Чего тут не по-нять? Но зачем тебе досье?
- Не прикидывайся дурачком. Когда продаешь товар, не интересуешься покупателем.
- Криминальные дела-делишки? – У меня вновь начал развязываться язык.
- Ты же прекрасно знаешь: я – предпринима-тель, судостроитель, торговец! И закончим на этом. - Василаке выпрямил спину. Он проявлял ко мне пря-мо-таки невероятную терпимость. Любому другому давно бы приказал заткнуть рот. Меня же терпел, ви-димо, по старой дружбе. И этому можно было только удивляться.
- В одном ты прав, Дылда, - холеное лицо Ва-силаке заметно порозовело. Погладив подбородок, он почти вплотную приблизился ко мне, доверитель-но заговорил. – Пойми ты, наконец, я не сотрудник ЦРУ, не связан с Интерполом, не имею отношения ни к МУРу, ни к политическим организациям, но…, - ис-пытующе посмотрел на меня из-под век, - тоже хочу кое-что отыскать в этом сумасшедшем мире с твоей, разумеется, помощью. И это, пожалуй, самое глав-ное. Остальное – второстепенно, так, не знал, с како-го боку к тебе лучше подъехать.
- Буду рад тебе помочь, дорогой друг! – Я был искренен, видя, что и Василаке приступил к самому главному. – Говори, я весь – внимание. – Хозяин больше не ходил вокруг да около, не путал меня.
- Да, тянуть время не в моих интересах.
Я затаил дыхание. Возникла необычная ситуа-ция: меня, проще говоря, выкрали из России, чтобы вовлечь в сомнительное дело. Я давно поставил на себе крест, полагая, что жизнь завершена, никому я больше не нужен.
- Помнишь, как в проливе Фриза на судно об-рушился ураган?
- Еще бы! Капитан Зайков приказал всем выса-диться на скалистый остров, а вы… вас оставалось на судне четверо: ты, Юла, помощник капитана и, ка-жется боцман. Вам приказали нести вахту.
- Так вот, во время той страшной паники, - под-хватил Василаке, - у меня пропала вещица – фа-мильный алмаз, камешки, которые я всегда носил на шнурке, на груди.
- И это я помню. Прости, но ведь ты носил ка-мешки с дырками.
- Алмаз был среди камешков, фамильный ал-маз, очень дорогой. Сейчас я часто вспоминаю рус-скую пословицу: “что имеем, не храним, потерявши плачем”. По молодости я тоже не представлял, какую ценность, не только в материальном, но и в духовном плане, представлял для меня, для семьи, для фами-лии этот камешек. Хранил его, как память об отце. Алмаз оказался историческим, со своей легендой и даже именем.
- Чудеса в решете! И как его называют?
- Среди ювелиров Европы наш алмаз известен под именем “Костас”. Сколько ему лет, никто не зна-ет. Просто недавно, после вещего сна, я увидел по-койную мать. И, представляешь, как наяву беседовал с ней.
- И услышал сказочку про “Костаса”?
- Догадливый. Все так и было. Этот алмаз в стародавние времена спас нашу семью от расправы. Мальтийский рыцарь, руководивший набегом, взял этого “Костаса” себе, а семью приказал запереть в замок до рассвета. Ночью рыцарь внезапно умер. И его сподвижникам стало не до семьи Василаке. Они бежали, бросив злосчастный алмаз. Так “Костас” вер-нулся к нам.
- Красивая сказка! – Мой насмешливый тон был явно неуместен в такой ситуации, достаточно было взглянуть на лицо Василаке. Видимо, произошло не-что из ряда вон выходящее, коль сон столь взволно-вал хозяина.
- С тех пор, как я недавно узнал, что тот, кто возьмет или украдет фамильный алмаз, либо вскоре погибает, либо становится страшно несчастлив, а ка-мешек, рано или поздно, возвращается в семью. – Василаке испытующе посмотрел мне в лицо, навер-ное, жаждал, чтобы я развеял его сомнения, высме-ял, отшутился, доказал, что все это досужий вымы-сел. И я сделал так, как хотел Василаке.
- Извини, Вася, ты – серьезный человек, обра-зованный, а веришь в такую галиматью. Если бы все воры, через чьи руки прошел “Костас”, умирали, мир давно очистился бы от скверны, а ты сам и без фа-мильной реликвии процветаешь.
- Вот! Ты сам пришел к исходной точке. И я жил спокойно до поры. А теперь, стыдно признаться, предки стали посещать меня, будто сговорились, предупреждают: “Не вернешь “Костаса”, плохо кон-чишь”.
- А у невропатолога ты был?
- Замолчи, глупец! – вспылил Василаке. Види-мо, я оскорбил его сокровенные чувства. – Нужно найти алмаз, даже если придется перевернуть пол-мира.
- Прости за глупость, - я склонил голову, вовре-мя вспомнив поговорку: “с богатым не судись…”. – Разреши вопрос по существу?
- Спрашивай все, что желаешь. – Василаке со-вершенно преобразился, наверное, разговор о “Кос-тасе” был для него в эти минуты важней любых иных забот.
- Мы с тобой были голодранцами, нищеброда-ми. На судне, помню, ты в одной робе ел и спал. Ка-ким же образом удалось сохранить алмаз на судне, где воровали хлеб, портянки, рыбу? – ыло непросто. Разве ты забыл, большинство зверобоев, этих суеверных варваров, носило на груди, на бечевах камешки с дырками. Считалось, тот, кто найдет на побережье камень, в котором волны проточили отверстие, будет удачлив. Я тогда и сообразил что к чему, долго искал два камешка на берегу, а когда нашел, то повесил шнурок-талисман с тремя камешками. Алмаз уже то-гда был отцом просверлен и закрашен. Будь наша реликвия в первозданном виде, ее давно бы унесли вместе с моей головой. - Василаке тяжело вздохнул. – Бедный отец, как ты был предусмотрителен.
- Хотя бы краем глаза взглянуть на алмаз, что-бы иметь представление о нем. – Я сказал фразу просто так, ради поддержания разговора, понимая, что и сам-то Василаке не помнит натурального “Кос-таса”, но неожиданно он оживился, водрузил на нос очки, достал из внутреннего кармана желтый бумаж-ник, извлек на свет божий пару цветных открыток, по-ложил передо мной.
- Смотри, любуйся! – гордо проговорил Васила-ке, сбоку глянув на открытки. – С помощью музейных работников и знаменитого художника с материковой Греции мы попробовали воссоздать, каким был “Кос-тас”. Хорош, правда?
Действительно, алмаз, да еще в цветном изо-бражении, выглядел не просто красиво, но даже как-то интригующе. Его грани сверкали, отражая незем-ные космические краски. В старинном алмазе, даже на изображении, просматривалось нечто живое и от-того завораживающее. Я невольно залюбовался ри-сунком, алмаз был настолько хорош, что трудно было отвести глаза от его изображения. Не знаю, какие еще ассоциации возникли бы у меня, не отбери Ва-силаке открытки, бережно спрятав их в желтый бу-мажник. Впервые я почувствовал, как дорог этот фа-мильный камешек моему старому сотоварищу.
- И все же, все же…
- Да пойми Банатурский, - оборвал меня Васи-лаке, - если бы у меня не имелось косвенных свиде-тельств, что наша реликвия “гуляет” именно по Рос-сии, неужели бы я затеял целую экспедицию по ро-зыску “Костаса”? - Василаке взглянул мне в глаза, желая убедиться, что я верю его словам. Минуту-две назад я еще сомневался, а после последней фразы заколебался.
- Выходит, ты морочишь мне голову, дорогой босс, - настроение мое сегодня менялось, как флюгер под майским ветром. – Если есть сведения, все ме-няет дело, становится загадочным. Я подключусь к поиску, только дай хоть маленький ориентир. Про-должай, пожалуйста.
- По-моему, я сказал даже больше, чем требо-валось. Остается действовать. И отыскать “Костаса”.
- Задание принято. Скажи, а твой отец? Почему он вдруг решил замаскировать фамильный алмаз? Наверное, предчувствовал беду?
- Война, брат Дылда, все испоганила. Война жизнь родителей переломала. Уже на пятый день войны отец очень искусно просверлил дырочку в ал-мазе. Мама, помнится, была в ужасе, а отец знал, что делал. Он умело закрасил алмаз, стесал сверкающие грани. А перед самым арестом, словно получив знак свыше, повез меня зачем-то на старое лютеранское кладбище. Там, не таясь меня, выкопал под старой ветлой ямку и закопал семейные реликвии. Наказал хорошенько запомнить место клада. Сделал мне на-ставление: “Как только закончится эта проклятая война, найди это место”. Золотишко разрешил, в слу-чае нужды, продать, но алмаз… Алмаз приказал хра-нить вечно, как зеницу ока, передать по наследству детям и внукам, увы, - Василаке горестно развел ру-ками, - ни внуков, ни детей у меня нет.
- Неужели, отец твой, дружище, оказался прав? – Можно было не задавать этого вопроса, но Васила-ке ответил с готовностью.
- А еще через три дня в наш дом нагрянуло НКВД. – Василаке оперся руками о стол, воспомина-ния настолько потрясли его, что, видимо, понадоби-лась опора, чтобы не закачаться, не упасть.
- Над твоим талисманом, я вспомнил, зверобои часто подшучивали, мол, Вася-моторист на охоту редко ходит, зато амулет носит, чтобы моржи в ма-шинном отделении не загрызли. Загадка налицо: ал-маз мог украсть не заурядный жулик, а человек, знающий толк в драгоценных камнях. В нашем окру-жении таковых я что-то не припоминаю.
- Это и мне не дает покоя, - согласился со мной Василаке. – Кто этот вор? Кто смышленыш? Универ-ситетов у нас вроде никто не заканчивал, - хозяин протянул руку, наполнил рюмку ликером, стал пить маленькими глотками, утешая себя. – Десятки раз я перебирал в уме и моряков, и зверобоев, пустышка! На судне команда состояла из тупарей, правда, кое-кто на примете у меня есть, но… хочу выслушать те-бя. И если мнения совпадут, тогда… Ну, Дылда, да-вай еще вопросы, проникайся моей болью. – В лице Василаке исчезла напускная строгость и величест-венность. Передо мной сидел человек мягкий, довер-чивый, Вася-грек из прошлого.
- Удивительно, как ты после ссылки отыскал реликвии? Столько лет в тюрьме, лагерях. И кладби-ще, тем более, немецкое, могли снести, и ветлу сру-бить. Представляю, как с твоими ресурсами при-шлось добираться до Энгельса. Возможно, это не имеет прямого отношения к делу.
- Имеет, обязательно имеет, - нетерпеливо со-гласился со мной Василаке, - в тюрьме я бредил род-ными местами, одна корысть, одно желание владело мной. Думал, откопаю реликвии, пойду на базар и продам.
- Продать реликвии?
- Сейчас нам с тобой это кажется странным, а тогда… Знаешь, о чем я в ту пору думал днем и но-чью, чем бредил? Едой. Был готов сожрать быка вместе с хвостом, думал, никогда в жизни не почув-ствую себя сытым, так наголодался в местах отда-ленных.
- Понимаю тебя, сам пережил блокаду в Ленин-граде. Слушай, Вася, хочу удовлетворить профес-сиональное любопытство.
- Валяй.
- Много лет минуло с тех пор, как мы узнали о безвинно осужденных, расстрелянных, сосланных, но, наверное, дыма без огня не бывает. Тогда у твое-го отца, как бы это помягче выразиться, были, воз-можно, связи, порочащие, на взгляд сотрудников НКВД, связи с немцами? – Запоздало спохватился, видя, как потемнели от гнева и без того черные глаза Василаке, - хотя… сам помню, в тридцатые годы, из нашего дома №59 по Невскому проспекту в Ленин-граде каждую ночь выводили из больших и малых квартир “врагов народа”, усаживали в крытые авто-мобили, прозванные в городе “черными воронами”, и увозили в неизвестном направлении. Мы, конечно, верили байкам, но однажды я подумал: “Неужели по-ловина Ленинграда – враги народа?”
- Вот ты сам и ответил на свой же вопрос. Од-ного цыгана в нашей камере, помню, зеки спросили: “За что чалишься, Мора?” Цыган засмеялся: “За ха-латность сижу, братцы, за чистую халатность. Кобылу увел, жеребенка оставил”. Так и нашу семью взяли “за халатность”, точнее, за компанию, тогда поволж-ских немцев “мели под метелку”, страшно вспомнить. Настоящий геноцид немецкого народа.
Василаке замолчал. Я тоже не торопил его. Стояло недопитое вино рубинового цвета и ошелом-ляющего вкуса, стыла на фарфоровой посуде дели-катесная еда. После столь горестных воспоминаний еда и питье потеряли вкус, и даже цвет. И трудно бы-ло представить, что этот солидный, богатый госпо-дин, владелец судостроительных верфей, когда-то голодал, питался картофельной шелухой. Наверное, впервые в жизни и меня до глубины души затронуло ощущение безысходности тех лет. Безвинно рас-стрелянные! Безвинно осужденные и сосланные в тартарары! Эти слова на слух не трогают обывателя, но стоит каждому мысленно представить все, как это сделал я, и становится жутко. Звонок, входят люди в штатском, ничего не объясняя, начинают обыск – вы-валивают из шкафов и шифоньеров одежду на пол, корежат мебель, перерывают и швыряют, куда попа-ло семейные фотографии и документы. Бесполезно задавать вопросы: “Кто вам дал такое право? Вы ошибаетесь!” Все равно этих чекистов не разжало-бишь. Они – воспитанники железного Феликса Дзер-жинского. И сами не ведают, что завтра их тоже по-ставят “к стенке”. Ваших родителей берут под белые ручки и увозят в небытие…