На веранде турбазы Ханавей ся (Соколиный обрыв), что уютно расположилась почти у самой Печорской губы, изображая сторожа, сидел старый седой пес. Рядом с ним совершенно спокойно (конечно, при такой-то охране)устроилась черная упитанная кошка и внимательно наблюдала, как маленький рыжий котенок ловит муху, прыгая и катаясь по выбеленным временем доскам. Метрах в тридцати от дома озеро. Синее. Белый лебедь Тима лениво плыл по этой сини, не замечая яркого солнца, зеленой травы, резвящихся над ним крачек-черноголовок. Восемь лет назад у Тимы погибла подруга. Говорят, он месяц криком кричал, осенью улетел самым последним, уже когда снег падал. Думали не вернется. Вернулся. Один. Осенью улетает, весной возвращается. Один.
Я приехала сюда работать. Два часа машиной, еще два по Печоре на катере... устала.
В проеме открытой двери появился десятилетний сын хозяина Миша и улыбаясь каждой веснушкой радостно заявил:
– Мария Алексеевна, через пять минут можно будет загорать!
Ага! Размечтался! А комары? Их в тундре 20 килограммов на каждый километр. И все жаждут крови. Моей! Любят они меня, просто обожают! Нет, чтобы так начальство любило? Тьфу! Как что придумаю: если и оно начнет кровь пить… Ладно, пойдем загорать. А от вампиров будем гардексом отбиваться.
– А комаров не будет, – видя, что я достаю из сумки заветный флакон, авторитетно добавил мальчишка. – Они, когда жарко, куда-то деваются… Градусник показывает 28, но это в тени.
–Сколько? – не поверила я, и как оказалось, правильно сделала.
–Ну-у, 29.
–Мы же сгорим!
–Не-е, мы на снег пойдем, там прохладно. Хотите в снежки поиграть?
Пока я переживала третью сногсшибательную новость, в дверь просунулась оленья морда, украшенная ветвистыми рогами. Олень внимательно осмотрел меня с ног до головы, фыркнул и, стуча копытами, прошел прямо в гостиную, тяжело вздохнул и улегся на ковре перед телевизором. Вообще, домашние олени Авки равноправные члены семьи, им все можно.
–Это Хорка, ему три года, – пояснил Миша. – А вот наш малыш, Ванечка. Ему уже две недели. Ваня, поздоровайся с тетей.
Весело цокая ко мне подбежал и прижался к ноге всем телом олененок. Он был такой маленький, что мне пришлось наклониться, что бы погладить шелковую спинку. Большие прозрачные глаза смотрели доверчиво и ласково – сердце захлебнулось нежностью.Ну надо же, какая примета хорошая, олененок... Иногда важенки, то есть - оленихи, отказываются от ребенка, если тот родился перед кочевкой к северу. Дескать, все равно не дойдет... Таких малышей забирают пастухи, выкармливают, лелеят и нежат.
–Ой, а я ему ничего не привезла. Надо же его угостить…
–Не, не надо. Он целую бутылку детского питания выпил только что. Следующая кормежка через три часа. А больше ему ничего нельзя, он же – олень! Ваня, пойдем на снег?
Олененок радостно подпрыгнул, Хорка в одну секунду вскочил с ковра и встал передо мной.
–Ладно, - я ладонями погладила оленя по морде. – Раз такая компания подобралась, пошли.
И мы пошли. На ногах толстые носки и кроссовки, купальник под плащом-дождевиком. На всякий случай. Хотя… кого я могу таким нарядом шокировать, кроме себя? Здесь до Северного полюса ближе, чем до Москвы, намного ближе.
Путь предстоял неблизкий: усадьба турбазы на самой макушке сопки, так что сначала вниз по дощатым ступенькам, до пристани, потом еще метров двести-триста по берегу речки Мохнатки, с кочки на кочку… За поворотом реки - размером с небольшое футбольное поле - белые языки снега. Если намет снега в высоту метра два, да еще под обрывистым берегом - ни за что не растает, он же на вечной мерзлоте лежит. Зато рядом со снегом встречаются фиалки. Кстати, вот за ними я и приехала. И вообще за всеми лютиками-цветочками. Нет, не рвать. Они у нас тут все краснокнижные, снимать буду.
Великое волшебство тундры в том, что далекое – на деле совсем рядом. Уже через пять минут я с наслаждением ухватила ком снега и швырнула его вверх, к солнцу. Если снежок только слегка примять, он разваливается в воздухе и искрящимися льдинками падает вниз.
Ой, на спину оленя!
Миша расхохотался, увидев, как Хорка жмурится от удовольствия, и запустил вверх еще один снежный ком.
Я всегда знала, что олени умные, но чтобы настолько… Хорка успевал увидеть, куда летел очередной снежок и старался встать так, чтобы снег сыпался на него. Бедолага, комары его зажалили, а снег так приятно охлаждал места укусов…
Очень скоро поляна плотного снега превратилась в пушистую опушку, словно снег выпал только что. Ванечка собачонкой бегал то за мной, то за Мишей. Ох, ты, солнышко мое. Холодными и мокрыми ладонями я гладила спинку Ванечки, большие мохнатые уши, тонкую мордочку. Он выгибался под ладонями, подставляя то один бок, то другой… комарам ведь все равно, кого кусать, больших или маленьких. А больно всем одинаково.
Хорка подошел, удивленно склонив голову, подумал секунду и, обдав горячим дыханием, ткнулся меховой мордой в мою щеку. По-це-ло-вал!
Ну, так и запишем: 25 июня. Загорала в тундре, играла в снежки. Заслужила одобрение оленя, а впечатление, будто Орден Дружбы получила. День удался! Правда, впереди еще 12 часов съемок, но это такие мелочи….