-Так ты говоришь, тёща достала своими придирками? – сосед по купе пятернёй зачесал назад непослушную прядь седых волос и, размешивая ложечкой сахар в стакане с чаем, посмотрел на проплывавший за окном вагона лесной пейзаж.
Он расположился поудобнее на своём, застеленном поверх постели одеялом диване, и, отхлёбывая чай, начал:
- Вот ведь какая трансформация с людьми происходит – пока ты молодой, пока в силах деньги в дом приносить, к тебе одно отношение, а пошло всё у тебя наперекосяк, и отношение к тебе уже другое. И мучаешься ты всю оставшуюся жизнь вопросом: почему так? Да только вот уж когда голова белой становится, понимаешь, наконец, что мужик в семье, как знаменосец в бою – уронить знамя имеет право только убитый…
Попутчик, вздохнув, поправил зачем-то подушку под рукой:
- Я, если не возражаешь, приведу тебе пару эпизодов из своей жизни, связанных с тёщей, – как бы взвешивая, стоит ли рассказывать, он помолчал секунд десять, прислушиваясь, как колёса выстукивали на стыках свою дорожную мелодию, и купейный вагон под эту однообразную песню шёл мягко, разрезая предвечернее пространство перегона. Попутчик продолжил:
- Тесть у меня был мужик с норовом, особенно когда выпьет. Домашним от него частенько доставалось. И так допёк он тёщу, что задумала она, в конце концов, на развод подавать. А мы, молодые, тогда в Средней Азии в Кызыл-Кумах под узбекским солнышком грелись. Ну, и письма тёщины нечастые читать было совсем невесело – мы тогда жили довольно дружно: чего ж не жить – зарплата не маленькая, квартира, дочка и всё такое. А после этих жалобных писем появлялось ощущение бессилия – там родители дурью маются, а мы радуемся жизни от них за три тысячи километров и ничего сделать не можем.
Год был, как сейчас помню, восемьдесят первый. В ноябре того самого восемьдесят первого отправили меня в командировку в Челябинск на завод дорожных машин имени Колющенко по вопросу внесения кое-каких конструктивных изменений на новых грейдерах, которые мы у себя на карьере год как начали эксплуатировать.
Поскольку в Азии ноябрь – это просто осень, одет я был лишь в плащ на подкладке. Сапожки зимние и шапка, правда, были при мне. Вылетал, понятное дело, из Ташкента. Когда же самолёт приземлился в челябинском аэропорту, то там снегу было уже по колено, и морозец прижимал градусов на пятнадцать. Я, что называется, мелкими перебежками да на городском транспорте добрался до завода, сделал там все дела за день и к вечеру – опять в аэропорт, в кассу за билетом на обратный рейс. "Билетов нет" – отвечает кассирша этаким чисто советским, не терпящим обсуждений, тоном. Я спрашиваю в том духе, что мол, за дела? У вас тут что, симпозиум вселенский образовался? "Нет, – говорит, – у нас тут для торговцев из Средней Азии самый сезон образовался – везут свои дыни, гранаты и прочую фруктово-ягодную радость".
Да, азиатские дыни – это, я тебе скажу, вещь! В Ташкенте, вон, в сезон, на Госпитальном рынке их, бывало, горы лежали, и аромат нежнейший стоял на всю округу. Считалось неприличным, побывав в столице Узбекистана, не привезти пару-другую дынек тамошних, похожих по форме на большие мячи для регби, в специальной оплётке для удобства переноски.
Я к телефону, звоню на железнодорожный вокзал по поводу поезда на "хлебный город". Оказывается, поезд на Ташкент ходит через день, ушёл именно сегодня, и тащится он туда двое суток. Приехали, одним словом…
Сижу я этаким образом в зале ожидания в начальной стадии прострации и пытаюсь сообразить, что делать. А времени-то уже десятый час вечера, и пора помыслить о ночлеге. И вот тут, есть всё же Бог на белом свете, объявляют, что произвёл посадку транзитный рейс "Иркутск – Челябинск – Минеральные Воды – Симферополь". Стоп, себе соображаю: командировка у меня на трое суток, не считая дороги – итого пять, управился я со всеми вопросами за день, деньги с собой есть, так не рвануть ли мне на этом самолёте к родителям жены? Разберусь с родственниками, а на работе как-нибудь объясню, как это я на Кавказе очутился. И с этими светлыми мыслями лечу в кассу брать билет до Минеральных Вод. А тут уже женский ангельский голос из динамиков в этот момент посадку объявляет. Одним словом, трап отъезжать собрался, когда я по нему влетел в ТУ-154. Место у меня было во втором салоне сразу за переборкой слева – там, где в те времена ещё корзина-люлька для маленьких деток на стенке висела. Огляделся, смотрю, а отдельные мужики сидят в унтах и то ли в полушубках, то ли в кухлянках – это они к морю собрались, в Крым, значит. Экзотика, одним словом.
Но экзотика-то настоящая, как раз позже началась. После всех этих аэропортовских переживаний я довольно быстро задремал. Сквозь сон чувствую – болтанка какая-то нехорошая наблюдается и самолёт на посадку заходит. Приземлились. Слышу, в тишине за переборкой – народ-то в основном спит, бортпроводницы вполголоса говорят друг другу, что нас не в Мин-Водах, а в Адлере посадили. Сон у меня тут же снесло, конечно. Выглядываю в иллюминатор, а там дождь хлещет, и пальмы вдали стоят. Это что, значит, из челябинской зимы мы в субтропиках оказались? Привет унтам и кухлянкам, ну, и шапке моей нутриевой, естественно – зонтика-то я с собой не брал.
На часах два ночи. Через какое-то время подали трап, всю нашу сборную шатию-братию разбудили и с извинениями, в том смысле, что по погодным условиям Минеральных Вод нас почти что за Кавказский хребет забросили. Высадили с этими добрыми напутствиями и препроводили в здание аэропорта, посоветовав прислушиваться к объявлениям по аэропортовскому говорильнику.
Те, кому и так надо было в Краснодарский край попасть, поблагодарив Бога за быструю доставку, мотанулись к автобусам да такси – в зависимости от того, у кого что в кошельках водится. Ну, а мы, грешные, остались в аэропорту в полном неведении "куковать". Это те, кто до Мин-Вод, а уж о симферопольских вообще молчу, поскольку каждый тогда думал о том, как бы свои, образовавшиеся на пустом месте, проблемы решить.
Под утро объявили, что самолёт на Минеральные Воды для участников этого злосчастного рейса будет где-то к девяти часам. Я и думаю: "Это что же, я, побывав рядом с морем, ног в нём не замочу?" И с этими мыслями на городском транспорте, как только он ходить начал, поехал Чёрному морю поклониться – не купаться, конечно, а ракушек на пляже собрать для маленькой дочери, в подтверждение того, что папа тут был. Мы там, в пустыне, к простой-то воде из-под крана нежно относились, а море, так вообще боготворили.
Набрав в полиэтиленовый пакетик самых красочных морских гостинцев – даже парочка рапанов попались, я вернулся в аэропорт, и тут как раз объявляют посадку на Мин-Воды. Загрузили нас в самолёт и начал он на взлётную полосу выруливать. Но тут опять что-то случилось – к нашему лайнеру пожарные машины несутся: какие-то проблемы с правым двигателем – возгорание, что ли… И опять нас в аэропорт этот, уже ненавистный, затолкали. Только в два часа дня пригнали-таки резервный ИЛ-62 из Ростова, и нас, бедолаг, доставили в конце концов в Минеральные Воды.
Помнится, приехал я в город Н., где жили родители жены, вечером. Подошёл к тёщиному двору, а калитка-то уже закрыта. Так я через ворота маханул и вхожу в дом – нате вам, как снег на голову. А тесть с тёщей, видать, только-только поцапались в очередной раз. Ну, тут я мораль и прочитал родителям в том смысле, что они ведут себя как дети малые, и что зять вынужден из Узбекистана чёрт-те каким способом добираться, чтобы их помирить. Смешно и грустно было смотреть, как сидели они передо мной вдвоём на диване, словно провинившиеся школьники. Часа два мы так-то беседовали – помирил всё-таки. Впрочем, тогда это было нетрудно – зять был в авторитете…
Рассказчик какое-то время смотрел в окно на мелькающие опоры контактной сети.
- Обратно в Азию я добирался не менее экзотическим способом: из Минеральных Вод до Ургенча, из Ургенча в Бухару, из Бухары каким-то "кукурузником" в Навои, а там уже к себе на автобусе. Потом подсчитал, что за эти дни побывал в семи аэропортах. Думал, что долго ещё на самолёты смотреть не смогу…
Был и ещё один случай – это уже в восемьдесят восьмом, аккурат после спитакского землетрясения. Мне запомнилось это потому, что после Спитака какое-то время все поезда, во всяком случае на Северном Кавказе, ходили с опозданием, иногда часа на два против расписания. Видимо, задержки были связаны с огромным объёмом перевозок в Армению – вся страна была на ту беду завязана. Через нашу станцию шли эшелоны с техникой, вагончиками, стройматериалами, а жили мы в то время уже на Ставрополье, в том самом районном центре Н., куда я в своё время ездил тёщу с тестем мирить. Уехали по их настоянию из Средней Азии, помыкавшись потом изрядно – зарплата-то уже не та… Работал я к тому моменту в соседнем городе главным механиком ремонтного завода, ездя на работу каждый день на электричке, а это тридцать километров в один конец.
Где-то в середине ноября тёща моя уехала в Литву, в дом отдыха "Друскининкай". Почему именно туда, я уже не помню, но не в этом дело. Тесть же мой, как я уже упоминал, был человек тяжёлый в смысле характера, так что тёщу понять было можно – при житье рядом с таким мужем, ей следовало бы год за два засчитывать.
Декабрь уже к середине подбирался, срок пребывания тёщи на отдыхе подходил к концу. И вот раз, когда я после работы с электрички, как всегда, зашёл к тестю, он встретил меня известием: тёща, мол, прислала телеграмму, в которой сообщала, что сидит на станции Кавказской, на поезд попасть не может и просит приехать за ней на машине. Как я уже говорил, тут случилось это землетрясение в Армении, седьмого декабря, кажется – угораздило же тёщу именно в этот момент, когда на железной дороге свистопляска началась, выбираться из Литвы! Комментарий тестя был однозначен и ожидаем: мать-перемать, она думает о том, что дорога не ближняя – всё-таки до Кропоткина через Мин-Воды, Невинномысск и Армавир? Декабрь в тот год был не холодным, но, тем не менее, по ночам подмораживало и дорога ночью могла быть скользкой, а выезжать надо было в ближайшие часа два.
Слушая бессильные тестевы матюки, я прокачивал в голове возможные варианты, и тут вспомнил, что в бытность свою в Средней Азии, работал на ведомственной железной дороге и в общих чертах знал систему диспетчерской и прочей связи по дистанциям пути. Удивительное дело – в экстремальных ситуациях мозг начинает работать совершенно в другом режиме.
Решение созрело само собой. Я попросил тестя подождать, а сам развернулся и двинул назад на станцию, благо ходу до неё было максимум минут десять. На моё счастье товарный кассир был на месте – в ту пору они работали и в позднее время. Объяснив причину своего пришествия, я попросил дежурившую женщину связать меня по железнодорожной связи с Мин-Водами. Ответили быстро. Выбрав безапелляционный тон, потребовал срочно соединить меня с Кавказской. Когда и там ответили, я попросил связи с начальником вокзала. Буквально через пару минут тот был у телефона. Я, опять же тоном, не терпящим возражений, но вежливо, попросил его по громкой связи вызвать свою тёщу и назвал её фамилию.
- Да у меня тут вавилонское столпотворение – на вокзале не меньше тысячи человек! Как я её вызову?
- А ты попытайся – вдруг получится! А я через полчасика ещё раз на тебя выйду, – сказал я и дал отбой.
Во всё время нашего разговора товарный кассир с интересом наблюдала за беседой – мол, что из этого получится? Я подмигнул ей, и сказав, что через полчасика опять подойду, отправился к тестю.
Тот с надеждой глянул на меня, когда я вошёл в кухню, где он варил свиньям на завтра еду – у родителей жены в хозяйстве всегда были пара поросят и штук с полсотни кур да уток.
- Дед, – так мы тестя стали звать после рождения дочери – готовься в командировку в Мин-Воды, выгоняй свой "Москвич", часиков в девять-десять надо будет отчаливать, если всё срастётся.
Тесть был явно рад такому исходу: поездка в Мин-Воды – это не Кропоткин всё же. Я тут же позвонил жене, предупредив её, что домой не приду – поеду встречать тёщу.
Ровно через полчаса был у товарного кассира, снова выйдя на связь с Кавказской. И, о чудо, услышал голос тёщи: молодец начальник вокзала – нашёл-таки!
Разговор был коротким:
- Мама, привет. Слушай меня внимательно. Садись на любой поезд, идущий до Мин-Вод. Мы тебя встретим на машине.
Тёща расплакалась и сквозь всхлипывания пыталась что-то сбивчиво рассказывать, но я ещё раз повторил свою просьбу, а затем попросил взявшего у неё трубку начальника посадить женщину на поезд, заранее выразив благодарность за помощь. Положив трубку, улыбнулся товарному кассиру, от души поблагодарив и её за содействие и вздохнув с несказанным облечением, отправился обрадовать тестя. Дело было сделано, остальное – вопрос техники. И только тут почувствовал, как устал и что страшно хочется есть.
Выехали, как и планировалось, около десяти вечера и где-то в двенадцатом часу ночи были на минводском железнодорожном вокзале. Припарковались на привокзальной площади поближе к выходу с перрона. В те времена всяческих заборов там не было – это позже, в конце девяностых, когда электрички да поезда начали взрывать, их нагородили. Я оставил тестя в машине, а сам пошёл в здание вокзала, чтобы слышать все объявления по прибывающим поездам. Как только объявляли прибытие очередного поезда с северного направления, выходил на перрон и внимательно следил за выходящими пассажирами. Расписание смотреть было бесполезно – опоздания поездов, как я уже говорил, были в ту пору просто чудовищными.
К ночи стало вообще холодно, декабрь как-никак – хоть и юг, а зуб на зуб-то не попадал. Поэтому я, побродив по перрону или постояв какое-то время под колоннадой у центрального входа возле орла, снова возвращался в здание вокзала, чтобы погреться и подремать чуть-чуть, если удавалось где-нибудь присесть – вокзал тоже был переполнен народом…
Тёща приехала где-то в третьем часу ночи поездом "Москва – Баку". Я едва не проглядел её – задремал в самый неподходящий момент. Выбежал к поезду, когда люди уже начали выходить из вагонов. Сколько радости у нас тогда было! И не было в ту минуту роднее её для меня, а меня – для неё. Тесть тоже был рад, хоть, как всегда, и поворчал для порядка. Пока ехали, тёща рассказала, что билет ей в Литве удалось взять только до Кавказской, о том, как сажали её после моего звонка в поезд с транспортной милицией – видимо решили, что она родственница какой-то МПС-овской шишки, которая откуда-то из-за Мин-Вод командовала самим начальником вокзала.
Приехали домой уже в пятом часу утра, а мне-то в шесть снова на электричку! Как уж я этот день отработал, одному Богу известно…
Вот такая у меня была история с "телефонным правом", – попутчик грустно улыбнулся, – А потом всё развалилось – семья, отношения. Пришли девяностые годы с финансовыми проблемами, семейными дрязгами… И тёща уже не считала, что зять у неё самый лучший… Так и закончилось всё в результате нашим с женой разводом…
Сосед по купе посмотрел в окно:
- Ну вот, минут через пятнадцать будет моя станция, – он быстро и привычно – видимо, часто приходилось ездить в поездах, собрал и сдал проводнице бельё, застелил постель одеялом, подхватил с верхней полки дорожную сумку на длинном ремне, перекинув её через плечо, и, задержавшись на секунду перед выходом из купе, бросил:
- И всё же, если хочешь сохранить семью, держись подальше и от своих родителей, и от родителей жены. В гости – прекрасно, а жить лучше только отдельно. Пусть хоть три километра, но между вами будут. И знамя семейное никогда из рук не выпускай! Ну, бывай…
13.05…30.06.2013