Фидель Кастро о творчестве Хемингуэя

Елена Лях
НА ФОТО:
 1. На презентации экспозиции «Хемингуэй, Фидель и Кохимар» в ресторане «Терраса» в Кохимаре 12 мая 2010 г.
в ознаменование 50-летия встречи Фиделя Кастро и Хемингуэя (единственная их встреча состоялась 15 мая 1960 г.
на турнире по ловле марлинов на приз Хемингуэя; Фидель тогда занял два вторых места и стал победителем чемпионата в личном первенстве).
Легендарная «Терраса» описана Хэмингуэем в «Старике и море» и «Островах в океане». 

2. Последний выход Хемингуэя в море на катере «Пилар» (июль 1960 г.), подаренном писателем шкиперу судна — Грегорио Фуэнтесу.
 Грегорио передал «Пилар» в дар государству. Узнав об этом, Фидель Кастро предоставил Грегорио моторную лодку взамен, оставив за ним право вернуть «Пилар».

3. Хемингуэй, вечный завсегдатай бара «Флоридита» (ул.Обиспо), рядом со «своим» местом у стойки (второе от стены слева).
Скульптура, отлитая в бронзе,  выполнена с натуры при жизни писателя (автор — Фернандо Боада) и установлена во «Флоридите» в апреле 1958 г.
В последние годы  изредка заезжая в бар, Хэм заказывал бармену две рюмки: «Одну мне, другую ему».



20—23 июня на Кубе проходила 14-я Международная конференция,
посвященная творчеству  Эрнеста Хемингуэя, точнее 90-летию со дня  выхода в свет
его первой книги «Три истории и десять стихотворений» и 60-летию присуждения писателю
Пулитцеровской премии (1953 г., «Старик и море»).

Форум проводился в историческом центре Гаваны, во Дворце О Фаррил,
в нескольких метрах от отеля Амбос Мундос (Ambos Mundos), в котором Хемингуэй жил наездами —
его «оперативная база» — на протяжении почти десятилетия (с 1932 г.)
до переезда писателя в декабре 1940 г. в усадьбу Вихия в Сан-Франциско де Паула (предместье Гаваны).

В форуме принимали участие делегации из США (38 американцев, в том числе специалисты библиотеки Кеннеди
и северного Центра архивирования документов Андовера (Массачусетс),
сотрудничающего с учеными Кубы в сохранении наследия Хемингуэя),
а также исследователи из Канады, Японии, Италии, Ирландии.
В рамках конференции для них была развёрнута четырёхдневная обширная научная и культурная программа,
включающая доклады с использованием аудиовизуальных материалов  и  театральных пьес,
презентации текстов, экскурсии в легендарную финку Вихия
 — дом Хемингуэя на Кубе на протяжении последнего 20-летия его жизни.

                <><><>

По случаю этих дат и в канун 114-й годовщины со дня рождения американского писателя Эрнеста Хемингуэя
(21 июля 1899 г. — 2 июля 1961 г.) приводим


                ИНТЕРВЬЮ,


взятое Норберто Фуэнтесом (впоследствии сбежал в Майами. См. примечание*)
у Фиделя Кастро о творчестве Хемингуэя
6 февр. 1984 г., Гавана, Дворец Революции**.

                ---

Фидель Кастро: Книги Хемингуэя всегда были для меня добрыми спутниками в жизни.
Ведь часто бывает так, что человек отождествляет себя с некоторыми героями книг, которые он читает.
Мне, например, произведения Хемингуэя сразу становились чрезвычайно близкими.

Норберто Фуэнтес: Вы часто его перечитываете?

Фидель Кастро: «По ком звонит колокол» я читал более трёх раз. И фильм тоже видел.
Кроме того, я несколько раз перечитывал «Прощай, оружие!» и «Старик и мире».
Прочитал всё, что Хемингуэй писал об охоте в Африке — я имею в виду его рассказы и репортажи.
И всё, написанное о его приключениях в Карибском море.

Норберто Фуэнтес: Правда ли, что Хемингуэй ваш любимый писатель?

Фидель Кастро: Да, это так. В первую очередь он меня привлекает своим реализмом.
Он описывает всё с необычайной точностью и ясностью.
В его произведениях нет слабых мест. Всё крайне убедительно и реалистично.
Он обладает даром переносить вас в африканские саванны или на арену боя быков,
и вы уже никогда не сможете забыть прочитанное, как будто само всё это пережили.
Но есть и ещё одна причина, по которой я, честно говоря, очень его ценю.
Дело в том, что Хемингуэй пишет о море, а я, признаюсь, на море провожу немало времени.
Во всяком случае, стараюсь использовать любую возможность, любую свободную минуту,
чтобы побыть возле него.

Норберто Фуэнтес: У него есть великолепные очерки о Гольфстриме.

Фидель Кастро: Да… Воды Гольфстрима такие, как он их описывает, в вечном и могучем движении…
Я тоже хорошо знаю этот тихий и умиротворяющий пейзаж, волны, мерно плещущие у берегов острова.
Знаю и восхищаюсь. Мне кажется, что я понимаю, какие чувства обуревали Хемингуэя,
когда он плавал в этих водах.

Норберто Фуэнтес: Однажды у него возник план написать книгу о том,
что он называл «древними тайнами Гольфстрима», но дальше замысла дело не пошло.

Фидель Кастро: Хочешь, я скажу тебе, что ещё я ценю в Хемингуэе?
Я тебе уже говорил о его реализме и о море… Ещё меня в нем привлекает его авантюризм.
Он авантюрист в лучшем смысле этого слова. В том смысле, который я высоко ценю.
Я имею в виду, что он не из тех, кто живёт в согласии с миром, который его окружает,
а считает своим долгом изменить  этот мир. Он хочет порвать с условностями и поэтому бросается в авантюру.
И он очень быстро начинает понимать, если уже не понял.
 Начинает понимать, что мир в свою очередь изменит и его.
 Он не может остаться таким, каким был до сих пор. Перемены неизбежны.
А стало быть, здесь уже нужна известная доля риска, без которого никак нельзя браться за дело. 

Норберто Фуэнтес: Вы как-то мне говорили о смелости Хемингуэя.

Фидель Кастро: Да, продолжу свою мысль. Я ценю Хемингуэя ещё и за то качество,
которое я бы назвал смелостью, – качество, привлекающее меня не только в Хемингуэе,
но и во всех писателях. Оно заключается в том, что они не боятся говорить,
не боятся обнажать и описывать чувства людей и их отношения;
они отважны, потому что разговаривают с тысячами и миллионами людей,
представляющими различные поколения и даже разные эпохи.
 Я тебе скажу откровенно: мне бывает страшно, когда я выступаю перед народом на площади Революции.
Это для меня совсем не просто. Поэтому мне кажется, что я понимаю, что происходит в душе писателя,
когда он должен найти слова, адресованные тысячам читателей, и сделать это на все времена…
Знаешь, я тебе скажу одну вещь: нам бы очень хотелось, чтобы на Кубе все были писателями.
Думаю, что подобное желание – не утопия. Ведь не даром говорят, что каждый человек
должен оставить после себя ребёнка, посадить дерево и написать книгу.
Вот мы бы и осуществили это на деле. Неоспорим и тот факт, что революция
является источником вдохновения для миллионов кубинцев, что она обогатила их жизнь.   

Норберто Фуэнтес: Вы не раз говорили о романе «По ком звонит колокол».
Чем вы объясняете свой особый интерес к этой книге?

Фидель Кастро: По-моему, я уже говорил об этом. Тем, что там идёт речь о борьбе в тылу вражеской армии.
И книга показывает нам эту тыловую жизнь, рассказывает о партизанском отряде и о том,
как можно довольно успешно действовать на территории, полностью контролируемой врагом.
Я имею в виду совершенно великолепные сцены, которые встречаются в романе.
Когда в первый раз, ещё в студенческую пору, мы читали эту книгу,
мы уже интуитивно понимали, какой должна быть партизанская борьба
с политической и военной точки зрения. А роман нам помогал видеть, как это делается практически.
Затем мы познали такую жизнь уже на собственном опыте.
Вот почему книга стала для нас чем-то очень близким и сокровенным.
Мы снова и снова возвращались к ней, даже когда сами стали партизанами,
потому что мы как бы встречались с нашим прошлым, с тем временем,
когда наши планы существовали ещё только в теории. 

Норберто Фуэнтес: Известны ли вам негативные высказывания о Кубинской революции,
которые хотят приписать Хемингуэю?

Фидель Кастро: Действительно, я, по-моему, что-то такое читал,
какие-то комментарии в связи с заявлениями Хемингуэя,  сделанными в узком кругу,
и его якобы неблаговидными высказываниями по поводу революционного процесса в нашей стране.
По правде говоря, источники такой информации не вызывают ни малейшего доверия.
Но нет также никаких сомнений и в том, что Хемингуэй с самого начала
встал на защиту нашей революции. И мы всегда высоко ценили и гордились его верой в нас.
Однако нельзя забывать, что положение Хемингуэя было весьма щекотливым.
Его страна находилась в конфликте с нашей. Поэтому ему было нелегко. Впрочем, как и всем нам.
Тем не менее он выступал в нашу защиту и оказывал нам свою поддержку.
Я хотел бы пояснить один важный момент: если бы даже он и позволил себе
более или менее резко критиковать нашу революцию, это ни в коей мере не умалило бы для нас его заслуг.
Ведь то, что мы делаем, это живая практика, а следовательно, она не может не давать поводов для критики.
И мы бы к такой критике прислушались, поскольку никогда не подвергали сомнению
верность Хемингуэя высоким идеалам. Мы не стали бы сомневаться
и в его приверженности нашей стране, потому что он в течение многих лет
искренне сочувствовал нам и сумел доказать это на деле. Он был честен как художник,
никогда не изменял самому себе. Поэтому мы ценили бы его ничуть не меньше
и наше преклонение перед его творчеством оставалось бы прежним.
Кроме того, он был умным человеком и его компетентность в вопросах международной политики
была широко признана. Так что его оценки могли быть для нас крайне полезными.    

Норберто Фуэнтес: У вас не было возможности установить с ним более тесные личные контакты?

Фидель Кастро: По правде сказать, мне не выпало такой чести, потому что, ты знаешь,
первые дни революции были крайне напряжёнными, все были до предела заняты
и никто не думал, что Хемингуэй заболеет и вскоре умрёт;
 тогда казалось, что ещё будет время узнать его поближе.

Норберто Фуэнтес: Совершенно очевидно и понятно, что «По ком звонит колокол»
ваше любимое произведение. Но меня интересует также, как вы относитесь к повести «Старик и море».

Фидель Кастро: Я считаю, что это шедевр. Мне кажется невероятным,
как можно написать такой захватывающий рассказ, где всего лишь одно действующее лицо —
старик, плывущий на лодке несколько дней подряд.
Этот человек, разговаривающий сам с собой… Знаешь, больше всего мне нравятся у Хемингуэя его монологи,
которые у него получаются как ни у какого другого писателя.
Меня они поразили уже во время первого чтения… Правда, тогда я предпочитал,
чтобы было больше действия, я ещё не был способен оценить в полной мере эту вещь.
Но, чем больше я читаю «Старика и море», тем больше я им восхищаюсь, честное слово.
А как он умеет приковать внимание читателя даже просто разговором человека с самим собой!
И потом это поражение в конце…   

Норберто Фуэнтес: Но Хемингуэй из самого поражения извлекает мораль.
Он не позволяет, чтобы его героя сломали случайные обстоятельства, как бы ужасны они ни были.

Фидель Кастро: Я тебе кое-что скажу по этому поводу. Именно из-за этого
Хемингуэй был нам так близок в те годы. Мы ценили то, что в своих произведениях
он не описывал каких-то «сверхчеловеков», наделённых особыми качествами.
Герой Хемингуэя никогда не имел ничего общего с фашистским образцом совершенства.
Возможно, что его критики как раз этого и не понимали.  Ошибочность их трактовки
связана именно с тем, что в своих поступках герои Хемингуэя
проявляют железную волю.
ЧЕЛОВЕК  МОЖЕТ  И  ДАЖЕ  ДОЛЖЕН  ПРОТИВОСТОЯТЬ  НЕБЛАГОПРИЯТНЫМ  СИТУАЦИЯМ.
НО  ЭТО  ОТНЮДЬ  НЕ  ОЗНАЧАЕТ,  ЧТО  СЧАСТЛИВЫЙ  ФИНАЛ  ПРЕДРЕШЕН  ЗАРАНЕЕ
И  ЧТО  ОН  ОБЯЗАТЕЛЬНО  ВЫЙДЕТ  ПОБЕДИТЕЛЕМ  ИЗ  БОРЬБЫ  (выделено мной. — Е.Л.).
Тем не менее необходимо бороться и стремиться к победе.
И именно эта мысль Хемингуэя вдохновляла нас здесь, на Кубе, во время революционной борьбы.
Без преувеличения можно сказать, что Хемингуэй сопутствовал нам в самые трудные
и критические моменты нашей жизни. Мы тоже не всегда были достаточно сильными,
десятилетиями нас пытались уничтожить. Но мы всегда твёрдо отстаивали свои лозунги:
«Обратить поражение в победу», «Нас можно уничтожить тысячи раз, но нельзя победить».
Эти слова были начертаны на наших знамёнах, они всегда звучали на всех митингах и демонстрациях,
были как бы нашим боевым кличем в течение последних двадцати лет кубинской истории.
Хемингуэй был абсолютно прав, когда писал: «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить».
Эту мысль Хемингуэя мы полностью разделяем.
Именно такая идея вдохновляла борцов и всех лучших писателей мира. 


Примечание.

* НОРБЕРТО ФУЭНТЕС (р. 1943 г.), кубинский писатель, автор кн. «Хемингуэй на Кубе» (Гавана, 1985 г.).
Оппортунист, сорвавший маску революционера и эмигрировавший в Майами.
На Кубе засветился связью с наркогруппировкой (дело Очао, 1989 г.).

Фидель Кастро о его причастности к делу:
«Да, были даже найдены некоторые суммы только что заплаченных денег,
которые хранились по домам друзей. Дома у Норберто Фуэнтеса,
писателя, работавшего над книгой о Хемингуэе и побывавшего в Анголе,
хранилось около 200 тысяч долларов… Наркодиллеры платили им тысячу долларов
за килограмм перевозимого ими кокаина. Соответственно если они перевозили 500 килограммов,
им платили 500 тысяч долларов. А 500 тысяч долларов – большие деньги»
(Кастро Ф., Рамоне И. Фидель Кастро. Моя жизнь. Биография на два голоса. М., 2009. С.406).

В 1999 г. в Испании Н.Фуэнтес опубликовал тенденциозную трактовку дела Очоа
(дивизионного генерала, героя Республики Куба, ветерана партизанской войны
в Сьерра-Маэстра, Венесуэле, Никарагуа, военных действий в Эфиопии, Анголе,
одного из четверых расстрелянных по приговору трибунала –
статья «за предательство Родины»; семеро получили сроки от 15 до 30 лет).

В 2004 г.  в Испании вышла книжонка Н.Фуэнтеса «Биография Фиделя Кастро».

Вот такое прекрасное интервью Фуэнтеса (как и его книга)
и такой неприглядный поворот в судьбе…
Воистину «идейные бастионы важнее бастионов каменных» (Х.Марти).

** Норберто Фуэнтес. Хемингуэй на Кубе. М.: Радуга, 1988. С. 307—311.


                <><><>  КУБА  <><><>


Впервые Хемингуэй ступил на кубинскую землю в апреле 1928 г. —
находился проездом из Франции в Ки-Уэст
и провел на острове, в Гаване, несколько часов в ожидании пересадки на другое судно.

В 1932 г. он вернулся на Кубу на яхте друга, чтобы половить марлинов (рыбы отряда окунеобразных).
Оставался с апреля по июнь и поймал 19 марлинов, попробовал кубинского пива «Атуэй»,
авокадо, ананас, манго, открыл для себя отель «Амбос мундос»…
Написал об этом статью в «Эсквайр» («Охота на марлина у крепости Эль-Морро. Письмо с Кубы»). 

В 1933-м приехал на остров в третий раз и признавался, что на Кубе в нем «начинают бурлить соки».
Тогда Хемингуэй написал один из лучших своих рассказов "Недолгом счастье Фрэнсиса Макомбера",
прототипом образа Марго Макомбер в котором послужила кубинка
(жена заведующего гаванским отделением авиакомпании "Пан Америкен").
В тот приезд Хемингуэю посчастливилось подцепить на крючок голубого марлина весом 750 фунтов,
который после полутора часов борьбы сломал ему удилище.
12 августа, направляясь в Испанию, уже на пароходе Хемингуэй узнает новость по радио:
диктатура Мачадо пала! (Социальные потрясения на Кубе отразились в его романе «Иметь и не иметь» (1937г.).)

Окончательно Хемингуэй связал свою жизнь с Кубой в апреле 1939 г., когда Марта Геллхорн (третья жена писателя)
нашла заброшенную усадьбу Вихия в пригороде Гаваны, Сан-Франсиско-де-Паула.
Место Хэму не понравилось (из-за удаленности — 15 км от Гаваны и дорогой аренды — 100 песо в месяц).
Марта перестроила и обставила дом, после чего в декабре 1940 г. Хемингуэй купил финку Вихия,
которая отныне стала его домом на Кубе почти на два десятилетия.

Здесь были написаны «По ком звонит колокол», «За рекой, в тени деревьев»,
«Старик и море», «Опасное лето», «Лев мисс Мэри», «Праздник, который всегда с тобой»,
«Острова в океане», «Райский сад» — роман «о счастье, которое человек неизбежно теряет»…
Здесь нашли его Пулитцеровская премия (1953 г., «Старик и море»)
и Нобелевская премия по литературе (1954 г. «Старик и море»).
«Все издатели и ещё некоторые люди, которые прочитали «Старика и море»,
считают, что это классика» (из письма Хемингуэя Адриане Иванчич).

                ***

В 1956 г., когда американское агентство ЮПИ опубликовало ложное известие о смерти Фиделя Кастро
(после высадки экспедиционеров «Гранмы» во главе с Фиделем на восточном берегу Кубы для продолжения борьбы),
Хемингуэй сказал журналисту Луису Вангуэмерту (позже главреду «Эль Мундо»):

«Это враньё. Они говорят это, потому что хотят дискредитировать движение (Движение 26 июля — Е.Л.).
ФИДЕЛЬ  НЕ  МОЖЕТ  УМЕРЕТЬ.  ФИДЕЛЮ  НАДО  ДЕЛАТЬ  РЕВОЛЮЦИЮ».

                ***

По возвращении Хемингуэя на Кубу из США в ноябре 1959 г. в обстановке,
когда  империя ужесточила свою позицию в отношении победившей Кубинской революции,
писатель заявил в аэропорту встретившим его многочисленным жителям Сан-Франсиско-де-Паула и журналистам:
«Я чувствую себя счастливым оттого, что я снова здесь, потому что я чувствую себя кубинцем».
И тут же, взяв край кубинского флага, поцеловал его.
Это случилось так быстро, что фотографы не успели сделать снимок…
Его попросили повторить этот жест, на что Хемингуэй с улыбкой ответил:
«Я сказал, что я кубинец, а не актёр».

                ***

В тот день, 28 октября 1954 г., когда рано утром на виллу Вихия позвонил шведский посол
и сообщил Хемингуэю о том, что Шведская академия объявила его лауреатом Нобелевской премии (35 тыс. долларов),
а уже через несколько часов в Вихию подтянулись вереницы автомобилей,
набитых до отказа репортерами, фотокорреспондентами, и специальные машины 2-го и 6-го каналов ТВ,
 писатель, отвечая на вопросы собравшихся, жадно ловивших каждое слово новоиспеченного нобелевского лауреата, сказал:

 «Я глубоко удовлетворён тем, что присуждение мне Нобелевской премии
состоялось благодаря произведению, написанному на кубинскую тему…

Я не делал ничего иного, кроме того как слушал, чтО кубинское море мне диктовало.
Поэтому я чувствую себя кубинцем. Здесь, на Кубе, я легко работаю…

Меня очень интересует кубинская литература. Однако здесь писатели встречаются со сложными проблемами:
нет постоянных и надёжных издателей, нет по-настоящему читающей публики (в годы диктатуры Батисты. — Е.Л.).
Мне нравятся Гильен, Серпа… Лино Новас Кальво…

С завтрашнего дня не буду никого принимать. Надо возвращаться к работе.
Я очень доволен премией и думаю, что она принадлежит Кубе.
Я не уверен, что сумею прожить более пяти лет, и поэтому надо спешить…».

Прощаясь в тот день с друзьями-журналистами, пишет кубинский публицист Сальвадор Буэно,
писатель каждому говорил: «ЭТА  ПРЕМИЯ  ПРИНАДЛЕЖИТ  КУБЕ».

Как известно, Хемингуэй не поехал не вручение Нобелевской премии.

                ***

Выдержка из нобелевской речи Хемингуэя,
в письменном виде переданной в Стокгольм:

«Жизнь писателя – всегда одинокая жизнь.
Писательские организации в какой-то мере спасают писателя от одиночества,
но сомневаюсь, чтобы они помогали ему в работе. Расставаясь со своим одиночеством,
он вырастает как общественная фигура, но работа его при этом часто страдает…».

                ***

Из интересных воспоминаний об этом событии Роберто Эрреры —
друга писателя и брата личного врача Хемингуэя (Хосе Луиса Эрреры Сотолонго):

«Приехал я в «Ла Вихию» сразу после сообщения по радио.
 Хемингуэй увидел меня и буквально сорвался с места,
утащил на кухню и там зашептал, словно заправский заговорщик:

— Монстр, estamos copados! («мы окружены!», любимая фраза Хэма. — Е.Л.)
— Почему, Папа? С чего вы взяли? Что случилось?
— Не спрашивай! Так надо. Ты должен немедленно разыскать Фео (врач Хосе Луис Эррера. — Е.Л.)
и сказать ему, чтобы он сегодня же выдал мне справку.
Я уже сообщил им, что по состоянию здоровья не могу лететь в Европу. Мне запретил врач. Понимаешь?
— Но вы с ума сошли, Папа! Сейчас, как никогда, вы в полном порядке.
— Молчи, Чемпион. Так надо! Я не хочу, понимаешь? Чего мне там гнуть спину и ломать шута?
— Но, Папа, это ведь высшая премия… Поедете в Стокгольм…
— Вот именно. Если бы можно было полететь туда вот так, в гуаявере
(нарядная рубаха кубинских крестьян. — Е.Л.). А ещё лучше в трусах и сандалетах на босу ногу…
Иди звонить, Монстр. Если не разыщешь брата, стой у ворот, пока он не покажется.
Прошу тебя. Пусть он сам объявит, что мне по состоянию здоровья
категорически запрещается полёт в Европу».

Хосе Луис Эррера:

«Я приехал в «Ла Вихию» около часу дня.
Хемингуэй, как только увидел меня, сразу встал и пошёл мне навстречу.
 
— Я знаю, Эрнесто, о твоей затее. Но ты сошел с ума. Роберто прав.
— Молчи, Фео. Так надо! Ты же знаешь, что премию получают во фраках, в присутствии короля.
Отвешивать поклоны, делать реверансы. Ты на это способен?
 Жать ему руку и с подобострастием есть его глазами.
А кругом — театральные рожи всякого самодовольного дерьма.
Неужто хочешь заставить меня участвовать в этом балагане? …
Ещё надо ведь и речь произносить, — Хемингуэй ссутулился и опустил глаза. —
Ты знаешь, как я это люблю… Нет! Я решил твёрдо! … Я не полечу!».

                ***

В 1960 г., вернувшись в тяжёлом состоянии с Кубы в США, чтобы лечь в клинику братьев Майо,
Хемингуэй заявил журналистам, принявшимся обливать грязью и клеветой Кубинскую революцию:

«Вы кончили, господа? Я думаю, что там всё идет прекрасно.
 Мы, честные люди, верим в Кубинскую революцию».


               
                *~~***~~*            
               

                Литература

Норберто Фуэнтес. Хемингуэй на Кубе. М., 1988.
Юрий Папоров. Хемингуэй на Кубе. М., 1982.
Борис Грибанов. Хемингуэй. М., 1971.
Кастро Ф., Рамоне И. Фидель Кастро. Моя жизнь. Биография на два голоса. М., 2009.
Лисандро Отеро. Куба в творчестве Хемингуэя. Куба. 1982, № 8.
Марта Гомес Ферральс. Я моложе своих лет. Куба. 1990, № 10.
Редакционн. статья «Гранмы». В бастионах морали и достоинства Кубы не должно остаться ни одного камня с изъяном. Куба. 1989, № 11.
Сайт Prensa Latina.
Кубинские сайты.