Фото из интернета
Необходимости в иностранных языках у нас в стране не было. Для чего они? Слушать «заморские голоса или читать что нибудь эдакое непотребное, не советское?
За «железный занавес» выезжали очень немногие. Органы и дипломаты не в счёт – их учили другие учителя по другим программам и другим учебникам.
Работники искусств, выезжающие за рубежи нашей родины разговаривали на языке искусств и там их понимали! Так зачем нам были нужны иностранные языки?
Обучение иностранным языкам начиналось с пятого класса средней школы. Наши три класса «а; б, и в» разделили. Одни изучали немецкий, другие английский и французские языки. Мне достался немецкий.
И вроде бы учились сносно. Основная масса учеников имели четвёрки и пятёрки, однако окончившие среднюю школу не могли связать и двух слов на иностранном языке. Что касается меня, то кроме "хенде хох, я-я, нихт ферштейн", я усвоил одно шикарное выражение: «Сетз дих (Setz dich) и я рядом сидихну»!
Ну, а когда поступил в институт, стал изучать английский язык. Вернее сдавать тысячи. В результате обучения кое как научили пользоваться словарём и я понял, что в отличие от немецкого, где как пишется, так и читается, в английском языке пишется Манчестер, а читается зачем-то Ливерпуль! Второй оконченный институт знаний иностранных языков не прибавил.
Поначалу думал, что это я такой тупой к языкам, однако и другие мои коллеги знаниями не блистали. Да вообщем-то и необходимости этих знаний на производстве особой не было. Даже наш родной, русский язык там стал быстро видоизменяться, пополнив словарный запас ненормативной лексикой.
Иногда проскальзовала мысль, как это моя родная бабушка, которая закончила Императорскую школу поощрения художеств в Санкт Петербурге при Академии художеств в 1917 году свободно владела французским и немецким языками и умела на них писать!
Очевидно, что методика обучения и сама мотивация этих знаний была иная, чем в нашей стране. А может быть, как всегда, во всё вмешалась политика советского государства, которому было незачем, чтобы её граждане знали иностранные языки?
Я как-то об этом особенно не задумывался. В конце концов, думал я, надо будет – выучу, как Генрих Шлиман выучил древнегреческий и другие языки, когда искал Трою!
Вот когда, наконец, мне повезёт и я поеду за границу, вот тогда и выучу язык. Ведь мои могучие знания позволяли учить любой язык с чистого листа!
Надо сказать, что с заграницей мне фатально не везло и необходимость мучить себя изучением иностранного языка по методике Шлимана временно полностью отсутствовала.
В семидесятых годах в мебельной промышленности, где я имел честь трудится, началось техническое перевооружение. Заводы Минстанкопрома СССР поставили новое высокопроизводительное оборудование. Параллельно шла закупка оборудования немецких и итальянских фирм. Для производства мягкой мебели были закуплены комплекты оборудования английской фирмы «Матраматик» и швейцарской фирмы «Шпюль».
В те времена я работал заместителем главного инженера по новой технике одной из крупнейших мебельных фирм в стране и занимался монтажом и наладкой всего этого оборудования, которое поставлялось в разобранном виде поагрегатно. На монтаж импортного оборудования и его отладку министерством устанавливались жесткие сроки. Через три месяца после его получения было необходимо выйти на стопроцентную мощность. Усугубляло ответственность еще то, что мы являлись флагманом в отрасли и результатов освоения этого оборудования ждали другие предприятия отрасли и по ним принимались решения о закупке техники за рубежом.
Вот тогда я впервые ощутил ущербность в своих знаниях. Все сопроводительные документы на оборудование были на всех языках мира, даже на китайском, кроме русского. Инструкции по монтажу представляли собой толстые тома документации.
Особенно меня затруднили тексты по монтажу оборудования для мягкой мебели. Если в деревообрабатывающем оборудовании ещё можно было разобраться с грехом пополам, то швейное оборудование было мне совершенно незнакомо, а когда мы разобрали добротные, красивые ящики и увидели чёрт знает что, то заметно приуныли. Перевод с немецкого языка занял бы не одну неделю.
Вот я и сидел на разбитом ящике в цехе и с тоской смотрел на агрегатные узлы машин для фигурной простёжки настила по копиру, бортов матрацев и вшивания в них кантов и другое незнакомое для меня оборудование. А за мной с надеждой наблюдала бригада квалифицированных монтажников. И вдруг я заметил, что места соединения агрегатных узлов помечены разноцветной липучкой. Я подошёл к станине одного станка, где была наклеена жёлтая бумажка, и присоединил небольшой агрегат с такой же наклейкой. Он сел на место. Тогда, покопавшись для виду в немецкой документации, я объяснил ребятам принцип сборки, и мы споро начали работу.
Не буду вас томить: всё собралось! Правда осталось два ведра каких-то железяк, но при запуске всё работало!
Меня всё время не покидала одна мысль: как всё-таки хорошо, когда знаешь иностранные языки! А каковы капиталисты?
Было и уникальное оборудование, за эксплуатацией которого была налажена спутниковое наблюдение и в случае выхода из строя готовились замены деталей или узлов. Установка такого оборудования осуществлялась с шефмонтажём, поэтому у нас постоянно приезжали и уезжали представители иностранных фирм. Эта работа продолжалась полтора года и мы хорошо узнали друг друга и были в дружеских отношениях. Вот тогда-то мне и была предложена работа в Германии, но я отклонил предложение, о чём до сих пор жалею. Вспоминаю забавный случай с дословным переводом русских выражений на немецкий язык.
При испытании прессового оборудования вышел из строя двигатель шестерёнчатого насоса. Я вызвал механика цеха, а он в свою очередь слесаря, который снял двигатель. Немец из ГДР – их делегация изучала работу оборудования (им тоже должны были поставить оборудование через нас), спросил, когда будет готов насос к работе. На что слесарь ответил кратко:
- Сейчас, - и, бурча в нос, понес движок в электроцех. Через час немец меня начал тормошить, ведь час уже прошёл! Я попытался ему объяснить, что выражение «через час» в русском языке не означает ровно час. Это что-то неопределённое. Может быть, и до конца дня! Но я сейчас пошлю механика узнать, когда устранят неполадки, на что тот в ужасе заорал, что не надо сейчас, надо сей секунд! Немец упорно показывал мне на часы и расшифровывал «сейчас» как один час. Сколько я ему не объяснял, он так ничего и не понял.
Зато нашу систему угощений они освоили мгновенно. Мы их угощали вечером, а завтрак и обед был за их счёт. Так они утром пили сок, а в обед ели или первое или второе блюдо и выбирали самые дешёвые, зато вечером ели как слоны, а в питье практически нам не уступали!
По завершению этой важной работы в отрасли, которая курировалась ЦК КПСС произошли изменения и в моей карьере. Во-первых, меня узнали на предприятиях отрасли и в аппарате двух министерств: нашем и минстанкопроме, не говоря уже о некоторых иностранных фирмах. Поэтому, когда мне позвонил начальник отдела новой техники минлеспрома и предложил войти главным специалистом в одну из групп по изучению и закупке импортного оборудования, я не удивился и, конечно, обрадовался. Кто же на моём месте отказался бы от полугодовой командировки в Германию или Италию? Создали две группы и мне неофициально было предложено выбрать любую. Я выбрал Итальянскую. По языку мне было всё равно. Я одинаково хорошо «владел» итальянским и немецким языками, но мечтал увидеть своими глазами Колизей, собор св. Петра, резиденцию Папы Римского, съездить в Афины и так далее.
И вот настал долгожданный день и мы, получив инструктаж, «что там можно, что нельзя», приготовились к отлёту. В последний момент в верхах решили все закупки производить только в Германии.
Немецкая группа вылетела, а мы вынуждены были возвратиться не солоно хлебавши. Как-то впоследствии решая вопросы в министерстве, я встретил в коридоре одного из начальников отдела, не связанного с отделом новой техники. Он похлопал меня по плечу и сказал:
-Ну, что же ты старина не зайдёшь? Рассказал бы об Италии. Вот так я съездил заграницу во второй раз.
Первая попытка была сделана ещё во времена учёбы в институте, где я активно участвовал в художественной самодеятельности и играл на кларнете и саксофоне в эстрадно-хореографическом ансамбле «Весна». Ансамбль пользовался популярностью и работал на профессиональном уровне, за что нас в качестве поощрения решили отправить в Польшу и Чехословакию с концертной программой.
Но часть денег на поездку мы должны были заработать сами в гастролях по Кавказу. С нами в поездке находился товарисчч, который внимательно наблюдал кто, где, что и когда. Он по часам и минутам фиксировал наши подвиги, которыми особенно отличались музыканты диксиленда. По результатам его доклада меня, трубу и гитариста было решено оставить дома, а некомплект срочно заполнили музыкантами из городского музучилища. Это и была моя первая непоездка за рубежи нашей родины.
И последняя попытка была сделана в 1982 году и опять же в Чехословакию, но уже не дудеть, а участвовать в симпозиуме, где был запланирован мой доклад. Но именно в это время меня пригласили работать на кафедру механической технологии древесины Воронежской лесотехнической академии, и я третий раз не поехал за рубеж. Доклад мой вошёл в сборник, его издали, а прочёл его на симпозиуме главный инженер научно-производственного объединения, где я работал последнее время в качестве генерального директора.
Так, что третьим и уже привычным крахом окончилась моя последняя попытка выехать за рубеж. И нужда знакомства с иностранными языками отпала сама собой.
Финальный аккорд в истории, как я хотел стать полиглотом, падает на период сдачи кандидатских экзаменов по иностранному языку в ВУЗе, где я проходил соискателем на научную степень кандидата технических наук. К тому времени мне уже было присвоено учёное звание доцента по совокупности работ, и вышел из печати мой первый учебник «Технология изделий из древесины».
В аудитории собралась комиссия по приёму кандидатских экзаменов под председательством заведующего кафедрой иностранного языка, с которым у меня были дружеские отношения. Да и другие два члена комиссии были моими коллегами по работе и знали меня со студенческой скамьи. В этой ситуации сдача экзамена приобретала довольно формальный характер.
Когда весь молодняк аспирантов завершил сдачу экзаменов, наступила моя очередь. Когда я сел отвечать члены комиссии оживлённо переговаривались, похихикивали и вообще рты у них были до ушей. Я, конечно, спросил, над чем это они так откровенно потешаются? И не являются ли мои ответы причиной их веселья?
На что мне заведующий кафедрой ответил утвердительным кивком головы. Оказывается, что я перепутал и взял билет из немецкого, а отвечал на английском языке, если таковой можно было так назвать. Но они-то не догадывались, что мне было абсолютно всё равно, какой билет я возьму. С таким же успехом я мог бы взять билет на эфиопском языке!
Прервав свой ответ, я спросил:
- А неугодно ли высокой комиссии вместо моего ответа послушать анекдот на тему изучения иностранного языка?
И, получив утвердительный ответ, я рассказал:
- Приезжает еврей из парижской загранкомандировки, а его коллега, Рабинович, который тоже собрался туда же, расспрашивает его, что тот видел… как его там принимали, но главным вопросом был вопрос языка общения. Ведь Мотеле Рабинович, кроме идиша и плохого русского, в котором он букву "р" не выговаривал и не выписывал, не знал никакого другого языка!
На что Мотеле ответил:
- Вы знаете, оказывается французский язык прост до невозможности, чтоб я так жил! Вы к каждому слову прибавляете приставку «ля» и вас прекрасно поймут!
И вот Рабинович в Париже. Заходит в кафе и садится за столик. К нему подлетает официант.
- Пожалуйста, ля суп! – Ему приносят суп.
- Ля котлеты! – Ему несут котлеты.
- Ля компот! – Ему приносят компот.
Мотеле, расплачиваясь говорит официанту:
- Какой оказывается простой французский язык! Добавляю к русскому приставку «ля» и меня понимают! А я-то не соображал, как разговаривали русские аристократы до революции!
- Ля поц, - отвечает официант, если бы я не был родом с ля Одессы, хрен бы ты ел ля суп!
За экзамен я получил четыре балла, но полиглотом не стал!