Он опаздывал на работу, которую он ненавидел, но с которой пришлось смириться, так как она давала прожиточный минимум. Был он худож-ником, но не признанным. Живопись его не продавалась, жена с упрёком смотрела на него каждый раз, как собиралась в магазин, и по тому он принял предложение, которое считал унизи -тельным для человека с его талантом, стать оформителем на заводе. И, как поётся в одном ролике о Путине, « пошёл наниматься в завод».
Он рисовал плакаты, оформлял стенды, готовил транспаранты. А картины его теперь пылились на антресолях и в кладовке . Картин было много, но большой радости он уже от них не испытывал, время от времени вытаскивая полотна на белый свет. Не радовали даже и те, что побывали на выставке и заслужили признание публики. Последние месяцы он жил, обуреваемый попеременно скукой и отчаянием, обдумывая смутный творческий замысел, который принимал различные очертания. Но одно он точно знал. Что так писать, как раньше, он больше не будет. «Это всё хорошо для оформителя», - мысленно бичевал он себя.
Беда была ещё и ` в том, что он ощущал отсутствие накала, чтобы всему накопленному в последнее время найти достойную форму, воплотить в красивую аллегорию. Он пытался что-то изобразить, но ничего не получалось и при этом старался убедить себя и всех в уникальности своего дарования. Но в глубине души в минуты отчаяния считал себя неудачником, несостоявшимся ни в чём - ни в творчестве, ни в умении обеспечить семью, стать авторитетным в глазах жены и сына.
Неудачи наложили отпечаток и на его характер- из весёлого бесшабашного парня он превратился в хмурого, вечно недовольного всем и вся ворчуна. Жена стойко переносила и постоянную нехватку денег и теперь уже его несносный характер. Но что-то ироничное по отношению к нему в последнее время читалось в её взгляде. А может быть ему это так казалось.
Вот и сегодня, когда убегала с сыном в школу, бросила на ходу, что задержится на работе и ему предстоит вечером проверить уроки и накормить сына, и что-то купить, и сварить. В общем приказ был отдан- следовало выполнять. А ему стало обидно. Эти невесёлые мысли прервал звонок, резкий, пронзительный. Он уже совсем опаздывал, но трубку всё-таки снял.
Хриплый старческий голос произнёс: «Кирилл, это говорит твой отец. Я хотел бы с тобой увидеться, попрощаться. Я лежу в больнице, на Каширке, мне осталось совсем немного. Так сложилась жизнь, что мы с тобой никогда не виделись, но за твоей судьбой я следил. Ты неплохо учился, поступил в художественное училище, женился, у тебя растёт сын . У тебя всё в порядке, хотя и без моего участия, и это меня успокаивало. Я хотел бы тебя увидеть, но не для того, чтобы попросить прощения, а чтобы распорядиться насчёт наследства». И без всякого промедления, добавил: « Запиши куда прийти. Придёшь?- и длинная пауза повисла в воздухе.
Кирилл, потрясённый, едва выдавил из себя: « Хорошо, приду. А сейчас я опаздываю на работу», - зачем-то сказал он и положил трубку.
На следующий день он отпросился с работы и поехал в больницу. Жене ничего не сказал, не хотелось ворошить прошлое. Такая неприглядная история семьи - опять не в его пользу. Объявился умирающий отец, которого он никогда не видел.
У жены семья большая дружная, все друг за друга держатся, помогают, отец большой чиновник, вечно всех куда-то устраивает, на зятя смотрит укоризненно, мол, не обеспечивает дочери нормальный уровень жизни, мы ведь её предупреждали, что не сможет содержать семью. Их три сестры, Вера была самая красивая и образование получила лучшее, а живёт хуже всех. Так или примерно так, он считал, думает отец семейства и поэтому старался появляться у них как можно реже.
Вера на все праздники тащила его в гости к своим, а он под разными предлогами отказывался и в конце концов ей надоело его упрашивать, и она стала ездить к родителям без него, вдвоём с сыном. Это ещё больше отдаляло их друг от друга, висело в воздухе вечным немым упрёком. Кстати, это тесть устроил его оформителем на завод. Конечно, он получает гроши, но хотя бы регулярно. Сына полностью одевают и содержат её родители. И это сначала глубинно оскорбляло, а потом привык. « Иждивенец во всём», - припечатал он себя и мысленно перенёсся к последним событиям - печальному звонку отца.
В детстве ему так хотелось его увидеть. Он несколько раз звонил ему, но к телефону всегда подходила жена и отвечала, что отца дома нет. Мать ему тогда сказала, если отец захочет, сам позвонит, не унижайся, не звони. И он перестал звонить. И вот первый звонок за тридцать лет и то на краю могилы. Но в душе уже не было ни обиды, ни злости, что лишил его защиты и любви, обрёк его на безотцовщину, осталась одна только жалость.
Он вспомнил, как мать перед смертью сказала ему : «Ты не таи обиды на отца. Я его не любила и, в минуту гнева, ему сказала, что люблю другого, хотя другого не было. И он ушёл, и больше ни разу не появлялся. Алименты исправно присылал. Но если будет нужда, обратись к нему. Он добрый и тебя любит. Я тебе не говорила, но я его часто видела и около твоего детского сада, и около школы, и деньги, дополнительно к алиментам, он присылал немалые. Я даже видела его на твоей выставке. И квартиру, пусть плохонькую, он нам оставил, а сам скитался, пока не женился».
Всё это крутилось в голове, пока он добирался до больницы. Больница эта внушает всем, кто ни разу с ней не сталкивался, не лечился сам и не навещал своих близких, жуткий страх. Недаром её в народе называют «бухенвальдом». Он всмат- ривался в лица пассажиров в автобусе, ему казалось, что все они едут туда же, куда и он, и читал в их глазах ужас и страх. Но когда вошёл в здание больницы, то увидел, что здесь жизнь ничем не отличается от обычной: люди торопятся, стараются побыстрее сделать свои дела, молодые лезут без очереди, а старики терпеливо ждут. Всегдашняя неразбериха и спешка,- подумал он,- даже там, где, по идее , последнее прибежище человека..
Он поднялся на восьмой этаж, прошёл по пустому коридору и открыл дверь в палату. В палате было две кровати. На одной лежал довольно молодой мужик кавказской наружности, а на другой- глубокий старик с жёлтым измождённым лицом. Неужели этот умирающий старик его отец? В их семейном альбоме сохранилась всего одна карточка, где отец молодой красивый стоит вместе с матерью возле водопада на каком-то курорте. Таким молодым он его всегда себе и представлял.
Старик, по-видимому, спал, он лежал с закрытыми глазами. Но к его удивлению, больной открыл глаза и произнёс довольно бодрым голосом: «Проходи, садись». И без всякого вступления и сантиментов перешёл прямо к делу: «У тебя есть брат, на пять лет тебя моложе. Он инвалид. Таким родился. У него слабоумие. Он в свои 25 соображает на уровне ребёнка. Мы с женой посвятили ему всю жизнь- лечили, по всему миру искали врачей, возили на курорты, старались научить его хотя бы элементарным навыкам ухода за собой, нанимали лучших логопедов и педагогов. И наши усилия не пропали даром, дали кое-какие результаты. Врачи считают, что мы добились почти невозможного при этом диагнозе. Но вот три года как умерла жена, а теперь и я…Он не может жить один. Как только меня не станет, его заберут в дом инвалидов. У меня есть хорошая 3-х комнатная квартира, зимняя дача близко от Москвы и большая сумма на книжках. Денег хватит на всех. Если бы ты согласился взять Тимофея в свою семью, он тихий добрый, ему не нужны женщины»,- и тут он посмотрел умоляющими глазами на сына. Его голос резкий сухой задрожал, и рыдания стали сотрясать его худое жалкое тело. - « В доме инвалидов он быстро погибнет. Он очень слабенький, незащищенный. Теперь ты понимаешь, почему я не захотел общаться с тобой. Приходящим папой не хотел быть, а чтобы стать настоящим отцом не было ни сил, ни времени. Я понимаю, что это для тебя не оправдание и в твоих глазах мне нет прощения. Но так сложилась жизнь, такая судьба. Я пытался доказать прежде всего себе, что у меня может быть не только слабоумный сын, но и талантливый сильный, который сам пробьётся в жизни».
Вот такая не простая любовь. Любовь - жалость и любовь-гордость. Он закашлялся, да так что стал задыхаться. Потом махнул рукой, мол, уходи и в перерыве между приступами кашля вымолвил: «Я позвоню. Вот адрес, пойди, познакомься с братом».
На следующий день, рассказав всё жене, направился вместе с ней в гости к новоявленному родственнику. Дверь открыла соседка, присматривающая за Тимофеем, пока отец был в больнице. Потом на пороге появился огромный парень, с первого взгляда даже не скажешь, что дефективный. Такой улыбчивый приветливый. И самое интересное - братья были очень похожи, особенно издали. Те же чёрные вьющиеся волосы, нос с горбинкой и глубоко посаженные глаза. Только выражение лица - моментально убивало сходство.
«Ой, как Вы похожи,- вырвалось невольно у соседки. Но, почувствовав бестактность, быстро перевела разговор на другую тему: стала расспрашивать о здоровье отца.
Инициативу взяла в свои руки Вера, жена Кирилла. Начала говорить с Тимофеем о самых простых вещах- что он сегодня ел, выходил ли на улицу, где отец., на что тот как-то лениво, замедленно отвечал, при этом очень весело сказал, что отец в больнице умирает, и он остаётся
совсем один. Речь у него была довольно правильная, но слова он как-то странно растягивал. Сели пить чай, Кирилл неуклюже протянул чашку брату и опрокинул её,
ошпарив кипятком соседку. Та вскочила и, выхватив у парня чай, стала дурным голосом орать на него. А он сидел скрючившись, по -прежнему улыбаясь, толком не понимая, чего от него хотят. Картина была жалкая и нелепая.
Прошёл месяц, отцу становилось всё хуже, надо было что-то решать. И они решились взять на себя эту непосильную ношу. Правда из разных соображений. Жена в основном из меркантильных - огромная квартира, дача и немалые деньги, на которые она сможет купить многое из того, что ей раньше не снилось, к примеру, хорошую машину. Впрочем она была доброй по натуре и не видела большой трагедии, если в доме поселится ещё одно существо. Хотя вся нагрузка по уходу за Тимофеем по сути ложилась на её плечи. А вот как будут складываться отношения в семье, как воспримет слабоумного дядюшку её сын, об этом просто не хотела думать.
Кирилл же всю эту историю воспринимал болезненно. Его совсем не радовала даже перспектива получить свою мастерскую, о чём он всегда мечтал, возможность больше не работать на опостылевшем ему заводе, пугала ответственность, которую он берёт на себя. И неизвестно как сложатся отношения с сыном. А самое главное, что его мучило, в чём он даже себе боялся признаться, он стеснялся брата. И ничего с этим не мог поделать.
Отец был счастлив, узнав о согласии Кирилла взять Тимофея в свою семью, если вообще можно быть счастливым в таком состоянии, спешно оформил все документы об опекунстве, сделал завещание и умер, не выходя из больницы.
Вера уже начала пользоваться новым положением семьи- закатывала вечеринки, гордилась квартирой после евроремонта, на столе сверкал севрский фарфор и серебряные старинные ложки., которые она вытащила из антикварного буфета. Знакомила всех новых и старых друзей с Тимофеем, нисколько не стесняясь такого родства. Кирилл безумно из-за этого на неё злился, а она никак не могла понять причины его постоянного раздражения.
День теперь начинался оглушительно. Первым вставал Тимоша и начинал так всё громко делать, ронять, стучать, передвигаться, что досыпать уже было невозможно. Затем с ворчанием поднималась Вера, которая кормила Тимофея, давала ему какие-то деньги, и он отправлялся в кино, В любую погоду, шёл ли проливной дождь или валил снег, светило солнце или дул пронзительный ветер, он отсиживал в кино три сеанса, а потом возвращался домой, Это было ежедневное мероприятие, дело, которое он как бы обязан был неукоснительно выполнять, но добиться от него хоть какой- то информации о том, что он видел, о чём картина, кто герои, было невозможно. Вера пыталась вытащить из него хоть что-то, но все усилия были тщетны. Просмотренное уходило куда-то так глубоко, что вытянуть оттуда ничего было невозможно .Он напоминал то ли сундук с сокровищами, то ли бездонный колодец.
Гордей, сын Кирилла, добродушно подсмеивался над своим «дядюшкой», постоянно спрашивая: «Ну сколько будет дважды два?», а тот ему каждый раз отвечал: «Наверное, четыре».- « Вот и нет- пять», и начинал заливисто хохотать. Потом прятал его любимую шапку с козырьком, и тот начинал искать её по всему дому. Но всё это было безобидное издевательство, Тимофей на это не обижался и не злился. Только когда Гордей уж слишком расходился, Вера одёргивала его, говорила «Не стыдно?»
И всё-таки даже у спокойной Веры терпение порой лопалось. Она начинала кричать на Тимофея, но, если был рядом Кирилл, быстро брала себя в руки и стыдливо замолкала, Тимоша её крика пугался, садился на стул и смотрел непонимающими глазами на происходящее.
Если кому-то кажется, что Тимофей был лёгким в быту, то глубоко ошибается. За ним надо было постоянно убирать и следить, чтобы он что-нибудь не натворил, как за маленьким ребёнком. Все свои вещи раскидывал по квартире, вытаскивал из почтового ящика десятки рекламных картинок и расклеивал их по всему дому, на новых обоях рисовал каракули, упрямился, когда просили его что-нибудь выкинуть из найденного на помойке барахла, страшно неопрятно ел, так что рядом с ним за столом сидеть было невозможно.
Заставить его помыться и переодеть джинсы и майку- это было целое событие. Он упорно держался привычного, стереотипов, которые, очевидно, помогали ему жить в определённых стандартах, облегчали его существование. Было и ещё многое другое, что раздражало и было не совместимо со здравым смыслом. Но ведь .он был умственно отсталый и об этом не следовало забывать ни на минуту.
Но самое удивительное было то, что теперь Кирилл не смог бы отдать брата в интернат, если бы даже отец не оставил никакого наследства. Он стал для него родным близким существом, наподобие собаки или кошки, о которых надо заботиться, а иначе они без тебя пропадут. И самое странное - Тимофей это каким-то седьмым чувством ощущал- старался сесть рядом с ним, пытался ему всегда что-то подать, правда делал это неуклюже , невпопад, ждал его вечером , если он где-то задерживался, постоянно бегая к двери, чтобы встретить его первым, подать тапочки, повесить плащ.
Кирилл в квартире, где они раньше жили, обустраивал себе мастерскую, и к этой работе решил подключить брата. Тот помог развесить картины, Кирилл научил его сколачивать подрамники, натягивать на них холсты, а потом взял в руки его руку и стал обводить карандашом рисунок домика, такого, какие рисуют трёхлетние дети. Долго ничего не получалось, он отбрасывал непослушные карандаши, рвал картон, плакал, как маленький ребёнок, и при этом очень быстро уставал, но Кирилл надежду не терял, и вот уже рисунками с домиками была заполнена вся мастерская. У Тимофея явно было природное чувство цвета, он потрясающе смешивал краски и его притягивала живопись, особая, не бьющая на эффект, не яркая, броская, а скромные пейзажи- тихие дворы и улицы, в которых он узнавал знакомые городские дома.
На эти занятия с братом Кирилла натолкнула биография известного французского художника Утрилло. В 14 лет он пропил свои последние мозги и оказался исключённым из гимназии и вообще вне всякого социума. Он был просто законченным алкоголиком и к тому же слабоумным. Мать его, бывшая натурщицей у известных художников, а впоследствии и сама ставшая художником, была в отчаянии, не знала, что делать с сыном. И тогда по совету психиатра она стала учить его рисованию. Она брала руку сына в свою и начинала водить ею по бумаге. Нужно было адское терпение и большая любовь, чтобы сделать из этого деградирующего существа великого художника, картины которого стоят сегодня миллионы франков. Кирилл взял на вооружение методику и опыт великой француженки. Но в отличие от неё он ничего не заставлял делать брата насильно.
Тимофей теперь целыми днями проводил время в мастерской. Мог часами рассматривать картины брата и его друзей, развешанных по комнатам. И когда он смотрел на картины в его глазах появлялось что-то осмысленное. Исчезала блуждающая улыбка, подтягивалась отвисшая нижняя губа, на лице отражалась какая-то внутренняя работа.
По утрам он больше не уходил в кино, и кинотеатры теперь по его вине совсем пустовали, а дожидался Кирилла, чтобы вместе с ним ехать в мастерскую. Он просто прилип к брату. И самое интересное - это не раздражало Кирилла, но ужасно злило жену и сына, потому что они чувствовали себя лишними в этой спайке.
Было непонятно, что сблизило братьев? Общие занятия, желание Кирилла поспорить с судьбой, которая обрекла брата на примитивное существование или родство по крови? Хотя поэт Александр Городницкий в своём известном стихотворении утверждает, « что родство по крови, рождает стаю, родство по духу рождает слово». Это стихотворение было написано не так давно. И было созвучно духу времени, когда бичевались национальная замкнутость, семейственность и сарказмом звучали грибоедовские, сказанные на все времена, слова: « Ну как не порадеть родному человечку».Прошло совсем немного времени и сегодня эти строчки вбирают совсем другие смыслы. Кровные узы становятся чуть ли не единственной связующей нитью между людьми- это то, что держит человечество на плову. Когда отрицаются все родственные связи, разрушается институт семьи., а мама и папа приобретают статус родителя №1 и №2 для не желающих рожать детей самым привычным способом с тех пор как появился род людской, «родство по крови» не противостоит духовному, которое понимается сегодня как полная свобода от всего и вся- от долга, ответственности, от жертвенной любви ради близкого.
Прошло ещё какое-то время. Тимофей явно делал успехи. Картин скопилось много, но на них почти всегда был изображён один и то же сюжет. На полотне оживал деревянный дом, освещённый лучами заходящего солнца, тёплое, уютное крылечко и дверь, уводящая в прошлое, настоящее и будущее
. В картинах угадывалась какая-то неосознанная мечта - о чём-то несбывшемся, желанном и в то же время очень реальном.
Первое время Кирилл симметрично расчерчивал брату полотно, так как у Тимофея не было координации. И домики рисовал он красивые, но это было больше похоже на рекламную картинку. Но однажды Кирилл не подготовил полотно и на картине появился немного подкосившийся домик , чуть заваленная лестница, стёртые ступеньки, по которым ходили не одно поколение наших бабушек, и это, как ни странно, была уже настоящая живопись. Случилось чудо, художник сумел передать настроение, ощущение жизни как счастливого и в то же время печального мига.
. Линию одиночества пересекали острые лучи счастья. Подлинная гармония мира, где боль и радость бытия в равной степени присущи человеку.
Но окружающим и даже Вере эта постоянная тема была непонятна. Они считали творчество Тимофея убогим, странным, примитивным и вообще, что можно ожидать от умственно отсталого. И они не раз высказывались подобным образом.
Кстати, мы все горазды оценивать чужое творчество, но, к сожалению, мало кто разбирается в этом. Особенно это касается живописи и поэзии. История искусства подбрасывает немало примеров, когда даже крупные искусствоведы ошибались в оценке творчества художника или когда поэта при жизни никто не читал и не знал, а после смерти объявляли гением. Таковы капризы судьбы, а возможно испытание, посланное Богом. Только разобраться бы - для кого и для чего?
Ни виртуозное владение техникой, ни фотографическая точность в изображении деталей, ни внешняя красивость не делают нарисованное искусством. Самое главное, если художник способен включить воображение зрителя в процесс восприятия - вот тогда можно говорить о настоящем искусстве.
Кирилл пытался убедить себя и всех в уникальности дарования брата. Он упрямо отстаивал его право на этот сюжет, приводил самые разные доводы, и как пример, чем-то близкий ему, творчество художника - шестидесятника Владимира Немухина. «Вот он всю жизнь рисовал только одни карты. Бубновый туз, валеты, короли и дамы ложились на полотно в самых удивительных сочетаниях, в различном освещении и цвете. Игра и ворожба, судьба и рок подстерегали зрителя на этих картинах, и это завораживало. Его картины украшают самые престижные галереи мира,- говорил он».-« А может быть и картины брата украсят какую-нибудь галерею»,- в его голосе звучали одновременно нотки сомнения и вызова. « Я вам всем докажу, что талант может скрываться « в разной упаковке».
Как-то в мастерскую заехала Вера и, увидев огромное количество картин, которые складывали уже штабелями на полу, посоветовала поехать в Измайлово и попытаться что-нибудь продать. И Кирилл последовал её совету. Конечно, она имела ввиду картины Тимоши, потому что картин Кирилла в мастерской почти не было, он всё отдал на выставку, которая проходила в это время в подмосковном музее.
Братья загрузили машину полотнами Тимоши, несколько картин Кирилл взял и своих, старых, которыми когда-то гордился и продавать и дарить которые не собирался, но тут решил взять, чтобы разбавить Тимошино «однообразие», как выразилась жена.
Несмотря на холодный мартовский день, слякоть и холодный ветер народу на ярмарке было много - и покупателей и продавцов. Рядом с ними расположились какие-то не очень приятные типы с матрёшками и шкатулками, Но, конечно, это был не Палех и не Хохлома, а дешёвые подделки,
рассчитанные на невежественных туристов, конечно, иностранцев ,которым надо купить сувениры подешевле и побыстрее. Но попадались и знатоки, которые надеялись выловить здесь что-то ценное. К братьям долго никто не подходил, и Кирилл уже мысленно ругал себя за эту затею, а потом вытащил из кучи работ три, как он считал самые лучшие, поставил их рядом и стал наблюдать за реакцией проходящих покупателей. В это время выглянуло солнышко и осветило Тимошины творения и столько в этих домиках было какого-то тихого покоя, счастья и умиротворения, что уже просто пройти мимо, не улыбнуться, не вобрать в себя этой тихой радости было нельзя. И люди останавливались и приценялись и образовалась даже толпа желающих купить. И вдруг один человек, по-видимому иностранец, сказал, что он берёт все картины и даже не стал торговаться, хотя цена была не маленькая. Кирилл специально цену завысил, больше для куража, хотя был бы счастлив отдать их бесплатно тому, кому они бы очень понравились. Иностранец посмотрел и остальные полотна, но больше ничего его не заинтересовало. И даже картины профессионального художника Кирилла его не зацепили. Кирилла это не задело, он был так рад за брата, что готов был даже свои картины иностранцу подарить. Потом покупатель протянул руку Кириллу, сказал, что рад был познакомиться с таким талантливым русским художником, что он немец, у него своя галерея и живёт он в Гамбурге. В ответ Кирилл гордо заявил, что это картины его брата и позвал Тимофея, который рассматривал дымковские игрушки в конце ряда, и не мог от них оторваться. Яркие сказочные персонажи, настоящие произведения искусства, сделанные для детей, были близки ему. Ведь душа у него была детская, и сам он был по существу большой ребёнок. С трудом оторвавшись от созерцания этих невиданных до селе игрушек, Тимофей, взяв одну из них, лениво подошёл к брату и свистнул. Кирилл от неожиданности даже вздрогнул, звук был пронзительный и тревожный, как свист поезда, пролетающего на огромной скорости мимо станции. Звук, предупреждающий об опасности.
Посмотрев на Тимофея, немец как-то всё сразу понял и на плохом русском попросил телефон и адрес. Потом расплатился, завернул покупки в специальный саквояж, попрощался и медленно удалился..
Стало быстро темнеть, Кирилл, забрав часть картин, побежал к машине, которую оставил довольно далеко от ярмарки, так как не было свободного места.
Он отсутствовал всего полчаса и за это время случилась трагедия. Когда Кирилл отошёл, мерзавцы, которые торговали рядом с братьями, потребовали деньги у Тимофея. Но деньги он передал брату, а они этого не заметили. Они засекли только момент, когда иностранец отсчитывал евро Тимофею. И когда Тимофей сказал, что денег у него нет, бандит ударил его ножом в живот. Тимофей замертво упал, не издав даже предсмертного крика. Они обшарили его карманы и, не найдя денег, бросили на него мокрую плёнку и разбежались.
Никто даже не заметил произошедшей трагедии, и когда Кирилл вернулся, никого уже не было, не было и Тимоши. Он поднял плёнку и ужаснулся. Брат лежал в луже крови и издавал предсмертные хрипы.
… Прошло несколько месяцев, и вдруг раздался звонок. Звонил тот немец и приглашал в Гамбург- сделать выставку .Картины, которые он купил, имели большой успех. Их очень быстро продали
Просил сообщить, когда они смогут приехать, чтобы обговорить на месте все детали.
Говорят, что слава в России приходит к человеку лишь на пороге смерти или после….
Вот и дождались.