См. предуведомление: http://www.proza.ru/2014/01/29/126
ЗАПИСКИ МЕДВЕДЯ
или
ПО ТУ СТОРОНУ РЕАЛА
(роман)
книга четвёртая
ЗАПИСКИ МЕДВЕДЯ
ОПЕРАЦИЯ
Часть первая
ОПЕРАЦИЯ
— Лазарева! Раздевайся догола и – на выход!
«Наконец-то! Ждать и догонять – самое худшее состояние. А где же укол, чтобы не так страшно…?»
В коридоре меня ждёт молоденькая практикантка с креслом-каталкой. Усаживаюсь в поданную «карету», придерживая за края больничную простынь по типу римлянина, и …
«Вперёд! На встречу с болью и страхом! Чёрт побери! Ну, что же мне укол-то не сделали, как предыдущим девчонкам…?»
Моё кресло, а соответственно и моё обнажённое тело, прикрытое в некоторых местах покрывалом, врезается в толпу людей, ожидающих лифт.
— Ты куда меня везёшь? – заволновалась я.
— На операцию, – слышу в ответ робкий детский голосок.
— Вот именно, что в операционную. А что же ты меня к общественному лифту подвезла? Там же сплошные микробы. Люди там, с улицы которые.
— А я всех больных по этому лифту подвозила сегодня.
— Так есть же специальный лифт – внутренний.
— Правда? А где он находится?
— Ты какой день на практике?
— Второй.
— И что, тебе не объяснили, где что находится?
— Нет!
— А где операционная, ты хотя бы знаешь? А то я не знаю, где это.
— Знаю, знаю, – обрадованно закивала девочка. — Я уже туда больных возила.
— Ну, вот и чудненько. Сейчас я за штурмана буду. Лифт тебе покажу, на котором до операционной нужно добираться. Ну, а дальше уж ты сама. А сейчас разворачивайся на сто восемьдесят.
Девочка послушно развернула коляску.
— Ну, а теперь вперёд! – протянула я вперёд руку, указывая направление движения и одновременно осознавая комизм картинки.
«Ну, точно, – римлянин в экипаже».
— Вы куда? – останавливает нас у спецлифта строгий голос. — Сюда нельзя! Вам к другому лифту.
Пожилой врач сурово окидывает взглядом нашу римскую двойку. Перепуганная практикантка быстро разворачивает кресло и катит меня в обратном направлении.
— Куда? Стоять! – беру командование я в свои руки. — Разворачивайся обратно. Мы в операционную, – разъясняю я врачу обстановку, — на операцию мы.
— Ну, если в операционную, тогда всё правильно, – сдаётся врач и подозрительно смотрит на сопровождающую меня практиканточку.
Та смущённо опускает вниз глаза и по приходу лифта вкатывает, наконец, меня в его чрево. Я уже почти у цели, приближаюсь к дозе боли и страха. И уже давно была бы в их власти, если бы не практиканточка. Она мне не даёт расслабиться. Мы заблудились. И я опять за штурмана. Уточняю путь у проходящего мимо медперсонала.
— А где тут у вас операционная? Нам в операционную нужно.
Наконец, мы у цели нашего путешествия – в операционном блоке. Практиканточка заметно повеселела. Уверенными движениями откуда-то достает свёртки – бахилы и шапочку, обувает меня в бахилы, надевает шапочку на голову и закрывает за собой дверь, оставив меня сидеть в кресле в гордом одиночестве.
— А что это вы тут сидите? – интересуется вышедшая из одной из многочисленных дверей блока медицинская сестра.
— На операцию я.
— Лазарева?
— Ну, да, она самая.
— Так мы вас уже давно ждём. Давайте сюда простынь и проходите.
Совершенно голая, но в белых медицинских чулочках, в шапочке и тапочках, я захожу в операционную. Смотрю на высокое прокрустово ложе, окружённое многочисленной аппаратурой, а оттуда на меня смотрит боль и страх: «Ну, наконец-то мы тебя дождались, красавица ты наша».
По телу пробежала нервная дрожь. Встреча состоялась. Сейчас мне страшно, а потом мне будет страшно и больно.
«Интересно, под каким наркозом мне будут делать операцию? Под общим или обездвижат посредством укола в спину? Введут лекарство в спинной мозг. И я тогда буду в сознании и буду всё видеть, но не буду ничего чувствовать».
С общим наркозом была знакома: уснул, проснулся – в палате. Со спинным мозгом – не в курсе.
— Залазьте на кровать и подставляйте спину.
«Понятно. Операция для меня будет проходить в режиме радиопостановки. Слышу, но не вижу. Надеюсь, они перекроют мне обзор? Слышать и видеть – это уже перебор».
— Сейчас вы почувствуете тепло в ногах, а потом перестанете их чувствовать.
— Мне забыли перед операцией укол сделать, что б я не боялась. Введите мне что-нибудь, а то мне страшно!
— Ничего, сейчас вы успокоитесь, – и одевают мне на лицо маску.
Но страх не отпускает. Нервная дрожь бьёт сильнее и сильнее, сотрясая всё тело. И ноги... Зараза! Я их чувствую! Лежат ровненько, нога к ноге, пяточка к пяточке. И под пяточкой боль – упираюсь, что ли во что-то? Боже! А что это по бокам торчит в знакомых беленьких чулочках?! Да это ж мои ноги! А что же тогда сейчас лежит у меня ровно, вдоль кровати, там, где пятка болит? У меня что, четыре ноги? Если бы не знакомые чулочки и явное близкое расположение к моему телу, то я «зуб бы отдала» за то, что это какие-то пластмассовые ноги, – муляж. А вот мои, родные, как лежали ровно, так и продолжают лежать.
Тут стойки, на которые опирались мои «не мои» ноги в белых чулочках, вихлянули резко в бок, а потом, резко прокрутившись, повернулись в противоположную сторону.
— Девчонки, помогите, я первый раз закрепляю эти стойки, не знаю, как их завинтить! – взмолилась о помощи молоденькая хирургическая медсестра.
В это время пресловутые опоры, а вместе с ними и мои ноги, опять резко прокрутились и скосились вбок.
Я заволновалась. Я была свидетелем того, как выкручивают мне ноги по причине незнания конструкции опорных стоек.
— Вы поосторожнее там, – возмутилась я из-под маски. — Вы мне так ноги попереломаете! Девочки, ну помогите же ей эти стойки закрепить. Кто уже их раньше привинчивал? Кто умеет это делать? У меня же на этих стойках ноги лежат!
В это время стойки вместе с моими ногами вновь проделали круг. Я ничего не чувствовала. Но осознав, что ноги на болтающихся из стороны в сторону опорах – мои, родные, я сочувствующе наблюдала за их кружением по оси. Наконец, девочки подошли на подмогу и общими усилиями закрепили непослушные стойки. Я успокоилась.
«Блин! А что же за пятка у меня сейчас болит, которая лежит там, где моих ног точно сейчас нет…? То, что я вижу – я не чувствую, только сочувствую, осознавая, что, кружась вдоль оси, связки моих ног неизбежно страдают. А вот болит у меня в пятке – фантоме, которая лежит там, где ног нет. Там, где они были до того, как потеряли свою чувствительность. Итак… Представление началось. Я уже поняла, что будет интересно».
Мои комментарии не были запланированы по медицинскому сценарию, и когда я подала голос из-под маски, пытаясь подсказать врачу, приступившему к операции, что следует расправить на моей ноге чулки, а то они неправильно собрались в кучу, врач возмутился:
— Вы ей наркоз дали?
— Дали, дали! – ответила молоденькая медсестра, стоящая у меня в изголовье. И уже обращаясь ко мне и нежно гладя меня по голове: — Спите, пожалуйста, я бы сейчас на вашем месте с удовольствием бы поспала, хоть выспалась бы.
Но мы с ней были на разных местах. Она стояла у меня в изголовье, через натянутую поперёк меня материю разглядывая то, что со мной проделывали. А я лежала на хирургической койке, милостиво предоставив врачам делать с моим телом всё, что они посчитают нужным. Спать я не могла, я должна была контролировать ситуацию, хотя бы ушами.
— Где моя иголка? Я ведь только что ею шил? – послышалась возмущённая реплика профессора, делавшего мне операцию.
«Ну, вот, иголку во мне потеряли. Безобразие! Надо срочно молиться, чтоб он её нашёл. Как там начинается, я же недавно повторяла слова молитвы:
Отче наш, Иже еси; на небесе;х!...
Ой, а как же дальше-то? Ну, вспоминай, вспоминай побыстрее. Иголку-то надо найти. Ах, да …:
…Да святи;тся имя Твое;,
да прии;дет Ца;рствие Твое,
да будет воля Твоя,
я;ко на земли; и на небеси; …
Ой, кажется, наоборот:
…я;ко на небеси; и на земли;…
Дальше, дальше, что же там дальше…? Вспоминай! Учила же недавно!
…и не введи; нас во искушение,
но изба;ви нас от лука;ваго
Нет, не то, это уже окончание:
…я;ко на небеси; и на земли;…
…я;ко на небеси; и на земли;…
Ой! Ой! Не помню, что там дальше! Успокойся, Машенька. Возьми себя в руки и своими словами…
«Господи! Прошу тебя! Помоги профессору найти иголку! Пусть всё будет хорошо! Пусть операция закончится удачно, и пусть это будет последняя в моей жизни операция. Очень прошу тебя, помоги мне, Господи!»
— А вот она где, нашёл иголку! – слышу радостный возглас профессора и чувствую свою сопричастность происходящему.
«Спасибо тебе, Господи! А вы говорите – спать. Ни в коем случае, я должна контролировать ситуацию…»
Операция окончена, два молоденьких врача перекладывают моё, наполовину обездвиженное тело на каталку, один из них заботливо накрывает мою наготу покрывалом.
«Поехали!»
***
— Машка, привет! А тебе что, операцию сейчас делали? – радостно приветствует меня одна из обитательниц реанимации, в которую меня доставили из операционного блока, тем самым оторвав меня от исследования непривычного состояния.
Нижнюю часть туловища я не чувствовала и, прикасаясь к ней руками, ощущала теплоту и деревянность. В ответ на мои прикасания обездвиженная часть тела никак не реагировала. Его как бы и не было. И я не могла осознать – прямо оно лежит или косо, да и лежит ли вообще, или осталось в операционном зале. Его наличие под рукой ощущалось только руками, при непосредственном соприкосновении. Судя по всему, нижняя часть тела в списке мозга не значилась.
Оторвавшись от изучения своей деревянности, я обернулась на голос. С рядом стоявшей койки мне приветственно махала рукой больная. Я её не узнавала, но если она меня знает по имени, значит, встречались в той жизни, там, на верхнем этаже, когда я ещё была цельная. Я сделала вид, что её узнаю, и тоже помахала в ответ.
— Мне кажется, что я лежу криво, и сейчас моё тело упадёт с каталки. Посмотри, пожалуйста, со стороны, – попросила я свою «знакомую».
— Не переживай, Маш, это тебе только кажется, у тебя ещё наркоз не отошёл. А тело раздувшимся кажется, да?
— Ага! – подтвердила я свои ощущения, – успокоившись, что у меня всё идёт, как у всех. И только стала теперь мысленно молиться, чтобы и закончилось, как у всех, – полным восстановлением ощущений.
«А вдруг чувствительность ко мне так и не вернётся, и я навсегда останусь парализованной?» – назойливый страх перед будущим противно сверлил голову, и я периодически трогала нижнюю часть тела рукой, уточняя своё состояние. Но я ничего не чувствовала.
От моих невесёлых мыслей меня отвлекла моя новая «знакомая», которую, судя по табличке над кроватью, звали Лидой:
— Ну, как там девчонки из нашей палаты?
«Ага, стало быть, мы с Лидой в одной палате лежали». И вспомнила, что буквально через час, как я поступила, одну из женщин перевели в реанимацию. Я Лиду просто к тому времени ещё не успела запомнить. А вот она меня запомнила.
Время моего пребывания в реанимации истекло, и меня завозят в мою палату. Тут я всех знаю, уже неделю вместе срок мотаем, вот только одна мне не знакома, видимо, пока меня пилили, её положили.
Медсёстры подвезли меня к моей койке, но фокус с перекладыванием тела не удался, так как ноги мои ещё не приобрели чувствительность. А девочки не Гераклы, без моей помощи меня в эту койку укомплектовать, поэтому оставили меня «дозревать» на каталке.
— Как начнёшь ноги чувствовать, дашь нам знать, мы тебя на койку с каталки переложим. А пока на каталке полежи, – и задвинули каталку между коек.
Когда медперсонал вышел, мы обменялись радостными приветствиями по поводу возвращения в родные пенаты. Нам всем троим из палаты сегодня делали операцию. Правда, все уже давно пришли в себя, а вот я – дерево деревом… Ждем-с …
Стали делиться впечатлениями о пережитом. Палата сотрясалась от хохота. Наташка делилась впечатлениями о её доставке к месту распила. Замечу, что меня из троих увозили последней. Так что именно их, девочка практикантка перевозила на операцию в общем лифте.
— Ну, что, выхожу я в коридор голая, тело моё жирное только до половины удалось обернуть в простынь, – делится своими впечатлениями болезненно полная Наташа, она даже чулки медицинские декомпрессионные так и не смогла себе подобрать, так как таких размеров в природе не существует, и ехала на операцию без оных. — Села в поданное мне кресло и сижу, девочка меня с места сдвинуть не может. Ногами сучит по полу, а коляска на месте стоит. Наконец, тронулись.
— Ехали в общественном лифте? – догадалась я.
— Вот именно! Все в шоке были! Представляешь, Маш, открываются двери лифта, там полно людей, мужики, дети, а тут тётка голая с волнами жировых складок. Подвинулись. Практикантка меня между людей протиснула, так мы и ехали тёплой компанией. А в операционном блоке вообще смех. Стала меня эта девочка наряжать во всё, что положено, я сижу смирно, не сопротивляюсь. Тут из соседней двери врач выходит и удивляется:
— Девушка, вы зачем больной на голову тапочек надели?
Она, оказывается, мне на голову бахилы натянула, а я ещё думаю: – Что это шапочка такая тугая, еле налезла?
Если кто видел больничные бахилы, может представить себе картинку. Сидит Наташка – вся из себя объёмная такая, с бахилом на голове, заместо пилотки. Верхняя половина моего тела билась в конвульсиях истеричного хохота. Из нижней – что-то булькнуло. В это время в палату заглянул перепуганный медперсонал, им показалось, что мы нуждаемся в помощи.
— А из меня что-то полилось сейчас, – сообщила я заглянувшим.
— Лазарева, это из вас кровь пошла. Если вы не перестанете так смеяться, то у вас все швы разойдутся к чёртовой матери. Прекратите сейчас же!
Легко сказать, но трудно сделать. Образ до безобразия толстой обнажённой Наташки с небесно-голубым бахилом на голове стоял перед глазами.
Хлопнула закрывающаяся дверь. Боль и страх пристыженно покинули территорию нашей послеоперационной палаты.
23.06.2013
см. продолжение рассказа: кн4.ч.2 ОЧЕНЬ БЫСТРО
http://proza.ru/2013/07/02/1368