...Мы разные.
Нам надо учиться быть счастливыми вместе.
Камень сказал, что я не подхожу ей, что не сумел убедить её…
И это после всего, что было!
А что было-то?
Для неё моя ненужная нерешительность.
На яру в машине вечером.
У неё в комнате в общежитии.
Как она сказала однажды,
когда мы курили под новым мостом, у реки:
-«Мне надоело всё это!»
Моя нерешительность была для неё моим нежеланием.
А ей хотелось быть желанной!
А я, много раз, проживавший эту тему для себя,
думал, что после этого она станет мне ненужной.
Неинтересной.
Как все те женщины, которые были у меня.
Они становились материалистками. Мне нужно это. Мне необходимо то.
Естественное развитие отношений между женщиной и мужчиной.
Мне не жалко для тебя это.
Я легко подарю тебе то.
А что я имею взамен.
Если нет любви?
Той, что нужна мне?
Мне необходимо время, чтобы почувствовать ЭТО.
Львице необходима победа сразу.
Ей необходимо в первый раз!
На волне страсти.
А там – будь что будет!
Разочарование.
Я не желал разочаровываться.
Я не хотел.
Такого света и тепла я ещё не встречал.
Я удивлялся.
Не перестаю удивляться.
Не желаю переставать.
Удивляться.
Прости меня. Прости. Прости. Меня.
ГОРЯНКА
Верные псы брехали,
Как же не верить лжи.
Долго впотьмах плутали,
Но всё же шли, и шли…
Где-то кипело дело,
Кто-то клялся в любви,
Ты всё не то хотела -
Не ради прибыли.
Чьему благу
Мы не глядя
Чуяли подъём.
Гора-Горочка.
Чуешь счастья
В дни ненастья -
Хорошо живём,
Хлеба корочка.
Умный в гору не пойдёт,
Умный гору обойдёт. - Дурь моя.
Только кайф тогда, когда долго мучился.
Остальное всё фиг ня. Воля случая.
Ну а кто-то на горе сидит давно.
Где ты, где моя любимая? Гора-Горочка.
Победы превращают
Всё больше нас в калек.
Чем ближе, тем всё дальше.
Огня желанный свет.
Ты ждёшь, когда он бросит
Ненужный шестой мерс,
Разуется и босым
Взовьётся до небес.
Пришел в гости Контрамот. Мы курили, и я читал ему рассказ.
Он улыбался, говорил: «Ну, ты втюрился, добрый Сэр. Теперь она твоя».
А я взахлёб, всё рассказывал и рассказывал ему про Горянку.
В Черге я свернул с Чуйского тракта на Усть-Кан.
Ночь была темна. Фары выхватывали из темноты маленький кусочек грунтовой дороги петляющей вдоль речки по склонам гор. Я снизил скорость до 60 – 80 км/час. А дорога становилась всё хуже и хуже. Справа проехал по краю обвала, по краю пропасти... Дорога превратилась в сплошные кочки из глинистой красноватой грязи, глубиной до полуметра. Я попрыгал по ним метров десять и заглох, испугался, но тут же завёлся и поплёлся на первой, интуитивно выбирая ,путь, так как ничего не было понятно. Куда ехать!?
Шел дождь.
А я плакал. Вспоминая минуты наших встреч. (Читаю, абзац какой-то!)
Её слёзы в сентябре. Я тогда решился второй раз её обнять. Понял.
И она плакала, уткнувшись лицом в мою грудь ярким солнечным прохладным ветреным днём. А я прижимал легко её к себе, и что-то говорил, успокаивая.
Мы ездили выбирать светильник или настольную лампу для Маши.
Почему я не поцеловал её тогда?
Дурак!
А как она села рядом и прижалась ко мне, когда я пришёлк ней домой, и сидел на диване, рассматривая фотографии сделанные в Пятигорске и Адлере.
И в квартире никого, кроме нас, не было. А потом пришел дедушка, её папа, и мы пошли гулять в парк. А на обратном пути я опять её обнял, и мы вместе перешли дорогу.
И она сказала, что наконец-то почувствовала себя защищённой.
Ты, кажется, получил, что хотел.
Влюбился!
По уши.
Теперь ты это не забудешь никогда.
Это больше, чем всё, что было до этого. Со всеми твоими женщинами.3.08.2005.
Как всё просто! Какое счастье оттого, что к тебе прильнула желанная женщина!
Почему-то хочется вспоминать это снова и снова.
Со мной, наверное, трудно. Тяжело меня любить.Невозможно.
Только львица может любить льва.
Величина любви.
Рычание льва. Рык львицы. Сила света. Мотыльки летят на пламя. И сгорают…
А львы их даже не замечают.
Я слишком многое чувствую.
А ещё больше не чувствую.
Но это моя жизнь. Моя игра. Мои правила. И её. Мы узнаём их в игре. Нам интересно.
Больно. И мы растём через боль. Растим нашу любовь.
Сказано: Рожать будешь в муках. Рожаем.
Вначале атаковала она, а я защищался.
Сколько это длилось?
Год?
Чуть меньше или больше?
Можно отдаться страсти, а потом разойтись, потеряв к друг другу всякий интерес.
Как это обычно бывает со мной, да и наверно со всеми.
Спешка Кешка в жизни – пешка.
Никогда не забуду её взгляд в машине.
Там на краю склона, покрытого березняком.
Вечером, когда мы поехали покурить.
У неё умирала от рака мама.
А я испугался. «Вот я, вся твоя, возьми, хоть чуть-чуть,понеси мою боль!»
И это захлестнуло меня,
как ураган, и унесло в неизвестность...
( – это о чувствах)
без башни.
Какой там секс. В первый раз ! ! ! ! !
Я забыл про него.
Спасая себя и её,
я начал вспоминать,
как зимой, давным-давно, на этом самом месте,
ярким солнечным морозным днём,
мы,
пацаны наткнулись на заячьи следы
и кинулись на лыжах по ним,
мечтая увидеть зайца.
А она не поняла. Обиделась и закрылась.5.08.2005. Sir.
Наконец я выехал на нормальную щебёнку, дорогу то есть, и осторожно прибавил скорость. Сна совсем не была, и усталости тоже. Кусок дороги с обвалами, кочками, ямами и грязью,
и проливным дождём, вставил меня как ведро крепкого кофе.
Мысли о Горянке не оставляли меня.
Мне было приятно думать о ней.
Светящееся тепло её любви, которую я чувствую постоянно, делает меня совсем другим.
Человеком без Эго, легко раздающим своё участие людям, которым сразу же, быстро и легко начинает везти. Они находят себя. И рядом с нами ощущают счастье и радость.
Так может нам надо чаще быть вместе.
Или совсем не расставаться.
Фары выхватывали из темноты небольшой кусок извивающейсяи петляющей, круто уходящей вверх или вниз дороги, а я петлял по ней, стараясьмне попадать в колдобины.
Слёзы текли по щекам тёплой струйкой. Я и не вытирал их.
Бабушка долго умирала от рака. В 1964-м.
Приходил Генка Баранов, военный врач, какой-то там брат отца, приносил наркотики, делал укол, и она засыпала. Он рассказывал маме, когда и как делать уколы, садился за стол, пил с отцом 50 грамм, закусывал, рассказывал про работу в госпитале, где он был хирургом, говорил, что совсем нет времени, садился машину и уезжал. Он приезжал два раза.
Его отец был генерал.
Мы часто бывали у них, в гостях с бабушкой, в большой тёплой генеральской квартире с огромными окнами в соцгородке, залитой солнечным светом. Генеральша, бабушкина подруга, накрывала в гостиной круглый стол, и мы садились пить чай с вареньем, баранками и печеньем.
Бабушка подолгу о чём-то говорила с подружкой, а я, пятилетний, наголо остриженный мальчик, бродил по квартире, рассматривая картины на стенах, книги в шкафах. Совсем другую жизнь наших родственников.
Мой дед, муж бабушки, папа моего папы, был врагом народа, его посадили в 37-м.
А я был внук врага народа и носил мамину фамилию. Синицын.
Кто и кем был мой дед Устин, я до сих пор не знаю. Но он был не прост.
Почему мне сейчас вспомнилась бабушка?
Её любовь. Она просто сильно любила меня, ей больше ничего не было нужно.
Такое большое тёплое облако.
Это она тайком от родителей крестила меня.
Невидимый купол зонта, защищающий от проливных дождей всевозможных бед.
Как Горянка.
Я поднимался в гору, дождь забарабанил по машине с новой силой.
Очищение дождём.
И слезами.
Отпущение грехов.
Внезапно я всё понял.
Что бабушка ушла в 1964-м. Поздней весной. Холодным днём.
И выехал на перевал.
Остановился.
Вышел из машины и долго стоял под дождём.
Брезжил серый рассвет.
Подо мной расстилалась прекрасная долина.
Другой жизни.