Сатисфакция

Светлана Долгова
Вряд ли Ленка могла предположить, что этот день будет иметь такой финал. Хотя звоночки были, были. Да только кто обращает на них внимание в повседневности, так, мелочь. Это потом, когда уже гром грянет, так все по местам встанет. А пока… ну, подумаешь невидаль, поплохело посреди улицы. Да как-то вдруг, и не как всегда, а просто в следующий шаг затряслась земля и каждая клеточка в теле задрожала, завибрировала, и загудело все в голове, будто наступила она на оголенный электрический провод. Но сознание не поплыло, а только покачнулось, и она, удержав равновесие, сделала над собой усилие, и шагнула вперед, еще, еще. В следующий момент она стояла на тротуаре, как ни в чем не бывало, удивленно оглядываясь по сторонам. Позади не было ни оголенного провода, ни магнитного коридора, ни даже тарелки с пришельцами. Правда, никакая сила не заставила бы ее сделать шаг назад, а потому она уверено вошла в огромные двери «Русского музея».
Пожалуй, был еще один момент, оставленный ею без должного внимая. Когда сидели в скверике у Казанского собора, вдыхая пьянящий аромат сирени, ее так и тянула в храм. Но не пошла, послушалась здравого разума: дочки, утомленные и несколько разочарованные гуляньем по музею, с облегчением лопали мороженое, так что заикаться им о храме было бесполезно, а оставить их одних на улице даже не возникало мысли. А потому разбираться в чувствах не стала, отмахнулась, чай не в последний раз.
Еще они в тот день долго с семьей гуляли по парку, что недалеко от дома, наслаждались мягким предвечерним теплом, благоуханием зелени, деревьев и разноголосым хором птиц. Таких птичьих концертов ни в Сибири, ни в Приморье Ленке слышать не доводилось. А потому вся ее душа ликовала от восхищения, стараясь впитать, запомнить все до последней мелочи: и тишину городских парков, и трели неизвестных певцов, и стройность вековых кленов, что упирались макушками в низкое Питерское небо.  Дети наперебой  кормили белок и голубей, а у небольшого прудика впервые в этом году увидели утку с выводком. 
На обратном пути Ленка умышленно свернула на боковую тропинку, что вела в самый любимый ею уголок парка. Клены там были особенно высоки и росли так густо, что их раскидистые кроны практически полностью закрывали небо. И от этого у Ленки возникало особенное чувство уюта и сказочной таинственности. Хотя, таинственность в этом местечке была не сказочной, а вполне реальной, исторической. Именно здесь, на небольшом пятачке между деревьев, установлен памятный гранит, гласивший, что некогда на этом месте состоялась роковая дуэль, впоследствии повлекшая за собой восстание декабристов. Гранит этот Ленка изучила еще зимой, а когда растаял снег, и высохла грязь, у его подножья на расстоянии десяти шагов друг от друга вдруг обнаружились два бетонных «пятака», размером с колодезную крышку. Ленка сообразила, что ими были обозначены места дуэлянтов. Мало ли таких судьбоносных мест в славном Питере, но Ленку тянуло к этому. Вот и сегодня, чуть отстав от своих, она подвернула к памятнику. Удивительно, трава, которая вокруг колосилась по колено, между «пятаками» не росла, как не было и прошлогодней листвы. Ленка встала на один круг, вытянула руку в сторону противника, прищурила глаз. «Как же близко! Промахнуться практически невозможно! И не страшно им было стоять вот так, под дулом? Эх, нравы, нравы… Жили же люди…», - мелькнула мысль. Но отмахнувшись от дум,  поспешила к мужу, который молча наблюдал за ней с тропинки.
Спустя час, дети умыты, накормлены и отданы во власть телевизора. Им же с мужем предстояло смотаться на вокзал, встретить знакомого. И вот Ленка стоит на площадке в тупом ожидании лифта, который в этот «час пик» уже несколько раз «промахнулся» этажом.
- А что, двери-то за собой закрывать не надо?
Ленка обернулась, мужчина лет пятидесяти, видимо поднявшийся по лестнице, стоял на площадке перед открытой дверью в общий коридор.
- Я спрашиваю, двери-то закрывать не надо? – раздраженно и с явной издевкой повторил он.
Ленка сразу поняла, о чем речь. Дело в том, что  их пятнадцатиэтажная общага имела два крыла, разделенных лестничным пролетом, но  общую лифтовую площадку и единственный, вечно перегруженный лифт. Каждое крыло в пику воришкам было снабжено «бронированной» дверью с кодовым или обычным замком, а жильцы  делились на рьяных борцов за ее «закрывание», и разгильдяев, чаще детей, которые по разным причинам не утруждали себя  данной процедурой.
- Я не живу на вашем этаже, - спокойно ответила Лена и отвернулась, посчитав, что этого объяснения вполне достаточно. Ведь она, и правда, жила в другом пролете, и, следовательно, не имела ни малейшего отношения к данной двери.
-Как же, не живет она, - продолжал раздражаться мужчина, сотрясая связкой ключей и захлопнув дверь, уже в коридоре продолжал свой гневный   монолог: «Скажите, не живет!».
И это вместо «Извините», которое последовало бы от любого воспитанного человека. Уже в закрытую дверь Ленка справедливо возмутилась:
- Почему Вы мне тыкаете? Я же сказала, что не живу на Вашем этаже. Ну, просто хамство какое-то.
А лифт все катался где-то между…
В следующую минуту дверь вновь распахнулась, и на площадку выскочил покрасневший от гнева обидчик.
-Да ты кто такая? Где ты живешь, говори? Где живешь? И кто твой муж? Я спрашиваю, муж кто?
И тут Ленку переклинило и просто понесло.
Вообще, надо сказать, Ленка была хоть и вспыльчивым, но  довольно миролюбивым человеком. Первой никогда в споры не вступала, на рожон не лезла. Оттоптанные ноги в транспорте, толчки и даже издевки продавцов, считала мелочью, не заслуживающей ее внимания. Ей проще было первой извинится и выкинуть из головы проблему, чем подыскивать нужные язвительные и колкие слова для уличных склок и  препирательств. Совершенно спокойно относилась она и к обращению  «Ты» в свой адрес,  и к «девушка», и даже к «девочка», если сказано было к месту. Но уж если Ленку задеть за живое, если ее  «понесло», то держись. Мигом вскипала  гремучая смесь генов - наследие доблестных предков - в числе коих, помимо русичей, некогда числились калмыки, поляки, немцы и еще Бог весть какие народы, выплескивая наружу бурные эмоции и громогласный словесный поток. В такие моменты она собой не владела, и море ей было по колено.
А сейчас Ленку задело, и крепко. Это язвительное, фамильярное «Ты», и то, с какой интонацией оно было брошено, опустило ее на уровень пятнадцатилетней подзаборной шалавы. ЕЕ, мать двоих детей, дипломированного специалиста с высшим образованием, наконец, жену офицера превратили в пустое место, в приложение к чему-то или кому-то. Уж чего-чего, а этого она принять не могла. И главное – за что?
…А лифт все не ехал. От словесной баталии, что развернулась на площадке, Ленку трясло. Еще  немного, и она бы дала волю рукам. Но вместо того, не помня себя,  рванула вниз по  лестнице, на ходу набирая номер мужа, который ждал ее в машине.
- Слушай, тут какое-то хамло привязалось, хочет с тобой познакомиться… А я вообще на седьмом… у лифта. Ты…
Больше слов не потребовалось, Ленка была уже внизу и через окно вестибюля увидела вбегающего по ступенькам мужа. И тут, наконец, приехал лифт! Она рванулась назад, пропустила мимо недоумевающую пару, и встретилась глазами с обидчиком, за которым гулко закрылись створки дверей.
- Ну, где, где муж, показывай, – начал было он, но Ленка перебила.
-Вот, это он привязался, тыкает, как шалаве подзаборной, мол, двери не закрываю, - поясняла она мужу, который уже настойчиво отстранял ее в сторону.
- Проблемы?- поинтересовался он.
-О, все, мужик. Понял, извини, мужик…, - примирительно развел руками Ленкин оппонент, отчего ее  опять захлестнула волна возмущения. Получалось, что извинялся он перед мужем, а не перед ней. Ее, по-прежнему, не существовало. И если бы не было мужа, то…
Но дооскорбиться  Ленка не успела, как и сообразить, что происходит. Со словами «Ваши извинения приняты», муж отвесил противнику звонкую пощечину. Повисла тишина, которую уже через мгновенье  оборвал удивленный присвист дежурного офицера, как раз в этот момент  выглянувшего на шум из своего «аквариума».
 -Ты видел? Видел? Запиши! – прокричал ему уже на выходе, схватившийся за щеку «пострадавший». – Все, три года тюрьмы и миллион за моральный  ущерб. Все, считай,  тебя нет. Ты - ничто.
Последнее было уже адресовано Ленкиному мужу, который не спеша направился следом, мимо ошалевшего, застывшего в недоумении дежурного.  Ленка пришла в себя от гулкого металлического стука лифтовых створок, что выпустили наружу очередную партию жильцов. Когда проходила мимо, офицер подозвал ее и тихо, стараясь не привлекать внимание прохожих, которые, наверняка слышали шум и теперь с  интересом поглядывали по сторонам, сказал:
- Вы постарайтесь отделаться от него, замять это дело. А то такой человек… В общем, если в суд пойдет, то неприятности по службе и у вас, и у меня будут.
-Да вы понимаете, я ведь не имею отношения к его двери. Я .. Вы видели, он же не в себе, выпивший, что ли, - пыталась объяснить она ситуацию.
- Понимаю, видел, что не в себе. Только на будущее, с незнакомыми лучше не разговаривайте. Люди всякие бывают.
- Спасибо, - поблагодарила она за совет, а  сама подумала: «Боже, каменный век какой-то или  я в исламской стране оказалась?»
В полном недоумении Ленка села в машину. Какое-то время ехали молча, переваривая произошедшее. Минут через десять муж свернул на обочину и остановил машину. Справившись с эмоциями и уняв дрожь, Ленка рассказала подробности скандала и передала свой короткий разговор с дежурным.
-Он к тебе потом еще подходил? Что сказал? 
- Все то же, что слышала. И еще сказал, что полковник, старший преподаватель академии…
- Полковник?! Нет, ты только подумай: офицер, честь, гордость и лицо российской армии, целый полковник, преподаватель, на которого должны равняться остальные, позволяет себе такую низость. И ведь заметь, он извинялся перед тобой, а не передо мной. То есть, я для него – НИЧТО!!! – Возмущенно выпалила Ленка, и, вздохнув, понуро добавила. -  Черт… полковник… Что теперь будет?
Вопрос был скорее риторическим, потому что сама прекрасно знала, что в таких случаях может быть. Умом она понимала, что произошло что-то нехорошее, возможно даже непоправимое, учитывая их нынешнее положение, когда на кону стояла карьера и дальнейшая судьба всей семьи.  Эх, ни ко времени этот инцидент, ни ко времени. И причиной всему, конечно же, она, ее язык и несдержанность. Как говорил кто-то из великих: баба – она и есть баба, что с нее возьмешь. Умом-то она все это понимала, а вот в душе вины за собой, как ни старалась, найти не могла. Не чувствовала,  не было ее! Напротив, к чему-то сразу  пришел на память давно почивший отец, и одобрил пусть и необдуманный, но такой естественный поступок мужа. А как иначе? Иначе нельзя, иначе себя потерять можно, а это даже хуже, чем шалава.
- Что будет? Поживем – увидим. Что сделано, то сделано. К тому же, ничего противозаконного я не совершил. Вступился за честь жены – дал в дыню хаму. И чины, которые, кстати, у него на лбу не прописаны, тут ни при чем. Раньше за такое вообще на дуэль бы вызывали, а он пощечиной отделался.  Твои чувства, дорогая, удовлетворены? – обратился он к Ленке, и та испуганно закивала головой. – Ну,  вот и успокойся, значит. Будем считать сатисфакцию свершившейся. Ты чего?
- Дуэль, - промычала Ленка, чувствуя, как каменеет ее лицо. – Дуэль!
По тому, как изменился взгляд мужа, она поняла, что он уловил ее мысль. Мгновенно перед глазами промелькнул парк, памятник и она, с вытянутой рукой на месте одного из дуэлянтов.
-Не может быть…
-Может. Все может быть. Ты ведь хотела почувствовать, каково это. Вот тебе и получи.  Возможно, кто-то свыше посчитал твой жест оскорблением их памяти…
-Господи, прости. Прости, и помилуй душу грешную… -  испуганно зашептала Ленка, часто осеняя себя крестом. – Не хотела я. Никогда, никогда больше… научил, ох, научил.
- Да ладно ты, будет, - муж с улыбкой притянул ее к себе, обнял и поцеловал в макушку. – Поехали, а то опоздаем. Уже и забыла, куда собрались.
Остаток пути ехали опять молча, правда, под песни Олега Митяева. О чем размышлял муж, Ленка не знала. Она же ясно увидела весь свой день, который был наполнен, может, мистикой, может, чередой простых совпадений. А еще она  думала о том, что ни в шутку, ни от большого интереса нельзя примерять на себя судьбу другого человека. У каждого свой крест.