Весна
Грачи прилетели. Прилетели, уселись на ветки и сидят – не знают, что делать дальше. Эх, мне бы крылья, уж я то знаю.
Проходил с работы через центральный рынок. На рынке субботник. Торговцам велели навести порядок – убрать зимний мусор. Те хладнокровно уложили товары в коробки, сложили складные стеллажи, поснимали и посворачивали тенты с палаток, разобрали трубчатые каркасы, все это хозяйство погрузили на тележки и увезли в подсобные помещения. Затем принялись за слежавшийся чёрный снег и чёрный лёд. Подолбили на аккуратные одинаковые куски, собрали в огромные клетчатые сумки и выставили в центре опустевшей площади. Чёрный снег и чёрный лёд залоснились на солнце и приобрели товарный вид. Выбрасывать жалко - вдруг кто-нибудь купит?
То, что мне надо, не рынке нету.
Пригрело солнце, проснулись и развеселились мухи. Нелепо затрепыхала первая бабочка. Цветов еще нет, питаться бабочке нечем. Сидит обреченная бабочка и плачет. Веселые мухи ей говорят: «что, жрать поди хочется? Полетели с нами – гадость хавать. Гадость – она вкусная, быстро привыкнешь». И полетела бабочка с мухами, и хавала гадость и привыкла. Расцвели различные цветочки, запахло нектарами, появились другие бабочки, в большом количестве. Но та, первая - преждевременная, все это игнорировала. Так и провела все отведенное ей время с мухами.
Лето
Дни здесь не идут один за другим, как им положено, а присутствуют в этом зное все одновременно. И лишь изредка, какой ни будь день возьмет, да и перевернется на своем месте с бока на бок. Любое дело, за что ни возьмись, плавится и отекает как воск. Воск – не подходящий материал.
Пространство припухло от духоты, а время замедлилось, чтобы не вспотеть. Пространство и время сидят на пару в тенечке - курят. Наши дрозофилы приумножились и совсем потеряли совесть. Захожу на кухню, чаю попить, а на лимоне мошкА что то делает. Присмотрелся – а они втроем четвертую избивают - пинают всяко разно. Махнул рукой - три улетели, а четвертая уползает. И след кровавый тянется по лимону.
Никак не могу найти гусиных перьев в необходимом количестве. Не сезон, говорят. Осенью будут.
Данная местность славится своим помидором. Климат подходящий: стоИт парниковая духота, собаки высунули чрезмерные языки, в тени вяло чирикают потные воробьи, все соблюдают порядок, ибо где-то там, в тишине и тайне наливается спелостью знаменитый местный помидор.
И мой план потихоньку зреет.
Осень
Птенцы, плоды и листья росли вместе на одном дереве, на одних и тех же ветках. Птенцы достигли зрелости, соскочили на землю, попрыгали немного, и улетели. Плоды через некоторое время созрели, пожелтели, покраснели, пооранжевели, да и отправились вслед за птенцами – на землю. Соскочили, попрыгали немного, но улететь не смогли. Пришли люди собрали плоды и унесли с собой. Листья загрустили: «чем мы хуже других? Росли вместе, на одной ветке, невзгоды и радости делили поровну, одними интересами жили – и в итоге, такая несправедливость. Обидно». И решили листья тоже зреть - желтеть и краснеть и оранжеветь. Листья постарались и созрели. Созрели да опали. Пришли люди. «Наконец то и мы получим по заслугам» - возликовали листья. Люди граблями сгребли листья в кучи и сожгли. Надо-же, казалось бы, одно и то же дерево, одна и та же ветка, а такие разные судьбы!
Наконец раздобыл перья – теперь дело за малым.
Всякий раз ночью, что-то происходит. Невнятное, неопределенное, неуловимое движение необозримых масс. Словно гигантское, сотни метров от головы до хвоста чудовище робко устраивается на ночлег.
Дует ветер, холодный и длинный, а на стылой земле улыбаются дохлые мыши.
Заболел. Сильно и больно кашляю, растет температура. О, чудное, милое, лесное, первобытное состояние болезни! О, волшебный статус больного - вертикальный мандат от неба до преисподней, ограждающий от этого сучьего мира на всех уровнях как то изнутри, дающий ощущение твердой правоты. Больной - всегда прав! О! Вот она: долгожданная, любезная, приятная неразбериха в голове идёт на смену жестяным, холодным табличкам с надписями "надо" - выполненных шрифтом без единой засечки, без единой зацепки, без единого шанса на освобождение и сочувствие... О, долгожданная, беспечная, горная прогулка по шкале Цельсия - туда, повыше, повыше, где, наконец-то не виноват ни перед кем из людей. Ни в чем не виноват.
Но надо, надо делать каркас.
Зима
Если долго смотреть в окно на идущий снег, начинает казаться, что снег стоит на месте, а ты поднимаешься вверх.
За городом до неприличия красиво. В городе менее красиво, как раз – то, что надо. Особенно в сумерках, при редких оранжевых фонарях. Если рассматривать покрытые инеем деревья с позиций «метода кулис», то освещенные теплым светом неровные пятна задних планов лезут через холодный передний план прямо в сердце. И между ними размерено присутствуют черные массы домов, машин и людей. И скрип снега уплотняет мрак. И далеко-далеко, сквозь всё - всё - всё настойчиво царит электрический снегирь светофора.
Прохожие величаво снуют. Скоро Новый год.
Для своей затеи применил эпоксидную смолу – гораздо надежнее воска.
Опять весна. Мир вокруг тебя полон чудес и получудес. Они витают и ждут, когда ты их заметишь. Только у тебя такой тонкий и острый прибор восприятия, только ты можешь их слегка обозначить. Никто кроме тебя это не сделает так серьёзно.
Вчера забрался на заброшенную каланчу и опробовал крылья. Как говорится «встал на крыло». Пролетал полночи. Смола эпоксидная держит отлично, кое-где стоит укрепить каркас.
Оптимизм - это вульгарное торжество здорового организма, пессимизм - это настороженное предчувствие радости.
Завтра забираю деньги, документы и улетаю к тебе, моя любимая.