- Маша, ну спой! Спой «Старое кафе»!
Вся наша семья собралась за большим столом: мама, ее муж Лёня, брат с женой, наши дети. Включили караоке.
Я встаю, беру микрофон, настраиваю тональность и начинаю петь.
Мама улыбается, восхищенно и с гордостью смотрит на меня, чуть слышно губами подпевая: «Старое кафе, верные друзья. По глади будничной пройдя, как корабли, уйдут они..». При этом тихонечко кивает головой, соглашаясь со словами песни и манерой исполнения: так, именно так.
Невестка, присев ближе, шепчет маме: «Ей надо петь в ресторане. А почему бы и нет? Хорошо поет, слушать приятно и деньги не лишние!»
Петь для широкой публики?? Увы.. Зерно сомнений было посеяно ещё в школьные годы.
***
А как всё начиналось!
В классе пятом-шестом наш учитель пения проводил массовое прослушивание учащихся для школьного хора. А надо сказать, что он был настоящим фанатом своего дела, сочинял музыку, творчески подходил к своей работе. Преимущество, в первую очередь, имели те, кто учился в музыкальной школе, это был автоматический пропуск.
В итоге все мои подружки были зачислены. Я же осталась за бортом. Такая ситуация не давала мне покоя! Сколько себя помню, все женщины в нашей семье пели: бабушка, мама, тетя. Пение настолько вошло в мою жизнь само собой, что стало неотъемлемой частью меня. Я пела, излучая настроение, по поводу и без. И искренне удивлялась, как же так случилось, что меня не заметили.
Девчонки при первой возможности старались сбегать с репетиций. Я же недоумевала и не понимала этого. Меня тянуло и манило хоровое пение.
И вот очередной раз я должна была дожидаться свою подругу в коридоре, пока она на репетиции разучивала новую песню.
Решение пришло, как всегда, неожиданно:
- Маш, ну что ты будешь ждать? – сказала моя подруга Вика. - Идем со мной! Одним человеком больше, одним меньше, кому какая разница!
- Меня же не взяли, а вдруг он заметит, что чужие внедрились? – переживала я.
- Ой, господи! Там народу столько! Наоборот, хорошо! Так еще и лучше, что народ не сбегает, а наоборот, массовость! Да и стоять рядом будем. Давай, ну же! – настаивала Вика.
Таинство и сопричастность к правильному пению, особенно многоголосью хора, сводили с ума, искушали. Долго уговаривать меня не пришлось. Соблазн был велик, но желание еще больше. Распевки, разбивка на голоса, чувство единства хористов, красивые песни – всё это притягивало, волновало, околдовывало.
И вот, в один прекрасный день решилась и самостоятельно стала участником нашего певческого коллектива.
Обычно репетиции проводились в спортивном зале, в котором скамейки были расставлены специально ярусами, формируя ряды хористов. О, как же мне нравились эти спевки, я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. И как награда нашла своего героя, я нашла свое призвание, как мне тогда казалось, и заняла свое место в центральной части хора.
Близился городской конкурс политической песни. Не ординарное событие, а общественно важное, ответственное. Мы разучивали серьезную и грустную песню «Японский журавлик» о девочке Садако из Хиросимы*. По древней японской легенде, если поверить и сплести между собой тысячу бумажных журавликов, исполнится самое заветное желание.
Вернувшись из Японии, пройдя немало верст
Бумажного журавлика товарищ мне принес.
С ним связана история, история одна –
О девочке, которая была облучена.**
Планировалось исполнить не просто песню, а представить на суд зрителей и жюри музыкальное свидетельство того трагического события при помощи диапроектора с показом документального фильма. Прогон это музыкального действа показывал достаточный уровень исполнения и обещал призовое место.
Наступил этот долгожданный день. Я встала рано утром, заправила кровать. Завтракать не могла от волнения, надела парадную форму: белый верх, черный низ, аккуратно повязала выглаженный накануне пионерский галстук. Вышла пораньше из дома, чтобы заехать за своей подругой и потом уже вместе идти в Дом пионеров на выступление.
Когда дверь открыла Вика, меня удивил ее домашний вид. Ни на какое мероприятие она идти не собиралась:
- Маша, воскресенье ведь. Оставайся. Мама курочку в духовке делает, как ты любишь!
Курочка в духовке, конечно, была железным поводом остаться. Еще бы! Это был фирменный рецепт её мамы. Но обязательство, пионерская ответственность за то доверие, что меня не разоблачили и не выгнали из хора, были превыше кулинарных предпочтений и соблазнов!
В Доме пионеров собрались несколько коллективов разного уровня, была определена очередность выступления. Всех участников рассадили в актовом зале. Наше выступление было в середине конкурса.
Я сидела, слушала песни, представленные школьниками и ВИА, рассматривала огромные до потолка запотевшие окна, за которыми расплывался зимний городской пейзаж. Становилось душно.
Настала наша очередь. Нарядные и красивые мы шли по лестнице за кулисы. Взрослые парни, которые участвовали раньше, курили. Воздух был спертый, тяжелый с запахом сигаретного дыма. Но пионер всем ребятам пример! Смелые и выносливые!!
И вот наш хор на сцене. Все встали полукругом. Выключили свет, сзади огромный экран, на котором показывали фильм об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Мы поем, я пою..
Спев первый куплет, я почувствовала сильное головокружение, мне не хватало воздуха. Одна мысль вертелась в голове: «Уйти или остаться?» Но как уйти, я пионер, нужно допеть до конца. А как же пионерский характер?! Припев уже шел на «автомате», я чувствовала холод в руках и как кровь моя устремляется куда-то вовнутрь, выступил липкий пот.
Кульминационное условие выздоровление японской девочки раскрывалось во втором куплете:
"Когда я выйду к солнышку?" - спросила у врача.
А жизнь горела тоненько, как на ветру свеча.
И врач ответил девочке: "Придет еще весна,
И тысячу журавликов ты сделаешь сама".
И на словах: "Когда я выйду к солнышку?", ба-бах, я падаю в обморок прямо на сцене, на глазах, как говорится, у изумленной публики. Помню, что меня ведут под белы ручки по каким-то лестницам, трут щеки снегом. Оклемавшись, я рванула домой. Мысли о том, что объявившись самозванкой, я превратилась в диверсантку терзали меня.. Что же будет?
Как позже выяснилось многие участники концерта почувствовали себя плохо во время выступления и им оказывалась медицинская помощь. Моя любовь к песне не угасла, а только изменила форму публичности. Мое предпочтение обозначилось - быть широко известной в узких кругах.
Пройдя испытания в хоровом пении, я устремила свою энергию на танцевальное искусство.
Просыпалась моя любовь к индийскому кино и танцам.
Но это уже другая история.
______________
*
Японский журавлик - это грустная песня о японской девочке Садако Сасаки. Ей было всего два года, когда на Хиросиму сбросили бомбу. Через десять лет у девочки проявились признаки лейкемии. Врач сказал, что надежды на спасение нет. Однажды к ней в палату пришла подруга. Она напомнила девочке древнюю японскую легенду о том, что тот, кто сумеет делать тысячу журавликов, сделанных из бумаги, между собой (sembazuru), получит в подарок одно желание... Девочка поверила и решила, что журавль, птица счастья, изменит все к лучшему, прогонит болезнь. Но она не успела... 644 журавля сделала Садако. Остальные 356 доделали ее друзья - и похоронили вместе с ней.
**
"Японский журавлик", слова Владимира Лазарева, музыка Серафима Туликова
Вернувшись из Японии, пройдя немало верст
Бумажного журавлика товарищ мне принес.
С ним связана история, история одна -
О девочке, которая была облучена.
Припев:
Тебе я бумажные крылья расправлю,
Лети, не тревожь этот мир, этот мир!
Журавлик, журавлик, японский журавлик -
Ты вечно живой сувенир!
"Когда увижу солнышко?" - спросила у врача.
А жизнь горела тоненько, как на ветру свеча.
И врач ответил девочке: "Придет еще весна,
И тысячу журавликов Ты сделаешь сама".
Припев.
Но девочка не выжила, и скоро умерла,
И тысячу журавликов не сделала она.
Последний журавленочек упал из детских рук...
И умерла та девочка, как многие вокруг.